Тридцать лет. Книга первая. Начало

Книга первая
Начало




               
Глава 1
Буран и Михаил. Знакомство

Он ещё не знал своей клички и потому отзывался на «псину» или на другое не менее «лестное» обращение. Зато знал, как оказался в этом заброшенном дворе, где вместо будки клочок соломы под покосившимся забором, и дом, который выглядел так, словно в нём давно никто не живёт.
Вросший в землю, из старых почерневших брёвен, наклонившийся на один угол, с наполовину обвалившейся трубой – казалось, что он вот-вот провалится или рассыплется на брёвнышки. Но нет, он стоял, и даже печь иногда топилась, хотя и дымила, судя по закоптившемуся окошку с треснувшим стеклом и всегда приоткрытой форточкой. В холодное время хозяин этого жилища спал, скорей всего, не раздеваясь.
Воспоминания о самом раннем, щенячьем детстве у Бурого были очень смутные, но он хорошо помнил вкус молока и тепло материнского тела, и ещё двух своих собратьев, копошившихся рядом и пищавших, когда мать покидала их логово. Иногда ему снилось, как, ещё не видя, ищет сосок на мягком животе матери и, найдя, взахлёб сосёт сладкое, тёплое молоко. Он чмокал во сне и даже шевелил лапами, пытаясь бежать, чтобы догнать уходившую мать.
Эта сладкая жизнь продолжалась довольно долго. Им было хорошо и, казалось, так будет всегда. Они уже давно видели  и передвигались не плохо, только отлучки их кормилицы становились всё более длительными, а потом она и вовсе исчезла. К сожалению, таков закон собачьей жизни – выкормила и до свидания, живите сами, и даже при случайной встрече не признает.
Они ждали её долго, но «голод не тетка», и, не дождавшись, щенки направились на поиски пищи. Рыскали по помойкам, по дворам, куда можно было пробраться и откуда их гнали люди и их же сородичи. Вначале держались дружной тройкой и даже возвращались в местечко, где жили с матерью. Прохладными ночами спали, прижавшись друг к другу в поисках тепла, а утром снова отправлялись на поиски пропитания.
Первым исчез его братишка, они обнаружили это утром, потом так же исчезла сестрёнка, и Бурый остался один. Ему стало совсем плохо, он страдал от одиночества, холода и голода. Однажды он забрёл в этот  двор, где не было ни людей, ни собак и даже ворот или калитки.
Он прилёг у забора на солнышке, свернулся клубком и задремал. Проснулся от сильного толчка в бок. Так он познакомился со своим хозяином. Это был старый (или казался таким) худощавый, небольшого роста мужчина в грязной одежде, с лицом, так заросшим волосами, что видны были только глаза и кончик длинного носа. Ко всему прочему, он был здорово навеселе или, скорее, пьян в стельку.
- Ты, псина, как здесь оказался?
Бурый хоть и мыслил по-человечески, но говорить не мог, потому вопрос остался без ответа. Человек помолчал, а потом изрёк:
- Ладно, живи, разрешаю.
Ещё немного постоял и, пошатываясь, направился к дому. Бурый понял, что жить здесь ему можно, и никто не собирается его прогонять.
Утром он увидел, как хозяин с двумя помятыми вёдрами отправился за водой. Домишко стоял на окраине небольшого городка, и до колонки на ближайшей улице было недалеко.  Вернулся он быстро, Бурый даже не успел решить – бежать искать еду или ещё поваляться на солнышке.
Хозяин дома опять удалился со двора и возвратился с охапкой сена, перемешанного с соломой. Бросил её под забор, рядом положил кусок дурно пахнущей колбасы и засохшую горбушку хлеба, внимательно поглядел на собаку и сказал:
- Жить здесь будешь, а еду придётся зарабатывать, дармоеды мне не нужны.
Мужчина напился прямо из ведра, плеснул в лицо и на голову холодной водой и вошёл в дом. Через пять минут  появился на крыльце с большим потрёпанным рюкзаком за плечами и направился к калитке, вернее, к месту, где ей полагалось быть.
- Топай за мной, работничек.
Бурый не возражал и послушно отправился за ним.
Какая предстоит работа, он понял очень быстро. Они двигались в сторону реки и небольшой рощи чахлых деревьев – остатков большого леса после того, как рядом построили химический завод. В входные дни и праздники люди все равно приходили сюда, к реке, отдохнуть, искупаться, позагорать, не упустить это жаркое, но очень короткое сибирское лето.
Вдоль берега, ближе к лесу, виднелись затушенные костры и, конечно, мусор, который мало кто за собой убирал: консервные банки, бутылки, коробки и просто клочки газет и бумаги.
Рюкзак довольно быстро наполнялся бутылками.
- А ты ищи по кустам, в траве. Ищи, ищи, нюх-то тебе зачем дан.
Скоро Бурый принёс первую бутылку.
- Молодец, продолжай в том же духе. В лесочке порыскай. Давай ищи, работай.
Скоро рюкзак был полон под завязку, и даже в авоське болталось несколько бутылок.
- Теперь мыть будем, этикетки отдирать, иначе не принимают.
Бурый наблюдал, как бутылки были осторожно выгружены, затем каждая наполнялась водой и укладывалась на песок, потом откуда-то появился «ёршик», и начался процесс отмывания. Наконец, все бутылки лежали на чистой траве и подсыхали на солнышке.
- Ну что, псина, урожай сегодня отличный, хватит и на бутылёк, и на закусь. Летом хорошо, а вот зимой мало бутылочек, искать их трудно и, главное, мыть приходится дома в корыте. Да что ты понимаешь…
Но Бурый очень даже понимал, понимал, что с ним впервые кто-то разговаривает, и это было приятно, прежде такого не случалось.
Позже, придя домой пьяный, хозяин начинал жаловаться ему на свою неудавшуюся жизнь, на людскую подлость и несправедливость. Но в неудачные дни, когда денег хватало только на буханку черного хлеба, мог пинать его ногами и винить во всех своих бедах.
Иногда приходили его дружки, которых Бурый просто не терпел, особенно одного, вечно пьяного с громким скрипучим голосом. Он начинал дразнить его, тыкал палкой, ругался, обзывал дурными словами. Однажды Бурый не выдержал и здорово цапнул его за руку. Хозяин на жалобы пострадавшего ответил:
- За что боролся, на то и напоролся.
После чего вытолкал приятеля на улицу. С этого случая тот престал посещать их жилище.
Был ещё один друг, но этот Бурому даже нравился. Низкорослый, коренастый, с большой лохматой головой, густыми седоватыми бровями, нависшими над глазами так, что их почти было не видно. Приходил он, обычно, не один, а с маленькой собачкой. Говорят, собаки часто бывают похожи на своих хозяев, в данном случае это полностью соответствовало действительности. Крохотная, лохматая, коротконогая, с челкой, совсем скрывавшей чёрные круглые пуговки глаз, она бегала по двору, звонко лаяла, приглашая Бурого поиграть с ней.
Какие уж тут игры, он только обнюхивал её осторожно, боясь задеть своей лапищей это хрупкое, миниатюрное создание, отходил, ложился на свою солому и смотрел, как Лизка весело носилась вокруг дома. Да, у неё было королевское имя – Елизавета. Одно только расстраивало Бурого, когда в дверях появлялся её хозяин с бутылкой из-под водки, она была пустая, лишь на дне оставалось несколько капель. Увидев его, Лизка подбегала и начинала подпрыгивать, как мячик, пытаясь достать бутылку, которую тот  держал в вытянутой руке. Это продолжалось какое-то время, потом он важно произносил:
- Хорошо, моя королева, вы чудесно танцевали, теперь можно принять на грудь.
Артистка уже лежала на спине, и он клал бутылку ей на грудь, скорей, на грудь и живот, так как она сама была ростом чуть больше бутылки. Короткими лапками она пыталась удержать бутылку, но не совсем это получалось, и тут на помощь приходил хозяин. Приподняв немного бутылку, совал её в пасть собаки, Лизка вытягивала свой маленький язычок тоненькой трубочкой, проникала им в горлышко бутылки и вытягивала из неё остатки водки.
- Стёпа, ты из неё алкоголичку сделаешь, она уже как завидит бутылёк, прыгать начинает от радости, а вот мой пёс, когда я пьяный или с похмелья, морду от меня воротит.
Бурый, действительно, не выносил запах спиртного и пьяных людей, когда собирал бутылки, старался брать за середину, если посуда валялась давно, запах был слабый, но недавно брошенная пахла сильно – приходилось терпеть, ведь это была его работа.
Глядя на Лизку, Бурый удивлялся, как это может ей нравиться, и почему-то жалел её. Жалел он и своего хозяина, когда тот пьяный едва добирался до дома, а утром с трудом шёл с ним «на работу». Не мог он понять, зачем нужно пить эту ужасную жидкость, когда от неё бывает плохо.
Лето прошло быстро, стало холодно, особенно, по ночам, но от этого Бурый не страдал, у него была густая шерсть с пуховым подшерстком. А голод давал себя знать. Если хозяин не появлялся в доме, а это теперь случалось часто, Бурый сам добывал себе пищу, рыская по помойкам, но это была очень скудная еда.
В этот вечер, после очередного отсутствия, хозяин явился домой вместе с сильно пьяным Степаном. Тот сразу направился к Бурому и со слезами стал рассказывать о гибели Лизаветы:
- Нет больше моей королевы, похоронил её в лесочке, и как мне теперь без неё жить… Давай помянем бедолагу.
Он вытащил из кармана чекушку, открыл и поднёс к носу Бурого, тот отпрянул, прижался к забору.
- Оставь собаку, не любит он этого. Приучил Лизку к зелью, вот она по пьянке расхрабрилась, на машину бросилась, не вернёшь её теперь, сам виноват. Пошли в дом.
Зима вступала в свои права, часто шёл снег, становилось всё холоднее. Где-то ноябрь ещё осень, а в Сибири начало зимы, в декабре морозы могут быть до 45-50 градусов. Об этом Бурый ещё не знал, он родился весной, и ему предстояла первая зимовка.
Печь в доме уже давно не топилась, наверное, развалилась совсем, и хозяин всё реже появлялся в этом дворе, видно, на зиму нашёл приют потеплее. Возвращаясь вечером на свою солому, частично уже запорошенную снегом, Бурый сворачивался клубком и, уткнувшись носом в живот, согревал себя своим дыханием. Попытаться проникнуть в дом у него даже мысли не возникало, да и дверь, разбухшая от сырости, была плотно закрыта.
В городке обитали небольшие стайки бродячих собак, но примкнуть к одной из них было не просто. Там свои законы и очень строгие, территорию метили, все хорошо знали  своих, промышляли вместе, спали в холода скопом, прижавшись друг к другу.
Подчинялись вожаку, который по праву завоевал это место своей силой и смекалкой, ему уступали пищу и лучшее место, и лишь весной, когда начинались собачьи свадьбы, право выбора было за «невестой». Стоило ей огрызнуться, тявкнуть – «претендент» должен сразу отскочить, в противном случае на него набрасывалась вся свора, и тогда держись – мало не покажется.
Правда, у собак и кошек, если противник повержен на спину, то есть – лапки кверху, его уже не трогают, не то, что у людей. Бурый часто наблюдал людские драки, там, если человек падал, его могли забить до смерти. Странные, и часто страшные эти существа – люди, но Бурого  почему-то очень тянуло к ним.
Вспомнил своего хозяина, он был не плохой человек, только какой-то несчастный, всеми обиженный, и если он считал его своим хозяином, то тот его своим не считал, он был нужен ему только для работы. Подумал о Лизке, вот она очень была нужна Степану, и не для работы – какой из неё работник, а, видно, для души, не знал, как и жить без неё будет.
Бурый загрустил. Сегодня был неудачный день, он был голоден, и возникало желание поохотиться на какую-нибудь живность, но что это? Какой восхитительный запах, совсем близко с улицы. Буран выскочил на дорогу.

Сгущались сумерки. Михаил возвращался из гостей, был у своей бывшей одноклассницы, с которой много лет не виделись, засиделись допоздна. Хороши её пирожки с мясом, не забыла, как он их любил. Угостила на славу и еще целый пакет заставила с собой взять для сестрёнки и мамы.
Лена жила на окраине городка, здесь было безлюдно и совсем не было освещения. Он проходил мимо заброшенного двора, когда неожиданно перед ним появилась большая собака. Михаил остановился, она тоже, буквально в шаге от него. Они стояли молча, оценивающе разглядывая друг друга.
- Вот это номер, ты кто? Больно уж на волка смахиваешь, особенно хвост.
Только откуда ему взяться, волку, после строительства завода и химкомбината? В лесу крупного зверья не осталось, так, белки иногда встречаются.
Бурому незнакомец внешне понравился – высокий, широкоплечий, спокойный, не испытывающий страха от его внезапного появления, как обычно бывало в таких случаях, но главное – большой пакет в его руках, от которого исходил этот восхитительный запах.
- Все понятно, - Михаил вытащил пару пирожков. – Угощайся.
Он заглянул во двор – полуразвалившаяся избушка, покосившийся забор и отсутствие ворот говорило о том, что никто здесь не живёт, обратил внимание на потемневшую солому под забором.
- Ясно, значит, здесь ты и обитаешь, - Михаил бросил собаке ещё пирожок.
- А знаешь что, пойдём со мной, если не возражаешь. Будка у нас свободная имеется, тебе подойдёт.
Бурый не возражал, он всем своим существом желал этого, как-то сразу проникся доверием к этому человеку и готов был пойти за ним куда угодно – пирожки здесь были ни при чём, хотя пока дошли до дома, пакет почти опустел.
Вот это был настоящий дом, большой, с просторным двором, хозяйственными постройками, собачьей будкой, высоким деревянным забором и, конечно, с воротами, украшенными резьбой, как и ставни. Они были ещё не закрыты, и дом манил к себе приветливо светящимися окнами.
- Ну, дружок, добро пожаловать, и принимай жильё.
Бурый обошёл будку, обнюхал, но лёг рядом на лежавшую перед ней солому.
Михаил вошёл в дом, но быстро вернулся, поставил перед ним миску с едой и положил пару чудесных сахарных косточек, на которых было даже немного мяса.
- Подкрепись и отдыхай, а завтра мы с тобой разберёмся.
В эту ночь Бурый спал спокойно, как когда-то в детстве, и во сне вновь ощутил тепло материнского тела и вкус молока, но потом он бежал, пытаясь кого-то догнать, но двигаться было так трудно…
- От кого это ты улепётываешь? Или сам догоняешь? Ишь, как лапами размахался.
Бурый вскочил. Перед ним стоял вчерашний незнакомец и широко улыбался.
- Что, сон страшный приснился? Теперь всё позади, давай-ка познакомимся поближе. Кто же ты есть на самом деле.
Михаил только закончил охотоведческий факультет сельхозинститута и в собаках кое-что понимал. Он внимательно присмотрелся к Бурому. «О чистоте породы тут не может быть и речи», – подумал Михаил.
Шерсть грубая, подшерсток длинный, густой, покровный волос резко выделяется на шее, вдоль хребта, на плечах и бёдрах. Длинный жёсткий волос растет на лапах, между пальцами, защищает подушечки от снега. Голова большая, лоб плоский, плавно переходит в морду, заострённую у основания. Шея массивная, грудь широкая. Зубы крупные, белые, прикус ножницеобразный, лапы такие мощные, прибылые пальцы присутствуют. Высокий, в холке явно больше 70 сантиметров. Уши стоячие, глаза овальные, поставленные косо.
- Разобрал тебя, можно сказать, по косточкам, и похож ты очень на северо-восточную ездовую лайку, но хвост явно волчий, хотя хаски (тоже ездовые) похожи на волков. Есть в тебе что-то и от охотничьей лайки, и от овчарки…
Михаил окончательно запутался:
- Кто же твои предки? Ото всех ты нахватался понемногу. Хорошо, если и качества все прихватил, это было бы замечательно – будешь и сторож, и охотник, и ездовой. На моей работе в тайге как раз такой пёс и нужен.
Бурый тоже внимательно изучал своего хозяина. Не понял пока, какое произвёл на него впечатление, но он ему очень понравился. Высокий, широкоплечий (это он заметил, ещё когда встретил его на дороге), тёмные, скорее, даже чёрные волосы, лицо немного скуластое, смуглое, такие добрые бархатистые глаза, и эта белозубая улыбка, с которой он внимательно его рассматривал, покорили его окончательно.
Михаил вдруг рассмеялся:
- Да ты же, кажется, тоже меня изучаешь! И как я тебе показался?
На крыльцо  выбежала Мишина шестилетняя сестрёнка. Она была поздним ребёнком в семье, родилась, когда он уже в армии служил. Милая, славная девчушка, её все просто обожали.
- Ой, какая собачка!
Михаил обернулся:
- А ну-ка живо домой! Ты зачем раздетая выскочила? Заболеть хочешь?
Малышка моментально исчезла и через десять минут появилась в пальтишке, в шапке, сдвинутой на одно ухо, и, кажется, в маминых тёплых сапогах.
- Вот это другое дело. Теперь иди, знакомиться будем.
Девочка подошла к собаке:
- Какая красивая… И глазки, как у меня, голубые.
Михаил присмотрелся. Действительно, глаза были голубые. Вчера вечером он этого не увидел, а сегодня внимания не обратил.  Да, точно. И это явно от хаски, только у них глаза бывают голубые, и даже могут быть разные – один карий, другой голубой.
- Машуля, подходи ближе, не бойся, он добрый.
- А я и не боюсь. Как его зовут?
- Этого он мне не сказал, а может, и нет у него имени, как не было и хозяина. По виду он еще совсем молодой. Придется нам с тобой придумать ему имечко. У тебя есть предложения?
- Есть. Он серого цвета, пусть будет Серый.
- Не серый, а бурый.
- Значит, Бурый.
- А если Буран? Ты не возражаешь?
- Да, да! Конечно, согласна! – Маша захлопала в ладошки. – Буран, Буран, давай лапу, познакомимся, меня Маша зовут.
Она протянула ему свою маленькую ручку. Брат приподнял лохматую лапу собаки, Маша осторожно пожала её и серьезно спросила:
- Ты будешь у нас жить? Наша Найда умерла, это её будка.
Михаил обнял девочку:
- Машенька, пока он поживёт здесь, а потом я возьму его с собой в тайгу, будет мне помогать лес охранять от браконьеров.
- А как же мы без собаки?
- Папа обещал принести щенка настоящей охотничьей лайки.
- Скоро?
-Скоро, скоро, а пока дружи с Бураном, он, видно, умный и очень доброжелательный пес, и ты ему, кажется, понравилась.
Маша заулыбалась:
- Правда?
- Конечно, правда. Завтра отведу его к ветеринару, пусть осмотрит и прививки сделает, какие положено. Тогда уж будете с ним обниматься.

Владимир Иванович был в трёхдневной командировке, с вокзала, по дороге домой, зашёл к приятелю Анатолию, тот жил один, с двумя охотничьими собаками. Одна из них, ирландский сеттер, раньше принадлежала их общему другу Илье, но прошло уже больше года, как он погиб на охоте из-за несчастного случая, как это произошло, так никто и не понял.
Дробинка попала ему в шею (видно, в важный сосуд), когда все начали стрелять по поднятым собаками уткам. На мотоцикле они привезли Илью в больницу, только врачи ничего сделать уже не смогли. Его собаку Дину Анатолий забрал к себе, и с того дня начал здорово пить, на все уговоры Владимира бросить это, отвечал:
- Подожди, пока не могу, очень уж душа болит.
Анатолий с Ильей были разные люди, но в один момент, когда судьба свела их, крепко сдружились и привязались друг к другу.
Журналист, ленинградец Анатолий, был осуждён по пятьдесят восьмой статье на пятнадцать лет за резкую критику политики партии, а детдомовец, слесарь Илья, по этой же статье (политическая) очутился в Сибири в 1946 году на двадцать пять лет без права переписки. Случилось, что в начале войны угодил он в плен на территории Украины, бежал, воевал до самой победы, а когда вернулся домой, осудили за измену Родине.  В лагере они и познакомились. Вышли на свободу вместе, были реабилитированы и остались жить в Иркутской области.
У Анатолия вся семья погибла в Ленинграде во время блокады, а у Ильи семьи никогда и не было. В бою был ранен, имел награды, их вернули после реабилитации. Друг его на фронте не был, очень просился, но политических не брали даже в штрафную роту. Здесь в городке журналист переучился на бухгалтера, а слесарь на каменщика. Работали в одном строительном тресте, где Владимир Иванович был начальником сметно-договорного отдела.
Всех троих объединяла страсть к охоте, рыбалке и шахматам. Собака Анатолия, чистокровная охотничья лайка Лика, должна была скоро ощетиниться, и Владимир хотел взять щенка. Его Найда недавно заболела от укуса клеща, и вылечить её не удалось.
Они посидели, выпили, погрустили, вспоминая шумного, весёлого балагура Илью, им его так не хватало. Уже  темнело, и Владимир Иванович заторопился домой, всего три дня пробыл в командировке, а казалось, неделю семью не видел, соскучился. Очень любил он детей и красавицу свою Надежду, сколько лет прошло, а на встречу с ней всегда спешил, как на первое свидание.
Володя рос в семье военного, и отца не стало, когда он учился в школе. Умер от сердечного приступа. На полигоне произошел несчастный случай, погиб солдат. Начались разбирательства, отец очень переживал, винил в чем-то себя, хотя не было за ним вины, но такой уж был человек.
Им с мамой дали квартиру в Иркутске. Дальше всё, как у всех, отслужил в армии, потом учился в строительном институте, а по окончании поехал по направлению работать в этот небольшой городок недалеко от Иркутска. Здесь и Надю свою встретил – настоящую сибирячку,  чалдонку. Коренные жители здесь буряты, и живут они ближе к Байкалу, остальные – это пришлые люди, в основном и заселившие Восточную Сибирь, вернее, Иркутскую область.
Чалдон – это человек с Дона. Были здесь и переселенцы, которых правительство посылало осваивать Сибирь, и просто беглые крестьяне из Центральной России, оставались некоторые бывшие каторжане, но теперь все они были сибиряки, жили и другие, о которых он ничего не знал. Его однокурсник Семён называл себя гураном.
- Мы, гураны, в горах живём, гуран в переводе – горный козел.
На каникулы в гости к себе пригласил, там угостили его чаем «по-гурански», и даже готовить научили. Чай заваривают крепкий, чаще плиточный черный, добавляют немного соли и сливки, вернее, верхушку, снятую со сливок. Она густая, как сметана, но не кислая. Отменный напиток получается, им всегда угощают зашедших путников – утоляет жажду, голод, и усталость снимает. Он с тех пор чай пьет только со сливками, хоть и без соли.
А Надежда его – настоящая донская казачка или гоголевская Оксана с хутора близь Диканьки. Высокая, статная, с тёмными, как южная ночь, глазами и роскошной косой вокруг головы. Он, как увидел её впервые, сразу понял, что погиб, утонул в этих чудных глазах, и не будет у него жизни без неё.
Надя – из Тайшета, рано осталась без родителей, дальние родственники взяли ее в свою семью. Школу закончила с медалью, в Иркутске поступила в медицинский, жила в общаге, по окончании с красным дипломом, как Володя, по направлению, оказалась в этом же  городке, где работала хирургом в районной больнице.
И увидел её Володя, когда лежал на операционном столе, увидел только глаза, на лице была  маска, но этого было достаточно, чтобы почувствовать – вот она единственная долгожданная. Сколько встречался с девчонками, никогда такого с ним не было, даже мама возмущалась:
- При  таком легкомысленном отношении к девушкам, ты никогда не женишься, холостяком останешься.
Он отшучивался:
- Не волнуйся, мамочка, не останусь. Просто это всё – не моя судьба.
Теперь он понял – вот она, его судьба. В больницу Володя попал по поводу аппендицита, операция не сложная, выписался быстро, но через несколько дней почувствовал себя плохо, и снова очутился на том же столе под светом ярких ламп.
Оказалось, что операционная сестра что-то там ему зашила, за что получила строгий выговор и чуть работу не потеряла, а он был рад, что каждый день мог опять видеть свою Надежду, и пытался всеми силами покорить её сердечко.
Наде пациент тоже приглянулся, хотя со своей серьёзностью и вечной занятостью то работой, то учёбой, она ни на кого особого внимания не обращала. Но этот стройный, с густой светло-русой шевелюрой парень так смотрел на неё своими синими, как васильки, глазами, что в её груди что-то дрогнуло, и она ответила ему улыбкой. Медсёстры подшучивали:
- Что, Надежда Николаевна, растопили ваше сердечко эти «василёчки»?
Через два месяца они расписались, сыграли скромную свадьбу, получили однокомнатную квартиру в новом доме (как женатые молодые специалисты) и зажили дружно и счастливо. Бывает так в жизни, они построили свой дом, родили сына и посадили небольшой молодой сад. Казалось, этой светлой полосе жизни не будет конца, но…
Первое тяжелое испытание – война 1941- 1945 годы – они выдержали его  вместе со  всей страной. Владимир Иванович с первых дней и до Победы – в славных сибирских войсках, их так и называли – сибиряки. Офицер запаса, по специальности строитель, наводил со своими ребятами мосты и переправы под пулями и снарядами, под шквальным огнём. Была у него в подчинении и штрафрота. Любили его солдаты за смелость - не прятался за их спины, всегда впереди, за умение, знание дела. А дело, ой, какое непростое – наладить переправу, часто под обстрелом, дело сложное, сколько солдат жизнь там свою положили, а Владимир Иванович, как ни удивительно, всю войну до Германии прошёл без царапины. На операционном столе только до войны лежал в больнице под Надиным скальпелем. Солдаты шутили :
- Наш командир, видать, заговоренный, наверное, перед тем, как на фронт отправиться, у бурятского шамана побывал, говорят, они самые лучшие колдуны. Ты, Володя, случайно, оберег на груди не носишь?
- Зачем мне оберег?  Меня и так пули боятся, а смерть стороной обходит, потому что не думаю я о ней, некогда, работы много, мосты везде взорваны да разбиты, а когда о ней, проклятой, не думаешь, и она о тебе забывает. А самое главное, что ждет меня дома – любимая моя Наденька с маленьким сыном, а в песне-то как поется: «Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь, и поэтому знаю – со мной ничего не случится».
Надежда Николаевна тоже на фронт рвалась. Только не взяли её, ребёнок маленький. Мишутке только четыре исполнилось, близко родных никого нет, и врачи в тылу тоже нужны.
Возвратился Владимир в родные края в 1945 году.  Чинов не нахватал, выше старшего лейтенанта не дослужился, ордена и медали были, видели их у него на груди только в День Победы, и о войне не рассказывал, не любил вспоминать, что о ней вспоминать и рассказывать, это смерть и горе людское.
Опять жизнь начала налаживаться, да видно жизнь наша – это одно большое испытание.
В 1956 году, когда их первенец служил в армии, они получили известие о его гибели. В это время были какие-то беспорядки в Венгрии, и не они одни получили такие сообщения. И сразу жизнь окрасилась в чёрный цвет. Единственное, что их поддерживало – это недавно родившаяся дочка. После Миши у них долго не было детей, и они уже смирились, что их и не будет, возраст уже не тот. И вдруг свершилось чудо, на свет появилась голубоглазая Машенька. Благодаря ей, они выдержали этот страшный удар судьбы, не впали в депрессию.
Прошло почти полгода, и вдруг они получают письмо, где написано, что их сын ранен и находится в госпитале в городе Баку.
 Из армии Михаил вернулся с третьей группой инвалидности. Поступил в Иркутский сельхозинститут, а сейчас уже едет по направлению работать в заповедник где-то в районе озера Байкал.
 Кажется, опять всё наладилось, и наступила светлая полоса. Эх, жизнь, жизнь, ты, действительно, полосатая, как зебра, и хорошо тому, у кого, как у них, светлые полосы широкие, а тёмные – узкие.
Владимир Иванович не стал ждать автобуса, вечером они ходили редко, пошёл пешком. Уже совсем стемнело, прохожих почти не было, он ускорил шаг, а вот, наконец, и их дом. Маняще тепло светятся окна, ставни ещё не закрыты. Он открыл калитку – что такое? Перед ним из темноты появился огромный волк. Владимир Иванович бросился к дому. Слава Богу, дверь не заперта, в кладовке ружьё, сорвал его со стены и выскочил на крыльцо. Скрипнула дверь, появился встревоженный Михаил и, поняв в чём дело, уже спокойно произнес:
- Папа, ружьё не заряжено, и не нужно стрелять, это моя собака.
- Какая собака, это был волк!
- Успокойся! Это Буран, просто он немного на волка смахивает.
- Ничего себе – немного, да это настоящий волчара!
- Всё, пошли в дом, а то Машуля сейчас на крыльцо раздетая выскочит.
Едва переступили порог, Маша повисла на шее отца:
- Папочка, папочка, наконец, приехал, я так соскучилась!
- Я тоже, моя хорошая. Привез тебе куклу, какую ты просила.
Он вытащил из сумки подарок, в этот раз она не стала даже коробку открывать, а тут же затараторила:
- Папа, а у нас теперь живет Буран, он такой добрый, красивый, и глазки у него такие, как у меня и у тебя, голубые.
На пороге спальни стояла улыбающаяся Надя:
- Всё, детка, бери куклу и быстро спать, уже поздно, а я буду папу кормить, - она обняла мужа. – Голодный?
- Нет. А вот от чая не откажусь.
За столом Михаил рассказал историю знакомства с собакой.
- С собой его заберу, в заповедник, помощником будет. А завтра свожу в ветлечебницу, пусть осмотрят и прививки сделают.
Как хорошо дома. Владимир слушал, смотрел на своих самых родных и близких, и даже их голоса звучали для него, как музыка. Вспомнил друга, плохо ему одному, надо как-то его встряхнуть, на охоту что ли вытащить, хотя после гибели Ильи ему и охота стала не в охоту, а горькое воспоминание. Остались только шахматы. Владимир Иванович тяжело вздохнул.





Глава 2
Из школы – в армию
               
На другой день Михаил с Бураном отправились в ветлечебницу. По дороге зашли в охотничий магазинчик, он хоть и не большой, но всё самое необходимое, что нужно охотнику или любителю собак, всегда было.
На шее Бурана появился широкий кожаный ошейник, украшенный блестящими металлическими пластинками, были куплены поводок и ещё намордник, его Михаил нёс в руке, и о его назначении пёс пока не догадывался.
Доктор встретил их приветливо:
- Очень рад, заходи, кто ты у нас  – Чернышёв или Донской?
- Чернышёв, Чернышёв, - Михаил заулыбался.
Родители взяли после регистрации каждый  свою фамилию, и когда сестрёнку спрашивали: «Как же твоя фамилия?» Она отвечала: «Моя мама Донская, папа Чернышёв, а все мы Чернышёвы».
- С чем пожаловал?
- Вот питомца своего привел, осмотрите, нет ли на нём чего плохого, и  прививки, какие положено, сделать надо. Хочу его взять с собой в заповедник, направление туда получил по окончании института. Пес он молодой, умный, а красавец какой, сами видите, бездомный был, а теперь мой друг и товарищ. Случайно познакомились и очень друг другу по душе пришлись.
- Хорошо, всё сделаем, только намордник-то на него надень, может, он и добрый, только обличье больно волчье.
Сказать легко – надень. А осуществить это удалось лишь с третьего раза, после того, как Михаил успокоил, приласкал и, можно сказать, уговорил пса согласиться нацепить на себя эту дурацкую штуку, к тому же противно пахнувшую.
Буран успокоился и терпеливо перенёс осмотр и все манипуляции, которые совершал над ним доктор.
- Болеть он будет после прививки?
- Может, погрустит денёк-другой, а может, и нет, все по-разному это воспринимают.
Возвращаясь домой, заглянули в «собачий ларек», где продавали субпродукты и отходы с мясокомбината. Еду для собаки Михаил готовил сам, приучал брать пищу только из его рук.
Буран всё больше проникался к нему доверием и любовью. Это было взаимно, и казалось невероятным, что совсем недавно они даже не подозревали о существовании друг друга.
Когда проходили мимо школы, у Михаила защемило сердце – здесь впервые он увидел свою Татьяну. Она вошла в класс, и ему показалось, что в классе солнце взошло. Она вошла не просто в класс, она вошла сразу в его сердце и уже никогда его не покидала. И он знал – не покинет никогда.
Поделился с отцом, и тот сказал:
- Вот так же и я, с первого взгляда полюбил твою маму, и на всю жизнь,  видно, в меня ты – такой же однолюб.
Татьяна приехала со своей мамой, учительницей, из Читинской области, после того, как отец погиб на угольной шахте. Эта девочка с карими глазами, светлыми косами ниже пояса, с ямочками на щеках и таким звонким, заразительным смехом, превратила его жизнь в сплошной праздник. Вечером он засыпал с мыслью о ней и просыпался счастливым, что сейчас в школе опять её увидит.
Девчонки удивлялись, что всегда мрачноватый молчаливый Михаил так внимателен и предупредителен к новенькой, до сих пор никто из них  этого не удостаивался, хотя многие были бы не против.
Они заканчивали девятый класс. Михаил помогал новенькой по математике, провожал до дома, им было по дороге, и даже стал участвовать во всех школьных мероприятиях, которые раньше обходил за версту. Он заметил, что Таня тоже относится к нему неравнодушно, и даже если не влюбилась, значит, он ей нравится.
Закончился учебный год, и Таня с мамой уехала погостить на всё лето в Подмосковье к дальним родственникам.
Михаил с друзьями собирался в поход к Байкалу, в горы – хотели подняться на Хамар Дабан, побывать в Прибайкальском национальном  парке на Ольхоне.  Этот остров-заповедник, необычайный по красоте, удивительно, но своим очертанием он повторял очертания самого Байкала.
Ещё никогда в жизни Михаил не чувствовал себя таким счастливым. Эта внезапно пришедшая любовь преобразила его самого и весь мир вокруг, появилась какая-то внутренняя сила и уверенность, что он всего может достичь, всего добиться, только бы она, Танечка, всегда была с ним, в его сердце.
Лето пролетело быстро, как чудесное мгновение, впереди последний учебный год. Скорее бы это первое сентября наступило.
Таня вернулась отдохнувшая, загоревшая, да и все они были загоревшие, жизнерадостные и очень соскучившиеся друг без друга и даже без любимых учителей. Они – учителя – всегда есть особенно любимые и не очень любимые.
Михаил так задумался, что чуть не уткнулся носом в ворота своего дома.
Осень, подгоняемая зимой, уже вступила в свои права. Было холодно,  Буран залез в будку, он и, правда, немного загрустил. Прививки начинали действовать или грустное настроение Михаила на него повлияло, пёс  чувствовал, что тому плохо и тоже переживал.
Михаил разделся, в доме тепло и уютно, родители на работе, Маша в школе. Он зашел в свою комнату, нашел в книжном шкафу школьный альбом – последняя фотография, общая. Они выпускники, с ними учителя и, конечно, директор.
Его захлестнули воспоминания. Юлий – он появился в классе после новогодних каникул, довольно высокий, стройный, брови вразлет над голубыми глазами, светлые вьющиеся модно подстриженные волосы – настоящий Печорин. Девчонки просто ахнули, и не только одноклассницы, но и в параллельном классе.
Свалился, как снег на голову, откуда приехал, с кем, к кому – это как-то никого не интересовало. Общительный, с чувством юмора да ещё отличник, он сразу покорил преподавателей и одноклассников. Представился Юлием, хотя на самом деле был просто Юрий, но это имя тогда ещё никто не прославил. Михаил поинтересовался:
- Ты, случаем, не Цезарь?
- Нет.
Фамилия у него была очень прозаическая – Цыпкин. Он неплохо рисовал, стал помогать оформлять школьную газету, а главное – танцевал.
В городском Доме культуры был хороший танцевальный ансамбль, ездили на разные фестивали в Иркутск и другие города. Татьяна, активная участница этого ансамбля, конечно, сразу представила и рекомендовала Цезаря-Цыпкина своему танцевальному сообществу, где его приняли с распростёртыми объятьями.
Они стали лучшей танцевальной парой. В сольных танцах завоевывали призы, зрители не отпускали их со сцены. Оба стройные, красивые, стремительные, они полностью отдавались музыке, ритму, забывая обо всём на свете. Нельзя было ими не восхищаться. И восхищались, и любовались, и даже «грозились» послать на какой-то конкурс в Москву. Таню было не узнать, она просто светилась, жила в танце.
Михаила словно ледяной водой окатили, заледенела душа, захлестнуло отчаянье и тревога. Таня словно забыла о его существовании. «Привет, как дела, чем занимаешься», – стандартные слова, а ведь раньше всё было не так…
Он, дурачок,  что-то возомнил, начал надеяться, мечтать о будущем. «Самонадеянный глупец, так тебе и надо»…
Ребята подначивали:
- Ну что, Медведь, молчишь, куда смотришь? Набей ему морду, он против тебя просто сморчок.
Нет, на это он никогда не пойдёт – насильно мил не будешь, хотя кулаки чесались намять бока этому цыпе-дрипе. Только он слишком любил Таню, чтобы сделать ей больно или неприятно, раз ей с ним хорошо, пусть ей и будет хорошо, может, это её счастье – пусть будет счастливой. А его любовь к ней останется с ним навсегда, никто не сможет её отнять или убить, она умрёт вместе с ним.
На выпускном вечере они станцевали только один танец. Какая она чудесная, милая, нежная, он не удержался, так крепко прижал её к себе, что она воскликнула:
- Сумасшедший, ты же меня раздавишь!
Да, он действительно сходит с ума, уже собой не владеет. Михаил ушёл с вечера. Отец удивился:
- Ты что так рано? Обычно до утра гуляют.
- Гуляют те, у кого есть с кем гулять.
- Значит, сдаёшься без боя?
- Папа, я знаю, что делаю и что мне делать. В институт надо готовиться.
- Ну, ну, готовься, дело важное.
Институт он выбрал давно, а вот готовиться… Как тут готовиться, когда в голову ничего не лезет.
Через месяц, когда шёл к речке прогуляться, а может, и искупаться, встретил Лену, подружку Танину, за одной партой сидели.
- Привет! Как ты?
- Нормально, в институт готовлюсь.
- А ты знаешь, что Татьяна замуж выходит?
- Нет, не слыхал. За Цезаря?
- А за кого же ещё. Не нравится он мне почему-то, не настоящий какой-то.
- Настоящий, не настоящий. И что это значит: всем нравится, а тебе не нравится?
- Тебе он тоже, как кость в горле.
- Мне-то понятно, а тебе он чем не угодил?
- Не знаю, просто не нравится и всё.
- Знаешь, Лена, главное, что Тане он люб, а любят не за что-то, а вопреки всему. Люблю я её и хочу, чтобы была она счастлива.
- Добренький ты больно.
- Какой уж есть.
Лена собиралась поступить в университет на юридический факультет.
- Ладно, пока, пошла готовиться, а ты топай на речку, смой все заботы и печали, чтобы они тебе не докучали.
Хотя Михаил не подал вида, но своим сообщением Лена сразила его наповал.  Подошёл к реке. Вид текущей воды его всегда успокаивал, но сейчас… В голове, как молоток, стучало – свадьба, свадьба, свадьба!
- Нет, я не смогу и не хочу это пережить.
Он повернулся и быстро зашагал в сторону города.
- В военкомат, в военкомат – срочно.

Там даже не удивились.
- Чернышёв? А мы повестку собирались посылать. Тебе уже скоро девятнадцать. В школу, что ли поздно пошёл?
- Да, было такое, болел.
- А сейчас?
- Сейчас здоров.
- Ну, это врачи проверят. Завтра утром на комиссию приходи, и без опозданий, к восьми часам.
Михаил немного успокоился:
- Вот всё и решилось, теперь скорей, скорей, и подальше отсюда.

Дагестан, как далеко он от Иркутска – десять тысяч километров, больше или меньше, Михаил даже не представлял, но что очень далеко от дома родного – это точно, как он и мечтал.
Дербент – здесь расположилась их военная часть. Их даже познакомили с историческим прошлым  этого древнего города. Он находится на юге России в узком проходе между Каспийским морем и предгорьем Кавказа, основан в 438 году нашей эры, как персидская крепость. В 1668 году Дербент взял штурмом казацкий атаман Степан Разин во время своего персидского похода.
Очередной поход на эту древнюю крепость в 1722 году предпринял Петр Первый. Русская армия под командованием генерала Апраксина заняла город. Его жители преподнесли Петру Первому два серебряных ключа от городских ворот во время торжественной встречи императора. Это был знак благодарности за защиту от постоянных набегов лезгин. Петра заинтересовали древнейшие исторические памятники города, и он назначил ученых и специалистов из своей свиты, которые положили начало изучению истории города. В том же году Россия заключила с Персией мирный договор, по которому получила город Дербент. В 1735 году он вновь перешел к Ирану и лишь в 1813 году по договору был окончательно присоединен к России, а в 1846 году стал губернским городом в составе Дагестанской губернии.
Дербент – закрытые врата. Старая крепостная стена, древнейшая мечеть и такой же древний маяк, самый южный маяк России. Старая часть Дербента, ей уже полторы тысячи лет, признана Всемирным наследием истории. Обо всём этом Михаилу и его товарищам рассказали во время экскурсии. Биология и история были самыми любимыми предметами Михаила ещё со школы, и он был одним из первых, обратившихся к начальнику штаба части с просьбой устроить эту экскурсию по городу. Желающих оказалось достаточно много, и пригласили экскурсовода из местного музея.

Конечно, первые шаги «курса молодого бойца» были не простыми, но ребята очень сдружились между собой. Возможно, потому, что все были из дальних мест, далеко от дома и родных. И никакой «дедовщины», которой всех пугали,  здесь не чувствовалось.
Учения становились всё сложнее и труднее, из них готовили настоящих десантников. Как ни странно, но никто не жаловался и не стонал, не было среди них «маменькиных сынков», которым даже в пионерском лагере было плохо. Кормили хорошо, правда, без деликатесов, но вкусно и сытно, а уж винограда было сколько хочешь, а некоторые с северных краев его раньше и не пробовали.
Михаилу повезло, отведал он блюда местной кухни и восточные сладости после одного забавного происшествия. Стоял ночью на посту у ворот воинской части. Недалеко находились дома и дворы  местных жителей. Южные ночи очень тёмные, но это случилось уже перед рассветом. Он заметил, как через ограду ближайшего дома перепрыгнул человек, потом ему переправили большой мешок и начали перелезать ещё двое участников этой операции.
Михаил крикнул:
- Стой! Кто идет?
Ответа не последовало, и когда человек вдруг побежал в сторону поста, он сделал предупредительный выстрел в воздух. Бежавший бросился в другую сторону, а пара его соучастников, перемахнув через плетень, последовала за ним. Мешок остался лежать у забора. На шум и выстрел выскочили хозяева дома, послышались крики, возмущённые возгласы, кто-то кинулся догонять убегавших.
ЧП в воинской части в мирное время – это редкость. Выполнив положенные формальности, Михаил отправился в казарму, досыпать ночь. Утром его вызвали к начальству.
- Чернышёв, пришли тебя благодарить местные жители, - командир назвал имена и какую-то труднопроизносимую фамилию. – Не без твоей помощи задержали они сегодня ночью грабителей. Похитили, вернее, пытались похитить воришки из курятника всех кур, целый мешок натолкали, и если бы не твоё вмешательство, лишились бы они своих пернатых. Просят наградить тебя. Могу дать отпуск на три дня, домой съездишь, ну и ещё благодарность.
Михаил улыбнулся:
- Товарищ командир, за три дня я до дома не доеду. Из Иркутска я призван.
- Ну, что ж, тогда увольнительную получишь, можешь к хозяевам спасённого имущества в гости сходить, они приглашают.
Вот и отведал он всякой вкуснятины и ребятам притащил сладостей и целую корзинку винограда.
Долго над ним подшучивали:
- Эй ты, куриный спаситель, спас бы ещё кого-нибудь, так сладенького хочется.
Он не обижался, понимал, что шутят ребята любя.
Его и, правда, любили за честность, дружелюбие и спокойный характер. Физически сильный, он никогда силу не применял, любой конфликт мог уладить мирным путём.
Ко всему уже привыкли. Подъём по тревоге среди ночи, марш-броски по десять километров в полном вооружении, занятия по самообороне и даже прыжки с парашютом. Страшновато было, особенно в первый раз. Кто-то скрывал это, даже бахвалился, но большинство признавалось – боязно, потом это чувство прошло. Опытные инструкторы научили всё делать правильно, особенно, складывать парашют. Это должен был делать каждый для себя сам.
В управлении треста, вместе с отцом, работала очень интересная пара – муж с женой. Оба бывшие лётчики, прошли всю войну с первого до последнего дня. Он неказистой внешности, но – Орёл, зато жена – красавица. Служила в полку знаменитой Марины Расковой, та самолично принимала в полк эту улыбчивую восемнадцатилетнюю сибирячку. Вот этот Орёл и рассказал, что за всю войну ни разу не выпрыгнул с парашютом из своего самолета, хотя сажал его иногда простреленным, как решето. Три машины сменил, и все с цифрой «семь» - семёрка, двадцать седьмой и семнадцатый. Обучали их в летной школе наспех, и сразу на фронт. Во время этой спешной учебы у одного из курсантов не раскрылся парашют, падая, он так кричал, что у всех кровь в жилах стыла от страха. Этот страх он всю войну так и не смог побороть и прыгнуть, потому и вёл машину до последнего на посадку, и садился. Ни разу ранен не был, в полку говорили: «Видно, Орёл наш заговоренный».
У них в части ничего такого не случилось, и если вначале прыгали немного с опаской, то потом многие даже с удовольствием. Михаилу казалось, что он приземлялся быстрее всех, словно земля его притягивала. Прибыл сюда с весом около ста килограммов, а теперь весил сто пять. Это многовато даже при его росте 193 сантиметра.
Надо сказать, все они здесь поправились и поздоровели, несмотря на большие физические нагрузки. Думал, так и пойдёт она, обычная армейская служба, только всё сложилось по другому сценарию.
В конце октября 1956 года по приказу высшего военного командования Советского Союза их в составе других войск неожиданно перебрасывают в Венгерскую народную республику.
Надо сказать, Михаил, к сожалению, никогда не интересовался политикой. В старших классах, уже будучи комсомольцем, всячески отлынивал и пропускал «политчас», хотя он был всего один раз в неделю. Классная даже нажаловалась на него матери. Надежда Николаевна, которая была секретарём партийной организации в своей больнице, серьёзно поговорила с сыном, только на него эта беседа особого впечатления не произвела, он по-прежнему продолжал игнорировать «политчас».
Отец тоже не особенно интересовался такими делами. Для него, главное, была работа, охота, семья и друзья. Когда по возрасту вышел из комсомола, в партию не вступил. На замечания Надежды Николаевны отвечал:
- Хватит нам, дорогая, и одного грамотного политика в семье.
Теперь очутившись в чужой стране, где по приказу они должны были помочь венгерским коммунистам защитить народ страны, он очень пожалел, что был не в курсе многих политических событий, предшествующих этому приказу.
Лишь лежа в госпитале после ранения, анализируя события, в которых участвовал сам, и уже дома, где его усиленно просвещала мать, он многое понял, осознал и даже сделал  собственные выводы.
В войну Венгрия воевала на стороне фашистской Германии, и по её окончании, согласно Парижскому мирному договору, страны, участницы антифашистской коалиции, получили право держать свои войска в Австрии до 1955 года, а СССР в Венгрии. После вывода союзниками войск из Австрии, Советский Союз не вывел свои войска с территории Венгрии. Это было вызвано трудным экономическим положением в стране, а также недовольством народа социалистическим курсом и политикой правящей партии. Кто был «за», кто «против» – начались волнения, восстания, контрреволюционные мятежи. Венгерская народная партия трудящихся обратилась за помощью к Советскому правительству.
План операции по оказанию помощи народу Венгрии – «Вихрь» – был разработан под руководством маршала Георгия Жукова. В страну ввели дополнительные войска. К середине ноября 1956 года  советскими и венгерскими войсками совместно были окончательно ликвидированы оставшиеся  вооружённые мятежные группы. Потери советской армии по окончании венгерских событий составили около 700 человек убитыми, более 60 человек пропали без вести и более тысячи были ранены. Звание Героя Советского Союза получили 25 человек, 13 из них посмертно.
Только всё это было потом, а тогда Михаил не понимал, кого они должны защищать, за что боролись все эти восставшие и разные партии между собой. Они солдаты, а для солдата главное – приказ, получил и выполняй, не рассуждая, и они выполняли.
Чувствовалось, что большая часть местного населения настроена враждебно, но приказа применять оружие не было, был приказ не поддаваться на провокации. Они старались сдерживаться, но не всегда это получалось.
Однажды они ехали на двух открытых машинах, и когда первая из них поравнялась с идущей по обочине женщиной, та бросила в сторону машины какой-то предмет и быстро побежала вперед. Раздался взрыв,  машина загорелась, ещё взрыв – это уже рванул бензобак. Дым, огонь, крики раненых. Михаил находился во второй машине. Он выпрыгнул на дорогу и бросился вслед за быстро удалявшейся женщиной. Ещё никогда в жизни он не испытывал такой ненависти, она просто захлестнула его и рвалась наружу. Там, в этом аду, лежали его друзья!
Он бежал и видел только мелькавшие впереди ноги, стройные ноги в туфлях на каблучках, они цокали по асфальту, словно кто-то забивал гвозди. В голове билась только одна мысль – догнать, догнать, не упустить, но стрелять нельзя…  Со всего размаха он опустил автомат на голову бегущей.
Крика не услышал – кровь и мозг залепили лицо. Ничего не видя, обессиленный, он опустился на землю, началась рвота, внутренности просто выворачивало наизнанку.
Три дня Михаил пролежал в полевом госпитале, пока оправился после шока. Что с ним произошло? Он преступил черту – убил человека. Не выстрелом на расстоянии, а своими руками. И за этой чертой многое изменилось, он познал страх, ненависть и что-то ещё, что теперь позволит ему в подобной ситуации сделать это уже более осознано, без страха и сознания недозволенности. Он понял, что изменился сам – теперь он мог убивать.
Погибли трое его друзей, пятеро с ранениями и ожогами лежали вместе с ним в госпитале. Два дня он не мог ни есть, ни говорить. Когда уходил в часть, к нему подошли ребята:
- Миша, ты молодец, отомстил за всех нас.
«Молодец? Так ли это?»  Сам он этого чувства почему-то не испытывал. Из палаты вышел, молча, ничего не сказав.
Дальше события развёртывались стремительно быстро, как в калейдоскопе. Был приказ применять оружие – уже легче. На парашютах их сбросили на город, из окон домов по ним стреляли. Парашют зацепился за водосточную трубу, Михаил ногами выбил окно, оно вылетело вместе с рамой. Очутившись в комнате, дал несколько автоматных очередей, на случай, если здесь кто-то был, освободился от парашюта и выскочил на лестничную площадку. Спускаясь по лестнице, периодически стрелял, но, похоже, в подъезде никого не было.
Во дворе уже находились солдаты, другие, как и он, выбегали из подъездов домов. Вместе с венгерскими товарищами освобождали квартал за кварталом от неприятеля. Кто здесь «неприятель», кто «приятель» –  они не всегда знали и понимали. Михаилу казалось, что ему уже безразлично в кого стрелять, лишь бы стрелять.
За обедом им стали давать по сто граммов водки. Самое неприятное, когда приходилось прочёсывать лесные массивы, опасность подстерегала за каждым кустом. Как загнанные волки, боясь обнаружить себя, прятавшиеся здесь не стреляли, но когда столкновение было неминуемым – били в упор, а если проходил очень близко, могли всадить в спину нож.
Во время зачистки от бандитов очередного населенного пункта, Михаил был ранен. Пули попали в бедро и правую ногу. Очнувшись, понял, что потерял много крови. Кружилась голова, вокруг никого не было. Попытался ножом удалить пули из ноги, так как их предупреждали, что они могут быть отравлены, и тут же снова потерял сознание.
Временами он приходил в себя, его куда-то несли на носилках, на чём-то везли, потом вертолет или самолет. Окончательно он пришёл в себя после операции уже в госпитале.
- Где я?
- В Баку ты, дружок, в Баку.
- Почему в Баку?
- Не знаю. Может потому, что на кавказца смахиваешь. Документов при тебе не было, вот венгерские товарищи, которые тебя подобрали, и засунули в самолёт вместе с нашими ранеными ребятами. Потому и оказался ты в Баку.
Врач присел на край кровати:
- Так кто же ты будешь?
- Чернышёв Михаил, - он назвал номер части.
- Ну, что же, Чернышёв, кровушки потеряно порядком, и придётся сделать тебе ещё одну операцию, но жить будешь, не сомневайся. Парень ты, по всему видать, крепкий. Родом-то откуда?
- Из Иркутска.
- Сибиряк, значит. Ну что же, сообщим в твою часть, пусть знают, что ты жив и скоро будешь здоров.  А то они, наверное, думают, убит ты или без вести  пропал.
Доктор отошёл к соседней койке.
Михаилу стало тревожно, возможно, и родные думают, что его уже нет в живых. Где служишь – часто не знают, на конверте только номер части, а что случись – сразу сообщат,  толком не проверив.
Раны заживали медленно, видно, сказывалась потеря крови, хотя влили ему с пол-литра, а может, плохое настроение влияет, так тоскливо на душе. Вспоминал погибших друзей, ещё в Дербенте он записал почти всех из своей роты в маленькую записную книжечку, а после – в Венгрии – напротив каждой фамилии писал: убит или ранен и число. Может, цела эта книжечка? Носил её в кармане гимнастёрки, надо попросить медсестру, вдруг найдёт.
 Все сёстры, и особенно одна – Тамара, относились к нему с особенным вниманием. Больно уж красивый парень и, кажется, не женат. А маленькая, шустрая черноглазая Томочка просто души в нём не чаяла, сама возила в каталке на перевязку и уколы делала совсем не больно, но это не только ему – всем, рука, видно, лёгкая. Её Михаил и попросил поискать книжку.
- Посмотрю, уцелевшая одежда ещё на складе лежит. В кармане гимнастерки, говоришь? Хорошо. Она-то у тебя уцелела, а брюки сразу выбросили.
На другой день принесла чудом уцелевшую книжонку.
- Спасибо тебе огромное.
- И это всё? А поцеловать?
Она подставила смуглую щёчку, потом вторую, и неожиданно сама поцеловала его в губы.
Михаил смутился и сказал:
- Ты очень хорошо целуешься.
- А ты что, не умеешь? Может, вообще не целованный? Давай, научу. Приступить к занятиям можем сразу, как смену закончу.
В палате раздались возгласы:
- Ты что теряешься, давай соглашайся, а то мы быстро найдём желающих.
- А мне другие не нужны, - Тамара засмеялась и вышла из палаты.
В свою часть Михаил возвратился в феврале. Получив выписку из истории болезни, пошёл к главврачу госпиталя:
- Здесь написано, что у меня было заболевание. Разве ранение – это заболевание?
- Всё правильно у тебя написано. Получишь третью группу инвалидности. Подлечивайся регулярно, не ешь много острого, брось курить.
- А я и не курил, здесь в палате ребята угощали, попытался, но не понравилось мне это.
- Вот и замечательно, всё у  тебя будет хорошо.
Михаил возражать не стал, хотя очень в этом сомневался.
В Дербенте «стариков» не было, только молодежь. Шутили, хорохорились:
- Говорят, арабы с Израилем воюют. Может, нас пошлют египтянам помочь. Повоюем.
Глядя на них и слушая такие разговоры, он подумал: «Не дай вам Бог узнать, что такое настоящая война…»
Его комиссовали и дали подписать бумагу, где говорилось, что он в течение пяти лет обязуется ничего не разглашать о событиях, в которых участвовал во время прохождения службы в армии.
- Вот ещё новости, а разве я участвовал в чем-то противозаконном?
- Много вопросов задаешь, Чернышёв. Меньше будешь знать, крепче будешь спать.
Домой он вернулся только в декабре 1957 года.
Как хорошо дома. И эта неожиданная радость – у него недавно появилась сестрёнка. Его дорогие, любимые родители, сколько горя они пережили, когда получили известие о его гибели. Теперь вроде всё нормально, а на сердце такая тяжесть, ночью снятся кошмары, кричит во сне, всех пугает. Не был он слишком весёлым, а теперь стал мрачнее тучи. Мать много с ним говорила, объясняла всё, всех оправдывала, только не становилось ему от этого легче.
Спросил о Тане.
- Не знаем мы о ней толком ничего, кажется, сын у них родился. Рожала в Иркутске, к свекрови ездила. Да ты спросил бы лучше у Лены, она наверняка о них всё знает.
Никуда он не пошёл, и спрашивать ни у кого не стал, раз ребёночек родился, значит, всё у неё в порядке. Собрался и в Иркутск уехал.
Устроился работать на машиностроительный завод, поступил на вечернее отделение охотоведческого факультета сельхозинститута,  жил в заводском общежитии.

Шесть лет пролетело, он их просто не заметил. Теперь, наконец, мечта его исполнится – в заповедник, лесником в тайгу – от людей подальше, к зверям и природе поближе.
… Михаил перевернул несколько страниц альбома – вот фото из Дербента, начало службы, какие они здесь весёлые, бравые и такие беспечные. Он накинул куртку, вышел на крыльцо, присел на ступени,  подошёл Буран и положил ему на колени свою лохматую голову.
- Что, дружище, грустишь? А уж как мне тяжело, словами не передать. Много мне о Тане Лена рассказала. Если бы знал, что так всё случится, прямо тогда бы и прикончил этого «цезаря».
Михаил не заметил, что говорит вслух:
- Как же я всё это время жить-то мог, когда с ней такое происходило? Ведь не забывал ни на минуту, и лишь одна мысль немного утешала, что счастлива она, не позволял себе мечтать о невозможном, старался не бередить воспоминаниями рану в сердце своем. Я так люблю тебя, милая моя девочка. И почему не сложилась твоя жизнь? Ведь ты такая красивая, талантливая, нежная и добрая. Где же оно, счастье твое? Недаром  говорят – не родись красивой, а родись счастливой. А может, это было наше с тобой счастье, да упустили мы его?
Он замолчал. Лена сказала, что после всего случившегося, Таня перестала общаться со всеми знакомыми и уехала вместе с сыном. Куда –  никто не знает, про него ей сказали, что погиб он, наверное, и сейчас так думает.
Он опять заговорил вслух:
- Я найду её, Буранушка, обязательно найду, иначе не будет мне жизни, - он положил руку на голову собаки. – Хороший ты пёс, но что ты можешь понимать в нашей непростой человеческой жизни, тебе бы в своей собачьей разобраться…
А Буран слушал, слушал внимательно, и не только понимал, он чувствовал, ощущал всем своим существом всю боль этого, такого близкого ему теперь человека, и чем может помочь – не знал.
Недавно Буран отыскал лаз в заборе и выбрался на улицу. Притащил несколько бутылок, но никто на них даже внимания не обратил, пока Маша не появилась:
- Ой, откуда эти бутылки?
- Какие бутылки?
- А вот около будки Бурана лежат.
- Раз около будки, значит, он и принёс.
- Вот и хорошо, помоем, сдадим, купим конфет. Правда, Буран? Ты конфеты любишь?
- Собакам сладкое нельзя.
- Ничего, одну-то можно.
Машутка из школы пришла, значит, и родители скоро вернутся с работы.
- Забирай бутылки, хозяюшка, и пошли в дом, будем ужин готовить, - он забрал у неё портфель и открыл дверь.
- Заходи.
Ужин приготовили быстро – бульон костный в холодильнике, пельмени в морозилке. Любил он пельмени и есть, и лепить, к Новому году лепили по полторы-две тысячи, все вечера сидели. Морозили на улице, потом в мешок и на веранду, морозы-то зимой до минус пятидесяти, хватало надолго.
За ужином Михаил спросил:
- Почему вы, когда я вернулся, ничего про Таню не сказали?
- Ты прости нас, сынок, побоялись мы, как бы ты чего не натворил. Подробностей мы, действительно, не знали. А Лена вела это дело: она ведь следователь, потому теперь и послали к ней, - отец замолчал.
- Папа, я все равно найду её.
- Конечно, Миша, найдёшь. Обязательно найдёшь.
- И Буран тебе поможет, – сказала Маша.
- А ты, Мария, помолчи, тебе никто слова не давал. Мала ещё, и вообще – не вмешивайся в разговор взрослых, детям не положено, - Надежда строго посмотрела на притихшую дочь.
 

Не терял Михаил связи со своими бывшими сослуживцами. Разбросаны они по всей стране, но переписывались. Все новости  друг другу сообщали. Хорошо, что адресами обменялись ещё в Дербенте.
Иногда встречались, первые годы регулярно, потом реже, в гости друг к другу ездили, к самым близким. Многие не вернулись, остались там, в чужой стране, чужой земле.
С заветной книжечкой он никогда не расставался. Были в этой книжечке и те, кто остался жив, хоть и ранен, и счастливчики без ранений.
С особенно близкими Михаил не терял связь все эти годы. Казалось, что этот, не такой уж большой кусочек жизни не просто сдружил, а сроднил их между собой.
 И сейчас эта омытая кровью не ослабла. Раз в год они обязательно встречались на берегу тёплого Чёрного моря в Сочи.
Летали, как птицы на юг – из Сибири, Прибалтики, с Урала. Сероглазый весёлый крепыш Сашка остался в армии, живёт в Вильнюсе.
В 1956 году он был в танковых частях, не ранен и даже каким-то орденом был награждён.
Как и Михаил, до сих пор не женат, всё разыскивает по всему Союзу свою бывшую «зазнобу», с которой ещё перед армией встречался. И хоть ждать она его не обещала и уехала из родных мест в неизвестном направлении, он надежды не терял, такой уж упёртый был парень.
Олег совсем другой – и внешне, и по характеру. Высокий, как  Михаил, и на грузина смахивал, только глаза под широкими чёрными бровями цвета зелёной весенней травы.
Россияне, россияне, сколько в вас разной крови перемешалось. Потому и народ вы такой красивый да сильный. Живёт на Урале, в Магнитогорске, хотя рождён на берегах Невы в Ленинграде.
Дитя любви, появился на свет, когда его мама кончала там горный институт. Направление получила на уральский золотой рудник.
Вот и рос мальчонка на берегу реки Урал, что делит нашу страну на Европу и Азию, у реки, где утонул легендарный Чапаев, герой гражданской войны, среди скалистых гор, где царствует «хозяйка Медной горы» со своим каменным цветком.
Отсюда и в армию призвали в 1956 году после школы, тогда и познакомился с Михаилом. Вернулся тоже инвалидом после тяжёлого ранения, хотя в выписке из госпиталя диагноз тоже значился – заболевание.
Родные и знакомые удивлялись, что с ним случилось: спокойный, жизнерадостный был парень, а теперь настоящий псих – чуть что на людей кидается, слово ему не скажи.
Но постепенно он успокоился, поступил в металлургический техникум здесь же, недалеко от рудника. По окончании распределили на Магнитогорский метизный завод.
Военкомат не забывал своих героев, бесплатной путёвкой на лечение обеспечивал каждый год. Пули ему в госпитале выдавливали по артериям, сузились они после этого так, что пульс на ногах едва прибором прощупывался.
Сказали, это грозит гангреной, лечится надо, вот и ездил – принимал разные ванны, чтобы без ног не остаться.
Со своей будущей женой в Сочи познакомился, когда на Мацесту ехал. Вошёл в автобус, а там только одно свободное место осталось, сидит девушка, книжку читает, сел рядом и, кажется, на всю жизнь.
Всего девять дней встречались, не просто дней, а безумных дней радости и любви. Уехала она, договорились здесь же через год встретиться, да не получилось.
Через несколько месяцев позвонила, что едет из Иркутска, где работала, в другой город, ближе к Москве.
Уговорил он её заехать в Магнитку, потом уговорил зайти в ЗАГС, а служащую ЗАГСа уговорил расписать их сразу.
- Уедет она, а я без неё жить не смогу, и будет это на вашей совести.
Расписали, штамп в паспорте поставили, и вышли они на улицу уже – муж и жена. Пришли к нему в общежитие, распили с ребятами на кухне бутылку шампанского и пошли в кино.
Вот она и свадьба и свадебное путешествие.
Через год родился у них сын, четыре с половиной кг весом, красавец, недаром говорят – от красивой любви красивые дети родятся.
Михаил съездил к ним, когда ещё учился. Познакомился со «всесоюзной кочегаркой». К городу подлетаешь – не видно его, сплошная чёрная туча. Как только самолёт садиться – просто чудо?
Металлургический комбинат раскинулся на не мерянное количество гектаров, под землёй сплошь трубопроводы, а на двести метров вверх  - галереи, мосты, восемь домн торчат, как горы, рядом коксовые батареи, огромные чаны прямо к этим «горам» на платформе подъезжают и когда лётку пробивают, льётся по жёлобу в них прямо из жерла расплавленный металл.
С моста посмотришь – огненный кисель в чане, а потом подёрнется поверхность пепельным цветом, тогда и можно сверху подсмотреть и бегом от этого состава, жар от него так и пышет, хоть и с большой высоты смотришь.
Сталь варят в сталеплавильных цехах, а недавно построили большой цех изложниц, изготовляют в нём изложницы – большие «стаканы», в которые и заливают сталь.
Когда она остывает, её выбивают и эти болванки отправляют на прокатные станы, их там тоже достаточно и они разных размеров.
Много подсобных производств. Высокое мрачное здание – это обогатительная фабрика. Михаил толком не понял, что и как там обогащают – руду или уголь, но в процессе производства выделяется противный, пахнущий серой газ.
Ели понесёт его ветром на жилые кварталы, то все листочки на деревьях свёртываются, а люди начинают кашлять, как при коклюше.
Олег рассказал, что приезжали из Москвы «экспериментаторы», смонтировали экспериментальные сероулавливающие установки. Высоченные колонны, а наверху кольца, заполненные каким-то веществом, которое должно улавливать и поглощать или нейтрализовать эту серу.
Только деньги затратили, так как ничего толком эти «улавливающие» не улавливали, и газ продолжал «доставать» людей и окружающую среду.
Если с правого берега посмотреть на металлургическую громадину, то увидишь несчётное количество труб, и на фоне закопчённого неба дымок из этих труб выглядит очень красиво – розоватый, зеленоватый, желтоватый, сероватый и даже почти белый, наверное, пар.
Были на этой стороне реки ещё два больших завода – калибровочный и метизный. Ими Михаил особо не интересовался, ему достаточно было и комбината.
Посетил как-то Магнитку писатель Валентин Катаев и уезжая сказал: «То, что рядом с этим огнедышащим гигантом живут люди – преступление, город нужно было строить подальше от него».
И с продуктами перебои, одно время хлеб давали – буханку в руки, семьями в очередь стояли, и крупу манную по два килограмма на месяц, только у кого дети до двух лет.
Михаил в это время просил мать, чтобы посылала им посылки с крупами и сгущёнкой.
В общем, не понравился ему город, а Олег был доволен, с восторгом рассказывал о комбинате, а все трудности считал временными.
И хотя Михаил очень сдружился с Олегом, относился к нему, как к брату, но были они очень разные. В отличие от него, тот уже в партию вступил и женился, но дружбе их это не мешало.
Одного он не мог понять, как может нравиться жить в этом дыму и снега белого не видеть.
Его самого тянуло к лесу, в тайгу, к зелёной траве и чистым звенящим родникам, каждое дерево обнять хотелось.
Видно, каждому своё, вот Санька в армию влюблён, расстаться с ней не может, остался служить.
Одно их объединяет – дружба, и это нерушимо, это навсегда. После армии, за годы учёбы и работы Михаил повзрослел и часто думал о жизни, менялись взгляды, убеждения, но одно оставалось неизменным, главным – его любовь.
Не важно, взаимная она была или нет, всё равно любовь – это настоящая жизнь, и без любви жизнь превращается просто в существование.





