Наваждение

НОВЕЛЛА


Вы не представляете себе, как я спешу. Надо успеть на автобус, который ходит всего два раза в день. Утром  один  раз и -  вечером. Если опоздаю на утренний – всё, крышка. Тогда торопиться уже не надо. Увольнение обеспечено. У нас с этим строго – опаздывать нельзя! Я работаю на «закрытом» опытно-экспериментальном заводе «Огонёк», выпускающем детские игрушки, и поэтому знаю точно: такие работники предприятию не нужны.
 И вот я на остановке автобуса. Вокруг народу – тьма, значит, транспорт вот-вот подойдет. И, точно, вскоре подходит он - долгожданный. По точности – часы сверять можно.
Вряд ли все влезут. Я знаю, что основная масса пассажиров – рабочие нашего завода, но,  знакомых лиц почему-то не вижу. Странно.
На улице утро. Солнце припекает, и уже такое ощущение, словно в душной комнате находишься, дышать нечем. К бедному автобусу толпа как хлынет. Напор людских разгоряченных тел страшный. Каждый старается втиснуться, как может: кто пуговицы оставляет, кто – другие части одежды.  Я ничего не оставил. Мне, например, все ноги оттоптали, но ничего: кое-как влез и  стою, терплю. Главное: я сумел. Стою невдалеке от дверей, держусь одной рукой за  поручень, другой – за карман, чтоб деньги не умыкнули и пуговицы не оторвали.
Наконец, дверь со скрежетом закрывается. Сейчас поедем, и я, конечно, успею  на работу. Даже настроение поднялось. Но проходит минута, другая, а автобус стоит  на месте. Оттого, что все спешат на работу, обстановка накаляется. Становится невыносимо душно.
Вдруг раздается хриплый голос водителя:
- Внимание! Автобус дальше не пойдет. Граждане, освободите, пожалуйста, салон.
-Ты что, приятель, больной что ли? Заводи мотор и поехали. На работу опаздываем, - раздался зычный мужской голос, кажется, из середины автобуса.
-Не успели влезть, уже вылезай. Нет, вы послушайте этого ненормального, - стали доноситься голоса  пассажиров, - не выдумывай, поехали, мать твою… Зачем так неуклюже шутить?
-Повторяю!  Автобус дальше не пойдет, просьба освободить салон. Еду в парк.
-Так дело  не пойдет. Силой не выгонишь, не имеешь право, а сами мы не выйдем, хмырь толстомордый.
-Граждане! Не держите двери, дайте открыть, - снова пролаял репродуктор, - повторяю, выходите! Автобус неожиданно сломался!
-Это безобразие. Был, наверно, исправлен и тут, как на работу ехать, уже сломался.  Чёрт знает что! Напишем жалобу, и тебя выгонят с работы. Поезжай лучше и, главное, шустрее.
Внезапно  пассажиры стали ощущать легкое покачивание, потом оно стало проявляться  сильнее и сильнее.  Закричала стоящая неподалеку от меня женщина, потом – мужчина. Ничего, не понимая, я стал обращаться  к гражданам: «Что это такое?», но многие моргали глазами и убийственно молчали, а некоторые поскуливали. Покачивание вдруг прекратилось, и автобус стал медленно заваливаться то на правый, то на левый бок. Я вцепился в поручень двумя руками, стою, скреплю зубами. Поднялась суматоха страшная.
-Перестаньте безобразничать! Перевернемся! – закричала одна из женщин
Автобус вдруг один раз перевернулся и встал опять на колеса. Крики, шум, слезы! Затем он запрыгал, словно кузнечик. От страха я закрыл глаза, а когда открыл их, народу весьма поубавилось. А ведь мы не останавливались! Это открытие ошеломило меня. Исчезли люди, но куда?
Вдруг раздался страшный треск, я опять сильно зажмурился, и, когда открыл глаза, никого рядом не оказалось. Один я остервенело, держался за поручень, периодически вздрагивая. Вокруг меня застыли полукругом какие-то фигуры в белых, разрисованных красной и зеленой красками, одеяниях с воздетыми вверх руками.
Самым ужасным было то, что я находился не в автобусе, а в огромном шатре и держался двумя руками не за поручень, а за железный шест, и руки были связаны веревкой и обмотаны вокруг этого шеста. Как это произошло? Ума не приложу.
Застывшие фигуры внезапно ожили и под возникший ниоткуда грохот барабана медленно, а затем всё быстрее и быстрее стали двигаться вокруг меня, скандируя:  «Автобус дальше не пойдет, автобус дальше не пойдет!»
Естественно, от этого мне стало просто плохо. Круг неумолимо ссужался, фигуры двигались быстрее и быстрее, скандируя и подпрыгивая.
Внезапно всё смолкло. Фигуры застыли в причудливых позах, но мне-то от этого не легче.
Через некоторое время ко мне подошел полуголый атлет в пятнистых семейных трусах, на груди которого алела оранжевая татуировка: серп и молот, обвязанные колючей проволокой.
-Ты за новую жизнь или нет? –  спросил он меня.
-А Вы? – выдавил я.
-Здесь спрашиваю только я! _ заорал неизвестный и ударил меня ладонью по лицу, затем, оскалив зубы, добавил:
-Тебе, пёс, на ответ тридцать секунд. Время пошло!
И, действительно, застучала вена на моей левой руке, и стук стал отзываться в сердце резкой пронизывающей  болью…

-Николай Иванович, очнитесь, пожалуйста. Вас вызывают в кабинет директора. Я открыл глаза. Передо мной стоял референт руководителя Полупузиков Сергей Иванович и несильно  тряс меня за плечо. Я сидел за своим столом на работе и, похоже, просто спал. Это был какой-то даже не сон, не бред, а странный  полубред, вызванный, затрудняюсь даже сказать чем, может быть духотой или, наоборот, сквозняком. А, может быть, разыгралось мое воображение.
-Да, Сергей Иванович, сейчас пойду, спасибо. Только не подумайте, ради Бога, что я спал. Здесь так душно! 
Тут же, смахнув с себя наваждение, быстро встал, и вместе с Полупузиковым поспешил  в кабинет директора.
-Боже мой! - думал я, идя по коридору, - ничего себе приключение. Если Полупузиков, не дай Бог, доложит об этом директору, то меня тут же выгонять, как нашкодившего щенка. Но он, вроде, мужик неплохой, буду надеяться на лучшее.
Совещание прошло нормально. Сергей Иванович оказался порядочным человеком и никому ничего не сказал.
В этот день я твёрдо решил, что спать надо ложиться пораньше, а не читать на ночь всякую мистическую чепуху.