Загорянка, 18. Часть пятая -1

  Солнце опускалось в воды залива ярко-оранжевым шаром. Казалось, что горизонт бурлит и плавится в его лучах. Всё пространство вокруг в этот вечер было окрашено в тёплые янтарные тона. И небо, и тонкие, растянутые в лёгкие пёрышки облака, и деревья в парках, да на бульварах, и даже та скамейка, на которой сейчас сидела, сложив руки на коленях, Наташа Егорова. Она смотрела на набережную, за тонкую ажурную решётку парапета, где в этот момент прогуливались небольшие катера и яхты. Было одновременно и грустно и торжественно. Чувства все перемешались и она никак не могла их уложить по полочкам, в последние дни - не получалось.
  Отец приехал из Москвы очень переменившимся. Его подавленное настроение и раздражительность повлияли на всё семейство. Мама сразу же уехала с Мишкой в Шатрово, звонит оттуда, а глаз домой не кажет. Наташа пыталась с отцом заговорить о поездке, но он сразу обрывал все разговоры. А на работе? Что на работе? Всё то же - оперативные будни, скучные проверки и пыльные шкафы. Появилась какая-то рассеянность, невнимательность. А ведь уже ровно год в сентябре исполнилось, как она пришла в стены этого УВД, на Загорянку-18. И так же, как и год назад, ей теперь предстояли скучные будни с нудным разбором папок и бумаг. На последней оперативке Султанов намекнул, что пора бы разобраться с неподшитыми к старым "Делам" материалами, которых скопился у него целый архив, да и с картотекой тоже предстояло разобраться и серьёзно поработать. Терещенко вчера только уселся за стол, чтобы начать работу с "Делами", а она упорхнула на турбазу с Коломийцевым, только чтобы не сидеть в душном кабинете в этот чудесный день бархатного сезона.
- Я поеду с Игорем? - спросила она на ходу. - Туда нужно приехать, по поводу кражи у отдыхающих.
- Есть заявление? - спросил майор.
- Да, - ответила она, уже держась за дверную ручку.
  Александр со вздохом обвёл глазами высокую стопку папок на столе, потом повернулся к Егоровой и не без сожаления произнёс:
- Ладно, поезжайте!..
  Наташа радостно захлопала глазами, глянула в окно на серебрящиеся от солнечных лучей кусты белых акаций и, в предвкушении прогулки на свежем воздухе, да ещё у моря по турбазам, весело произнесла, подскочив сзади к своему начальнику:
- Спасибо, Александр Константиныч, миленький, я вас сейчас расцелую!
- А я закричу!.. - ответил он на её реплику своей задорной улыбкой. - Иди уже!
  Егорова выскочила из кабинета и полетела вниз по ступенькам.
  Они постарались с Игорем провозиться в районе Отрадной до самого вечера и вот теперь, она сидит тут, на набережной, и домой идти не торопится. "Хорошо бы Терещенко сегодня всё закончил с документами, без меня, - дамала она. - А то ведь тоска жуткая сидеть, вот так, целый день за столом. А он терпеливый, он сможет..." И она хихикнула про себя, представляя, как там сейчас майор выкручивается один, зарывшись в этих скучных бумагах.
  А он и не сидел. Его буйный темперамент и взрывная энергия, просто не давали ему, так же, как и ей, усидеть на месте. Майор постоянно выскакивал из кабинета, буквально летал по этажам, заглядывал к начальству, злился, чертыхался, ищя нужные бумаги для описи. Султанов злился тоже:
- Ну, когда вы, наконец-то, делом займётесь? - недовольно говорил он. - Скоро отчёты пойдут в Областное управление, а у вас с Егоровой, ещё и конь не валялся. Где она, кстати?
- С Игорем уехала на Отрадную, - ответил Терещенко, в очередной раз зайдя к полковнику, кое-что уточнить по материалам одного из дел.
- С Игорем? Он что, не мог один съездить туда и опросить? Нужны провожатые?
- Она сама попросила, - держа папку в руке, уже в дверях ответил Александр.