Глава 3
Скорей в тайгу, на место назначения

К хорошей жизни привыкаешь быстро, не то, что к плохой, так и Буран, всё у него было замечательно: будка тёплая, еду добывать и искать не надо, и любимый хозяин рядом. Прошлое понемногу забывалось, но бутылки он по-прежнему приносил и складывал около будки, ему нравилось, как радовалась им Маша, придя из школы. Она их забирала, мыла и, сдав в магазин, приносила немного конфет, обычно, «подушечек», они были самые дешёвые, но довольно вкусные. Одну-две обязательно давала ему, она бы и больше не пожалела, но Миша не разрешал.
Отношения к членам этой семьи у Бурана уже окончательно определились. Михаил был для него не просто хозяином, но даже больше, чем другом, он был каким-то родственным, близким ему существом. Буран понимал его с полуслова, а главное – чувствовал все его переживания, настроения и даже некоторые мысли, когда тот, задумавшись, молчал.
Любил он и Машеньку, эту ласковую, весёлую девчушку. Ему было так приятно, когда она гладила его большую лобастую голову своими крохотными нежными ручками или расчёсывала зубастой расчёской густую грубую шерсть и приговаривала:
- Буранчик, какой ты красивый, а причешу тебя, ещё красивее станешь.
К Владимиру и Надежде его отношение было доброжелательным и спокойным, без особых эмоций, он понимал, что они и есть настоящие хозяева этого гостеприимного большого дома.
Буран продолжал осваивать улицу и налаживать знакомства с её четвероногими обитателями. Они относились к нему неплохо, но с некоторым пренебрежением из-за его молодости, мол, «ещё  щенок ты несмышлёный», он не обижался. Ростом и силой Буран их всех превосходил уже сейчас, но не злоупотреблял этим.
Казалось, всё было хорошо, только какое-то тревожное чувство его не покидало, словно вот-вот должно произойти что-то плохое – оно и произошло.
Однажды утром Михаил вышел на крыльцо с рюкзаком за плечами, рядом Маша с портфелем – в школу отправлялась, они подошли к Бурану.
- Ну что, дружок, придётся нам расстаться на некоторое время, поживёшь здесь. Взять тебя не могу, придётся в городе по кабинетам походить. Куда я тебя там дену? Вот Машу слушайся, не скучай, я  постараюсь всё сделать побыстрей.
Михаил погладил собаку и направился к калитке, Буран бросился следом, но его остановила Маша:
- Успокойся, Буранушка, он скоро вернётся, а пока я буду с тобой, вот из школы приду – сходим, погуляем.
Буран вернулся к будке, ну что же, он подождёт, он верил этим двоим.
Михаил ехал оформляться на работу. Ещё в лесничестве нужно ознакомиться с документами, забрать карты и другую документацию, а потом посмотреть всё на месте, принять дела у прежнего лесничего.
С ним он был знаком уже давно, ещё когда работал и учился. Василий Семёнович с молодости прожил жизнь в тайге вместе с семьёй. Жена умерла, две его дочери выучились, вышли замуж, живут в городе, внуки уже большие, приезжали только на каникулы иногда. Михаил ему нравился, знал его любовь к природе, к тайге, такому не страшно лес доверить, можно уйти отдыхать спокойно.
Закончив в городе «бумажную волокиту», Михаил отправился в заповедник. Усадьба, где обитал лесничий, была обширная, расположена недалеко от реки. Дом просторный, крепкий, на века рублен, нижние венцы из дуба. С крыльца в сени заходишь, там кладовая с глубоким погребом. Горница огромная, печь русская с плитой, двери в ещё две большие комнаты. Крыша высокая, утеплённая, на чердаке хороший пол, два небольших окна, со стороны входа лёгкая застеклённая веранда.
Рядом с основным домом ещё один маленький – охотничий. Входишь, небольшой коридорчик с кладовой, внутри печка с плитой, по стенам широкие деревянные лавки, а над одной ещё «второй этаж», как в вагоне. У окна стол, несколько самодельных табуреток, шкаф для оружия, вешалка. Редко, но заезжали сюда охотники, охотились по лицензии: большинство – из высокого начальства.
Во дворе колодец, сарай с сеновалом. Лошадь у Семёныча была знатная, другой живности не было.
Ещё загончик, отгороженный от двора, с большой будкой. Это для раненых браконьерами или осиротевших по их вине зверят, обитателей заповедника.
В дальнем углу добротно сделанный утеплённый туалет. Всё, кажется. Хотя нет, была ещё деревянная смотровая вышка, с неё можно и пожар вовремя увидеть, а кто-то там даже голубятню устроил, только голубей не было, дикие голуби в лесу живут.
Василий Семёнович встретил Михаила с радостью:
- Наконец-то я тебя дождался. Так рад был, когда узнал, что именно ты сюда направление получил, знаю, как ты тайгу любишь и в обиду никому не дашь.
Михаил обнял Семёныча:
- Я сам несказанно рад.
- Ты проходи, раздевайся, руки мой, рукомойник, чай, знаешь, где. И за стол. Самовар на столе, зайчатина в печке, суп грибной, рыбы нажарил, блинов настряпал, варенья, ягоды и бутылочка столичной на травах настояна. Жаль, хлебушка нет, давно в посёлок не наведывался.
- Привёз я две буханки чёрного. Знаю, в чём у тебя дефицит.
- Так чего мы ждём? Быстро за стол, и расскажи, как жил это время, ведь несколько лет не виделись. 
- Да ничего особенно и не произошло за эти годы. После армии был я у тебя, знаешь, как эта война душу мне опалила, вот только стал приходить в себя. Таню потерял из вида, думал, всё у неё хорошо, а недавно узнал, что в большую беду она попала, всю жизнь ей поломал этот проклятый Цезарь, где она теперь, никто и не знает.
- Ничего, Миша, будешь искать – найдёшь. В Библии как говорится – «просите и дано вам будет, ищите и найдёте, стучите, и отворят вам». Так что, ищи, а найдёшь – достучишься до её сердечка, поверь мне, всё будет хорошо.
- Да уж надеюсь. Друга я себе нашёл четвероногого, лохматого – чудесный пёс, Буран. Следующий раз с ним приеду, со мной будет жить, и, думаю, неплохой помощник из него получится.
- Собака – это хорошо. А у меня тоже новость – Нарда ожеребилась, потом посмотришь, какой у нас теперь есть красавчик, имя ему пока не давал, сам назовёшь.
Просидели до позднего вечера, многое вспомнилось. Михаил улыбнулся:
- А помнишь, Семёныч, как я к тебе на зимние каникулы с ребятишками приезжал?
- Ещё бы не помнить! Такое разве забудешь.
Михаил посмотрел на серьёзную физиономию Семёныча и чуть не расхохотался, вспоминая этот курьёзный случай. Когда работал на заводе и учился заочно, он в одной школе вёл биологический кружок, обещал ребятам с тайгой их познакомить, берлогу показать, следы на снегу научить читать. Вот в зимние каникулы и отправился с ними к Семёнычу в гости.
По одной из границ заповедника река протекает, не больно уж великая, но и не совсем маленькая. Много таких речек текут к  Байкалу, а большая только одна – Селенга. На пологом берегу реки свободно вертолет садится. И ещё – не очень далеко от лесной  усадьбы, на поляне, специальная площадка для посадки вертолёта  оборудована. Дальше –  летом  тропой, зимой  на лыжах. Так охотники сюда и добираются.
Не без труда, но договорился Михаил с начальством насчёт вертолета, потом с каждым родителем, чтобы дитя своё ему доверили, и когда, наконец, всё решилось положительно – ребята были просто счастливы.
Пришли в полной экипировке – в тёплой удобной одежде, с рюкзаками и лыжами. Можно отправляться.
Семёныч их ждал, разместил всех в охотничьем доме, с утра печь истопил, чугунок кедровых орехов запарил. Заливают их кипятком, стоят, пока не остынут, потом воду сливают. Становится скорлупа помягче, грызи, сколько хочешь, зубы не попортишь. На столе суп из белых грибов, на большой сковороде рыба жареная, и даже компот из лесных ягод. Хлеба они каждый с собой по буханке прихватили, а Михаил ещё и «пузырёк» для хозяина.
В общем, угощение царское. Ребята в восторге, уплетают за обе щёки, а потом ещё чай с таёжным мёдом и земляничным вареньем. Грибы сушили и варенье варили Семёнычу внучки, когда летом приезжали отдохнуть от городской суеты.
Матрацами и постельными атрибутами домик тоже был обеспечен. Сидели дотемна, дед про тайгу рассказывал, потом распрощался, а напоследок сказал:
- Ребятишки, кому на двор надо будет, я валенки в коридорчик поставил, других удобств у нас нет, не город.
Утром Михаил проснулся от громкого возмущённого голоса Семёныча:
- Ты посмотри, что твои сорванцы учинили?!
Михаил выскочил в коридор. У дверей стояли невысокие подшитые валенки, которые ребята за ночь наполнили почти до краёв, чаёк да компот дали о себе знать. Он смотрел на возмущённого деда, на размокшие валенки, на смущённых ребятишек, выскочивших босыми на этот шум, и не мог не расхохотаться.
- А ты что ржёшь, как конь? Что тут смешного? Валенки-то совсем новые, недавно подшил. Вот паршивцы!
Михаил посмотрел на ребят:
- А ну, быстро в горницу и под одеяла. Выскочили раздетые, ещё простынете, отвечай потом за вас. А ты, Семёныч, успокойся. Ну, не так они тебя поняли – городские ребятишки, в деревне не жили, прости ты их, а валенки я тебе новые привезу, специально приеду, не сомневайся.
- Верю я тебе, Миша, ну больно уж жалко, недавно только валеночки-то подшил, старался…
Хорошо они время провели, он всё ребятишкам показал, что обещал, и многому научил.
Семёныч какое-то время ещё дулся на мальчишек, они уж у него и прощенья просили:
- Дедушка, не повторится больше такое.
- Конечно, не повторится. Не поставлю я больше валенки, босые на  двор бегайте.
Потом смягчился и даже всем на прощанье орехов дал – и россыпью, и в шишках.
Михаил сидел, задумавшись, и смотрел на тёмное окно, закрытое плотными ставнями. Кажется, совсем недавно это было, и вот уходит дед на пенсию.
- Ну, о чём загрустил? Пошли спать, завтра раненько пойдём владения твои осматривать.
Проснулся Михаил рано, ещё темно, на столе лампа керосиновая горит, в печи дрова потрескивают, а дед у плиты колдует насчёт завтрака. Подумал: «Буду здесь жить, соображу что-нибудь на предмет своего электричества. С лампой и свечками скучновато будет».
Чуть рассвело, отправились они на снегоступах (это такие широкие лыжи, чтобы в снег не проваливались) на ближайшую заимку.  Было их несколько в заповеднике.
Избушка небольшая, буржуечка в ней, дрова сухие, в железной коробке спички, соль, сухари, несколько свечей, кружка алюминевая и даже старый чайник. Мало ли что может случиться с кем-то, или сам припозднишься и до усадьбы не дойдёшь.
Ноябрь месяц, в тайге уже снега прилично. Зверушки шубки свои сменили – белки с рыжей на голубую, зайцы с серой на белую, медведи в берлоги залегли. Всё, как положено зимой.
А деревья до чего хороши, особенно ёлочки молодые, стоят, как невесты, серебром осыпаны, не успело ещё солнышко иней растопить.
По краю болотца шли, а на снегу несколько красных капель – кровь что ли? Нет. Это кто-то до клюквы докопался. Следов полно всяких разных, если понимаешь – прочтёшь и узнаешь, что здесь происходило. Много зверья в тайге, и живут они своей особой жизнью. Здесь закон – тайга, медведь – хозяин.
- Что, Миша? Соскучился? Любуешься этой красотой? А воздух, воздух какой свежий и хвоей пахнет.
В усадьбу они вернулись во второй половине дня, подустали немного. Растопили печь, Семёныч остался у плиты хлопотать насчёт еды, а Михаил пошёл Нарду накормить, напоить и с жеребёнком познакомиться, утром не успел. Овса насыпал, сена свежего добавил, воды из колодца принёс, достал из кармана кусок хлеба, положил на ладонь – Нарда взяла осторожно мягкими тёплыми губами.
«А малыш хорош, масти вороной, как и мать. Может, Вороном и назвать? Жаль, Маши рядом нет, она мастер имена придумывать».
Вернулся в дом. Чайник уже вскипел, еды всякой ещё с вечера осталось, только разогреть. Сели за стол,
- Ну что, хорош жеребчик? Как назвать решил?
- Не знаю. Может, Ворон? Чёрный он, как жук, в Нарду, видно, а может, и в отца.
- Отец тоже вороной был.
- Я ещё с Машей посоветуюсь.
- Ну и ладненько.
Они убрали со стола, и Семёныч набил табаком свою трубку, был за ним такой грешок, любил иногда подымить. Ругала его покойная Катерина Ивановна, курить стал редко, но совсем бросить не смог, особенно, если собирался о чём-то серьёзно поговорить, без трубки не получалось.
Михаил знал об этом и понял – предстоит непростой разговор. Василий Семёнович раскурил трубку, сделал пару затяжек и сказал:
- Послушай, сынок, ты мне и вправду, как сын, и любовь у нас с тобой одна – к тайге нашей матушке. Так вот, прожил я здесь всю свою жизнь, отец-то мой тоже лесничил, и вышел я теперь, как говорят, в тираж. Отдыхай, говорят, Семёныч, ты своё отработал, уступи дорогу молодым. Так-то оно так, да только не получается что-то у меня с этим отдыхом. Дочерей ты моих знаешь – хорошие, добрые девочки, и любят меня, зятья тоже парни, что надо. Приглашают меня наперебой жить к себе, чуть не поссорились. Обещал им, в каждой семье жить по очереди, какое-то время, чтобы не спорили и не обижались. Ну и что? Прожил месяц в городе у старшей дочки и понял, не для меня эта жизнь городская – без леса, без зверья, без воздуха таёжного, без рыбалки и охоты, даже болеть начал, и вернулся сюда в усадьбу. Вот дождался тебя, дела передал, а уйти отсюда никак не могу, ноги не идут, и душа не пускает, прижилась она здесь в лесу, и стал я настоящий дед Лесовик. Потому прошу тебя, сынок, разреши мне остаться здесь, помогать тебе буду во всём, за домом присмотрю, за лошадьми. Ну, и что ты мне на это скажешь?
- А скажу я тебе, что рад буду, сам хотел об этом просить, нужна мне и помощь твоя, и опыт твой, одному будет не просто, особенно первое время. Обещали мне помощника, когда такая единица появится в штатном расписании, тогда эту часть заповедника, скорее всего, поделят на два участка, усадьбу ещё одну построят. Да когда это будет, и будет ли вообще – не известно, вот такие дела. Так что, спасибо тебе, и не понимаю, как ты мог подумать, что я откажу тебе в такой просьбе.
- Ну, Миша, успокоил ты меня и порадовал.
Семёныч положил трубку в пепельницу, подошёл и крепко обнял Михаила.
- По такому случаю можно и по глоточку моего зверобойчика.
- Хорошо, давай по глоточку, и спать. Мне завтра рано вставать, до посёлка путь не близкий, а там и в город – у меня ещё дела есть. Пойду, лыжи проверю, и на боковую.

Михаил встал рано, чуть рассвело. Собрался быстро, Семёныча будить не стал, пусть поспит, вчера легли поздно.
Мороз с утра крепенький, ноябрь, настоящая зима, тайга укрылась белой снежной шубой, ходить по ней можно только на широких лыжах. Особые эти лыжи, низ оклеен камусом – шкурой, косой ворс которой удерживает лыжу, не даёт ей скользнуть назад.
Михаил шёл широким мерным шагом, вдыхая всей грудью морозный хвойный, звенящий чистотой таёжный воздух. Любил он тайгу, её суровую красоту, её обитателей, много их здесь, особенно, в заповедных местах – больших и маленьких, хищников и травоядных, живущих по своим законам, законам тайги.
Теперь уже на зиму все обустроились, кто в берлоге, кто под землёй в глубоких норах, жирку за лето и осень нагуляли, можно зиму подремать. Те, что на земле остались, в дуплах, норках кладовки устроили – орехов, шишек, грибов натаскали. Хищники, те в любое время года охотой живут – берегитесь мелкие, слабые, когтистые и копытные.
Михаилу очень нравились бурундучки. Это маленький полосатый зверёк, можно сказать, великий труженик тайги, никого он не обижает и заботливо собирает в свою норку большие запасы орехов. Зато за ним и за его запасами усердно, наперегонки охотятся и соболь, и медведь, и самый крупный из хищных птиц заповедника – ястреб-тетеревятник.
Из мелких хищников особенно соболя уважал –  проворный, хитрый, и мех у него красоты удивительной, необыкновенной. Ещё в древней Руси соболями, как серебром, дань платили. Цари и царицы носили собольи шубы, заграничным государям в дар собольи шкурки посылали. В наше время здесь, в заповеднике, учёные занимаются исследованием экологии соболя, это одна из главных тем в их научной работе.
Михаил подходил к посёлку. Он расположился на обширной поляне у небольшой бухты Байкала. Люди, которые здесь живут и работают, занимаются охраной и изучением заповедной природы озера, единственного, в своём роде, самого большого резервуара пресной воды на земле. Байкал ещё называют колодцем планеты.
Это северо-восточная сторона заповедника, а усадьба лесника расположена на южном кордоне. Обычно лесники живут там с семьёй, охраняют расположенное в тех краях большое озеро, тайгу и её обитателей. Михаил тоже мечтал жить здесь с семьёй. Только где она – его семья? Пока только Семёныч да Буран, и будет ли когда эта семья, неизвестно.
В городе были у него кое-какие дела, а главное – нужно было увидеться с Ритой, он обещал ей, что заедет на обратном пути из заповедника. За последние годы Михаил не раз встречался с девушками. Отношения обычно были недолгими, расставались они легко, по обоюдному согласию, а с некоторыми даже становились просто друзьями. Вот такая бывшая подруга и познакомила его с Ритой. Та училась на ветеринарном факультете их же института, только на очном отделении.
Нужно сказать, что Михаил не был обделён вниманием девушек, но его считали легкомысленным и ненадёжным, так как ни с кем он долго не встречался. Надя, так звали бывшую подругу, пригласила его пойти с ней на день рождения к Рите по её просьбе. Та давно интересовалась этим парнем и очень хотела поближе с ним познакомиться.
Отец Риты был какой-то высокий партийный работник, имел четырёхкомнатную шикарную квартиру в центре города, машину и все остальные блага, положенные ему по его статусу. Мама – скромная, добрая, маленькая женщина, была просто домохозяйкой, она жила только для мужа и единственной дочери, старалась во всём им угодить. Не спорила, не возражала, говорила всегда тихим голосом, словно боялась кого-нибудь побеспокоить.
Михаилу она была очень симпатична, и его возмущало такое потребительское к ней отношение со стороны Риты и её отца. С её мнением вообще никто никогда не считался. Его мама была совсем не такая.
Двадцатилетие дочери отмечали с широким размахом, были все её друзья, благо, места предостаточно. Огромный торт, фрукты, шампанское, дорогие закуски, а главное – музыка, самая дорогая аппаратура и новейшие модные пластинки и записи.
Рита утащила его в небольшую комнату, что-то вроде кабинета и библиотеки. По стенам книжные шкафы с замечательными новыми и даже старинными книгами, большой письменный стол, два кресла, несколько хороших картин, приёмник.
На небольшом круглом, типа кофейного, хохломском столике лежало несколько книг в богатых переплётах. Михаил заинтересовался, книги были о лошадях и коневодстве.
- Это твои книги? Лошадей любишь?
- Люблю, и не только лошадей, других животных тоже. Я же собираюсь стать ветврачом.
- Странно для такой девушки, как ты. Мне показалось, что тебя больше увлекают танцы и музыка.
- А разве это нельзя совмещать?
- Может быть, не пробовал, не знаю.
Так они познакомились. Она его заинтересовала. Кстати, книги, на которые он обратил внимание в первый день их знакомства, принадлежали её отцу, тот был страстный охотник и обожал лошадей. Об этом Михаил узнал позже.
Они встречались уже около двух лет. Немного странными были эти отношения, Михаил не мог сказать, что влюблён, но его тянуло к Рите, он даже скучал, когда долго её не видел. У них были общие темы для разговора, нравились одинаковые фильмы, даже по музеям она иногда с ним ходила, говорила, что ей тоже интересно, хотя этому он не особенно верил. Было видно, что Рита любит его, и ей хочется сделать ему приятное.
Разногласия начались, когда Михаил получил направление на работу в заповедник. Это была его мечта. Только Рита, которая уже решила, что они должны обязательно пожениться, заявила, что не собирается «похоронить себя в тайге», и что папа устроит Михаила на хорошую должность здесь, в городе. И квартира тоже будет им предоставлена очень даже приличная.
На что Михаил ответил, что хоронить себя в тайге не нужно, там нужно жить, и дом у него есть замечательный, большой и просторный.
- И все удобства на улице, так? И вместо электричества керосиновая лампа?
- Пока так, но со временем это можно решить.
- Вот и решай, а я не собираюсь этим заниматься.
Она ушла, хлопнув дверью. Это был их последний разговор, так он думал, но перед его отъездом в заповедник Рита позвонила и попросила о встрече. Михаил обещал, хотя не понимал, о чём говорить, если ещё тогда она всё уже решила.
Они встретились в квартире её родителей, Рита была в хорошем настроении.
- Проходи, раздевайся, мой руки – и за стол. Мама вкусный обед приготовила, пирожков твоих любимых с мясом испекла.
Обед, действительно, был замечательный. На столе появилась бутылочка сухого вина. Ритина мама поинтересовалась, нравится ли ему работа, какие там условия жизни, и как отнеслись его родители к тому, что он будет жить в тайге один.
- Один я не буду, со мной пока остался жить бывший лесник, и друг у меня есть – Буран, так что скучно не будет. И работы много, всем нам троим хватит.
Мама начала убирать со стола, а они с Ритой пошли в её комнату.
- Миша, ты можешь остаться хотя бы на пару дней?
- Нет, не могу. Звонил домой из управления, отец просил не задерживаться, и я обещал утром приехать, теперь нужно сообщить, что приеду поздно вечером. Денёк побуду дома, потом вернусь в заповедник. А через неделю буду в Иркутске несколько дней. А в чём дело? Мы, кажется, обо всём переговорили, всё выяснили.
- Обо всём-то, обо всём. Только хотела кой о чём рассказать, посоветоваться с тобой. Ведь я подала документы в институт в Москве, собираюсь ехать сдавать экзамены.
- Это же было ещё летом. Что-то ты темнишь…
- А теперь хочу поехать забрать документы и буду поступать в училище Аэрофотосъёмки, там дополнительный набор.
- Что за ерунду ты несёшь? Какое училище?
- Ладно, Миша, идём на телеграф, позвоним твоим родителям, а то они будут волноваться, а через неделю встретимся, и я тебе всё расскажу.
- Я-то тут при чём? Это твоё дело, решай сама. Хочешь – летай, хочешь – плавай.
- И ты тоже – «при том». Сказала, после расскажу. Собирайся быстрее, идём, раз решил уехать.





Глава 4
Неожиданная встреча. Таня

Встреча была столь неожиданной, что Таня едва не потеряла сознание. Они с мужем зашли на телеграф, чтобы позвонить. Через кабинку, спиной к ним, стоял высокий, спортивного вида мужчина рядом с симпатичной девушкой. Русоволосая, кудрявая, с карими глазами и ямочками на щеках, она, смеясь, рассказывала о чём-то своему собеседнику. Они, по-видимому, уже переговорили по телефону и собирались уходить, когда мужчина обернулся, Таня побледнела и пошатнулась, муж поддержал её.
- Что с тобой?
- Посмотри, ведь это Михаил, а говорили, что он погиб в Венгрии!
- Значит, не погиб.
Они шагнули идущей навстречу паре.
- Миша, привет! Мы слыхали, что ты не вернулся из армии, твои родители получили извещение о твоей гибели.
- Как видишь, вернулся. А вы почему здесь?
- Живём и работаем в одной школе. Я завучем, Татьяна преподавателем. А ты как?
- Работал здесь, учился на вечернем, сейчас работаю в заповеднике. К родителям еду, навестить и забрать кое-что.
Таня, словно окаменела, смотрела на Михаила и не могла произнести ни слова, не верила своим глазам.
- Танечка, а ты разве не в Подмосковье уехала к родным?
- Нет.
В разговор опять вступил её муж:
- Миша, ты познакомь нас со своей спутницей.
- Это Рита. Моя подруга. А это мои одноклассники – Татьяна и Сергей.
Сергей взял Таню за руку.
- Она давно разошлась с Юлием и вышла замуж за меня.
- Ну что же, поздравляю.
- Спасибо. Будешь в Иркутске, заходи, мы работаем в 12-й школе. А сейчас нас зовут к телефону, до свидания, мы рады за тебя.
Он потащил Таню к кабинке.
Михаил с Ритой направились к выходу.
- Слушай, она смотрела на тебя так, словно привидение увидела и дар речи потеряла. А может она немая?
- Нет, просто считала, что меня нет в живых, а тут такая неожиданная встреча.
- Возможно, но муженёк её явно был в курсе, что ты жив-здоров, и скрывал это от неё. У тебя с ней что-то было?
- Было да прошло. Закроем эту тему.
- Хорошо. А теперь пойдём, я тебя провожу до вокзала. А может, ещё успеем в кино сходить?
- Нет, не хочу ехать последней электричкой, идём на вокзал.
Таня всё ещё не могла опомниться. Она поговорила с мамой, сказала, что они с Антоном в это воскресенье приехать не смогут, пусть не ждут. Мама с бабушкой жили в посёлке недалеко от Байкала, и она с сыном приезжала к ним на выходные и праздники.
За ужином Сергей сидел мрачный, ел молча, сосредоточенно глядя в тарелку, Таня тоже молчала, говорил только Антон. Увлечённо рассказывал о том, что решили с ребятами в зимние каникулы побывать на Ольхоне, что-то про классную стенгазету, редактором которой его выбрали.
- Мама, ты меня слышишь?
- Слышу, сынок, слышу. Замечательно, что будешь редактором, ты ведь и рисуешь неплохо, а в поход лучше пойти с кем-то из взрослых.
- А мы не одни, с нами будет Григорий Иванович.
Это их преподаватель физкультуры, молодой, спортсмен, он и зимой, и летом организовывал походы, водил своих учеников по родным местам.
- Очень хорошо, а уроки ты выучил? Тогда иди, заканчивай и спать. Завтра рано вставать, не забывай про утреннюю пробежку, ты ведь обещал.
- Конечно, мама, я помню. Спасибо, я пошёл.
Антон направился в свою комнату.
Сергей ещё сидел за столом, Таня собрала посуду.
- Поставь, пожалуйста, чайник.
- Хорошо.
Она помыла посуду и принесла ему чай, поставила на стол варенье, сахар.
- А ты будешь пить?
- Нет, не хочу. Пойду немного почитаю и лягу пораньше, устала, сегодня был трудный день.
- Это точно, - буркнул Сергей, взял газеты и сел на диван.
Поздно вечером, уже лёжа в постели, Таня первой нарушила молчание.
- Судя по твоему поведению, я поняла, ты знал, что Миша жив, почему  ничего мне не сказал?
- Не хотел волновать.
- И только? Ты уже достал меня своей бесконечной ревностью.
- Да, меня бесит, что мужики на тебя пялятся, конечно, у меня не было оснований обвинять тебя в измене, так как я знал, что ты никого не любишь, в том числе и меня, а теперь они появились. Признайся, ведь ты любила Михаила, даже, когда думала, что его уже нет. А теперь? Что ты скажешь теперь?
- Да, я любила и люблю только его, но поняла это слишком поздно. О том, что тебя не люблю, ты знал, но уговорил меня выйти за тебя замуж, обещал ни в чём не упрекать, быть хорошим отцом Антону, обещал спокойную семейную жизнь. А что на самом деле? Общего языка с Антоном ты не нашёл, ревнуешь меня к каждому столбу, постоянные ссоры дома и даже на работе. Я устала от такой жизни.
- Значит, развод?
- Я уже давно думаю об этом.
- И раз этот Медведь объявился, я понял, ты примешь окончательное решение. Но не забывай, у него есть девушка, скорее всего, невеста.
- Я не помешаю их счастью.
- Только знай, я не отпущу тебя.
- Попробуй.
Она отвернулась от него и потушила свет.
Какой сон! Татьяна лежала с открытыми глазами, прошлое нахлынуло  настоящей лавиной. Всё, о чём столько лет пыталась забыть, ожило и давило, терзало её с такой же беспощадной жестокостью, как тогда, и она снова ощущала ту же боль, отчаяние и безысходность.
Они приехали из Подмосковья в мамины родные места, сразу после смерти отца. Вот она входит в свой класс с преподавателем, он ещё не успел представить её ребятам, когда она встретилась взглядом с парнем, сидевшим на последней парте у окна. Подумала, странный мальчик, а взглянул так, что в сердце кольнуло, мрачный какой-то, и выглядит старше всех, может, второгодник.
Потом узнала, он, действительно, был старше, из-за болезни позже пошёл в школу.
Класс её принял хорошо – доброжелательная, общительная, она понравилась всем, особенно мальчикам. И подружка появилась, Лена – весёлая, говорушка.
От неё Таня узнала всё обо всех.
- А про Михаила почему ничего не говоришь?
- Что про него скажешь? Медведь он и есть медведь. Замкнутый какой-то, ни с кем особенно не дружит, немного ближе с Серёгой-ботаником, есть у них общие темы и шахматы, а девчонок он вообще игнорирует, они к нему и так и сяк, а он, как скала: привет, улыбнётся, может даже с тобой в кино сходить, если уговоришь, но не больше. А что, понравился?
- Интересный парень, и какой-то загадочный.
- Красавчик, это точно, а насчёт загадочности… Просто он старше нас, взрослее, может, ему с нами не очень интересно. Да, любит историю, географию, биологию и шахматы. Что ещё – спокойный, рассудительный, не любит, когда ссорятся, сам в драки не лезет и других всегда может помирить. Кажется всё, полный портрет, больше ничего о нём не знаю. Устраивает?
- Вполне.
Странно, но Таня чувствовала, что её просто тянет к этому «медведю». Раньше она такого чувства не испытывала, хотя с мальчиками уже встречалась, дружила, знала, что красивая, и кавалеров было предостаточно.
Скоро она заметила, что Михаил тоже ею заинтересовался, даже сам пригласил в кинотеатр посмотреть новый фильм. Проводил до дома, предложил познакомить с городком и ближайшими окрестностями.
- На велосипеде ты кататься умеешь?
- Нет, не умею, я умею только танцевать, и велосипеда у меня нет.
- Это поправимо. Велосипед мы достанем, а кататься я тебя быстро научу, это не сложно, увидишь.
- А я научу тебя танцевать.
- Зачем? И нет у меня способностей, ещё ножки отдавлю учителю танцев.
Таня рассмеялась:
- Как это, «зачем»? Школу закончим, будет выпускной, пригодится, а ноги отдавить во время занятий хороший учитель тебе не позволит. А я хороший учитель.
- Ладно, я подумаю. А пока договоримся, в следующий выходной я жду тебя возле Дома культуры в десять часов утра. Договорились?
- Я приду.
Она пришла ровно к десяти часам, он уже ждал.
- А ты молодец, пришла вовремя, обычно, девушки опаздывают.
- Не люблю ждать и сама не опаздываю. Кто-то сказал: «Точность – вежливость королей».
- На королеву ты, конечно, не тянешь, а на принцессу – согласен.
Они оба рассмеялись.
- А теперь, принцесса, пошли добывать средства передвижения.
Он привел её к своему дому, у крыльца стояли два велосипеда.
- Один мой, а этот, женский, возьмём у моей мамы.
- А чем они отличаются?
- У мужского велосипеда – рама, через неё нужно ногу перекинуть, чтобы сесть на сидение, а у женского она отсутствует, можно сразу садиться. Берись за руль, пока пойдём пешком и поведём своих «коней» до ипподрома.
Они направились в сторону реки.
Не доходя до реки, перед небольшим лесочком, была большая поляна, скорее поле, очень ровное, иногда здесь тренировались и играли в футбол.
Ездить Таня научилась, действительно, очень быстро. Она поняла – главное, держать равновесие, а это она умела, гимнастикой занималась, по бревну ходила, а вот тормозить не могла, не понимала, как это сделать, а спросить постеснялась.
Дорога была пустынная, решили потихоньку ехать – Таня впереди, Михаил за ней. На перекрёстке показалась машина, Таня испугалась, не знала, куда она повернёт, и спрыгнула с велосипеда, он полетел в одну сторону, она в другую.
- Что случилось? – Михаил подбежал к лежащей на земле девушке. – Ты не разбилась?
- Вроде, нет.
- А зачем спрыгнула?
- Испугалась, что машина в нашу сторону повернёт, а я тормозить не научилась, не совсем поняла, что нужно сделать, а переспросить постеснялась, решишь, что я совсем тупая.
- Глупенькая, сейчас ещё раз покажу, как это делается. А машина не собиралась поворачивать на нашу дорогу, ведь она просигналила.
- Как просигналила?
- Ты же видела, у машины большие фары, и рядом с каждой – маленькая, сигнальная. Если машина поворачивает направо, она мигает правой «сигналкой», когда налево – левой. Поняла?
- Поняла.
- Можно подумать, что ты жила в какой-то глухой деревне, где машины не ездят, а не в городе.
- Просто я на них особого внимания не обращала. Есть автобусы, троллейбусы, трамваи, в Москве – метро. А машины я вообще недолюбливаю, бегают, как жуки, и ещё, оказывается, «моргать» умеют.
- «Моргать» умеет весь транспорт.
- Теперь буду знать.
- Молодец. А сейчас потренируйся, как тормозить, и поехали дальше.
Теперь они часто ездили на велосипедах к реке, в дальний лес. В прохладные дни Михаил разводил небольшой костёр, находил ствол старого дерева, подтаскивал ближе к огню. Темы для разговоров всегда находились: он мечтал о путешествиях, она о театре, оба любили стихи. Таня обожала Лермонтова, он – Есенина. Возмущался, почему этого поэта нет в школьной программе, и книги его почти не издают.
Им было так хорошо вдвоём, но он ухаживал так робко и несмело, ещё ни разу даже не попытался её поцеловать, а ей так этого хотелось.
Сибирское лето короткое, и осень вечерами часто холодит его остатки своим дыханием. В этот раз они задержались на прогулке, у Тани замёрзли ноги, и она, сняв сандалии, протянула их ближе к костру.
- Осторожно, обожжёшься! Давай погрею, - он взял их в свои тёплые ладони.
- Зачем, ведь огонь горячее?
- Ты права, но греет по-настоящему только живое тепло. Огонь бесконечно красив и очень горяч, потому держаться от него лучше подальше, иначе обожжёшься, и страшные следы ожогов останутся на всю жизнь. Он притягивает к себе, и можно сгореть, как сгорают ночные бабочки, привлечённые его ярким светом.
- Миша, ты ещё мальчишка, а рассуждаешь, как умудренный жизнью старик.
- Нет, просто, чтобы лучше знать жизнь, надо жить не только на её поверхности, но и вглубь иногда заглядывать. Когда ты плаваешь в море или озере, сверху тепло, хорошо, а нырни в глубину, увидишь много интересного – и хорошего, и плохого, и даже страшного.
- Ладно, хватит философствовать, поехали домой, уже темнеет, и я замёрзла.
- Хорошо, седлаем своих «коней» и едем быстро, сразу согреешься.
В классе, конечно, сразу заметили сложившиеся между ними отношения. Ребята немного завидовали, особенно Сергей.
А  девчонки подсмеивались: «Проснулся, наконец, наш Мишенька-медведь. Молодец, Татьяна, разбудила косолапого».
Всё было так хорошо, пока не появился Юлий. Он ворвался, как огненный вихрь, не только в жизнь класса, но и в её жизнь.
Как такое могло случиться, что она, как околдованная, забыла обо всём и обо всех. Он, как и она, окончил школу танцев, они организовали в своей школе небольшой ансамбль, научили ребят танцевать.
Их стали приглашать в Дом культуры и даже в Иркутск.
Таня и Юлий быстро сблизились, она поверила его бурным чувствам и ласкам, и отвечала тем же в каком-то угаре.
 Её мама забеспокоилась:
- Таня, что с тобой происходит? Я тебя не узнаю.
- Мамочка, это любовь. Он так меня любит!
- А ты его?
- И я, конечно же…
- А ты уверена в этом?
- Мама, любовь – она или есть, или её нет, как тут можно сомневаться?
- Смотри, доченька, не обожгись, ведь ты его плохо знаешь, вернее, почти совсем не знаешь.
- Чтобы полюбить, не обязательно хорошо знать, ведь любят не за что-то, а вопреки всему.
- Кто это сказал? И вообще, это просто слова, а не жизнь.
- Не помню, кто сказал, но это именно так.
- Не знаешь ты ещё жизни.
- Узнаю, а пока не будем портить друг другу настроение.
Она, действительно, многое узнала, и довольно скоро.
До выпускного вечера оставался месяц, когда Таня поняла, что беременна. У неё не было токсикоза, голова не кружилась, не тошнило, но задержка уже второй месяц. Она никому ничего не сказала.
Как-то вечером, когда они прощались у её дома, Юлий спросил:
- Ты меня любишь?
- Ты же знаешь, зачем спрашивать?
- Тогда выходи за меня замуж, давай поженимся. Согласна?
- Ты это серьезно?
- Конечно. Подадим заявление, и сразу после выпускного сыграем комсомольскую свадьбу, пока ребята не разъехались кто куда. Возможно, в качестве подарка нам дадут ордер на однокомнатную квартиру в новом доме, он сейчас сдаётся. Я уже говорил с секретарём горкома комсомола, он обещал похлопотать.
- Как у тебя всё быстро.
- А чего ждать, нужно ловить удачу, не упускать момент. Так ты согласна на моё предложение? Танечка, милая, что же ты молчишь?
- Хорошо… - она не успела договорить, как он поднял её, поцеловал и закружил, как ребёнка.
- Ты моё счастье, моя радость, моя жизнь!
- Хорошо, но подожди до завтра.
- До завтра я подожду.
Они расстались. Для себя она уже всё решила, но с  мамой нужно поговорить, а то она может обидеться.
Они поговорили в тот же вечер.
- Мамочка, ты рада? Ты хочешь, чтобы я была счастлива?
- Конечно, хочу. Но какой же расчётливый этот Юлий, уже и дом присмотрел.
- Ну, это же хорошо.
- Может, оно и так, будем надеяться.
- И всё-таки он тебе почему-то не очень нравится.
- Главное, чтобы тебе нравился и оправдал твои надежды.
Всё получилось, как и говорил Юлий. Они подали заявление, сыграли свадьбу, получили в подарок ключи от квартиры. В ЗАГСе, правда, сказали, что надо бы подождать немного, ведь им ещё не исполнилось 18 лет, но Юлий быстро всех уговорил, он умел это делать.
Всё было замечательно, пока она не сказала ему о беременности.
- Ты сошла с ума! Почему молчала?
Впервые он говорил с ней резко и грубо, на повышенных тонах.
- Ты не хочешь ребёнка?
- Какой ребёнок?! А как же танцы, институт культуры, карьера? Он нам, действительно, сейчас не нужен.
- Но сделать ничего нельзя, уже большой срок.
Юлий просто взбесился:
- Ненормальная, о чём ты думала? Теперь всё летит к чёрту!
От такой его реакции Таня была в шоке, но взяла себя в руки.
- Успокойся, всё будет хорошо. Малыша можно отвезти к моей бабушке, она нам поможет. А восстановлюсь я быстро, и буду так же танцевать, а может, даже ещё лучше. В институт поступлю на год позже тебя, ничего страшного. А сейчас нам поможет моя мама, и будет у нас расти замечательный сынок или дочка. А ещё тебе дадут отсрочку в военкомате, сможешь поступить учиться.
Юлий немного успокоился:
- Отсрочка, это неплохо. Я как-то об этом не подумал. Ладно, посмотрим, что получится.
В институт он не поступил, не прошёл по конкурсу. Устроился работать в Доме культуры, на следующий год у него появятся льготы при поступлении.
Через семь месяцев родился Антошка, все решили, что он семимесячный, кроме Тани и врачей.
Танина мама продала своё золотое колечко, часики, браслет, приобрели в квартиру необходимую мебель. Кроватку для малыша и коляску купили друзья. На свадьбу и на новоселье им подарили много посуды.
Жизнь налаживалась, а вот отношения между супругами совсем разладились. Таня не узнавала своего Юлия, это был другой человек, совершенно не похожий на того, которого она знала до свадьбы и любила. С работы приходил поздно, вечно всем недоволен: готовит она отвратительно, рубашку нормально погладить не может, в квартире беспорядок, за собой не следит.
- На кого ты стала похожа? Растолстела, какой из тебя танцор?!
- Это пока кормлю, потом похудею. И вообще, не так уж я и поправилась.
- В зеркало на себя посмотри.
- Зеркала у нас пока нет.
- У нас много чего нет, и не будет, а всё благодаря тебе и твоему ребёнку.
- Между прочим, он и твой тоже.
- Я его не хотел.
- Но близких отношений ты очень хотел, а от  этого иногда дети рождаются.
- А ты о чём думала?! – он уже кричал.
- Тогда мы оба ни о чём не думали. И не кричи, ребёнка разбудишь.
По ночам Антошка часто просыпался и плакал, чем особенно раздражал Юлия. Утром он жаловался, что не выспался:
- Кошмар какой-то, хоть из дома беги.
- Ты и так здесь почти не бываешь, даже по выходным.
Таня выбивалась из сил, ночами вставала к ребёнку, рано утром спешила приготовить завтрак. Спасибо маме, та, по возможности, забегала помочь по хозяйству, сходить в магазин, посидеть с ребёнком, пока она стирала и готовила.
Галина Васильевна  уже давно всё поняла, но ничего не говорила, ни в чём не упрекала, не хотела делать дочке больно. Советов тоже не давала, не вмешивалась в их жизнь, сами должны разобраться и всё решить.
Таня очень уставала, а главное, страшно нервничала, у неё пропало молоко, стало ещё труднее. Детского питания в продаже не было, нужно было ходить в «детскую кухню» или готовить самой.
В этот злополучный вечер Юлий пришёл раньше обычного, и Таня попросила его побыть с малышом, пока сходит в магазин за молоком. Магазин на окраине старого города, идти до него нужно через пустырь, место строительства нового микрорайона, и ходить через него было небезопасно, особенно поздно вечером. Кругом лагеря, в городке много расконвоированных и даже беглых.
Возвращалась уже в темноте узкой, едва заметной тропинкой между сугробами. Скорей, скорей, она почти бежала, впереди уже видны первые дома новостройки. От сильного толчка Таня упала лицом в снег, бидончик с молоком отлетел в сторону, ещё мгновение, и она лежит на спине, по переносице скользнуло острое лезвие, и глаза залило кровью.
- Встала и пошла, - послышался хриплый приглушённый до шёпота мужской голос. – И чтобы ни звука…
В спину упёрлось острие ножа, она почувствовала укол даже через шубку. Они шли в сторону её дома, прошли его, потом ещё два, свернули на другую улицу и остановились у первого подъезда углового дома. Дверь открыта или её вообще нет, она не поняла.
- Поднимайся на второй этаж и не вздумай орать, бесполезно.
Дома здесь все двухэтажные, выше на мерзлоте строить побаивались. Таня шла по лестнице, почти ничего не видя, в каком-то полузабытье, её трясло от холода и страха. Мелькнула мысль – может, кто-нибудь встретится. Но никто не встретился, и они подошли к двери. Мужчина трижды ударил в неё ногой, и через некоторое время послышался женский голос:
- Кто там?
- А то ты не знаешь, открывай, старая карга.
Когда они вошли в узкий коридор, дверь ближайшей к ним комнаты захлопнулась, следующую, в конце коридора он открыл своим ключом и щёлкнул выключателем. Небольшая комната, окно без занавески, железная кровать, кухонный стол, на нём полбуханки хлеба, круг колбасы, какие-то бутылки и стаканы, две табуретки и шкаф, похожий на те, что ставят в банях.
- Что стоишь? Раздевайся.
Таня посмотрела на мужчину: молодой, плотный, довольно высокий, лицо, заросшее пятидневной тёмной щетиной. Он сбросил валенки, туда же, в угол, полетели телогрейка и шапка.
- Я сказал – раздевайся, глухая что ли?
Она решила, что ему нужна её шубка из меха белки, подарок мамы на день рождения.
- На, возьми, она совсем новая, и шапка, и муфта.
- Мне это ни к чему. А ты, красотка, - он подошёл вплотную, дыхнул на неё перегаром. – Чего остановилась, раздевайся дальше. Может, помочь, - и рванул на ней кофту, на пол полетели пуговицы.
Таня всё поняла и бросилась к двери.
- Стой, паскуда! – он схватил её за косу, приставил нож к горлу, потащил к кровати.
- Жить хочешь – будешь молчать, а нет – никто тебя больше не увидит и не найдёт, не сомневайся.
Сыночек, Антошка… Да, она хотела жить, стиснула зубы и словно окаменела: «Только бы он не убил меня…»
Этот кошмар Таня не забудет до конца своих дней.
Натешившись, насильник оделся, бросил ей одежду.
- Одевайся, и пошли. 
Она решила, что он всё равно убьёт её, но не в квартире, а куда-то заведёт подальше от района.
- Не убивай, у меня совсем маленький ребёнок, я никому ничего не скажу.
- Давай быстрей, и кровь вытри с лица, - он бросил ей полотенце.
На улице спросил:
- Где живёшь?
- В пятом доме, здесь рядом.
- Знаю такой, быстрей.
Недалеко от её дома остановился. Она сунула замёрзшую руку в муфту. В его руке вновь появился нож.
- Что у тебя там?
- Деньги, можешь взять, только не убивай меня, прошу.
- Зачем такую красотку убивать. Живи пока. Но если рот откроешь, я тебя из-под земли достану. А деньги мне не нужны.
Сказал и быстро исчез в темноте.
Таня медленно поднималась по лестнице, подошла к своей квартире, постояла с минуту, потом повернулась и позвонила соседям. Там жили Аня и Илья, оба врачи, Таня с ними очень сдружилась. Детей у них не было, и Анечка сильно переживала, иногда забегала, чтобы повозиться с Антошкой, мечтала о таком же малыше.
Дверь открыла Аня.
- Танечка, что случилось? – она потащила её на кухню. – Что у тебя с лицом? Почему молчишь? Да говори же, наконец. В чём дело?
Таня не могла произнести ни слова, спазм перехватил горло. Неожиданно из глаз хлынули слёзы, и она разрыдалась.
Не на шутку испуганная, Аня налила в стакан воды, плеснула туда валерьянки.
- Выпей, успокойся и расскажи.
На кухню заглянул Илья.
- Подожди, Илюша, нам надо поговорить.
Сквозь слёзы, Таня коротко рассказала о случившемся.
- Домой ты заходила?
- Нет, сразу к вам.
- Значит, Юлий ещё не знает? Возможно, это и к лучшему. Он у тебя такой непредсказуемый. Неизвестно, что бы выкинул. Я сделаю тебе горячий сладкий чай, выпей, но прежде, пойди, умойся, а я поговорю с Ильёй, и все вместе решим, что делать.
У них в квартире был телефон, в то время это было редкостью.
- Танечка, - обратился к ней Илья, - ты не бойся. Согласна написать заявление, обратиться в суд, то есть предать всё случившееся огласке?
- Да, конечно, я не боюсь и не хочу, чтобы этот подонок ходил по нашему городу и продолжал совершать преступления.
- Тогда я вызываю милицию, - он подошёл к телефону.
Наряд милиции приехал быстро. Таня написала заявление, Анна, как врач, освидетельствовала потерпевшую.
- Теперь едем на место преступления. Вы сможете показать дом и место, где он вас толкнул?
- Смогу.
- Одну минутку, я сейчас приведу её мужа.
- А он что, ещё не в курсе?
- Пока нет.
- Ясно, только побыстрей.
- Таня, дай мне ключи, я сам схожу за ним.
Позже он рассказал Тане, как разбудил спавшего Юлия, попросил одеться и выйти с ним из квартиры, чтобы не разбудить Антошку.
- Ты знаешь, меня страшно удивила его реакция на случившееся. По-моему, его больше всего возмутило, что ты написала заявление в милицию: «Этого только мне и не хватало, могла бы помолчать об этом, а не трезвонить на весь город, суд ей понадобился». – «Ты в своём уме?» - «Я-то в своём, а вот насчёт её, сомневаюсь».
Войдя в квартиру соседей, он бросил на жену злобный взгляд:
- Вечно у тебя не так, как у других. Надо же было так вляпаться.
Милиционер удивлённо на него посмотрел:
- Напрасно вы так, ваша жена ни в чём не виновата.
Аня обещала побыть с ребёнком и приготовить ему еду.
- Не беспокойся, Танечка, молоко у меня есть, всё будет хорошо.
Они вышли на улицу. По полю подъехали к месту нападения. Ночь была светлая, полнолуние, и на снегу темнели пятна крови. Потом поехали к указанному Таней дому. На стук открыла та же женщина, что и в прошлый раз.
- Ваш сосед дома?
- А мне откуда знать, я ему не сторож.
Постучали во вторую дверь, никто не откликнулся, но послышался какой-то стук и скрежет.
- Окно пытается открыть, вышибай дверь.
Хлипкая дверь вылетела под натиском троих мужчин. Преступник действительно пытался бежать через окно, но не успел, его быстро  скрутили, на руках защёлкнулись наручники,
- Ведите его в машину, а я с потерпевшей всё здесь осмотрю.
Старший лейтенант посмотрел на Таню, она побледнела и вся дрожала.
- Успокойтесь, мы его задержали, а вы ответьте мне на несколько вопросов. Может, вам дать воды? Я схожу на кухню.
- Нет, не надо.
На столе лежал нож, на табуретке валялось полотенце, которым она вытирала с лица кровь.
- Когда вы сюда вошли, здесь никого не было?
- Никого.
- В углу это его одежда – телогрейка, шапка, валенки?
- Его.
- Ваших вещей здесь никаких не осталось?
- На полу должны быть пуговицы от моей кофты.
- Сколько?
- Пять штук.
Милиционер собрал пуговицы в бумажный пакет, туда же положил нож и полотенце, забрал одежду, валявшуюся на полу.
- Пошли.
Они вышли из квартиры. У машины Юлий с яростью пинал ногами лежащего на земле преступника.
- Всё, пар выпустил и хватит, а то судить будет некого.
Таню и Юлия высадили возле их дома.
- В отделение мы вызовем вас повесткой, - обратился милиционер к Тане. – Не забудьте паспорт. До свидания.
В процессе следствия выяснилось, что в тот вечер преступник напал ещё на одну девушку, она оказала сопротивление, начала кричать, и он полоснул её ножом по горлу. По чистой случайности её обнаружил поздний прохожий. Сейчас она находилась в больнице в очень тяжёлом состоянии.
Следствие шло быстро. Ещё до суда охранники перехватили записку, которую пыталась передать в камеру сестра преступника. В ней она советовала ему говорить, что потерпевшая вовсе не «потерпевшая», а его любовница, что встречались они не один раз, и всё происходило по обоюдному согласию.
Во время суда он смотрел на Таню, как затравленный волк. Вину свою признал, и если бы девушка, лежащая в больнице, умерла до суда, то его судили бы ещё и за убийство, но она умерла только через полгода. За изнасилование его осудили по закону на десять лет, его сестре за ложные показания дали год условно.
Танина жизнь превратилась в кошмар. Ребёнок маленький, в ясли большая очередь, поэтому о работе пришлось забыть. Нанять няньку – нет денег, они жили на зарплату Юлия и небольшую мамину помощь. Галина Васильевна  ещё работала и только изредка забегала помочь дочке.
А самое главное, что её муженёк превратился в настоящее чудовище. В квартире он появлялся редко, всегда пьяный, и уже с порога начинал её оскорблять и винить во всём случившемся. Юлий, наверное, был единственным человеком, который поверил тому, что было написано в той злосчастной записке, а, возможно, просто искал предлог для окончательного разрыва семейных отношений.
Однажды, поздно вечером, он ворвался в комнату с топором в руках. Топор, обычно, стоял в углу в коридоре, они рубили им мясо. В ужасе Таня бросилась к кроватке сына, обхватила Антошку закрывавшим его пуховым одеялом и, как была в халате, тапочках и с непокрытой головой, выскочила на улицу.
 До маминого дома было не очень далеко, она бежала, не разбирая дороги, прижимая к груди плачущего ребёнка. В голове билась только одна мысль – только бы он не бросился следом, и только бы не упасть.
Она колотила в дверь ногами, забыв, что есть звонок.
- Что случилось?
Мама стояла на пороге в ночной рубашке, собиралась лечь спать, она сразу всё поняла, уложила на кровать, и успокоила ребёнка, натянула на Танины ноги шерстяные носки, одела в тёплый халат, напоила валерьянкой, потом горячим чаем.
- А теперь расскажи всё подробно.
После дочкиного рассказа спросила:
- И что ты собираешься делать?
- Подам на развод.
На другой день она подала заявление на расторжение брака. На суд Юлий не явился, своё согласие прислал письменно. Их развели так же быстро, как и соединили.
Через несколько дней к ней зашла Лена и рассказала, что Мишины родители получили сообщение о его гибели. Ночью Таня не могла уснуть, спазм, как сильная рука, сжимал сердце и перехватывал горло, было трудно дышать.
Михаил… Только сейчас, когда его не стало, она поняла – он не просто ей очень нравился, она любила его, сильно, по-настоящему, и теперь его нет… Как же так, как мог мимолётный вихрь затушить это чувство. Но, видно, не затушил…
Всю ночь её преследовали кошмары, она просыпалась от собственного крика. Утром мама разбудила её, что-то говорила, но смысл сказанного до неё не доходил. Проснулся Антошка, Таня умыла его, одела, накормила, расстелила на полу одеяло, дала игрушки, которые были в квартире – играй, малыш.
Она делала всё автоматически, потом села на стул и уставилась в одну точку. В голове не было никаких мыслей, перед глазами туман. Рядом мамина ножная швейная машинка, сбоку коробочка с катушками ниток. Взгляд упал на пачку со старыми лезвиями. Ими они с мамой иногда распарывали старые вещи, чтобы сшить «новые».
Рука потянулась к упаковке, она развернула бумажку и взяла тонкое блестящее лезвие, вошла в ванную комнату, открыла тёплую воду и села на край ванны. Таня смотрела на своё запястье – вот она, тонкая голубая вена, одно движение, и всё будет кончено. Зачем жить, когда впереди нет ничего, нет Миши, нет будущего…
В комнате заплакал Антошка, он потянулся за игрушкой, сполз с одеяла и стукнулся головой об пол. Таня словно проснулась, бросилась к ребёнку.
- Маленький мой, прости меня. Как я могла! Прости меня, деточка, солнышко моё.
Слёзы хлынули из глаз, она не плакала, она просто рыдала, прижимая к груди Антошку, который испугался и заревел ещё сильнее. Такими их и застала Галина Васильевна, когда вошла в квартиру. В четверг у неё было мало уроков, но были дополнительные занятия с отстающими учениками. Сегодня она их отменила, перенесла на другой день, так как на сердце было неспокойно, очень переживала за дочку.
- Это что за концерт в два голоса? В чём дело?
Из-под дверей ванной показалась вода, она открыла дверь – переполненная ванна, на табуретке развёрнутое лезвие бритвы. Она всё поняла.
- Таня, ты сошла с ума. А как же Антошка, как же я? Ты об этом подумала?
- Мама, Миши больше нет…
- Как это – нет?
- Родителям пришло извещение о его гибели. Как мне теперь жить?
- А вот так – жить, работать, растить сына. Завтра я подам заявление об увольнении, уедем к бабушке на Байкал. Уедем отсюда, ничто не будет напоминать тебе о случившемся, быстрее забудется  весь этот кошмар. Ведь я вижу, ты людей стала сторониться, замкнулась в себе, дошла до того, что сына чуть сиротой не сделала. А что люди? Одни сочувствуют, жалеют, другие считают, что нужно было промолчать, скрыть всё, а кто-то и тебя считает виноватой. Не слушай никого, всё ты, доченька, сделала правильно, если бы скрыла, неизвестно, скольким бы ещё этот преступник искалечил жизнь. И стыдиться тебе нечего, пусть посудачат, уедем отсюда, и будет тебе легче.
- Мамочка, ты прости меня, с этим я справлюсь, обещаю, но Миша… Как же так? Не верю, не хочу верить, что его нет, что никогда его не увижу, не услышу, не почувствую его губ, его рук, таких нежных и сильных, таких бережных. Как я могла не понять саму себя? Неслась, летела, как бабочка, на свет, а не свет это был, а всё палящий, обжигающий тело и душу огонь, вот и спалилась, сгорела, внутри всё черно…
- Знаю, девочка моя, но помочь ничем не могу, здесь один врач – время, только лечит этот врач долго.
Через три недели они уехали. Бабушка была рада, что Галина Васильевна приехала к ней, а не к брату в Подмосковье. Скучновато ей здесь одной, а теперь с Антошкой на руках не соскучишься.
Вскоре Таня уехала в Иркутск, поступила на заочное отделение пединститута.  Устроилась секретарём в довольно крупную строительно-монтажную организацию, печатала на машинке она хорошо и вообще была грамотная и сообразительная девочка. Начальник её работу оценил, и ей даже дали небольшую комнатку в общежитии. Это было замечательно, теперь не нужно было жить у знакомых, стеснять людей.
Мама тоже работала. В посёлке была школа-семилетка, и опытного преподавателя взяли с радостью.
С Сергеем Таня встретилась, когда он заканчивал университет. Поступил он сразу после окончания школы, почему не призвали в армию, она не поинтересовалась. По специальности – биолог, стал работать в школе и почти сразу выбился в завучи. Он же предложил Тане работу в их школе, и она не отказалась.
Сергей был в неё влюблён ещё в школе, но соперники – Михаил и Юлий – были слишком сильные, и он особо себя не проявлял, да и Таня не обращала на него внимания, так что надеяться было не на что. Сейчас он почувствовал, что у него появился шанс, и усиленно её добивался. Таня относилась к нему, как к другу, но он рассчитывал на большее, не раз предлагал руку и сердце.
В школе Таня вела уроки труда и продолжала заочно учиться, жить пришлось опять у друзей, так как школа обеспечить жильем не могла. Вообще-то она и не претендовала, многие опытные преподаватели не имели квартир, стояли не один год в очереди на получение жилья. Антон пойдёт в поселковую школу, где преподавала  Галина Васильевна. Каждые выходные и в отпуск Таня приезжала к ним, она очень скучала без сына. Иногда с ней приезжал Сергей, привозил всем гостинцы, ходил с Антошкой в горы и на Байкал, часто к ним присоединялась и Таня.
Как-то она сказала Галине Васильевне:
- Мама, Сергей сделал мне предложение и уже не первый раз.
- А ты?
- Как видишь, пока не согласилась.
- И что думаешь?
- Да вот хотела с тобой посоветоваться.
- В этом, доченька, я тебе не советчик, сама должна решать. Ты его любишь?
- Нет, но он мне не неприятен.
- Слово-то какое выбрала…Значит, не безразличен. Что он тебя любит, это я вижу, а сына твоего, даже очень сомневаюсь.
- Сергей хорошо к нему относится, подарки дарит, ходит гулять. Мне хочется, чтобы у Антошки была семья, чтобы жили мы вместе.
- А у сына ты спросила, хочет ли он иметь такого папу?
- Мне кажется, он ему нравится.
- Кажется, не неприятен… Не знаю, Таня, думай и решай сама.
- Мама, он тебе не нравится?
- Нравится – не нравится… Не мне за него замуж выходить. Одно скажу – не настоящий он какой-то.
На этом разговор закончился, а через месяц Таня согласилась, и они подали заявление в ЗАГС. Свадьбы не было, просто расписались.
У Сергея была двухкомнатная квартира, чтобы её получить, он прописал там какую-то дальнюю родственницу из деревни, но она с ним не жила. Когда прописал Таню с Антоном, сразу подал заявление на расширение, и они получили трёхкомнатную квартиру. Теперь у Антошки была своя комната.
Вначале всё было хорошо, но уже через год Сергей очень переменился. Особенно изменилось его отношение к Антону. Странно, сын – общительный, весёлый, очень добрый, он нравился ребятам в детском саду (стал туда ходить, когда переехали в Иркутск), воспитателям и всем знакомым. Рослый, физически развитый, он выглядел старше своих лет.
Для Тани, наверное, как и для всякой мамы, Антон был самый красивый, самый умный и вообще необыкновенный ребёнок. В четыре года бабушка Галя научила его читать, о чём он сам её попросил,  так как вечером она ему читала, но немного, и часто останавливалась на самом интересном месте.
Однажды Антон сказал:
- Бабушка, ведь ты не Шехерезада, а я не Султан, как в сказке «Тысяча и одна ночь», и не хочу ждать следующего вечера, чтобы узнать, что будет дальше и чем кончится сказка. Я хочу читать сам!
Пришлось выполнить его просьбу. Умел он и считать, даже прибавлять и отнимать, хотя специально никто его этому не учил, так иногда отвечали на какие-то вопросы, когда спрашивал.
Танина бабушка сказала:
- Может, он от рождения уже умел это делать, и такое бывает.
Галина Васильевна рассмеялась:
- Ты права, мама, возможно, и бывает.
Антона приняли в первый класс, хотя до пяти лет не хватало несколько месяцев. Теперь ему восемь, и он учится в третьем классе и ещё хорошо рисует.
Скоро Таня поняла, в чём дело: ребёнок напоминал Сергею Юлия -  красивого, умного и успешного. Антон старался не реагировать на  придирки и несправедливые замечания отчима, чтобы не ссорится и не расстраивать маму, чем злил Сергея ещё больше.
К ней он тоже стал относиться по-другому. Выйдя замуж, она вдруг ощутила себя вещью, которая ему очень нравилась, и он наконец-то её приобрёл. Теперь она принадлежит только ему, ему одному.
- Зачем ты сделала такую прическу, надела это платье? Чтобы обратить на себя внимание, чтобы мужчины на тебя заглядывались?
- Не говори глупости.
- Это не глупости, я всё вижу и понимаю.
- Если ты говоришь серьезно, то, может, мне носить чадру, как женщины на востоке?
- Между прочим, хороший обычай, нечего на чужих жён таращиться.
- Не знала, что ты такой собственник.
- Ты ещё много чего обо мне не знаешь.
- Это точно. Думала, что ты только ревнивый, но, похоже, меня ждет ещё не один сюрприз.
Если первое время в минуты близости он не обращал внимания на её реакцию, главное, что ему было хорошо, иногда спрашивал, хорошо ли ей, и ответ – «Нормально» – его вполне устраивал, то теперь предъявлял претензии:
- Почему такое безразличие к моим чувствам?
- А ты чего ожидал? С самого начала знал, как я к тебе отношусь, и согласился на это. Никакой особой любви, кроме дружеской, я к тебе не испытывала. И не скрывала этого, давая согласие на брак.
- Я рассчитывал, что ты изменишься, что я добьюсь твоей любви.
- И как же ты добивался? Ты разрушил даже то хрупкое, что нас связывало, своим поведением, своим отношением к моему ребёнку и, соответственно, ко мне. И нет у тебя никакой любви, кроме чувства собственника к приобретённой вещи, которую желал.
Сейчас, ложась в кровать, она часто говорила, что болит голова, устала, и поворачивалась к нему спиной:
- Спокойной ночи.
- Скажи, у тебя кто-то есть?
- Нет у меня никого, и никто мне не нужен.
- Почему у нас до сих пор нет ребёнка?
- У меня есть, а почему нет у тебя, не знаю.
Однажды Сергей нашёл у неё в тумбочке средство, которым она предохранялась, и устроил грандиозный скандал. Таня окончательно решила подать на развод.
Теперь, когда они встретили Михаила, и у Сергея появился настоящий повод для ревности, Таня поняла, что совместная жизнь станет невыносимой.





Глава 5
Служба в заповеднике. Рита
 
Буран хорошо запомнил последние слова Михаила: «Жди меня, я скоро вернусь». Только это «скоро» очень затянулось, и он затосковал, стал плохо есть и часто исчезал из дома. Эти отлучки становились всё длительнее, иногда приносил бутылки, хотя было непонятно, где их находил – зима наступала и всё засыпала снегом. Он бегал к старому дому, у которого впервые встретил Михаила.
Дом совсем развалился, крышу снесло ветром, и полуразвалившаяся труба одиноко торчала над остатками жилища. От забора вообще ничего не осталось, и теперь это был просто «бывший дом» у дороги. До реки недалеко, она ещё не замёрзла, слишком быстрым было течение. Здесь, на берегу, он и находил бутылки, видно, кое-кто ещё посещал эти опустевшие  зимой места отдыха.
Может, Михаил вернётся сюда? И Буран решил ждать его здесь, у своего бывшего пристанища.
Первой исчезновение собаки обнаружила Маша. Утром, когда она вышла на крыльцо, Буран её не встретил, и будка оказалась пустой.
- Папа, он от нас ушёл.
- Кто – он?
- Буран, его нигде нет.
- Наверное, загулял, вернётся, когда нагуляется.
- Нет, не вернётся. Он убежал искать Мишу…
- Не паникуй раньше времени, подождём.
Буран обследовал «остатки» дома. Как ни странно, крыльцо сохранилось, и даже дверь висела на одной петле. Он заглянул в дом, у самого порога валялись какие-то тряпки и что-то похожее на рваную телогрейку. Здесь Буран провёл ночь, а утром, когда голод дал о себе знать, отправился к реке искать пропитание. Раз люди посещают берег, там можно найти остатки еды.
Он быстро пробежал редкий лесок и сразу натолкнулся на следы недавнего костра. Ему повезло – кусочки хлеба и огрызок колбасы, пара голов от копчёной рыбы – этого  хватило, чтобы утолить чувство голода. Хотелось пить, но течение здесь очень сильное, и делать это неудобно, лучше поискать лужу, которая нашлась быстро, но была покрыта льдом, и пришлось вернуться к реке.
Скоро Буран обнаружил, что не один вышел на раннюю прогулку. По самому краю берега шла девочка лет пяти, а за ней мальчик, которому, наверное, и трёх не было. Откуда они здесь? Хотя вон он –  дом, на самом краю лесочка, у которого кончалась улица. Дети шли медленно, потом девочка побежала, малыш заспешил, стараясь её догнать, споткнулся и упал в воду.
Здесь было неглубоко, быстрое, сильное течение подхватило его и понесло, как щепку, навстречу Бурану, подошедшему к воде напиться. Тот ухватился зубами за вздувшуюся пузырём куртку мальчика и вытащил его на берег. Испуганная девочка закричала и побежала к дому. Вышедший из него мужчина, а потом и женщина, поспешили к плачущему малышу.
- Папа, смотри, волк! Это он спас Ромку.
- Не волк это, а собака. Видишь, на шее ошейник. А тебе сколько раз говорили, не ходить одним к речке.
Буран бросился в лес, он сам не понял, почему так поступил, никто его этому не учил, наверное, какой-то инстинкт сработал.
Есть всё ещё хотелось, и он решил вернуться, поискать чего-нибудь съедобного. К его удивлению, на месте, где он вытащил ребёнка, лежала большая кость, и на ней было приличное количество мяса. Уговаривать Бурана не пришлось, он тут же и пообедал.
Пошёл снег, не хлопьями – с неба сыпалась ледяная крупа, дул холодный северный ветер, зима наступала, заявляла о своих правах.

