Два мыслителя, два антипода

А не замахнуться ли нам на Федора нашего Михайловича! И не на одного Достоевского, а вместе с Фридрихом ихним Ницше. Тема, которую я предлагаю затронуть ниже, и сейчас донельзя актуальна, а именно: какова цена, которую общество готово заплатить за достижение всеобщего благоденствия; что вообще означает это понятие – благоденствие, и кто будет определять его критерии. Разумеется, неких новых универсальных и объективных истин человечество со времен Нагорной проповеди не выработало, тем более интересно будет заглянуть на век с лишним назад и приобщиться к сокровищнице философской мудрости.

Федор Михайлович Достоевский и Фридрих Ницше были современниками, хотя и не ровесниками - Достоевский был старше. Они не только прекрасно знали о существовании друг друга, но и ревностно следили за творчеством заочного оппонента. В первую очередь это относится к Ницше, в работах которого есть прямые ссылки на романы великого русского писателя, философа и гуманиста. Достоевский и Ницше были антиподами, ибо придерживались диаметрально противоположных взглядов на то, что является благом для человечества. И оба активно пропагандировали свои идеи.
Ницше принадлежал к когорте философов-иррационалистов, представителям постклассической европейской философии, нещадно критикуя, кстати, творчество своих соотечественников и предшественников – немецких философов-классиков: и Канта, и Гегеля. В отличие от Канта, утверждавшего, что в мире существует общая для всех людей формула морали – категорический императив, Ницше считает, что истин морали нет. То есть никакой общей морали «для всех» не существует, и то, что морально для одних, для других таковым не является. Особенно ненавидит Ницше христианскую мораль, которая, по его мнению, перевернула истинные идеалы людей в целях сохранения стадного большинства, убогого и физически, и умственно.
Отсюда оставался один шаг до появления идеи «сверхчеловека». Это новая порода людей, которой в мире еще не было. Сверхчеловек, по мнению Ницше, возникнет как плод развития всего человечества (в первую очередь европейских народов). Эта новая человеческая каста не будет оставаться в рамках старой морали и культуры, и справедливость для них будет состоять в неравенстве. Никаких общих законов морали для «слабых» и «сильных» (то есть сверхлюдей) не должно быть. Истинная справедливость – это сила и власть, служащая, естественно, интересам новой касты. Для «слабых» же высшая справедливость – освободить место на земле для новой породы сверхлюдей.
Такая вот философия.

Для Ф.М.Достоевского же, как и для всех представителей русской классической философской школы, наоборот, высшей ценностью всегда была человеческая жизнь. Основная идея русских мыслителей такова: нет и не может быть такой цели, ради которой была бы допустима жертва хотя бы в одну человеческую жизнь. У Достоевского эта цена еще ниже – «слеза ребенка». Даже если эту слезу нужно было пролить для достижения мифического всеобщего благоденствия. Не уничтожать половину человечества ради счастья оставшихся, а всего лишь обидеть ребенка! Человек и его жизнь есть ценность абсолютная, утверждает Федор Михайлович. Ни история, ни общество, ни какое-либо учение (в первую очередь социализм, показанный им в «Бесах»), ни даже сам Бог не могут выбирать за человека, даже имея в виду самые благие и разумные идеи.
Вопрос о возможности существования сверхчеловека Достоевский раз и навсегда решил в «Преступлении и наказании», отвечая на вопрос Раскольникова: «Тварь я дрожащая или право имею?» Подумаешь, убить ничтожную старуху-процентщицу и тем самым освободить мир от одного кровопийцы. Не получилось. Пришлось убить и ни в чем не повинную Лизавету, ее сестру. Нельзя совершать ни одного преступления, даже направленного на достижение всеобщего блага, не преступив при этом законов, в первую очередь законов совести. Это абсолютно недопустимо, и каторга – наименьшее наказание за этот грех.
Принципиально отличается от ницшеанства и отношение Достоевского к морали, в первую очередь христианской. По образному выражению известного писателя-культуролога и мыслителя Георгия Гачева, «если бы так случилось, что Истина разошлась с Христом, герой Достоевского предпочел бы остаться с Христом, нежели с Истиной». (Хотя, естественно, такого быть не может.) «Если Бога нет, то все дозволено?» – говорил устами своего героя писатель в «Братьях Карамазовых». Если вспомнить, сколько крови пришлось пролить в двадцатом веке России и всему человечеству, еще острее воспринимаешь истинность этого утверждения.
Не могу здесь не оседлать любимого конька. Дело не только в религиозно-философском различии между взглядами собственно Ницше и Достоевского, но и – шире – в принципиальной мировоззренческой и цивилизационной разнице между западной и восточной ментальностью, западной и восточной философиями. Как нетрудно догадаться, русская классическая философия гораздо ближе ко второй. В основе западной цивилизационной модели лежит изменение окружающего человека мира, в то время как в основу восточных философских течений положено изменение самого человека, его нравственное самосовершенствование. Впрочем, я отвлекся…

Прежде чем приступить к ответу на риторический вопрос, кто же из двух мыслителей оказался в конечном итоге прав, остановлюсь еще на одном их различии, на сей раз в судьбах этих людей. Достоевский еще при жизни пережил, если так можно выразиться, моральную смерть и последующее духовное возрождение. Напомню, по обвинению в участии в деятельности кружка Петрашевского писатель был приговорен к смертной казни. Помилование его и замена расстрела каторгой произошли в самый последний момент, когда Достоевский, стоя на Семеновском плацу, уже мысленно прощался с жизнью. Это событие во многом стало для писателя и философа началом его духовного и этического перерождения, приведшего его к вершинам философско-религиозного гуманизма. Ницше же, наоборот, бросив вызов Богу, которого он хотел низвергнуть с пьедестала, уверенными шагами двигался к своей моральной, а затем и физической гибели. Автор «Антихристианина» и идеи о сверхчеловеке бесславно закончил свои дни в клинике для душевнобольных.
После всего вышесказанного, думается, у читателей не возникнет вопроса, кто же из этих двух мыслителей в своем творчестве оказался прав. Время расставило все по своим местам. Федор Михайлович Достоевский заслуженно считается одним из величайших писателей-гуманистов в истории человечества, его произведения востребованы многими поколениями людей на всех континентах. (Я, например, с удивлением узнал, что одной из самых продаваемых в последние годы книг в Японии являются «Братья Карамазовы».) Без творчества Достоевского невозможно представить себе «русскую душу» – одно из самых загадочных для западной цивилизации явлений.
Сочинения Фридриха Ницше, хотя и представляющие собой несомненную ценность с точки зрения истории философии, оказались по-настоящему востребованными лишь однажды. В двадцатом веке Ницше удостоился сомнительной чести стать любимым философом еще одного умалишенного, которого звали Адольф Гитлер. Тот по-своему попытался воплотить в жизнь идею «сверхчеловека» – так, как он ее понял. Что из этого вышло, напоминать никому не приходится. В защиту Ницше скажу, что, развивая идею о сверхчеловеке, философ совсем не имел в виду формирование избранной касты людей на базе одной нации и зачисление всех прочих в число «слабых» и подлежащих уничтожению. Так что это скорее беда Ницше, чем вина его. Но историю, увы, в любом случае не перепишешь…