Как люди аглицкие за всю херню шарят

     А вот Володя, по кличке Чайник (ее смысла я так до конца и не понял, хотя вроде бы в тюрьмах так называют громил), пошел по другому пути.
    Марк Галеотти. Воры. История организованной преступности в России
    Наткнувшись на этот воистину бесценный перл буквально в третьем абзаце, я тут же и решил скачать данное высокоразумное и, как всегда у бриттов, тщательно - скрупулезное исследование чрезвычайно осведомленного и ответственного научного человека растратчика. Уверен, что Шарлам Валамов, вкладывая такие слова в уста этапируемого вместе с фашистами блатного, и сам не понимал смысла услышанного, а блатной имел в виду самое простое : все эти научные люди, по сути не понимая вообще ни х...я в подразделе неестественных наук, и не являющихся на самом - то деле никакими науками, тупо растрачивают народные, казенные или частные деньги, выделенные этим мудакам либо коррупционно, либо по благодушной глупости таких же баранов, имеющих возможности распоряжаться потоками. Это как с крысой рунета. Вот ей жетон собачий вручили за заслуги, бабло откидывают, судя по всему, живет тварь нехило, не бедствует, как и ее подруги Симонян и Канделака, а что падлы выпускают априори говнопродукт, так то и не е...т никого. Жопу лижут ? Доляну отщемляют ? Так какого хера ?
     - А ведь мы обманули тебя тогда, - сказал мне Глеб Иваныч где - то лет через пять после описанного мною несостоявшегося свидания с польским вором, - это все Короленко, Владимлексеич, давай, грит, разыграем Гиляровского, он вечно лопушничает и верит любому жоху.
     - Это чего же я лопушничаю ? - насупился я, отодвигая локтем тарелку с борщом. - И есть я не буду.
     Успенский рассмеялся.
     - И ты еще нас детьми называл, - укоризненно погрозил он мне пальцем, принимаясь за мой борщ, - сам дитя дитем, ишь, надулся.
     Он жрал мой борщ, нахваливая, и сала в меру, и наварист, и острый, и вообще, а я мрачно пил ледяную водку, закуривая каждую стопку крепчайшей  " Пушкой ".
     - Огорчился, барин ?
     Я подскочил. Короленко. Вновь подкрался на резиновом ходу новеньких гамаш, стоит за плечом, ухмыляется. Прижимает к груди какой - то узелок, гримасничает, подмигивая правым подслеповатым глазом.
     - Да вот, Галактионыч, - усаживая его за наш столик, торопливо жалуюсь на Успенского, - говорит, что лопух я.
     - Врет, - вкусно откусывая от натертой чесноком горбушки черного хлеба, сказал Короленко, недоуменно оглядываясь. - Сейчас что, Владимлексеич, после каждого причастия и деепричастия запятые обязательны, что ли ?
     Я пожал плечами, не желая отвлекаться. В газете, в конце концов, на то и литературный редактор предусмотрен, а уж чего там коала изображает - не знаю и знать не хочу, он Марту Костюк с ума свел своим Деепричастным, а моя психика куда как хрупче, чем у лошади спортивной.
     - Хорошее слово, - тут же оценил Успенский, отставляя опустевшую тарелку и принимаясь за жаркое, - будто шибче или вяще, шипящее. Хрупче, - повторил он благостно, вгрызаясь в попавшийся хрящ.
     - Так вот, - закончив с горбушкой, откашлялся Короленко, - ты не можешь быть лопухом по определению. Лопух - это бумажник, лопатник, кошелек, но никак не человек. Человек ! - гаркнул он половому, подкатившему юркой ярославской мышью. - Три литра водки.
     Ярославец предупредительно склонил прочерченную строгим пробором ровно посередине голову и побежал в буфет.
     - Два и три ! - добавил я, и половой, оглянувшись на бегу, кивнул.
     - Вота.
     Он поставил на наш столик громадный медный чайник, три стакана с подстаканниками и пару стопок чешского стекла, я ж один пил до того, обычно малопьющий Успенский поморщился, но стопку притянул, выразительно чиркнув ногтем по ее пузатому бочку. Налив ему половину, по - полной набуровил нам с Короленко. Выпили. Помолчали. Сразу по второй. Теперь можно и разговаривать.
     - Между прочим, - заперхал Успенский, расправившись с жарким, - аглицкие исследователи почему - то убеждены, что чайниками называют в наших тюрьмах громил.
     - Научные люди, - притворно вздохнул Короленко, угощаясь моей папиросой.
     - Растратчики, - добавил я.
     Трактир трясся от нашего хохота, а хозяин заведения, низкорослый мужик в поддевке, лишь качал головой, как лошадь, вверх и вниз. Думаю, без ложной скромности, восхищался он широтой души русских людей, мирно беседующих за столом, пока на улице моросил серенький, разогнавший хитрованцев по норам и хатам, дождик.