Михаил добрался домой, когда уже стемнело. Тепло и приветливо светятся окна, ставни ещё не закрыты, открыл калитку.
«А где же Буран, почему не встречает?»
Он поднялся на крыльцо. В коридоре к нему бросилась Маша:
- Миша, а где Буран?
- Это я должен спросить, где он?
- А он ушёл тебя искать.
- Куда?
- В Иркутск или в заповедник, в общем, туда, где ты был.
- Понятно, но у него, видно, не было денег на билет.
- Маша, не говори глупости, не маленькая уже, - вмешался в разговор Владимир Иванович. – Здравствуй, сынок, а твой дружок, действительно, исчез.
- Давно?
- Да сегодня уже третий день.
- Придётся теперь мне идти его искать.
- Поздно уже и темно, лучше утром.
- Нет, пойду сейчас, тем более, знаю, где его искать.
Он направился к месту их первой встречи. На этой улице, ведущей к окраине городка, было всего пара фонарей, но первый снег, покрывший землю, и полная луна, то и дело выглядывающая из-за редких облаков, достаточно хорошо освещали дорогу.
А вот и полуразвалившийся домишко, дальше ещё несколько домов, почти у самой реки. Она ещё не замёрзла – небольшая, но быстрая. А быстрые реки упорно сопротивляются, не поддаются морозу. Ангара, та долго идёт шугой – ледяной кашей, шуршит, а встанет только, когда мороз продержится несколько суток больше сорока градусов.
Михаил оглядел двор. Остатки забора исчезли, и двор теперь соединился с дорогой. Крышу с избушки снесло, дверь приоткрыта. Едва он переступил порог, как был прижат к стенке мощными лапами, пёс лизал его лицо и повизгивал от радости.
- Буран, раздавишь, здоровый, как бык. Видно, не очень-то ты здесь голодал. Всё, хватит целоваться да обниматься, пошли домой. Маша там обревелась, думала, ты ушёл меня искать и где-то потерялся. Что же ты меня не дождался, ведь я сказал, что скоро приду, а друзьям нужно верить. Мы же с тобой друзья, ведь так?
«Так-то оно так, - думал Буран, - только твоё «скоро» слишком затянулось, и я не выдержал».
Буран радостно бежал впереди, иногда он оглядывался и приостанавливался, поджидая Михаила.
- Что – спешишь? Знаешь, что ждёт тебя полная миска и тёплая будка, а главное – Мария, она без тебя очень скучала и переживала.
Михаил разговаривал с Бураном, как с человеком, и знал, что тот ему отвечает, хотя сказать не может, но всё понимает.
- Через денёк поедем с тобой в тайгу, там простор, гуляй, где хочешь, будем работать вместе – ты, я и Семёныч. А сейчас мы уже пришли, беги, обнимайся с Машей, она ждёт на крыльце, только не повали её, не прыгай.
Михаил рассказал о своей встрече с Таней.
- Надо же, столько лет жили в одном городе, а встретились только вчера. В школе она работает, вышла замуж за нашего одноклассника, Антон уже учится. Мама её тоже работает в школе, но в посёлке, недалеко от Байкала, там живёт Танина бабушка.
Надежда Николаевна удивилась:
- Значит, не уехали они в Москву? А здесь все в этом уверены.
- Все, да не совсем «все». Я так думаю.
- Почему?
- Значит, есть у меня на то основание.
- Главное, что нашлась твоя Татьяна. Значит, не всё потеряно, неважно, что она замужем, всё ещё может измениться, вот увидишь. А сейчас садитесь за стол, я уже пельмени отварил, сейчас принесу, - Владимир Иванович направился в кухню. – Сынок, идём, поможешь мне.
Через день Михаил уезжал. С утра начал собирать кое-какие нужные вещи: книги, альбом с фотографиями школьных лет, письма друзей, ведь теперь его дом там – в тайге.
Буран вёл себя тревожно: неужели опять придётся ждать? Но к великой радости, Михаил надел на него намордник и взял на поводок.
- Поехали, друг, на новое место жительства, там тебе понравится.

Семёныч встретил их возгласом:
- Наконец-то пожаловали! Я уже заждался, думал, что решил ты в городе остаться.
- Ну, уж нет, город – не моя стихия, но на пару дней придётся туда поехать, а Буран здесь останется, познакомитесь поближе. Только смотри, чтобы он не убежал в город меня искать.
- А что, убегал?
- Да, было дело.
Познакомились они быстро и, кажется, понравились друг другу. Семёныч был в восторге от пса.
- Ты смотри, настоящий волчара, только глаза собачьи, как у хаски –
голубые. Ничего не скажешь – хорош, хорош, будет из него и охотник, и следопыт, и охранник.
- Захвалил ты его, если и будет таким, то с твоей помощью, а пока он только бутылки умеет искать и домой таскать. Маша их на конфеты сдаёт.
Семёныч рассмеялся:
- Серьёзно?
- Вполне серьёзно.
В Иркутске  Михаил, как и обещал, встретился с Ритой, переночевал у неё. Утром, после завтрака, она предложила походить по магазинам.
- Зачем?
- Значит, нужно.
- Ты же хотела серьёзно поговорить.
- Вернёмся и поговорим.
- Хорошо.
С Таней они, можно сказать, столкнулись в дверях универмага, откуда она выходила, а они хотели войти. Поздоровались и разошлись, видно, она куда-то очень спешила. Один взгляд её грустных глаз сказал так много, что у Михаила защемило сердце: «Таня, Танечка…»
- Что встал, как вкопанный, ты слышишь, о чём я говорю?
Нет, он ничего не слышал.
- Извини.
- Что - «извини»? Давай выйдем, стоим на проходе, людям мешаем, - Рита  вытолкнула его на улицу.
– В чём дело? Что с тобой?
- Со мной ничего, а вот что с тобой, мне теперь ясно. Просто одноклассница, говоришь, видела, какими глазами ты на неё посмотрел. За все годы нашего знакомства я не удостоилась  ни одного такого взгляда.
- Тебя это задело?
- Ещё бы, зря я, что ли, за тобой охотилась, столько времени потеряла!
- Не знал, что так долго был дичью.
- А ты думал, влюбилась девчонка без ума? Нет, просто ты долго сопротивлялся, а я, если уж мне кто-то понравился, привыкла добиваться своего. Думала, получилось, а теперь вижу, нет с твоей стороны никаких чувств. Так, просто искал утешения.
- Почему? Я неплохо к тебе относился.
- Вот именно – «неплохо», «хорошо». Общие, ничего не значащиеся словечки.
- Рита, ну что это за разговор? Ты же хотела серьёзно поговорить, сказать что-то важное.
- Хотела, да расхотела. Теперь это не имеет значения. Прощай, таёжный ты медведь.
Она резко развернулась и быстро пошла в противоположную сторону. Михаил медленно шёл к автовокзалу. Глупо всё закончилось, и хотя не было между ними настоящего чувства, но ведь встречались, и неплохо ему было с ней. Именно «неплохо» и только, видно, права Рита – искал он утешения и получил его от неё.
Расстались – может, оно и к лучшему? Рита всегда решала всё быстро, сразу, словно ножом резала, раз – и нет ничего.
Скоро автобус. Скорее, скорее в тайгу, только там он отдыхал душой.

Слова, слова – это просто слова, от гордости, от безысходности. Она действительно влюбилась в Михаила, думала, ответит ей, в конце концов, тем же, даже о будущем размечталась, но не получилось. Ведь хотела сказать, что ждёт ребёнка, решилась на это, чтобы ускорить события, что он в этом случае согласится работать в городе, хотела, но не сказала.
Зачем? Чтобы женился по обязанности или из жалости, чтобы стало сразу трое несчастливых людей? Какая это семья – без любви, без радости. Нет, и подачки ей не нужны, нужно срочно уезжать. Её подруга уже уехала в Москву, ждёт её приезда. Они договорились, если Рита приедет, будет жить с ней у её родственников, пока сдают экзамены.
Теперь её планы неожиданно резко изменились, но она поедет, а что будет делать дальше, решит на месте.
Дома мама встретила вопросом:
- Почему быстро вернулась? А где же Миша?
- Умчался в свою тайгу, он ведь без неё жить не может – настоящий медведь.
- Опять поссорились?
- Нет, мама, мы расстались. Надоело мне всё это. Хватит тянуть резину и ждать от него чего-то серьёзного.
- Ну, как же так, Рита?
- А вот так, завтра иду за билетом, еду в Москву.
- Девочка моя, подумай… Разве можно так вот, сразу?
- Почему – сразу? Ты же знаешь, я давно собиралась.
- Но папа не вернулся из командировки…
- Ну и что? Вернётся…  А о том, что я думала ехать, он знает, так что – не переживай.
Через три дня Рита уехала в Москву. Аня была рада её приезду.
- Наконец-то, я тебя заждалась. Что-то случилось?
- Случилось. Потом обо всём расскажу, а сейчас хочу в душ, и корми меня, а то кого-нибудь съем.
Вечером, уже лёжа в постели, она рассказала Ане, как неожиданно обнаружила, что «залетела». Сперва испугалась, расстроилась, а потом решила, возможно, это к лучшему. И Михаил изменит своё решение работать и жить в заповеднике, но ошиблась. Думала, ведь всё же любит её, и опять ошиблась. Встретил он свою бывшую, ещё школьную, любовь и забыл все их долгие отношения.
- Словно голову потерял, когда увидел свою Татьяну.
- Почему же ты не сказала ему о ребёнке?
- Чтобы женился, благородство проявил? Не нужно оно мне, мне любовь его была нужна, а её, как оказалось, вовсе не было.
- И что будешь делать?
- Ты сдавай экзамены, поступай. Я напишу своим, что тоже поступила, учусь, а на самом деле, завтра начну искать работу. Аборт делать не собираюсь, не хочу убивать ребёнка и своё здоровье гробить, ещё пригодится. А дальше видно будет, задачи нужно решать по мере поступления.
- Ой, Рита, какая же ты деловая и решительная, я бы сейчас ревела и не знала, что делать. Вообще-то, ты всегда была смелая, боевая, любила командовать ещё совсем девчонкой, и тебя всегда слушались.
- Всё, Анюта, давай спать, завтра много дел и у тебя, и у меня.
Работу Рита нашла довольно быстро, ей, можно сказать, повезло, в  большом универмаге, в отдел меховых изделий, нужен был продавец. В мехах она немного разбиралась – отец в молодости увлекался охотой и даже шкурки умел выделывать, хобби у него такое было, и дочку увлёк этим занятием.  Дача у них была небольшая, там они этим делом и занимались. Приносил отец шкурки зайца, лисы и даже иногда соболя, растягивал их, сушил, смазывал чем-то, потом выскабливал очень осторожно, особенно тонкие шкурки белки или соболя. Хорошо выделанная, не пережжённая кислотой шкурка была мягкая, эластичная, ворс лежал ровно.
Рите нравилось это папино хобби, она с удовольствием ему помогала. Шкурок было немного, но шапочка и воротничок на её пальтишке были из красивого меха, и девочки в классе ей завидовали. Теперь эти знания ей пригодились. Она так увлечённо рассказывала директору о качестве известных ей мехов, что он улыбнулся и послал её в отдел кадров оформляться, хотя у неё не было опыта работы продавцом, но этому она научилась быстро.
Обещали даже место в общежитии, а пока она жила с Аней у её  родственников в их просторной квартире. Аня поступила в училище аэрофотосъёмки, и началась их московская жизнь.

После службы в армии Михаил по-другому стал воспринимать события, происходящие в стране. Теперь он во многом сомневался, когда газеты просматривал. «Правда» казалась не всегда правдой, а «Известия» часто недостоверными. По транзистору иногда ловил «Голос Америки». А есть ли там хоть доля истины? И не знаешь, чему верить, чему не верить? Кто скажет – где ложь, а где правда?
С мамой лучше на эту тему не говорить, у неё всегда всё, что делают партия и правительство – хорошо, правильно и справедливо. А почему тогда ребят, которые детьми были в оккупации, в институты и военные училища не принимали, тех, кто в плену побывал, осуждали по пятьдесят восьмой политической статье и в лагеря –  на двадцать пять лет, тех, кто писал книги не такие, как положено, туда же или за границу высылали.
Не было у него желания во всём этом разбираться, во всё это вникать, как и у большинства людей простых. Одно он понял – государством правит партия, это сила, против неё не попрешь. Те, кто жил по-царски, сидели на самом верху, их было не много, остальные – так себе – не богато и не совсем бедно, средненько. Иногда жизнь была получше, иногда похуже, опять всё зависело от власти, вернее, от её главы.
Зарабатывать много не разрешали, чуть что – нормы повышались. Что-то перепродать или самому сделать и продать – тоже нельзя, это уже спекуляция, а за неё тоже статья положена. Вот так и живем.
Сейчас Надежда Николаевна говорит, что власть сменилась. С 1954 по 1964 годы – десять лет – правил Хрущёв, теперь будет Брежнев. Кто такой, что изменится в жизни нашей – поживём, увидим.
Сам Михаил из комсомола как-то незаметно выбыл, в партию не вступал, да и не собирался, когда предлагали, говорил, что сознанием ещё не созрел. Газету выписывал местную, журналы по сельскому хозяйству или лесничеству, по новой технике, «Вокруг света», «Огонёк», «Спорт» и «Крокодил».
Наконец он дома! Уж как Буран-то рад, да и Семёныч тоже. Михаил заулыбался, ведь очень приятно, когда тебя ждут и любят.
- Заждались мы тебя. Буран уж на калитку стал поглядывать, не пора ли на поиски отправляться. Есть хочешь?
- Хочу.
- Тогда быстро за стол, пока всё не остыло. Мы уже пообедали.
На следующий день, как только рассвело, Михаил сказал:
- Собирайся, Семёныч, пора делами заниматься. Сегодня пойдёшь со мной. Не очень хорошо я ещё все места знаю. Зимовья проверить нужно, проверить, хорошо ли подготовлены к зиме, где чего не хватает.
- Конечно, нужно. Я старался, но где-то, может, не успел, что-то не усмотрел, это важно.
- Бурана с собой не берём, ему уже по лесу не пройти, снег глубокий, а лыжи для собак ещё не придумали. Слышал, друг? – Михаил обратился к Бурану, который вертелся рядом в ожидании прогулки. – Остаёшься ты дома за хозяина, будешь дом сторожить, и не вздумай за нами отправиться, очень тебя прошу.
Буран понял, что для него прогулка отменяется, и грустный направился к будке.
Зима вступила в свои права. Укрыла тайгу белоснежной пуховой шубой. Теперь туда, вглубь, пройти можно только на широких лыжах. Зверьё приготовилось к долгой студёной зиме. Осенью жирку накопили, обустроились – медведи в берлогу лапу сосать, другие поглубже в норы, впали в спячку, им теперь холод и голод нипочём. Плохо тем, кто наверху остался, даже у кого есть логово или нора, а есть-то хочется.
Мелкое зверьё маскируется, чтобы не стать лёгкой добычей для крупных хищников. Зайцы серые шубки на белые сменили, теперь на снегу не «светятся». Белки – рыжие на серо-голубые, чтобы кто сверху не углядел среди ветвей. Грызуны ходы в слое снега прокладывают, попробуй их достань. В общем, приспособились, кто как может.
Мороз сковал озера и спокойные реки. А быстрым, как Ангара, и с высоты гор по камням скачущим, минус в двадцать пять мало. Здесь минус сорок пять, а то и пятьдесят потребуется. Трещит мороз, старается и не всегда справляется. Труднее всего сковать Байкал. Упорно сопротивляется «старик» и яростными штормами ломает лёд, выбрасывает льдины на берег. Их скопления называют – наплеском. Гроты и пещеры, образованные волнами, становятся ледяными – красота.
Только с горячими ключами не совладать морозу, температура их воды около восьмидесяти градусов и не меняется ни зимой, ни летом. В местах, где они выходят на поверхность, стоит облачко пара и пахнет сероводородом – не очень приятно.
Наконец справляется владыка зимы со строптивым Байкалом – ледяным панцирем покрыл, заставил-таки смириться. Только так ли это? В непокрытых снегом местах лед удивляет тёмной глубинной прозрачностью, и ещё местные жители говорят, что под ним иногда слышен шум и гром, может, это упрямый «старик» возмущается? Настоящая сибирская зима наступила.
Зимовье – это небольшая избушка, из брёвен срублена. Внутри для пришедшего есть всё необходимое: печурка обогреться, обсушиться, чайник вскипятить, чугунок, ложка, нож, в железной коробке немного продуктов. Набор самый простой: сухари, чай, соль, немного крупы и, главное, спички и сухие дровишки. Двери изнутри и снаружи закрывались только на щеколду, а рядом, обычно, гости втыкали в снег лыжи.
Шли больше часа, пока добрались до этой избушки «на курьих ножках», только не на ножках она стояла, а совсем в землю вросла и, покрытая огромной шапкой снега, походила на гриб.
- Смотри, Миша, лыж нет, значит, никого в доме.
- Никого, Семёныч, и ничего…
- То есть, как это – ничего?
- А так – дрова спалили и новой охапки не заготовили, ведь так всегда делают, и продукты все не забирают.
- Слушай, Миша, я ещё оставил здесь одежду теплую, правда, старую, но одеть можно. Её тоже нет…
- Вот именно… И посмотри, что за обгорелая тряпка у печки валяется?
- Клочок… Это от арестантской одежды, чугунок с печки снимали, всё остальное сгорело.
- Похоже, беглые из лагеря здесь побывали и ушли ещё до глубокого снега, сейчас уже без лыж не пройти.
- Это точно. Ты в городе ничего не слыхал о беглых? Должны были сообщить.
- Не слыхал.
- Нужно в управление передать, пусть сообщат куда надо, а то ещё в укрывательстве обвинят.
- Вот, оказывается, какие здесь дела случаются.
- Здесь, Михаил, и не такие происшествия бывают.
- А именно?
- Как-то приехали два больших начальника поохотиться. Подняли медведя из берлоги, решили, по пьяни, ножом его завалить, а он их чуть было не завалил, пришлось зверя пристрелить, ведь шатун – страшное дело!
- И что им было? Ведь это заповедник.
- А ничего не было. Ещё шкуру с собой забрали, не знаю, под ковер или на чучело в ресторан.
- Понятно, и ничего мы с тобой не изменим, пока это большое начальство не изменится. Ладно. У тебя топорик есть?
- А как же!
- Тогда давай дровишек заготовим, а продукты после завезём. И прибраться здесь нужно.
Возвратились уже поздно, с начальством поговорили по рации.
Знал Михаил, что работы будет много, но чтобы столько… Ведь людей в заповеднике работает мало, а его не только охраняют, ещё изучают и защищают, мир его уникален – и животный, и растительный.
А сколько тайн у Байкала, и каких тайн! Вот нерпа байкальская. Откуда здесь появилась – никто не знает и понять не может. На островах есть для нерпы заказник, её особо берегут. Детёныш у неё первое время долго под водой находиться не может. Лежит, маленький, на льдине, на снегу, такой беззащитный. Вся защита, что беленький, пушистый, только глазки – чёрные бусинки – выдают. Белком его называют, и ещё пыжиком. За ним-то браконьеры и охотятся. Шапки пыжиковые больно уж любит высшее начальство. Народ даже загадку придумал: «Пыжики стоят, кролики бегут. Что это такое?» А это демонстрация на Красной площади в Москве. Пыжики на трибуне стоят, а кролики внизу бегут.
- О чём задумался, детина?
- Да вот, удивляют меня эти браконьеры, до чего же подлые люди, никого и ничего им не жалко, только о наживе думают.
- Чему удивляться – браконьеры они и есть браконьеры, потому так и называются.
- Может, не понимают, какой вред наносят природе, разъяснить надо.
- Ты в своём уме?! Таких не воспитывать, а ловить и сажать надо, да на подольше. Или штрафовать, да на побольше. По-другому они не поймут.
- Наверное, ты прав.
- Не «наверное», а точно, поверь мне.
Семёныч пристально посмотрел на Михаила:
- Мрачный ты какой-то стал, и дело тут, по-моему, не только в браконьерах.
- Ты прав. Татьяна из головы не выходит.
- Да вырви ты эту занозу из своего сердца. Сколько можно страдать!
- Не могу. Не могу забыть её глаза, когда виделись в последний раз. Такая в них боль, просто страшно.
- С чего бы это, скажи на милость? Вышла второй раз замуж, за кого хотела, никто не неволил. Квартира шикарная, работа хорошая. Чего ей не хватает?
- Счастья ей не хватает, Семёныч, счастья. Без счастья человек идёт по жизни, как в густом тумане, цели не видит и радости не чувствует.
- И думаешь, именно ты сможешь дать ей радость и счастье?
- Именно я, если она решится сама сделать мне шаг навстречу.
- И долго ты будешь ждать этого шага? Неужели нет других девушек, кроме неё? Да за тобой любая побежит на край света.
- Не нужна мне любая, Семёныч, не нужна.
Михаил вспомнил Риту. Интересно, как она устроилась там, в Москве, и вообще, в жизни.





Глава 6
Московская жизнь. Подруги

Суетливая, стремительная, шумная Москва захватила Риту и понесла. Она чувствовала себя в своей стихии, развила бурную деятельность в делах рабочих, общественных, и про личные тоже не забывала. Друзьями и подругами обзавелась, работу в отделе наладила, хотя начальником ещё не была, но дело к этому шло.
Улетая из Иркутска, Рита не совсем была уверена в своей беременности, думала, может просто задержка, теперь сомнений не было, по её подсчётам, больше трёх месяцев.
Внешне она очень изменилась, поправилась, похорошела, даже директор как-то сказал:
- Риточка, а вам на пользу московский климат.
А ещё через пару месяцев сослуживцы стали догадываться, что причина не только в климате, и даже подозревали, кто виновник этих чудных преображений.
Начальник отдела мужской одежды Юрий Иванович с первого появления Риты перестал уделять внимание своим прежним подружкам, теперь оно принадлежало ей одной. Молодой, интересный, успешный, умница, окончил институт торговли, а главное – неженатый, он пользовался успехом у многих сотрудниц универмага.
Рита тоже его заметила, не отказывалась от приглашений в театр, кино, рестораны, и даже пару раз съездила на загородную прогулку. Юрий Иванович не прекратил своих настойчивых ухаживаний даже когда понял, что нежданно-негаданно скоро может стать папой. Мало того, если кто-то задавал уже недвусмысленные вопросы, ничего не отвечал, но загадочно улыбался.
Как-то в выходной, когда они ужинали в ресторане, куда Юрий Иванович приглашал её довольно часто, Рита спросила:
- Зачем ты это делаешь? И вообще, как это понимать?
- А очень просто, я полюбил тебя, как только увидел, выходи за меня замуж, и поехали в Белоруссию. У моих родителей большой дом и живут они недалеко от Беловежской Пущи. Такая красота, чистый воздух – соглашайся!
Рита расхохоталась:
- Ничего себе – один тащил в тайгу, другой – в Пущу. И действительно, как всё просто, ты влюбился с первого взгляда, поэтому, девочка, выходи за меня замуж, бросай всё, собирай чемодан и помчались в Белоруссию к моим предкам. Ты же меня совсем не знаешь, да хоть бы спросил, люблю ли я тебя и, между прочим, у ребёнка есть настоящий отец, не ветром мне его надуло.
- Не понял. Зачем всё усложнять, в чём, собственно, дело?
- Раз не понял, значит, ты тупой, как сибирский валенок, хоть родился в Белоруссии, и слишком самоуверенный. Тогда разъясню: во-первых, я тебя не люблю, во-вторых, у меня свои планы на жизнь и менять их я не собираюсь, и в-третьих, давай забудем, что был этот дурацкий разговор, чтобы в дальнейшем сохранить нормальные отношения, так как работаем в одном коллективе. Вот так. А теперь, уважаемый Юрий Иванович, возьми такси и довези меня до моего «жилища», уже очень поздно.
Юрий Иванович был в недоумении, вернее сказать, просто в шоке. Он не сомневался, что любая из его знакомых была бы на седьмом небе от счастья, получи она такое предложение, а тут…
Он, действительно, совсем не знал Риту. Уверенная в себе, она всегда знала, чего хочет, а чего не хочет, ненавидела ложь и притворство, камней за пазухой не носила – бросала сразу в цель. Не всем нравились её резкость в разговоре и нежелание идти на компромисс в спорных вопросах, и ещё выслушивать правду в глаза, которую она высказывала всякому, невзирая на личность.
В то же время, Рита была справедливая, добрая, весёлая, общительная, очень симпатичная и друзей никогда не предавала, поэтому окружающим и нравилась.
Юрий Иванович ходил мрачный, угрюмый, свою вечно любезную улыбочку спрятал в карман. На работе его просто не узнавали. Молоденькие продавщицы злорадствовали, «чесали» язычки между собой: «Смотрите-ка, наш красавчик, видно, получил от ворот поворот, против шерстки погладили – не понравилось». «Так ему и надо, не всё коту масленица, бывает и великий пост».
Первая беременность долго бывает малозаметной. Если молчать, все думают, что просто поправилась, располнела, но настало время и пришлось начальству объявить, что собирается в декретный отпуск. Именно это Рита и сделала, чем не только удивила, но и огорчила директора.
- Как же так, Риточка? Не ожидал, но ничего не поделаешь, не от меня зависит, нужно на время вашего отсутствия подыскать замену. Спасибо, что предупредили, желаю вам всего самого хорошего, вы замечательный работник и чудесная женщина.
«Чудесная женщина» направилась в бухгалтерию, зашла в отдел, распрощалась с сотрудниками и поехала в своё общежитие. Вчера она позвонила родителям и попросила выслать побольше денежек, так как едет на практику, они же думают, что она прилежно учится. Сейчас кроме зарплаты у неё ничего не было. Все отпуска – декретный и очередной – оформляются после родов.
Рита зашла в гастроном, купила кой-какие продукты, ужинала она обычно дома. Комната её была небольшая, но с балконом, мебель вполне приличная, а маленький холодильник и электрочайник купила сама. Вскипятила воду, заварила чай с лимоном, токсикоза у неё не было, но на кисленькое тянуло. Свежий батон, сыр, докторская колбаска и её любимые пирожные, эклер – замечательный ужин.
Рита убрала со стола, взяла с тумбочки последний номер журнала мод, хотела просмотреть, но передумала. Села на кровать и задумалась: «Завтра нужно встретиться с Аней, давно не виделись, есть о чём поговорить».

Аня – это единственная настоящая подруга Риты ещё со школы, остальные просто приятельницы. Девочка рано осталась сиротой, родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда впервые в жизни поехали на юг отдохнуть, мечтали искупаться в тёплом Чёрном море. Только судьба рассудила иначе.
Осталась Анечка с дедом и бабушкой, но они ещё работали и вообще, были не такие уж старики, поэтому разрешили внучке жить с ними. У деда в Москве была какая-то дальняя родственница замужем за военным – люди состоятельные, большая квартира, только детей не было, и они любили Анечку, как родную, всегда радовались её приезду. А сейчас, когда она жила с ними, были просто счастливы.
Подружки, действительно, давно не виделись, и изменений в их жизни за это время произошло предостаточно. Гостью встретили возгласами:
- Как ты поправилась, похорошела, а тебе идёт, чудесно выглядишь! Пейте, девочки, чай, в холодильнике полно всякой вкуснятины. Поболтайте, а я съезжу на рынок.
- Что-то твоя тётушка грустная, на неё не похоже.
- Есть с чего, сейчас расскажу. Вытащи из холодильника торт, «Киевский», вчера покупали, там ещё половина осталась. А я заварю чай, индийский, ты же любишь.
- Торт, чай… Ты главное рассказывай, вся в нетерпении.
- Хорошо, только сядь, а то упадёшь. Я влюбилась, вышла замуж, жду ребёнка и уезжаю в Корею, моего мужа зовут Ли.
Рита сидела, раскрыв рот от удивления.
- Ты шутишь?
- Ничуть. Всё так и есть.
- Ну, Анюта, ты даёшь! А ещё говорила, что я быстро всё решаю и делаю в своей жизни. А на деле – сколько лет с Мишкой встречалась, но колечка обручального до сих пор нет и ребёночка тоже, а у тебя сверкает и, кажется, с брюликом.
- Дядя с тётей подарили.
- Наливай-ка чай и давай рассказывай.
- Хорошо, слушай. Купила тётя билеты в Большой на «Снегурочку», давно хотели послушать эту оперу, но из-за каких-то срочных дел пойти со мной не смогла. Иди, говорит, одна, билет продашь, и купил у меня билет мой Ли. Он из Кореи, заканчивал то же училище, куда я поступила, уже защитился. Представляешь, какое совпадение!  Я, как его увидела, так и упало моё сердечко, да и у него, видно, тоже. В общем, влюбились мы друг в друга сразу, не думала, что так бывает. Стали встречаться, а тут уехал дядя в командировку на месяц, он же военный, и тётушка через неделю за ним укатила, и настал для нас «медовый месяц». Через пару недель после приезда тёти рассказала ей, что, кажется, «залетела» я сходу от этой сумасшедшей любви, а она даже обрадовалась, говорит: «Ребёночек, это же счастье, всё будет хорошо». Ли сделал мне официальное предложение. Позвонил своим родителям, позвонили моим старикам – никто не возражал. Расписались, дядя помог всё быстро оформить, и скоро мы уезжаем. Вот и всё.
- Значит, учёбу ты бросила.
- Конечно, какая уж тут учёба. И тётя с дядей уезжают, его переводят на службу в другой город.
- Ясно. Вот видишь как – предполагаем мы, планируем, а происходит всё так, как должно быть. Это судьба, и плевать ей на наши планы. Теперь расскажу о себе. Собралась в декрет, а у врача еще не была, как буду выкручиваться, ещё не придумала, и что делать дальше – не решила. Получила письмо от старого дружка, ты знаешь, я с ним встречалась до знакомства с Михаилом. Вроде, любовь у нас была, только для меня это оказалась не та любовь. А он всё забыть не может, надеется. Заканчивает мединститут, собирается ехать работать в Монголию, меня с собой приглашает, обещает горы золотые.
Теплилась у меня надежда, что не просто так со мной Миша встречался столько времени, а теперь убедилась – нет ничего у него ко мне, не тронула я его сердечка, не растопила или всегда оно принадлежало кому-то другому. Звонила в Иркутск, со своей одноклассницей поговорила, она с Татьяной в одной школе работает, говорит: «Видела твоего бывшего несколько раз у нашей школы, но не думаю, что они встречались. Сергей страшно ревнивый, и был бы скандал на всю школу». Видно тянет его к ней, как магнитом, нужно выбросить его из головы и из сердца, и не вспоминать.
- И про ребёнка не скажешь?
- Пока не о ком говорить, сперва родить нужно, а там посмотрю. Вот другу, который в Монголию приглашает, сказать необходимо, чтобы узнать, согласен ли взять меня с собой с таким приложением. А ты, значит, уезжаешь.
- Да, Риточка. Ничего меня здесь не держит. Старики только рады будут – не нужно больше обо мне беспокоиться, а дядя с тётей уезжают, я уже говорила.
- Ладно, Анюта, счастья тебе. Может, ещё свидимся, провожать не приду.
- Тебе тоже, Риточка. Главное, чтобы ребёночек родился здоровым.
Они обнялись. Рита ушла, не дожидаясь возвращения тётушки, думала ещё сегодня успеть в поликлинику.
Врач была удивлена и возмущена:
- Как можно, у вас роды на носу!  А вы первый раз здесь появились!
- Доктор, я недавно приехала, пока устроилась на работу, решила вопрос с жильём, прописалась – всё это не быстро делается.
- Сейчас-то всё в порядке?
- Нормально. А как мои дела?
- Думаю положить вас в больницу.
- Зачем?
- На сохранение.
- А в чём дело?
- Подозреваю, что у вас двойня. Конечностей много прощупывается, и сердцебиение двойное.
- Двойня! Вы серьёзно?!
- Очень даже серьёзно, моя дорогая. И в таких случаях на таких как у вас сроках беременности часто бывают преждевременные роды. Я напишу направление, собирайтесь и приходите быстрее.
«Вот это номер. Этого мне только не хватало». Рита была расстроена. Придётся кое-что менять в своих планах, что совсем не в её правилах, но ничего не поделаешь, раз так сложились обстоятельства.
На другой день с утра она отправилась на почту. Вся корреспонденция шла ей на «до востребования». Письмо от Николая и денежный перевод от мамы. Теперь на телеграф. Разговор с будущим хирургом был недолгим, обещала приехать через два-три месяца и при встрече всё обсудить и окончательно решить, а пока пусть занимается дипломом и другими делами.
С мамой беседовала минут двадцать, уйму денег потратила. Той не всё было понятно, пришлось объяснять и обосновывать, что такая большая сумма денег требуется ввиду того, что практика затягивается, а потом она хочет сразу поехать на юг отдохнуть, даже путёвку взять в санаторий, если получится, ещё купить что-то новенькое, модненькое, а то совсем обносилась.
- Всё, на сегодня хватит. Продолжу завтра.
А завтра она отправилась по магазинам. Купила небольшой хороший чемодан, несколько платьев, костюмчик, красивый удобный халат, бельё. Не забыла и про продукты – холодильник пустой. «Дел много, придётся ещё задержаться. Ничего, ребёнок подождёт, куда ему торопиться.».
Из старых вещей Рита взяла только вязаную тёплую кофточку и яркий шёлковый шарф, подарок Михаила. Всё остальное ей стало мало. Выбрала нужную обувь (размер не увеличился!) Уложила чемодан, всё остальное пусть остаётся, никто даже не подумает, что она может сюда не вернуться, а так, скорее всего, и будет.
Через несколько дней пришёл перевод.
- Молодцы родители, денег не пожалели. Теперь можно отправляться на «сохранение».
Коменданту общежития она сказала, что едет в отпуск к родителям, заказала такси и покатила в роддом.
В палате, куда её положили, их было трое, четвёртая койка стояла пустая. Халат, тапочки, «ночнушка», зубная щётка, чашка, ложка, миска и свой маленький электрочайник – кажется, ничего не забыла. Чемодан и верхнюю одежду сдала в камеру хранения. Сумочку с оставшимися документами, паспортом и деньги положила в тумбочку.
Рита никогда не лежала в больнице. Она была здоровой девочкой и даже в детстве, если такое случалось, лечилась дома. Общительная, она легко сходилась с людьми, казалась открытой, ей быстро доверялись, а сама она для всех оставалась загадкой. О себе ничего не рассказывала, своими планами, даже с Аней, делилась очень редко. И сама не всегда знала, как поступит, так как её планы в зависимости от обстоятельств могли резко измениться.
Уже через пару дней Рита была в курсе всех личных и больничных дел своих соседок, а о ней они знали только то, что врач положила её сюда, так как считает, что в её животе многовато конечностей и не уверена в сроках её беременности. В последнем и сама Рита была не особенно уверена.
Её соседка по койке, Мария, сказала:
- А зачем знать? Придёт время, тогда и родишь, точно никто не определит.
Она рожала уже третьего ребёнка и, наверно, разбиралась в этих делах. На груди Мария носила маленький серебряный крестик на тесёмочке, и Рита вспомнила, что точно такой, вместе с простенькими серёжками, лежит у неё дома в небольшой деревянной шкатулке. Соседка обратила внимание на её пристальный взгляд и спросила:
- Ты крещёная?
- Крещёная.
- А крест, значит, не носишь.
Рита промолчала. Окрестила её бабушка, когда отец отвёз её на лето в далёкую деревню, где та жила. Мама заболела, потом собиралась в санаторий, и отец решил, что в деревне девочке будет не хуже, чем в лагере. Ездить каждый выходной в лагерь ему было некогда, а сюда можно и не приезжать. Место здесь красивое – лес, река, воздух чистый, и бабке радость, в город к ним она не ездит, а без внучки скучает.
- Это, доченька, моя малая родина. Ты не помнишь, мы приезжали сюда пару раз, когда ты была ещё совсем маленькая.
- А теперь я уже большая, первый класс закончила, буду сама в лес ходить, - сказала Рита.
- Будешь, будешь, только не одна, вон с соседом Стёпкой познакомишься, он старше тебя и все грибные места знает.
В соседнем доме у калитки стоял рослый рыжеволосый мальчик лет восьми-девяти и внимательно её разглядывал. Они, действительно, подружились и ходили не только в лес, но и на речку, купались и катались на лодке.
Ещё у бабушки были коза Розка, собака Шарик и курицы. В общем, всё шло отлично.
Когда отец уезжал, бабушка спросила:
- Вы ребёнка покрестили? Я вас просила.
- Мама, какое крещение? Ты же знаешь, я на партийной работе, да у меня, если узнают, и партбилет могут отобрать.
- Всё ясно. Ладно, уж, езжай.
Как-то в воскресенье бабушка взяла её с собой в церковь, научила, как нужно креститься, рассказала про главные иконы, и хотя она мало что запомнила, но в церкви ей понравилось, там было так красиво, горели свечи, хорошо пахло, и пел хор. А когда они ещё только подходили, звенели колокола.
Батюшка полил ей на голову водичку, прочитал молитву и надел на шею этот маленький крестик на тесёмочке.  Когда они пошли туда в следующий раз, ей дали с ложечки красного сладкого вина, потом просвирочку из пресного теста и запить святой водички. Бабушка сказала, что это было её первое Причастие.
Ещё бабушка научила её печь вкусные пирожки с капустой, она и сейчас умела это делать, не забыла.
Когда Рита вернулась домой, мама сняла с неё крестик, убрала в шкатулку и сказала, пусть он пока там лежит.
В эту ночь она увидела бабушку во сне, та подошла, погладила её по животу, сказала: «Ладные ребятишки, а крестик ты зря не носишь».
Значит, всё-таки двойня, решила Рита. Сон был такой ясный, как наяву. У бабушки Арины детей было четверо: первая девочка умерла, не дожив до года, потом двойня, два мальчика, и последний – её будущий отец. Старшие погибли в первые дни войны. Мужа она рано потеряла, когда началась коллективизация, их деревни превратили в колхоз, скотину отобрали, согнали на общий двор. Не выдержало у него сердце – умер, и оставил её с малыми детьми. Ничего, выдержала, вырастила, всё было не так уж плохо, а тут война…  После из деревни не уехала, работала с утра до ночи, сын в городе учился. Звал её переехать к нему, не согласилась.
- Не могу я вашим воздухом дышать – задыхаюсь.
В больницу отец стал её привозить совсем старенькую. Рите она говорила:
- Скоро уйду я, внученька. Сны стала видеть, такие ясные. Значит, конец жизни близко, так старые люди говорили.
- А почему сны снятся?
- Когда спишь, душа может уйти в будущее или в прошлое, вот это и снится.
- А если она не вернётся?
- Значит, человек умрёт.
- Это страшно?
- Нет, детка, страшно – болеть.
Бабушка уже умерла – заснула и не проснулась, болела она недолго, похоронили её в деревне, как завещала, рядом с мужем и дочкой.
Уже в старшем классе Рита читала книгу о Ленинградской блокаде – там маленькая девочка спрашивала у умирающего деда: «Дедушка, а умирать – это страшно?» - «Нет, не страшно». – «А почему?» - «Потому что пока жив – смерти нет, а когда она придёт – меня уже нет».
Рита вздохнула: «Что-то я здесь слишком много думаю и вспоминаю, наверное, от безделья. А думать надо не о прошлом, а о будущем, у меня столько проблем впереди».
Схватки начались неожиданно и гораздо раньше, чем она ожидала. Её перевели в родильное отделение.
- Пока, девочки. Давайте и вы за мной.
- Как уж получится, не от нас зависит. Ни пуха тебе, ни пера.
В этой палате всё было по-другому. Всю ночь дежурил врач, рожениц было пятеро. Кто-то лежал и стонал во время схваток, кто ходил, а у неё началась рвота, она даже про боль забывала, так ей было плохо, а ведь за всю беременность даже не затошнило. Только одна женщина на койке у окна лежала спокойно, а в три часа ночи к ней подошли врач с сестрой, и через двадцать минут родился ребёночек, прямо на кровати, и ни одного стона, они услышали только крик ребёнка.
Женщина сказала:
- Мне даже неудобно. Все так мучаются, а я второго ребёнка рожаю и никакой боли не чувствую.
Рита удивилась, бывает же такое.
Её отвели на стол только утром. Дети родились нормальные, вполне доношенные. Мальчик, и через пятнадцать минут девочка, только весом маловаты, потому роды были нетяжёлые.
- Всё хорошо, мамочка, - сказала врач. – Но полежать тебе здесь придётся немного, пока ребятки вес доберут.
Задержалась она здесь больше трёх недель. Ей повезло, за это время она сдружилась с Ниной Петровной, медсестрой, женщиной лет сорока пяти. Узнав, что Рите после выписки некуда идти, так как в общежитие её с детьми не пустят, родных у неё здесь нет, подруга и знакомые недавно уехали, пригласила её к себе пожить, пока та как-то устроится.
Рита была ей очень благодарна. На работу она не звонила, ни о чём не просила, да и не было там людей, которые бы смогли ей помочь, к тому же всем сказала, что уезжает к родным.
Нина Петровна жила одна в двухкомнатной квартире, комнаты небольшие, но раздельные, далековато от центра, но близко к месту работы. Рита дала ей деньги, чтобы купить всё необходимое детям и взять на три месяца коляску напрокат. О себе, как всегда, не распространялась – коротко и самое, по её мнению, необходимое. Жила с подругой у её родственников, потом в общежитии, работала в универмаге. О своих планах на будущее, говорила, что ещё окончательно не решила. На самом деле уже всё продумала, осталось только осуществить.
С утра Нина Петровна уходила на работу, а она хозяйничала, занималась детьми и необходимыми делами. А их было немало. Своего молока не хватало, пришлось оформить получение питания на детской кухне. Съездила в ЗАГС, зарегистрировала детей, им шёл уже третий месяц. В графе «отец» стояло – Михаил Владимирович Чернышёв. Кто бы ни был мужчина, с которым будет жить, а дети должны знать своего настоящего отца.
Теперь нужно было договориться, чтобы ребятишек временно взяли в Дом ребёнка, пока она как-то устроит свою жизнь. Сейчас у неё нет ни жилья, ни работы, ни денег, ни мужа. И даже документов. Её ограбили в подъезде дома, где она живёт у знакомых. Милиция, конечно, никого не поймала, и пришлось восстанавливать паспорт. Её поняли, согласились принять детей. От неё нужно заявление и обязательно заверенные копии свидетельств о рождении.
Хорошо, что у неё была эта удобная коляска. Следующая поездка на телеграф. Она сообщила Николаю и родителям о своём приезде и, конечно же, просила выслать денег на билеты и покупки.
Вечером Рита, накормив и уложив малышей спать, долго сидела у коляски, которая служила им и кроваткой.  Какие они хорошенькие – Рома и Римма! Девочка похожа на Михаила, а Рома на неё. А кудрявые явно будут в неё, уже сейчас на головках завитки. Михаилу бы они понравились, обидно, что он не смог её полюбить. Ей не хотелось расставаться с детьми, но это ненадолго, утешала она себя. Если с Николаем ничего не сложится, то есть с детьми она ему не нужна, значит, вернётся в Москву, но не за ними, а к ним. Жить в Иркутске у неё желания не было, а здесь вернётся на работу, ведь она не увольнялась и даже оставила заявление после отпуска на три месяца без содержания, чтобы сохранить место работы. Это разрешалось. Квартиры добьётся, и места в яслях для ребятишек, а нет – наймёт няню, материально помогут родители. То, что внукам они будут рады, это без сомнения. В общем, она, как всегда, была уверена во всём, а главное, в себе.
- Всё будет хорошо, мои золотые. Завтра поедем за билетами, - Рита поцеловала их круглые мордашки и легла спать.
С билетами проблем не было, через неделю она улетит. Почему никому не говорила о детях и о том, что собирается делать, даже себе толком не могла бы объяснить, даже Нине Петровне не сказала, чтоб та не подумала, что она хочет их бросить, пусть считает, что улетела с ними.
Это был, наверное, самый тяжёлый в её жизни день, Рита не узнавала себя, сердце сжималось, и на глаза набегали слёзы, когда смотрела на ребятишек. В Доме ребёнка удивились:
- Вы приходили всегда такая решительная, уверенная, а сейчас… Что случилось? Может, передумали?
- Нет, просто не думала, что это так трудно. Но мне необходимо ненадолго уехать. Я скоро вернусь, одна или не одна, вернусь обязательно, вы не сомневайтесь.
- А вы не переживайте, о детях позаботятся и никто их не обидит.
Рита заехала в прокат, сдала коляску, потом на почту, получила деньги, зашла в магазин, купила удобную сумку. Дома переложила в неё вещи из чемодана, села за стол, написала записку: «Нина Петровна, простите, но обстоятельства вынуждают меня поступить именно так. Надеюсь, мы скоро встретимся, и я всё объясню. Большое вам спасибо за всё, что вы для нас сделали. Рита, Рома, Римма».
Около записки положила ключи от квартиры и почти все оставшиеся деньги.
На улице она остановила такси:
- В аэропорт, и побыстрее, я опаздываю.
Ехать поездом от Москвы до Иркутска почти шесть дней, самолётом – шесть лётных часов, и многие, у кого нет лишнего времени, а это отпускники и командировочные, предпочитают воздушный транспорт. Самым главным рейсовым самолётом на восток был ТУ-124, быстрый и ёмкий. Хотя из Москвы иногда вылетал полупустой, при обратных рейсах таких проблем почти не было.
Войдя в салон, Рита удивилась, пассажиров было уж слишком мало.
- Значит, доберём по пути, через три часа посадка в Омске или Томске (она всегда путала эти города) на заправку, а ещё через три часа будем в Иркутске. Пока сяду на своё место, потом пересяду куда захочется.
После посадки, заправки и взлёта их покормили вкусным обедом, и Рита всё же решила пересесть, рядом расположилась слишком общительная весёлая компания, а ей хотелось покоя, хотелось отдохнуть от напряжённых, тревожных последних дней. Она прошла в конец самолёта, в хвост, где никого не было, села к иллюминатору, посмотрела, что там за бортом. А там было чистое голубое небо, а внизу плотные облака. Она задумалась о последних годах своей жизни – о Мише, о детях, об Ане, которая теперь где-то очень далеко, и под монотонный гул турбин заснула…
Что это? Она со своей подругой детства Ниной на берегу моря. Оно такое тёплое и ласковое, заходишь в воду, и волны нежно омывают твои ноги, словно целуют их, и откатываются назад одна за одной, одна за одной… Стоишь и не хочется возвращаться на горячий, нагретый солнцем песок. К ним подходят двое парней – высокие, загорелые, в отличие от местных, которые не любят загорать. Это приезжие, отдыхающие – Максим и Рудик. Они познакомились с ними недавно вечером, здесь, на пустынном пляже. Пришли посидеть, подышать морским воздухом, не говорить, а молча помечтать под шёпот волн, каждая о своём сокровенном.
- Позагораем, девочки?
- Зачем вам загорать, и так уже, как обгоревшие головёшки.
- Тогда поплаваем.
- Это можно.
Они дружно бросаются в объятия солёной морской прохлады. Как хорошо!
А вот они в поезде, подъезжают к городу, где живут их знакомые. Максим нежный, внимательный, сейчас он познакомит её со своими родителями, это интеллигентная благополучная еврейская семья, и он единственный, обожаемый сын. Они полюбят её, ведь она скоро подарит им внука или внучку. Она так счастлива, и за что Бог дарит ей такое счастье?!
Большая просторная квартира. На пороге их встречают высокая красивая женщина и солидный мужчина с густой вьющейся седеющей шевелюрой. Они радушно приглашают её в комнату.
А сейчас она испытывает сильные боли, и её увозит скорая помощь. «Кто, кто у меня родился?» - «У вас близнецы, два мальчика».
Она опять в квартире, стоит сбоку глубокого кресла с бордовой бархатной обивкой, там, в голубых ползунках, спинками к ней, сидят два миленьких мальчика, две головки с тёмными нежными волосиками. Она гладит их рукой, целует в затылочки с завитками.
«Мне ведь нужно их покормить…» Трогает свои груди:
- В чём дело? В них нет молока.
Как же так? Раньше, когда она кормила деток, они были тугими, и молока было много. Только где и когда это было?
- Да, милая, молока у тебя нет, придётся кормить их смесями для детей, - свекровь смотрит на неё с сожалением.
- Тебе, девочка, лучше уехать.
- А как же мои мальчики?
- Они останутся у нас.
- Как вы их назвали?
- Не имеет значения. Прощай!
В дверях она сталкивается с Ниной и Рудиком, оба ей улыбаются.
- Как твои дела? У нас родилась девочка, можешь поздравить.
Она молчит, в груди такая боль, в глазах темнеет.
Снова свет, та же комната и кресло. Два малыша лет пяти в красивых спортивных костюмчиках куда-то собираются, возможно, на тренировку. Один подходит к креслу, в котором она сидит:
- Ты кто?
- Сыночек, я твоя мама. Ты меня любишь?
- Нет, я тебя не знаю.
Она смотрит на милое личико и не может оторвать от него глаз.
- Это ничего, ты полюбишь меня. Я обязательно заберу вас, и мы будем жить у тёплого синего моря, я обязательно заберу вас.
Перед ней её мама.
- Я же говорила тебе, всё будет так, как должно быть, и не переживай.
Рита открыла глаза:
- Я заснула. И что за странный сон. Откуда он? Из прошлого или из будущего? Где побывала моя душа? Кто знает…
В салон вошла стюардесса:
- Уважаемые пассажиры, прошу застегнуть ремни. К сожалению, из-за сильной грозы Иркутск нас не принимает, и мы летим в другой город, где есть возможность совершить посадку.
То же самое она повторила по-английски.
«Как бы в Москву снова не прилететь», - подумала Рита, вспомнив цыганку, которая прицепилась к ней по дороге на почту.
- Постой, красавица, позолоти ручку, всю правду скажу, не пожалеешь.
- Отстань, не верю я вам, а про себя и сама всё знаю.
- Напрасно деньги жалеешь, не торопись, послушай, что скажу, не надо тебе уезжать отсюда.
- Отстань, я лучше знаю, надо или не надо
«Вот, ворона, накаркала, затягивается наш перелёт».
 Рита поглядела в иллюминатор. Экипаж разворачивался, стараясь обойти грозовой фронт. Внизу ровный, плотный слой облаков, но вот в одном месте над ним, словно выдавленная изнутри, возникла гора, рядом вторая, третья, между ними засверкали молнии.
Страшновато. Рита отвернулась, плотнее прижалась к креслу и закрыла глаза. Лучше не смотреть
Страшный удар потряс самолёт, её ударило головой о стекло, боли не ощутила, она вообще уже ничего не чувствовала. Полёт их закончился, они стремительно падали вниз.





Глава 7
Усадьба в тайге. Семёныч. Буран находит Ладу

Михаил шёл по тропе очень тихо и осторожно, поэтому слышал тайгу, её голос – цоканье соболя, свист бурундучка, верещанье белки, и мог встретиться с некоторыми её обитателями. Медведей столько развелось, человека совсем не боятся и даже тропу не хотят уступать. Рассомаха и рысь – другое дело, не жаждут встречи и умело прячутся, только следами и выдают своё присутствие.
Михаил подходил к озеру. Вот он красавец Байкал – единственное, неповторимое и, пожалуй, самое загадочное озеро на всей планете. И на озеро-то не совсем похож. Озёра живут не более пятидесяти тысяч лет, а этому старцу, учёные считают, уже лет миллионов двадцать пять, не меньше. Скорее, это рифт – разлом в земной коре, и развивается он – не мелеет и дно его опускается. Более трёхсот рек впадает в Байкал, и его животный и растительный мир уникален. Рыбы редкие – таймень, хариус, полупрозрачная от жира голомянка живёт на большой глубине и, конечно, омуль, который вообще больше нигде не встречается, и в других озёрах не приживается, уже пытались, но не получилось. А нерпа? Как она здесь очутилась, совсем непонятно.
Особенно любил Михаил бывать на берегу озера весной.  Первыми её чувствуют глыбы-наплески – подтаивают на солнышке и украшают себя бахромой из хрустальных нитей, потом ледяные гроты развешивают на входах занавески, сплетённые из сверкающих на солнышке сосулек – хрустальное чудо!
Весна – вся живность зашевелилась: на валунах и льдинах появилось бесчисленное множество крупных насекомых – ручейники свадьбы справляют, а отощавшие за зиму медведи выходят на берег и поедают их, набираются сил и здоровья. Выдра плещется, рыбку ловит. Орланы-белохвосты – лучшие рыболовы – устраивают гнёзда над водой, на деревьях, к сезону готовятся. Нерпа часто на льдины вылезает, лежит, ничего не делает, просто солнечные ванны принимает. Всё и все весне рады – наголодались, намёрзлись.
Сибирская природа после зимней стужи пробуждается медленно, набирает силы, чтобы зазеленеть, зацвести, открыть свой кладезь чудес, показать буйство ярких красок, невообразимых контрастов и сочетаний.
Болото (калтус)  уже зеленью проступает, клюквой покрыто, а по краю заросли чернокожих берёз обрамлены густой бахромой малинового багульника на белизне ещё не сошедшего снега.
Угрюмая тайга сменяется зарослями кедрового сланника, высокогорные луга нежной зеленью покрылись. Всюду, куда ни бросишь взгляд, такая красота – хватай кисть и рисуй.  Михаил так и делает  иногда, хотя не учился, а душа просит запечатлеть на бумаге или холсте эти чудеса природы, только красок просто не подобрать. Вот закат – краски, которыми он раскрашивает берег Байкала, неповторимы, на других озёрах Михаил такого не видел.
Здесь, наедине с тайгой, и жил с семьёй Семёныч много лет, бережно охраняя её от браконьеров и расхитителей. Когда один остался, быт свой совсем запустил, хотя «робинзоном»  себя не считал.
- Рация есть, транзистор есть, и лампочка Ильича светится. Что ещё надо?
- Много чего надо, Семёныч, на днях антенну поставлю и телевизор привезу. Будем смотреть хоккей, футбол, катанье фигурное – тебе понравится, уверен.
Во дворе Буран встретил его с такой бурной радостью, словно месяц не виделись.
- Что, соскучился?
Буран, действительно, скучал, даже в его совсем короткие отлучки. И хотя сдружился с Семёнычем, сопровождал того в обходах, но в отсутствие Михаила как-то грустнел. Семёныч даже сердился:
- Чего ты киснешь? Вернётся твой лучший друг, никуда не денется.
Через несколько дней Михаил собрался съездить верхом на дальний участок, а Семёныча с Бураном послал озеро проведать. Сейчас весной много запретов на охоту, рыбалку, и желающих нарушить их тоже немало.
Проехав уже больше половины пути, заметил человека с ружьём, слез с коня, подошёл ближе.
- И далеко ты собрался? Разрешение есть?
Неожиданно тот наставил на него ружьё:
- А вот моё разрешение. Сейчас влеплю тебе пулю в лоб, и дело с концом.
Михаил даже растерялся от такой агрессивности. Вдруг сбоку выскочил Буран и бросился на нападавшего. Тот упал, раздался выстрел, ружьё отлетело в сторону.
- Ах, ты, гад! Волком травишь! Убери его!
Михаил подобрал ружьё, забрал рюкзак, и не пустым тот оказался.
До усадьбы шли пешком. Буран не отходил от задержанного. Михаил вызвал по рации милицию. Приехали быстро, составили протокол.
- Забирайте его, шлёпнуть меня хотел, стрелял.
- Пошутить я хотел, а ружьё само выстрелило, когда падал.
- За такие шутки отвечать придётся не шутя.
Лейтенант защёлкнул наручники:
- Пошли, разговаривать в другом месте будем.
Вечером Михаил рассказал Семёнычу, как всё было.
- Не знаю, что это был за псих, но если б не Буран, чем бы всё это кончилось. Кстати, откуда он взялся, ведь с тобой пошёл?
- Как бы не так! Я оглянуться не успел, а его и след простыл, пустился тебя догонять, паршивец.
- Не ругайся, не нравится ему, когда его обзывают.
- Да я так, любя, он понимает и не обижается. Правда, Буран?
- Правда, правда, - Михаил погладил Бурана по голове. – Всё он понимает, только разговаривать ещё не научился.
Быстро времена года меняются в Сибири, весна прошла, и наступило короткое, жаркое лето. Цветы, цветы – одни сменяют другие. Вот толпа ромашек заполнила поляну своими бело-жёлтыми шляпками, а это пламенеют жарки, ещё их называют «царские кудри» - красота!
Только Михаил больше любил сибирские подснежники, похожие на пушистых сиреневых цыплят, они первыми выглядывали из-под белого покрывала ещё не стаявшего снега, приветствуя весну.
Приехала Маша на летние каникулы, пожить месяцок среди дикой природы, а уже потом цивилизованный отдых где-нибудь в пионерском лагере. Без Бурана соскучилась, и они оба не могли нарадоваться встрече. Вместе купались в озере, Маша хорошо плавала, и Буран не хуже. В тайгу по ягоды и грибы ходили. Михаил разрешал. Он не боялся за сестрёнку, знал, что лучшего телохранителя, чем Буран, просто быть не может.
Семёныч даже заревновал своего друга:
- Эх, ты – предатель. Изменил, значит. Понятно, «дама» молодая, не то, что я – старый гриб. Ничего, уедет она – никуда от меня не денешься.
Буран улыбался во всю пасть и мчался догонять уходившую к озеру Машу.
В доме уже был телевизор и электроплита, Семёныч оценил эти преимущества цивилизации – печь топить не надо, и вечер сиди у экрана, как в кинотеатре.
Михаил выписал ещё пару журналов и газету. В мире столько интересных событий происходит – первый спутник запустили, летел, пищал. Слушали, радовались, гордились. В шестидесятом Белка со Стрелкой космос посетили, тут уж не только люди, но и Буран загордился – как же, первые в космосе из их собачьего племени. А потом в шестьдесят первом слетал туда Юра Гагарин – первый человек в космосе, весь мир радовался. И главное, наш – советский человек. Хрущёв всё хотел Америку догнать и перегнать по всем показателям. В народе смеялись: «Как бы нам с этой гонкой без штанов не остаться».
В космосе вроде преуспели, перегнали, спасибо Королёву. Интересно, кто теперь первый на Луну заберётся? Посмотрим.  Никита Сергеевич обещал за десять лет коммунизм построить. Прошло десять лет, а мы, похоже, так и живём при социализме. Теперь Брежнев у руля, будет он коммунизм достраивать и Америку догонять или нет, пока неясно. Обо всём этом Семёныч часто беседовал и спорил с Михаилом.
Сегодня, читая местную газету, окликнул его:
- Слушай, Миша, что пишут – умер Громов Алексей Григорьевич, через день похороны, ты поедешь в Иркутск? Ведь это отец Риты, она, конечно, прилетит из Москвы, повидаетесь.
- Как это – умер? Отчего? Такой здоровый был мужик. Конечно, поеду.
Он уехал на другой день. В городе сразу пошёл на квартиру к Рите. Дверь открыла Александра Ивановна. Бледная, похудевшая, в тёмном платье и чёрном кружевном шарфике на голове.
- Здравствуй, Миша. У нас такое горе, - из её глаз полились слёзы. – Ты проходи.
- Как же так, ведь он и не болел никогда?
- Не болел. А когда получили сообщение, что Рита погибла, сердце не выдержало, в реанимацию попал и оттуда уж не вышел, не смогли ничего сделать.
- Рита погибла?! Где? Когда?
- Неделю назад. Позвонила, что прилетит, ждали её. И вдруг сообщают, что самолёт в грозу попал, видно, молния ударила, где упал, ещё не нашли. Обещали позвонить, когда будет что-то известно.
Михаил был в шоке:
- Как же так? Просто, не могу поверить…
- Может, всё-таки найдут самолёт?
- Всё может быть, человек всегда надеется до последнего, но если самолёт завернули, и летел он в сторону Урала, места эти мало изведаны – тайга, болота. И маловероятно, что будут там искать. Знакомые ребята-лётчики рассказывали, что в учебных полётах иногда обнаруживали самолёты, упавшие много лет назад.
Александра Ивановна предложила:
- Миша, похороны завтра, ты оставайся, ложись в Ритиной комнате, или здесь, в гостиной, на диване. Я постелю, как хочешь.
- Здесь лягу. Последние известия по телевизору послушаю.
В Ритину комнату он даже не зашёл, не смог, слишком о многом она напоминала. Смотрел на закрытую дверь, и казалось, вот сейчас откроется, и Рита выйдет, как всегда – уверенная, весёлая…
Утром они встали рано.
- Сюда его не привезут, гроб поставят в каком-то клубе. За мной должны приехать на машине часов в девять.
Народу проститься пришло много. К Громову хорошо относились, человек он был хороший, справедливый. Высоко сидел, но для себя мало чем пользовался, а людям всегда помогал, не отказывал. На поминки в ресторан Михаил не пошёл. Александра Ивановна сказала:
- Приезжай на сорок дней, посидим у нас дома, придут самые близкие друзья, и я хочу, чтобы ты был среди них. Обещаешь?
- Конечно, вы даже не сомневайтесь.
Когда дома он рассказал про Риту, Семёныч расстроился:
- Жалко, такая замечательная была девочка, добрая, красивая, и так тебя любила…
- Я тоже её любил, но не так, как ей хотелось. Я любил её, как лучшего друга, и особенно ценил в ней неспособность на притворство и обман. Она была умная и открытая, бесхитростная, а я считаю, что ум дружит с честностью, а хитрость с обманом. Поэтому часто умный, связавшись с хитрецом, остаётся в дураках, но это не про Риту, она ещё была и очень проницательной и пресекала такую возможность, как говорится, на корню. Она могла быть настоящим другом, и для меня им была. И что это я всё была да была! Не верю я, что её уже нет, не верю и не хочу верить.
- Ишь ты, как заговорил, целую речь произнёс, а где раньше был?
- Я всегда так думал, и очень её ценил, и она это знала, но говорила: «Значит, ты меня не любишь. Когда любят, не оценивают».
- И правильно она говорила. Давай сядем – помянем её и Алексея Григорьевича.
- Не хочу поминать, не может её не быть.
- Ладно, тогда давай вспомним добрым словом.
- У меня, Семёныч, так сердце щемит.
- Щемит, говоришь, а если б это с твоей Таней случилось, оно, что, разорвалось бы, что ли?
- Нет, оно бы просто остановилось.
- Нельзя так, Миша. Это судьба, своя или чужая, и от неё не уйдёшь, её надо просто принять. Всё, бери свой стакан, а чёкаться всё же не будем.
На сорок дней Михаил, как и обещал, приехал в Иркутск. Про Риту, как и думал, ничего больше не сообщили. Приходил дед Ани, сказал, что та ещё полгода назад вышла замуж за корейца и уехала с ним в Корею.
Михаил пригласил Александру Ивановну к себе, пожить у него, но она отказалась.
- Нет, я хочу пойти на работу, поработаю до пенсии, мне до неё два года осталось, ты же знаешь, я раньше преподавала в музыкальной школе, и меня пригласил директор, говорит, у них преподавателей не хватает, я согласилась. Вот буду на пенсии, обязательно на лето приеду.
Он удивился, что она оказалась такой сильной и мужественной, а раньше казалась ему слабой и беззащитной.
Семёныч посетовал:
- А жаль, что не согласилась. Веселей бы было.
- Ты о чём это говоришь, Семёныч? Есть у тебя друг в будке, а тебе ещё и подругу подавай. Придётся подождать, пока она на пенсию пойдёт.
- Это долго, я могу и не дожить.
- Ничего, доживёшь.
А время шло, вернее, утекало, как песок в песочных часах, из одной колбы в другую, и жаль, что нельзя было его перевернуть, вернуть назад, как в этих часах, оно утекало безвозвратно в вечность.


