Каракус

 

 (Из сборника "Аркадий Петрович и другие")


***
Федор Иванович Каракус не мог смириться. Я не допущу! говорил он. Мне ли не знать? Кто из нас он?
А все потому, что ему очень хотелось прославиться. Стать знаменитым. Увесистым. Этаким наваристым жирным борщом.
Чтобы отовсюду звучало: Каракус! Каракус! А он бы подписывал свои книги и глядя на читателей, смеялся: Ха-ха-ха! Хо - Хо!
И даже на первой странице он бы рисовал голых женщин. А потому что жизнь именно такая.
Федор Иваныч знал, что он не просто так. Что он для чего-то. Чтобы дать всему свое имя. Назвать неназванное.
Ведь пока нет имени, ты никак это не назовешь. А раз нельзя назвать, значит, этого нет.
Федор Иваныч вел диалоги. И не где-нибудь, а в своей голове. А в ней жили его герои, которые без конца пили, пели, любили, и в какой-то момент начинали жить сами. Без Федора Иваныча. Они даже доминировали. Брали над ним власть и повелевали.
Он-то хотел вот так, а они говорили: Нет! Будет вот так! Федор Иваныч удивлялся, насколько они были жестоки и вольнодумны и непочтительны и вообще безобразны. Он даже хотел их обмануть, но они были так хитры, что опережали его в обмане.
Особенно хитер был Папиросов. Он всегда спорил и не хотел быть честным человеком. Он хотел быть вором. Но не обычным воришкой, мелким, пугливым, пучеглазым, чуть, что начинающим раскаиваться и отдавать чужое, а элегантным обаятельным вором, которому хотелось отдать всё без сожаления.
Посередь ночи этот Папиросов начинал шантажировать Федора Иваныча. Он требовал, чтобы тот дал ему чистые полированные ногти, манеры, усы, шляпу, хороший рост, великолепные туфли, голубые глаза, настоящие сигары Cohiba, вкус к красивой, дорогой жизни…
- Да-да, -  говорил Папиросов.- Я обожатель роскоши и стройных женских  ножек…
Федор Иваныч был обескуражен. Он лежал в кровати и даже сам не мог о таком мечтать. Все что у него было, так это усы.
- Не забудь о часах, - говорил Папиросов. – И мне нужен нож. Маленький, складной нож из дамасской стали, украшенный девятью бриллиантами…
- А ты ничё, не подохерел? - спрашивал Федор Иваныч и выпивал стакан воды.
Но Папиросов только улыбался.
- Ты стареешь, - говорил он с необычайной мягкостью. – И лучше бы тебе со мной не спорить.
Федор Иваныч не мог понять, как эти, казалось бы, добрые милые люди становились мерзавцами. И чем больше он писал, тем сильнее они хотели этими мерзавцами быть.
Федор Иваныч не мог спать. Он лежал в ночи и хотел, чтобы у них  была совесть, стыдливость, покорность судьбе, в конце концов. Под судьбой он мог смело написать свое имя.
- Да-да,  - шептал он и записывал что-то в тетради. - Это же очевидно.
Но  тут появлялся Папиросов. Он был недовольным и злым.
- Это что вообще?  - говорил он и кидал в Федора Иваныча часы.
 - Это «Восток» из нержавеющей стали…   Между прочим, одиннадцать тысяч шестьсот рублей..
 - Мне нужны Вашерон, - у Папиросова загорались глаза. – Ремешок из кожи аллигатора, красный циферблат, - он многозначительно поднимал левую бровь.
 - Какие дали, такие и носи! – выкрикивал Федор Иваныч. – Будешь тут еще мне указывать!
- Ха-ха-ха! – смеялся  Папиросов. – Ты просто стареющий лысый черт.
От этих слов Федор Иваныч краснел и хотел, было плюнуть ему в рожу,  но Папиросов улыбался и сев в кресло, доставал портсигар.
- Я человек без стыда, - говорил он, раскуривая сигару. – Могу, знаешь ли…
- Не надо мне угрожать! – выкрикивал Федор Иваныч. – Я могу посадить тебя в тюрьму! Могу утопить, зарезать, задушить!
- Ну что ты… - Папиросов скидывал пепел себе в ладонь. - Для этого ты слишком нежный... 
- У меня хватит сил, - говорил Федор Иваныч, замечая как Папиросов красиво падла, сидит! А на нем был костюмчик ручного пошива и туфли, которые Федор Иваныч не мог себе позволить.
Надо же, думал он. Эти подлецы живут лучше, чем я!
- Мне нужна зажигалка, а не это говно! – Папиросов кидал в Федора Иваныча зипповскую зажигалку.
- Она стоит шесть тысяч восемьсот пятьдесят пять рублей. Имей совесть!
- Ну, ты и жмот! – удивлялся Папиросов. – Неужели тебе не стыдно?
- У тебя будет только то, что я тебе дам.
- О - Хо - Хо! – смеялся Папиросов. – А что ты можешь мне дать? Ну что? Ты посмотри на мои носки, – он скидывал туфли и показывал серые носки с надписью Зувэй. 
- А что не так? – недоумевал Федор Иваныч. - Прекрасные  носки! Между прочим, у меня такие же, только на них три дырки! И ничего! – он краснел еще больше. - Живу как-то!
- А я не хочу как-то, - Папиросов снимал носки и швырял их прямо в лицо Федору Иванычу. – Я не хочу как-то, слышишь?
- Ты будешь жить так, как я  захочу! – выкрикивал Федор Иваныч. – Носки ему не те! – он открывал ящик письменного стола и доставал оттуда пузырек с корвалолом. - Скажи спасибо, что ты вообще живешь! Щегол!
- Ах ты, коромысло! – Папиросов хватал рукописи и хлестал ими Федора Иваныча по щекам. – Думаешь, что ты  вот так, запросто можешь распоряжаться моей жизнью?
- Могу! – Федор Иваныч выхватывал рукописи, да так что они рвались и разлетались кусками по комнате.  – Еще как могу!
-  Как же ты смешон! - Папиросов прищуривался, и в его глазах начинали вспыхивать искры. - Я хожу и выпрашиваю у тебя часы,  потому что ты сука, скупой, жадный, мелочный, гадкий человек! 
 - Вон! – кричал Федор Иваныч, указывая на дверь. – Негодяй! 
 Папиросов подходил к двери, и, взявшись за ручку, оборачивался.
- Мне нужны носки из меха викуний.
- Откуда? – Федор Иваныч ползал на коленях, собирая клочки бумаги. – Скажи мне, откуда в тебе эта сволочь?
- Ну, я же не прошу у тебя много,  - Папиросов внимательно разглядывал свои ногти. – Ах да, - вспоминал он, - та женщина с короткими волосами не в моем вкусе…
- Да что ты? – Федор Иваныч пытался сложить листы в одну стопку. – Ты допрыгаешься, что у тебя вообще баб не будет! 
- Хочешь, чтобы я жил, как ты? – Папиросов насмешливо улыбался и исчезал за дверью.
– Ах ты, подлец! – выкрикивал Федор Иваныч. - Я сделаю так, что ты вообще будешь жить на зарплату!
Каков, а? думал он. Ишь ты! И волосы ему надо, и зубы и  рестораны! Он смотрел на себя в зеркало. Мне будто не надо!
Он проваливался  в сон и ему снились женщины. Голые женщины, которые брали у него автограф.