- Ей что же, дел мало у себя в отделе? - переспросил Султанов, сверкнув глазами. - Балуешь ты её, Саша. Нельзя так! Появится, тащи ко мне, я с ней сам тут разберусь. А то, отец, вон, тоже жалуется - не слушается она его.
  Терещенко пожал плечами и вышел.
  Она под вечер забежала на минутку в УВД, написала отчёт о проделанной с Коломийцевым работе, и снова упорхнула, стараясь никому не попадаться на глаза. И вот теперь сидела здесь, на закат любовалась.
  Шёл уже восьмой час вечера, но домой совсем не хотелось идти. Терещенко ещё издалека увидел знакомую фигуру на лавочке. Он с серьёзным видом надвинул козырёк форменной фуражки низко на лоб, и направился прямо к Егоровой. Молча, он уселся рядом с ней на скамейку. Прошло с минуту прежде чем она повернулась к нему.
- А? - то ли вскрикнула, то ли пронзительно удивилась она от неожиданности, наконец оторвавшись от разглядывания закатного пейзажа.
  Он неодобрительно покачал головой:
- Вот, Егорова, своих уже узнавать перестаёшь! Как на тебя, однако, бархатный сезон повлиял...
- А, как вы тут? - переспросила Наташа, оглядев майора с головы до ног.
- Очень просто. Иду домой... Устал, как чёрт, с этими бумагами. Помощнички-то, разбежались! Опять я один за всех отдуваться должен.
- Вы всегда насквозь по Центральному парку раньше ходили на свою другую квартиру на Азовской, а теперь чего? - спросила Егорова, развернувшись к нему лицом.
- А теперь решил пойти в обход, дать круголя по набережной, за одно отдохнуть немного. Здесь вечером потише, чем в парке... Голова гудит. Смотрю, ты сидишь!
- Домой не хочу идти...
- Что так? - он отложил папку с документами, которую взял полистать на дом, в сторону и внимательно посмотрел на свою подчинённую.
- Отец ходит, как туча. Мрачный, грозный! Всё это после Москвы, - ответила она и опустила вниз глаза.
- Что у него там получилось, не говорит? - переспросил Терещенко.
- Не-а! Молчит, недовольный такой. И на меня последнее время волком смотрит.
  Терещенко усмехнулся:
- Причину его недовольства знаешь?
- Догадываюсь.
- Ну?!
- Ага... Из-за Андрея, - и она, как-то незаметно для себя пересказала Александру их разговор, состоявшийся сразу после приезда Егорова с Жигулиным из Москвы.
  Отец тогда здорово на неё наехал, требовал внести ясность в их с Андреем отношения, но со стороны Наташи никаких отношений не было, и в ближайшее время и быть не могло. Она, как всегда, перевела всё в шутку и ожидала такой же отцовской реакции, но всё пошло не так. Он словно взбесился на её отказ говорить серьёзно. Наташа была обескуражена таким его поведением и, с тех пор, Егоров каждый вечер играл в молчанку после работы. Он приходил домой и не разговаривал с ней, но был насторожен, ожидая от дочери ответных шагов, а их не было.
- Не знаю, что и думать теперь, - вкрадчиво говорила она, сидя рядом с майором. - Мы с Жигулиным просто друзья. Чего отец от меня хочет?
- И долго ты, "просто" так дружить собираешься? - спросил майор серьёзным голосом.
  Наташа подняла на него глаза, а он продолжал:
- Это ты так думаешь, что друзья, а Жигулин по другому, видимо, рассуждает. Ездили в Москву вместе, значит у них там о тебе, какой-то разговор состоялся, раз отец так себя повёл... А он нравится тебе, Андрюшка-то? - как всегда бесхитростно и прямо, спросил Терещенко у Наташи.
  Егорова пожала плечами и замолчала, спустя некоторое время, поразмыслив, ответила:
-Не думала я об этом...
  Майор вздохнул и подсел к ней поближе, положив руку на её плечо:
- А вот мне очень одна женщина нравится, - с улыбкой, как-то по-детски застенчиво, произнёс Александр.