Уже третий год Михаил живёт в тайге, занят своей любимой работой, всё так, как он мечтал. Только в его личной жизни ничего хорошего не происходит, вернее, в ней вообще ничего не происходит. Он, наконец, встретил Таню, понял, что он ей не безразличен, но их отношения не продвинулись ни на шаг. Она живёт какой-то странной жизнью, видно, что несчастна, что жизнь эта её угнетает, но порвать отношения с мужем, сделать решительный шаг не может или не хочет по какой-то непонятной ему причине.
Гибель Риты до сих пор отзывается болью в его сердце, пусть не было у него к ней большой любви, но она стала частью его жизни, а теперь её нет. Всё это омрачало, тяготило душу.
Семёныч, видя его постоянно в плохом настроении, спросил:
- Что это ты, Михаил Владимирович, последнее время не в своей тарелке? Вроде всё хорошо, чего тебе не хватает?
- Любви мне, Семёныч, не хватает, любви…
- Так влюбись, за чем дело стало?
- Да я-то люблю, ты же знаешь, а что толку.
- Опять ты про свою Татьяну. Да это наказанье какое-то, в самом деле! Забудь ты её, наконец.
- Не могу.
Бурану жизнь на природе казалась прекрасной, но настроение друга его огорчало, и он старался его утешить, усиленно ища бутылки. Здесь это было нелёгкое дело, так как устраивать пикники в тайге мало находилось желающих, за такое удовольствие штраф грозил приличный. Летом тайга часто горела, и одной из главных причин пожаров были «шашлыки на природе».
Кстати, принося очередную бутылку, Буран помогал Михаилу быстро находить нарушителей. Обычно, он седлал Вороного, и они мчались к месту, где она была найдена.
В этот день, рыская по берегу реки в поисках очередного «бутыля», он наткнулся не только на костёр, но и на шалаш, устроенный на краю леса. Вход в него был прикрыт ветками, по-видимому, от комаров, которых у воды было предостаточно. Разрушив эту хлипкую преграду, Буран проник в шалаш и был очень удивлён, увидев на подстилке из травы, покрытой стареньким байковым одеяльцем, спящего ребёнка.
Первое, о чём Буран подумал – надо срочно бежать за Михаилом, и забыв про найденную у костра бутылку, помчался в усадьбу. Пробежав почти треть пути по берегу, он вдруг вспомнил мальчика, которого несло быстрое течение, и которого он, ухватив за куртку, вытащил на берег. Решение пришло сразу, и, развернувшись, Буран стрелой помчался обратно, и вовремя.
Добежав до костра, он увидел обитателя шалаша, который, покинув его, прямиком направился к реке. Это была девочка лет двух-трёх, одетая в серые брючки от спортивного костюма и лёгкую красную кофточку. Растрёпанные густые чёрные волосы ветер задувал на лицо, закрывая глаза, и она отбрасывала их, чтобы лучше видеть.
Буран преградил ей дорогу к воде, думал, она испугается, но девочка заулыбалась, подошла вплотную к нему и, протянув ручку к ошейнику, сказала:
- Ава, ава…
Потом обернулась и позвала:
- Мама!..
Только никакой мамы поблизости не было, вообще никого не было, только потухший костёр, шалаш и «серый волк с красной кофточкой». Казалось, её не удивило, что никто ей не ответил. Она держалась одной рукой за ошейник, а другой гладила его по спине. Буран немного растерялся, прошёл вперёд, она чуть не упала, но пошла быстрее, не отпуская его от себя.
«Долго же мы так будем добираться до дома», - подумал Буран. Только путешествие продолжалось недолго, вернее, долго, почти полчаса, а прошли очень мало, и оба устали, особенно Буран. Он не мог ходить медленно и такими маленькими шажками, ведь у него было четыре ноги, а не две, к тому же, его спутница буквально повисла на его шее, держась за ошейник. В конце концов, он не выдержал и лёг отдохнуть. Девочка тут же прилегла рядом и, прижавшись к его боку, заснула. Отдых продолжался целый час, проснувшись, «красная кофточка» попыталась его оседлать, но когда он встал, не удержалась. Не получился из неё наездник, а из него конь.
Дальше пошли прежним способом. День был облачный, но тёплый, Бурану хотелось пить, но он боялся оставить ребёнка и добежать до реки. Дорога пошла каменистая, неровная, они поднялись повыше, ближе к лесу, и скоро набрели на кусты дикой малины. Девочка срывала спелые ягоды и отправляла в рот, обрадовалась она, видно, проголодалась, угостила и своего спутника, но тот вежливо отказался.
Тем временем, в усадьбе Семёныч забеспокоился:
- Миша, не нравится мне такое долгое отсутствие нашего друга. Он хорошо знает время, когда ты в обход едешь.
- А что может случиться? Наверное, забежал далеко.
- Всё может случиться. Наткнулся на браконьеров, а те и шлёпнуть могут, тем более, что он на волка здорово смахивает. Съездил бы ты по берегу реки, он обычно там промышляет, бутылки ищет тебе в утешение.
- А ты прав, что-то, наверняка, случилось
Бурана с его «находкой» он нашёл у кустов малины.
Удивлению Семёныча не было предела:
- Ай, да Буран!  Ай, молодец! Вот так «бутылочку» отыскал, просто чудо!
- Хватит, Семёныч, удивляться да восхищаться, умой и накорми ребёнка, а я с Бураном съезжу, посмотрю, где он её нашёл. Чувствую, дело там не чистое, и браконьеры здесь ни при чём.
На берегу, куда привёл его Буран, по-прежнему было пустынно. Михаил всё осмотрел, но ничего не трогал. В шалаше лежала небольшая дермантиновая сумка с какими-то вещами, потрёпанный старый рюкзак и постель, где спала девочка.  У костра он насчитал три бутылки из-под спирта (продавался по пять рублей в магазинах) и две из-под водки. Одна была разбита, и на осколках виднелись следы крови. Или по голове кого-то ударили, или специально разбили для какой-то цели и порезали руку, не известно.
Закуска, видать, простая была, колбасой не пахло, огрызки солёных огурцов и несколько горелых корок хлеба. Окурков много и разные – дешёвые вонючие сигареты «Бокс», подороже – «Друг» и папиросы «Беломорканал». Следов на песке полно – мужские разного размера и маленькие, явно женские. Ещё заметил у берега след небольшой лодчонки, видно, вытаскивали, а после на ней и уплыли.
Почему ребёнка оставили? Может, женщину увезли насильно в бессознательном состоянии? «Представляю, в каком они были состоянии, когда вылакали столько спиртного да ещё, считай, без закуски».
- Возвращаемся, Буран, нужно срочно сообщить в милицию, пусть приезжают, пока дождь не пошёл, вон тучи собираются, следы все смоет.
Дома он передал сообщение, потом спросил Семёныча:
- А гостья наша где?
- Накормил я её, помыл, одел в свою чистую майку, вместо платья, и спать уложил. Шмотки её постирал, сушить повесил.
- Хорошая из тебя нянька получится.
- А как же, своих девчонок растил – и купал, и косички заплетал, приходилось. Сдаётся мне, Миша, рос этот ребёнок где-то на воле – лошадей знает, увидела, что ты отъезжал, кричит: «Но, но!». И к Бурану ластится, не боится. Может, из табора они?
- Разберутся, будут искать. Только сомнительно, что живы они. Река бурная, дальше по течению перекаты, такая лодчонка о камни вдребезги разобьётся. Там такие водовороты, трудно выбраться.
- Девочку, наверное, в детский дом отдадут.
- Конечно, если не найдут родственников.
- Ей уже года три, но говорит совсем плохо. Спросил, как зовут, сказала: «Лада». Только «р» она не выговаривает, так что скорее – Рада. У цыган это частое имя, хотя, может, они с матерью и не цыгане, просто жили в таборе.
- Может и так, не торопись, всё узнаем.
- Будем звать её Лада, это древнее имя, переводится, как любимая. А Рада, как радостная.
Утром девочка проснулась ни свет, ни заря и помчалась во двор. Семёныч поймал её около собачьей будки. Отвёл в туалет, потом к умывальнику, одел в её одежду.
- Вот так, а теперь беги к своему кавалеру здороваться.
Лада засмеялась и побежала обниматься с Бураном, он тоже обрадовался и пару раз лизнул её в нос.
- А теперь, красавица, давай заплетём твою косу, и пошли завтракать.
Когда вошли в дом, девочка первый раз за всё время спросила:
- А мама?
Семёныч с грустью посмотрел на ребёнка:
- Ладочка, мама пока ушла, но должна прийти. Иди кушай.
Девочка задумчиво произнесла:
- Ушла…
И села за стол. Ела с аппетитом, и всё, что ей дали – кашу, чай, хлеб с маслом и вареньем. Варенье особенно понравилось.
После обеда приехали милиционер со следователем. Составили протокол, попросили рассказать всё подробно и съездить с ними на место. До дождя они вчера приехать не успели, и следов осталось мало.
Насчёт девочки договорились, что завтра Михаил сам отвезёт её в больницу. Ребёнка должны осмотреть, проверить, и если девочка здорова, позвонят в детский дом, и за ней приедет их врач.
Вечером, уложив Ладу, Семёныч сказал Михаилу:
- Замечательная девочка, умненькая, спокойная, а красавица какая! Волосы длинные, видать, с рождения не стригли, косу заплёл – толстая, шейку за ней не видно. И на тебя очень похожа, черноволосая только, а глаза синие, и кожа белая, а не смуглая, как у тебя. Жалко её в детдом отдавать, она привыкла на свободе жить.
- Ты к чему это, Семёныч, клонишь?
- А к тому, что, видно, жить тебе бобылём из-за твоей дурацкой любви, а удочеришь девочку – будет у тебя радость в жизни, и у неё тоже.
Михаил задумался.
- Сложно это, Семёныч. Усыновление разрешают только в полную семью, нужно с матерью поговорить. И потом, ещё не известно, может, родственники найдутся, или сама мать жива. Нужно подождать.
Ладу Михаил отвёз в больницу, где уже год работала Надежда Николаевна. У девочки со здоровьем обнаружились проблемы –  истощение, низкий гемоглобин и даже укус клеща. Удивительно, почему Семёныч не заметил?
Ладу оставили на время в детском отделении. Это Михаилу было на руку, и он постоянно интересовался, как идёт расследование, а главное, поиск женщины. Мужики его не интересовали, был уверен, что к ребёнку они отношения не имели.
Женщину нашли сразу, там же на перекате, где разбилась о камни лодка. Мужчины, по-видимому, выбрались из воды, а куда подались, пока неясно. Сведений о них никаких нет, никто их не видел.
Хозяин лодки, которого разыскали, сказал, что украли её ночью, кто – понятия не имеет. На теле женщины следов насильственной смерти не было, она просто утонула в состоянии сильного опьянения, в сосудах спирта было больше, чем крови. Лицо не пострадало, и её фото показали во всех ближайших магазинах, её никто не признал, значит, покупателем спиртного была не она.
Зато цыгане признали её сразу. Под Иркутском-2 располагался не один табор, и в Иркутске они промышляли гаданьем и воровством, в основном, на вокзале и на базаре. Жила эта женщина то в одном, то в другом таборе, чаще зимой, надолго не задерживалась. Первое время одна, потом с ребёнком. Она не цыганка, но научилась гадать, ходила вместе с таборными женщинами, когда появился ребёнок, брала с собой, попрошайничала, просила денег для малыша.
Девочку любила, когда летом уходила, всегда забирала с собой. Один раз оставила, ушла с каким-то мужиком, но через два месяца вернулась и забрала её.  Откуда пришла в табор, не знал никто. Дружила она с одной пожилой цыганкой, рассказала ей, что сирота, родители погибли, вырастило её государство, но жить в детдоме не хотела и ушла оттуда ещё девчонкой, бродяжничала, от кого родила девочку, сама не знает, но очень её любит, назвала дочку Ладой. А саму её звали Ольгой.
Послали запросы и фото во все детские дома области, ответ получили быстро: была такая – Ольга Казакова, отчество – Ивановна, поступила в возрасте пяти лет, родители погибли, родственников не было. Постоянно убегала, искали, возвращали, в конце концов, потеряли окончательно.
Теперь, когда всё выяснилось, Михаил решился на разговор с матерью.
Надежда Николаевна работала ведущим хирургом в областной больнице. Её давно приглашали, но она долго не соглашалась. Не хотелось оставлять больницу, где проработала столько лет, муж тоже категорически не соглашался переезжать в город, бросать свой дом, а дочка менять школу.
 И всё же окончательное решение принял Владимир Иванович:
- Надя, ты замечательный врач, тебе нужно расти, и большему количеству людей ты будешь помогать именно там. Давай решим этот вопрос следующим образом – соглашайся. И раз тебе дают в городе квартиру, прописывайся там с Михаилом, он недалеко и часто бывает в Иркутске, а мы с Машей пока поживём здесь, к нам будешь приезжать на выходные.
- Как понимать твоё – «пока»? До Машиной свадьбы, что ли? И как вы будете управляться неделю одни?
- Очень просто: готовить и убираться мы с ней умеем, а хозяйства, кроме собаки, у нас нет.
В общем, пришли к обоюдному согласию, и Надежда Николаевна теперь работает в городе и живёт до каждых выходных в своей трёхкомнатной квартире. Городское начальство не поскупилось, чтобы заполучить такого хирурга. Кроме того, её очень ценили, как партийного работника, в своём городке она была парторгом.
Михаил как-то пошутил:
- Смотри, как бы тебя не избрали вторым секретарём после смерти Громова.
Разговор о Ладе он начал издалека:
- Ну как там ваша маленькая пациентка себя чувствует?
- Интересный ребёнок, настоящий «маугли» из Сибирской тайги. Она там со зверями не дружила?
- С одним точно дружила, он её к нам в усадьбу и привёл – Буран.
- Серьёзно?
- Конечно. Это он её нашёл и почти до дома довёл по берегу. К реке не дал подойти, а то бы уплыла вслед за матерью.
- Какой же он молодец!
- Это точно.
- Поправляется ваша Лада, и вся больница от неё на ушах. Такая спокойная, рассудительная, самостоятельная. Ведёт себя, как взрослая, а ей, наверное, и трёх ещё нет. Говорит мало, но всё по делу. Сестрички и родители, которые к детям приходят, угощают её конфетами, фруктами, а она всё это детишкам потом отдаёт, одна ничего не ест.
- Это она, видно, в таборе привыкла. У них, что «добыли» - общее.
- Принесла ей пару апельсинов, а она говорит: «Валенья хочу». Я поняла, что варенья, она «р» не выговаривает. Принесла на другой день целую баночку – обрадовалась, заулыбалась. И красивая – волосы чёрные, глаза синие, и коса, в руку толщиной, длинная, сестрички даже её укоротили, головку назад оттягивает, тяжело. Сама маленькая и худенькая, но уже начала поправляться. Даже жалко её в детдом отдавать.
- Мама, об этом я и хочу с тобой поговорить – давай её усыновим.
- Ты хочешь сказать, удочерим?
- Да, удочерим. Но я не могу этого сделать, нужно, чтобы была семья, а у меня семья – это вы, а подрастёт, будет жить со мной. Чтобы её вообще никогда не отдавать, нужно оформить в детдоме документы, что они её приняли, и сразу оформить документы на усыновление. Мамочка, ты ведь сможешь это сделать, договориться, я знаю, что сможешь. Я очень, очень тебя прошу, пожалуйста.
- Сынок, как ты всё это представляешь, ведь это не котёнка в дом взять, а ребёнка. И живём мы на три семьи – я здесь, отец  с Машей в городке, а ты и вовсе в тайге. Где же она жить-то будет?
- А жить она будет с Александрой Ивановной Громовой, мамой Риты, в её квартире. Сейчас всё тебе объясню. Я приехал на похороны Алексея Григорьевича, с Ритой мы уже не встречались, она жила в Москве, и тут только узнал, что у Громова случился инфаркт, когда он узнал о гибели дочери, она летела домой в отпуск, и самолёт разбился. Александра Ивановна была в ужасном состоянии, до сих пор не пойму, как она пережила сразу смерть мужа и дочери. Я пригласил её к себе пожить в тайге, ведь природа – лучший врач, она и успокаивает, и лечит.  Александра Ивановна отказалась, её пригласили поработать до пенсии в музыкальной школе, где она раньше преподавала. Прошло два года, ей уже пятьдесят пять. Вчера я заходил к ней поздравить, рассказал про Ладу и свои планы насчёт неё. Она мне сама предложила: «Привози девочку ко мне, будем зимой жить здесь, а летом у тебя в тайге. Я могу продолжить работу, а ребёнка водить в детский сад, а могу уволиться, сидеть с ней, получать Лёнину пенсию, она большая».
Я обрадовался, насчёт денег сказал, пусть не беспокоится, у меня хорошая зарплата, и я один. А работать ей или сидеть дома, пусть решит сама. И ещё она сказала: «Спасибо тебе, для меня это счастье. Я так скучаю и тоскую по моей Риточке». Ведь она была их единственным ребёнком, которого они долго ждали.
Надежда Николаевна обняла его:
- Миша, ты удивил меня, но я тебя поняла, ты правильно поступил и, конечно, помогу всё оформить.
Потом добавила:
- Не знаю, как отец, но как обрадуется Маша, что у неё будет сестрёнка – представляю.
- А я представляю, как обрадуются Семёныч с Бураном. Видишь, мама, скольким людям принесёт радость и счастье эта милая крошечка-хаврошечка.
Он помчался к Александре Ивановне, так как говорил с ней ещё до разговора с матерью.
У них всё получилось, Надежде Николаевне, действительно, не могли отказать, и к тому же всё было по закону.
Александра Ивановна уволилась, её  торжественно, с музыкой, проводили на пенсию, сослуживцы и ученики жалели, что она уходит. К этому времени Ладу выписали из больницы, и Михаил увёз их в усадьбу.
В доме пришлось сделать небольшую перепланировку, подкупить мебель и ещё один маленький телевизор.
Михаилу с Семёнычем пришлось потрудиться. Сразу за верандой перед кухней  было ещё два помещения, вход в них на одну и другую сторону дома из коридора. Размером три с половиной на два с половиной метра с одним окном. Одно использовалось, как кладовая, другое – для разных ненужных вещей. Там можно было поставить кровать или диван, небольшой письменный или просто столик, один-два стула или табуретки и шкаф книжный или платяной. Свет туда провели, когда делали проводку по дому.
Под кладовку они отделили место на веранде, она была большая, а лишние и редко нужные вещи отправились на чердак.
Кроме горницы были две большие спальни. В одной из них стояли кровать и диван, туда они купили и поставили кроватку для Лады. Теперь места хватало всем. Из лагеря приехала Маша, чтобы познакомиться с сестрёнкой и побыть ещё немного на природе перед школой.
За столом теперь собиралась большая семья – пять человек. Семёныч радовался:
- Видишь, Миша, как всё хорошо сложилось, а ведь если бы Буран не нашёл Ладу, ничего бы этого не было.
- Вот и пожми ему лапу.
- Я уже его похвалил и косточку хорошую дал. Да он и сам рад не меньше нас.
Александра Ивановна с Машей съездили в город и привезли для Лады целый чемодан одежды: летней, зимней и осенней, соответственно, и обуви. Не забыли ленты и всякие заколки для её чудесных волос.
Маша наряжала её, как куклу, заплетала волосы то в одну, то в две, то в четыре косы, вплетала ленты, завязывала банты. Лада всё терпела, она не привыкла, чтобы на неё надевали так много одежды и заплетали волосы в косы, чаще ходила с распущенными волосами, но сейчас они отросли очень длинные, и заплетать их пришлось.
Семёныч с Александрой Ивановной занимались готовкой еды, а Миша с Бураном берегли лес, опасное было время, пожары. И Буран был ему в этом незаменимым помощником.
Михаил повеселел, реже стал задумываться о Тане и её сложной нелёгкой жизни, о судьбе, которая всё время их разъединяла.





Глава 8
Сергей

Таня приехала к Галине Васильевне.
- Ты не предупредила… Что-то случилось?
- Ничего страшного, просто хочу забрать Антона. Он где?
- На улице гуляет. Почему забрать?
- На школу выделили три путёвки в Артек, на август месяц. Поедут Антон и ещё два мальчика из параллельного класса, как лучшие ученики.
- Одни?
- Нет, с пионервожатой.
- Хорошо, покупается в тёплом море, а то здесь в Байкале вода больно холодная, а добираться до Малого моря, где теплее, далеко, и мне некогда. Бабушка не совсем здорова, не хочу надолго оставлять её одну. Когда они едут?
- Через три дня. Провожу его и начнём путёвки оформлять в санаторий, наконец, уговорила Сергея поехать отдохнуть, что-то плохо он себя чувствует последнее время.
- Куда собираетесь? Далеко?
- Нет, здесь, в наших краях.
- Таня, хочу спросить – как дела у вас? Я имею в виду ваши отношения.
- А никак… Если что и изменилось, то не в лучшую сторону.
- Не пойму я тебя, доченька. Кажется мне, пустила ты свою жизнь на самотёк, плывёшь по течению, куда вынесет, ничего не предпринимаешь, чтобы изменить её, боишься сделать решительный шаг.
- Нет, мама, а мне кажется, она просто остановилась, и я действительно боюсь отступить назад, потому что там не было ничего хорошего, и ещё больше – идти вперёд, так как впереди может быть ещё хуже.
- Откуда тебе знать, что может быть, это известно только Богу.
- Не знаю, но чувствую. Не будем больше об этом, позови Антона, нам нужно поспешить, чтобы успеть на катер.
Проводив сына, Таня начала оформлять санаторные карты, но после прохождения флюорографии врачи забили тревогу, на лёгких Сергея обнаружили большие затемнения. После сдачи необходимых анализов ему дали направление в онкологическую больницу, о  санаторном отдыхе пришлось забыть
В онкологии после недельного обследования Сергею предложили срочно начать лечение облучением, но он категорически отказался:
- Я не верю в правильность вашего диагноза и поеду в Москву.
- Это ваше право, только не медлите. Я скажу, чтобы вам подготовили необходимые выписки из истории болезни.
Таня решила ехать вместе с мужем.
- В Подмосковье у нас родственники, вначале остановимся у них, свяжемся с онкологическим центром, если тебя оставят там для обследования, я смогу к тебе приезжать.
Она опять поехала к маме, рассказала о случившемся:
- Я решила ехать вместе с ним, мне врач сказал, что положение очень серьёзное, и неизвестно, как всё обернётся. Болезнь запущена, операцию делать поздно, давно ему говорила, что нужно сходить провериться, целый год кашель не проходит, отказывался: «Бронхит у меня хронический, съездим на юг, прогреюсь, всё пройдёт». Он и сейчас не верит в диагноз. Ты, мама, забирай бабушку, и поезжайте в Иркутск, поживёте в нашей квартире. Встретишь Антона, когда вернётся, и бабушку положишь в больницу, в кардиологию, пусть сердечко подлечит. Можешь обратиться к Надежде Николаевне, она поможет.
- Хорошо, Таня, поезжай, я всё поняла. Ни о чём не беспокойся, Ключи от квартиры не забудь мне оставить.
На вокзале встретились с Михаилом. Они стояли в очереди у кассы на поезда дальнего следования, а он у кассы на пригородные поезда. Взяв билет, Михаил подошёл к ним:
- Здравствуйте. В отпуск? Наверное, к тёплому морю, погреться.
- Пока в Москву, а там видно будет.
Сергей отвёл Михаила в сторону:
- Слушай, ты, не лезь в нашу жизнь, оставь Татьяну в покое.
- С чего ты взял, что я лезу в вашу жизнь?
- Думаешь, я не видел, как ты около школы околачивался, надеялся встретиться с ней, да не получилось.
- Да есть ли она у вас, эта жизнь? Ведь не любит она тебя, только мучается.
- Любит, не любит, откуда тебе знать? Живёт-то она со мной, а не с тобой.
Таня окликнула мужа:
- Подойди, наша очередь подходит.
- Иду, - он с ненавистью посмотрел на Михаила. – Смотри, Медведь, я тебя предупредил.
- И что из этого, думаешь, напугал?
- А то, что пристрелю… Мне терять нечего.
- Счастливого вам пути!
Михаил пошёл к своему поезду: «Ишь ты, как расхрабрился, ботаник. И чего это они поездом едут? Самолётом быстрее».
Позже узнал, что Сергей панически боялся летать на самолёте.
Дома рассказал отцу об этой встрече.
- Знаешь, сынок, а ты с этим не шути. Мучаешь ты его каждый раз, когда смотришь на Татьяну влюблённым взглядом, а она тебе тем же отвечает. Ревность – страшное чувство, добром это не кончится, и не важно, что он слабак против тебя. Помню, ещё в молодости, кошка у нас была. Однажды, смотрю, поймала она мышь, придавила малость и играет с ней: отпустит – та отползёт, она раз лапой, и обратно подтаскивает. Кошке игра, а мышке мученье, та терпела, терпела, и вцепилась кошке в нос, укусила так, что та взвыла.
- К чему ты мне это рассказал?
- А к тому, чтобы ты задумался и к сведению принял. Не ищи с ней встречи, всем будет лучше.
Отцу Михаил привёз грибов, ягод – гостинцы от девочек, а перед отъездом зашёл в здешний магазин купил гвозди, длинные болты и скобы, отвес и уровень.
- Зачем тебе это? – удивился Владимир Иванович. – Ремонтируешь что-то или строишь?
- Собираюсь построить.
- У вас, вроде, всё есть.
 - Пока не скажу, сделаю – увидишь.
- Когда тебе делать, работы полно.
- А я Семёныча привлеку, приезжай к нам на выходные.
- Далеко. Мы с другом поохотиться решили здесь поблизости, а к тебе только в отпуск.
- Приезжайте, у меня есть где поохотиться.
Работы у них с Семёнычем, действительно, было много. В понедельник, недалеко от кедровника, застукал он «чёрных лесорубов», этих – уже не в первый раз. Обидно, ловят они нарушителей, а их оштрафуют и отпускают. Штрафы маленькие, этим их не остановишь, а больше им ничего не грозит, менять надо законы, да не лесники их пишут.
Вечером после ужина вышли с Семёнычем во двор, проведали Вороного.
- Миша, а что это за брёвнышки и доски у забора лежат? Зачем привёз, что строить будешь? Для дома мало, для будки много, да и есть она у Бурана.
- Замок хочу построить, знаешь, как раньше у рыцарей были с башнями, правда, небольшой.
- А где же рыцари?
- Причём здесь рыцари? Я девчонок наших хочу порадовать, чтобы было, где играть – раз есть в доме дети, должна быть детская площадка. Вот привезу немного цемента, глины, гальки с берега, а песок под ногами, только копни, и можно начинать. Поможешь?
- Конечно. У меня инструменты все есть, я ведь пристройку для охотников и сарай сам строил.
- Замечательно, будешь прораб и мастер, а я архитектор, подсобный рабочий, ну и снабженец. Проект уже готов, нарисован: два метра на два двадцать, крыша односкатная с маленьким уклоном, с площадкой, чтоб можно было позагорать, лестница наверх с широкими ступеньками, с площадкой через метр, с перилами. По углам две башенки – восточная и западная, окошки узкие, как бойницы, с южной стороны.
- Башни из чего и как сделаем?
- А башни сделаем так: по углам вроем деревянные столбы, вокруг зальём фундамент на ширину бутылки, сделаем опалубку вкруговую и уложим их на глиняном растворе горлышками к столбу, а на самом верху выровняем раствором и поставим на него по краям поллитровки, чередуя с чекушками, горлышками вверх, вот и зубцы. Представь, какие замечательные получатся башни – донышки из раствора будут выглядывать и сверкать на солнышке разными цветами, ведь бутылки бывают зелёные, жёлтые, белые – красота!
- Ну, ты и выдумщик, «архитектор»! Значит, и бутылки в дело пойдут?
- А ты как думал? Зря их  что ли Буран полсарая натаскал.
- Думаешь, всё получится?
- Обязательно получится, Семёныч, вот увидишь. Внутри широкие лавки по стенкам сделаем, чтобы прилечь можно было, на окнах сетки от комаров, снаружи ставеньки, чтобы на зиму закрывать.  Куплю столик и два детских стульчика. Нужно, чтобы наши дамы насобирали побольше шишек разных, кедровых я привезу из кедровника и научу, как из них и лески сделать занавески и даже ковёр на стену. Семёныч, что молчишь, тебе нравится?
- Как мне говорить, когда ты тарахтишь полчаса без остановки. Очень даже нравится, дорогой «архитектор, на бумаге должно быть красиво, а как получится в натуре – не знаю…
- А ты представь, включи воображение.
- Я думаю, надо не представлять и воображать, а делать.
И работа закипела, работал, в основном, Семёныч, Михаил подключался только вечером, днём ему с Бураном хватало дел в тайге. Маша, а тем более, Лада ничего не понимали, и даже Александра Ивановна не сразу догадалась, что за стройку затеяли их мужчины, а Буран, если и понял, то помалкивал.
К концу лета «проект» осуществили. Даже сами строители удивились, что это им удалось, а о будущих хозяйках и говорить нечего, они были в восторге от такого подарка. Не успели доделать только занавески и ковёр – не хватило шишек, ну это ещё успеется.
Новоселье справили прямо в замке, пирогов напекли с брусникой и черникой и один большой с рыбой. Семёныч где-то отыскал старый самовар, а за неделю до этого Александра Ивановна попросила Мишу привезти из её квартиры аккордеон. Танцевали и плясали около замка, внутри места маловато – не распляшешься. Семёныч пустился было вприсядку, но два раза присел, а на третий уже сел.
Лада всем на удивленье и радость звонко смеялась и хлопала в ладошки, до этого она только улыбалась, все думали, девочка смеяться не умеет. Потом станцевала «цыганочку», в таборе совсем маленькие уже умеют это делать. Александра Ивановна подыграла, и все ей хлопали, а Буран полаял, что делал очень в редких, особых случаях.
Одним словом, праздник удался. Маше нужно было уезжать, через неделю в школу, а так не хотелось со всеми расставаться. Александра Ивановна согласилась её отвезти, Михаил проводил их в Иркутск и посадил в поезд. Обратно она приехала через два дня, привезла целый сундучок Машиных игрушек и лисью шубку, которую та носила, когда была маленькая.
Сундучок поставили в замок, как приданое принцессы, хотя принца у неё пока не было, но никто не сомневался, что у такой красавицы он обязательно будет.

Поезд на Москву отходил около пяти часов вечера, и спокойно собраться было достаточно времени – ещё не было одиннадцати часов. Их никто не провожал, да, собственно, и провожать было некому – Танина мама с бабушкой собирались приехать позже, а родители Сергея считали, что они уже уехали отдыхать, а без надобности, как говорила свекровь, они из городска в Иркутск не ездили, и хорошо, так как Сергей не хотел, чтобы они знали о возникших проблемах и изменении его планов. 
В купе никого не было, у них были нижние места. Сергей убрал чемодан, Таня застелила постели. Через пару часов проводница предложила чай, печенье, они решили поужинать и прилечь отдохнуть – день с самого утра был очень напряжённый.
Неожиданная встреча с Михаилом просто взбесила Сергея, он до сих пор не мог успокоиться:
- Каков наглец! Он каждый раз оказывается в том месте и в то время, где находишься ты.
- Успокойся, это просто совпадение.
- Глупости, шесть лет жили в одном городе и ни разу не встретились, а сейчас по два раза на месяц, всё «случайные совпадения», прямо, телепат какой-то. Зачем на вокзал с утра прискакал?
- Ты же видел, билет он брал, к родным поехал.
- Именно в этот день и именно утром?
- Сегодня воскресенье, поехал с утра, чтобы вечером или в понедельник утром вернуться.
- Я смотрю, ты и расписание его знаешь, понятно.
- Хватит придираться и психовать. Ешь, пей чай, глотай свои таблетки и давай спать, я очень устала.
Им повезло, всю дорогу верхние места пустовали, они ехали вдвоём. Сергей последнее время часто кашлял, особенно по ночам, и соседям бы это не понравилось, и вообще, вёл себя неадекватно, его всё раздражало.
Танины родственники встретили их радушно, для них была уже  приготовлена отдельная комната. В их большом просторном доме они жили одни, все дети разъехались, и приезд Тани был радостью.
- Хорошо, что вы приехали, нам теперь скучновато, и без тебя, Танюша, соскучились, так давно не была, забыла нас совсем.
- Нет, не забыла, просто жизнь так сложилась.
Они рассказали обо всём, и дядя посоветовал обратиться в Московский онкологический центр. Там, в терапевтическом отделении, работал сын его лучшего друга. На другой день они втроём поехали в Москву. Благодаря дядиной помощи, Сергея положили на обследование уже через три дня, и они торопились вернуться к началу сентября, в школе начинались занятия, и отпуск их кончался.
Сергей настоял, чтобы Таня не останавливалась в гостинице, а жила у родных за городом и часто не приезжала, а звонила по телефону. За десять дней он прошёл полное обследование. В день выписки Таня поговорила с врачом, заключение было неутешительным, диагноз подтвердился, операция исключена, он дал свои рекомендации по лечению и посоветовал больше доверять своим врачам, считая, что в Иркутске работают отличные профессионалы-онкологи.
Обратно летели самолётом, времени до начала школьных занятий оставалось мало, Сергею пришлось забыть о своих «самолётных страхах», и через шесть часов, вместо шести дней, они были в Иркутске.
Галина Васильевна встретила их в аэропорту.
- Мама, зачем ты беспокоилась?
- Разве, не приятно, когда тебя кто-то встречает?
- Приятно.
- Тогда о чём разговор, берём такси и едем. Я торт испекла. Антошка ждёт не дождётся.
- Он уже вернулся?
- Два дня, как дома, и бабушка вчера выписалась из больницы. Завтра поедем с ней домой.
Антон возвратился загоревший, похудевший и переполненный впечатлениями.
- Мама, как там было здорово! Ребята приехали не только наши, но и из других стран, но мы понимали друг друга. К нам приезжали известные артисты, хоккеисты, они там отдыхали, и даже космонавты. Мы спели для них их любимые песни, и нам все хлопали. Ещё на катере была прогулка по морю, видели дельфинов, они плыли совсем рядом, я видел их впервые. А перед отъездом зажгли прощальный костёр и фейерверк, очень красиво. Море мне понравилось – тёплое, солёное, и плавать в нём очень легко.
- Антошка, остановись. Или ты ещё не все впечатления на нас выплеснул? – Таня обняла сына.
- Таня, Серёжа, садитесь за стол, жаль, я не успела купить бутылочку хорошего вина.
- Вино мы из Москвы привезли, и очень вкусные конфеты, - Сергей достал из чемодана московские гостинцы – большую коробку конфет и бутылку ликёра в виде пингвина.
Антон захлопал в ладоши:
- Ура!
За столом Галина Васильевна спросила у Тани:
- Как ваши дела?
- К сожалению, мама, ничего хорошего. Тебе привет от дяди с тётей и конфеты. Это от них.
- Ладно, Танечка, разливай вино и чай, давайте не будем сегодня о грустном.
Была суббота, в воскресенье они отдохнули, проводили Галину Васильевну с бабушкой, вечером сходили с Антоном в кинотеатр на новый фильм, а утром в школу, с утра там будет первая линейка  для первоклашек. Начинался новый учебный год.
Таню окружили девочки-старшеклассницы:
- Татьяна Дмитриевна, а танцевальный кружок будет работать? Вы нас не оставите?
- Конечно, будет. И почему я могу вас оставить?
- Говорят, вы хотите уйти в другую школу, преподавать там английский.
- Что за глупости! А вести английский я могу и в нашей школе, зачем мне куда-то уходить.
- Хорошо. А то мы расстроились.
Жизнь вошла в обычную колею. Антон занимался в первую смену, и утром они втроём уезжали в школу. Квартира, которую получил Сергей, находилась далеко от школы, где он работал, и отец подарил ему свою старую «Победу», себе он собирался купить «Волгу».
Сергей очень гордился возможностью возить жену на работу в своей машине, тогда мало кто имел личный транспорт. Последнее время он стал спокойнее, регулярно принимал назначенные лекарства, надеясь на улучшение здоровья, но этого не произошло, ему стало хуже. Таня заметила на его полотенце, на платках и даже на подушке пятна крови.
- Серёжа, давай съездим в больницу.
- Зачем? Ты же видишь, что ничего не помогает, бесполезно. Никуда я не поеду.
- Ведёшь себя, как маленький ребёнок. Пусть проверят, посмотрят, может, нужно сменить лекарства.
В конце концов, он согласился. Слушать его врач не стал, сразу послал на рентген, посмотрев снимки, выписал новое лекарство:
- Вам должно стать лучше, сейчас небольшое воспаление, наверное, где-то простудились.
Они шли по коридору к выходу, когда Таня спохватилась:
- Ой, сумку забыла, повесила её на спинку стула, ты иди, я быстро.
Сумку она не забыла, а специально оставила, чтобы поговорить с доктором наедине:
- Доктор, скажите мне правду.
- Хорошо, скажу – ему  уже ничего не поможет, это последняя стадия, я выписал ему просто успокоительное, чтобы кашель был меньше.
- И как долго это будет продолжаться?
- До тех пор, пока он не выкашляет свои лёгкие. Мне очень жаль, но, к сожалению, это так, вы слишком поздно обратились, на первой стадии была возможна операция.
- Спасибо, доктор, - Таня взяла сумку и вышла из кабинета.
Сергей ждал её в коридоре.
- Я думала, ты ждёшь меня в машине. Поехали, у меня через час урок начинается.
Через неделю Сергей попросил Таню съездить с ним в магазин, купить подарок.
- У кого день рождения?
- У друга моего, мы с детства дружили. Рудик, он учился в параллельном классе, такой высокий рыжеватый парень.
- Да, помню. Он ещё в танцкружок начал ходить, только танцор из него не получился.
- Зато лётчик получился отличный. Я тогда поступил в педагогический, а он – в лётное училище, служит здесь недалеко, под Иркутском. Женился, живут в военном городке.
- Знаю я этот городок, через реку. Ещё когда в десятом учились, девчонки туда автобусом на танцы ездили, женихов искали.
Купили красивый кожаный портмоне, торт, апельсины и бутылку коньяка, в военном городке спиртное не продавали, и лётчики ездили за ним  в Иркутск.
В гости поехали в воскресенье. Рудик с Женей, так звали его жену, были очень рады, вспомнили школьные годы, посмеялись над поражением Рудика на поле танцев. Кроме них пришли новые гости – капитан с женой и молодой лейтенант – весёлый шумный, и сразу стал ухаживать за Таней, что Сергею, конечно, не понравилось. Рудик отправил его на балкон, где на небольшой шашлычнице  жарились шашлыки.
Стол получился богатый – шампанское, коньяк, бутылка сухого красного вина и отменная закуска. Посидели хорошо – попили, попели, только что не потанцевали. Сергей вначале отказывался от спиртного, но Рудик его успокоил:
- Немного можно, у нас здесь не проверяют, а до Иркутска протрезвеешь, да и поедете вы уже к вечеру.
Уехали они в пятом часу. В машине настроение у Сергея резко изменилось:
- Каков наглец этот лейтенантик, такие комплименты тебе расточал, и наплевать ему, что рядом с тобой сидит муж. Заметил, конечно, что я не здоров, и вдохновился.
- Перестань, Серёжа, всё было нормально, весело, и никто ничего не заметил, всё с тобой будет хорошо, тебе стало лучше, кашляешь меньше, температура не поднимается. Доктор говорит…
- Хватит врать! Слышал я, что говорил твой доктор, - его всего трясло, голос срывался.
Они подъезжали к мосту.
- Так знай, этому таёжному зверю всё равно не достанешься! – Сергей резко прибавил скорость и направил машину в сторону ограждения. Таня сидела на заднем сидении и во время рывка ухватилась за ручку дверцы, та распахнулась, и она вылетела прямо под колёса встречной машины. Ударом бампера её отбросило назад, к краю моста. Машина Сергея, пробив хлипкое ограждение, рухнула с моста в реку.
Водитель машины, под колёса которой едва не угодила Татьяна, подбежал к ней вместе со своим пассажиром. Они уложили её в машину и довезли до госпиталя в военном городке, где ей оказали первую помощь и на машине скорой помощи отправили в Иркутск. Отсюда же позвонили в милицию, сообщив об аварии на мосту.
Пострадавшую доставили в центральную клиническую больницу города, где работала Надежда Николаевна. Она собиралась уходить домой, когда ей сообщили о необходимости срочной операции. Увидев Таню Надежда Николаевна ужаснулась, та была в тяжелейшем состоянии – множество травм, большая потеря крови. Надежды на благополучный исход было мало, она подумала о Михаиле.
Когда Надежда Николаевна вошла в операционную, хирургическая медсестра, которая обычно ей ассистировала уже не один год, была удивлена её напряжённым, взволнованным состоянием, ещё больше она удивилась, когда та подошла к столу и вдруг быстро…  перекрестилась
- Надежда Николаевна, с вами всё в порядке?
- Всё в порядке, Ирочка. У тебя всё готово?
- Да, конечно, как всегда.
- Тогда начнём.
Об увиденном Ира никому не сказала: «Ещё партбилет отнимут, это они могут».
Операция длилась несколько часов. Выйдя из операционной, Надежда Николаевна увидела заплаканную Галину Васильевну.
- Что с ней?
- Состояние тяжёлое, я сделала всё возможное, сейчас она в реанимации, в сознание не приходит, будем ждать. Пока к ней нельзя, вы берите Антона, поживёте у меня.
- Спасибо. Антона я отвезла к Александре Ивановне, ему к школе ближе, и Ладочка там.
- Откуда вы знаете Александру Ивановну?
- Миша мне рассказал всё про Риту и семью Громовых. Громова я знала, ходила к нему на приём по поводу квартиры, когда сюда приехали.
Михаил узнал о случившемся на другой день, примчался в город.
- Миша, к ней нельзя, она в коме, подожди, пока состояние стабилизируется.
- Мама, спаси её, сделай что-нибудь, я не переживу, если потеряю её.
- Сынок, я сделала, что могла, что можно было сделать, теперь всё зависит от её организма, будем надеяться на лучшее.
Машину со дня реки подняли только утром. Сергей не смог спастись, даже если бы хотел этого, ему заклинило, зажало ногу искорёженной дверцей, но он и не собирался этого делать, свидетели аварии видели, что он сам направил машину на ограждение.
Приехали его родители, хоронили через два дня. Народу было много, проводить пришли учителя, ученики школы, сокурсники, просто друзья и, конечно, все многочисленные родственники. Была Галина Васильевна, Антона пойти она не уговорила.
- Бабушка, зачем он хотел убить маму?
- Это была авария.
- Нет, все говорят, что он сделал это нарочно, и я знаю, это правда.
Мальчик всё время плакал, его успокаивала, как могла, Александра Ивановна. А Лада гладила по голове и говорила:
- Не плачь, Тоша, не плачь, мама придёт, вот увидишь.
Когда-то в таборе её так утешала старая цыганка, когда её мама уходила надолго.
Михаил оформил отпуск, ему пошли навстречу, и все дни проводил в больнице. Вся работа легла на плечи Семёныча и Бурана, они с трудом, но справлялись, только очень скучали.
Таня пришла в себя, когда Михаил сидел у её кровати, держал за руку и мысленно просил: «Очнись, очнись, прошу тебя, ты не можешь меня оставить, не можешь».
Он часто это делал, но ничего не происходило, но в этот день, он запомнит его на всю жизнь, её веки дрогнули, она открыла глаза:
- Миша, ты… - её губы едва шевелились.
- Я, я, а кто же ещё. Наконец-то, лежи спокойно, сейчас позову врача.
Выздоравливала Таня медленно, раны заживали с трудом, плохо восстанавливались силы после большой потери крови, хотя влили её достаточно много. Надежда Николаевна обещала выписать Таню к Новому году и поселить в своей квартире, если она не была прописана у Сергея. За его квартиру уже началась борьба между родственниками.
Когда Михаил заговорил с Таней об этом, она очень удивилась:
- А как же твоя девушка, кажется, Рита?..
- Нет больше Риты, она погибла ещё в шестьдесят четвёртом году. Ты разве не знала? А о смерти Громова слыхала? Тогда в газете писали, что у него случился инфаркт, когда ему сообщили о гибели дочери. Рита его дочь.
- Про Громова я слыхала, но кто его дочь, не знала. Вы были женаты?
- Нет, но были вместе не один год. Расстались мы после того, как встретили тебя, Рита всё поняла и уехала в Москву. Это было её решение. Она была замечательным человеком, и я за многое ей благодарен. Её семья относилась ко мне с большой добротой. Они хотели, чтобы мы были вместе, но Рита не была уверена в моих чувствах, ждала от меня решительного шага, а я не хотел её обманывать. Будучи свидетелем нашей с тобой встречи, поняла, что этого шага я никогда не сделаю. Вот поэтому порвала со мной отношения и уехала. Она была не только «красивой девочкой», а умной, талантливой, смелой, с твёрдым, решительным характером и нежной, отзывчивой душой.
- Мне очень жаль, я чувствую себя виноватой.
- Ты ни в чём не виновата, это судьба, это она соединяет и разъединяет людей. Уже третий раз она едва не разлучила нас навсегда, и я очень надеюсь, что, наконец, она будет к нам благосклонна. Поправляйся, набирайся сил, думаю, мама скоро перевезёт тебя в квартиру и будет сама за тобой присматривать. Квартира эта и моя тоже, я в ней прописан. Антон пусть лучше живёт пока с Александрой Ивановной и Ладой, школа его совсем недалеко. Мама твоя надолго приезжать не может, боится оставлять бабушку одну. И я буду не частый гость, работы много, особенно осенью, счастье, что у меня помощники хорошие – Семёныч и, конечно, Буран. Так что, вы с Надеждой Николаевной держитесь, управляйтесь сами, отец мой приехать может только в выходные, работает.
В ноябре Таня жила уже в квартире Надежды Николаевны, ей дали временную инвалидность на год. На выходные Александра Ивановна привозила Антона. Лада тоже хотела там оставаться, но она беспокоилась, что Тане будет тяжело управляться с двумя детьми, и увозила её к себе домой.
Девочка очень привязалась к Антону, называла его «мой батик». Тот смеялся:
- А «эр» где? Проглотила, что ли? И когда ты будешь «эр» выговаривать, тебе уже пятый год.
Он тоже полюбил Ладу и всем говорил, что это его младшая сестрёнка.
Приближались новогодние праздники, и их большая семья, разделённая на четыре части, ещё не решила, где именно соберутся все вместе на Новый год. Окончательно, большинством голосов, был выбран вариант «заповедник-усадьба», Семёныч был доволен. Александра Ивановна с Ладой приехали к нему, и начались приятные хлопоты.
Во дворе росла большая ель, посаженная Семёнычем, когда здесь жила его семья, и дети были маленькие. Александра Ивановна с Ладой занялись изготовлением ёлочных игрушек, а Семёныч – заготовкой мяса и рыбы для новогоднего стола.
Цветную бумагу, картон, серебряную и бронзовую краски, лак, клей – всё это привезли из города. Когда-то Александра Ивановна занималась этим делом с Ритой, которая любила самодельные игрушки, а не покупные, а сейчас с Ладочкой, и с грустью вспоминала то далёкое, невозвратимое, такое счастливое время.
Шишки – кедровые, сосновые и еловые, вырезанные из картона фигурки зверушек и звёздочки раскрасили серебряной и золотой краской. Из цветной бумаги склеили цепи и красивые цветы – розочки. У Александры Ивановны они получались, как живые. Старые открытки пригодились для изготовления шаров и флажков, а из белой бумаги она вырезала ажурные снежинки.
Гирлянду из небольших лампочек на ёлку и на башни замка сделал Семёныч, а подсоединили её к сети они с Михаилом. Костюмы Александра Ивановна заранее сшила вместе с Машей, когда та приезжала с отцом на выходные: для Семёныча костюм Деда Мороза (пригодился старый тулуп), костюм рыцаря для Антона, Снегурочки – для Лады. Маша нарядилась Снежной королевой..
Михаил привёз несколько бутылок полусладкого «Советского шампанского» и много гранёных стаканов вместо фужеров.
- Миша, зачем так много стаканов?! – удивилась Александра Ивановна.
- Вы знаете, у евреев есть очень мудрая поговорка: «Дети и стаканы в семье никогда лишними не бывают». У нас большая семья – пригодятся.
Налепили и наморозили пельменей, это старая традиция, лепят всей семьёй вечерами, морозят на улице и в мешок, на Новый год и Рождество это главное блюдо. Сибирские пельмени лепят маленькие, круглые из трёх сортов мяса, и едят их с мясным бульоном.
Пироги пекут рыбные и с грибами, птичье мясо тушёное с белыми грибами в смешанном соусе, в горшочках, можно и в большом горшке. Грузди и рыжики солёные, капуста квашеная с клюквой, брусничное варенье и морс из неё же – всё это дары тайги.
Надежда Николаевна с Таней приехали с большим тортом и шоколадными конфетами – это уже дары цивилизации. Не часто вся семья собиралась вместе, тем больше радости и теплоты приносили такие встречи каждому.
Всё было в прошедшем году – и хорошее, и плохое, как всегда в нашей жизни. И проводили его по-доброму, с уважением, а Новый год встретили с радостью и надеждой на благополучие и исполнение задуманных желаний.
Фейерверка не было, но опять же традиционно, особенно в деревнях, в полночь выходили во двор и стреляли в воздух, и гремел салют на всё село – С Новым годом! С Новым счастьем!
Было шумно и весело, спать легли под утро, даже дети. Михаил занял маленькую спальню, окошко которой выходило в сторону леса. Спать не хотелось, встал, подошёл к окну, было так тихо, но вот скрипнула дверь, он обернулся – на пороге стояла Таня.
Она подошла и прижалась к его груди:
- Молчи, не говори ничего, я люблю тебя, любила всегда, и никого никогда так не любила…
Михаил нежно обнял её, боясь сделать больно.
- А я никого и не любил, кроме тебя, но ты всегда была где-то далеко.
- Только не теперь, и глаза твои не будут больше грустными.
Она целовала его лицо, а из глаз лились слёзы, это были слёзы счастья, и с ними уходила вся горечь и тяжесть, которая томила её душу все эти годы. Поток нахлынувших  воспоминаний захлестнул, пронёс сознание по недавним годам её жизни. Господи, неужели всё это происходило с ней?
Они стояли у окна, прижавшись друг к другу. Небо, освещённое волшебным светом луны, было чистым, ясным, и таким бесконечно высоким, словно они смотрели в космос из окна иллюминатора, и  только снег белоснежно-хрустящий возвращал их на землю.

Новогодние праздники кончились, Семёныч погрустнел:
- Разлетитесь вы все по своим гнёздышкам, останемся мы с Бураном в одиночестве.
Михаил возразил:
- А меня почему со счетов сбрасываешь? Может, с работы меня уволил?
- Я-то тебя не увольнял, но сдаётся мне, что будешь ты частенько сам «увольняться».
- Не волнуйся, Семёныч, моя работа, хоть и не волк, а в лес убежала, а я от неё бегать не собираюсь.
Год начался мирно и спокойно. Владимир Иванович с Надеждой Николаевной купили, наконец, машину. Но ездила на ней Надежда, так решил муж, и она возражать не стала, сдала на права.
Антон теперь жил с ними, и утром по пути на работу Надежда Николаевна завозила его в школу, возвращался он автобусом.
Таня выздоравливала, потихоньку делала кое-что по дому, в основном, готовила. Каждый выходной приезжал кто-то из мужчин – Михаил или Владимир Иванович, а бывало и оба сразу.
Семёнычу с Михаилом и Бураном было скучновато, когда все разъехались, но их одиночество скрашивал телевизор. У каждого были свои любимые передачи, ну, как-то договаривались, последние известия, программа «Время» –  это обязательно, без вопросов, обоим интересно. О политике, о правителях Семёныч особенно любил поговорить.
- Про наших главных, Миша, и о нашей жизни при них, знаешь, как говорят? При Ленине, как в тоннеле – кругом темно, а впереди свет,  при Сталине, как в трамвае – большинство сидят, а те, что стоят – дрожат.
- А про Хрущёва что скажешь?
- А при Хрущёве – десять лет скачки на бешеной лошади.
- Точно, Семёныч, - Михаил рассмеялся.
Этот период обоим запомнился особенно, гласности тогда стало больше, о многом писали, говорили не боялись, письма от друзей цензура не шерстила. Про Никиту Сергеевича много чего знали и обсуждали.
Как уж к власти он рвался! Украинским секретарям, которых было много в ЦК партии, перед выборами обещал Крым присоединить к республике, и присоединил, когда его избрали в 1954 году.
В начале правления заделался туристом, вместе с Булганиным побывал в Англии, Финляндии и ещё в каких-то странах. Ленинград посетили, встретили их там очень доброжелательно, люди надеялись на лучшее, на что-то новое, хорошее, после жёсткого сталинского правления так этого хотелось.
И начал борьбу с культом личности. Сталина из мавзолея выбросил, все его памятники снёс, и его приближённых тоже, даже железный Феликс не устоял, а за что Орджоникидзе пострадал, неизвестно, он ведь металлургию страны поднимал.
В Америку съездил, обещал им показать «кузькину мать», ботинком по трибуне стучал, хотя это, скорее всего, журналистская выдумка.
Понравилось ему там, и особенно кукуруза. Решил внедрить эту красавицу в российские поля, говорили, что даже на Луне собирался ее сеять.
С космосом-то в СССР всё было в порядке. Космические корабли наши – самые лучшие, космонавты – первые. Юрию Гагарину весь мир рукоплескал, и женщина-космонавт – первая женщина в космосе, наша Валечка Терешкова. Про ученых и говорить нечего, таких, как Королев, наверное, еще нигде и не было.
Хорошо, что в эту область правитель наш особо не вмешивался, а во всех других считал себя знатоком. В 1957 году решил Америку догнать и перегнать, и коммунизм за десять лет построить. А результат? С кукурузой пролетел, сельское хозяйство  развалил. Доложили ему, что в стране мяса не хватает, пригрозил отвечающим за это, те клятвенно заверили – все исправим за год. И «исправили» - порезали скот, весь молодняк под нож пустили. На прилавках молочных поросят –навалом, ешь – не хочу, с хреном да с горчицей.
Кое-кого пришлось убрать, а кто и сам застрелился. Совхозы и колхозы и так были слабоваты, особенно колхозы. Еще при Сталине в 1949-1950 годах самые развалившиеся стали объединять, укрупнять, кое-чего добились, а теперь люди не стали работать после такого «фортеля». В стране стало не хватать хлеба, и начали срочно целину осваивать.
Поднятая целина… Ехали её поднимать все, со всей страны в Алтайский край, в Кустанай, в Казахстан. Ехали окончившие институты и техникумы комсомольцы, ехали отслужившие армию ребята, ехали семьями и одиночки. Люди поверили, и в степях появились построенные их руками поселки и города. Днем и ночью работали трактора, пахали и сеяли – поднимали целинушку. И получилось. Первые годы большие урожаи собирали, потом как-то все заглохло.
В стране появились Совнархозы – Советы Народного Хозяйства – СНХ. Народ сразу эти три буквы расшифровал: Стране Нужен Хозяин – Хозяин Нашелся Сам – Самый Настоящий Хам – Хрущев Никита Сергеевич.
Любят у нас пошутить, и словом так припечатают – не отмоешься. Теперь никто не боялся, раньше за такие шуточки и анекдоты могли и к стенке поставить, а сейчас…
Стоял Михаил как-то в очереди в мясной отдел и слышит, женщины между собой разговаривают:
- Катя, ты не знаешь, почему все говяжьи головы без языков продают, из них заливное хорошее.
- А потому, дорогая, чтобы языки не разболтали, куда от этих голов мясо подевалось.
Он тогда чуть не рассмеялся – вот тебе и готовый анекдот.
С чувством юмора наши люди рождаются и живут, даже в тяжелое время шутят – иначе нельзя.
В область строительства Хрущев тоже коррективы внес. Жилья не хватало, много его в войну разрушили. Начали строить пятиэтажные панельные дома – потолки низкие, не выше 2,6 метра, туалет совмещен с ванной. Их называли «хрущёвками». Как бы там ни было, но с жильём стало полегче.
Зато промышленные объекты пострадали. Съездил он в Канаду или в какую-то другую страну и привёз идею строительства низких, без  фонарных промышленных зданий. Не везде такие проекты приемлемы, особенно, в металлургии. Построили в Орле такой завод, и через несколько лет пришлось убирать перекрытия, возводить фонари. Особенно это было необходимо в горячих цехах. Строили – экономили, а теперь эта экономия боком вышла.
Идею целины он тоже, кажется, из Канады привёз, когда увидел, как там осваивают пустующие земли.
В Иркутской области строился Ангарск, химические заводы, электростанции. Захотел Никита Сергеевич похвалиться  перед Америкой построенной Иркутской ГЭС. Пригласил американского президента приехать, посмотреть. Эйзенхауэр согласился, и началась подготовка к его приезду – гостиницу «Ангара» отремонтировали, из одного дома на улице Карла Маркса всех жильцов выселили, номера люкс там устроили, дороги подлатали, а к Байкалу вообще новую дорогу срочно проложили. Сделали быстро, и развалилась она тоже быстро.
На берегу озера дачку из двух коттеджей построили, чешуей деревянной отделали.
Люди верили и не верили. С чего бы это американскому президенту сюда приезжать? Что он, ГЭС что ли не видел? Своих полно. Пошли, поехали всякие выдумки и предположения: дочка у него здесь живёт. Какая, откуда? – А ещё в революцию, когда Колчак объявил себя  правителем Сибири, некоторые государства свои консульства в Иркутск прислали, в том числе и Америка. И служил в этом консульстве, кажется, в охране, некий лейтенант Эйзенхауэр. И влюбился он в сибирячку, иркутянку, родила она ему девочку, и живёт это дитя любви до сей поры в нашем городе, вот и решил он с ней увидеться, познакомиться.
А кто говорил, что заболел он  какой-то страшной болезнью, и узнал, что вылечить его смогут только бурятские шаманы.
Ну, уж это вообще ерунда. Не поедет он сюда лечиться, если заболел. Не слышно, что он болен, написали бы об этом, да и врачи в Америке не хуже наших.
А еще болтали, кто-то из его предков здесь когда-то землю купил… В общем, чего только не говорили, а он взял и… не приехал. Вот так, и все хлопоты напрасно.
Сам Хрущев по стране не очень-то разъезжал, не ласково его встречали. Уж как в Магнитогорске было плохо, рабочие даже сидячие забастовки объявляли – не поехал, чтобы поговорить, объяснить. Туда кроме Косыгина вообще никто не приезжал, а Алексей Николаевич очень понравился, с людьми пообщался, обещал все выяснить и помочь. Удивительный человек, большую должность занимал, а такой скромный, вежливый, обходительный. В буфете, где к его приезду чего только ни приготовили, даже бутерброды с черной икрой, а он взял только булочку и бутылку кефира. Может, язва у него, кто знает.
Зато Хрущев помогал всем заграничным коммунистам, или вразумлял тех, кто сходил, по его мнению, с правильного пути. В 1956 году – Венгрия. Об этом Михаил знал все слишком хорошо. В 1962 году – Куба. Кубинская революция, остров завоевал свою свободу, освободился от оков Америки. Во главе стояла коммунистическая партия и ее главный вдохновитель коммунист Фидель Кастро Рус.
Как же не помочь? На остров перебросили, конечно, не гласно, подразделения вооруженных сил СССР, включая атомное оружие. К берегам Кубы подошли подводные лодки. Мир был на грани атомной войны, стоило только нажать кнопку. Слава Богу, пронесло, никто не нажал. А гробы солдатские полетели на родину.
Армейский друг писал Михаилу: «Начальник одного из цехов нашего завода получил гроб с телом единственного сына. Жена не перенесла такого горя, умерла, а он ходит потерянный, от всего отрешённый, как зомби».
Десять лет «проскакал» Хрущев во главе власти, пока не получил под зад коленом. Народ подытожил:
Удивили всю Европу,
Показали простоту:
Десять лет лизали ж…у,
Оказалось, что не ту.

А Никитушка…  Поднакопил денежек пока властвовал, пенсию большую получает, живёт себе припеваючи, и плевал он на эти частушки.
- Да, Семёныч, и уж если продолжить твои характеристики руководителей и жизни нашей, то сейчас, при Брежневе, мы в остановившемся поезде – толкаем его, раскачиваем, а он не движется, стоит на месте.
- А по мне, Миша, совсем даже неплохо, спокойно, стабильно, зарплаты маленькие, но и цены невысокие. Хлеб – пятнадцать копеек буханка, а в Америке, говорят, один доллар, на наши деньги – рубль. А ведь хлеб – всему голова, вот и подумай.
- Спокойно, стабильно… Многого мы не знаем и не узнаем. Так, слухами пользуемся. В 1962 году в Новочеркасске расстреляли бастующих рабочих. В Магнитогорске и других городах Урала сидячие забастовки, взрыв на заводе в Новокузнецке – правда или неправда. Что мы про это знаем? Ничего.
По молодости Михаил часто обращался к родителям за разъяснением по непонятным ему происходящим событиям. Мать всегда отвечала убедительно и правильно с её точки зрения. Отец – просто, мудро. Кому верить, предоставлялось ему. С годами у него появился свой жизненный опыт, и выводы делал он сам.
Со спортом всё было ясно, о нём и говорили, и писали, и гордились. Лидия Скобликова – «Уральская молния», четыре золотые медали по конькам на всех четырёх дистанциях. Тихонов – биатлон, мистер Биатлон, который год чемпион мира.  Наша сборная хоккейная команда, называют её «Красная машина», и её тренер Чернышёв (Мишин однофамилец) – самые лучшие в мире, самые золотые.
- Семёныч, что-то мы завоспоминались, витаем в облаках, давай-ка спустимся на землю. Давно хочу задать тебе один житейский вопрос: почему в твоей усадьбе (теперь нашей) нет бани? Где вы мылись, когда жили здесь семьёй, и те, что жили до вас?
- Как, нет бани? Была, и сейчас есть, только недействующая.
- И где же она?
- Сейчас расскажу и покажу. Пошли в сени или, по-вашему, коридор. Видишь, какой он длинный, в конце его кладовая, по одной стене дверь в горницу, из которой мы вышли, а на противоположной стене, обитой досками, есть дверь в баню. Когда мы сюда приехали, она уже, так сказать, не работала – печь развалилась, котёл сгорел, доски пола сгнили. Заниматься восстановлением времени не было, убрал я трубу, железная была, дырку на крыше заделал, дверь забил, стену в коридоре обил досками – и всё. А мыться мы ездили в центральную усадьбу, там душ, или в Иркутск, там у меня была квартира. А банька строилась вместе с домом, хорошая – с предбанником, из него выход в коридор, и парная – печь, полок, всё, что надо.
- Знаешь, Семёныч, а договорюсь я с рабочими на стройке, заплачу им, материалы выпишу в управлении на ремонт дома – это положено. И… возродим мы баньку, веников можжевеловых заготовим, будем париться.
- Что же, займись, я это приветствую, и попариться не против. Работы сейчас поменьше, чем летом, нарушителей не убавляется, а «поджигателей», можно сказать, нет. Тайгу зимой поджечь трудно.
- Летом душ во дворе сделаем, деревянный, сверху бочку железную, чтобы на солнце вода нагревалась, только как её туда заливать, пока не придумал, но придумаю.
К весне баня была восстановлена.
- Молодец, Михаил Владимирович, вижу, мужик ты хозяйственный, - похвалил  Семёныч. 





