Молочная песенка

После обеда утомленная июльской духотой деревня затихала. Бабушки, отпустив на время домашние хлопоты, ложились под абрикосовыми деревьями на домотканые дорожки, укрывались простынями с головой от назойливых мух и проводили в дремоте время, отведённое «испокон веку» крестьянской традицией на полуденный отдых. Проверив куриную кладку, измученная бездельем, я села на крыльцо в обнимку с «Робинзоном Крузо» ждать вечера. Медлительное повествование тягот жизни одинокого островитянина наконец-то убаюкало мой энтузиазм. Козы паслись на нашем с Робинзоном лугу, урожай винограда в этом сезоне был отменным. Пересчитав все календарные зарубки на памятном столбе, тяжело вздохнув, Робинзон отправился к моему крыльцу: «А ну-ка подвинься!» Он присел рядом в прохладу густой тени, скрутил табачный лист и затянул очередную историю про морских чудовищ и отважных мореплавателей, коварных злодеев и прекрасных дев, встреченных им в странствиях по миру. Картины сказочных событий возникали и исчезали, как прозрачные облачка в южном небе.
Треск от ударов палки по штакетнику забора заставил меня очнуться.
- Маруся, чего спишь? Мы же договаривались пойти смотреть на быка!
– Не было у Робинзона никакого быка, и откуда на нашем острове взяться Сереже? – раскрытая книга, распластав страницы, валялась в траве у моих ног. Солнце склонялось к горизонту, прохлада проникала во двор, выводя из оцепенения домочадцев. Бабушки уже выпили душистого травяного чайку и начинали суету в подготовке к вечернему променаду.
Ежедневно в урочный час, при одевшись в чистые фартуки, повязав головы цветастыми выходными платками, загодя отправлялись они на улицу ждать стадо. Прохаживаясь вдоль цветущих палисадников по деревянному тротуару, поблескивая бусами на вышитых крестом блузах, улыбаясь самим себе, они раскланивались с соседками, вступая в легковесные светские беседы: "Як життя, Микулична?- Микулична отвечала, что дела идут как нельзя лучше: "В огороде всё так и прет!»
Мы с Серёжей и Павликом, оседлав забор, поджидали выхода основных участников цирковой программы с дикими животными. В долгожданный момент, крики впередсмотрящих, откликались легким трепетом наших сердец, заставляли дефилирующую публику прижаться к плетням, уступая дорогу процессии.
 Началось! Парад появлялся из-за бугра перед вытянувшими шеи зрителями, среди участников шоу каждая хозяйка высматривала своего домашнего любимца, сравнивая его стать с конкурентами.
Впереди стада шёл бык Дадон. Огромное животное со страшным кольцом в носу источало мощь необузданной природы. Чёрный силуэт, полный вибрирующей энергии, выплывал из-за поворота сельской улицы. Я чувствовала, как по земле растекаются волны от ударов его копыт. Мои руки потели, тело становилось тяжелым, прорастало плетнем, отделить меня от забора было уже невозможно. Я каменела.
И вот к этому Минотавру подбегал щуплый мужичек в дырявой соломенной шляпе, похожий на моего Панасика, толкал быка взашей, громко фальцетом покрикивая: «От скаженный!»
Бык мотал головой, бил хвостом, но мужика слушал. Животное резко разворачивалось по курсу налево и исчезало за кулисами бордовых мальв. Я выдыхала. Порция адреналина производила ожидаемый эффект – нам становилось весело. Мы смеялись, спрыгивали с насеста, оставляя клочья одежды на сучьях плетня. Павлик бежал навстречу своей корове, помахивая прутиком. Рыжуха узнавала то ли двор, то ли Павлика, но так же послушно отделялась от стада и торопилась к себе домой. За ней, как на верёвочке, следовал телёнок.
 Сегодняшняя запланированная сходка за огородами обещала приключения не для слабонервных. Превозмогая страх, мы пообещали друг другу подойти к быку как можно ближе: «Кто последний – тот коровья лепешка!»