- Я знаю, кто! - улыбнулась и Наташа. - Елена Сергеевна - фотограф. Угадала?
- Ну, ты всё про меня знаешь, - Терещенко рассмеялся. - Правильно угадала! Только я не в её вкусе. Она, гляди какая, видная из себя женщина, серьёзная, а я кто? Милиционер, и внешность у меня самая обыкновенная, ценного только - усы, да кубанский чуб, как твой отец скажет.
  Наташа посмотрела на него и приоткрыла рот - и это говорит мужчина ради которого, судя по слухам, все женщины города Приморска готовы были Родину продать! Она даже поперхнулась от своих весёлых мыслей:
- Ну, что вы, Саша, вы очень даже ничего из себя! Правда-правда!.. И рост, и фигура, вон какая, спортивная! Что вы так?
- Ой, Наташка! - и он в запале какой-то безумной нежности, улетая мыслями в фантастические дали, прижал девушку к себе.
  Они ещё долго о чём-то весело смеялись на скамейке под густым семейством пышных шелковиц и не заметили, как за ними наблюдали с противоположной стороны аллеи из-за кустов любопытные глаза изумлённого Султанова. Со стороны казалось, что на скамейке сидит парочка влюблённых, у полковника даже холодок по коже пробежал от подобных выводов. Начальник и подчинённая, что была моложе его на двенадцать лет. Не много ли на себя берёт майор Терещенко?
  Султанова, тоже как назло, именно сегодня понесло мимо парка, он решил пройтись по набережной, подальше от городского шума и суеты, но два знакомых силуэта в формах на лавочке, на фоне заходящего солнца и радужного залива, очень привлекли его детективное внимание.
- Так-так! - произнёс он про себя. - Так-так!
  Он не дождался, когда они разойдутся, встал и сердито удалился на Парковую, а там, проходя мимо телефонной будки, решил дозвониться своему другу Алексею.
- Алёша! - начал он, услышав голос Егорова на другом конце провода. - Твоя Наташа мне нужна, пришла она?
- Нет, она сказала, что на работе задержалась, будет позже. А что?
- На работе, говоришь, задержалась? Чёрте с два, она на работе!.. Она, скажу тебе, рано сегодня ушла... Сидят, вон, до поздна с Терещенко на набережной... В обнимку!
  И Султанов со злостью бухнул трубкой на рычаг телефона-автомата.

  Было почти десять часов вечера, когда они разошлись. Точнее, ушла Наташа, а Терещенко остался на скамейке. Через пару минут с ним рядом уселась уже зрелая по годам парочка. Мужчина в строгом костюме и очках, очень вежливо спросил у майора, не помешает ли ему, если он включит радио. Александр только улыбнулся в ответ. Сидя со своей дамой, таких же преклонных лет, рядышком, этот солидный интеллигент включил свой маленький переносной радиоприёмник. Щёлкнул тумблер и из динамика полились приятные для слуха звуки. Из зала Чайковского шла трансляция концерта, который давал оркестр имени Москвы. "Видимо, любитель классики", - подумал Терещенко и тоже стал слушать мелодию, попутно своим невесёлым мыслям. И, когда стемнело окончательно, он уже было собрался уходить. Взял в руки свою папку, небрежно брошенную рядом на сиденье, но потом вдруг замер. Классика окончена, стали передавать вечерние мелодии и та, что звучала теперь, точно ножом разрезала сердце. Это была колыбельная, которую когда-то пела ему и сестре Надьке его мама, так рано ушедшая, а после - и он стал напевать её своему маленькому сыну.
"Ветер-ветер, ветерочек!
В колыбельке мой сыночек!
Не буди его, песнями дорог,
Не зови с собой, ветер-ветерок..."
  Терещенко вскочил на ноги и бросился с набережной на Азовскую улицу. Он взбежал на свой второй этаж, рванул на себя дверь квартиры... И тут энергия иссякла, он готов был рухнуть здесь же у порога, но собрался с силами, снял фуражку, бросил в угол папку с документами и прошёл в свою комнату. Там не раздеваясь, он упал прямо в форме на постель поперёк кровати вниз лицом и закрыл глаза. А мелодия в ушах продолжала звучать...