Глава 9
Похищение Бурана

Весна, как всегда в Сибири, пришла неожиданно. Днём солнышко припекало, снег стаял быстро, но деревья долго стояли голые, почки набухли, а не раскрывались, словно нежные листочки боялись ночных заморозков и ждали тепла. Наконец прошёл первый и по-настоящему весенний дождь, и деревья оделись в свой зелёный наряд.
Май был тёплый и ласковый. На майскую демонстрацию люди оделись легко, и вдруг снег посыпал хлопьями – это зима на прощанье запустила в них снежком.
Красавица-весна гостит здесь недолго, жаркое лето вступает в свои права, согревает промёрзшую за долгую зиму землю, чтобы успело на ней всё взойти, вырасти и созреть.
Маша и Антон решили в это лето далеко не уезжать, провести его в здешних лагерях и в тайге у Михаила с Семёнычем, Ладой и, конечно, Бураном. Александра Ивановна с Таней наводили порядок в своём и охотничьем доме, ребята в замке. У ограды со стороны леса Михаил посадил три маленьких кедра.
- Это вам, ребята, каждому по деревцу, пусть растут вместе с вами, ухаживайте за ними, берегите.
Как-то утром заметил, что Лада полезла в будку Бурана.
- Ты что там делаешь?
- Убираюсь, чтобы у него было чисто.
- Какая же ты у меня умница, хозяюшка.
Как же он полюбил эту крохотную девочку, правда, её любили все, но он особенно, и удивлялся, как жил без неё раньше. С подачи Семёныча она начала звать Михаила папой, а когда появилась Таня, спросила:
- Она будет нашей мамой?
- Очень надеюсь, Ладочка, мы с тобой попросим её об этом вместе.
- Хорошо, попросим, она красивая и очень добрая.
Сбывалась его мечта о большой семье, с Таней он ещё не говорил об этом, решил подождать, пока пройдёт год со дня смерти Сергея.
Сегодня Михаил вернулся поздно, напоил и накормил Вороного, на крыльце его ждал Семёныч:
- Идём, я ужин разогрел, а сам с тобой чайку попью.
Они сели за стол.
- Помнишь, Семёныч, наш разговор зимой? Радовался ты, что при Брежневе всё тихо и спокойно, нет, видно, покой нашей стране только снится.
- А что случилось?
- А то, что советские танки на улицах Праги. Не понравилось, что правительство страны пошло на сближение с Западом, а это грозит распадом Восточно-Европейского союза. И опять помощь по просьбе коммунистической партии Чехословакии. Сколько теперь там наших ребят погибнет…
Весна немного затянулась, но лето всё равно наступило. Душ Михаил, как обещал, соорудил, а воду в бак закачивал насосом из колодца. Шлаг пришлось купить длинный.
Порядок навели, решили испробовать баню, Семёныч даже где-то разыскал пару берёзовых веников, но мытьё отложили – печь новая, её нужно несколько раз протопить вхолостую и веников навязать хороших свежих, лучше хвойных, они духмяные, пахучие.
Ребята первую смену пробудут в пионерском лагере здесь, на Байкале, а потом вернутся сюда, как раз, когда наступит пора лесных ягод и грибов. Танина мама боялась оставлять бабушку одну. В случае чего, больница была недалеко, и Михаил с Таней сами их навещали.
Изредка приезжал Владимир Иванович с Надеждой или со своим другом поохотиться. Занимались заготовкой лесных даров на зиму – наварили варенья, насушили грибов, а к осени и насолили, не обошлось и без приключений. Пошли ребята одни в лес и потеряли Ладу, пришлось Семёнычу с Бураном её разыскивать.
Таня мечтала осенью вернуться в школу и торопила время, детям хотелось продлить лето, только осень наступила, как ей и положено, с первого сентября не зависимо ни от чьих желаний.
Работы у Михаила с Семёнычем и Бураном летом много, а с наступлением сезона охоты ещё прибавилось.
Заканчивалась Танина инвалидность, перед освидетельствованием Надежда Николаевна положила её на неделю в больницу, в день выписки пригласила в свой кабинет.
- Со здоровьем у тебя всё нормально, с психикой, после стресса, тоже, и теперь должна сказать тебе то, о чём до этого времени говорить воздерживалась. Ты знала, что была беременна?
- Нет.
- Я так и думала, срок был слишком маленький. Ребёнка, разумеется, ты потеряла и после полученных травм и перенесённых операций детей иметь не сможешь. Мне бы хотелось дать надежду на возможность чудесного исцеления, но это не так, и я не хочу тебя обманывать. Ещё спрошу – Михаилу об этом скажешь сама или хочешь, чтобы я это сделала.
- Скажу сама.
- Хорошо.
Такой бескомпромиссный, окончательный приговор был для Тани ударом грома среди ясного неба. Она знала про задержку, но не обратила особого внимания, такое уже было, когда Сергей обнаружил и изъял все её противозачаточные средства, но тревога оказывалась ложной. В этот раз думала, что это результат всех последних волнений и переживаний, связанных с болезнью Сергея. Конечно, она скажет Михаилу об этом до того, как они поженятся, но не сейчас, а немного позже.
В день годовщины смерти Сергея Татьяне позвонил его отец, сказал, что все родственники собрались в Иркутске, в два часа дня поедут на кладбище, а поминальный обед будет в их квартире. Она купила цветы и поехала на кладбище, Антона решила с собой не брать, может, это не правильно, только не хотелось ей поступить иначе.
Народу пришло много: кроме родных, все преподаватели школы, его друзья и даже некоторые ученики. За столом Таня посидела недолго, чувствовала себя неважно, свёкор пошёл проводить её до автобуса.
- Ты не держи на него зла, что так сделал, любил он тебя очень, знал, что умирает, хотел забрать с собой. И меня прости.
- Вы ни в чём не виноваты.
- Нет, девочка, дети за отцов не отвечают, а отцы за детей отвечать должны. Спасибо тебе, что отказалась от квартиры.
- Это была его квартира.
- Знаю, но всё равно спасибо, всё обошлось без разборок.
Подходил её автобус.
- До свидания, всего вам доброго.
- И тебе, Таня. Ты ещё встретишь своё настоящее счастье.
В школе были рады её возвращению, преподавателей не хватало. Кроме литературы она согласилась вести уроки английского в старших классах и сама поступила на курсы французского языка. Ей хотелось, чтобы Антон ходил на занятия вместе с ней, изучал французский, но тот категорически отказался. Мальчик увлёкся химией, ходил в кружок, рассказывал, какие интересные опыты они ставят, и даже дома пытался это делать, что она, конечно, запретила.
С Михаилом они виделись редко, обычно в выходные, только у него выходных практически не было, хорошо, если в те дни, когда они приезжали, он просто приходил раньше, а утром опять исчезал в тайге. Таня скучала без Михаила, а Антон без Лады и Бурана, к которым очень привязался. В городе они не встречались, так как Антон жил теперь с мамой и Надеждой Николаевной, а Александра Ивановна с Ладой приезжали сюда не каждое воскресенье.
В этот раз собрались все в субботу, только Маши не хватало, видно, была чем-то занята или отец не смог её привезти. Михаил обещал вернуться быстро.
- Только охотника провожу до места охоты.
Из охотничьего домика вышел мужчина с ружьём:
- Ой, сколько вас! Вы тоже охотиться приехали?
- Нет, мы отдыхать.
- Понятно. А это что за чудо? – он с изумлением смотрел на Бурана с бутылкой в пасти, прибежавшего с «разведки» по берегу реки.
Буран убегал утром рано, чтобы вернуться и, если нужно, отвести Михаила к обнаруженному костру.
- А это мой помощник, сейчас отведёт нас к «поджигателям» тайги и, может, ещё их самих застанем, а потом вас отведу к вашему участку охоты.
- Замечательно. Это вы его научили?
- Нет, сам сообразил.
- Интересная собака. Что за порода? На волка смахивает, похоже, смесь ездовой лайки с волком.
- Я тоже так думаю, только свидетельства о рождении у него нет, а рассказать не может, сам не знает.
Охотник рассмеялся:
- Классный пёс!
Уехал он утром в воскресенье, поохотился удачно и не переставал восхищаться Бураном.
Своих гостей проводили вечером. Уже скоро Новый год, начинается предновогодняя суматоха. В этот раз встречать его собирались в Иркутске, приедет Маша с отцом, Михаил не знает, как всё сложится, может, сам, а может Семёныча отпустит, но ёлочку небольшую обещал присмотреть на участке, специально предусмотренном для новогодней вырубки.
Надежда Николаевна обещает ребятишкам билеты на все «ёлки», какие будут в городе. Антон и Маша каждый год бывали на таких ёлках, Лада впервые. Её всё радовало и удивляло – настоящий Дед Мороз, Снегурочка, подарки, которые они дарили детям за их выступления.
Александра Ивановна научила Ладу петь песенку про ёлочку, а танцевать она умела, только стишки стеснялась рассказывать, так как некоторые буквы ещё плохо выговаривала. В кукольном театре, куда её сводила бабушка Саша, Лада попала в настоящую сказку, где ожили все сказочные герои, о которых бабушка читала ей по вечерам. Иногда девочка грустила, вспоминала Бурана и очень жалела, что он не видел вместе с ней все эти чудеса.
- Ты думаешь, ему было бы интересно?
- Конечно, ведь он любит смотреть с нами телевизор.
Приехал Михаил, он подарил своей Ладочке настоящие коньки с ботиночками, и Маша стала брать её с собой на каток, за каникулы научила кататься, и Александра Ивановна записала Ладу в секцию для начинающих. Девочке было весело, а Семёныч с Михаилом и Бураном скучали без своей маленькой «лесной феи» и ждали лета, когда она к ним вернётся.
От каждого Нового года мы ждём чего-то хорошего, желаем друг другу счастья и всякого благополучия, только не часто это сбывается, а не лучше бы желать, чтобы наступивший год был не хуже прошедшего.
Первый месяц весны, и этот ужасный конфликт с Китаем на острове Даманском. В чём дело? Ведь так дружили. Михаилу казалось, что отношения испортились после того, как Хрущёв начал борьбу с культом личности, развенчал Сталина. Погибли наши пограничники, и эта жестокость – даже тела их были изуродованы, что особенно возмутило.
В январе было покушение на Брежнева, совершил его лейтенант Советской армии. Михаила это особенно не затронуло, но удивило, зато Семёныч просто кипел от негодования:
- С чего это вдруг? Ведь к военным, к армии отношение особое, уж им-то не на что обижаться!
Михаил его утешал:
- Успокойся, разберутся, не пострадал твой любимец, так, может, струхнул только малость.
Надежде Николаевне не нравилось отношение сына к политике:
- Совсем не интересуешься, из комсомола выбыл, в партию, смотрю, вступать не собираешься, с отца пример берёшь?
- При чём тут отец, я сам по себе, разве вступать обязательно всем? А что политической жизнью страны не очень интересуюсь, значит, мне не интересно. Есть у меня несколько друзей, так политикой интересуются, что ими даже НКВД заинтересовался.
Мать махнула рукой:
- Одичал ты в своей тайге, кроме её ничего тебя не интересует, даже Тане мало внимания уделяешь.
- Неправда, скоро на свадьбу тебя пригласим, готовь подарок.
В субботу Таня приехала к нему:
- Начались каникулы, поживу у тебя месяцок, потом к маме поеду.
Семёныч решил навестить дочек в городе, Александра Ивановна с Ладой ещё не приехали, старшие ребята отправились в походы по родному краю. В усадьбе они оказались одни, было непривычно тихо. Таня приготовила ужин, стол накрыла на веранде.
Из леса вернулся Михаил с Бураном.
- Буран, ты чуешь, как вкусно пахнет, ты в реке искупался, а я в душ, водичка тёплая, нагрелась за день. Танечка, принеси полотенце и что-нибудь переодеться, я быстро.
Мясо, тушёное с грибами, его любимое блюдо, овощи она привезла из города.
- Наливку будешь? У Семёныча она не крепкая, но вкусная.
- Нет, завари чай покрепче, с травкой. Когда же у нас свадебный стол будет? Мать интересуется, Я сказал, пусть подарок готовит. Почему ты молчишь? У нас что-то не так?
- У нас всё замечательно, лучше быть не может, а с росписью давай подождём.
- Чего и кого ждать? Очередного Цезаря или «ботаника»? Не будет больше этого, любого пошлю в нокаут, ты знаешь. Боксом я ещё в школе занимался, и сейчас иногда балуюсь, груша в бане висит.
- Не бойся, никто не появится.
- Тогда всё, бросай посуду, подождёт до утра.
Он поднял её на руки и понёс в дом.
Михаил проснулся рано, только рассвело, привык. Лежал тихо, боясь шевельнуться и разбудить Таню, смотрел на её бледное, осунувшееся личико, завитки волос на висках, чуть приоткрытые губы, тяжёлая коса соскользнула с подушки и свесилась почти до пола. Михаил до сих пор не мог поверить в своё счастье, боялся его спугнуть.
Таня открыла глаза.
- Ты почему так смотришь? Я проснулась от твоего взгляда.
- Смотрю и думаю, действительно ты здесь или мне это снится?
- Здесь я, здесь, и очень тебя люблю, мне так хорошо с тобой. Ты что, уже уходишь?
- Нет, подожду, пока мой разведчик прибежит. Если без бутылки, то можно не спешить.
Вернулся из города Семёныч:
- Не могу я там долго жить, всю сознательную жизнь в тайге прожил, совсем лесным человеком стал. Ты, Миша, тоже таким станешь.
- Я ведь не с детства здесь живу, долго в городе жил, учился.
- Так-то оно так, да больно уж душа у тебя лесная, таёжная, ты уже и сейчас без тайги не можешь.
- Это точно.
Семёныч устроился у телевизора, начиналась программа «Время», Таня с Михаилом вышли на веранду. Через некоторое время его взволнованный голос вернул их в дом.
- Что случилось, война началась?
- Нет, вы только послушайте – американцы высадились на Луну!
- Серьёзно? Может, шутка.
- Какая шутка! Сейчас не первое апреля, на полном серьёзе.
- Теперь наш «кукурузник» порадуется, позларадствует: «Отобрали у меня руль, теперь наш «космос» пошёл на спад. Комаров погиб, американцы раньше нас на Луне оказались».
- Напрасно ты, Миша, так думаешь, может, он, наоборот, расстроился.
- С чего бы это? Что Луну не успел кукурузой засадить?
- И за что ты его так не любишь?
- Не за что мне его любить, я ему Венгрию до конца дней своих не забуду.
Кончался июль, в августе должны ребята приехать, а Лада через неделю уже будет здесь. Соскучились они без ребятни, даже Буран погрустнел.
Александра Ивановна в этом году задержалась, приболела, ходила в поликлинику на лечение и процедуры, а одну Ладу отвозить не хотела. Наконец все собрались, и наполнилась усадьба шумом, смехом, играми, звучали рассказы об интересно проведённом времени в пионерских лагерях.
Тайга тоже много чего приготовила к их приезду. Больше всего любили они охоту за грибами, хотя Лада говорила, что грибы играют с ними в прятки и прячутся умело – белые в густой траве, рыжики под ёлками, а грузди в землю зарываются – попробуй, найди их.
Одни волнушки на опушке – берите нас. Только брать их не хотят. А подосиновики прятаться не умеют, выдают их красные шапочки, а какие красавцы – стоят среди зелени в белых мундирах и красных шляпах, смотришь на них, любуешься, и срезать жалко.
Мухоморы тоже хороши, но ядовиты, только тайге они нужны, некоторые животные ими лечатся.
Ягод много – малина вкусная, и при простуде лучшее лекарство. Медведи её любят, в малиннике можно с ними столкнуться. Землянику собирать трудно и долго, бросаешь ягодку за ягодкой в ведёрко, заглянешь в него, а там земляники на донышке. Брусника – другое дело, брать её нужно лопаткой, похожей на большую вилку или расчёску, проводишь ею по стеблям, и летят ягоды в коробушку.
Чего только нет в лесу, в озере, в реках! Однажды Михаил водил ребят на реку, когда рыба шла на нерест, посмотреть, как медведи её ловят. Зайдёт косолапый в воду, стоит, ждёт, увидит – хватает. Если берег недалеко, ударом лапы на берег выбросит, а за крупной добычей может нырнуть и схватить зубами. Бывает, наедятся, а оставшуюся, выброшенную на берег рыбу, какой-нибудь запасливый рыболов зароет в ямку, забудет, конечно, где зарыл, а портиться начнёт, найдёт по запаху сам или кто другой.
Кончается лето. Грибов насушили, насолили, бруснику замочили, варенья наварили. Самое вкусное, конечно, земляничное. Зимой откроешь баночку – такой аромат, словно кусочек леса в дом принёс.
Нагулялись, накупались, с Бураном наигрались, пора в школу собираться – ума набираться. Снова все уехали, а постоянные обитатели усадьбы на своём посту – здесь их дом и работа.
В начале октября, утром, в усадьбу приехали на машине двое мужчин лет пятидесяти – охотники. Лицензия в порядке, Семёныч поселил их в охотничьем домике, машину поставили во дворе. Утром Михаил, как положено, проводил их на место охоты, вечером они пришли пустые.
- Что, не повезло?
- Да, не получилось, не очень мы в этом деле понимаем. Друг у нас настоящий охотник, он нас и пригласил, а сам поехать не смог, заболел. Попробуем ещё завтра.
Завтра было то же самое. Михаил предложил свою помощь, но они отказались, Бураном заинтересовались.
- Собака у вас хорошая. На охоте помогает?
- Он везде помогает – и на охоте, и на службе, и дом сторожит.
- А как насчёт саней? Лапы у него, как у ездовой лайки.
- Мне это ни к чему, дочку в санках катал, но она не очень любит, всё старалась его оседлать, но не получилось.
Они рассмеялись.
- Сколько лет вашему красавцу?
- Да, наверное, года четыре. Щенком я его нашёл, вернее, он меня нашёл, голодный, подкормил я его пирожками, он и топал за мной до самого дома. У отца как раз недавно собака погибла, вот мы его и оставили, когда сюда работать пошёл, взял с собой.
- Понятно, значит беспаспортный он, родословной нет.
- Какая родословная, всего в нём понемногу намешано.
- Уедем мы завтра. Вы рано встаёте? Нам нужно ещё на заправку заехать, заправиться.
- Раньше всех у нас встаёт Буран, бежит на разведку, а уж мы за ним. Вы не беспокойтесь, я разбужу. Идите, отдыхайте.
Ужинали они с Семёнычем поздно.
- Странные эти охотники, да и не похожи они на охотников – одно ружьё на двоих, где это видано!?
- Они, действительно, не охотники. Рассказали, что настоящий охотник, друг их, заболел, не смог поехать.
- Тогда всё понятно. Думаю, дождь будет ночью или утром, небо мне не понравилось.
Ночью сильно гремело, но гроза прошла где-то рядом.
Пока хозяева ужинали, рассуждали и смотрели телевизор, в охотничьем домике происходил странный разговор.
- Как же мы брать его будем? Больно уж пёс серьёзный, и хозяин – настоящий медведь таёжный.
- Не трусь, я обо всём расспросил, всё продумал. План такой: пёс рано утром в лес убегает. Нам нужно встать раньше, перед рассветом. Спит он рядом с будкой, пойдёшь в туалет, а на обратном пути пальнёшь из своего пистолета, он ведь у тебя с глушителем, и постарайся попасть в бедро. Ты ведь у нас снайпер, а то бы зачем я тебя взял.  Я выйду, положим его в багажник – наденем намордник, лапы свяжем, мешковиной или брезентом прикроем. Собираемся и ждём, лесник обещал рано нам постучать.
Михаил, действительно, подошёл к их двери чуть рассвело.
- Вы уже собрались?
- Да, надо ехать, пока дождь не начался. Дорога плохая, развезёт – не проедешь.
- Ну что же, доброго пути, следующий раз приезжайте с другом.
- А пёс ваш где?
- Видно, на работе, он уходит с рассветом.
Довольно быстро друзья доехали до большой грузовой машины, крытой брезентом. Внутри стояли три клетки, в одну из них переложили Бурана, лапы развязали, сняли намордник.
- Всё в порядке, теперь к Ивану, вернём машину, не забудь номера поменять. И быстрей к покупателю, я обещал, что привезу ему этого пса.
Проводив «охотников», Михаил вернулся в дом. Семёныч хлопотал насчёт завтрака.
- А ты чего в такую рань поднялся?
- Вчера легли рано, выспался.
Они перекусили, уже совсем рассвело.
- Дождя так и не было, туча к озеру ушла, - заметил Михаил.
- Миша, Бурана долго нет.
- Всегда ты беспокоишься, придёт.
Но он не пришёл ни к обеду, ни к вечеру.
- Номер машины помнишь?
- Помню.
Михаил позвонил в милицию, таких номеров в Иркутской области не было.
- Чуяло моё сердце. Сразу не понравился мне тот мужик, что Бураном восхищался, удивлялся. Это он их навёл.
Семёныч чуть не плакал:
- Что мы Ладе теперь скажем?
- Не знаю.

Поздняя осень. Кончался сезон заготовки кедровых орехов. Михаил шёл в кедрач проверить промысловиков. Кедрач – кедровая тайга, от неё веяло вечностью. Встречались здесь гиганты высотой до двадцати метров, в диаметре по полутора метра, им было уже более двухсот лет. Кедровые орехи кормили всех обитателей тайги, и люди их любили.
Возле такого «старичка» промысловики и срубили небольшой домик  для себя и своего нехитрого оборудования – колотушки, обитые мешковиной, машинка, похожая на ту, которая лущит кукурузные початки, сита, брезент и мешки для орехов.
Сборщики уже уехали. Михаил открыл дверь, отодвинув щеколду. Прямо у порога стоял небольшой мешок с орехами, сверху лежала записка: «Это подарок к Новому году твоему семейству. До встречи следующей осенью».
Рядом с домиком росли совсем молодые кедры. Кедр был его любимым деревом, иголки, собранные, как у сосны, в кисточки, только более длинные и тёмные, ему всегда хотелось их погладить.
Михаил подошёл к лесному великану – какой высоченный! Ему рассказали, что однажды с такого кедра упал молодой парень, разбился, с тех пор залезать на деревья было запрещено.
Михаил потрогал ствол, воздух здесь особенный – пахнет хвоей и смолой. Он обернулся и остолбенел – от леса по поляне прямо к нему бежали два медвежонка, обгоняли друг друга, иногда кувыркались. Им было весело, а у него от страха волосы встали дыбом, чуть шапка не слетела. Из леса вышла медведица, она рычала, пытаясь вернуть непослушных медвежат, и видя, что те не реагируют на её рычание, направилась вслед за ними.
Михаил стоял, боясь шевельнуться, и ещё больше привлечь внимание лохматых озорников. Ружья нет, да и ружьё бы не помогло. Он осторожно начал опускать руку, пытаясь достать нож, спрятанный за голенищем сапога.
Неожиданно медведица остановилась и зарычала так грозно, что малыши развернулись и бросились назад в сторону леса, мамаша направилась вслед за ними.
Михаил облегчённо вздохнул, но не мог сдвинуться с места, ноги стали, как ватные, а спина словно приросла к стволу кедра, так плотно он к нему прижался.
- Миша, ты что стоишь, как столб? Я тут недалеко от домика помёт медвежий обнаружил, ходит где-то рядом косолапый.
Это заявился Семёныч, он обещал, что придёт немного позже.
Михаил, наконец, очухался от перенесённого страха.
- Помёт, говоришь, обнаружил. А я познакомился с теми, кто его оставил, только что лапу не пожал, не удостоили вниманием.
Он рассказал, что произошло.
- Это тебе, сынок, повезло, что назад они повернули, а то не ушёл бы ты живым. Счастье, что Бурана с тобой не было, случилась бы здесь настоящая битва.
- Значит, вовремя он исчез. Как ты думаешь, Семёныч, вернется он?
- Не знаю, Миша. Если очень далеко увезли, может и не вернуться.
Исчезновение Бурана потрясло всю семью, особенно Ладу. Девочку было не узнать, она замкнулась в себе, её ничего не интересовало, она плохо ела и часто плакала. Александра Ивановна не знала, что и делать. Решили, что до сильных морозов она поживёт с Ладой в усадьбе. Немного успокоить ребёнка мог только Михаил.
Он познакомил Ладу с Вороным. Раньше она редко заходила в конюшню, теперь Михаил брал её с собой, когда шёл кормить коня.
- Дай мне свою ладошку, - он клал на ладонь Лады небольшой кусочек хлеба. – Угости его.
Вороной осторожно, губами брал протянутое угощенье.
- Папа, у него такие тёплые и мягкие губы. Он очень любит хлеб?
- Очень.
- Больше, чем конфеты?
- Больше.
- Можно, я каждый день буду давать ему кусочек?
- Конечно, можно.
Михаил приучал Ладу сидеть в седле, катал по двору.
- Скоро ты у нас станешь наездницей. Я куплю жеребёночка, он будет расти вместе с тобой.
Иногда, расчесав коню гриву, Михаил брал девочку на руки и просил заплести гриву в косички. Лада делала это с удовольствием.
- А можно, я вплету ленточки и завяжу бантики?
- Конечно, но только в праздники.
Она согласилась.
Михаил продолжал поиски, но, похоже, они зашли в тупик. Нашли похожую машину, хозяин сказал, что приезжал к нему знакомый из другого города, брал на пару дней, вернул в целости и сохранности, и номера на ней были другие – местные.
Александра Ивановна спрашивала:
- Хочешь, Маша с дедушкой Володей привезут свою собачку, она хорошая.
- Я знаю, она хорошая, но она не такая, как Буран.
Семёныч уверял, что Буран обязательно вернётся. И Лада, взяв скамеечку, часто сидела у будки.
- Идём домой, ты замёрзла.
- А вдруг он придёт…
Она ждала, Михаил обещал, что обязательно найдёт Бурана, и Лада верила. Только сами они в этом уже очень сомневались.





Глава 10
Дорога домой

Буран очнулся, вернее, проснулся от сильной тряски – машина ехала, словно по стиральной доске, иногда подбрасывало высоко и, падая, он ударялся о металлические прутья клетки. Последнее, что он помнил, это человек, идущий мимо его будки, рядом с которой он лежал, и резкую боль в бедре.
Уже рассвело и, оглядевшись, Буран увидел рядом со своей клеткой ещё одну, она была пустая. Хотелось пить, в углу он заметил глубокую миску, из которой выплёскивалась вода, когда она подпрыгивала на ухабах. Буран утолил жажду, есть не хотелось.
Клетки стояли в глубине кузова грузовика, обтянутого брезентом, задняя стенка кузова была открыта. Ехали до самого вечера, иногда дорога была ровнее, и не так трясло и швыряло, остановились только один раз, по-видимому, на заправку.
Наконец, кончилась эта скачка по ухабам, они подъехали к небольшому дому с обширным двором, обнесённым забором, ворота открыл высокий мужчина.
- Наконец-то, заявились, думал, уже не вернётесь. Удачно или зря ездили?
- Нормально. Привезли мы твоего «волчару», полюбуйся.
Тот подошёл к машине:
- Привет, Буран, вот мы с тобой и свиделись, теперь будет у тебя работа поинтересней, чем бутылки из леса таскать. Заносите клетку в сарай и накормите его.
Сарай был большой, почти, как дом, в одной стороне, устеленной соломой, лежала собака.
- Ну, Китай, привезли тебе дружка, теперь не будешь скучать.
Клетку открыли, Буран вышел и чуть не упал – его укачало, мутило, и затекли лапы.
- Что, умотало тебя? Ничего, оклемаешься, воды попей, отдохни.
Утром собак выпустили во двор. Обширный участок, огороженный высоким прочным забором: дом, сарай, который прежде, наверняка, служил конюшней, колодец, туалет-очко – всё было очень старым и неухоженным, кроме забора.
Сразу за оградой начинался лес, дороги не видно, где с неё свернули – неизвестно, до самых ворот ехали по чистому полю. Деревня где-то очень далеко – странное место. Скорее всего это был дом лесника, в котором уже давно никто не жил. Что это за люди, и чем они здесь занимаются – не понятно.
Прежде всего Буран тщательно обследовал забор – лазейки нигде не было, за сараем, ближе к воротам, две машины – легковая и грузовая, на которой его привезли. Он понял, что бежать отсюда будет непросто.
В сарае, на торчащих из стены металлических скобах висели какие-то предметы, назначения которых он пока не знал, а с людьми уже познакомился. Их было трое: главный, конечно, Кирилл, он приезжал в заповедник давно, двое других – это те, которые его увезли. Андрей – он приносил еду, и Петро, который выпускал их гулять и менял солому. Зачем они здесь находятся, чего от них хотят, и что собираются с ними делать – было непонятно.
Первый день Буран к еде не притронулся, пил только воду.
- Кирилл, голодовку объявил твой красавчик, - Андрей усмехнулся. – Смотри, как бы ноги не вытянул.
- Приучен не брать еду из чужих рук. Ничего, не дурачок, поймёт, что терять силы не стоит. Уверен, попытается бежать, смотри за ним в оба. Я ещё утром заметил, только Петро его во двор выпустил, он весь забор обежал, проверил, нет ли где лазейки.
Через день Буран, действительно, начал есть и удивил своих «кормильцев».
- Он не только похож на волка, у него и аппетит волчий, обычные лайки едят немного.
На следующее утро двери сарая открыл Кирилл, машин во дворе не было, они появились только на пятый день утром, из кузова выгрузили две клетки с тремя собаками.
- Вижу, вам повезло, молодцы, постарались.
- В бурятский посёлок ездили, там у многих собачьи упряжки. Устали мы здорово, и голодные, ты сообрази насчёт еды, возьми в багажнике, привезли кое-что.
Андрей с Петром направились в дом. Через два дня они снова уехали, вернулись через три с двумя собаками.
- Всё, теперь полный комплект. Завтра, Андрей, посмотрю, кто на что способен, и начнём заниматься, думал, быстрее управимся.
- Было бы быстрее, если б в заповедник не ездили, больно далеко.
- Оно того стоило, вожак – главное для упряжки.
- Это ещё надо посмотреть, какой из него вожак получится.
- Получится.
- Почему так уверен? Ведь сам учил, что обучать нужно до года или до полутора лет, а этому, наверное, около пяти.
- Особая это собака, она больше волк, чем собака. Собаку чему научил в самой молодости, пока её мозг хорошо воспринимает, с этим она и живёт, ничего ей особо соображать и не надо. Ты обрати внимание на дворняжек, они куда сообразительнее домашних, жизнь заставляет мозгами шевелить.
- Набирал бы в упряжку дворняг.
- Нет, для этого дела у собаки должны быть определённые физические данные, присущие именно этой породе, у дворняг их нет. Мать Бурана была волчица, а отец – помесь ездовой лайки и хаски. Ты присмотрись к нему, строение лап, как у ездовой лайки, и глаза голубые, отцовские. Всё остальное – стать, голова, а главное, мозги – от мамочки-волчицы. Вожак должен быть умным, спокойным, предчувствовать опасность и самостоятельно принимать решение, как поступить, то есть сообразительным. Остальные команды, команды каюра, должна знать и выполнять вся упряжка: старт, вперёд, лево, право, догнать, назад, поворот нарты, стоять. Обычно упряжка состоит из семи собак: впереди вожак, две направляющие за вожаком, за ними центральная пара, и последние перед санями – коренники, рулевые, они должны быть самые сильные и выносливые.
Каюр управляет нартами с помощью длинного шеста, на его конце металлическая планка с кольцами, звуком он даёт направление движения, называется этот шест – остол. Я кончал школу каюров, а теперь сам обучаю молодых. Ты хотел учиться, считай, это был тебе первый урок. Хватит болтать, ложимся спать, завтра много дел.
Осмотрев внимательно собак, Кирилл остался доволен:
- Три пары, как на подбор, все ходили в упряжке, должны знать команды – это мы проверим.  Сейчас нужно, чтобы они получше познакомились, узнали друг друга, привыкли. Здорово, как тебе это удалось – по половине упряжки умыкнуть? И нигде вас не застукали?
- Лучше не спрашивай. Опыт имеется, я за него три года отсидел.
Андрей, молодой вор-домушник, недавно освободился, на работу нигде не принимали, случайно познакомился с Кириллом, и тот устроил его в спортивную школу, где сам работал.
- А Бураном нужно заняться, и первое – это приучить его к шлейке, вначале мягкой, потом кожаной.
Собачья «сбруя» Бурану не понравилась, но он терпел, как когда-то при знакомстве с намордником. Понимал, что сопротивляться бесполезно, и давать лишний повод ему не доверять нельзя. Нужно ждать, ждать, искать и не упустить случай, момент, чтобы сбежать. Он чувствовал, что они скоро должны уехать и куда-то очень далеко.
Он дождался, настал такой момент, почти перед отъездом, когда, казалось уже, и надежды нет, что исчезает и этот последний оплот человечества – надежда. В этот день в доме остался один Андрей. Петро на грузовике поехал в ближайшую деревню раздобыть провиант для себя и собак, а Кирилл, чтобы запастись всем необходимым для машин, уложил в багажник несколько канистр, наверное, на пути было мало или вовсе не было заправок, а может просто не хотели светиться.
Первым вернулся Петро, в сильном подпитии, не сигналил, вылез из кабины, сам открыл ворота. Сделать это было можно, просунув руку в специально сделанное отверстие, и отодвинуть задвижку, так же и в сарае. Вернувшись к машине, открыл дверцу кабины и вытащил молоденькую девчушку в короткой дублёнке, валенках и пуховом платке на голове. Она сопротивлялась, не хотела идти.
- Дядя, зачем мы сюда заехали, ты обещал довезти меня до трассы.
- Довезу. Сейчас зайдём сюда ненадолго и довезу.
Он потащил её к дверям сарая. Открыв дверь, швырнул на солому и задвинул щеколду.
- Дядя, отпусти меня.
Не отвечая, он рванул полу дублёнки, пуговицы отлетели. Девушка закричала, стала отчаянно отбиваться руками и ногами.
- Заткнись! – Петро продолжал стаскивать с неё одежду.
Во время этой борьбы её нога угодила в самое чувствительное мужицкое место.
- Ах, ты сучка! – Петро схватил девчонку за горло и начал душить.
Буран не выдержал, ему не нравилось даже, когда Михаил в шутку боролся с Антоном, он бегал вокруг и даже рычал. А здесь дело было явно нешуточное.
Пёс прыгнул и вцепился в руку насильника, тот взвыл и, схватив другой рукой лежавший рядом топор для рубки мяса, кинулся на собаку.
- Ну, гад, ты труп!
В этот момент появился Андрей. Он спал в доме, услышав крики, подбежал к сараю, открыл дверь. И вовремя… Еще несколько секунд и упряжка осталась бы без вожака.
Андрей с силой отбросил Петра к стене, ударившись виском о штырь, на котором висела упряжь, тот замертво рухнул на солому рядом с полузадушенной девчонкой.
К дому подъехал Кирилл:
- Что это?
В створе открытых ворот стоял грузовик с распахнутой дверцей кабины, Кирилл бросился во двор к сараю и онемел от ужаса. То, что он увидел, казалось кадром из фильма ужасов – на соломе, залитой кровью, два трупа – один с зажатым в руке топором, стоящий над ними мужчина, и свора испуганных, прижавшихся в углу сарая собак у противоположной стены.
Вот он, этот момент, которого Буран так долго ждал! Он пулей вылетел из сарая, через двор, между машин и – в лес. В лес – только туда, там его спасение!
Кирилл, наконец, обрёл дар речи. Андрей рассказал, что случилось, вернее, что он увидел, остальное объяснила отдышавшаяся девчушка.
- Что делать будем?
- Валить надо отсюда, и как можно скорее. Девчонка сама доберётся до дороги, а там до деревни подвезут. Расскажет всё, как было, бомжа этого знают, ты же его там нанимал, а нам нужно исчезнуть и здесь больше не появляться.
Они оглянулись на собак – Бурана среди них не было.
- Ушёл всё-таки, волчара. Очень жалко, приглянулся он мне, и не только, как вожак…
- Не расстраивайся, найдёшь другого вожака, может, ещё лучше.
- Вожака, может быть. А такого пса, как Буран, вряд ли… Собираемся по-быстрому – в кузов соломы, собак на поводки, закрепим по борту. Миски, упряжь, клетки не берём. Да, ещё канистру воды налей. Провиант перенеси в кабину. Я пошёл в дом, соберу наши шмотки, положим в легковушку и уезжаем, пока мужики из деревни не нагрянули. Они разбираться не будут, кто прав, кто виноват – тогда нам хана.
- Куда выезжать? На трассу?
- Ни в коем случае, рули через лес, знаю я круговую дорогу – длинная и плохая, но безопасная, искать там не будут, и мало кто о ней знает.
               
Буран из леса пока не выходил. То, что его временные хозяева удрали, он знал, они ехали лесной дорогой. Около дома к вечеру появились три машины и люди, человек десять. Обследовали дом, двор, сарай, искали следы машин. Но сразу после отъезда жильцов, словно по заказу, пошёл сильный снег, и следов не осталось.
Бурану нужно было найти дорогу, по которой его привезли в это место, и по ней возвращаться назад. К дому он вышел через неделю, он был пуст. Ворота не только закрыты, но ещё забиты досками, так же как окна. Просека, по которой они сюда ехали, начиналась сразу за домом, это Буран помнил, так как находился в клетке, и заднюю сторону кузова  машины брезентом не затягивали, да и других собак привозили этим путём, он видел со двора. Значит, отсюда и нужно начинать возвращаться обратно, возвращаться домой в заповедник.
Весь первый день путь его пролегал по лесу, он даже заночевал в каком-то логове, возможно, даже волчьем, брошенном по какой-то причине. Потом пошли перелески с небольшими открытыми участками. В одном месте встретился овраг, который пришлось огибать.
Снег был ещё неглубокий, и морозы несильные, но это пока. Настоящая зима уже очень близко.
Наконец, впереди появились жилые строения, деревня или посёлок, неважно, там люди, и можно раздобыть еду. Последнее время Буран обходился мелкими грызунами, и голод давал себя знать.
День клонился к вечеру, в некоторых домах светились окна, пахло дымом, значит, топились печи. Буран бежал неширокой улицей, лаяли собаки, все ворота и калитки закрыты. Он свернул в переулок – у  высокого большого дома сани, мужчина распрягает лошадь у раскрытых ворот. Женщина, увидев Бурана, испуганно закричала:
- Гриша, Гриша, смотри – волк!
Тот обернулся:
- Какой же это волк? Где ты видела волков в ошейнике? Примани-ка его едой во двор. Я уже полгода собаку ищу, как Султан пропал.
Женщина исчезла и через пару минут появилась с большой миской, от которой пахло мясом. Буран решил не отказываться от угощения и вошёл во двор. Следом за ним, бросив лошадь и сани, направился мужчина. Не успел пёс наклониться над миской, как услышал щелчок карабина и понял, что он на поводке. Не на кожаном поводке, а на цепи.
Мужчина засмеялся:
- Вот ты и попался! Цепка длинная, будка рядом, обустраивайся.
Оставив его возле миски с едой, мужчина с женщиной зашли в дом.
Буран загрустил, с рождения он жил на воле, даже похитители не держали собак на привязи, в клетке только везли с места похищения, а здесь – цепь, хоть и тонкая, но цепь. И дальше её длины шага не шагнёшь. Главное, нет возможности обследовать двор, забор, поискать какую-то лазейку для побега.
Утром Ксюша, так звали женщину, принесла миску с водой, а в вчерашнюю бросила несколько больших кусков мяса.
- Ешь, собачка, поправляйся, худая ты больно, видать, изголодалась.
И обратилась к подошедшему мужчине:
- Гриша, а как звать его будем?
- Как хочешь, так и зови. Отзываться всё равно не будет, пока не привыкнет. И зачем тебе его звать?  Он же на привязи, никуда не убежит.
- А разговаривать с ним как?
- Не смеши меня – «разговаривать»!  Кто это с собакой разговаривает?
- Я!
- Ты с Султаном разговаривала?
- Конечно, разговаривала.
- Тогда назови его, как хочешь, и разговаривай о чём хочешь, если делать больше нечего, а я на работу пошёл.
Григорий работал в мастерской по ремонту машин. Своей машины у них пока не было, но это было его заветной мечтой, осуществить которую он решил во что бы это ни стало.
Часть двора была отгорожена штакетником. В небольшом тёплом сарае в одной стороне жил-поживал поросёнок Боря, в другой – штук десять курочек-несушек во главе с чёрным красавцем Петрухой.
Всех обитателей Ксюша накормила, напоила. Кур здесь зимой не выпускают – холодно, а морозы по ночам доходили до двадцати пяти градусов. Сгребла деревянной лопатой снег на две-три грядки в другой стороне двора и по лестнице полезла на чердак сарая, который служил сеновалом.
Набрав большую охапку сена, подошла к собачьей будке.
- Вылезай, собачка, я постелю тебе и рядом положу сенца, чтобы не холодно было лежать.
Буран в своей шубе с пуховым подшёрстком мог спать и на снегу, но он возражать не стал.
- Теперь всё в порядке, пойду обед готовить, а ты не скучай, видать, не цепная ты собака, потерпи, уговорю Гришу , чтобы отпускал тебя побегать ночью, а днём сама буду отпускать.
Обещание своё она сдержала, и через пару недель Буран мог бегать и, конечно, обследовал дворовую территорию. Лазеек не нашёл, да сейчас и обнаружить их было невозможно, всё завалено снегом, но за сараем у самой его стены в клетках-вольерах он обнаружил ещё одних обитателей двора – это были песцы, три штуки, по одному в клетке. Теперь понятно, кому Ксюша носила большие куски мороженого мяса.
Морозы доходили до сорока градусов, и бежать сейчас Буран не собирался, нужно ждать весны.
Однажды в ночь с пятницы на субботу в ворота постучали. Буран зарычал, из дома вышел Григорий, пристегнул его на цепь и впустил двух мужчин.
- С чем пожаловали?
- На этот раз с лосятиной. Ворота будешь отворять или через калитку затащим? Он в санях, завёрнут в брезент.
- Давайте через калитку, меньше шума. Занесём в сарай, а я завтра разделаю и в воскресенье на рынок с Ксюхой отвезём. Уговор прежний?  Пятьдесят на пятьдесят?
- Ладно. Но в последний раз, следующий – твоих будет сорок, трудно стало браконьерничать. Согласен? А нет, мы будем искать другого сбытчика.
- Хорошо, я подумаю. Вы останетесь до утра или поедете?
- Поедем, не хотим светиться.
- Тогда доброй дороги, за деньгами приезжайте через воскресенье.
Григорий закрыл калитку и ушёл в дом. Не нравилось всё это Бурану, ох, как не нравилось. Приходившие были плохие люди, таких они с Михаилом задерживали, он это чувствовал.
Конец декабря. Наступал Новый год. В этой семье его встретили совсем тихо, не было гостей, музыки, наряженной ёлки, хотя, возможно, в доме она и была. Сразу после двенадцати Григорий вышел на крыльцо и выстрелил из двустволки. В течение десяти минут выстрелы гремели по всему посёлку, другого салюта в этой глухомани не видели, и с давних времён так приветствовали приход Нового года и Рождество Христово. Люди встречали семидесятый год двадцатого столетия.
Суровый январь леденил кровь, морозы доходили до пятидесяти. Но вот жезл взял ветреный февраль, и закружили, заплясали метели, сбивали с дороги, наметали сугробы один выше другого. Из дома не выйдешь, заблудиться можно переходя с одной улицы на другую, а вьюга воет и хохочет над беспомощными людишками, силу свою показывает.
А там и март ждёт своей очереди, первый месяц весны, хотя в этих местах он ещё холодный, неохотно Зима Весне место уступает, то морозом ударит, то пургу запустит.
Ксюша уже снег не сгребала, только дорогу к воротам расчищала, чтобы в случае надобности к дому на санях можно было подъехать, своего коня не было, у соседей брали, а сани у ворот стояли, ещё от родителей остались. Был у них когда-то и конь, держали в том сарае, где сейчас Боря. Бори уже не было, забили к зиме, всегда так делают, а весной молодого кабанчика берут.
Коня они не заводили, Григорий, как только задумал машину купить, гараж начал строить, уже фундамент заложил.
Время, время… Когда не нужно, несётся, как борзая, а когда ждёшь, торопишь – ползёт, как улитка. Буран торопил времечко, но от этого не шло оно быстрее, далеко ещё до тёплых дней, и как-то вырваться отсюда ещё нужно.
Вечером Григорий вернулся такой пьяный, что еле стоял на ногах, и направился прямиком в сарай. Следом за ним в расстегнутом полушубке, без платка, побежала Ксюша, она ругалась и кричала на мужа, пытаясь вытолкнуть его из сарая.
- Иди домой, дурень, замёрзнуть хочешь? Это тебе не лето, мороз трещит!
Она осторожно подталкивала его к дому, боясь, чтобы он не завалился в сугроб, а перед самым крыльцом схватила подвернувшуюся деревянную лопату, огрела мужа по спине и пихнула в открытую дверь. На этом история не закончилась, и продолжение последовало часа через полтора, когда Ксюша выскочила на крыльцо с криком:
- Спасите, люди добрые, убивают!
Только «люди добрые» не спешили на помощь, зато открылась дверь, и полураздетый Гриша, ухватив жену за распущенную косу, водворил в родное гнездо.
Наступила тишина. Будь Буран человеком, он бы, наверное, улыбнулся, наблюдая эту сцену, но он был просто умный пёс, потому, убедившись, что никого спасать не надо, отправился в будку спать.
Утром, уходя на работу, Григорий пожаловался:
- Что-то спина побаливает, и кто это меня приласкал?
- Сам об косяк приложился, пить надо меньше.
- У Николая сын родился, вчера обмывали.
- Оно и видно, какой «обмытый» ты явился.
Закончив домашние дела, Ксюша принесла охапку соломы, постелила Бурану перед будкой и присела рядом на маленькую скамеечку.
- Ты, собачка (она так и не придумала ему имя), не думай, что Гриша плохой, он хороший, добрый, только очень страдает, переживает, что нет у нас деточек. Думает, я виновата, а я знаю, что нет в том моей вины. Жил он до меня с другой женщиной, правда, не долго, детей у них не было, после вышла она замуж и двойню родила. А может и не думает он так обо мне, и просто себя оправдать хочет. Обещает отвезти меня в город лечиться, когда машину купит. А я думаю, может и будет у нас ребёночек, если Бог даст, а нет – можно маленького в детдоме взять. Ты как думаешь?
Буран на этот счёт ничего не думал, ему просто было жалко женщину, было видно, как она расстроена.
- А что кричала ночью, это я, чтобы припугнуть его, боится, что соседи услышат. Не люблю, когда выпьет и пристаёт ко мне, вообще, пьяных не люблю. Муж это знает и идёт спать в сарай, когда лето, а сейчас зима, замёрзнуть можно, вот я и забираю его в дом. А ты почему всегда грустный? Может, потерял хозяина и ищешь его, а мы тебя держим. Ты подожди, отпущу я тебя, придумаю, как это сделать. Была у нас собака – Султан, охотничья порода, не такой умный, как ты, Гриша называл его «пустобрех», но тоже хороший. Как-то попросил приятель взять его на охоту, и пропал вместе с собакой. Приятеля нашли через полгода в овраге, ветками и камнями прикрытым, а Султан так и пропал.
Кончался короткий февраль, начались «собачьи свадьбы», учуяли лохматые весну. Мимо ворот нет-нет и пробегала свора – «невеста» впереди, а за ней «женихи», тявкают и друг на друга зубы скалят.
Одна из таких сцен разыгралась напротив их дома. Буран стоял у калитки и внимательно наблюдал за происходящим, и даже взвизгивал, видя, как все дружно кидались на осмелившихся очень близко приблизиться к «невесте», и она проявляла к нему хоть малейший интерес.
Подошла Ксюша:
- Ну что, собачка, тебе тоже хочется испытать свои силы? Или просто вырваться на волю? Вот и возможность тебя выпустить и перед Гришей оправдаться.
Она погладила его по голове:
- Беги, ищи своего хозяина, думаю, всё же, что ты его ищешь, и удачи тебе.
Она ещё раз провела рукой по его голове и открыла калитку. Буран лизнул руку, открывшую ему путь к свободе, и выбежал на улицу. «Свадьба» удалилась уже на приличное расстояние, но он и не собирался её догонять, а устремился в сторону леса.
Вечером Григорий заметил исчезновение Бурана.
- А куда пёс запропастился, что-то я его не вижу?
- Я его отпустила на «свадьбу», погулять.
- Какую свадьбу?
- Какую… Собачью, конечно. Сейчас у них самое время для этого, а он что – не мужик, что ли?
- Ксюха, ты что – спятила? Надо же до такого додуматься! У тебя голова для чего? Чтобы косу и платок носить или чтобы соображать хоть немного?
- Я и сообразила, пусть у нас в посёлке от него потомство появится с голубыми глазками.
- Ой, держите меня! Я сейчас умру от смеха! Ты что, совсем сдурела? Да твой «производитель» сразу в лес сиганул, больше ты его не увидишь.
- Зачем ему в лес бежать? Кормлю я его хорошо, нагуляется и вернётся.
- Нет, дорогая, волка как ни корми, он всё равно в лес смотрит.
- Ты же сказал, что это собака.
- Какая собака! Волк настоящий, он по-собачьи даже лаять не умеет.
- Может, ещё вернётся…
- Жди… Скорее рак на горе свистнет или наш Султан вернётся.
Григорий вошёл в дом и хлопнул дверью. Ксюша ещё постояла у калитки, посмотрела в сторону леса, она знала – не вернётся собачка с голубыми глазами, и не жалела о том, что сделала.
До самой темноты Буран бежал по краю леса, потом свернул в поле и устроился на ночь с подветренной стороны большого стога соломы, но с рассветом вернулся в лес.
По лесу, да по снегу, хоть и осевшему, не бежать, а пробираться приходится, хорошо бы, встретилась санная дорога, но пока не встречалась. Буран решил вернуться на окраину, место там возвышенное, и снега мало, ветром его сдувает, передвигаться легче, чем в глубине леса.
Неожиданно Буран наткнулся на двух вооружённых мужчин, и тут же прозвучал выстрел, пуля вскользь обожгла плечо, он резко свернул в сторону и затаился в кустарнике.
- Ты что творишь, идиот?
- Так волк там был, испугался я.
- Не волков нам бояться надо, а лесничего, а этот хранитель природы мигом на выстрел прискачет. Давай уходим с этого места быстрее. Хотя, если слышал, по следам найдёт. Испортил ты всю охоту. Где и от кого ты слышал, чтобы волк на людей с ружьями нападал? Трус, и зачем только взял тебя, нужно было с Иваном идти.
Голоса удалялись. Буран продолжил путь в сторону опушки, плечо здорово саднило, но кровоточить перестало, значит, рана неглубокая.
Перелески, поля, большие лесные участки и опять поле. Когда же будет жильё…
Он очень устал. День клонился к вечеру, когда Буран выбежал на укатанную санную дорогу, и скоро впереди обозначилось тёмное пятно. У собак зрение слабоватое, но, пробежав минут пять, он понял, что это дом, стоящий как-то на отшибе, между ближайшим лесом и деревней.
Окна не светились, может, спят, а может света вообще нет, не дотянули. Здесь таких деревень ещё немало. Вокруг дома деревянный забор, вернее, штакетник, но довольно высокий. Буран толкнул калитку, она оказалась не запертой. Во дворе небольшой стожок сена, как раз то, что ему сейчас так нужно, он без сил упал на рассыпанное рядом сено и заснул.
Проснулся от пристального, изучающего взгляда. Около него стояла невысокого роста женщина лет шестидесяти пяти в телогрейке и пуховом платке, наклонившись, она внимательно осматривала его рану.
- Подстрелили тебя, беднягу, видать, за волка приняли. Ничего, рана несерьёзная, смог бы достать сам, зализал, а так придётся мне тебя подлечить. Крови ты потерял немного, но всё же ослаб и устал, это поправимо.
Она разговаривала с ним, как доктор с пациентом, в полной уверенности, что он её понимает.
- Сейчас принесу водички и похлёбочки моей лечебной, сразу полегчает и сил прибавится.
Она пошла в дом и вернулась с двумя мисками. Буран попил воды, немного полежал и похлебал густого приятного на вкус супа. По телу разлилось тепло, и он опять уснул.
Часа через два, открыв глаза, увидел своего «доктора».
- Стало тебе получше? Теперь займёмся твоей раной.
Она промыла повреждённое место на его плече и помазала мазью.
- Заживёт быстро, отдыхай, а я займусь устройством твоего жилья. Есть у меня старая будка, за сараем лежит, была у нас когда-то собака. К вечеру должен придти ко мне один человечек за лекарством, я ведь не только зверей, но и людей лечу, он поможет починить будку.
К вечеру пришёл молодой мужчина.
- Вечер добрый, Ивановна. Маша сказала, сделаешь ты лекарство для нашей Светы, сильно кашляет, особенно по ночам, сама не спит и нам не даёт.
- Приготовила я мазь, натрите грудку и спинку, тёплым завяжите и напоите чаем травяным, вот пакетик. Кашель сразу успокоится, но лечите пять дней, не меньше.
- Спасибо. А в воскресенье Маша к тебе за молочком и сметанкой придёт, вкусное молоко у твоей Бурёнки.
- Конечно, пусть приходит, а ты, сынок, почини-ка мне будку старую, инструмент в сарае на полке найдёшь, и доски там есть.
- Видел во дворе, сторож у тебя появился, серьёзный пёс, откуда он?
- Не знаю, пришёл ночью, раненый, лечу его.
- Понятно, лечи, а жильё ему я мигом оборудую, это я могу.
Будку он, действительно, починил быстро, поставил возле  стожка, соломы постелил.
- Вот готово, пусть живёт и дом сторожит, а то живёшь одна, на отшибе.
- Хорошо сделал, руки у тебя золотые, спасибо, а за молоком пусть Маша приходит.
На другой день Буран уже чувствовал себя хорошо. Будка ему понравилась, еда тоже. В миске были вкусные косточки и немного мяса, видно, хозяйка варила холодец. Обследовал двор, заглянул в сарай – корова чёрно-белая, рога острые, не подойдёшь. А в углу насест – штук пять кур рыжих и петух чёрный, чисто ворон.
Сарай, как и дом, крепкий, тёплый, из добрых брёвен срублен, нижние венцы из дуба. Видать, настоящий мастер делал, не тяп-ляп.
Был во дворе и колодец, всё, как положено, даже банька небольшая и туалет.
На крыльцо вышла хозяйка.
- Смотрю, ты уже оклемался и с хозяйством моим ознакомился. Как же тебя звать-величать? Сам, конечно, не скажешь. Мудрить не буду – серый ты  волчок, Серым и кликать буду. Не возражаешь?
Он не возражал.
- Проживёшь у меня до тепла, а потом, как захочешь – останешься или уйдёшь, дело твоё.
Буран знал, что уйдёт.
Зима была морозная и снежная, но царствовать ей оставалось недолго, до конца марта. А там март – первенец красавицы-весны. Ему труднее всех приходится – с кознями зимы сражается, и природу будить – тоже его задача, а в Сибири она ещё спит крепко и просыпается неохотно, апреля ждёт, теплей он и ласковей.
Скорее, скорее бы сошёл снег, бежать по нему трудно. Мороз не страшен, шуба у Бурана тёплая, и он торопил время.
А весна наступала, апрель уже звенел первыми ручьями, колокольцами, и подснежники выглядывали сиреневыми глазками из-под таявшего снега.
Буран быстро поправлялся, здоровел, в деревню наведался, в собачьих весенних гульбищах поучаствовал, никто его там за волка не считал, знали, что это Дарьюшкин пёс.
Буран принёс ей несколько бутылок, у крыльца положил. Очень она удивилась:
- Батюшки мои, кормилец ты мой! Спасибо, пойду сдам, за бутылку можно буханку чёрного хлебца купить. Надо же, впервой такое вижу, чтобы собака бутылки собирала.
К хозяйке часто приходили кто за лекарством, кто за молоком. Как-то женщина пришла с девочкой лет пяти. Девчушка сразу к Бурану, гладить его стала, как Лада. Женщина испугалась:
- Света, не трогай, укусит.
Дарья Ивановна успокоила:
- Не бойся, Маша, он добрый.
- Наверное, скучно тебе, Ивановна. Давно ты одна живёшь?
- Давненько, как муж помер. С войны вернулся весь израненный и без сына, а уходил вместе с сыночком нашим. Очень переживал, что не уберёг его, а как можно от пули или снаряда уберечь. А дочка, ты знаешь, в городе живёт, выучилась, замуж вышла и осталась там. Внучата ко мне на лето приезжают, и наши деревенские меня не забывают. Так что, не скучно мне, и дел много, хозяйство у меня, и травы собираю.
- Да уж доктор ты наш самый лучший, вот Светку мою вылечила: забыли, что такое кашель, а сколько я с ней мучилась, таблетки не помогали, спасибо тебе.
В эту ночь был сильный ветер, и Буран спал в будке. Скрип калитки он услышал сразу, но во дворе никого не обнаружил, зато в курятнике начался переполох.
Из сарая выскочил парень с небольшим мешком в руках и помчался к выходу. Пёс настиг его в два прыжка и ухватил за штанину. Тот рванулся и растянулся на земле, выронив мешок.
На шум вышла хозяйка. Увидев лежащего воришку, Бурана, который держал его за штанину, и прыгающий по двору мешок, рассмеялась. Потом поймала мешок, извлекла оттуда перепуганного сонного петуха и подошла к парнишке.
- Не укусил тебя мой сторож?
- Нет, штаны только порвал.
- Жаль, за такие дела можно было и куснуть немного. И зачем тебе, Илюшка, мой петька понадобился?
- Варвара погадать обещала, сказала, чтобы принёс чёрного петуха.
- Вот бесстыдница, давно она глаз положила на Петрушу, тебя решила использовать. И о ком же ты гадать собирался?
- Про Настю хотел спросить.
- У неё бы и спрашивал.
- Бегает она от меня.
- И правильно делает. Давно за ум пора браться, не учишься, не работаешь, только хулиганишь. Займись делом, и повернётся она к тебе, ведь парень ты неплохой – и добрый, и красивый, непутёвый только. Топай домой и подумай головой, как жить надо, тогда не придётся гадать и петухов воровать.
Дарья выпроводила его за калитку.
- Пошли, Серый, ночь досыпать, разбудил нас этот шалопай и кур напугал, особенно, Петрушу.
Как все времена года в Сибири, весна спешила не упустить своё время – всех обогрела, обсушила, приголубила, приукрасила яркими красками. И Буран понял – пора в дорогу.
Гостеприимный дом и его хозяйку он покинул ранним утром, чуть заалел восток. Какой-то внутренний компас и чутьё подсказало ему направление – туда, туда, всё время навстречу солнцу.
Пока совсем не рассвело – безлюдно, можно бежать по грунтовой дороге, потом по лесу и его краю. Теперь Буран был осторожен, избегал встречи с людьми, чтобы не подстрелили. Долгий нелёгкий путь кончался, знакомые места, он узнавал их, значит, уже заповедник и дом близко.
А вот и река, Буран вошёл в воду, попил и продолжил путь по берегу. К вечеру он был на месте, где когда-то нашёл Ладу. Поднялся повыше к лесу, здесь был шалаш, где она спала, только от него давно не осталось и следа.
Скоро, скоро усадьба! Он устал за день, но от волнения, радости, сознания, что дошёл, нашёл свой дом, а главное – тех, кто в нём, прибавило сил.
У забора Буран был уже ночью, нашёл свой лаз. Тихо, в окнах света нет, он подошёл к своей будке и без сил растянулся рядом.
Наконец, всё позади, он дома!