Уже издали вид Дадонова хлева, собранного из железнодорожных шпал, способных выдержать танковую атаку, деликатно предлагал нам остепениться. Что же внутри него может происходить, если этой силе нужен такой запор? Тяжёлые звуки, проникая сквозь толщу стены, достигали наших тел, откликаясь ударами сердца в висках. Поверхностное обследование дота принесло свои плоды. Было обнаружено маленькое оконце на стыке двух брёвен, как раз на уровне наших глаз. Братовья бросились занимать место у амбразуры, тесня и пиная друг друга. Что касается меня, то воображение уже нарисовало весьма эффектную картину очевидной угрозы жизни и придерживало мой энтузиазм на безопасном расстоянии.
 "Маруся, глянь!" – пацаны, хихикая, подзывали меня к оконцу.
Придется выбирать: остаться в компании равноправным членом или превратиться в коровью лепёшку. Я подобралась к проёму в стене. Во весь экран возникло изображение бычьего хвоста. Мотаясь из стороны в сторону, словно дворник лобового стекла автомобиля, он отсчитывал кадры, открывая зрителю всё, что было у хозяина под хвостом. Я отпрянула: «Вот дураки!»
Братья загоготали гусями, захлопали крыльями, бросились носиться вдоль сарая, переживая триумф от произведённого эффекта. Возбуждение достигло пика, когда Павлик на очередном подлёте к щели достал из кармана рогатку и сделал выстрел. Очень меткий выстрел.
Строение вздрогнуло и под рёв «проходящего электровоза», казалось, начало раскатываться по брёвнышку. Очередной ударной волной мы были выброшены сквозь заросли крапивы к ручью. Там, в тишине и прохладе, наша компания, немного посовещавщись, разделилась надвое. Опасаясь за здоровье Додона, братья пошли к его хозяину сообщить, как, проходя мимо, обнаружили, что бык, наверное, заболел и ему необходимо особое внимание и правильный уход.
Я же, посчитав список сегодняшних «добрых дел» не полным, отправилась к бабушкам проявлять заботу о пожилых людях: «Ну, чем помочь?»
Семенившая через двор с подойником баба Варя зацепила меня рукой: «А ну, подь сюды!
– Что, опять к коровам?" – я поплелась за ней, смирясь с безнадёгой. Дойка коровы всегда смущала меня. Необходимость вступать в непосредственный контакт с огромным животным, тепло и запах его тела пробуждали во мне тревожные воспоминания из прошлых жизней. И всё же бабушкино уверенное поведение передалось мне. Струи молока, ударяющие в подойник при каждом движении её рук, начали выдавать мелодию гармоничных созвучий. Хлопки вздрагивающих ушей, стаккато коровьих копыт, вздохи влажных ноздрей вплелись в общую оркестровку.
– Дзинь, дринь, кряк... – мысленно пропела я, не отводя глаз от вымени. Если направить струю молока чуть правее, звук становился выше и тембр менялся. Неуправляемая бабушка мешала моему композиторскому творчеству, её не волновала целостность произведения. Моя голова отказывалась петь под фальшивый аккомпанемент. Придётся вмешаться: «Бабушка, можно мне корову подоить?»
– А чего ж нельзя? – обрадовалась баба Варя проснувшейся у внучки крестьянской жилке: «Конечно можно!»
Я села на скамеечку под брюхо коровы, на колени мне положили полотенце. Затаив дыхание и подняв руки, как пианист в филармонии, я закрыла глаза.
– Маруся, не спи, – бабушка вложила в мои руки соски коровьего вымени, вместе со мной потянула и выдавила первые капли молока. Ведро отозвалось новой нотой.
– Понятненько! – вцепившись в вымя коровы, я уже знала всё произведение в целом. Оркестр грянул «удалую». Корова протестующе взвыла, лягнула копытом подойник. Удар хвоста отделил меня от инструмента. Всеобщее возмущение повисло в воздухе. Признав неудачу первого опыта, принеся свои извинения корове и бабушке, я ретировалась, сославшись на никчёмное городское происхождение. Мелодия, разыгранная по каплям, звучала в моей голове, готовая быть записанной, опубликованной и исполненной лучшими мировыми оркестрами. Жаль, что я не знала нотной грамоты. Всё это, в сущности, мелочи, если жизнь так прекрасна!