  Вышла с кухни сестра Надя. Она сегодня была дома, дежурить на работе в ночную смену она будет только в понедельник и это уже хорошо, потому что, когда её нет, по ночам в этой чужой квартире бывает просто невыносимо одному и Александр остаётся в дежурке до утра, вместе с операми, или запирается у себя в кабинете и спит на чёрном, жёстком диване, положив под голову стопку папок.
- Что ты?! - в испуге спросила его сестра, застав майора в такой убитой позе.
  Он молча и медленно поднял голову, посмотрел на неё своими влажными, выразительными глазами, а потом перевёл взгляд на тумбочку для белья рядом с кроватью. На ней стоял портрет сына в тёмной рамке. Долго смотреть он не мог, снова спрятал своё пылающее, раскрасневшееся лицо в складки покрывала.

  А Наташу в это время на пороге, чуть ли не с ремнём, встречал отец.
- Ты, зачем мне врёшь, а? Это что, так принципиально для тебя, мне всё время врать? Или это у вас, у молодёжи, так теперь принято? - грубым голосом начал задавать вопросы дочери Алексей Михайлович, прислонившись спиной к кухонной двери, когда Наташа вошла туда, чтобы выпить чаю.
- Папа, что ты?! Что с тобой? - не поняла Егорова.
  Она с широко-открытыми глазами стояла у столика, застеленного розовой клеёнкой, и не могла разобрать, в шутку или всерьёз отец её отчитывал. А он, схватив неожиданно её за руку, с силой крутанул и буквально бросил на широкий табурет о окна.
- Ты что, дурочка или прикидываешься? - в бешеном порыве гнева, до синевы на губах, закричал Егоров на дочь.
- Я не понимаю... - голос Наташи упал куда-то на пол и покатился в дальний и тёмный угол.
- Угу, не понимает она, - и отец, сложив руки на груди, продолжал: - С Андреем ты не хочешь серьёзно поговорить, тебе всё некогда, а с Терещенко - с удовольствием... Что, не наговорились за день, сидя в кабинете? Не насмотрелись за год друг на друга?
- Папа, что ты? Он же мой начальник!..
- Начальник?! - отец с грохотом выдвинул из-под стола второй табурет и уселся на него, гневно глядя на дочь. - Это ты, пойди объясни теперь Султанову и другим сотрудникам в УВД, как ты со своим начальником после работы сидишь до поздна на набережной, а мне, отцу, врёшь!.. А то, на работе она задержалась, на работе, - с горечью в голосе повторил Егоров.
- Но, мы же имеем право после службы немного отдохнуть и просто пообщаться? - возразила она, всё ещё не понимая, что случилось с её добрым и заботливым отцом, который не был прежде никогда таким резким и несдержанным.
- На работе вам времени для общения мало? Не хватило, спрашиваю, времени?.. Конечно, он сидит один в кабинете, делает все дела за двоих, а ты где-то бегаешь с утра до ночи. Вон, Султанов жалуется, не может тебя застать никогда на рабочем месте. Что это, а? Что за ребячество? Короче, Наташа... Звонила мама Андрея, по душам со мной поговорила. Она придёт к нам завтра для серьёзного разговора вечером. И ты, будь добра, приди домой во время, и оденься поаккуратнее. Стыдно же, ходишь, как лохудра в последнее время!
  Наташа залилась румянцем.
- Что?! - на глаза навернулись слёзы.
- А ничего!..Ты думаешь мне, твоему отцу, приятно о тебе слушать разные сплетни? За ней такой красивый парень ухаживает, хороший, интеллигентный парень! Целый год уже ходит, как тень. А ты?! И, что он в тебе нашёл только, не знаю? Не понимаю. Посмотри на себя в зеркало - Мерилин Монро! - произнёс отец с издёвкой. - Ведь явно, не королева, и отощала за лето так, что вон, кожа да кости, все юбки падают, подшивать приходиться, даже форменка стала велика. Одни глаза большущие, только и есть. А гордости с фасоном, хоть залейся. Что, не так?