Глава 11
Обитатели Саянской тайги

Егор проснулся рано, только начинало светать.  Где-то далеко громыхало – видно, большая гроза идёт, это неплохо, дождя давно не было, а в засушье и до пожара недалеко.
Он быстро оделся. Накинул куртку из тонкой выделанной шкуры, такой же картуз с сеткой от комаров, сапоги высокие, дедовские, тоже из шкуры, опоясался несколько раз верёвкой, за пояс – нож, и тихонько вышел из избы.
На пороге услышал голос матери:
- Егорка, куда собрался? Гроза рядом, сильный дождь будет.
- Мам, не беспокойся. Не сахарный, чать, не растаю, ты спи, рано ещё.
Он взял багор, прислоненный к стене избы, и пошёл вниз с возвышенности в сторону тайги. Шёл по довольно широкой, ровной, поросшей травой тропе. Ветер гнал тяжёлые тучи. Темно, только молнии иногда освещали едва заметную между деревьев просеку.
«Ишь, как громыхает».
В детстве мать говорила:
- Это Илья в колеснице по небу едет и стрелы огненные на землю пускает. Нельзя из хаты выходить, стрела убить может, если в тебя попадёт.
- А зачем в меня попадать, я маленький, вон сколько высоких деревьев рядом.
Он улыбнулся:
- И почему его колесница гремит, как телега, когда по ухабам на дороге едет, ведь на небушке ухабов нет, только облака, а они мягкие, как перовые подушки.
- Откуда тебе знать. Что есть на небе и чего нет, любопытный слишком, иди в хату и спать ложись, промок весь, снимай одёжу мокрую, а то простынешь.
А его почему-то тянуло, как магнитом, навстречу грозе, хотелось сразиться с ней:
- Вот он – я! И не боюсь тебя! – он кричал громко, стараясь перекричать гром.
И однажды молния ударила в высокое дерево, оно раскололось и запылало огнём, как свечка. Выскочил отец и затащил его в дом:
- Испугался? Видишь, что может случиться?!
Но Егор не испугался, а был рад, что произошло нечто необычное на однообразном фоне их жизни.
Ещё это огромное болото в низине. В детстве он не бывал здесь, а теперь, взрослым, часто приходил сюда. Что там за этой бескрайней зеленью?
 Само болото казалось живым таинственным существом, оно издавало звуки и в темноте светилось синеватыми бегающими огоньками, а утром по нему ползали диковинные привидения из белого тяжёлого тумана. И всегда, приходя сюда, Егор ждал какого-то чуда, которое когда-нибудь да произойдёт.
И сейчас он шёл в сторону болота. Ветер был очень сильный, кругом гремело, сверкали молнии, а дождя всё не было. «Пожалуй, пронесёт ураган тучи мимо, и капли не успеет здесь из них капнуть».
Но дождь начался, когда он подошёл к низине, и вдруг услышал – нет, не очередной раскат грома, а сильный удар, звук, похожий на взрыв. Что-то огромное, не похожее ни на что-либо виденное им в жизни, пылающее с одной стороны, стремительно неслось с неба в самую середину страшной трясины, и она с радостью приняла его в своё чрево, аппетитно чмокнула и сомкнулась.
В последний момент над самой поверхностью от него отвалилась верхняя часть, похожая на хвост, и ураганом ее отбросило на самый край болота.
Егор стоял, окаменевший от удивления и страха. Когда пришёл в себя, почувствовал, что ураган утихает, или улетает, унося тучи и долгожданный дождь. «Неужели этот ветрище специально примчался сюда, чтобы утопить это чудище в нашем болоте?» - подумал Егор. И удивился: «Как же глубока трясина, моментально его поглотившая!»
А ураган был силён, ведь до трясины очень далеко, а он донёс этот обломок до края болота. Хотя нет, видно, он отвалился раньше, ведь ветер дул в сторону трясины.
Обломок, похожий на четырёхугольный конус, одна сторона которого отвалилась, застрял между кочек. Этих кочек, больших и маленьких, было великое множество, собственно, из них и состояла эта часть болота. Сюда приходили собирать клюкву.
Дождя не было, уже рассвело, и день обещал быть солнечным. Егор решил добраться до упавшего обломка и заглянуть в его нутро. Эту часть болота он знал хорошо – где твердь, где топь, куда можно провалиться, поэтому дошёл быстро.
Теперь, стоя рядом, увидел, что отвалившийся кусок был немалого размера, и утерянная часть (теперь он назвал бы её стенкой) позволяла заглянуть внутрь. На оставшейся противоположной стенке находилось круглое прозрачное отверстие, рядом прикреплённый к ней необычной формы стул, иначе он не знал, как это назвать. И самое удивительное – привязанное к нему ремнём человеческое тело,  это была женщина.
Егор вытащил из ножен свой нож и поднёс широкое блестящее лезвие к её приоткрытым губам: поверхность лезвия затуманилась. Дышит, значит живая. Он быстро перерезал удерживающий её ремень и взял на руки.
Спасённая была нетяжёлая, а он здоровый и сильный, но всё равно с ношей на плечах обратный путь был долгим и нелёгким. Идти нужно было предельно осторожно. Хорошо, что был багор, без него по болоту ходить опасно. И наконец – вот она, твёрдая земля.
Только теперь, уложив женщину на расстеленную куртку, Егор рассмотрел её внимательно. Хотя лицо её забрызгано болотной жижей, было понятно, что это молодая девушка. Густые, тёмно-русые вьющиеся волосы, больше он ничего рассмотреть не смог, но решил, что красивая, а главное – живая. А раз живая – мать вылечит, она знахарка-травница. Теперь нужно быстрее донести её до дома, это не близко, придётся сделать носилки-салазки. Жаль, нет топорика, ничего, обойдёмся ножом.
Неожиданно вспомнил, что недалеко от хвоста (решил, что упавшая часть была хвостом) лежал кусок отвалившейся стенки, взял багор и вернулся к болоту. Скоро ценная находка лежала на берегу.
С трудом, но ему удалось сделать несколько отверстий по краям плоскости и в верхней части «саней», чтобы протащить верёвку. Он постелил мягких веток, завернул девушку в куртку и крепко её привязал, чтобы не соскользнула. Из оставшейся верёвки, продев её в верхние отверстия, сделал длинную ручку, чтобы было за что тащить.
Всё готово, теперь быстрее в путь. Тропа была ровная, покрытая травой, влажной после недавно прошедшего дождя, и «сани» скользили легко.
Перед возвышенностью, где дорога была неровной, и даже встречались валуны и камни, он отвязал свою «находку» и нёс до дома на руках.
Мать всплеснула руками:
- Где ты её нашёл?!
- Мама, расскажу потом. Она живая, но без сознания. Сделай что-нибудь, спаси её, ты же всё можешь.
- «Всё» я не могу, а что смогу – сделаю. Принеси ведро воды, во дворе стоит, уже нагрелось на солнце, и корыто.
- А где все?
- Ушли в тайгу. Быстрей делай, что сказала, и поможешь её раздеть.
Скоро помытая, одетая в рубаху его сестры, она лежала на топчане. Топчаны служили здесь кроватями, а матрацы набивались сухой травой.
Мария, так звали мать Егора, натёрла женщине виски каким-то настоем, дала что-то понюхать.
- Сделаешь так через полчаса, время знаешь, как определить. Я пойду в лес, нужно траву одну найти, сейчас как раз цветёт. Ударилась, бедняга, сильно головой или ударили, после расскажешь, если знаешь. До вечера она не очнётся. Всё понял? Я пошла.
Егор сидел и смотрел на бледное личико девушки, на её тёмные кудрявые волосы, в беспорядке рассыпанные по подушке, на глаза, закрытые веками, окаймлёнными не длинными, но такими густыми ресницами, что казались пушистыми.
«Интересно, какого цвета твои глаза, - думал он. – Открой их скорее».
Если существует любовь с первого взгляда, то это была она, ведь он влюбился сразу, когда принёс девушку на берег болота и взглянул на её личико, забрызганное грязью, с полуоткрытыми пухлыми губами, обрамлённое тёмными кудряшками.
Он только раз сделал всё, как сказала Мария, и она вернулась.
- Сынок, забери её одежду и пока спрячь где-нибудь во дворе в сарайчике, после видно будет, что с ней делать. Ты ещё посиди, а я пойду сделаю отвар, когда проснётся, будет нужен.
Отец с братом и сестрой вернулись, когда стемнело. Мужики удивились, а сестрёнка Груша (Аграфена) обрадовалась:
- Здорово! Теперь сестрёнка у меня будет, а то с вами, парнями, и поговорить не о чем.
Мария посмотрела внимательно на своё семейство и сказала:
- Мне Егорка успел всё рассказать. Сейчас выйдите на крыльцо, расскажет и вам, а потом решим, что делать. Если память не потеряла, расскажет, как всё было на самом деле. Если ничего не помнит, скажем, что в своём она доме, в своей семье, только упала, сильно головой ударилась, сознание потеряла и не помнит ничего, но вспомнить её поможем, настоящую историю нашей семьи расскажем. Вот так… А теперь идите, я посижу с ней.
Выслушав Егора, отец сказал:
- Самолёт это был. Когда мы от людей уходили, самолёты уже были, летали, только не очень большие, а теперь, видать, такие громадные делают. Видел я, пару раз пролетали здесь, но очень высоко, не поймёшь, большие они или маленькие.
На крыльцо вышла Мария:
- Идите в дом, поешьте и спать, а мы с Егоркой возле неё останемся, должна скоро очнуться.
Ошиблась она, просидели они всю ночь. Иногда выходили на крыльцо. Душно, воздух тяжёлый, кажется, вот-вот прольётся дождём, а его всё нет и нет. Гроза пришла – обрадовались, да унёс её ураган, не успели тучи дождём пролиться, чуть только брызнуло.
Весна была ранняя, снег стаял быстро, дождей было совсем мало, а сейчас летом настоящая засуха, как бы тайга не загорелась. Хотя людей здесь нет, поджигать некому. Загорается, если молния дерево запалит, или торфяники загорятся. В каком-то году был пожар – страшное это дело. Хорошо, не затронул ту часть леса, где их жильё. А сколько зверья тогда сюда набежало, от огня спасаясь.
- Егор, долго она в себя не приходит, в таких случаях часто теряют память. Давай договоримся – скажу ей, что зовут её Арина, что привёл её отец с дальнего поселения, родители померли, осталась одна, у нас и выросла. Ты её муж, недавно ребёночек у вас родился мертвый, роды неудачные, не доносила до срока. Возле могилы деда положи ещё камень потяжелей, скажешь, там захоронил.
Ребёнок у неё был, совсем маленький, кормила грудью, перевязала я грудь полотенцем, чтобы молоко перегорело, а то болеть будет. Где тот ребёнок, неизвестно, то ли с ней, когда летела, то ли где-то оставила с родными. В общем, если что, расскажи всё это отцу и братьям с сестрой.
Очнулась их спасённая только утром, когда рассвело. Они были на крыльце, когда услышали стон
- Ну, наконец-то, мы уже думали, ты на сутки отключилась.
- Вы кто?.. И где я?
- Здравствуйте! Может, ты и имя своё не помнишь?
- Не помню. Ой, как голова болит… 
- Лежи спокойно, нельзя тебе шевелиться. Дома ты, зовут тебя Арина, я твоя свекровь, а это муж твой – Егор. Не узнаёшь?
- Нет… Что со мной случилось?
- Упала ты, сильно ударилась головой, потому ничего не помнишь. Полечу тебя, голова болеть перестанет, может, и вспомнишь всё, а нет – я напомню. Сейчас тебе нужно поспать, выпей отвар и спи, потом разбужу, покормлю, и опять спать будешь. В этом  твоё леченье.
Егор подошёл ближе, наклонился:
- Что, Риночка, неужто и, правда, не помнишь меня? 
- Не помню, ничего не помню. Голова очень болит, и тошнит меня.
- Иди, сынок, иди. Илюша с отцом давно ушли. Иди, помогать им надо. А мы с Грушей вдвоём здесь управимся, не останется она без присмотра. А ты, Аринушка, пей отвар, лежи и головой-то не верти, не так болеть будет, скоро заснёшь.
Земли под огородом у них немного, хоть и мелколесье здесь, а покорчевать пришлось, и сейчас этим занимаются каждое лето. Расширять нужно участок, чтобы под зерно больше места было, и работа эта нелёгкая. Сейчас, когда мальцы подросли, легче стало, а раньше Иван со старым дедом мало успевали за лето, короткое оно здесь.
Занимался Иван этим делом с Егором и Ильёй, посильней они были, а старший Степан промышлял на озере. Оно не очень далеко отсюда, всего полдня пути. Уходил туда Степан иногда на месяц, смотря как ловля шла. Был у них там сарайчик небольшой оборудован для жилья, и всё, что нужно для ловли рыбы, хранилось – сетки, мормышки, удочки. Степан маленькую коптильню соорудил. Рыбу солил, сушил, коптил, на всю зиму запас готовил. Зимой озеро глубоко промерзало, рыбку не половишь.
Мария с дочкой домом и огородом занимались, так и жили. Теперь с Ариной заботы прибавилось, но это пока болеет, а выздоровеет – прибавится женских рук в доме, и это хорошо.
Егор сегодня работал так усердно, что отец спросил:
- Ты что, опозданье отрабатываешь или домой стремишься?
Илья засмеялся:
- Домой, батя, домой, он ведь теперь женатый, там жена ждёт не дождётся.
- А ты как думал, ведь матери тяжело управляться.
- Ничего, Груша поможет.
Отец вмешался:
- Хватит, Илюха, ехидничать, и вообще, кончайте болтать, ещё один пень ковырнём – и до хаты, уже вечереет.
Вечером после ужина Егор предложил матери:
- Я пойду, лягу, посплю до полночи, а потом сменю тебя, сколько и через сколько давать ей отвар знаю, а ты пойдёшь отдыхать. Отец сказал, чтоб пошёл я завтра к Степану, может помочь чего надо, и рыбы принёс.
- Хорошо, сынок, ступай, разбужу. Это хорошо, что пойдёшь на озеро, давно уже там не были. Я приготовлю кой-какой харч Степану, пора его запасы пополнить, давно рыбачит, а одной рыбой сыт не будешь.
- Зайду с Ариной прощусь.
Они стояли на крыльце, он совсем уж собрался уходить.
- Зайди, зайди, - Мария улыбнулась. – Как же она тебя сразу приворожила, без всякого приворота, одним взглядом. Не спит она, покормила недавно, лекарства ещё не давала, отдыхает.
Арина лежала, закрыв глаза. Он присел на краешек постели , смотрел на милое бледное личико и не мог оторвать взгляда.
Арина открыла глаза:
- Уходишь, Егорушка?
- Ухожу, Рина, но ненадолго, вечером вернусь, если управлюсь, а нет – то завтра к полудню. Не скучай, поправляйся скорее.
- А почему ты зовёшь меня Риной, а матушка Ариной?
- Привык, так звал тебя, когда мы были ещё детьми.
- Не помню я ничего, и вспомнить не могу, хотя сегодня ночью привиделся мне мужчина, молодой, лицо твоё смуглое, глаза карие, брови широкие сошлись, только без бороды.
- Значит, я это был в молодости, когда ещё борода не выросла. Не напрягай сильно память, а то голова будет болеть.
- Хватит разговоры разговаривать, - мать заглянула в избу, - иди, путь неблизкий, и Арине пора пить отвар.
- Иду, - Егор наклонился, поцеловал Арину и быстро вышел во двор.
Егор шёл по тайге малозаметной, но хорошо знакомой тропкой и ничего не замечал вокруг, ничего не слышал. Прежде, во время долгого пути, он прислушивался к голосу тайги, она говорила с ним голосами её  обитателей, шелестом листвы.
Когда дул ветер, лес шумел, деревья шептались громким шёпотом, так ему казалось. Он родился здесь, с первых дней жизни учился у природы, она была его первым учителем, и он чувствовал себя её частью.
Что же случилось? Сейчас ему казалось, что он и не жил до этого момента, что родился только сейчас и увидел мир, какой-то совсем другой мир. И он был прекрасен! Он сверкал яркими красками, все звуки сливались в музыку, его душа пела и ликовала, она рвалась ввысь. Егор уже не шёл, а почти бежал, потом остановился, и крик радости, крик счастья огласил тайгу:
- Жизнь, я люблю, я люблю тебя!
Степана он встретил на берегу озера.
- Егорка, что с тобой? Ты светишься, как только что отчеканенный пятак.
- Потерпи, всё узнаешь, а сейчас разгрузи меня.
Освободившись от груза, он сбросил с себя одежду и бросился в холодные объятия озера.
Вода освобождает нас от веса, обостряет чувства. Егор плескался, нырял, вертелся волчком, резвился, как ребёнок, кричал и смеялся, подплыв к берегу, брызгал водой на Степана.
Тот стоял на берегу и ничего не понимал. Первый раз в жизни он видел спокойного, неторопливого, серьёзного Егора в таком состоянии.
- Ты спятил, что ли?
- Нет, влюбился.
- В кого?
- Во всё, во всех, и особенно в неё.
- В неё?!
- В неё, в Риночку…
- Ничего не понимаю…
- Сейчас поймёшь. Костёр у тебя горит, кипяти и заваривай чай. Я всё расскажу по порядку.
Когда Егор закончил рассказ, Степан долго молчал, о чём-то думал, потом произнёс:
- Бывает же такое, настоящее чудо.
- Да, Стёпушка, бывает, и я свидетель.
- Значит, теперь ты у нас женатый и влюблённый.
- Выходит, что так.
- Ну что же, я рад за тебя, братишка, - он обнял Егора. – А теперь давай дела делать и по-быстрому. Признайся, к вечеру мечтаешь домой вернуться?
- Мечтаю…
Рыбкой Степан нагрузил его прилично.
- Ничего, ты сейчас силён вдвое, и полетишь на крыльях любви.
Вечером, хоть и поздно, Егор был уже дома. Мать ждала его у ворот.
- Пришёл, хорошо. Иди, поешь, а не хочешь, чаю попей и выходи, нужно поговорить.
Егор отнёс рыбу в ледник, умылся, выпил травяного чая с мёдом и вернулся к матери. Сел рядышком на ступеньку крыльца.
- Расскажу тебе, сынок, о том, чего ты не знаешь, видно, время пришло. Ты родился и вырос здесь, о прошлом мало чего знаешь, может, только от деда, что жили мы раньше в миру. Вот и послушай, что это за мир, и как мы там жили, почему оказались здесь.
Жили мы, да и сейчас живём в большой, замечательной, богатой и красивой стране – и имя ей Россия. Только людям не всегда и не всем жилось в ней хорошо. Люди в стране живут разные, и вера у них разная, и верховые правители тоже разные. Одни одну веру признают и свои законы издают, другие – другую и законы другие. Нашу веру ты знаешь, дед грамоте учил, и книги у нас есть, читал и читаешь.
Называют нас староверами или старообрядцами, и, было время, больше двух веков назад, когда за эту веру преследовали. Особенно, при царе Петре Первом, иродом его называли. Тяжело приходилось приверженцам этой веры. Одни сжигали себя, другие уходили семьями в далёкие, недоступные места, благо, велика Россия-матушка, и мест таких неизведанных немало, в иных и нога человека ещё не ступала.
Ушёл тогда и прапрадед твой, из семьи был богатой, даже знатной, и сан имел священный. Место, где мы живём, он первый и открыл. Место не обычное, вокруг такие болота и топи, что неизвестно, как он дорожку, тропку малую нащупал, непонятно. Не иначе с Божьей помощью и ангелом-хранителем, но дошёл с семьёй до этого места.
Возвышенность небольшая, с трёх сторон болота, а с одной – тайга непроходимая до гор тянется. В северной её части скала выступает, и есть в ней пещера, ты знаешь, вход в неё за нашим домом. Первая семья, пока жильё соорудили, жила в пещере.  Когда мы сюда пришли, старый дом совсем развалился, новый построили.
Многие из тех, что уходили, возвращались обратно, когда можно было спокойно жить, туда, откуда пришли или в другое место. Наши первые, когда вернулись, обосновались в Тобольской губернии, это Пермский край, освоились в новой жизни. Она за время их отсутствия, конечно, изменилась. Привыкли, нормально жили, поколение сменилось, а потом началось…
Царя убили, война началась страшная, брат убивал брата, дети шли против родителей, объявили, что власть теперь принадлежит народу и строит он новую жизнь – счастливую.
Только что за люди во главе этой народной власти, и что это за счастливая жизнь, когда крестьянские хозяйства все развалили. Голод в стране, в иных местах люди тысячами умирают. Крестьян сгоняют в какие-то колхозы, отбирают скот и хлеб. Если кто сопротивляется и идёт против власти – убивают.
Веру запретили всякую, храмы взрывают и рушат или отдают под склады, иконы и церковные книги сжигают, священников расстреливают. Пытались приспособиться и к этой жизни – ничего не получилось. Брата нашего деда расстреляли без суда, кто-то на него донос написал.
Решили опять уходить от этой «счастливой» жизни, и не они одни. Семья наша, Медведевых, по тем временам была небольшая – шесть человек. Дед с братом и женой, и мы с Иваном и Степашкой, ему уже девятый годок шёл. Свекровь моя умерла, дедова брата застрелили, и остались мы вчетвером.
Повёл нас дед Илья в Саянскую тайгу, в верховье Абакана. С собой взяли только одёжу, семена и кой-какой инструмент, в чём варить, чем и из чего есть, самое необходимое. Я ещё травы свои прихватила на случай хвори.
Пошёл с нами друг деда, Егор, в память его тебя назвали, с двумя сынами и невесткой. Остановились и начали избёнки строить на разных притоках реки – они ниже, мы выше. На случай, если одних обнаружат, другие успеют уйти. Было всё это в тридцать шестом году. Продержались недолго, только обустроились малость, наткнулись на Егорово жильё геологи, это уже в году тридцать восьмом. Наш дед, когда узнал, предложил уйти дальше, выше подняться, но Егор отказался.
- Нет, Илюша, не осилю я, сил маловато, ведь я много тебя старше, и невестка на сносях.
Ушли мы одни, только идти решил наш старшой в то место, где предки его отсиживались в тяжкие времена. В старинной библии (книги церковные всегда с собой уносили) на пожелтевшем листке бумаги хранили планчик заветного места, составленный первопроходцем, снова пригодился.
Тяжело и долго сюда добирались. Когда пришли – удивились. Дом-то развалился, а печь осталась, хотя и без трубы. Откуда кирпич самодельный? Обследовали свой «остров», обнаружили, где глину брали, и печь, где обжигали. Родник нашли, и даже колодец, конечно, без сруба, сгнил давно, только воды в нём не было. После узнали, что она то появляется весной, то исчезает.
Пещера оказалась соляная, по стенам пласты соли каменной виднелись. В большом коробе, даже не коробе, а месте, отгороженном  грубыми самодельными досками, скорее, полустволами, нашли много чего ценного и нужного для жизни, даже снегоступы – лыжи такие. Видно, не одно поколение здесь укрывалось и уходя, что-то оставляли. Как мы здесь обжились за двадцать восемь лет, сам видишь. Вы все здесь родились и, слава Богу, крепкие и здоровые.
В сорок втором году решил дед друга проведать. Отговаривали, не послушал. Ушёл зимой, на снегоступах, в обход болота, разведал новую тропу через замёрзшее озеро. Два месяца его не было, думали, сгинул, не вернётся.
А он пришёл, и за плечами в меховом мешке девочку принёс. Сказал, что это внучка его друга и ей четыре годика. На вид ей было не больше двух, бледная, худенькая, кожа да кости. Как ни старалась, выходить её не смогла, весной умерла, похоронили. Есть здесь маленькое кладбище, когда пришли, там было три могилы, теперь пять, дед наш тоже там лежит.
А тогда, когда вернулся, грустную историю рассказал. В 1941 году война с немцами началась, ходили, искали дезертиров, кто прятался, воевать не хотел. Рассказали, видать, геологи про их семью, пришли и забрали Егоровых сыновей, остался он с невесткой и малолетней внучкой. Через полгода помер, что-то с лёгкими у него было, сильно болел. Когда Илья пришёл, невестка Олеся тоже, считай, на краю могилы стояла, сильно кашляла и вся горела, при нём и умерла. Захоронил он её, взял девочку и ушёл, подробно ничего не рассказывал
Теперь, сынок, ты всё знаешь. Если Арина ничего не вспомнит, расскажем, что она та девочка, что принёс дед, что мать её умерла, а отец погиб на войне. Дед тоже умер. Отца звали Николаем, мать Олесей, деда Егором, и фамилия их – Меньшовы. Так надо сестре и братьям сказать. Девочку помнит только Степан, ты был мал, а Груши и Ильи вообще ещё не было.
- Мама, Рина сказала, что вспомнила меня, только без бороды.
- Ясно, придётся напоить её особой травкой, чтобы не вспоминала. А ты, видно, похож на её мужа. Вылечится она  ещё не скоро, ведь внутри у неё тоже всё пострадало, хорошо, что ничего не лопнуло от сотрясения. А сейчас пошли спать, уже заполночь.
Арина медленно, но поправлялась. Скоро месяц, как она здесь. Сегодня приснился ей сон. Выходит она из дома во двор, а ей навстречу старенькая женщина, подходит и говорит: «Здравствуй, внученька. Бабушка я твоя, послушай меня – забыла ты прошлое и не вспоминай, считай, новая жизнь у тебя начинается, и будет в ней и большая любовь, и детки, всё будет хорошо». Сказала и исчезла.
Арина открыла глаза, у постели Мария со своим отваром.
- Проснулась? На-ка выпей, уже пора.
- Я сон видела, такой интересный. Вроде пришла ко мне моя бабушка и сказала, что всё у меня будет хорошо, и детки ещё будут.
- Бабушек у тебя много, только нет их уже с нами. А раз сказала, что будет всё хорошо, значит так и будет. Тем, кто далеко и высоко от нас, виднее.
- Мария, а как я вас называла?
- Мамой называла. Ты не торопись, скоро поправишься и если ничего не вспомнишь, Егорка расскажет, кто ты, откуда и как здесь оказалась.
Через неделю Арина впервые вышла во двор, опираясь на трость с помощью Груши.
- Ой, ноги меня не держат.
- Конечно, столько лежала, ослабли твои ножки. Будем ходить, понемногу окрепнут.
Арина осмотрелась:
- Господи, красота какая – лес, трава, солнышко и такой воздух свежий.
Груша рассмеялась:
- Дыши, этого здесь хватает.
Окрепла Арина скоро и пыталась помогать по хозяйству, только делать ничего не умела. Потом оказалось, что пирожки печь умеет, только пекли здесь редко, зерна было мало и молоть трудно. Мужики из двух камней жернов соорудили, тяжело молоть, но легче, чем в ступе толочь. И мука мельче получается.
Всё ей было ново, незнакомо и интересно. Училась всему легко и быстро, только удивлялась:
- Неужто, раньше всё это умела?
Однажды всех удивила. Илья шкурки выделывал, их нужно было много, всё из них шили – обувь, одежду, одеяла. Работа сложная, никто её не учил, а она подошла к нему и стала помогать.
Спросили: «Вспомнила, что ли?» «Нет, - говорит, - но знаю, что могу это делать, руки помнят».
Решили сделать пристройку к дому с печкой, всё, как положено. Как же – семья, хоть и маленькая пока, нужно отделить. А уж какая любовь меж ними была, просто диво, часа друг без друга не могут. Иван уж ворчать стал:
- Егор, ты чего это от жены не отходишь, как пришитый. Работать надо – стройка, и по хозяйству полно дел, лето у нас короткое.
Дел и, правда, много: охота, рыбалка, корчёвка, заготовки на зиму, огород, грибы, ягоды собрать надо. И в доме полно работы. Строить начали, брёвна нужны, камни и кирпич, глина, песок.
И всё природа даёт, а Мария рассказала, что в миру всё нужно покупать за деньги. Интересно, что это такое – деньги? Иван говорит, бывают они золотые, серебряные, медные и даже бумажные. И всё за них купить можно, у кого их много, тот и богат. А здесь всё бесплатно, бери, только не ленись.
Да, всё у природы есть, что человеку нужно – вода, еда. Огонь нужен – возьми камушек-кремень, ударь кресалом или другим камнем – искра вылетит, трут (жгут из травы сплетённый) загорится. Вот тебе и огонь.
- Отец, раз всё есть, значит, деньги не нужны?
- Здесь, Арина, они действительно не нужны.
Вечером он спросил у Марии:
- Неужели она ничего не помнит? Ведь в миру жила и к нам недавно оттуда пришла.
- Не помнит, и я ей помогла, чтобы не вспомнила. Ничего, заново всё узнает в новой своей жизни. Ведь это диво дивное, что она уцелела, чудо. И, значит, Бог дал ей вторую жизнь, новую.
Арина обо всём расспрашивала, всё ей было интересно.
- А мёд у нас откуда – где берём и кто даёт?
- Про мёд тебе Степан расскажет, он у нас не только рыбак, но и главный пчеловод.
Не забыла Арина про этот разговор и как-то в свободное время подсела к Степану:
- Стёпа, расскажи мне про мёд, про пчёл.
- Тебе-то зачем?
- Затем, что интересно, и не помню я ничего, пустая моя голова, нужно её новыми знаниями заполнять. Или считаешь, что не обязательно?
Степан подобрел:
- Раз такое дело, придётся рассказать. Видела, у самого леса стоят ульи, три штуки. В них наши пчёлки живут, у них и берём мёд, а раньше брали у диких.
- А дикие где живут?
- В лесу, конечно, и ульи свои устраивают в дуплах деревьев. Живут пчёлы большой дружной семьёй. Главная у них – матка, есть рабочие пчёлы и трутни. Рабочие пчёлы всё делают – решётку с ячейками из воска для личинок (из них пчёлки вырастают), для мёда и пыльцы, чтобы их кормить. Воск и шпаклёвку (прополис) – щели в ульях конопатить – они сами выделяют. Матка личинок производит, пчёлки-няньки их кормят, пчёлки-разведчицы находят места, где цветы есть, рабочие пчёлы прилетают туда, берут с цветов нектар и пыльцу, ячейки заполняют.
- А трутни что делают?
- Они тоже нужны, чтобы личинки появились.
- Мужики, что ли?
- Вроде того.
- А как же вы пчёл из леса в ульи пересадили?
- Бывает, что вырастят много рабочих пчёлок, а цветов в этот год мало расцвело или заморозком их побило, тогда выращивают в маточнике новую матку, а старая забирает часть пчёл и улетает из улья, ищет другое место. Пчёлки окружают матку, в ком собираются – рой. Вот пчеловоды и ловят этот рой. Вернее, заманивают – ставят где-нибудь деревянную пустую ёмкость и караулят. Пчёлы-разведчицы находят это подходящее для улья место и приводят рой. Как только залетел он туда, закрывай крышкой и неси в свой улей, внутри они сами всё сделают. Вот так мы свои ульи заселили.
Берём понемногу от пчёлок и мёд для еды, и прополис для лечения, и воск для свечек. На зиму ульи в пещеру заносим, чтобы пчёлы не замёрзли, там сильно холодно не бывает.
- Как интересно! Спасибо тебе, Стёпа. А они вас не кусают, когда берёте мёд?
- Окуриваем немного дымком, боятся они пожара и отлетают, тогда и берём.
Арину все полюбили, училась она всему быстро, всем старалась помочь, решительная, смелая, ничего не боялась.
Мария шутила:
- Смотри, Егор, жена у тебя после болезни сильно изменилась, скоро командиром станет, вон как мужиками на стройке командует.
- Значит, я не такая была раньше?
- Не совсем такая, но муж тебя теперь ещё сильнее любит. Значит, такая больше ему нравишься.
Стройка подходила к концу. Иван с Егором и мебель нехитрую сколотили – кровать-топчан, стол, скамью у стены, пару табуреток, полки для посуды и мелких вещей, вешалку и короб, вместо сундука, для одежды.
Руки у Ивана золотые, всё может – и дом срубить, и столярничал в «миру». И как бондарь, если надо – бочку, лохань, корыто изготовить. Сыновей научил, пригодится в жизни, ещё сами чему-то научатся. Мужик в семье, да и вообще, много чего должен уметь, а не только…
Печку опробовали, всё нормально. Окошко небольшое, пузырём затянуто, мало от него света, но ничего не поделаешь, стекла нет, а большие окна на севере не делают, чтобы тепло не терять зимой.
- Принимайте, хозяева, работу, и можно новоселье справлять. Маша, у тебя медовуха ещё осталась?
- А как же! Конечно, осталась.
- Вот и ладненько. Давайте, бабоньки и девоньки, как говорят, что есть в печи на стол мечи. С новосельем, ребятушки, хорошо потрудились, молодцы! Ты, Аринушка, теперь здесь хозяйка, принимай гостей.
- Спасибо, отец. Всем вам спасибо, мы с Егором очень, очень благодарны.
- Ну, хватит друг друга речами потчевать, садитесь за стол.
 Мария зажгла свечи.
- Нет с нами деда нашего, царство ему небесное, я днём дом освятил, благодарственную молитву прочёл, иконку повесил, возблагодарим Господа за всё. Аминь.
Жизнь на этом странном «острове», затерянном среди глухой непроходимой тайги и болот, продолжалась, мирная и спокойная. Все были заняты обычными повседневными делами, ничего неожиданного не происходило, да и никаких перемен никто, казалось, не желал.
Только это, действительно, «казалось». На самом деле происшедшее потрясло, всколыхнуло всех обитателей этой маленькой общины, пробудило желания, хранящиеся в глубине души.
Степан после свершившегося чуда уверовал в Господа ещё сильнее и мечтал уйти в монастырь, чтобы по-настоящему посвятить свою жизнь служению Богу.
Илья и Груша, глядя на счастливую жизнь Егора, захотели своего семейного счастья.
А Егор с Ариной ждали ещё одного чуда, они уже три года ждали рождения ребёночка, но чудо не происходило.
Егор обратился к Марии:
- Мама, в чём дело?
- Думаю, застудилась она сильно, когда ты её вёз на этих носилках по земле, значит, воспаление у неё по-женски, а лечение это трудно и долго, а бывает, что и не вылечивается. Я попробую, но ничего не обещаю.
Прошло ещё больше года. Егор заметил, что Илья стал очень внимателен с Ариной, старался во всём помочь, а как-то даже, вроде шутя, поцеловал её в щёку.
Обратила на это внимание и Мария. И ещё на то, что многое девушка стала вспоминать из прошлого, пока только то, что когда-то умела делать.
- Мама, а почему я так хорошо книги читаю?
- А как же, дед всех этому учил и много чему.
На этот раз пронесло, надо что-то делать. Так она и семью свою вспомнит. Придётся защиту ставить.
Однажды зашла к ним в пристройку:
- Ну-ка, Аринушка, ложись, полечу тебя.
- Что, лечение какое новое?
- Новое, новое, - она вынула из кармана небольшой шарик на ниточке и стала его раскачивать. – Смотри внимательно, как он качается, не отвлекайся и слушай мой голос.
- И что будет?
- Ничего страшного, ты заснёшь, и я тебя полечу.
Вечером поговорила с Егором:
- Поставила я барьер её памяти, теперь вспомнит только, что знала и делать умела, а жизнь свою прошлую, семью не вспомнит и стараться не будет вспомнить. Если во сне что увидит, говори, это сны из прошлой жизни или из будущей, ведь душа наша вечная, не один век живёт, из одной жизни в другую переходит. Про знания, скажи, от деда, он ведь был очень грамотный человек. И вот ещё что, решили мы с отцом, нужно вам с Ариной в мир уходить, моё лечение ей не помогает, а там смогут вылечить.
Куда идти, как документы выправить, где жить – расскажу. В дорогу начнём вас собирать, отец проводит. Когда пойдёте, скажет. Может, и жизнь там стала нормальная.
А насчёт Ильи с Грушей после решим, пока здесь поживут, а потом отведёт их в одну семью. В одно время с нами уходили, тогда ушло пять или шесть семей. Эти в горах обосновались, отец знает, где. Семья большая, женихов и невест много, а за эти годы, наверное, ещё народили.
Вот так, сынок, объясни всё своей Рине, думаю, она против не будет.
Иван решил, что пойдут зимой, на лыжах, новым путём, через озеро, как только оно замёрзнет. Так ближе на Абакан выйти и безопаснее, чем через болото.
Сам пойдёт с ними до их бывшего посёлка, его там, конечно, помнят те, кто ещё живой, и документы восстановят легко. Поживёт с ними, поможет устроиться, назад пойдёт в середине лета.
Собирались тщательно, обдуманно, в тайге живут долго, научились выживать в любых условиях. Путь долгий, взяли всё самое необходимое и нужное в дороге и на месте в первое время, когда дойдут.
Кое-что у них было, но много пришлось делать заново, и Марии с Грушей и Риной пришлось потрудиться.
И они постарались – три спальных мешка двойного меха, три заплечных – типа рюкзаков, куртки и брюки на тёплом меху.
Два мешка набили ценным мехом, его можно будет обменять на деньги. Взяли запасные лыжи, мехом подбитые – снегоступы, в случае нужды пригодятся, как полозья для санок.
Не забыли и кое-какой инструмент, главное, топорик и ножи, ножовка небольшая, единственная в хозяйстве – Степан пожертвовал.
Из продуктов – соль, мёд, мясо вяленое, рыба сушёная, немного сухарей и дроблёного зерна (с этим у них туговато). Два казанка – для чая и варева – сохранились с тех пор, как пришли сюда. Три миски, три ложки, три кружки – всё деревянное, это уже сами делали.
Ещё положила Мария сушёные травы да ягоды, это для чая и от хвори. Мясо свежее в дороге добудут, знают, где найти птицу, что под снегом зимует.
Оружия, кроме топора и ножей, у них не было. Правда, в этих местах крупных хищников почти не встречали. Медведь здесь главный хозяин тайги, так он всю зиму в берлоге лапу сосёт, а в основном обитает пушная мелочь. Хищники ближе к горам держатся, где копытных больше, есть чем поживиться.
Иван всё сам проверил, не упустили ли чего. В дороге пробудут не меньше месяца, придётся на отдых останавливаться, временное жилье сооружать, ночью поочерёдно у костра дежурить. Дров вокруг много, да сыроваты, но с этим они управляться умеют, и растопочка с собой есть, огонёк добудут, дело привычное.
Проводили их, как только морозы сковали озеро, и выпал хороший снег.
Иван обнял жену:
- Не скучай, Маша, и не переживай, к осени вернусь, обещаю. Значит, так и будет, ты же меня знаешь.
- Знаю. Идите с Богом, храни вас Господь.
Она перекрестила их вслед и долго стояла, задумавшись. Они остались вчетвером. И тогда, в тридцать шестом, пришли сюда тоже вчетвером – дед, она с Иваном и Степанка, совсем пацанёнок, такой путь выдержал. Тридцать три года прошло, уже шестьдесят девятый. В ту пору им по двадцать восемь было, совсем молодые.
- Мама, иди в избу, замёрзнешь! – позвала Груша.
- Иду, дочка, иду.
Она повернулась и медленно пошла к дому. Розовел восток, голубело небо, выходившее солнце серебрило припушённые снегом ели и белоснежный ковёр, покрывший землю.





Глава 12
Буран вернулся!

Первый месяц лета. Михаил вставал очень рано, днём жарко, а утром такая бодрящая прохлада и роса, он любил пройтись босиком по мокрой траве.
Вышел на крыльцо, оглядел двор, и сердце забилось от радостного волнения – вернулся! Буран вернулся! Вот он, несётся ему навстречу. Михаил прислонился к стене дома, и вовремя, ещё несколько секунд – и лапы на его плечах.
- Пришёл!.. А мы уже надежду потеряли, - он прижал к груди ушастую, пушистую голову друга. – Восемь месяцев прошло, думали, потеряли тебя, Лада чуть не заболела с тоски.
Услышав разговор во дворе, из дома вышел заспанный Семёныч, вслед за ним выскочила Лада. Она с криком бросилась к Бурану и, чуть не повалив его, повисла на шее.
- Тише! Ты уж не маленькая, выросла, а он за это время не подрос.
Семёныч улыбался, глядя на эту сцену встречи. Не обращая на него внимания, Лада продолжала обнимать и гладить вновь обретённого друга, целовала в белую полосочку на лбу, плакала от радости, приговаривая:
- Как ты мог уйти так надолго? Но папа говорил, что ты вернёшься, и я верила.
- Не уходил он, доченька, увезли его плохие дяди очень далеко.
- А он знал дорогу обратно?
- Раз пришёл, значит, сумел найти.
- Папа, Буран всю меня исцеловал!
- Не исцеловал он тебя, а облизал. Хватит обниматься, принеси ему воды и что-нибудь поесть.
- А конфетку можно?
- Лучше косточку, и чтобы мяса на ней было побольше, бульона с овсянкой или гречкой, думаю, он тоже не откажется, отощал здорово.
Семёныч внимательно осмотрел пса:
- Миша, а в него стреляли, пуля вскользь прошла на вылет, видишь, две ранки – вход и выход. Сам зализать в таком месте не мог, кто-то его лечил, мазью мазали.
- Да, стреляли, и не из охотничьего ружья, не из двустволки, на крупную дичь охотились. Кто бы это?
- Ясно, кто – браконьеры.
- Собака-то им зачем?
- За волка, видать, приняли и пульнули с перепуга. Если бы специально, то попали бы куда надо, не промахнулись, не суслик.
- Скорей всего, так и было. Видать, много ему пережить пришлось, жаль, рассказать не может.
- И ещё – смотри, от шлейки заметка, потёрта шерсть, в сани запрягали.
- Точно! А ты помнишь, писали, по иркутской области много собак пропало, как раз из тех, что в упряжках ходят.
- Нашего Бурана  присмотрел тот, что один к нам пришёл, а увезли те двое. На бедре у него заметка от «сонной пули». Стреляли из пистолета с глушителем, потому мы не слыхали. В багажник уложили, машина-то во дворе стояла, и распрощались с тобой рано утром, ты им счастливого пути пожелал. Надо впредь проверять багажники у «охотников» до чужих собак.
- А как узнаешь, что он за охотник? Лицензия есть, значит, всё в порядке.
- Я и говорю, проверять надо, когда уезжают.
Лада принесла воду и еду. Буран, действительно, был голоден, как волк.
- Ешь, ешь, мой хороший, я ещё принесу. Папа, а что он ел, когда домой бежал?
- А мелочь всякую, что под снегом ходит, например, мышей-полёвок.
- Так они, наверное, невкусные.
- Не знаю, не пробовал. Куропаток, что под снегом прячутся, а когда мог и зайцем полакомиться, если повезёт поймать.
- Зайчиков нельзя, он знает, на них и так лисы охотятся.
- Он, конечно, знает, но одними мышами сыт не будешь, а голод – не тётка, не умирать же было ему с голодухи, и силы нужны бежать, путь у него был неблизкий.
На другой день Семёныч с Ладой и Бураном пошли на озеро. Пёс долго плавал, потом отряхнулся и сох на солнышке.
- Теперь ты чистенький, дома тебя щёточкой причешу.
- Ладушка, хватит тебе его прихорашивать, и так хорош, красавчик, сразу этим разбойникам приглянулся.
Дома Лада попросила у Михаила мольберт:
- Папа, дай мне свою дощечку на ножках.
- Зачем тебе?
- Хочу Бурана нарисовать и его портрет в замке повесить.
- Ты разве умеешь рисовать?
- Умеет, Миша, умеет, у меня много её рисунков.
- А ну-ка, покажи.
Семёныч принёс несколько рисунков на альбомных листах, вырванных из альбома, подаренного Машей в прошлом году, нарисованных цветными карандашами.
Михаил смотрел и удивлялся: ёлка, под ней два зайчонка, один морковку грызёт (интересно, откуда морковка в лесу?). А вот гриб-боровик с бородой и физиономией Семёныча, нарисованной на ножке (очень похож!)
Особенно понравился третий рисунок – под тонкой осинкой стоят два подосиновика, на зелёной траве, один большой, другой маленький, в красных шляпках. У большого на шляпе лежит жёлтый листок, как украшение. Красота! Трава зелёная, ножки белые, шляпки красные, и жёлтый листочек.
- Да у тебя, Ладочка, талант, художником будешь!
- Нет, я буду жить в лесу и, как ты, лес сторожить.
- Одно другому не мешает. Скажу Александре Ивановне, чтобы обязательно  записала тебя в художественную студию и краски купила.
Осенью Антон пойдёт в десятый класс, Маша в восьмой, а Лада в первый. Через неделю на выходные собралась вся семья, праздновали возвращение Бурана. Всем понравился его портрет, нарисованный Ладой, который висел в замке. Рамку Михаил сделал из дерева, оклеил берестой, получилось красиво.
Будущую первоклашку Александра Ивановна увезла в город, нужно было купить школьную форму и всё, что нужно для занятий. Побывали на школьном базаре и в разных магазинах, купили всё самое красивое, Лада выбирала сама. И главное – краски, кисти и «дощечку на ножках», как у папы.
Первого сентября с букетом цветом и бабушкой Сашей она переступила порог своей школы. Первая линейка, первый урок, первая учительница, которая запоминается на всю жизнь.
Прошла неделя, и Михаил приехал навестить свою доченьку-первоклашку.
- Папочка, я так соскучилась!
Он подхватил её на руки, прижал к себе.
- Я тоже, моя деточка. Как твои дела? В школе понравилось? Тебя никто не обижает? Как зовут учительницу? Рассказывай скорее.
- В школе мне понравилось, только на переменах очень шумно, все кричат, бегают, толкаются, как на большом базаре, куда мы ходили гадать с мамой или тётей Радой, когда я жила в таборе. Учительницу зовут Николай Иванович, он объяснил нам, что на уроках нельзя разговаривать, нужно сидеть тихо и слушать. Если хочешь спросить – нужно поднять руку. И ещё – он добрый, не ругается, если мы делаем что-то не так, говорит: «Вы скоро привыкнете, и всё будет хорошо». Никто меня не обижает, только мальчик, который сидит сзади, дёргает за косы. Наверное, думает, мне это нравится.
- Может, мне сходить поговорить с этим мальчиком?
- Нет, зачем, я попрошу Николая Ивановича, чтобы он поменял нам места, буду сидеть сзади и дёргать его за волосы, сразу поймёт, что это не может нравиться.
Михаил рассмеялся:
- Надо же, что придумала. Ладно, разбирайтесь сами. Ты стала разговорчивей, много говоришь.
- Ты много спрашивал, и я много отвечала на все твои вопросы.
- И ещё спрошу. В художественную студию тебя бабушка Саша записала?
- Она сказала, нужно сперва узнать, есть ли такая студия. Но в школе точно есть рисовальный кружок, и я туда запишусь.
- Это хорошо, будешь ходить в рисовальный кружок. А конькобежную секцию ты не бросила?
- Бросила.
- А почему?
- Я научилась хорошо кататься, зачем мне туда ходить?
- Чтобы научиться ещё лучше. Участвовать в соревнованиях, завоёвывать медали, стать известной спортсменкой.
- Я же говорила, я хочу стать лесником и никем другим, а если ты очень хочешь, я поучаствую и получу тебе медаль.
- Зачем она мне?
- А мне зачем?
- Резонный вопрос, согласен, медаль нам не нужна. А пойти со мной на каток хочешь?
- Ура! Конечно, хочу.
- Тогда собирайся, пока бабушка Саша придёт с рынка, приготовит вкусный обед, мы с тобой покатаемся. Посмотрю, какая ты «конькобежка», сможешь ли меня догнать.
Они вернулись через два часа. Дома их ждали бабушка Саша, грибной суп, блинчики с мясом и чай с мятными пряниками.
- Как покатались, чемпионы? Кто победил?
- Удивительно, но Ладочка не только догнала, а перегнала меня. Жаль, что она не хочет стать конькобежкой.
Вернувшись, Михаил подробно рассказал Семёнычу всё про их любимую «первоклашку» – про её успехи, планы, и о том, что она сильно изменилась, стала более разговорчивой и активной.
- Да, замечательная девчушка, побольше бы нам ребятишек нужно иметь, а то родят одного, от силы двух, сами себя не производят, какой уж тут прирост населения. Прошла перепись в январе – 241 миллион на всю нашу огромную территорию, и наверняка половина за счёт среднеазиатских республик, там женщины меньше на производстве работают, больше рожают.
- С этим делом в нашей стране, действительно, плохо. Переписываюсь я с друзьями, после армии уже все женились, и только у одного двое детей, у остальных по одному или вообще нет. Спрашиваю, почему так? Говорят, заведёшь семью – узнаешь, забеременела жена – записывайся на очередь в ясли, там с трёх месяцев возьмут. Родился ребёнок – нужно вставать на очередь в детский сад, туда возьмут с двух лет, если подойдёт эта очередь, а то и до пяти не подойдёт.
Декрет шесть недель до родов, шесть после родов, а там месяц отпуск, три месяца дадут без содержания, больше нельзя, уволят, работу потеряешь, а работать надо, на одну зарплату семью не прокормить. И тащит жена пятимесячного ребёнка какой-нибудь бабке, у которой ещё пара таких же малышей. С вечера ползунки, еду приготовит, утром грудь перевяжет покрепче, чтобы молоко не прибывало, сумку в руки, малышку под мышку и бегом к няньке. Потом на автобус или трамвай, скорей на работу. И так несколько лет.
Намучается и задумается, стоит ли второго заводить. В деревне, может, полегче, там старики чаще с молодыми живут. Говорят, за границей в некоторых странах декретный отпуск дают на два-три года, и оплачивают. А наше правительство, кажется, даже не задумывается об этом.
- Эк, тебя прорвало, Михаил Владимирович. Ничего, наши бабы всё выдержат, до революции в сёлах по двадцать ребят в семье бывало, а рожали иной раз в поле под стожком. Не переживай, сам скорее женись и прибавляй стране население. Зато в космосе мы преуспели, послушай, что пишут – станция «Луна-17» Луноход-1 на Луну высадила, будет там ходить, её обследовать. Интересно, сколько времени он там проползает?
- Хватит читать, «космоболельщик». Как там у нас насчёт ужина?
- Всё в порядке, давай на стол накрывать. И Бурану нужно миску отнести.
За столом Семёныч ещё раз вспомнил про перепись:
- Ты знаешь, Лада меня насмешила, когда мы с ней про перепись слушали по телевизору, спрашивает: «А что это значит – перепись?» - «Это когда всех переписывают, считают, чтобы узнать, сколько человек живёт в стране». – «Тебя тоже посчитали?» - «Конечно, и меня, и тебя». – «А ты не испугался, как цыплёнок в мультфильме, когда узнал, что его посчитали». – «Нет, - говорю, - я же не цыплёнок». А она смеётся: «Знаю, я просто пошутила».
- Скучно нам, Семёныч, без неё.
- Это точно, и Буран скучает. Ничего, в новогодние каникулы приедет.
Скоро, скоро Новый год. Встречать его решили у Таниной мамы в посёлке у Байкала. Бабушка чувствовала себя не очень хорошо, и оставлять её одну на ночь побоялись, и Таню с ребятами она видела редко, поэтому решение встречать Новый год у Байкала было принято единогласно.
Михаил с Семёнычем и Бураном остались в усадьбе, нельзя оставлять тайгу под Новый год без охраны, много желающих увезти из тайги какую-нибудь лесную красавицу к себе в дом или квартиру.
Когда-то давно, до революции, главным зимним праздником было Рождество Христово – поздравления, подарки, каникулы были рождественские. Теперь главным праздником был Новый год, и всё было новогоднее.
Подарки готовили заранее, осторожно разузнав, кто и что хотел бы получить в подарок. Дети получали подарки от Деда Мороза, взрослые дарили друг другу сами.
 Лучшая вязальщица была Танина бабушка, ей купили много разной пряжи, и за два месяца она связала такие замечательные, необыкновенно красивые вещи, которые ни в каком магазине не купишь. Носки и рукавицы для мужчин, жилетку для Надежды Николаевны, комплекты из шапочки, шарфика и рукавичек для Маши и Лады, длинный шарф и перчатки для Антона.
Все вещи были связаны из тёплой верблюжьей шерсти бежевого цвета, и на каждой рисунок – зелёная, припорошённая снегом сосновая ветка с красногрудыми снегирями. Только на шарфе и перчатках Антона яркий орнамент.
Для женщин Михаил купил кашемировые ивановские шали: чёрную, две тёмно-синие и одну зелёную с люрексом  – Татьяне. На всех алели розы и георгины.
Для Бурана тоже был подарок – новый кожаный ошейник с нержавеющими металлическими украшениями и пластинкой, на которой сделали гравировку – его имя и адрес: Заповедник, усадьба лесника.
Маше поручили сшить мешки из разноцветного атласа или подкладочной ткани, похожей на атлас, чтобы завязывались сплетёнными шнурами. К каждому мешку пристегнули булавкой новогоднюю открытку с поздравлением и именем, кому предназначен подарок.
Ёлку поставили небольшую, украсили стеклянными игрушками, такими же гирляндами из бус, серебряными нитями дождя и ватными игрушками-зверушками, которые особенно нравились детям. Из ваты был и Дед Мороз с мешком. На самом верху – красная звезда, как на Кремлёвской башне.
Деды Морозы продавались в магазинах, а Снегурочек не было, и каждый год Маша наряжала Снегуркой одну из своих многочисленных кукол. Наряд шила ей сама, каждый раз новый и очень красивый.
Необычной была гирлянда, её подарил Семёныч, осталась, когда наряжал ёлку ещё своим детям. Лампочки не просто крепились к проводу, а вставлялись в прищепку-подсвечничек, которые прищеплялись к веточке, получалось, что ёлка украшена горящими свечами.
Дом был большой, построен ещё Таниным дедом, и семья была большая. Два брата Галины Васильевны и отец погибли в войну. Четыре комнаты обогревались квадратной отопительной печью, построенной в центре так, что обогревало сразу все комнаты. На кухне была обычная плита с тремя конфорками и духовкой.
В зале в углу примостился небольшой телевизор, ёлку поставили у окна, в центре – большой стол.
Приехали Маша с отцом, Надежда Николаевна с Антоном и Таней, Александра Ивановна с Ладой, много, конечно, но места хватало всем.
Собрались все ещё утром 31 декабря, натопили печь, наготовили всякой вкуснятины, и в холодильнике поселились торт шоколадный, торт-мороженое и пара бутылок шампанского.
Во второй половине дня Надежда Николаевна спросила:
- Лыжи все привезли, как я просила?
- Привезли, привезли! И что будет дальше?
- А дальше идём на Байкал. Володя, возьми большую сумку, что стоит в углу, берите свои лыжи, оделись и вперёд – шагом марш!
В доме остались бабушка и Александра Ивановна, которая на лыжах ходить не умела, но замечательно сервировала стол, чем и занялась, чтобы к приходу компании всё было готово.
В последние годы посёлок благоустроили. Школа, магазин, водопровод – всё это было раньше, а котельная, отопление, канализация, баня – это появилось недавно.
Галине Васильевне с мамой подвели сети в первую очередь, как семье фронтовика, погибшего в войну. Только печь они в сильные морозы всё же топили, а плиту редко, готовили на электроплитке.
Дворик был маленький, хозяйство не держали, колодец был, в сарае дрова да иногда уголь, так и жили.
Александра Ивановна вскипятила воду в электросамоваре, чтобы потом подогреть и заварить чай.
Тем временем Надежда Николаевна с мужем подыскали на озере ровное место, где не было глыб льда, и разбили флажками трассу.
- Зачем? – удивились ребята.
- Сейчас начнём соревнование. Здесь старт, а тут финиш, пять кругов по трассе, за первое место – приз. Начинают ребятишки, потом взрослые. Итак, внимание – старт!
Первой, что всех удивило, прибежала Лада, потом Антон и последней Маша.
- Молодец, Ладочка! Держи приз.
Это был большой шоколадный Дед Мороз. Антон с Машей получили по маленькому шоколадному зайчику с морковкой.
У взрослых выиграл Владимир Иванович, и Надежда вручила ему бутылочку армянского коньяка три звёздочки. Самому организатору и Татьяне не досталось ничего.
- А теперь быстрее домой, думаю, нас уже ждёт накрытый стол.
Их, действительно, ждал накрытый стол, горячий самовар и свежезаваренный чай. Лада поставила свой приз под ёлку.
- Лада, откуси от него кусочек.
- Нет, не буду, жалко.
- Нужно было вручить тебе Карабаса Барабаса или Бармалея, ты бы ему сразу голову откусила, - засмеялся Антон. - А где твой заяц, Маша? Уже слопала? Вместе с морковкой? Я думал, ты его Александре Ивановне подаришь, я своего подарил бабушке. Ну, ты и сладкоежка!
Маша виновато посмотрела на Александру Ивановну.
- Не переживай, деточка, я не люблю сладкое.
За столом было шумно и весело. Прослушали новогоднее поздравление, под бой курантов «стрельнули» двумя пробками шампанского в потолок, потом Владимир Иванович пальнул с крыльца из старой дедовской двустволки, выстрелы звучали и из других домов посёлка.
Утром помогли Галине Васильевне убраться и поехали в Иркутск. Надежда Николаевна взяла ребятам три билета на главную ёлку города, а через пару дней отвезла в усадьбу, где их уже заждались.
Владимир Иванович уехал домой, ему нужно было на работу, у взрослых каникулы кончились.
Всю предновогоднюю неделю ёлочные базары работали в городе и даже в посёлках, но почему-то желающих самому срубить ёлочку в лесу не уменьшалось, и самое удобное время, считалось, до рассвета, фактически, ночью. По этой причине на охрану леса в эти дни Михаил с Семёнычем и Бураном выходили задолго до рассвета.
Сегодня 31 декабря, ещё не поздно срубить и нарядить ёлочку.  Северные ночи в отличие от южных не бархатно чёрные, а жемчужно светлые. И хруст снега, если ты не на лыжах, а наступаешь на него, ни с чем не сравнимый, особенно, с хрустящей на заячьих зубах капустой.
Обычно, с противоположного берега через замёрзшую реку приходили с саночками и топориком, глубоко в лес не совались, боялись встречи с диким зверьём, а с краешку рубили молоденькую сосёнку или ёлку.
Михаил отправился вверх, а Семёныч с Бураном вниз по реке. Не пробежали и пары километров, как услышали детский крик:
- Деда, деда, смотри, Дед Мороз на лыжах и рядом с ним волк!
В заячьем тулупе и такой же шапке Семёныч, действительно, смахивал на  Деда Мороза.
- Лесник я, Дед Мороз с ружьём по лесу не ходит, а волк, действительно, настоящий. Помощник мой, помогает тайгу беречь от таких, как вы, нарушителей закона. Ёлки надо на ёлочном базаре покупать, а не в лесу ночью рубить.
- Дедушка-лесник,  не успели мы на базаре купить. А ёлочку так хочется, чтобы Дед Мороз под неё подарок мне положил.
- А ты, старый, что молчишь? Внук у тебя за адвоката, что ли? Давай свой топор.
- Нет у меня топора, вот, ножовку прихватил. Мы тут рядом за речкой живём, не успела дочка на рынок съездить, вот Степашка меня и уговорил.
- Ладно, пошли, найду вам подходящую ёлочку.
Степашка захлопал в ладошки, вернее, в рукавички.
- Спасибо тебе, дедушка-лесник, и волку твоему тоже, что не съел нас.
- Ещё чего выдумал, добрый он у меня, и никого не ест, даже зайцев, только охраняет от браконьеров.
Они проводили непрошеных гостей.
- А теперь, Бураша, догоняй Мишу, а я побегу в усадьбу, нужно баньку истопить да к столу что-нибудь приготовить. Проводим старый год, встретим Новый и дуплетом с крыльца шарахнем – всё, как положено.
Михаил вернулся, когда уже совсем стемнело, Буран сразу к своей миске и в будку спать завалился, а мужички в баньку смывать грехи, что за год накопили.
И стол накрыли по высшему разряду – зайчатина, сальцем нашпигованная, в сметане тушёная, картошка с грибами и куропаткой в горшке потомилась – вкусненько. И конечно, соленья – грузди, рыжики, капуста с клюквой.
Шампанское и каравай ржаного хлеба Михаил давно привёз. Шампанское не открывали, брусничной наливкой обошлись.
- А этой газировкой гостей угощать будем! – сказал Семёныч.
По телевизору, как всегда, поздравление прослушали от партии и правительства, а потом всеми любимый «Голубой огонёк». Семёнычу особенно нравилось, что на этом «Огоньке» можно было увидеть многих интересных и знаменитых людей, даже космонавтов. И,  конечно, присутствовали певцы, юмористы, любимые артисты.
До упаду всех смешили Маврикиевна и Никитична. Семёныч долго не верил, что они мужчины.
- Надо же, нацепили юбки, платки да очки и в бабок превратились, грима-то на них никакого нет, удивительно.
Через пару дней прикатили долгожданные гости. Привезли подарки, только пробыли недолго, уже кончались ребячьи каникулы.
И зашагали все дальше по семьдесят первому году, навстречу следующим годам.





Глава 13
Возвращение в мир

Путь был долгий и трудный – по тайге, по замёрзшим рекам. Когда стали встречаться селения, заходили редко – отдохнуть, пополнить запасы продуктов, представлялись экспедицией геологов.
Особенно тяжёлым этот переход оказался для Рины, но держалась она стойко, даже Иван её похвалил:
- Ты, дочка, молодец, боялся за тебя, думал, не выдержишь. Теперь уже близко, считай, дошли.
К родным местам подошли, когда река ещё стояла. Знакомые места, только узнавал он их с трудом, так всё изменилось за тридцать лет. Домой-то, домой, только дома их уже давно не было, и колхоза тоже не было, а был большой и довольно успешный богатый совхоз, в правление которого они и заявились, прямо к директору.
Новых людей, конечно, прибавилось много, но и бывшие колхозники никуда не делись, один из них, моложе Ивана лет на десять, как раз и был директором. Историю семьи Медведевых он знал, удивился очень, но принял радушно.
- После вашего ухода, через пять лет две семьи вернулись, мужики их даже войну провоевали, а вы что-то припозднились на тридцать лет. Есть у нас недалеко от правления два дома – старые, но хорошие. Использовали их под гостиницу для приезжих, а теперь построили гостиницу, и пустуют они. Можно там поселиться, бывшие жильцы давно живут в новых домах, строим мы жильё. Устраивайтесь, дрова, уголь – всё там есть, и колонка во дворе, а завтра приходите – документы восстановим.
- Спасибо, Андрей Кузьмич. Помню тебя, и батюшку твоего.
- Умер он в прошлом году.
- Царство ему небесное, жаль, не свиделись. Ещё раз спасибо тебе.
Два дома стояли рядом, они, действительно, были оборудованы под гостиницу. В одном, видно, жили недавно – две комнаты, столовая, кухня, даже кровати заправлены, и занавески на окнах. Здесь они и поселились.
Натопили печь, вёдра, кухонная утварь тоже нашлась, харчи свои. Поели, отдохнули, а утром отправились восстанавливать свои личности.
С Иваном всё просто, у него паспорт сохранился, а Егору и Арине дали пока справки, а получить паспорта нужно ехать в область, в город, ведь у них не было даже свидетельств о рождении.
Совхоз, действительно, был большой и не бедный: больница, школа, детский сад, почта-телеграф, клуб-кинотеатр. А главное – большая молочная ферма, и свиноводство, и овцеводство, и птицеводство, и даже коневодством занимались. Сельхозтехники в достатке. Своя мастерская, башня водонапорная, водопровод, баня, электричество, Дом быта, пекарня. Большой магазин – там и промтовары, и продукты.
Совхоз скотоводческий, но поля большие и на них, всё, что надо. И пасека небольшая имеется. Всё есть – живи, работай да радуйся.
До города недалеко, и у некоторых на домах антенны, значит, телевизор смотрят, и легковые машины не редкость.
Иван, конечно, удивился, как много сделано, но вспомнив, сколько прошло времени, решил, что можно было и большего достичь. Про космос он ещё не знал, а то бы так не думал.
Молодых поражало всё – кино, телевидение, машины, самолёты и вертолёты. Они словно в сказку попали, особенно, Егор. А Рина говорила, что ей кажется, она где-то это видела. Егор её, как всегда, убеждал:
- Наверное, в прошлой жизни или во сне.
А как иначе объяснишь?
Ивану очень помог друг его молодости Сергей. Съездили в область, с паспортами всё уладили, но Егора и Рину город оглушил своим шумом, многолюдьем, огромными домами. И даже фотография, где делали фото на паспорта, их поразила.
В деревню вернулись уставшие, оглушённые, растерянные. Трудно было так сразу осмыслить и воспринять всё увиденное и услышанное.
Иван зашёл в больницу, там же была и аптека, попросил чего-нибудь успокоительного, дали ему валерьянки, сказали пить по тридцать капель на полстакана воды. Напоил ребят по чайной ложке на полстакана – ничего, немного успокоились. А после сладкого, горячего, травяного чая, наконец, пришли в себя.
Ещё через неделю отец ушёл обратно, чем очень удивил Андрея Кузьмича:
- Что ему не понравилось?
Егор объяснил:
- Всё понравилось, но там осталась мама с двумя детьми, они без него не смогут.
- А вы как решили?
- Будем на работу устраиваться – Арина в магазин или больницу, а я на конеферму.
- Хорошо, приходите в правление, в отдел кадров.
Огорчил Иван и друга своего тем, что не остался. Сергей Семёнович  приглашал Егора жить к себе, детей у них с женой не было, дом большой, просторный, сад, огород, хозяйство, но они отказались, решили остаться в гостиничном домике, начать жить самостоятельно, но в гости к Сергею Семёновичу и его Аннушке ходили часто, и те им помогали осваиваться в этом новом, незнакомом мире.
Особенно трудно было Егору, а Арина чувствовала себя хорошо, словно всегда здесь жила, всё узнавала, вспоминала, только жизнь свою личную и себя в ней вспомнить не могла, как ни старалась, будто не было её там, в этой жизни. Ходила в библиотеку, книги читала и всё больше удивлялась, что всё в них ей знакомо, знает она эту прошлую жизнь, жила в ней. Только когда?
Егор просил её:
- Не думай ты об этом, не вспоминай, мы же решили начать жить сначала, словно не было ничего в прошлом.
- Не знаю, как можно жить без прошлого, но я постараюсь ради тебя.
Неожиданно, всегда здоровый, Егор вдруг заболел, и врач настоял, чтобы он лёг в больницу.
Рина удивилась:
- Зачем в больницу? У него обычная простуда или грипп.
- Был грипп, но инфекция попала в лёгкие, и сейчас у него инфекционное воспаление лёгких, очень опасное заболевание. Обычно, оно случается у новорожденных, когда их лёгкие впервые сталкиваются со средой, в которой полно инфекций и вирусов.
- Понятно. Ведь Егор родился и всё время жил в тайге, где нет этой гадости. Доктор, это очень опасно?
- Да, но сейчас есть сильные лекарства, будем лечить. Я уже назначил уколы.
- А может, ему лучше в сосновый лес, пожить там. Природа – лучший врач. Мне свекровь рассказывала про случай, когда у одного генерала молодая жена, больная чахоткой, решила поехать с мужем на новое место его службы, чтобы умереть, находясь рядом с любимым человеком, но в том месте, где стояла их часть, был сосновый бор, живя там, женщина поправилась. Потом в этом месте построили санаторий, и люди стали ездить туда лечиться.
- Подождите, сейчас нужно срочно пройти курс лечения, а сосновый бор у нас есть свой, здесь недалеко, успеете ещё съездить.
Егор болел тяжело. Рина устроилась работать в больнице и всё свободное время не отходила от мужа.
Сегодня она дежурила в ночь и под утро зашла в его палату, он лежал один, двоих днём выписали. Она перестелила бельё и присела на соседнюю койку.
Как он похудел, осунулся, ей стало страшно, спазм перехватил горло, сердце болезненно сжалось. Что, если?.. Нет, нет, она не переживёт этого. Арина смотрела на родное, такое любимое лицо. Бледность проступала даже сквозь смуглую кожу, наклонилась и поцеловала в лоб, губами ощутила, что температура спала.
- Слава Богу, надо ещё напоить травяным матушкиным отваром.
Егор открыл глаза:
- Риночка, в чём дело? Почему глаза на мокром месте?
- Боюсь за тебя, вспомнила, как влюбилась в тебя с первого взгляда. А ты?
- Я тоже.
- Подожди, мы же с детства были вместе…
- Наверное, это произошло, когда повзрослели и по-другому взглянули друг на друга.
- Со мной это произошло раньше, и мне так хотелось, чтобы ты меня полюбил.
- Полюбил ведь, да ещё как, и никогда не разлюблю.
- Попробуй только!
- А что тогда?
- Тогда и узнаешь.
- Не бойся, этого не случится, надеюсь, и с тобой тоже. Я очень тебя люблю, и мало ли что со мной…
- Не смей об этом не только говорить, даже думать! Я вытащу тебя, Мария многому меня научила. Ты понял?
- Понял, понял, успокойся, но кой о чём хочу тебя попросить.
- О чём?
- Есть на мне большая вина перед тобой, если когда-нибудь узнаешь, в чём именно, прости меня и знай, что поступил я так только потому, что полюбил тебя больше жизни и боялся потерять.
Рина задумалась:
- Не знаю, как бы поступила сама перед выбором совершить какой-то поступок и возможностью потерять тебя или твою любовь, но обещаю прощенье, если это не измена или предательство.
- Нет, Риночка, об этом не может быть и речи. Спасибо тебе, родная.
- Никакая я не родная, была б родная, не была бы тебе женой. Смена моя кончилась, пойду домой, нужно лекарство ещё одно тебе приготовить, матушка дала с собой мне всяких трав, и зайти к Степану Ивановичу поговорить насчёт отдыха в заповеднике, где-то он здесь недалече. Всё, отдыхай! – она поцеловала его и вышла из палаты.
То ли лекарства и старания доктора, то ли снадобья Арины, сильный молодой организм Егора и большое желание выздороветь, а возможно всё вместе взятое, но он быстро пошёл на поправку.
В тайгу на месяц уйти, если на работе отпустят, решили обязательно, и доктор одобрил.
Сергей Семёнович обещал их проводить:
- Знакомый мой там лесником, примет с радостью. Места у нас здесь замечательные, леса заповедные, реки знаменитые. Большой Абакан знаете, в Енисей впадает, а тот по западному краю Саянской тайги бежит на север до самого Карского моря.
А Иртыш, знаете, чем знаменит? На берегу его погиб Ермак, что завоевал Сибирь царю-батюшке Ивану Грозному. Не уберегли казаки своего атамана, когда под покровом ночи предательски напал на войско татарский хан Кучум. Песня даже про это есть, в нашем клубе ребята поют: «На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой…»
- Много вы про свои места знаете.
- А как же, живу здесь с малолетства. Выздоравливай, Егорушка, скорее, на работе, думаю, не откажут, раз для здоровья нужно. И в путь!
Через неделю Егора, наконец, выписали из больницы. Он даже вышел сразу на работу, хотя было ещё три дня по больничному листу. Директор разрешил отпустить обоих в «незаработанный» отпуск и снабдить транспортом до места отдыха.
Поехали верхом, на одной лошадке Сергей Семёнович, а на другой Рина с Егором. Добирались два дня, ночь на полпути переночевали в деревне. Молодой лесник Анатолий с женой Асей встретили их радушно.
- Хорошо, что приехали, а то моя жёнушка совсем заскучала, просится домой на побывку.
Дом у «хозяина леса» был просторный, поселили их в отдельной комнате. Сергей Семёнович на другой день уехал обратно.
Ася познакомила Рину со своим нехитрым хозяйством. Анатолий брал Егора с собой, уезжали рано утром каждый день.
 Сейчас самый разгар лета, и хотя от жилья далеко, и редко кто сюда добирался, но вероятность пожаров в это время велика. Кедровник здесь небольшой, мало кедра, больше сосна и ель, на опушке встречается иногда берёза. Жаль, не было близко реки или озера, но зато хороший родник и ручей от него бежит, бежит, звенит по каменистому донышку куда-то далеко.
Сюда к нему утром Егор с Риной бегали испить водицы, умываться и обливаться. Водичка живая, холодная. Они брали с собой ведёрко, и Егор выливал воду сперва на кудрявую голову Арины, потом на свою. После такого душа омывается аура, и, кажется, что ты вновь родился, столько в тебе силы, энергии, и всё вокруг видится ярким, светлым, обновлённым, и рвётся из груди крик восторга и радости, радости жизни!
- Какая ты красивая, и кудри твои закрутились ещё круче, хорошо, что ты давно не подрезаешь волосы.
- С прошлой осени.
- Не нужно, не трогай их, пусть растут и вьются, мне очень нравится.
- Хорошо, не буду. Бежим в дом, так хочется есть, куснуть кого-нибудь,  что ли!
- Только не меня, беги, а я наберу ведёрко воды и догоню тебя.
Еда у Аси простая, но вкусная. Обычно она варила каши, разные – перловую, гречневую, ячневую, заправляла их жареными грибами, и  ещё пшённый – охотничий кулеш, его особенно любила Рина.
В кладовой – соленья, моченья, варенье, сушёные грибы, травы – дары леса. Был и мёд, поставил Анатолий два улья прямо в бору, да разорили их косолапые. Остальные продукты привозили Асины родители из деревни – был у них сад, огород и большое хозяйство.
У Анатолия с Асей тоже есть хозяйство, но маленькое – конь да коза, которая даёт им вкусное молочко. От них Рина узнала, что козу нужно выбирать по молоку, так как не у всякой козы молоко вкусное.
Ещё  Ася научила её варить овсяный кисель – овёс заквасить, когда закиснет, протереть через сито, сварить. Когда кисель застынет, то станет похож на холодец, и тогда его можно есть с подсолнечным маслом. Рина ела с удовольствием, а Егор сказал:
- Как ты ешь такую гадость?
Вот так, ничего не поделаешь, недаром говорят: «На вкус и цвет товарища нет».
Место, где росли кедры, оказалось недалеко, и Егор с Риной ходили туда пешком, по дороге собирали грибы, ягоды. Удивительное это дерево кедр – могучий, красивый и щедрый – кормит, лечит, успокаивает.
Егор подходил, обнимал ствол, прижимался к нему. Рина улыбалась:
- Мне вдруг вспомнилась песня или стихи – «Как жену чужую, обнимал берёзку…» Берёзка – это женщина, а кедр – мужик. Чего ты с ним обнимаешься?
- Энергию он излучает, силы прибавляется, попробуй.
Она подошла, прислонилась к стволу:
- Ничего я не чувствую, ничего у меня не прибавляется.
- Потому, что не веришь. Чтобы почувствовать, чтобы помогло, нужно очень верить, что так будет. Дед говорил, в Библии написано: Христос сказал своим ученикам, что они могут, как и он, воскресить человека, а когда те пожаловались, что у них не получается, объяснил: «Потому что вы сами не верите, что можете это сделать». Поняла? Верить нужно.
- Поняла. Хватит обниматься, пора возвращаться.
Они подошли к роднику, Егор взял её на руки, перенёс через ручей и продолжал идти.
- Поставь меня на землю, тащишь на руках, словно ребёнка. Вообще, ведём себя, как дети, то в догонялки играем, то грибы собираем.
- Положим, грибы не только дети собирают.
- Думаю, всё это оттого, что деток у нас нет.
- Будут обязательно, ты уже лечиться начала, а мать что говорила – леченье долгое, нужно подождать.
- Сколько ждать? Мы с тобой уже в четвёртый десяток шагнули.
- Ой, какие годы! Всё впереди! – он опять подхватил её на руки и зашагал к дому. – А пока тебя поношу, а то совсем физически не работаю.
- Значит, нести меня – для тебя просто работа?
- Конечно, а ты как думала?
Рина рассмеялась.
- Вот ты и развеселилась, а то совсем захандрила.
Егору очень понравились большие и маленькие короба, которые Анатолий мастерил из бересты.
- Из берёзы много чего сделать можно – посуду разную. Из лыка лапти плели, и вот ещё посмотри, - он принёс красивую шкатулку. – Шкатулку можно сделать любой формы, лучше из тёмного дерева или пропитать «морилкой». Снимаешь тонкий слой бересты, вырезаешь на ней ажурный рисунок и наклеиваешь это светлое кружево на тёмное дерево. Видишь, какая красота получается.
Пора было возвращаться, Егор поправился, поздоровел. Жаль было расставаться с гостеприимными хозяевами, они подружились.
- Приезжайте к нам в совхоз, будем рады.
- Мы бы с удовольствием, только пока нет у меня помощника, не отпустят, а одна Ася не поедет, сами ещё приезжайте.
На работе их ждали, особенно Арину, она уколы делать научилась, за больными хорошо ухаживала, на ночные дежурства оставалась, не  отказывалась, и вообще, всем нравилась, сама не унывала и другим не давала, всегда могла поднять у больного настроение.
У Егора на работе всё было нормально, коневодство – дело интересное, тем более, что на ферме разводили и выращивали породистых коней. Лошадей он полюбил, раньше не знал этих замечательных, красивых, умных животных, но его тянуло делать что-то своими руками, особенно из дерева.
Рина заметила это, она подобрала в библиотеке литературу по резьбе по дереву и попросила Сергея Семёновича купить в городе необходимые инструменты.
Кроме того, он разыскал где-то старенький деревообрабатывающий станок, починил его, и они с Ариной подыскали ему местечко у них в доме.
Егор был счастлив, у него появилась своя маленькая мастерская. Он быстро научился работать лобзиком. Первые резные наличники, изготовленные по собственному рисунку,  подарил знакомым, и тут же посыпались заказы.
Раздобыл бересты, оказалось, он неплохо рисовал, и у него богатое воображение. Придуманные им замечательные сюжеты для панно, шкатулок, коробов и коробушек просто завораживали.
Рина была довольна, пока это его, как здесь говорят, хобби, а там будет видно. Теперь Егор реже вспоминал их жизнь на «необитаемом острове» и интересовался жизнью современной, их окружающей, и событиями в ней происходящими.
Они часто посещали библиотеку, из газет прошлых лет узнали много про космос, про первых космонавтов, о высадке людей на Луну, и  спорт, спорт… Егор переживал и болел за хоккей и лыжи, Арина за фигуристов.
Библиотекарь Инна Петровна подобрала учебники и стала заниматься с Егором по школьной программе. Учеником он оказался способным, схватывал всё на лету, а историю России до петровских времён знал лучше, чем она, от своего деда. За два года занятий он вполне мог сдать экзамен экстерном за десятый класс.
Помогала ей и Арина, оказалось, что то, чему Егор учился, она, к своему удивлению, давно знала, вернее, вспомнила, что знала. Поделилась с Инной Петровной:
- Не пойму, что происходит, мне кажется, что я уже прожила одну жизнь, а с некоторых пор живу другую.
- То есть, как это понимать?
- Дело в том, что когда мы жили в тайге, я упала, сильно ударилась головой и совершенно потеряла память. Свекровь, она хороший лекарь-травник, лечила меня, рассказала о моих родителях и всей моей жизни до этого падения.
Сама я так ничего не вспомнила, даже своего имени, и никого не узнала, кроме мужа. Последнее время я вижу странные сны, в них события и люди, о которых я знаю, мои родители, друзья. Сейчас вспомнила, что окончила школу и училась в институте, а дальше –  чёрная стена, словно жизнь эта оборвалась и началась другая. Может так быть?
- Послушай, Риночка, увлекаюсь я и даже собираю разные истории и явления, о которых иногда пишут в журналах наших и иностранных или в газетах, брошюрах. Сейчас много пишут об НЛО, врачи – о рассказах людей, перенёсших клиническую смерть. И как-то  в иностранном журнале прочла историю одной девочки, рассказанную известным профессором.
Не помню только, в какой стране это произошло. Сам он узнал об этом из газеты, где написали о странных событиях, происходящих в одной семье, очень заинтересовался и поехал туда, чтобы разобраться, где правда, а где выдумка.
В этой семье родился третий ребёнок – девочка. До шести или семи лет она вела себя, как обычный ребёнок, и вдруг стала задумываться и говорить матери, что она не её мама, что мама у неё другая и зовут эту маму по-другому, и живёт она в другом месте. То же самое она говорила о всех членах семьи, даже своё имя не признавала и называла себя совсем другим именем, никому не известным.
Этот профессор или учёный подробно расспросил девочку о том месте, где она считает, что когда-то жила. Изучил карту этой страны и понял, примерно, где это могло быть, кстати, не так уж и далеко от места, где жила эта семья. Он попросил разрешения у родителей взять девочку с собой, они сели в машину и поехали.
Через сутки езды девочка вдруг стала узнавать  знакомые места и подсказывала, где свернуть и куда ехать дальше. В небольшом посёлке недалеко от реки она указала дом, в котором, якобы, живут её родители. Мужчина и женщина, которые там находились, были очень удивлены рассказом профессора и сказали, что у них растёт сын, но раньше была девочка, но она утонула в реке, когда ей было шесть лет.
Профессор спросил, нет ли у них её фотографии. Фото нашлось, но девочка на нём совершенно не походила на ту, с которой он приехал. Они пошли к речке, девочка привела его к месту, куда она пришла с другими ребятами. Кто-то нечаянно толкнул её, она упала с крутого берега в воду, плавать не умела и последнее, что запомнила, зеленоватый цвет воды.
Профессор и другие учёные объясняют это так: когда человек так неожиданно погибает, его душа (они называют – энергия) может очутиться в только что родившемся ребёнке.
Так что, Риночка, возможно, какая-то девушка неожиданно погибла, когда ты родилась, и душа теперь твоя помнит жизнь этой девушки.
- Если это так, то понятно, откуда у меня эти знания.
За два с лишним года, что прожили здесь, они много узнали, многому научились, всё было хорошо, но Рина мечтала переехать в город, тянула её туда душа, её или той неизвестной девушки, но тянула. Нужно было подготовить Егора, а прежде съездить туда с Сергей Семёновичем на разведку, как и что там с работой, с жильём, может, даже договориться, а уже потом с Егором затевать разговор.





Глава 14
Снова Буран. Жизнь за друзей. Встреча с прошлым.