  Она смотрела на отца во все глаза и не узнавала его. "И это мой папа?" - мысленно спрашивала она себя и ещё больше краснела.
- Что молчишь-то? Или неправда, может? Жигулин, такой парень, другая боялась бы упустить! А ты... с Терещенко они на лавочке сидят до поздна! Да, что в нём хорошего-то, что? Один только чуб его кубанский, да усы... Господи, и за что только такие, бабам нравятся, ну, за что?! Ты его год только знаешь, а я пятнадцать лет с ним работаю. Ведь он по молодости всех разведёнок города Приморска обегал и с замужними дамами, тоже не церемонился. А они, дуры, на нём так гроздьями и висли, пока уж, на своей Галине не женился, такой же потаскухе, как и сам. И, вот чего в результате вышло!..
- Папа, как ты смеешь так говорить? Как ты можешь... Это не он собирал всех приморских барышень, а ты со всего города слухи и сплетни о нём собираешь! И я поняла почему, вы, должно быть, все ему завидуете!.. - наконец-то прорвало и Наташу.
- Да, чему там завидовать?.. Защищаешь его? Тоже, нашла кого защищать, адвокат! Ты бы лучше у меня про Андрея когда спросила, поинтересовалась, как он к тебе относится. А то взяла моду, свои фортели откидывать - "Я замуж не пойду!" - ведь твои слова. Ты с кого пример-то берёшь, с начальника своего, что ли? Он тебя научит... Вот и будут мне пальцем тыкать скоро, что и ты, от него всякого дурного набравшись, будешь так же бегать по разведённым мужикам! Уже сплетничают за спиной, всё УВД, вон, шушукается! Мне, думаешь, как отцу, это очень приятно выслушивать?
- Боже мой, папа, что ты говоришь? - плакала Егорова. - Я же тебе объясняю, что не готова с Андреем...к серьёзным отношениям. У меня нет совсем такого опыта. Я не могу сейчас, понимаешь, не могу!
- Что не можешь? Какого опыта?.. После Юревича прошло уже три года, или четыре? Уже давно пора забыть всё. Да, погиб парень, да любила... Но, жизнь-то продолжается, Наташа. Надо жить-то по людски! - не унимался Егоров.
- Но, я не могу, папа! Андрею надо сразу в ЗАГС, а я к этому не готова, не могу! Барьер какой-то внутри стоит, не могу!
- Ты, что же думаешь, милая, я тебе поверю, что у вас там в Москве с Юревичем ничего не было, как ты это нам тут с матерью расписываешь, байки травишь!
- Папа!
- Что, папа? Полтора года встречались, трепались там где-то по общагам, жениться собирались и ничего не было? Тоже мне, девочку она из себя строит! Девочка-припевочка нашлась!.. А Жигулин серьёзно собирается на тебе жениться. Не упусти момент.
- Я ценю твою заботу обо мне. Но я не могу, пойми, не могу сейчас! - снова твёрдо повторила она, хоть и сквозь слёзы.
- А когда? Он уже пытался сколь разов с тобой говорить - всё без толку!
- Ты... Ты не смеешь так со мной разговаривать! - закричала она и вскочила на ноги.
- Ух, ты! Гордая какая, разбаловали тебя. Как же, один ребёнок рос, дочка Наташенька! А дочка эгоисткой выросла, да ещё на отца смеешь кричать, нахалка! Не может она!.. А не можешь, не хочешь жить по-человечески - иди в монастырь!
  Наташа высочила из-за стола, опрокинув табурет и перелезла через ноги, сидевшего напротив отца. Он тут же ухватил её за запястье, крепко зажал, до синяка:
- Вот что, милая моя, завтра будь дома, как штык! Суббота и вы до пяти часов должны работать, я проверю. Я маму Андрея к нам после семи прийти попросил. И будь добра, прошу ещё раз, оденься аккуратнее, - он отпустил Наташину руку и она, освободившись, выскочила в дверь и убежала к себе в комнату.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.