Бежит, бежит времечко… А может, это мы бежим? Оглянуться не успеешь – дети стали молодежью, молодежь – взрослыми, взрослые – пожилыми, пожилые – стариками. А в старости, Семёныч говорит, годы вылетают, как горошины из засохшего стручка.
Антон школу окончил, в Москву уехал, в институт Менделеева поступает. Скоро Маша школу закончит, мечтает об Иркутском педагогическом. Ладочка повзрослела, похорошела. Семёныч постарел. Умер его любимый Хрущёв, он даже поминки устроил, но поминал в одиночестве, Михаила не приглашал.
Эти два года «иркутяне» посещали усадьбу редко – у Антона выпускные экзамены, у девочек занятия, Александра Ивановна одна к ним не приезжала. Татьяна вся в делах, она теперь в школе завуч.
Чаще наведывался Владимир с другом поохотиться и с женой повидаться, она к ним теперь почти не приезжает, уговорили её всё-таки, согласилась на пост второго секретаря обкома. В больнице оперирует редко, только в особо тяжёлых случаях.
Владимир Иванович ворчит:
- Высоко ты, мать, забралась, смотри, больно будет падать, тебе не в секретари, а в бабушки давно пора, пятьдесят девять уже. Правда, ребята внуками нас не жалуют.
Михаил Семёныча в зимнее время не всегда берёт с собой. Тот хоть и хорохорится, а возраст своё берёт, стал быстро уставать. Хозяйством занимается, с телевизором чаще общается, и Михаилу потом рассказывает самые интересные новости. Тот приходит уставший, и частенько ему не до телевизора. Последнее время стали часто показывать старые фильмы или почему-то запрещённые, снятые с экрана, они Семёнычу очень нравятся, видно, молодость напоминают.
Вот фильм «Кубанские казаки» при Сталине вышел, вождю понравился, назывался тогда «Весёлая ярмарка». При Хрущёве его на полку убрали. Никита сказал: «Нечего людей дурить, всё там враньё, одна бутафория». А фильм хороший, людям нравится, и многие верят, что так оно и было.
Не стало Никиты, и фильм снова появился на экранах под новым названием «Кубанские казаки». Артисты хорошие играют – Лучко, Андреев, Лукьянов, Ладынина – жена Пырьева, режиссера, который фильм снимал. Он её во всех своих фильмах снимал. «Свинарка и пастух», «Верность», «В шесть часов вечера после войны».
В общем, увлёкся старик старыми фильмами, но и про новости не забывал, особенно про космос. Поэтому Михаил был в курсе, что в апреле впервые запущена долговременная станция Союз-1, а в мае межпланетная станция Марс-3 и «примарситься» на Марс она должна в декабре.
- Здорово! Молодцы наши учёные и изобретатели!
- Семёныч, ты у меня, как личный комментатор, только про спорт не забывай, особенно про зимний.
- А что, спорт? Как раз по зимним видам, считай, везде мы первые.
Зима 71-72 года, как и все сибирские зимы, морозы минус 20 – это потепление, выше не поднимается, а опуститься может и до минус 45. Обычное дело.
Январь – зимняя серединка, Михаил решил проверить зимовье, как там и что там, Бурана с собой взял. День солнечный, безветренный, зимой ветер редко бывает, видать, мороза боится. Зато весной свирепствует, иной раз так разбушуется – крыши с домов срывает.
Лыжня накатана, добежали быстро. Уже на подходе к зимовью Буран насторожился, зарычал.
- В чём дело? Учуял гостя в доме? Сейчас проверим.
Михаил снял лыжи, ружьё прислонил к стене, сбросил тяжёлый рюкзак и начал открывать дверь.
Буран забежал за угол избы.
- Точно кого-то учуял за домом, - решил Михаил.
Он услышал тяжёлые шаги и обернулся, из противоположного угла прямо на него надвигался огромный разъярённый медведь –  медведь-шатун, встреча с ним добром не кончается. Поднятый из берлоги или просто не успевший нагулять жира, чтобы залечь на зиму, голодный, злой, он бродит в поисках пищи и в ярости может наброситься даже на вооружённого человека.
Сбитый с ног, Михаил понял, ещё мгновение и он навалится на него всей тушей. С рычанием Буран прыгнул и вцепился в медвежье бедро, тот развернулся, сильным ударом лапы отшвырнул собаку и снова обернулся к человеку, но наткнулся на дуло ружья. Выстрел был почти в упор, но в падении медведь нанёс удар лапой по плечу Михаила,  оторвал рукав дублёнки и разодрал кожу. Михаил упал, но тут же вскочил и вытащил нож. Напрасно, лежащий зверь уже не поднялся, в агонии он скрёб когтями по снегу.
Михаил бросился к неподвижно лежащему Бурану:
- Буранушка, что с тобой, дружок?
Он осмотрел собаку. Буран застонал.
- Видно, удар пришёлся по позвоночнику, потерпи, мой хороший, потерпи. Сейчас позовём Семёныча.
Он достал рацию:
- Семёныч, срочно с санками приезжай к зимовью, шатун на нас напал. Буран ранен, и я не совсем в порядке.
Он осторожно на руках занёс в дом Бурана, снял разорванную дублёнку, рубахой замотал свою рану.
Это было ближнее зимовье, и Семёныч прибежал быстро.
- Ну и дела у вас тут. Связался я с управлением, попросил, чтобы прислали людей, надо со зверем разделаться. Думаю, они скоро будут здесь. Скорую не вызывал, в милицию сообщил, сказал – у меня двое раненых, пусть приезжают.
- Спасибо, Семёныч. Давай уложим Бурана в сани, подстилка там есть, и укроем моей дублёнкой, она без рукава, а я надену старый полушубок, нашёл здесь, и поехали быстрее.
На полпути они встретили ребят, приехавших из управления, расположение зимовья они знали.
- Вы, мужики, знаете, что делать, а я подъеду к вам с санями, только раненых в город отправлю.
Возле усадьбы стояла машина, и почти одновременно с ними подъехала милицейская.
- Что у вас стряслось, мы толком не поняли?
Михаил всё объяснил. Лейтенант был знакомый, не раз сюда приезжал.
- Отвези меня в ветлечебницу, срочная помощь нужна моему помощнику, а мне там тоже помогут, или сам после до больницы доберусь.
- Конечно, давай устроим его в машине, и поехали.
В ветлечебнице работал друг Михаила, вместе в институте учились, только тот на ветеринарном отделении, а он на охотоведческом.
- Оставляй своего друга здесь, осмотрим, проверим, что с ним, если надо, прооперируем, хирург у нас замечательный. А тебе сейчас вызову «скорую», тебе тоже в больницу срочно нужно.
Михаил был так расстроен и переживал за Бурана, что забыл про своё плечо и, кажется, даже боли не замечал. И только в больнице почувствовал, какая она сильная.
Врач осмотрел рану.
- Эко, ободрал тебя косолапый. Долго заживать будет. На перевязку приезжай через день.
- Обязательно, мне и к своему другу нужно, он тоже здесь, только в другой больнице.
- В какой?
- В звериной.
- Всё ясно, значит, оба пострадали.
Больше месяца Михаил ездил в город, у него заживление пошло быстро, а Бурана пришлось оперировать, и в больнице он застрял надолго. Потом разрешили забрать домой. Хирург обещал:
- Надеюсь, на ноги он встанет, но не скоро, делайте всё, что я сказал.
Это «не скоро» казалось бесконечностью. Прошли зима, весна, наступило лето, а задние ноги Бурана не шевелились, хотя Михаил с Семёнычем лечили его усердно, выполняли все рекомендации хирурга.
Приехала на летние каникулы Лада, и у Бурана появился ещё один доктор.
Александра Ивановна задержалась в городе, обещала в музыкальной школе поработать на время отпусков.
Михаил придумал и сделал для Бурана низкую короткую тележку с бортиками на колёсиках, пристёгивал его к ней, научил передвигаться, ходить на передних лапах и возить себя по двору. У него это получалось, и Лада подолгу гуляла с ним в хорошую погоду. А когда было очень жарко, помогала лечь в замке, там было прохладно.
Всё свободное время девочка проводила со своим мохнатым другом, ухаживала за ним, ласкала, а иногда обнимала и уговаривала:
- Буранчик, хороший мой, выздоравливай скорее, пожалуйста, прошу тебя.
Он слизывал с её щёк слёзы, словно старался утешить, а они у Лады от этого бежали ещё сильнее.
Михаил, молча, смотрел на эти сцены, у него щемило сердце, и терзало чувство вины. Буран спас его жизнь, а он не в силах ему помочь. Зато Семёныч ворчал:
- Развели мокротень, - а у самого в глазах тоже стояли слёзы.
В это воскресенье жара стояла под тридцать градусов, Лада уложила Бурана в замке отдохнуть, а сама устроилась с мольбертом в тенёчке под ёлкой. Замок видно и пушистые кедры – красиво получится.
Из дома вышел Семёныч:
- Ладочка, я бегом до озера, надо пугнуть кой-кого, совсем обнаглели, браконьерничают прямо у нас под носом, запри за мной ворота.
- Хорошо, дедушка, закрою.
Через десять минут она вспомнила о наказе, но не успела сделать и пяти шагов, как во двор вошли двое мужчин, один лет пятидесяти, другой молодой.
- Вы охотники? Дедушка сейчас придёт.
- Видели мы твоего деда, потому и заглянули сюда, а тут такая конфетка.
Тот, что моложе, направился в сторону Лады.
- Оставь девчонку, пошли в дом, пошарим, нет ли оружия, да жрачки прихватим, оголодали.
- Вот и топай, а я красоткой займусь.
- Не дури, ребёнок она ещё.
- Чо захотел, я бабы три года не видел. Как бы не так. Иди ко мне, конфетка, сейчас я тебя попробую.
Лада бросилась к замку.
- Куда ж ты спешишь? – он схватил её, бросил на землю, придавил своим телом и, привстав на колени, начал разрывать её тонкое платьице.
Крик отчаяния и боли потряс воздух:
- Буран, помоги!
Он услышал этот призыв, словно пружина сработала в теле, выбросила его из открытых дверей замка, и мощные челюсти сомкнулись на шее бандита. Хрустнули позвонки, из прокушенной артерии фонтаном брызнула кровь, залив лицо Лады и морду собаки. В груди опрокинутого на спину насильника захрипело, заклокотало, и он затих.
Выскочивший на крик его напарник чуть не упал с крыльца, выронил мешок и с воплем: «Волк, волк!» - кинулся к воротам и наткнулся на дуло ружья Семёныча. От резкого толчка они отскочили друг от друга. Прогремел выстрел, пуля попала в ногу беглеца, только он уже не бежал, а сидел на земле и орал благим матом.
Когда Семёныч увидел окровавленную Ладу и Бурана, его чуть удар не хватил, но услышав радостный крик: «Дедуля, смотри, он выздоровел, выздоровел!» - успокоился и подошёл к убитому, лежащему в луже крови.
- Не убитый ты, а загрызенный, зарезал он тебя, как овечку. Всё же настоящий волчара ты, Буран.
Вернувшийся с обхода Михаил был потрясён, испуган, обрадован и возмущён:
- Как ты мог, Семёныч, оставить их одних?! Не ожидал от тебя.
Лада бросилась на защиту:
- Папа, не ругай дедушку! Это я забыла ворота закрыть.
Милиция уже увезла раненого и убитого, это были беглые из лагеря, которых искали уже третий день.
- Нас с Бураном тоже чуть не увезли.
- Вас-то за что?
- Бурана за то, что подонка этого загрыз, а меня, что второму ногу прострелил. В общем, за превышение чего-то.
- За превышение обороны.
- Вот, вот, этого самого. Я говорю: «А хотели, чтобы вместо этого бандюги посреди двора лежала задушенная изнасилованная моя внучка? Тогда бы я собственноручно его прикончил, а во второго я не стрелял». – «Что же он сам в себя выстрелил?» - «Вот именно, - говорю. – Сам. Я к воротам подошёл, они приоткрыты, чую, что-то неладно, снял ружьё, палец на курок, а этот выскочил, как бешеный, врезался в меня, чуть с ног не сбил, ружьё и выстрелило». Еле отцепились, вместо того, чтобы поблагодарить за задержание беглых.
- Да, дела. Лада, должно быть, сильно испугалась.
- Конечно, ещё бы, только когда увидела, что Буран выздоровел, про все страхи забыла. Зову их на озеро, чтобы отмыть, а она обнимает его, от себя не отпускает. Потом пошли, помылись, поплавали. Буран ещё прихрамывает на одну ногу, но это пройдёт!
- Конечно, заживёт, как на собаке. А доктор молодец, сказал, что привезли вовремя. И сделал он всё, как нужно, только сказал, что поправится ваш дружок не сразу.
Жизнь вошла в свою колею. Антон в Москве поступил в институт, обещали общежитие, домой не вернулся, поживёт до начала занятий в Подмосковье у Таниных родственников. Девочки на каникулах, отдыхают, Татьяна готовит своих учениц к фестивалю фольклорной песни и пляски, который состоится в Иркутске, приедут коллективы со всей области. Михаил с Семёнычем, как всегда, работают, Буран выздоравливает. Лада рисует и занимается с Александрой Ивановной заготовками на зиму.
Татьяна усиленно готовилась к фестивалю, её девчонки мечтали занять первое место. Побывала в Бурятии, в Улан-Уде, привезла замечательный старинный народный танец. Они его уже разучили и костюмы подготовили.
Народные танцы, как и песни, рассказывают о жизни, они так красивы и трогают душу, они расскажут о любви и свадьбе, о войне или охоте, о победе, поражении, радости, печали, о прошлом и будущем, обо всём, чем живёт человек.
Участники уже приезжали, репетиции шли в Дворцах культуры и даже в театре. Именно в театре, куда они приехали на последнюю репетицию, в фойе, она неожиданно столкнулась с Юлием. Он, видно, не узнал её, ведь прошло пятнадцать лет, но она узнала его сразу. На мгновение у неё приостановилось сердце, в груди похолодело, ноги стали ватными.
Видать, жизнь здорово потрепала красавчика, он сильно постарел, похудел, с него слетел шарм и лоск, но эта змеиная способность во взгляде привлекать и завораживать, чтобы потом ужалить – осталась.
Юлий о чём-то поговорил со своей ученицей, сидящей в кресле, и помчался дальше.
Таня присела рядом с девочкой:
- Это ваш руководитель?
- Да. Мы немного задержались, приехали издалека, - она назвала какую-то деревню. – Юлию Анатольевичу не сразу дали разрешение на выезд.
- Не поняла, какое разрешение?
- Дело в том, что он недавно освободился и живёт как бы на поселении. Но вы ничего не подумайте, он замечательный человек, видели бы, как он танцует! Его просто оговорили, - девочка оказалась очень разговорчивой.
- Кто же посмел так поступить с вашим преподавателем?
- Видите ли, когда я училась ещё в начальных классах, он работал в нашей школе, вёл кружок танцев. Он такой красивый, одна девчонка, десятиклассница, влюбилась в него, они стали встречаться, она забеременела, потом упала с лестницы и убилась. А её родители считали, что это Юлий Анатольевич её нарочно столкнул, подали в суд, и его посадили в тюрьму на пять лет. Но он, правда, не виноват, она сама на него вешалась.
Девчушка трещала, как пулемёт, не останавливаясь ни на минуту. Таня была поражена, но не особенно удивлена, она-то знала, на что способен этот человек, и эта его уверенность в безнаказанности, в этом и её вина, тогда, много лет назад, не стала связываться, писать на него заявление в милицию. Какой же негодяй, не пожалел ни девочку, ни своего ребёнка…
В зале снова появился Юлий:
- Петрова, я же просил тебя не опаздывать.
- Юлий Анатольевич, я уже бегу.
Он узнал Татьяну:
- Кого я вижу! Думал, вы в Подмосковье или в Москве, а ты, оказывается, здесь обитаешь. Рад встрече.
- Ну, ты и подонок!  Жаль, я тогда тебя не посадила.
- Ясно, эта балаболка успела всё выложить. Плевать, я уже на свободе, меня ценят, уважают. И завтра мы займём первое место. Вот так, дорогая бывшая!
Таня смотрела на это лицо с остатками былой красоты, украшенное гаденькой ухмылкой, и её трясло от такой ненависти и яростной злости, какой она никогда в жизни не испытывала. И будь он маленькой тряпичной куклой, разорвала бы пополам. В голове стучало, словно молотком: «Как ты могла, как ты могла не заметить этой фальши, притворства, наглости – ведь это было в нём всегда, другие-то видели. Что застилало твои глаза? Любовь?! Значит, и такая она бывает?!»
Татьяна быстрым шагом вышла из зала, слыша за спиной ехидный смех, чуть не бегом выскочила из театра, прислонилась к стене, чтоб не упасть – сердце выскакивало, горло сдавило, словно железной рукой. Глотала воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная из воды на сушу.
«Всё, надо успокоиться, взять себя в руки и никому ничего не рассказывать. Главное, чтобы Михаил не узнал. Что этот подлец живёт себе и процветает, и даже здесь выступает».
Ненавидит он его и может наделать глупостей. Она взяла такси. Дома никого не было, Надежда Николаевна ещё не пришла. Крепкий, сладкий горячий чай с ложкой коньяка – лучшее лекарство, чтобы расслабиться, снять напряжение.
Утром попросила у Надежды успокоительную таблеточку.
- Что так?
- Волнуюсь, сегодня выступаем.
- Удачи! Жаль, не смогу приехать, сегодня очень важное заседание. Позвони Александре Ивановне, пусть придёт и, конечно, с Ладой, если она не у Михаила.
- Обязательно приглашу, - она взяла трубку телефона и задумалась, стоит ли приглашать, хотя они же не знают этого Юлия и её историю. И набрала номер.
- Александра Ивановна, здравствуйте. Сегодня в два часа мои девочки выступают, приходите с Ладочкой.
- Лада у отца, а я обязательно приеду.
Юлий поинтересовался у учредителей фестиваля, кто руководитель ансамбля, выступающего от Иркутска.
- Семёнова Татьяна Дмитриевна. Она завуч десятой школы, преподаёт там иностранный язык, недавно потеряла мужа и сама едва выжила после этой автокатастрофы.
Перед началом концерта Юлий подкараулил Татьяну:
- А ты, оказывается, замуж вышла и в завучи выбилась. Я бы хотел увидеть своего сына.
- Это которого ты хотел зарубить топором? Сына у тебя нет и не было, сын был у меня. Хочу предупредить – моя свекровь первый секретарь области, и если ты попытаешься влезть в мою семью – мало не покажется, я тебя уничтожу. И за то, что ты сделал когда-то с нами, засажу тебя за решётку, несмотря на срок давности, свидетели все живы, о своей карьере теперь даже не мечтай. Самое лучшее – исчезни навсегда из Иркутской области, жизни тебе здесь не будет, - она повернулась к нему спиной и ушла за кулисы.
Начинали выступать её девочки.
Через неделю подводили итоги. Первое место занял их ансамбль, и гвоздём программы был бурятский древний танец. Юлия она больше не видела, видно, он постарался вообще не показываться ей на глаза. Ко всем своим недостаткам он ещё был трусом, и Таня не сомневалась, что из её и Антона жизни он исчезнет навсегда.
- Ура! Первое место! – девчонки и ребята прыгали от счастья, обнимали свою любимую учительницу, хотели даже качнуть, чему она воспротивилась.
- Только не это, ещё уроните, поломаюсь и опять попаду в больницу.
Зашли в кафе, взяли пирожные «эклер», мороженое, бутылку шампанского и бахнули пробкой в потолок, в общем, отпраздновали заслуженную победу.
Таня смотрела на веселящихся ребят и загрустила, так захотелось, чтобы одна из её учениц была её дочкой. Постоянные мечты о ребёнке не давали ей покоя, сказать Михаилу, что детей у них никогда не будет, она так и не решилась, а недавно вдруг появилась маленькая надежда.
 В больнице, уже перед выпиской, к ней несколько раз приходил врач-психиатр, в таких случаях, который произошёл с ней, это было обязательно. Так она познакомилась с Элей. Вместе с мужем Рэмом, тоже молодым специалистом, они работали в Иркутской психиатрической больнице.
Во время продолжительных бесед Таня сдружилась с Элей, откровенно поделилась с ней своими проблемами, возникшими в её жизни после аварии и полученных травм.
- Танечка, мы с мужем собираемся поехать в Индию по путёвке. По экскурсионной программе планируются посещения «Школы йогов», собственно, поэтому мы и решили поехать в отпуск именно туда. Йоги лечат многие болезни своими методами, в том числе и психиатрические, считающиеся неизлечимыми. Думаю, в твоём случае неплохо было бы там проконсультироваться, возможно, тебе помогут. Во всяком случае, шанс есть. Бери путёвку на март месяц и поехали с нами.
Таня сходила в экскурсионное агентство, путёвки ещё были, ей дали анкету, которую нужно заполнить, проверка шла целых полгода. Сведения о рождении ближайших родственников, начиная с дедушек и бабушек, Таня собрала быстро, но с отцом… С отцом произошла заминка.
На вопрос Тани о месте рождения её отца, Дмитрия Александровича Семёнова, Галина Васильевна сказала:
- Твой отец – Захар Иванович Кириченко родился в 1906 году в Польше, где в то время служил его отец, тогда это была территория России. А Семёнов – твой отчим, мой второй муж, он удочерил тебя, когда тебе было около трёх лет. С Захаром Кириченко – военным, работающим, как тогда говорили, в органах, я познакомилась в Подмосковье в 1934 году, где училась в педагогическом техникуме. В 1935 году мы поженились, а в 1939-ом родилась ты.
В 1937 году его перевели в Москву, на прежнее место службы в наш город он часто приезжал в командировки. Захар ждал получения квартиры, я ждала ребёнка. В сороковом году он, наконец, получил квартиру и сообщил мне, чтобы я приехала в Москву. Адреса в письме не было: «Жди меня на станции метро «Кропоткинская», я за вами приеду».
Я приехала с тобой и чемоданом, прождала его до вечера, никто не приехал. Домой вернуться побоялась, поехала к двоюродному брату, он жил недалеко от Москвы. Брат посоветовал домой не возвращаться, мы пожили у него, я устроилась работать в школу, познакомилась с Дмитрием Семёновым и вышла замуж. В 1955 году уехали в Сибирь, где жила моя мама на Байкале. Дальше ты всё знаешь.
Я пыталась после смерти Сталина разыскать Захара, но ответа на свой запрос не получила.
В анкете Таня написала год и место рождения отца и то, что в 1940-м он пропал без вести. Как ни странно, вопросов ей никаких не задавали, сказали, что всё нормально, можно делать прививки и ехать.
Михаил не возражал, чтобы она поехала – отдохнула, развеялась.  Таня начала собирать чемодан.





Глава 15
Жизнь в городе. Здравствуйте, малыши!

Рина стала ездить в город на лечение в областную больницу. Очень опытный врач-гинеколог обнадежила:
- Будем  лечить вас. Думаю, поможет, наберитесь терпения, придётся принимать болезненные уколы.
- Доктор, я всё стерплю, только бы помогло.
- Хорошо, если не можете лечь в больницу, приезжайте на процедуры два раза в неделю.
В одну из таких поездок, куда её сопровождал Сергей Семёнович, Рина уговорила его зайти на мебельную фабрику. Оказалось, зашли не зря, кроме цехов по изготовлению мебели там был художественный цех-мастерская, где делали красивые шкатулки и другие сувениры из дерева, и даже конструкторское бюро – здесь «рождались» новые модели мебели.
- Сергей Семёныч, нужно заглянуть в этот кабинет.
- В какой ещё кабинет?
- Около которого мы находимся, с надписью «Главный инженер». Ведь производством заведует главный инженер, а не директор, тот больше по делам административным. Расспросим обо всём, узнаем, каких специальностей рабочие им нужны, расскажем про Егора.
- Ладно, стучи.
На стук отозвался хрипловатый бас:
- Входите.
За большим письменным столом сидел полноватый, средних лет, интеллигентного вида мужчина с глубокими залысинами на голове, широкими густыми бровями, очках в роговой оправе, из-за которых на них внимательно смотрели добрые карие глаза.
- С чем пожаловали, молодые люди?
- Положим, насчёт молодости, это не ко мне, а к этой женщине, она и говорить с вами будет.
Сергей Семёнович опустился на один из стульев, находившихся у перпендикулярно стоящего к письменному столу небольшому длинному столику. Рина подошла к главному инженеру.
- Вы тоже садитесь и расскажите, что за дело вас сюда привело.
Рина подробно и красочно представила главному инженеру своего мужа.
- Вам нужны такие специалисты?
- Нам, действительно, нужны такие специалисты. А почему не пришёл он сам, а послал очаровательную, не знаю, жену или девушку?
- Я его жена, и живём мы далеко, в совхозе, но думаем переехать в город. Я была здесь с соседом по делам и решила узнать, не будет ли на фабрике работы для мужа.
- Вот теперь мне всё ясно, – главный инженер улыбнулся. – А что кончал ваш протеже?
Рина немного смутилась.
- Через два дня я приеду и привезу вам несколько сделанных им вещиц и рисунки стульев, какие он хочет сделать.
- Договорились, я буду ждать.
- До свидания.
- Всего вам доброго.
Рина обернулась к Сергею Семёновичу:
- Нам нужно поспешить, а то опоздаем на автобус.
По дороге на автовокзал Сергей Семёнович  заметил:
- А ты, Риночка, решительная и умело обходишь неудобные вопросы, он у тебя спросил насчёт того, что закончил твой муж, а не о том, что он умеет делать, а ты…
- А что я должна сказать, если он ничего не заканчивал, а делать умеет? Вот увидит его поделки и рисунки, и спрашивать ничего не будет, поймёт, что это настоящий талант, находка для их фабрики.
- А ты права.
- Конечно, права. Следующий раз привезём ему, что обещали, и сразу предложит Егору работу, вот увидишь. А потом  пойдём искать мне местечко.
- И куда же ты хочешь?
- В магазин и, желательно, где мехом торгуют. Ты видел, сколько мы привезли разных шкурок, и почти все я своими руками выделывала.
- Молодец ты, девочка. Егору с тобой повезло, сам-то он не больно шустрый и расторопный.
- У меня есть то, чего ему не хватает, значит, мы дополняем друг друга и вместе многое сможем.
- В этом ты абсолютно права.
Через два дня Рина со своим неизменным спутником приехали в город. Он отправился по своим делам, а она, сходив в больницу на лечение, в два часа дня, как и обещала, стояла перед дверью кабинета главного инженера.
Принял он её любезно.
- Здравствуйте, здравствуйте. Опять одна, а где же ваш суженый-ряженый, он что, засекреченный что ли?
Рина молча вынула из сумки изящную шкатулку, украшенную узорами из бересты, рисунок резного оконного наличника и второй рисунок, где был изображён стул-кресло, такой красивый и явно удобный для сиденья, что Захар Иванович (так звали главного инженера) раскрыл рот от удивления.
- Я вижу, здесь проставлены размеры, это чудо существует в натуре?
- Конечно, сядешь – и вставать не хочется.
- У него есть оборудование? Не говори, что это сделано вручную, не поверю.
- Зачем, вручную. Сосед разыскал где-то старый деревообрабатывающий станок, починил и установил у нас в доме.
- Так, где же он, этот талантище? Тащите его сюда немедленно.
- Захар Иванович (имя и отчество она прочла на табличке, прибитой на двери кабинета), дело в том, что в дороге у нас пропали все документы, и мы только недавно восстановили свои паспорта, больше ничего нет.
- А больше ничего и не нужно. Вон они, «документы» на моём столе лежат. Пусть приезжает, оформим без проблем, ведь он художник и модельер-конструктор и вообще мастер на все руки – настоящая находка для фабрики.
Через неделю Рина с Егором вошли в кабинет главного. Взглянув на Егора, тот развёл руками:
- Бог мой! Какой же ты красавец! Гигант, Аполлон, боюсь, наша фабрика опустеет – все женщины умрут от страсти, а мужики от зависти.
Рина рассмеялась, а Егор смутился от  такого приёма.
- Не робей и не красней, как красна девица, пошли со мной.
Он потащил его в отдел кадров.
Решили и вопрос с жильём.
- Пока дадим комнату в семейном общежитии, с квартирой придётся подождать. На будущий год фабрика достроит дом на сто квартир для своих работников, очередь у нас небольшая, будет всем жильё.
- Вернувшись домой, они рассказали обо всём Сергею Семёновичу.
- Молодцы, ребята. Видите, как хорошо всё складывается.
Директор совхоза огорчился:
- Не хочется, Егор, отпускать тебя, да ничего не поделаешь, знатный ты мастер. А большому кораблю – большое плаванье, так, кажется, говорят, и жене твоей в городе нужно лечиться, а не здесь.
Рина попросила Сергея Семёновича съездить с ней ещё разок, показать хороший большой магазин, чтобы устроиться на работу.
- Есть там большой магазин – универмаг. Там разные отделы есть и твой меховой, в котором хочешь работать.
Рина задумалась: «Знакомое слово – универмаг. Где-то я его слышала». Но где, вспомнить не смогла.
Магазин, действительно, был большой, и отдел меховых изделий богатый, выбирай на любой вкус. Модели женской одежды – шубки длинные, короткие, горжетки, пальто на меху, мех от самого дешёвого до самого дорогого. То же самое в секции мужской одежды.
Рина подошла к начальнику отдела, он как раз разговаривал о чём-то с продавцом.
- Здравствуйте. Вы начальник этого отдела?
- Да. А в чём дело? У вас какие-то претензии или хотите что-то купить?
- Ни то, ни другое. Я хочу с вами поговорить.
- И о чём же?
- Вам нужны в отдел продавцы?
- Ах, вот в чём дело. А вы хотите предложить свои услуги?
- Да, я ищу работу, и хотела бы найти её именно в вашем отделе.
- Опыт работы большой?
- Большой, но работала в другом городе, сюда приехала недавно.
- Продавцы нам нужны, но для этого нужно хорошо разбираться в мехах, уметь предложить товар, помочь выбрать покупателю нужную модель.
- Я делаю это отлично.
- Вы слишком самоуверенны.
- Нет, просто я уверенна в своих знаниях и способностях.
- Хорошо, пройдёмте в мой кабинет, он здесь, в отделе. Меня зовут Иосиф Абрамович.
- Я Арина. Можно, просто Рина.
Они вошли в небольшое помещение, убранство кабинета состояло из большого зеркального шкафа, письменного стола, простенького кресла и двух высоких стульев.
Хозяин кабинета положил перед Риной горжетку из меха чернобурки.
- Покажите мне красоту меха.
Она встряхнула горжетку так, что мех заиграл, засверкал каждым волоском.
- Замечательно. А теперь представьте, что я женщина, которая хочет купить красивую белую шубку из недорогого меха, но чтобы смотрелась богато, была тёплая и добротная.
Рина сняла с вешалки короткую шубку из меха белой нутрии и подошла с ней ближе к окну.
- Обратите внимание на эту модель. Свободный покрой подчёркивает и показывает всю  красоту этого замечательного меха, посмотрите, как он искрится на свету, словно хрустящий снег, и белизна его не уступит белизне горностая. Но он более прочный и тёплый, согреет вас в самый сильный мороз, а горностай больше подходит для мантий. Купите эту красавицу, и вы не пожалеете, что сделали этот выбор.
Иосиф Абрамович рассмеялся:
- Согласен – вы меня уговорили!
Он дал ей в руки шкурку рыжей лисы.
- Что вы о ней скажете?
- Скажу, что она плохо выделана, пережжена кислотой. Помните её, она даже похрустывает.  Дайте мне немного водички.
Иосиф Абрамович налил в стакан воды из стоящего на столе графина. Рина намочила небольшой участок шкурки.
- Подождём немного.
Через некоторое время она взяла шкурку и сильно растянула намоченное место – мех расползся, как мокрая бумага.
- Вы, действительно, хороший продавец и ещё специалист по выделке меха.
- Это точно, разный мех приходилось выделывать.
- Я поговорю с директором и начальником отдела кадров, приходите завтра.
- А сегодня нельзя это сделать? Документы у меня с собой, и даже фото я сделала. Завтра у меня решается вопрос с жильём, и я не смогу прийти.
- Ладно, идём в отдел кадров, напишите заявление, а я пойду говорить с директором.
Вернулся он быстро, она даже заявление ещё не написала.
- Договорился. Оформляйтесь и выходите на работу как можно скорее, продавцов нам, действительно, не хватает.
Ещё Рина зашла в общежитие, в котором им выделили комнату, узнала, когда им можно заселиться, и они с Сергеем Семёновичем вернулись домой.
По дороге она рассказала, что через пару дней им разрешили приезжать, ремонта комната не требовала.
- А на работу выйду, как только переедем и устроимся.
Егор удивился, как быстро всё произошло.
- А чего тянуть? Завтра соберёмся, устроим прощальный вечер, а утром на автобус – и до свиданья, деревня, здравствуй, город.
- А мне здесь нравится, тихо, спокойно, и люди хорошие. А в городе шумно, и знакомых не будет.
- Не переживай, Егорка, к шуму привыкнешь, а знакомые будут новые, и старых мы не забудем, будут к нам в гости приезжать, а мы к ним. Это ж здорово, вот увидишь. А главное, в городе у нас с тобой работа интересная и на лечение мне ездить не нужно, больница рядом.
- Для меня главное, чтобы ты была рядом, – он подхватил её и закружил по комнате.
- Отпусти меня, опять ты со мной, как с ребёнком обращаешься, пользуешься своей силой, подожди, появится малыш, ещё надоест нянчиться.
- Мне никогда не надоест.
- Посмотрим. Ладно, пошли спать, завтра будет напряжённый день.
Собрались быстро, особенно и собирать было нечего – все вещи уместились в два рюкзака, чемодан, ещё была коробка с деревянными поделками – их немного, остальные раздарили друзьям. И конечно, знаменитый стул – пока их единственная собственная мебель.
Рина натушила картошки с мясом, налепила пельменей, сделала салат из свежих овощей. Из города она привезла бутылку шампанского и коробку конфет, две бутылки хорошего вина и небольшую, в форме пингвина, бутылочку ликёра «Северный», который нравился Егору. Соленья, варенья принесли гости, а директор совхоза – «Столичную».
Он первым пришёл к ним в этот вечер и очень сожалел, что они уезжают.
- Жаль мне с вами расставаться, но понимаю, в городе вам будет лучше, и городу от вас больше пользы, чем в нашей деревне.
- Не такая уж это деревня, – возразил Егор.
- Может, это  и так, но там при твоих способностях больше возможности проявить свой талант, и объём работы будет немаленький, глядишь, через несколько лет вырастешь до начальника цеха.
- Скажете тоже, до начальника!
- А почему нет? Надо верить в себя, других научить тому, чего сам умеешь, и всё получится, вот увидишь.
Пришли библиотекарь, Сергей Семёнович и врач их маленькой больницы. Он пожелал Рине скорейшего выздоровления и осуществления их заветного с Егором желания, стать, наконец, родителями.
Утром они уехали с первым автобусом, проводил их Сергей и обещал навещать каждый раз, когда будет в городе.
Заведующая общежитием Клавдия Ивановна, миловидная, общительная женщина средних лет, познакомила их с завхозом, у которого можно получить всё необходимое, и обращаться к нему по всем житейским вопросам, звали его Спиридон Иванович.
- Они не брат с сестрой? – спросил Егор у жены.
- Не думаю, просто, Иванович – очень распространённое отчество.
В комнате был встроенный шкаф, две кровати, стол и два стула. Рина получила у Спиридона Ивановича (в дальнейшем она называла его просто Иванычем) матрасы, подушки, одеяла и два комплекта постельного белья, так как своего у них пока не было. Устроились они быстро, разобрали  и разместили свой нехитрый скарб, затем Рина познакомилась с общей кухней, где находились две четырёхкомфорочные газовые плиты и несколько кухонных столов, в один из которых она поставила имевшуюся у них посуду. Холодильника не было, нужно было купить свой.
На шесть комнат этажа было два туалета и две ванные комнаты, там же можно было постирать вручную. Это было старое общежитие, неблагоустроенное, в дальнейшем начали строить так, чтобы в каждой приличной по площади комнате в миниатюре были все удобства – кухонька, сидячая ванна с душем и туалет.
На первое время их вполне устроило то, что они получили, можно было начинать жить, и через день оба вышли на работу, где их ждали.
Год прошёл быстро, можно сказать – пролетел. Рина быстро завоевала признание и уважение, то есть авторитет. Егор с головой ушёл в работу, в цеху даже создали небольшую конструкторскую группу, которая по его эскизам детально разрабатывала модели новой мебели – красивой и удобной: кресла, стулья, столы и последняя новинка – спальный гарнитур. По красоте он не уступал импортным моделям, а по качеству даже превосходил их, так как изготовлялся из натурального дерева, которого в этих местах было достаточно, издалека возить не надо, поэтому цена их была ниже заграничных и продавались они нарасхват, даже в очередь записывались.
Егора начальник цеха собирался назначить своим заместителем, но тот противился, не хотел уходить из цеха в «начальники».
- Придётся создать отдельно конструкторское бюро, будешь там и рисовать и командовать.
Женским вниманием, как и говорил главный инженер, Егор обделён не был, особенно страдала по нему секретарша Аллочка, это давно заметили все, кроме него.
Несколько раз, будучи в городе, заходил Сергей Семёнович. Его радовали их успехи и достижения, но особенно удивляла его Рина.
- Знаешь, девочка, смотрю я на тебя и просто поражаюсь, такое впечатление, что ты родилась и прожила до тридцати с лишним лет не в глухой тайге, а здесь, вместе с нами. Всё ты знаешь, ничему не удивляешься, иногда говоришь о таких вещах, о которых и я не слыхал. Егор, другое дело, ему всё в диковинку, не знал и не видел даже кино, про телевизор, тем более, на машины, электрички смотрит до сих пор, как на диковинки.
Егор заволновался:
- Просто она из вашей библиотеки не вылезала, перечитала все старые журналы и газеты, Инна ей о многом рассказала.
- Нет, что-то тут не то, – сомневался Сергей.
А Рина шутила:
- Просто, я жила здесь в своей прошлой жизни и вспомнила о ней после падения, а свою настоящую жизнь забыла и не могу вспомнить ничего и никого, кроме Егора.
- Да, настоящие чудеса, но главное у вас всё хорошо, и я очень рад, ещё бы ребёночка вам…
- Не переживай, Сергей Семёныч, лечение я закончила, врачи обещают – результат будет. Неплохо бы съездить на курорт, но без Егора я не поеду, а его пока в отпуск не отпускают.
- И нечего по курортам разъезжать, поезжай в заповедник, к друзьям, там есть лечебный источник, искупаешься, воды попьёшь, и будет всё в порядке.
- Я подумаю.
В общежитии им жилось неплохо, но о квартире, конечно, мечтали. Строительство дома, в котором главный инженер обещал жильё, продвигалось медленно, но, в конце концов, его всё равно достроят, нужно подождать.
Егору казалось, здесь всё происходит медленно, затягивается. Он жаловался Рине:
- Пока новая модель в цех попадёт, иногда почти два месяца проходит – пока художественный совет рассмотрит, одобрит, примет, потом согласуют, потом утвердят, калькуляцию составят, снова согласовывают и утверждают. Кошмар какой-то!
- Не возмущайся, значит, такой порядок, никуда не денешься. В таких делах, наверное, торопиться ни к чему. Обдумать нужно, рассчитать, подсчитать, чтобы было недорого и красиво, и прочно. Такую мебель будут покупать, не будет она в магазинах задерживаться, стоять, пылиться.
- Наверное, так. Я как-то об этом не задумывался.
Как-то в обеденный перерыв, когда все ушли в столовую, Егор задержался, заканчивая рисунок сувенирной шкатулки, в кабинет зашла Алла.
- Егор Иванович, хочу вас обрадовать, худсовет одобрил и утвердил модель мягкого уголка.
- Действительно, радостное известие.
- Давайте отметим, вместо «комплексного обеда» в нашей столовой, сходим в кафе, там вкусные пирожки с бульоном, пельмени, рыбные котлеты с жареной картошкой. Соглашайтесь.
- Согласен, ради такого события, пошли.
Готовили там, действительно, вкусно, обед они закончили компотом из абрикосов, конечно, консервированных.
- А ваша жена хорошо готовит?
- Замечательно, но в общежитии такой возможности просто нет.
- Ясненько, значит, иногда мы с вами будем посещать это кафе.
- Хорошо.
Алла была в восторге, наконец-то, она немного растопила этого «ледяного» красавчика.
Иногда Егор задерживался вечером, работая над каким-то рисунком, дома он этим не занимался.  Алла, уходя с работы и завидев свет в его кабинете, стала забегать под предлогом посмотреть рисунки. Сочувствовала, что он так много работает, посоветовала посещать спортзал.
Рина, идя с работы и зная, что Егор задерживается вечерами, часто заходила на фабрику, и они вместе шли домой. Так было и в этот вечер, увидев Аллу, щебетавшую около её мужа, одарила её таким взглядом, что та пулей вылетела из кабинета.
Дома, уже лёжа в постели, она сказала:
- Знаешь, Егор, иногда мне вспоминается, как сильно я тебя любила, а ты на меня внимания не обращал, говорил, что любишь другую.
- И когда же это было?
- Наверное, в детстве…
- Да в детстве рядом со мной кроме мамы да Груши и женщин не было.
- А в тайге?
- В тайге? Какие женщины могут быть в тайге? Выдумала, городишь всякую ерунду.
- Почему ерунду – в лесу феи лесные, в озере русалки водяные, на болоте кикиморы болотные…
- А это кто такие?
- А ты не знал, что на болотах кикиморы живут? И даже очень симпатичные – одеты в платье из мха в клюковку, волосы из тины, в ушах ракушки, на голове лягушки.
- Где же ты таких видела?
- Говорю же – на болоте, об этом в сказках говорится. Читал сказки?
- Читал. Так это же в сказках, а мы живём в городе, а не в сказке и не на болоте. И откуда ты всё это берёшь?
- Не знаю, может, из снов, а может из прошлой жизни, – она задумалась.
- Опять ты про эту прошлую жизнь! Не было у тебя никакой прошлой жизни, кроме нашего  «острова», спросила бы у мамы.
- Спрашивала – говорит, не было.
- Вот видишь.
- Не хочется мне спать.
- Пошли, погуляем. Перед сном полезно, вставай, одевайся.
- Гулять тоже не хочу.
- Чего же ты хочешь?
Она обняла его за шею, прижалась к груди:
- Скажи, тебе нравится эта красотка, рыжая трещотка?
- Риночка, ты с ума сошла! Для меня красивей тебя нет никого на свете!
- Правда?
- Клянусь!
- Не клянись! – она закрыла его рот поцелуем.
Эта ночь была бурной и прекрасной, впрочем, как и многие другие.
В спортзал он стал захаживать частенько. Алла спросила:
- А жена твоя не против, что ты сюда ходишь?
- А почему она должна быть против? Спорт – это полезное занятие, и спортзал – это не пивной ларёк.
- Конечно.
Дальше занятий спортом отношения их не продвигались.
Однажды Алла решилась и предложила ему зайти к ней на чай.
- Мне из Китая привезли, изумительный напиток.
- Нет, Аллочка, спасибо. Я индийский люблю… «Три слона». И вообще – стоп. Красный свет. Ты поняла?
- Можешь не разъяснять, дикий ты человек.
В спортзал она ходить перестала. На работе над ней подшучивали, особенно отвергнутые кавалеры:
- Что, Аллочка, неприятно получать от ворот поворот. А от его жены держись лучше подальше, она настоящая тигрица из Саянской тайги, если там тигры водятся.
Недели через две в конце рабочего дня у Рины закружилась голова, и она потеряла сознание. Вызвали «скорую», и Рина очнулась уже на больничной койке. В общежитие позвонили из магазина и попросили сообщить мужу, он примчался такой испуганный и бледный, что дежурная медсестра спросила:
- С вами всё в порядке?
- Нормально. В какой она палате?
- В третьей. Оденьте халат.
Халат был не по размеру, пришлось просто накинуть на плечи. В палате лежали ещё две женщины.
- Что случилось? Ты заболела?
- Успокойся, ничего страшного. Просто у нас будет ребёнок, я беременна.
- Это правда?
- Правда, правда. Только не вздумай схватить меня на руки вместе с койкой и пуститься в пляс.
Соседки в палате рассмеялись:
- Не удивительно, такому парню это по силам, настоящий Гулливер.
- Меня Егором зовут.
- Очень приятно. Поздравляем вас, будущий папаша.
- И долго ты будешь здесь лежать?
- Не думаю. Обследуют, возьмут анализы, поставят на учёт и выпишут. Буду приходить только на консультацию раз в две недели или месяц, пока не знаю.
- Что тебе принести? Я завтра приду.
- Халат и тапочки.
- А из еды?
- Лимоны, яблоки, мёд и печенье «К чаю». Хочется солёных огурчиков, если врач разрешит.
На другой день Егор притащил продуктов на всю палату.
- Куда так много? Нас только трое, а не рота солдат. А масло зачем?
- Ты же любишь печенье мазать маслом.
- Кормят здесь хорошо, и масло дают. Забери или сходи, положи в холодильник, он стоит в конце коридора, а то оно растает.
Через неделю её выписали.
- Врач сказал, что со мной всё в порядке. Есть можно всё, что хочется, если не будет тошноты. Это бывает у многих в первой половине беременности. И побольше витаминов.
К счастью, её не тошнило, ела, как всегда, только кислого больше обычного – лимоны, яблоки, мандарины и своё любимое мороженое – эскимо на палочке в шоколаде.
Теперь Егор не задерживался на работе, и каждый вечер они гуляли допоздна по парку, он находился недалеко от их дома.
Рина стала носить просторную одежду, но сильно поправилась, только когда пошла в декретный отпуск. В последний раз на приёме в консультации доктор долго прослушивал её живот и сказал:
- Думаю, не одного ребёночка вы носите. Явно прослушивается второе сердечко.
- Значит, у меня будет двойня?
- Предполагаю, именно так. И поэтому недели за две до родов лучше полежать в роддоме, быть поближе к врачам.
Егор обрадовался:
- Риночка, это замечательно, что у нас появятся сразу два малыша. Ты кого хочешь, девочек или мальчиков?
- Мне всё равно, лишь бы здоровенькие родились, может быть это мальчик и девочка, бывает так. Вообще-то, зачем гадать, скоро узнаем, не долго осталось ждать.
В роддом её положили, как думали, за две недели до родов, но уже через неделю, девятнадцатого декабря, она родила двух мальчиков весом по два килограмма триста граммов каждый.
- Вы говорили, что у вас это не первые роды, как они прошли, помните?
- Нет, доктор, я упала, сильно ударилась головой, потеряла память и до сих пор почти ничего не могу вспомнить, но свекровь мне рассказала, что я рожала, роды были не совсем благополучные, ребёнок родился мёртвый, потом я долго не могла забеременеть, лечилась и вот, наконец, у нас появились детки.
- Как ни странно, но в этот раз не было никаких осложнений ни у вас, ни у детей. Поздравляю. Молочко есть?
- Есть. А скоро их принесут кормить?
- Скоро, скоро, не волнуйтесь, теперь главное, чтобы молочка хватало обоим.
- Хватит. Я почему-то в этом уверенна.
- Хорошо.
Егор принёс фрукты, сок, шоколад и передал записку: «Риночка, любимая – я самый счастливый человек на свете. Целую всех троих. Скорее поправляйтесь, набирайте вес. Я купил большую двухместную коляску, в отделе сложились и подарили приданное малышам, а твои сослуживцы из магазина передали два пуховых одеяльца, пелёнки и бельё для кроваток. А ещё тебя ждёт большой сюрприз, но об этом узнаешь, когда приедешь домой. Привет и поздравления от всех наших друзей».
Рина мечтала встретить Новый год дома, но у неё поднялась немного температура, наверное, простыла, когда подходила к окну, и доктор сказал, что выпишет только после праздников, тем более, что дети ещё не добрали вес.
Выписали их только 5 января семьдесят четвёртого года. Седьмого января – Рождество, официально это был не праздник, но отмечали его почти в каждой семье. Ёлки не убирали, и даже по телевизору показали фильм «Ночь перед Рождеством», а ребятишки рядились и ходили «колядовать».   
Отмечали и Старый новый год – тринадцатого января и не дети, а взрослые надевали маски, наряжались, ходили поздравлять знакомых поздно вечером, пели старинные новогодние песни, желали здоровья, счастья, хорошего урожая в Новом году, принимали угощенья от благодарных хозяев дома. Говорят, за границей удивляются и не могут понять, что это в России за праздник такой – Старый Новый год.
Так что Рину ждали любимые праздники, подарки, сюрпризы и друзья – новые и старые. Встречать из роддома из совхоза на машине приехал с Инной и доктором Сергей Семёнович. В роддоме удивились:
- Вас встречают, как большую знаменитость или высокое начальство. Сколько людей приехало. Это все ваши родственники?
- Нет, это друзья. Родных у нас с мужем здесь нет.
Домой ехали на трёх машинах.
- Егор, куда мы едем, общежитие в другой стороне.
- Дорогая моя, правильно мы едем. Ты же знаешь, что дом давно сдали, и я должен был получить ордер на двухкомнатную квартиру. Я его получил, только не на двух, а на трёхкомнатную квартиру. Это и есть сюрприз, о котором я писал в записке.
- Какая радость!
- Дома тебя с малышами ждёт ещё куча радости и куча подарков.
Многоэтажный дом был заселён уже наполовину, их квартира на втором этаже. Это хорошо, так как в лифт детская коляска, наверняка, не пройдёт. Подарков оказалось, действительно, много – не куча, а целая гора: спальный гарнитур производства их фабрики. Егор оформил его в кредит на год.
В детской – две кроватки, комод для белья, небольшой шкафчик, столик для пеленания  и их стул, в зале стол и шесть стульев – всё это подарок от фабрики, их  маленький телевизор с тумбочкой. На кухне кроме газовой плиты стоял кухонный стол, холодильник, полка для посуды, в коридоре вешалка и ящик для обуви. Это они приобрели, ещё живя в общежитии. Да, ещё в ванной – ванночка.
Люстр и плафонов не было, везде висели «лампочки Ильича». Словом, было всё необходимое, чтобы начинать жить молодой многодетной семье. Всем очень понравилась квартира, открыли бутылку шампанского, нашлись стаканы и кружки.
Друзья разъехались, остались Инна с Сергеем Семёновичем. Из совхоза они привезли в подарок много продуктов – мясо, яйца, масло, сыр, молоко – всё совхозного производства. И свои заготовки – огурцы, помидоры, салаты, компоты, варенье. И ещё кресло-кровать, изделие Егора, которое они оставили в совхозе, укрепили его на верхнем багажнике машины.
Инна помогла Рине по хозяйству и с детьми. Их пока оставили спать в коляске в спальне, там же легли Рина с Инной, а мужчины в зале: Егор на своём кресле, а Сергей Семёнович на надувном матрасе, который всегда возил с собой.
На другой день рано утром они уехали, а Егор в тот же день купил односпальную деревянную кровать и установил её в детской, чтобы Рина могла там спать. Детишек она кормила через каждые три часа.
Обычно, если хватает молока, такие малыши до трёх месяцев только едят и спят, особенно родителей не беспокоят. В квартире было тепло, батареи горячие, вода горячая и холодная, Рина не могла нарадоваться.
В спальне, на подоконнике окошка, выходящего на восток, поставила иконку Казанской Божьей Матери, которую ей дала с собой Мария, прочла  «Отче наш» и ещё несколько молитв, которым она её научила, и слёзы навернулись на её глаза: «Господи, за что мне такое счастье? Благодарю тебя, Боженька, благодарю тебя Пресвятая Богородица».
В спальню вошёл Егор, обнял её за плечи:
- Что-то, милая жёнушка, стала очень уж набожной.
- Почему – стала? Как только Мария научила меня молитвам, я ведь всё забыла, так и молюсь. Она нам с тобой эту иконку дала, вот и деток Господь нам даровал.
- Может, лечение помогло и врачи хорошие?
- Может, и так. Только без воли Господа ничего не происходит. Через месяц нужно окрестить их. Как-нибудь я схожу в церковь, поговорю с батюшкой, когда народа бывает мало, и можно их привезти. На работе никому не говори, заметил, наверное, что сейчас в церковь почти никто не ходит, и крестик мало на ком увидишь. Ты свой тоже, смотрю, снял.
- Сама говоришь, никто не носит, а я в спортзал хожу, потому и снял, чтобы вопросов не задавали.
- Понятно. Только ты и в тайге не сильно много молился. Мария не раз тебе говорила: «Егор, ты хотя бы, когда за стол садишься, лоб перекрестил».
- Да, пока жив был дед, строго всё соблюдали, а потом только Степан продолжал книги церковные читать, молиться и мечтал, когда-нибудь уйти в монастырь, если сюда вернётся.
- Ладно, с верой здесь всё ясно, а теперь о другом – вот ты меня жёнушкой называешь, а официально мы не женаты.
- Как это, ведь в тайге мы венчались.
- Может, и венчались, не помню, только здесь это не считается. Нужно пойти в загс, подать заявление, чтобы наш брак зарегистрировали, выдали свидетельство о браке, и в паспорте поставили печать. После этого можно будет зарегистрировать детей и получить их свидетельства о рождении. Обо всём этом я узнала, когда лежала в роддоме. И в первую очередь нам с тобой нужно сходить в загс и зарегистрироваться.
- Ничего себе… Как сложно жить в этом большом мире, в тайге гораздо проще.
- Ничего не поделаешь, так что впереди много дел, и нужно всё успеть, пока я в декрете, и подыскать няню, чтобы я могла выйти на работу. На днях должен приехать Сергей Семёнович, хочу, чтобы попросил Толика и Асю приехать к нам.
- Как же он сообщит им об этом в тайгу? И вообще, зачем им ехать сюда, далеко очень, летом сами к ним съездим.
- Сообщить им Сергей Семёнович может через Асиных родителей, с их деревней есть телефонная связь. А причина, чтобы приехали, важная, при крещении детей нужны крёстные родители, и кроме них пригласить нам некого.
- Делай, как знаешь. Мама будет рада, когда узнает.
Через неделю будущие крёстные позвонили в их квартиру.
- Ариночка, какая замечательная квартира! А мебель, мебель, я такой красоты не видела.
- А как же иначе, ведь Егор работает на мебельной фабрике и модели сам придумывает.
- Замечательно. А где же наши крестники?
При виде детей у Аси навернулись слёзы.
- Господи, когда же мы дождёмся деток?
- Не расстраивайся, мы тоже долго ждали, и вот такая радость – сразу двое.
На другой день, проводив Егора на работу, Арина вызвала такси, и они поехали в церковь. Крестили детей в монашеском домике, построенном рядом с церковью.
Красивые крестильные рубашечки сшила и привезла Ася, серебряные крестики заранее купили в церкви. Возле купели, как и положено, стояли крёстные родители. Мальчики вели себя спокойно, не плакали, им даже нравилось, когда батюшка поливал их водичкой. Старшего (он родился на 20 минут раньше) назвали Николаем, а младшего Андреем.
Арина жалела, что Егора не было рядом, был рабочий день, и он не мог пойти с ними. Вечером за столом посидели, как говорится, своей семьёй, чужих не приглашали.
В ЗАГСе их расписали в тот же день, когда подали заявление, а через несколько дней они привезли ребятишек – зарегистрировали и получили свидетельства о рождении.
Подыскала Арина и няню. У одной сотрудницы в их магазине дочка окончила школу и сразу стала учиться на подготовительных курсах, собиралась через год поехать в Москву, поступать в МГУ на факультет журналистики. Звали девочку Клава.
- У тебя редкое имя.
- Меня назвали в честь бабушки, она рано умерла, не дождалась моего рождения, мечтала всегда о внучке.
- Почему ты решила поступить именно на факультет журналистики?
- Люблю читать и писать, мои сочинения учительница всегда хвалила. У маминой подруги в Москве папа был журналист Семён Каневский, работал в журнале «Огонёк». У мамы сохранилось несколько журналов, мне понравились его статьи и очень хочется научиться так же красиво и интересно писать.
- Ну, что же, раз очень хочется, значит, получится. А пока будешь заниматься, ведь занятия у тебя вечером, и нянчить днём наших мальчиков. Сейчас я в декрете, будем делать это вместе, а потом буду приходить через три часа их кормить, я работаю здесь недалеко. Занятия у тебя всего два раза в неделю, значит, будет и свободное время.
На работе Арине разрешили распределить своё обеденное время так, чтобы сходить два раза домой, покормить малышей. Кажется, всё устроилось нормально, удобно для всех, и даже иногда Клава отпускала их вечером сходить в кинотеатр на особо интересный новый фильм, который сама уже посмотрела.
Егор, как ребёнок, любил ходить в кино, смотреть по телевизору мультфильмы. В Рождество показали фильм Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» выпуска 1956 года. В главных ролях Игорь Ильинский, Филиппов, Гурченко, Белов. И Рина, и Егор были в восторге – чудесная комедия, смешная, красивая и музыкальная.
Потихоньку обставляли квартиру. Зал был почти пустой, и решили взять в кредит на фабрике мягкий угол – диван и два кресла, изготовленный по последней модели Егора. Обивка была разная, они выбрали цвет «прелой вишни» - тёмно-бордовый. Особенно хороши были кресла, которые  Егору удавались  – широкие, удобные, они так и манили прилечь.
В этот вечер Рина торопилась с работы, Клава должна была уйти на занятия, но Егор обещал прийти пораньше. Она вошла в комнату: в большом кресле спинками к ней сидели два малыша – тёмные головки с завитками на макушке. Она подошла, поцеловала их и вздрогнула: «Где, где я уже видела это? Сейчас войдёт женщина и заберёт детей».
Скрипнула дверь, она резко обернулась – на пороге стоял Егор.
- Что с тобой? Побледнела так, словно приведение увидела.
- Слава Богу, это ты.
- А кого ты собиралась увидеть?
- Женщину, которая заберёт детей, потому что у меня нет молока.
- Какая ещё женщина? У тебя нет молока?! Посмотри, у тебя кофточка мокрая, корми их скорее и не выдумывай всякие небылицы.
- Понимаешь, Егор, мне приснился сон, только не помню, когда и где я его видела, будто я родила двух мальчиков, но пришла женщина и забрала их, сказав, что у меня нет молока и я не смогу их кормить. Потом увидела их уже пятилетних, они не узнали меня, но я обещала, что всё равно заберу их, и они меня полюбят.
- Риночка, но ты сама говоришь – это был сон, чего же ты испугалась?
- Подумала, что сон стал явью…
- Успокойся, милая, и корми скорее ребят, они такие голодные, что того гляди разревутся.
Она забежала в ванную, сбросила кофточку, помыла грудь, накинула халат и вернулась в комнату.
- Возьми Андрея, займи его чем-нибудь, пока я Колю кормлю.
- Почему первого Колю?
- Потому, что он старший.
- И как только ты их различаешь? Они совершенно одинаковые.
- Я и сама пока не пойму, но различаю.
- Молока им хватает?
- Хватает, хватает. Теперь возьми Колю, только не клади в кроватку, а подержи вертикально, чтобы воздух отрыгнул, а то заикает.
- А воздух откуда?
- Заглатывает, когда сосёт.
- Ну, вот, отрыгнул, прямо мне на рубашку.
- Ничего страшного, а теперь вытри его салфеточкой и положи осторожно в кроватку.
Егор обожал сыновей. Помогал купать, научился пеленать и ночью, если просыпался раньше Рины, вставал и менял пелёнки. Теперь он совсем редко вспоминал таёжную жизнь, но очень скучал о родителях и жалел, что их нет рядом, и они не могут разделить с ними их счастье.
Вечером в постели он вдруг обнял Рину, зарылся лицом в рассыпанные по подушке кудри.
- Люблю запах твоих волос.
- Скажешь тоже, что я, цветок, что ли?
- Риночка, ты сделала меня самым счастливым человеком на свете, и полюбил я тебя с первого взгляда.
- Егорка, мы уже говорили об этом, не мог ты полюбить с первого взгляда, раз мы видели друг друга с самого детства.
- Мог, я лучше тебя об этом знаю и очень боюсь тебя потерять. Если это случится, я не смогу жить дальше, а если и буду жить, то никогда не буду счастлив.
- Что за мысли в твоей головке, Егорушка, мы так любим друг друга, в этом наше счастье. Оно бывает только там, где любовь, а наша любовь, уверена, на всю жизнь, поцелуй и обними меня крепко-крепко.
В детской послышался плач.
- А это плоды нашей любви требуют внимания. Вставай и пошли. Ты к одному, я к другому, – она рассмеялась.





Глава 16
Путешествие в Индию

Тёплый март – редкость для Сибири, дней солнечных много, лиственный участок леса подёрнулся сиреневой дымкой, это оттого, что почки набухли, ещё бы дождичек брызнул – сразу полопаются, и выглянут на свет листочки, махонькие, блестящие, липкие, словно мёдом помазанные.
Хвойные ещё крепятся, но скоро из-под тёмной, огрубевшей за зиму хвои выглянут яркие зелёные кисточки, и начнётся буйство мошки.
Михаил возвращался в усадьбу уставший и злой. В метрах пятидесяти от дома неожиданно выскочил заяц, чуть с ног не сбил
- Тьфу, косой, сдурел, что ли? От кого улепётываешь?
Он оглянулся, меж деревьев мелькнула рыжая шкурка.
- Ясно, значит, от лисицы.
Семёныч хлопотал у плиты.
- Ты что такой хмурый, как день ненастный?
- Не то слово, достали меня эти чёрные лесорубы. Сегодня едва старый кедр не загубили, хорошо, вовремя успел, башку за такие дела рубить надо, а не штрафы брать.
- Ну, и кровожадный ты, Михаил Владимирович, садись, поешь, сразу подобреешь.
- Чем обрадуешь?
- Картошкой с грибами, остатки пельменей отварил и стопочку рябиновки налью, с устатку хорошо и настроение поднимет.
- Спасибо, Семёныч.
- Ещё кучу газет и журналов привезли, читай, просвещайся. А я пошёл телек слушать, сейчас будут последние известия передавать.
Позже, когда сели чайку перед сном попить, со двора донёсся протяжный вой.
- Слышишь, Миша, как Буран поёт? Весну почуял, загулял.
- А не стар он для гульбы-то?
- С чего ты взял, ему сейчас по человеческим меркам лет сорок, не больше, мужик в самой поре. Глядишь, в тайге появятся волки с голубыми глазами.
Михаил улыбнулся.
- Ну вот, ты и повеселел. Признайся, не так уж тебя браконьеры волнуют, как Татьянин отъезд в Индию. Боишься, как бы она там индуса себе не подхватила?
- Напрасно ты, Семёныч, так о ней думаешь, она хорошая, просто жизнь у неё так сложилась.
- Жизнь свою, Миша, нужно самому складывать. Стержня в ней нет твёрдого, гнётся то в одну сторону, то в другую. Сам говорил, сперва тебя полюбила, потом в этого Юлия втюрилась, затем снова в тебя, а замуж вышла за Серёгу, которого вообще не любила. Теперь снова тебя любит. Как ты считаешь, вернее, думаешь?
- Не думаю, а точно знаю, что любила и любит она по-настоящему только меня.
- Пока какой-нибудь «Юлий» не повстречается. Поэтому и переживаешь, что едет она в эту Индию, приспичило ей, лучше бы к сыну в Москву слетала.
- Признайся, Семёныч, недолюбливаешь ты Таню, вот и придираешься.
- Не только я, её и Буран не любит, ты обрати внимание – тебя он очень любит и ещё Ладу, все остальные для него близкие друзья, а её он словно не замечает, даже не подходит к ней.
- Просто, он меня ревнует, чувствует, что я её сильно люблю.
- Может ты и прав, он пёс особенный, всё чувствует, как человек, и на всё своё мнение имеет. Мне всегда больше Рита твоя нравилась, хотя мало знал её, но понял, что она была сильная духом, такая настоящая, и очень тебя любила.
- Я тоже её любил, но как самого близкого друга, который понимал меня и всегда помогал. Если бы я не нашёл Таню, мы были бы с Ритой вместе, кроме неё я ни с кем не мог быть долго. Да что теперь говорить, всё сложилось так, как, видно, и должно было быть.
А Таня не только собирала чемодан, оказывается, сделать это и оформить отпуск было самое простое, и хотя до отъезда ещё почти два месяца, всяких дел и формальностей было довольно много. Их собирали уже несколько раз – инструктировали, как себя вести, что можно и чего нельзя брать с собой, познакомили с руководителем группы, это был председатель профкома их района, и друг о друге они узнали больше. Состав группы был очень разнообразный – рабочие с заводов, преподаватели, врачи.
Неожиданно, незадолго до отъезда, руководитель группы сказал Тане, что её просят приехать в городскую гостиницу, где её будут ждать в десятом номере. Она заволновалась:
- В чём дело? Какие-то проблемы?
- Успокойтесь, вам всё объяснят.
В гостинице её встретили и проводили к нужному номеру. Навстречу ей из-за письменного стола поднялся молодой мужчина в строгом тёмном костюме:
- Здравствуйте, Татьяна Дмитриевна, проходите, присаживайтесь. Моя фамилия Пырьев, я сотрудник госбезопасности. Вы едете за границу и я хочу побеседовать с вами. Индия дружественная нам страна, но будьте внимательны и осторожны, не оставляйте в номере, даже в чемодане фотоаппарат, носите его с собой, так как плёнку могут засветить. Постарайтесь запомнить людей, которые будут настойчиво донимать вас какими-то вопросами. Когда вернётесь, мы снова с вами встретимся, и вы обо всём мне расскажете. О нашей беседе лучше никому не говорить. Мне было приятно с вами познакомиться. Приятного отдыха и счастливого пути.
Он был вежливый, внимательный, проводил до двери, на прощанье пожал руку.
«Странно, –  подумала Таня. – Почему он решил побеседовать именно со мной?»
Уже по приезде обратно, поняла, что такой «беседы» удостоился каждый член их группы. Она промолчала обо всём, не поделилась даже с Михаилом.
Наконец, наступил долгожданный день отъезда, вернее, отлёта. Через шесть часов они были в Москве, а затем через четыре часа, рано утром, в Дели.
Дели – столица Индии, всё здесь ново, необычно, странно и удивительно. Это страна поразительных контрастов: абсолютная бедность и сказочное богатство, рикши, слоны и новейшие марки американских и английских машин на одной улице, красивейшие храмы, куда зайти можно, только сняв обувь, и страшная антисанитария. В Калькутту туристов не пустили по этой причине. Полно голодных, а урожай собирают по несколько раз в год. И примеров таких множество.
Индия, действительно, удивительная страна, здесь всё просто поражало своим своеобразием, древностью и сохранностью обычаев, какой-то первозданностью. Спокойно уживались здесь такие разные религии – индусы сжигали своих умерших на костре, мусульмане (потомки великих моголов) предавали земле, парсы – огнепоклонники развевали прах умерших по воздуху, но прежде относили их в Башню Молчания.
 В Бомбее они видели такую башню, место для которой найти было не просто, обычно её скрывали высокие, растущие вблизи деревья. На массивных железных воротах  была надпись на четырёх языках – «Вход только для парсов». Покойного передавали священнослужителям, которые относили его на вершину Башни Молчания. В такие дни над дней кружили стаи грифов и в городе знали  - значит, парсы хоронят своих умерших. Когда стервятники заканчивали пиршество, кости растирали в порошок и передавали родственникам, чтобы те развеяли его по воздуху, желательно над водой.
Туристы из Советского Союза не слыхали о таком обряде похорон, о преданию огню знали, но чтобы таким образом…
Здесь, действительно, многое удивляло, даже «Зоопарк», который они посетили в Дели. В этом парке-зоопарке не было решёток и клеток – только естественные преграды, камни и водоёмы, отделяли зрителей от животных.
Удивляла туристов и частная собственность. Здесь всё было чьё-то, кому-то принадлежало, даже музеи и автобусы. Экскурсовод сказал, что много очень богатых людей среди парсов. Интересный народ, их в Индии мало, они выходцы из Персии, живут в городах, занимаются разными ремёслами, основная масса проживает в Бомбее.
Сходили в океанариум – он заполняется водой прямо из моря, и обитают в нём не только разные рыбы, но и другие морские жители и даже акулы.
Они рассматривали больших морских змей, когда услышали русскую речь, обрадовались так, словно встретили близких родственников. Это оказались моряки с торгового судна, стоящего в порту. Разговорились, пожаловались на жару и духоту – они рассмеялись:
- Вы ещё не были на юге, в Мадрасе, там, действительно, как в русской бане, в парной.
Побывали на небольшом острове, плыли туда на парусном кораблике. В пути что-то случилось с мотором, и когда мужчина из группы хотел помочь, экскурсовод запретил.
- Почему? Я хороший механик, работаю на заводе, в моторах разбираюсь.
- Я не сомневаюсь в ваших знаниях, просто помогать нельзя, их наняли, они должны всё делать сами, за это им платят.
Зато когда их автобусу преградил дорогу дикий слон, и водитель со страху залез под сидение, а за руль сел водитель из их группы, никто не возражал.
На острове было полно обезьян, жили они, похоже, большой стаей во главе с вожаком. Он был самый главный, самый сильный, грубо обращался с самками и детёнышами, его все боялись.
Таня не любила обезьян. Даже в детстве, когда ходила с родителями в зоопарк, не подходила к их клеткам, они казались ей пародией на людей, пародией весьма не симпатичной, уродливой.
Съездили и в Мёртвый город, который всех удивил.
- Почему в таком красивом городе никто не живёт? Расскажите нам его историю.
- Обязательно расскажу. Но прежде мы обойдём его и всё посмотрим.
Через час они устроились в тени у входа в красивое здание, похожее на храм.
- Вот и хорошо. А теперь отдыхайте и слушайте. Когда-то очень давно один из последних Великих Моголов построил этот город и перенёс сюда свою столицу. Прекрасные каменные дворцы, храмы, минареты, здесь журчали фонтаны, в бассейнах плескались ханские жёны и наложницы, за ними зорко присматривали евнухи. На этой площади, которая сейчас перед нами, хан вершил суд. Говорят, у него был слон, который исполнял смертный приговор над осуждёнными.
В часы отдыха прелестные танцовщицы и певцы услаждали его взор и слух. Сады, диковинные цветы, умытые росой, звонкоголосые птицы каждое утро встречали здесь восходящее солнце – это был необыкновенный город. Был… Но однажды исчезла, ушла вода, то есть ушла жизнь. Ведь без воды жизни не бывает, ушли люди, и город стал «Мёртвым городом».
Здесь никто не живёт, заезжают только туристы, изредка залетают птицы. Если хотите, можете сфотографировать эту каменную красоту. И поспешим, нас ждёт автобус. Я вижу, вам стало грустно, не огорчайтесь, мы едем в Агру, пробудем там несколько дней, и вы увидите настоящее чудо – Тадж-Махал.
Экскурсовод не обманул, они увидели, действительно, настоящее чудо света, хотя в известные семь чудес, храм почему-то не входил. Агра – одна из столиц империи Великих Моголов, и главное её украшение коронный храм – Тадж-Махал. Построенный из белого мрамора, высотой около восьмидесяти метров, пять куполов, четыре минарета, ниши по периметру создают впечатление легкости, ажурности.
Он стоит на берегу реки, которая никогда в этом месте не бывает спокойной, поэтому невозможно увидеть идеального отражения, и в предрассветном тумане кажется, что храм плывёт над землёй.
Если вы придёте сюда рано утром, то увидите, как первые лучи восходящего солнца, играя на стенах здания, окрашивают их в розовый цвет, а ночью при лунном свете храм становится нежно голубым.
Ворота главного входа сверкали серебряными рисунками и драгоценными камнями, теперь этого нет, они обрамлены медью и бронзой. На входе в парк, ведущий к храму, надпись из Корана, завершающаяся словами: «Войди в рай мой». На языке моголов «рай» и «сад» пишутся одинаково. Понятно, что Джахан строил «рай» для своей возлюбленной в этом «саду» на берегу реки.
Татьяна слушала, стараясь не пропустить ни одного слова. Дома, в далёкой морозной Сибири, она расскажет своим о чудесах этой тёплой солнечной страны.
- Должен вам сказать, – продолжил экскурсовод, – что внутри Тадж-Махал не блещет красотой. Но там, в центре храма, изумительной красоты мавзолей-усыпальница, сейчас мы войдём в храм, и вы его увидите. Стены мавзолея выполнены из полированного полупрозрачного мрамора и инструктированы рисунками из драгоценных камней. Смотрите – вот цветок мака из красных и розовых рубинов, листья из изумрудов. Какая красота, просто глаз не оторвать.
Группа долго не могла отойти от мавзолея.
- А теперь пройдём дальше.
По широким ступеням они стали спускаться вниз, в склеп, вход в него был очень низкий, даже очень маленький человек должен был наклониться – поклониться. Здесь стояли два каменных гроба, поверхность одного из них была совершенно гладкая, на втором лежал небольшой длинный предмет.
- Что это?
Экскурсовод объяснил:
- Это по-русски – ручка, ею мужчина в земной жизни должен расписаться на «чистом поле» женщины.
В автобусе Таня спросила:
- А вы расскажете нам историю этой необыкновенной любви?
- Конечно, расскажу. Хан Джахан – внук Акбара – взял в жёны Мумтаз-Махал, когда ей был двадцать один год, с тех пор он забыл о существовании своего гарема. Она стала для него единственной возлюбленной, женой, другом, советником в делах, сопровождала его во всех походах. Они прожили почти восемнадцать лет, она умерла во время победоносного похода в Декан, рожая ему четырнадцатого ребёнка, ей было тридцать девять лет.
Джахан был неутешен, он поседел за одну ночь, он не хотел больше жить. Старый мудрец, который помнил ещё его деда, сказал:
- Ты должен это пережить, звёзды подскажут, что нужно делать.
На другой день хан собрал совет:
- Найдите мне лучшего архитектора.
Иса-Хан-Перс, действительно, был лучший, и ему Джахан рассказал о своём замысле:
- Ты должен построить два храма – две гробницы. Один храм – из белого мрамора, другой –  из чёрного на разных берегах реки. И соединить их ажурным мостом. Я не ограничиваю тебя во времени и в средствах, все материалы должны быть самые лучшие, самые дорогие, можешь нанять помощников и известных мастеров даже из других стран. 
Строительство началось в 1630 году. Бесчисленные караваны со всех концов света везли в Индию драгоценные камни и белый мрамор. В 1652 году белый храм Тадж-Махал был построен. Джахан построил гробницу для любимой жены. Теперь стали привозить чёрный мрамор для второго храма,  только осуществить свой замысел ему не удалось. Народ, разорённый дорогим строительством и войнами, был возмущён, дети рвались к власти, в итоге сын Ауранзеб сверг отца и заточил его в Красный форд – крепость напротив Тадж-Махала. Здесь Джахан провёл последние девять лет своей жизни.
 До самой смерти, через маленькое окошко, он смотрел на построенное им белое чудо – храм любви для возлюбленной, и груду чёрных камней на другом берегу реки Джамин, где никогда не появится чёрное отражение Тадж-Махала. Его похоронили в храме, рядом с любимой женой. Говорят, что часто несчастные влюблённые кончают жизнь самоубийством, бросаясь с минаретов храма.
Экскурсовод посмотрел на притихших туристов.
- Грустная история, но благодаря этой удивительной, необыкновенной любви двух людей появился этот чудесный волшебной красоты храм. Чувство восторга он вызывает у каждого, впервые взглянувшего на него. Думаю, и у вас тоже.
- Вы правы. Но скажите, почему его до сих пор не причислили к Чудесам света?
- Не знаю, но думаю, что его обязательно назовут восьмым чудом света, в конце концов, это произойдёт, и это будет справедливо.
В Бангалор они прилетели в середине дня и поселились в небольшой частной гостинице. Хозяин, молодой интересный мужчина, одетый в национальный индийский костюм, разместил их в уютных двухместных номерах и сказал, что при желании они могут подняться в сад, размещённый на крыше здания. Сад был небольшой, деревья невысокие, цветы в горшках, лежаки для загорания, над скамейками зонтики, чтобы посидеть в тени. Был даже душ. Замечательно!
С высоты кровли город казался разноцветным ковром, столько в нём было деревьев, цветущих жёлтыми, белыми, розовыми и красными цветами – необыкновенное зрелище.
Самой большой достопримечательностью города была усадьба на южной окраине, приобретённая Станиславом Рерихом и его женой, только по непонятной причине их туда не пустили.
 Они пробыли здесь пару дней, познакомились с городом, побывали в школе, что для Индии тоже было редкостью.
Из города в город летали на небольших самолётах марки Боинг, Каравелла и ещё каких-то им неизвестных.
По программе они должны были посетить семь городов. В каждом аэропорту перед посадкой в самолёт пассажиров тщательно проверяли, процедура производилась вручную, женщин осматривали женщины, мужчин – мужчины. В группе шутили: «Жаль, что не наоборот, было бы куда приятней!»
Когда у одного товарища обнаружили в кармане перочинный ножик, был целый скандал, даже задержали рейс.
Многое им, туристам из Советского Союза, казалось странным и непонятным. В ресторанах и кафе повара и официанты только мужчины, они же работали в прачечных, во всяком случае в той, которую они видели в одном городе.
На просторной площади стояла каменная многоступенчатая пирамида, сверху бежала вода, бельё били о ступени, кажется, даже без моющих средств, и делали это мужчины.  Сушили прямо на земле. И что удивительно, оно было белоснежное!
Таня вспомнила, как её бабушка рассказывала, что на русском севере ткали льняное полотно, и холсты выбеливали на солнце, оказывается, солнышко лучше всякой хлорки.
Работающих женщин, больше похожих на девочек, видели только на кондитерской фабрике. Они стояли у конвейера и укладывали в коробки печенье, кстати, очень вкусное, их угостили.
Разрешили им посмотреть ткацкую фабрику, кто там работает неизвестно, в цеху стояли только намоточные станки, около каждого на полу поддон с какой-то жидкостью или просто с мыльной пеной, в которой плавали небольшие продолговатые светлые коконы. От каждого тянулась ниточка к шпуле, кокон разматывался, и нитка наматывалась на шпулю.
Сибиряки, они никогда не видели бабочек и гусениц шелкопряда, которые обматывают себя этой шёлковой ниточкой, образуя кокон, в котором сидят, пока не превратятся в бабочек. Питаются они листьями тутового дерева. В Сибири оно не растёт.
Ткацкий и красильный цех им не показали. Около фабрики был магазин, где можно купить готовую ткань из натурального шёлка. Расцветки необыкновенно красивые, но в основном однотонные. Материал продавали кусками, каждый рассчитан на сари (женская одежда) определённого размера.
Три женщины из группы ещё не истратили свои «рупии» и позволили себе этот роскошный подарок. У Тани осталось мало денег, она купила в Агре перстень и серьги с дымчатым топазом, хотя сама украшения надевала только, танцуя некоторые танцы, но решила, что подарит невестке, когда Антон женится.
В Индии очень рано выдавали девочек замуж, и некоторые рожали уже в тринадцать лет. Детки рождались очень маленькие, но быстро вырастали.  В Бомбее на пять миллионов жителей всего один роддом, поэтому рожали дома или там, где жили, а бедняки часто просто на панели. И животные, про которых мы думали, что они священные и поэтому бродят по улице, жили вместе с хозяевами.
На улице можно увидеть врача, лечащего зубы, парикмахера, стригущего волосы. Всё на улице – и больница, и парикмахерская, а про кухню и говорить нечего.
Работать бедняки не стремились. В Индии, как и в Китае, людей много, и ручной труд обесценен – таскать целый день кирпич или раствор на второй этаж на стройке и заработать одну рупию. Зачем? Лучше нарисовать какой-нибудь рисунок, сидеть или даже лежать около него – набросают гораздо больше, а за одну рупию можно купить всего один кокосовый орех.
Тане орехи понравились, пробьёшь дырочку, берёшь трубочку и пей вкусное чуть сладковатое молочко. Как-то Таня спросила у одного мужчины:
- Вы бы хотели уехать жить в нашу страну?
- Нет, у вас там холодно и нужно работать.
Те, кто побогаче, и очень богатые, жили иначе, но все были религиозны, почитали своих богов и главным в жизни считали семью и детей.
Как-то, подходя к храму, увидели выходящую оттуда группу женщин, остриженных наголо.
- Зачем они это сделали?
Экскурсовод объяснил:
- Значит, они счастливы в семейной жизни, и волосы принесли в жертву, в дар богам.
- И наделают из их кос париков.
- Нет, их волосы сжигают тут же при них.
Сейчас экскурсоводом у них была женщина. Она рассказала, что у них есть небольшой храм, называется «Храм любви» и посвящён он интимным сугубо личным отношениям –  мужчины и женщины, мужа и жены, показаны правильные позы при близких отношениях. Кто-то спросил:
- Вы нас туда сводите?
- Нет, русских (всех приезжающих из Советского Союза здесь почему-то называют русскими) мы туда не водим. Они не умеют там себя вести – одни смеются, другие возмущаются, считают, что говорить, тем более показывать это неприлично. Нам это непонятно, почему у вас такое отношение к обычным, естественным вещам, очень важным в семейной жизни?
Таня подумала о том, что действительно, в советских семьях и школах это какая-то запретная тема, хотя последнее время есть какой-то прогресс, а раньше, когда она училась в восьмом классе, некоторые ещё думали, что детей находят в капусте или их аист приносит.
Экскурсовод была с ними только на экскурсиях, а когда они ходили куда-то одни и в гостиницах, где жили, эти обязанности (то есть переводчика) исполняла Таня, она хорошо знала английский. В Индии английский был вторым языком, на нём говорили даже дети, ведь Индия почти сто лет была Британской колонией, свободу завоевала только в 1947 году.
В Бангалоре хозяин гостиницы по всем вопросам обращался к ней, да и поговорить кроме неё было не с кем. И вообще проявлял к ней особое внимание, делал ей комплименты, восхищался её светлыми длинными косами, дарил сувениры из сандалового дерева. Правда, сувениры на память он подарил не только ей.
Сандаловое дерево очень ценилось, оно принадлежало только государству, даже если ты сам посадил его у своего дома. Из него делали красивые вещи, сувениры, запах сандала сохранялся навсегда. Погребальный костёр правителей и знаменитых людей был из сандала.
Перед отъездом гостеприимный хозяин подарил Тане серьги, не из драгоценных камней, но очень красивые, Она отказывалась:
- Я не ношу украшений.
- Напрасно, вы были бы ещё красивей, если это возможно. Возьмите, не обижайте меня.
- Хорошо. Они мне будут нужны во время исполнения индийских танцев.
- Спасибо. Желаю вам счастья, любящего мужа и много деток, таких же красивых, как вы.
В группе шутили:
- Татьяна Дмитриевна, да он влюбился в вас по уши, если бы здесь был обычай воровать невест, мы бы лишились нашего переводчика.
- Неправда, это просто благодарность за то, что я помогала ему общаться с вами, а вам с ним.
- Ладно, мы тоже вам что-нибудь подарим. Не сердитесь, мы просто пошутили. Но вы ведь, действительно, красивая, не мудрено мужчине не влюбиться.
Выходить погулять в одиночку было категорически запрещено. Но как-то в Дели вечером Коля Скворцов нарушил этот запрет, вернулся он, как говорится, чистенький, ни денег, ни документов, хотя воры не багдадские, а «делинские», но работают так же виртуозно. Пришлось обращаться в советское консульство, решать проблему с документами.
Вместе с руководителем и Николаем ходила и Таня. Познакомилась с консульскими жёнами. Те рассказали, что жить здесь им не очень нравится – продукты необычные, молока коровьего достать трудно, а молоко буйволов дети не пьют. Цены на продукты скачут, сегодня дороже, завтра дешевле, ведь в Союзе цена всегда одна, жара и духота страшная, в сезон дождей льёт непрерывно, так, словно небо прохудилось.
Государственных магазинов мало, в основном частные – большие, маленькие, совсем крохотные киоски, палатки. Иногда Таня ходила со своими что-то купить по мелочи. Даже торговали здесь необычно – нужно было обязательно поторговаться, иначе могли и не продать, считали несерьёзным покупателем.
Для тех, кто не знал языка, первоначальную цену писали на бумажке, внизу покупатель писал свою, продавец свою, и так пока продавец не соглашался. Часто окончательная цена была вдвое меньше первоначальной.
Посещали они некоторые музеи, а главное изумительной красоты храмы, их было множество. В Индии почитали своих богов, верующими здесь были все, независимо от принадлежности к касте, положения в обществе, бедности или богатства.
В храмы тоже ходили все без исключения – с горем и радостью, с мольбой о помощи и благодарностью, или обрести душевное спокойствие и приносили дары по своим возможностям и обязательно живые цветы, искусно собранные в гирлянды и венки.
Заходили в храм босиком, обувь оставляли у входа, и никогда она не пропадала, ни дорогая, ни дешёвая.
Изображения богов были скульптурные, рисованных они не встречали.
Одного из экскурсоводов они попросили  немного рассказать об индуистской религии, об их богах.
- Если интересно, коротко расскажу. Я работаю экскурсоводом уже пять лет, и вы первые, кто об этом попросил. Главные боги индусов, это Драхма – Создатель Мира, Вишну – Хранитель Мира, Шива – Разрушитель.
Река Ганг – священная река. Ганг Верхний течёт по Земле, Ганг Нижний под Землёй, Ганг Небесный по небу, это Млечный путь.
Семья – это святое, главное в жизни индуса. Первой Драхма создал женщину. Семья бога Шивы – это жена Фарвати, сыновья Вишну и Ганеш. Вишну благополучный сын, он стал Хранителем Мира, имел три главных превращения – Вепрь, Кришна и Рама.
А с Ганешем было немало хлопот. Легенда гласит, что однажды Шива так рассердился, что в гневе (ведь он Разрушитель) оторвал ему голову. Видя, как расстроилась жена, он её утешил: «Не переживай, дорогая, я приставлю ему голову первого существа, которое подойдёт ко дворцу». Первым оказался слон, поэтому Ганеша часто изображают с головой слона, на некоторых изображениях один бивень бывает обломлен. Дело в том, что после полученного урока, сынок Шивы продолжал куролесить и сломал бивень, пытаясь сковырнуть Луну с неба. Ганеш стал покровителем торговли и виноделия.
Таня решила, что рассказал он очень мало, ничего не сказал об обрядах, о превращениях Фарвати, изображения которой в разных превращениях они видели в храмах, и храмы, посвящённые ей в этих ипостасях, но расспрашивать не стала, другие тоже промолчали.
В гостиницах, где они обычно проживали в двухместных номерах, Таня жила с молодой женщиной Катериной, с которой за время путешествия  очень подружилась. Общительная, весёлая, очень симпатичная, она окончила какой-то индустриальный техникум по специальности механик, но работала крановщицей в монтажной организации «Центротехмонтаж».
Два года назад Катя вышла замуж, только семейная жизнь, как говорится, не задалась. Женихом её Ванечка был безупречным, а через год выяснилось, что с бутылочкой он дружен и прогуляться налево мастак. Катя собиралась подать на развод, но он клятвенно заверил её, что исправится, она любила его, поэтому поверила.
- Вот оформила путёвку, поехала в отпуск в Индию и не жалею, очень интересно. Приеду, посмотрю, как он держит слово. Такая была любовь, мечтала о детках, о семейном счастье, а сейчас рада, что ребёнка нет, променял он наши мечты на дружбу с «зелёным змеем».
- Не расстраивайся, может, ещё всё наладится. Он любит тебя?
- Говорит, что любит.
- Вот видишь, а любовь творит чудеса.
- Что-то не верю я в его любовь и, тем более, что он может совершить какое-то чудо. Скорее всего, разбегусь я с этим чудом-юдом в разные стороны.
Она рассмеялась:
- Идёмте, Татьяна Дмитриевна, ужинать, нас уже группа ждёт, мы опаздываем.
С Элей и Рэмом Таня познакомилась ещё в Иркутске, когда лежала в больнице, а потом они встретились в театре, сидели рядом, в антракте разговорились, она заинтересовалась именем нового знакомого:
- Имя у вас странное.
- Оно не только странное, но и интересное. Знаете, что оно означает – Революция, Электрификация, Мир – Рэм. Бабушка у меня была революционерка, в тюрьме сидела, в ссылке была. Это она меня так назвала. Мама умерла при родах, и мы долго жили с бабушкой. Отец женился, когда я уже в институт поступил.
С Элей они учились на одном курсе, врачи-психиатры. Это они соблазнили Таню поехать в Индию. Их интересовали методы лечения психиатрических заболеваний методами йогов, возможно, и её проблему они помогут решить. В Индии есть школы йогов, адрес одной у них есть, и они собираются её посетить.
После ужина Рэм подошёл к Тане:
- Танечка, вы пойдёте с нами к йогам? Руководитель нас отпускает и вас разрешил взять в качестве переводчика, так как мы с Элей очень плохо знаем английский.
- Конечно, пойду.
- Тогда завтра утром мы за вами зайдём часов в семь, будьте готовы.
До школы они добрались часам к девяти. Большое одноэтажное здание, обнесённое высокой плотной оградой, находилось немного в стороне от жилого квартала.
Ворота открыл высокий худощавый мужчина в светлой одежде, похожую на национальную индийскую, только более свободного покроя из хлопчатобумажной ткани. Просторный ухоженный двор они не успели рассмотреть, их сразу попросили войти в дом.
- Проходите, вас ждут.
Их любезно встретил главный учитель почтенного возраста в такой же одежде.
- Проходите, меня предупредили, что с нашей школой хотят познакомиться врачи-психотерапевты, приехавшие с туристической группой из Советского Союза. Очень рад познакомиться и поделиться с вами опытом и методом нашего лечения некоторых заболеваний. К нам приезжают учиться молодые люди из других стран, через шесть месяцев обучения они уезжают уже учителями.
Поверьте, у нас нет никаких секретов, главное – чистота души, тела, помыслов. Мы не применяем лекарств, никакой химии, синтетики, только натуральная одежда, пища, чистая вода и наши особые упражнения.
- Вы нам покажете хотя бы некоторые из них? – спросил Рэм.
- Конечно.
Он попросил ученика кого-то позвать. Минут через десять вошла симпатичная девушка лет семнадцати.
- Познакомьтесь, это Дженни. Она приехала из Америки, срок её обучения заканчивается через месяц.
Дженни выполнила некоторое количество довольно интересных упражнений и молча вышла. Рэм был немного удивлён:
- И этими упражнениями можно вылечить психические заболевания, например, шизофрению?
- Безусловно. Этими и другими.
- Но это заболевание считается неизлечимым.
- Неверно, и мы это доказали. Несколько лет назад опытными врачами было обследовано тридцать пять человек, было установлено, что они действительно больны этой болезнью. Через год после нашего лечения их вновь обследовали – тридцать человек признали совершенно здоровыми.
- Вы можете объяснить, что такое шизофрения, меня всегда это интересовало.
- Могу. Это когда сознание человека находится, как бы, на лезвии бритвы, оно неустойчиво и колеблется то в одну, то в другую сторону, поэтому человек то нормален, то ненормален.
Вечером, сидя у Тани в номере, они опять затронули эту тему. Эля категорически не верила в возможность вылечить какими-то упражнениями вообще что-нибудь.
- А ты как думаешь? – обратилась она к молчавшему Рэму.
- А я думаю, в этом что-то есть. Вспомните, как учились ездить на велосипеде. Вначале клонит тебя из стороны в сторону, а в какой-то момент поймаешь равновесие и ты поехал, твёрдо сидишь на велике, и никуда тебя не клонит. Может, некоторые люди рождаются с неустойчивым сознанием, стоящем на лезвии бритвы, а йоги своими упражнениями учат его поймать это равновесие и не качаться из стороны в сторону.
Эля задумалась.
- Рэмочка, возможно, ты прав и нам стоит поучиться у йогов, будем лечить своих больных, ведь это такая ужасная болезнь. Был у нас в больнице один мужчина, такой спокойный, мирный, и мы по просьбе жены отпускали его иногда домой. Всё было хорошо, а однажды ночью он зарубил топором всю семью.
Таня ужаснулась:
- Какие страсти ты рассказываешь!
- Это, действительно, было, Танечка. А ты поговорила с йогом о своей проблеме?
- Да, перед самым уходом. Рассказала, что со мной случилось, какую операцию сделали.
- И что он сказал?
- Сказал то же, что Надежда Николаевна. Вам ничего не поможет. Вы никогда не сможете родить.
- Ну, у тебя же есть Антошка!
- Конечно, и в этом моё счастье.
В Дели у них была запланирована экскурсия в один частный театр, там можно будет посмотреть настоящие индийские танцы. Таня пришла в восторг от того, что увидела.
Танцы сопровождались пением, певцов никто не видел, они находились за кулисами.
Танцевали девочки не старше пятнадцати лет, и как они исполняли танцы, надо было видеть. Словами передать невозможно. Какая пластика, движения! Танцевали их глаза, каждый пальчик на руках и босых ножках. Что-то невероятное!
После окончания представления Таня попросила руководителя группы пройти с ней за кулисы поговорить с режиссёром-постановщиком спектакля. Оказалось, что режиссёр был и директором театра.
- Это не просто театр, это театр-школа. Его владелец очень богатый человек, в молодости сам увлекался национальными танцами. У нас есть ещё два преподавателя, способных девочек принимаем с раннего возраста.
- Я преподаватель танцев, учу детей танцевать. И хотелось бы познакомиться с методами вашего обучения. Но мы завтра уезжаем, мне очень жаль.
- Не переживайте, в качестве сувенира я вам подарю небольшую брошюрку, в ней описание некоторых танцев и методы обучения.
- Большое спасибо! А это вам на память – русская матрёшка. Начнёте её раскрывать, их станет семь штук – целый хоровод.
Когда возвращались, руководитель заметил:
- А вы, Татьяна Дмитриевна, хотите не только отдохнуть и многое посмотреть, но и чему-то научиться.
- Обязательно. Почему бы не воспользоваться такой возможностью, пригодится в жизни.
Через день они улетели в Мадрас – конечный пункт их путешествия. Мадрас – он на берегу Бенгальского залива, на берегу Индийского океана. Какой он – и  Океан? Такой, как море? Никто не знал, не представлял, никто не видел, не встречался. И встречи с ним все ждали с нетерпением.
Экскурсовод сказал, что три дня они будут здесь отдыхать, гулять, загорать, купаться, гостиница находится на самом берегу залива. Из аэропорта на автобусе через весь город и, наконец, вот она гостиница и берег – он тянется влево и вправо, кажется, бесконечно куда-то далеко, далеко.
Зонтики, лежаки, кое-где лодки, но где же вода? Впереди только песок, мелкий, горячий, почти белый под палящим солнцем. «Белое солнце пустыни», как в кино, только барханов нет. Так где же всё-таки вода?
К ним подошёл хозяин гостиницы, высокий, загорелый, посмотрел на их удивлённые лица и рассмеялся:
- До воды идти далеко и жарко, но через несколько часов она сама к вам придёт. Ведь это океан, только в нём бывают приливы и отливы.
Вот мы и познакомились, дождались воды, по ней, не обжигая ног, дошли до глубины, можно поплавать.
Таня хорошо плавала, но почему-то растерялась, даже испугалась: невидимые волны плавно поднимались и несли вдаль, где не было границы воды и неба, где не было ничего, только ощущение бесконечности космоса. Ты то ли плывёшь, то ли летишь, не ощущая своего тела, кружилась голова, хотелось скорее вернуться, коснуться земли. Так вот ты какой – Океан…
Это было в первый раз, потом она привыкла, прошёл страх, и ей нравилось это ощущение лёгкости, возможности плыть, почти не шевеля руками и ногами, и даже полежать на воде, как в лимане.
Может, вода здесь солонее и волны длиннее, в общем, это точно не море. Песок мелкий, как пудра, он в воде, и когда из неё выходишь, он остаётся на теле, высыхает и осыпается.
Перед приливом рыбаки расстилают и закрепляют на песке сети, когда вода уходит, в ячейках остаётся мелкая рыбёшка, до следующего прилива она успевает высохнуть, и её собирают.
Когда вода подходит, небольшими сачками ловят раковины, из них делают разные поделки, сувениры, из совсем мелких ожерелья – продают туристам или на что-нибудь меняют. Коробку цветных карандашей Таня обменяла на две красивые раковины.
Эти дни они, действительно, отдыхали, в город не ездили, гуляли только по берегу, купались, загорали.
Это окраина Мадраса, нет многоэтажных строений, даже гостиница, хоть и большая, но тоже одноэтажная. Жилые дома маленькие, их немного, в некоторых кафешки, где можно посидеть в прохладе, выпить «Фанту» и «Колу».
Кондиционеры во всех помещениях и в автобусах, без них невозможно людям, не привыкшим к такой атмосфере. Правду сказали им моряки – «жарко и влажность, как в русской парной, поедете в Мадрас, не забудьте веники прихватить».
Как только местные здесь живут? Ничего, нормально, так же, как мы в Сибири при минус сорок градусов живём – ничего, нормально.
Домашних животных не встречали – ни кошек, ни собак. Как-то сидели в кафе, шныряет кто-то под столом, думали, кошка, оказалось, мангуст. Видать, хозяев от змей оберегают. В домах разные ползучие – частые гости, и никого это не удивляет.
А Катя, когда увидела в гостинице ползущую по матерчатым обоям ящерицу, такой крик подняла, думали, что крокодил в номер заполз. Пришла горничная, смахнула веничком нарушительницу покоя в ведёрко и унесла – подумаешь, ящерка в комнате или летучая мышь, даже змея, если не ядовитая, ничего особенного. Вы в Индии, дорогие гости, а не на Урале или Байкале.
В этот день, уже к вечеру, когда всей компанией – Таня, Катя, Рэм и Эля, наплавались и нанырялись до одурения, вылезли, наконец, на берег, а солнце, нагулявшись по ясному небушку, опускалось, чтобы принять прохладную океанскую ванну, тоже решили охладиться и зашли в кафе.
Народа в это время обычно много, но свободный столик нашёлся. Только расположились, заказали «Фанту», в дверях появился хозяин их гостиницы. Рэм заулыбался:
- А вот и Радж. Его к нам, как магнитом, тянет. И магнит этот – ты, Танечка.
Катя процитировала:
- Распустила Таня косы, а за нею все матросы.
- Почему матросы? Индусы…
- Они здесь все матросы, раз у океана живут. На берегу полно лодок, не видели что ли?
Таня удивилась:
- Почему Радж? Радж был, кажется, в Бангалоре, или экскурсовод, точно не помню.
- У них здесь Радж каждый второй, как у нас Иван или во Франции Жан.
- История повторяется, – вставила словечко Эля, до сей поры молчавшая. – Очередной вздыхатель, и всё твои косы.
- Почему косы? Здесь у каждой женщины косы, и не хуже моих.
- Косы-то косы, только чёрные, а твои светлые, золотистые, цвета старого золота.
- Не выдумывай, Рэм. Золото старое не бывает.
Между тем, Радж внимательно осмотрел зал и направился к их столику. Эля пригласила:
- Попросите стул и присаживайтесь к нам.
- Нет, спасибо, тороплюсь. Искал вас, чтобы предупредить и пригласить вас на прощальный ужин. Я устраиваю его для вашей группы, ведь завтра вы уезжаете, приходите и не опаздывайте.
- Конечно, придём и не опоздаем, спасибо.
Замечательный вечер, он запомнился всем. Они простились с Океаном, но бросили в него советские монетки, как надежду ещё вернуться.
На столе были в основном морепродукты, пели русские и украинские песни, а когда появилась откуда-то бутылочка «Столичной», стало совсем весело, Николай с Таней сплясали «Барыню» под аплодисменты и пение вместо гармошки.
Радж подарил всем сувениры из раковин и настоящий индийский чай в красочных коробках, а ему на память они оставили набор хохломской посуды. Когда расходились по номерам, Радж попросил Таню задержаться.
- У меня для вас особый подарок, чтобы не забывали не только Индию, но и меня.
Он протянул ей небольшую резную шкатулку из красного дерева.
- Сейчас здесь не открывайте, откроете, когда уедете, – и показал место, где нажать, чтобы она открылась.
- Подождите минуточку.
Таня сбегала в номер и принесла свою пудреницу – палехскую лаковую миниатюру с изображением русской девушки.
- Подарите своей невесте.
- Нет у меня невесты.
- Значит, будущей.
- После встречи с вами, не думаю, что она скоро появиться. Танечка, а вы согласились бы стать моей женой?
- Нет, у меня есть жених и я его очень люблю, но даже если б не это, у нас запрещены браки с иностранцами.
- А если б я приехал к вам?
- Не знаю, но думаю, то же самое.
Руководитель спросил, о чём она говорила с хозяином гостиницы, чем он интересовался.
- Мы просто обменялись комплиментами, он поинтересовался, замужем ли я, поблагодарил за услуги переводчика, которые я оказывала, а в благодарность и на память подарил шкатулку.
- Что в ней?
- Не знаю, просил открыть позже.
- Но я должен посмотреть, вам не покажу.
- Зачем вам это?
- А как же, вдруг там ядовитая змея или парочка скорпионов. Я же за вас отвечаю.
Таня усмехнулась:
- Раз дело только в этом, проверяйте, – и показала, где секретный замок.
- Теперь всё в порядке, там, действительно, сувенир.
Только вернувшись в Дели, откуда улетали домой, у себя в комнате Таня с Катей открыли шкатулку – там лежали несколько украшений из розового перламутра и нитка настоящего жемчуга.
Катя удивилась:
- Надо же, какой щедрый кавалер, настоящий королевский подарок.
- Это ожерелье я подарю Ладочке, – сказала Таня.
В Дели их поселили в ту же гостиницу, где они жили, когда только прибыли в страну. И она показалась лучшей из всех семи, в которых жили после, побывав в семи городах, пролетев Индию с севера на юг до самого океана.
Гостиница была очень уютная, красивая, удобная, в национальном стиле. Номера двухместные, настоящие квартиры – гостиная, спальня, гардеробная, ванная, туалет.
На стенах обивка из шелковистого материала с красивым рисунком, на полу ковры, мягкие кресла, необычного покроя шторы. В спальне на тумбочках термосы с водой (из крана пить нельзя), подставочка для сандаловых палочек, в ящичках почтовый набор – бумага и конверты, коробочка с нитками, иголкой и булавкой и даже пуговкой.
С электротехникой в Индии было туговато, туристов об этом предупредили ещё в Союзе, и многие взяли с собой фены, электроутюжки. Телевизоров и радио не было. Им показали маленький телевизор, который только начали изготовлять в стране.
Постельное бельё, полотенца, салфетки меняли каждое утро, что их очень удивило.
Завтракали и ужинали в столовой с несколькими круглыми столиками и стойкой-баром. Завтрак чаще всего был английский – яичница с беконом, бутерброды, кофе или чай с молоком.
На индийский обед хозяйка приглашала их в особый зал, проходили в него через странное помещение с зеркальными стенами, разделённое на комнаты-кабинеты шёлковыми занавесями, свисавшими с потолка.
В обеденном зале не было окон, искусственное освещение, столики расположены вдоль стены, длинный стол тянулся через весь зал и на нём стояли большие блюда с фруктами, салатами, со свежими или тушёными овощами, рыба и мясо, приготовленные по национальным рецептам с ароматными специями, горячие блюда были установлены на высоких металлических подставках и  подогревались снизу  спиртовками.
Вот так стол! Проходя вдоль него, каждый накладывал в свою тарелку что хотел и сколько хотел, в общем, по-нашему – самообслуживание. Суп, больше похожий на наш соус, можно было заказать отдельно, его приносили в глубоких керамических пиалах.
Тане нравилось всё, кроме неизвестных экзотических фруктов, она ела здесь только апельсины.
Около гостиницы сад и белый мраморный бассейн с ажурным мостиком, ограду вокруг украшали вьющиеся розы, в общем, красота. Жаль только, что сюда иногда проникали обезьяны и потрошили их сумки.
Гостиница в Бомбее никому не понравилась, хотя кормили их в шикарном современном ресторане с кухней на любой вкус. Номера были просторные, светлые, но какие-то холодные и не уютные. Стены покрыты обоями, коврики только у кроватей, а по мраморным желтоватым полам пробегали большие чёрные тараканы, в тумбочках попадались твёрдые шарики, наверное, «угощенье» для них.
Во всех других городах гостиницы ничем не отличались от наших. Зато улицы  поражали и удивляли разнообразием и своеобразием транспорта – только здесь можно было увидеть рядом с современным американским лимузином, рикшу, слона без номера на хвостике, водителя без прав на его спине.
 И, конечно, тротуары, ходить по которым было не просто. На них кипела своя тротуарная жизнь, чего и кого только на них не было, даже заклинатели змей – брось монетку, он приподнимет крышку решета, и оттуда поднимется ушастая голова ядовитой кобры.
Правда, их успокоили: «Не бойтесь, зубы у этих «красоток», наверняка, вырваны».
Катя рассмеялась:
- Хотела бы я посмотреть на зубного врача, который это сделал.
Мангусты в домах, слоны, коровы, обезьяны, змеи на улицах – чего только они не увидели. И, конечно же, восточный базар, о котором можно написать целую книжку. Недаром Индию называют «Страной чудес». И они в этом убедились.
Закончилось их путешествие - интересно, увлекательно, замечательно, но так хотелось скорее вернуться домой, в родную страну, очень соскучились.
Сегодня вечером ужин в городском ресторане, а завтра утром они улетают.
Таня надела сиреневый кримпленовый костюм, а Катя очень красивое шифоновое платье, но когда стали собираться, оказалось точно такое же  платье на другой девушке из группы, и Катя побежала переодеваться, пришлось её ждать.
Рэм возмутился:
- Вечно, эти женщины…
- Женщины здесь ни при чём, – возразила Таня. – Это наш ширпотреб виноват.
Когда виновница задержки, наконец, появилась, все ахнули – на ней было купленное сари, украшения и прилепленная на лоб родинка – настоящая индийская женщина..
- Родинка на лбу зачем? У тебя своя на щеке.
- Кончайте разговоры, – поторопил руководитель группы. – Едем, а то наш стол займут.
В ресторане их ждал большой уже накрытый стол, спиртное не заказывали, три бутылки водки мужички приберегли для такого случая, как на посошок.
Посидели хорошо, весело, делились впечатлениями и даже спели вполголоса пару песен.
Официанты, обслуживающие их стол, улыбались, и Таня поинтересовалась, почему.
- Нам нравится, как вы, русские, что-то празднуете или отмечаете, у нас это делают не так.
Действительно, не так. Недалеко стоял стол, за которым сидела большая компания, они негромко о чём-то разговаривали, а бутылка вина, одиноко стоявшая в центре стола, простояла весь вечер закрытая. Хотя, возможно, её всё-таки открыли, когда они уже ушли.
Таня не стала пить водку и напрасно, рыба, которую они заказывали на горячее, видно, была несвежая, и в самолёте ей стало плохо. В Москве их группу едва не задержали, но они объяснили, что Таню просто укачало в самолёте.
В Иркутске Надежда Николаевна положила её на несколько дней в больницу с отравлением.
- Полежи, лягушка-путешественница, поправишься, соберёмся у Миши, и расскажешь нам обо всём, что видела, что слышала, чего узнала. 





Глава 17
Вернувшаяся из Кореи Анна сообщает Михаилу, что Рита ждала ребёнка. Скорей в Москву, на поиски сына.

Михаил проснулся от нестерпимого чувства жажды. Вчера вечером вместе с Таней и Надеждой Николаевной были в театре, по дороге домой купили бутылочку сухого вина, в холодильнике нашлась баночка красной икры – засиделись допоздна.
Пошёл в ванную, открыл кран, чтобы слить тёплую воду, и выпил ковш жгуче холодной байкальской воды, плеснул на лицо и грудь.
Живая святая вода озера – она даёт силу, наполняет бодростью, радостью жизни, избавляет от хвори и плохого настроения! Настроение у него и так было отличное, а вот сон улетел мгновенно.
Михаил вернулся в спальню, Таня не проснулась, раскинувшись на полкровати, она дышала тихо, как ребёнок, лицо, розовое от света ночника, спокойное, на губах улыбка, наверное, снится хороший сон.
Чувство нежности наполнило его душу, хотелось поцеловать её, но сдержался, побоялся разбудить, потушил свет и осторожно лёг с краешку. Спать не хотелось, вставать тоже, вспомнились события последних четырёх лет, они во многом изменили их жизнь, в какой-то мере и их самих.
Вернувшись из путешествия, Таня , наконец, призналась, что не может иметь детей, что для него было шоком.
- Как же так, а Антон?
- Это было до аварии. После операции Надежда Николаевна сразу сказала мне об этом, договорились пока не говорить тебе, я ещё надеялась. Мои друзья, врачи-психиатры, рассказали о необычных методах йоговского лечения и уговорили поехать в Индию, надежды мои не оправдались, йоги подтвердили диагноз твоей мамы.
- Теперь понятно, почему ты отвергла моё предложение. Конечно, этот неожиданный факт меня расстроил, обескуражил, я так мечтал о нашем ребёнке, но меньше любить тебя из-за этого я не стал, даже не думай об этом, и предложение моё остаётся в силе. Ты согласна выйти за меня замуж?
- Согласна.
Через месяц они расписались. Свадьбы не было, поздравить их собралась в усадьбе вся семья, и платье себе Таня сшила новое – длинное, узкое, лилового цвета с атласной белой розой на плече, на голове уложила свою прекрасную косу – новое платье и жизнь будет новая, она надеялась, счастливая – это была третья попытка в её жизни стать счастливой.
На пальчик Михаил надел ей тонкое платиновое колечко и успокоил:
- О ребёнке не переживай, ведь у тебя есть Антон, у меня Лада, а общим станет Андрей –  мы его усыновим.
Трагическая судьба маленького мальчика, который жил в доме Таниной мамы, волновала и беспокоила их всех. Его родители погибли в авиакатастрофе, когда возвращались из отпуска, бабушка, узнав об этом, умерла от сердечного приступа.
Галина Васильевна после смерти своей мамы жила в их большом доме одна, работала в поселковой школе преподавателем по труду, вела литературный кружок и всегда была классным руководителем в одном из младших классов, на пенсию не собиралась.
Андрюша учился в её первом «А» классе. Когда случилось несчастье, и его хотели забрать в детский дом, она уговорила оставить мальчика на время у неё, так как ребёнок был в тяжёлом состоянии – замкнулся, всё время плакал и даже отказывался от еды. Перемена обстановки могла ещё ухудшить его состояние.
Опекунский совет принял решение – разрешить опекунство до выздоровления мальчика. И остался он жить с Галиной Васильевной и котом Фоксом в их большом доме. Любовь и доброта этой женщины совершили чудо, через полгода Андрюшу было не узнать – общительный, любознательный, умный мальчик хорошо учился, любил физкультуру и с удовольствием собирал корабли из деталей конструктора.
Галина Васильевна переживала, ребёнка должны были оформить и поселить в городском детском доме. Усыновление ей не разрешили – женщина в возрасте и живёт одна, поэтому, когда Таня с Мишей решили его усыновить – она была счастлива. Так Андрюша стал их ребёнком, хотя жил у Галины Васильевны.
В усадьбу Таня приезжала только на каникулы и летний отпуск, работа завуча, преподавателя английского и руководителя танцевального кружка отнимали много времени. Михаил приезжал в город каждый свой выходной, а иногда по делам лесничества, скучал, конечно, без жены и дочки.
Как-то в выходной Таня познакомила его со своими друзьями по путешествию – Рэмом, Элей и Катей, которые неожиданно нагрянули к ней в гости. Покрутили кинокамеру, кое-что Рэм заснял, посмотрели цветные слайды и чёрно-белые фотографии, а главное, поведали ему много интересного о его любимой жёнушке, о её воздыхателях и их желании её украсть или каким-нибудь другим способом оставить в Индии.
Таня уверяла, что они шутят, но Михаил тогда сказал вполне серьёзно:
- Больше одну никуда не отпущу.
В душе он был страшный ревнивец, но всегда старался это скрыть.
Окна посветлели, Таня никогда не закрывала ночные шторы, значит, уже утро. Михаил не стал никого будить, пусть отоспятся, принял душ, позавтракал и пошёл на автобусную остановку, обещал Ладочке приехать пораньше.
Воскресенье, людей на улице мало. Он уже подходил к дому, когда его окликнул грубоватый женский голос:
- Притормози, Чернышёв! Хромоногий, а шагаешь семимильными, не догнать.
Оглянувшись, увидел женщину лет тридцати пяти в длинной голубовато-серой норковой шубке. Мысленно отметил: «Дорогая шубейка, из «ледяной» норки».
- Вы кто? Мы что – знакомы?
- Знакомы, знакомы. Анна я. Ты к Громовым?
- Да.
- Я тоже.
Дверь открыла Александра Ивановна. В коридоре, одетая в спортивный костюм, стояла Лада.
- Папочка, наш поход в музей отменяется. Я с Зоей и её родителями еду кататься на горных лыжах. Мы поедем на их машине, они меня ждут.
Она подхватила лыжи, стоявшие у стены, и выскочила на лестницу.
- Не уезжай, к обеду мы вернёмся!
Александра Ивановна закрыла дверь и обернулась к гостям.
- Раздевайтесь, проходите. Извините, не узнаю вас, – обратилась она к Анне.
- Никто меня не узнаёт, видно, здорово изменилась, хотя немудрено, прошло двенадцать лет. Аня я – Ритина школьная подруга.
- Анечка, да, конечно, помню. Значит, ты из Москвы приехала?
- Нет, я прилетела из Северной Кореи, жила там двенадцать лет, с мужем разошлись, вернулась домой, здесь у меня квартира. Раньше жили мы с дедом, но он недавно умер, теперь буду жить одна.
- Вы же с Риточкой вместе учились и жили в Москве.
- Мы жили у моих родственников, потом я вышла замуж за моего однокурсника – корейца, уехала с ним на его родину, а Рита поселилась в общежитии, так как дядю перевели на службу в другой город, он был военный. Где она сейчас? Я ей писала в Москву, но ответа ни разу не получила. Эта девочка, наверное, её дочка?
- Нет, это приёмная дочь Михаила и Тани, её зовут Лада. Она живёт со мной и заменила мне погибшую Риту. Если б не Миша с Ладочкой, я бы не перенесла потерю дочки и мужа, он умер от инфаркта, когда узнал о случившемся.
- Рита погибла?! Что случилось?
- Она летела из Москвы в Иркутск, самолёт потерпел аварию, его даже не нашли, хотя очень долго искали.
- А ребёнок? Он был с ней?
- Какой ребёнок? В самолёте было семьдесят пять человек, только  взрослые. Мы звонили, уточняли список пассажиров, думали, может, она не улетела, такое бывает.
- Аня, о каком ребёнке ты говоришь? Откуда у Риты ребёнок?
- В тот день, когда я улетала, мы с ней встретились, попрощались. Она оформляла декретный отпуск, через месяц должна была родить ребёнка. И да будет тебе известно, Миша, твоего ребёнка. Если в самолёте детей, действительно, не было, значит, его нужно искать в Москве.
Александра Ивановна и Михаил сидели, словно громом поражённые, особенно Михаил. За время этого разговора он не проронил ни слова, просто онемел.
«Так вот что она хотела сказать мне и не сказала в последний день при нашей встрече… Эх, Рита, Рита… Всё могло быть иначе».
Хотя нет, он давно заметил – в жизни, как бы мы ни планировали, рассчитывали, предполагали, получается и происходит в конечном счёте так, как видно и должно быть, и ничего с этим не поделаешь.
- Чернышёв, тебя что – удар хватил и язык отнялся?
Аня дёрнула его за рукав:
- Чего молчишь?
- Не знаю даже, что сказать…
- Не говорить нужно, Миша, а лететь в Москву, лететь срочно! – сказала Александра Ивановна. – Ты представляешь, надежда появилась у тебя – найти сына, а у меня –  внука.
- А может это девочка?
- Какая разница, только бы найти! Сейчас ребёнку лет двенадцать.
- Оформляй, Михаил, отпуск, поеду с тобой, вот только закончу дела с оформлением своей квартиры, Слышишь, о чём я говорю?
- Слышу.
- Александра Ивановна, можно мне закурить здесь или выйти на площадку? – Аня вытащила из сумочки пачку сигарет.
- Кури, конечно, только форточку открой. А я пойду, поставлю чайник, попьём чайку, я вчера пирожков с капустой испекла, Лада очень их любит.
Зазвенел звонок.
- А вот и лыжница наша вернулась.
Михаил пошёл открывать дверь, помог дочке раздеться.
- Есть хочу, как волк.
- Переоденься, помой руки и садись за стол, будем обедать.
Через десять минут она вошла в комнату, от неё пахло хвоей, снегом и морозом.
- Вот ты какая, Ладочка! А косы, косы какие, да их целых четыре! Где же они были, когда уходила?
- Я их под свитер прячу, чтобы не мешали.
Лада смутилась:
- А вы кто?
- Доченька, это тётя Аня, моя старая знакомая, она долго жила в Корее, недавно приехала.
- Как интересно. Вы расскажете про эту страну?
- Обязательно расскажу в другой раз, а сейчас мы будем пить чай
- Я тоже хочу чай.
- Насчёт того, обед или чай, иди, договаривайся с бабушкой Сашей и помоги ей накрывать стол.
Лада побежала на кухню.
- Дочка у тебя просто красавица.
- Есть за ней малость такое.
- Не скромничай, Чернышёв, и где ты только нашёл такую красоту?
- В тайге. Но не я, а друг мой четвероногий.
- А это кто такой?
- Буран. Я тебя с ним познакомлю, он, действительно, нашёл её в тайге и привёл в усадьбу, ей было всего два года.
- Чудеса! Рассказал бы кто другой – не поверила.
- Действительно, так и было. И меня он тоже от смерти спас, когда на меня напал шатун, сам едва не погиб, и это ещё не все его подвиги, после узнаешь. Он равноправный член нашей семьи, мы все его очень любим и он нас тоже.
Вошла Лада с блюдом румяных пирогов и Александра Ивановна с большим керамическим чайником на подносе, полном ароматного зелёного чая, заваренного на таёжных травах. Михаил поспешил ей на помощь – на столе появились чашки, тарелочки, сахарница и вазочка с конфетами.
- Прошу к столу, – Александра Ивановна разлила чай. – Ребята, вы не чувствуете – здесь чего-то не хватает.
Она достала из буфета маленькую бутылочку коньяка.
- Думаю, нужно отметить Анечкин приезд и радостную весть, надежду, которую она принесла нам.
Михаил посмотрел новые картины и эскизы, которые Лада готовила к городской детской выставке.
- Неплохо, молодец, добавь ещё парочку тех, что в усадьбе, они очень Семёнычу нравятся и Бурану.
Аня удивилась.
- Ты не только горнолыжница, а ещё и художница – просто кладезь талантов. Кем хочешь стать?
- Лесником, как папа.
- А как же кисти, краски?
- Можно быть лесником и художником. Убедитесь, когда посмотрите папины картины.
- Обязательно съезжу в тайгу, он меня приглашал, обещал познакомить с Бураном и Семёнычем.
Михаил заехал к матери и Татьяне, от них позвонил Александре Ивановне:
- Вы пока ничего не говорите Ладе.
- Конечно, я поняла.
Надежда Николаевна и Таня одобрили его решение ехать в Москву.
- Обязательно поезжай. Оформляй отпуск и лети, и не теряй надежды. Хорошо, что Аня обещает тебе помочь, она знает, где Рита работала, где жила.
Михаил слышал их разговор, их голоса, а мыслями был в далёкой Москве, где столько лет без него жил такой желанный его родной  ребёнок. Как такое могло случиться?
До усадьбы добрался уже вечером.
- Что так поздно? Мы с Бураном тебя заждались. Ужинать будешь?
- Нет, спасибо.
- Мы с Бураном сегодня два капкана обнаружили, на крупного зверя ставили, неймётся этим браконьерам, ни летом, ни зимой нет от них покоя.  Передача была хорошая про Жукова, жаль я поздно включил, видать, дата какая-то была, он ведь умер, кажется, в семьдесят четвёртом, знатный был полководец…
Голос Семёныча журчал, как вода в ручье. Михаил слушал, а слов не слышал
- Ты чего молчишь? Всё переживаешь, что наши хоккеисты чехам первое место уступили? Ничего, в этом году накостыляют им  как следует, и опять будут первыми.
Семёныч внимательно посмотрел на своего молчавшего собеседника:
- Миша, ты где?
- В Москве.
- И с чего тебя туда занесло?
- Сына своего ищу.
- Андрюшку, что ли? Так он в посёлке с Галиной Васильевной живёт. Ты часом не заболел?
Семёныч подошёл и потрогал его лоб.
-  Здоров я. И пойду завтра просить отпуск у начальства, а тебя с Бураном буду просить поработать за меня. Полечу в Москву искать своего родного сына.
- Откуда он там взялся, хотел бы я знать.
- Родила его Рита, сама в Иркутск полетела, самолёт разбился, остался он один в Москве, и двенадцать лет ждёт, когда я его найду.
- Нет, ты точно заболел. Откуда ты об этом узнал? Во сне увидел, или сорока на хвосте принесла?
- Не сорока, а Анна – Ритина подруга, приехала из Кореи и рассказала. Обещала через пару дней быть у нас в гостях, вот и расспросишь у неё обо всём.
- Вот так история! Просто чудеса.
- Так вы с Бураном замените меня?
- Не сомневайся, об этом мог бы и не спрашивать.
- Побаиваюсь за вас, в возрасте вы оба, тяжело будет.
- В каком таком возрасте?!
- Тебе семьдесят с большим хвостом и Бурану столько же по собачьим меркам.
- Он больше волк, чем собака.
- Вот именно, а волки уже в десять лет старики. Меня мой друг просветил, он зоотехник, в одном институте учились, только на разных факультетах. Оказывается, долго живут маленькие собаки, а большие, типа овчарок, всего лет до пятнадцати, бывает, иногда доживают до двадцати, как и люди до ста, но это редко. У волков признаки старости появляются к десяти годам. Ещё сказал, что высокие люди живут меньше, чем маленькие.
- Ну, это тебе нужно бояться – ты у нас почти двухметровый, а мы с Бураном долгожители.
- Значит, договорились, долгожители, готовьтесь замещать меня целый месяц.
Через три дня явилась Анна.
- С трудом отыскала вашу берлогу, живёте здесь, словно медведи.
- Как это ты решилась одна ехать, раньше ведь здесь не была?
- Не так уж оказалось и сложно – до лесничества, оказывается, автобус ходит, а к вашей усадьбе меня любезно подвезли на машине, зимняя дорога вполне нормальная.
- Стараются, очищают, им до меня тоже частенько нужно добираться, особенно милиции, и охотники по лицензии приезжают.
- Свой транспорт имеется?
- А как же, мы с Семёнычем и гараж построили, только зимой я чаще до лесничества на лыжах хожу.
- Смотрю, у вас, действительно, настоящая усадьба, территорию большую занимаете, и чего тут только не настроено, даже рыцарский замок, а где же рыцари?
- Рыцари и принцессы выросли, и ждёт он нового, молодого поколения.
Подбежал Буран.
- А это и есть ваш герой четвероногий? Больно уж он на серого волка смахивает. А глаза-то, глаза, почему голубые и заплатка белая на лбу?
Михаил засмеялся:
- Значит, не совсем волк, сама видишь.
- Здороваться он умеет? Лапу даёт?
- Не знаю.
- А с Ладой он как здоровается?
- Лизнёт её в щёчку или в нос, а она его целует в белое пятнышко на лбу.
- Тоже мне телячьи нежности.
Она присела на корточки и протянула руку:
- Привет, Буран. Давай знакомиться.
Неожиданно пёс протянул свою лохматую лапу.
- Умеет!
- Выходит, что умеет, но никто его этому не учил, он сам всему учится и всё понимает, только говорить не может.
- Кажется, я в сказку попала – замки, серые волки с голубыми глазами. Может, и живёте вы в избушке на курьих ножках или в избушке, как три медведя?
- Да, нет. Дом у нас большой, просторный, и семья не маленькая, когда все собираемся, даже тесновато. Пошли, холодно, Семёныч уже в окно посматривает, долго не идём, решил, что к воротам примёрзли.
Они подошли к крыльцу.
- О го-го! Дом-то, действительно, знатный!
- Всё! Хватит разговаривать, бери веник, что у стенки стоит, смети снег с валенок и заходи.
Он распахнул дверь, помог ей раздеться.
- Здравствуйте, я Аня. А вы – Семёныч. Миша о вас рассказывал. Как тепло! И печь русская – красота какая. Я настоящую русскую печку только в книжках видела, когда маленькая сказки читала. Можно, я дом посмотрю?
- Конечно.
Семёныч засуетился:
- Идём, всё расскажу и покажу, даже баню.
- И баня есть?
- Разве можно в тайге без бани жить? Есть, есть, тоже настоящая –  русская парная и веники на выбор: берёзовые, дубовые, хвойные, сам заготовлял. Истоплю, приезжай, попаришься. Наши иркутяне зимой часто приезжают городскую грязь смыть.
- В заповедник, оказывается, въезд запрещён, пропускают только родственников или больших начальников по охотничьей лицензии, зверушек пострелять.
- Как же тебя пропустили и даже подвезли?
- Я представилась Мишиной двоюродной сестрой, приехала, мол, недавно из Северной Кореи, братца хочу повидать, сильно соскучилась, много лет не виделись.
- Навешала, значит, им лапшу на уши, а они и поверили.
- Поверили, но паспорт проверили.
- И как там живут, в этой Корее?
- Да почти, как и мы, они ведь тоже коммунисты. Говорят, в Южной Корее живут по-другому, но я там не была.
- Семёныч, – вмешался Михаил, – мы что «баснями» будем гостью кормить, поить?
- Зачем, у нас в кладовой полкороба пельменей, к Рождеству столько налепили, до весны хватит.
- Тогда тащи их быстрее, печь давно горит и бульон кипит.
Аня подошла к комоду:
- Кто эта красавица на фотографии?
- Жена моя, Татьяна. Ты её раньше не знала?
- Нет, не встречались. Скажи, Миша, у вас в семье все женщины «косатые»?
- Какие, какие говоришь?
- «Косатые», то есть с косами.
- Нет, только Таня с Ладочкой.
- Ребята, пельмени ждут, быстро к столу.
Аня захлопала в ладоши:
- Какой аромат! А ложки, ложки где?
- Садись. Ложки в берестяном стакане на столе.
- Люблю я наши маленькие «ушастики» с бульоном, тринадцать лет не ела.
- В Корее пельмени не готовят?
- Есть одно блюдо похожее – тоже мясо в тесте, но едят его без бульона, и на вкус совсем не то. Жаль, я не прихватила ничего крепенького под пельмешки.
- Не переживай, есть у нашего главного винодела «рябина», правда, не на коньяке, а на «Столичной» пшеничной водочке, и ничуть не хуже. Сейчас оценишь.
Не только любимые пельмени, все натуральные вкусности – дары тайги приводили Аню в восторг.
- Всё у вас необыкновенное, даже еда.
- Самая что ни на есть обыкновенная, простая еда. Но ты давно на родине не была, а за границей всё было другое, в том числе и еда, возможно, даже лучше, но другая, а ты соскучилась по всему родному, с детства близкому. Сейчас Семёныч чай заварит на таёжных травах, и варенье наше из лесных ягод Машей и Ладой сварено.
- Маша твоя сестра?
- Да, они с отцом живут в городке, сто километров от Иркутска. А теперь расскажи мне поподробнее всё про Риту.
- Я тогда первая уехала в Москву, мы с ней собирались поступать в институт,  остановилась у своих родственников. Рита приехала позже, сказала, что с тобой рассталась окончательно, ждёт ребёнка, поэтому об учёбе не может быть и речи. Устроилась на работу в большой универмаг. Довольно быстро ей дали комнату в общежитии, родителям сообщила, что учится и всё у неё нормально. Я поступила в училище Аэрофотосъёмки, познакомилась со старшекурсником –  корейцем и вышла за него замуж. Моего дядю, он военный, переводили в другой город, мы с мужем уезжали в Корею, я уже ждала ребёнка. С Ритой виделись редко, она жила далеко, последний раз приехала ко мне за день до нашего отъезда за границу, сказала, что собирается в декретный отпуск. Вот, собственно, и всё. Писала ей в Москву и в Иркутск, ответа не получила.
- Выходит, что и ты мало что знаешь.
- Поедем, разберёмся, будем искать.
Семёныч принёс чай.
- Пойду, закурю, – Аня вытащила из сумочки пачку сигарет.
- Кури, не уходи, детей нет, Семёныч тоже иногда дымит своей трубкой.
- Да, бывает такое, когда настроение плохое, у тебя что за сигареты?
- «Союз-Аполлон» или ещё называют «Рукопожатие», тогда монету выпустили рублёвую, на ней рука руку жмёт.
- Не нравятся мне эти американцы, не верю я в эту дружбу.
- Что так? Чем тебе не угодили? Они к нам всей душой, доброжелательные, умные.
- Не умные они, а хитроумные, ум-то разный бывает, вот наш народ – он мудроумный. А каким они к нам местом – не скажу, но что не душой – это точно. Завидуют они нам, нашей силе, богатству, нашим успехам в космосе. Хотят везде быть первыми, и чтобы все от них зависели. Не дай Бог, какой-нибудь наш правитель поверит в их мнимую дружбу, пойдёт у них на поводу, и разрушат они наш «Союз некрушимый». Поймём, да поздно будет.
- Семёныч, что за страшные предсказания?! Такого, надеюсь, не произойдёт от этого «Рукопожатия». Идём, Аня, пока не поздно, подвезу тебя до автобуса. Ехать далеко, и сам успею вернуться засветло.
По дороге Анна попросила:
- Расскажи мне про Семёныча, очень интересный человек.
- Замечательный он человек. До меня лесником работал. Жили здесь всей семьёй, тайгу сторожили. Когда квартиру в городе дали, жена с дочерьми на зиму туда уезжали, а до этого девочки в интернате жили и учились. Пошёл на пенсию, попросился ко мне в помощники, с тех пор вместе работаем и живём. Жена рано умерла, стал он отец-одиночка, ничего, справлялся, летом девочки ему помогали браконьеров ловить. Потом вышли замуж, жили в городе, внучек редко к деду привозили, видно, надоела им таёжная жизнь. Недавно уехали отсюда, звали отца с собой, но он не согласился, для него тайга – дом родной, как и для меня. Одна семья на север подалась, другая на юг, муж у неё донской казак.  Ну, что ещё сказать – он много читает, политикой интересуется, любит музыку послушать. Недавно купил «Мелодию» - магнитола или радиола, не помню точно, как называется, пластинки можно крутить и музыку записывать. Привезла Александра Ивановна пластинки с песнями Эдит Пиаф, Мирей Матье, Высоцкого, «Свадьбу в Малиновке», плёнки, записи Утёсова, и даже несколько пластинок с органной музыкой. Она работает в музыкальной школе, ты это знаешь. С Семёнычем они очень сдружились, а Ладу она просто обожает. Кажется, всё рассказал, и мы уже приехали. Теперь буду добиваться отпуска, до отъезда ещё свожу тебя на зимний Байкал, съездим на Малое море, кое-что покажу, ты такого наверняка не видала.
Отпуск дали с трудом и, хотя он клятвенно заверил, что Семёныч с Бураном справятся без него, всё равно отпустили только потому, что дело у него в Москве было слишком важное.
- Поезжай быстрее, чтобы к концу зимы вернуться. Сам знаешь, начнётся горячее время.
На Байкал с Аней они не съездили. Времени в обрез, а ехать туда далеко.
- Миша, а почему на Малое море?
- Потому что именно там бывают зимой такие места, я их называю «зеркалами». Между крутым берегом озера и островом расстояние небольшое, там как раз паром на Ольхон ходит, ты, наверное, помнишь или уже забыла?
- Помню, ну и что?
- А то, что от ветра Малое закрыто, волны маленькие, а бывает, поверхность воды вообще спокойная, и замерзает гладкая, как зеркало.
- Смотреться можно?
- Можно, если снегом не засыплет.  И увидишь не только себя, а в неглубоких местах видно дно озера, такой прозрачный лёд.
- А на других озёрах почему так не бывает?
- Бывает, замерзает ровно, настоящий каток, но прозрачный лёд только на Байкале, потому что вода в нём чистейшая. Живут в озере микроскопические рачки, питаются они органикой, растворённой в воде, очищают её, делают прозрачной, как слеза.
- Теперь мне всё понятно.
- Замечательно. Познавательная беседа закончилась, а сейчас по делу: вот мой паспорт и деньги, завтра отправляйся за билетами, желательно улететь в среду. Я в понедельник сделаю с Семёнычем последний обход, соберусь и во вторник приеду. «Зеркала» посмотришь в другой раз, найдём моего сына, а может дочь, и вместе съездим.
- Только бы найти этого дитёнка…
- Найдём, обязательно найдём, вот увидишь.
В среду они улетели в шесть часов вечера по иркутскому времени, а в шесть часов тридцать минут вечера по московскому времени были в Москве.
- С этого момента, Аннушка, командовать будешь ты. С чего начнём?
- Берем такси и едем по адресу, где жили мои родственники и мы с Ритой. Дядя у меня был военный, его перевели в другой город, они уехали сразу после моего отъезда. Я об этом не говорила?
- Говорила.
- Так вот, с соседями по площадке мы очень дружили, надеюсь, они никуда не переехали. Нам с жильём нужно устроиться. Зайдём к ним, поговорим, а там видно будет.
- Не поздно ли для визита? Может, поищем гостиницу, таксист подскажет.
- Нет. Во-первых, ещё не поздно, а во-вторых, мне нужно с ними поговорить, кое о чём расспросить. Для нас важна любая, самая маленькая зацепка. Поехали.
Дверь им открыла невысокая худощавая женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой, в клетчатом платье и фартуке.
- Здравствуйте, Ирина Николаевна. Я Аня, племянница ваших бывших соседей, которые жили здесь больше десяти лет тому назад.
- Помню, Анечка, помню, не так уж ты и изменилась, повзрослела и только. Вася, ты посмотри, какая у нас гостья!
Из гостиной вышел мужчина – усатый, лысоватый, с очками на лбу, в домашнем костюме и тапочках на босу ногу.
- Анюта! Какими судьбами? Ты же в Корее!
- Здравствуйте, Василий Иванович.
- Не забыла, значит, «Чапаева»?
- Конечно, не забыла. А вы такой же, как раньше, только поправились и шевелюра пропала.
- К сожалению, живот растёт, а волосы не только расти перестали, но и те, что были, исчезают.
- А мы только что прилетели из Иркутска, ещё даже в гостинице не устроились. Решила сначала к вам заехать, хотя побаивалась не застать, Может, тоже переехали.
- Зачем? Мы коренные москвичи, уезжаем если, только в отпуск, и то скучаем без Москвы.
- Вася, что же мы гостей в прихожей держим? Раздевайтесь, умывайтесь и к столу, мы как раз ужинать собрались, там и поговорим и про гостиницу, и про всё.
- Спасибо. Познакомьтесь, это Михаил.
- Очень приятно. Вещи оставьте около вешалки, идёмте, покажу, где ванна.
Квартира точно такая же, как у Аниных родственников, она Ане очень нравилась. Три отдельные комнаты, квадратная прихожая, ванна, туалет, высокие потолки, дом ещё старой постройки.
В гостиной овальный стол со стульями, люстра с хрустальными подвесками, буфет – именно буфет, а не современный сервант, громоздкий с резными дверцами. Диван и тумбочка с телевизором, вполне теперешние вещи.
Аня помогла Ирине Николаевне на кухне, и через двадцать минут на столе появились котлеты с гречневой кашей, салат, а потом чай с печеньем и конфетами.
- Вы в отпуск или по делу в столицу пожаловали? – поинтересовался Василий Иванович.
- Я, можно сказать, и в отпуск, и по делу. Вернее, в отпуске по делу. А Аня мне помогает, она недавно из Кореи приехала, и даже на работу ещё не устроилась.
Они рассказали историю Риты, и о деле, по которому они здесь.
- Боже мой, какой ужас! Рита – замечательная девочка и такая красивая. Мы вам обязательно поможем. Я на пенсии, времени, хоть отбавляй. У Васи есть знакомый, он одно время работал в аэропорту диспетчером, пусть покопается в архивах или где они эти списки пассажиров  хранят. Не важно, что сразу проверяли, нужно уточнить, чтобы не искать зря. Вася, ты давно с ним встречался?
- Постоянно видимся в шахматном клубе, на той неделе партию ему проиграл.
- Хорошо. А в роддом и Дом ребёнка я с вами схожу, это недалеко от нас. И думаю, не нужна вам гостиница, будете жить у нас. Василий возражать не будет. Не будешь?
- Конечно, нет. Скучно у нас стало в доме, когда Санька уехал. С ними будет веселей. Анечка, ты помнишь Сашу?
- Да, ему тогда лет восемь или девять было. Ирина Николаевна, а где он?
- Окончил институт и уехал работать на север. Жить будете в его комнате, там кровать, кресло, письменный стол и шкаф.
- А как насчёт курева? Я не часто, но дымлю сигареткой.
- А никак, у меня муж и сын курящие, давно всю квартиру продымили. У Саши на столе пепельница стоит. Михаил тоже курит?
- Он не курит, но ничего – потерпит.
На другой день утром они пошли в роддом. Ирина Николаевна была уверена, что если Рита, действительно, родила ребёнка, то именно в этом роддоме.
- Раз она жила в нашем районе, значит, и рожать должна была здесь.
Директриса направила их в архив.
- В каком году, говорите, это было?
- В тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом, весной.
- Сейчас поищем.
Карточка нашлась довольно быстро.
- Была такая. Громова Маргарита Алексеевна. Вспомнила я вашу Громову. Роды были преждевременные, родила двойню – мальчика и девочку.
- Не может быть!
- Что  - не может быть, у нас и тройню рожали. А вы, собственно, кто?
- Отец я! И где дети?
- Вот этого я не знаю, а вы должны знать, если действительно отец. И где были вы, когда они родились?
- В Иркутске.
- Ясно, тогда дети должны быть с матерью.
- Она погибла ещё тогда в шестьдесят четвёртом, о детях я не знал.
- Я могу сказать только, что у нас Громова пролежала месяц, пока дети добрали вес, что бывает, когда ребёнок рождается не один. При выписке сказала, что ей негде жить, так как прописана в обычном производственном общежитии, а там с детьми ей жить не разрешают. Наша медсестра Нина Петровна пригласила её к себе. Какое-то время она у неё пожила, потом уехала и даже не сказала куда. Недавно Нина Петровна ушла на пенсию и уволилась, её адрес могу вам дать.
Нина Петровна встретила их любезно и очень расстроилась, узнав о гибели Риты.
- Мы с Риточкой жили дружно, она такая милая, добрая, и деточки просто прелесть – Роман и Римма. Коляску двухместную взяли напрокат, гуляли с ними в парке, он совсем рядом. Уехала она неожиданно, даже не простилась, когда меня не было дома. Прихожу – лежит записка, просит извинить и обещает всё объяснить при встрече, значит, собиралась вернуться. Больше я ничего не знаю. Сходила в прокат, сказали, что коляску она вернула и расплатилась. Жалко деток.
Они её успокоили, сказав, что детей с Ритой в самолёте не было, улетела она одна.
- А где же они?
- Мы ищем их, поэтому и к вам приехали, думали, вы что-то знаете.
- К сожалению, я не смогла вам помочь, но раз они в Москве, вы их обязательно найдёте.
Они зашли в парк, сели на скамейку. Аня закурила.
- Впустую мы сюда приходили.
- Почему, кое-что выяснили, узнали, при поиске всё важно.
- Куда двинемся дальше?
- Дальше зайдём в магазин, здесь есть хороший гастроном, и едем домой, на сегодня хватит. Перекусим, к приходу «Чапая» приготовим обед и пообедаем. А завтра поедем в Дом малютки, есть здесь такой. Я ведь в гороно работала и знаю все эти детские сады и дома. Миша, вы почему молчите, словно в рот воды набрали? – спросила Ирина Николаевна.
- Не могу опомниться и осознать, что всё это не во сне, а на самом деле, что я вдруг стал отцом двоих детей, невероятно!
- Вполне вероятно, но пока не стал, ещё много придётся потопать, чтобы стать.
Ирина Николаевна посмотрела на часы:
- Ребята, поспешим на остановку, сейчас автобус должен быть, доедем до магазина и домой.
Вечером, когда уже улеглись спать – Аня на кровати, Михаил на своём кресле-кровати, она спросила:
- Чернышёв, зачем тебе столько детей?
И не дождавшись ответа, добавила:
- Отдай мне Римму, у тебя дочка уже есть…
- Ты что, спятила?
От неожиданности он так резко сел, что его ложе жалобно скрипнуло.
- Извини, я пошутила.
- Ничего себе, шуточки. Своих нарожаешь, молодая ещё.
- Не могу я рожать, да и от кого, мужа у меня нет.
- Муж не проблема, найдём тебе жениха.
- Спасибо, не надо. Опротивели мне мужики, никому не верю, а своих детей иметь, сказали, я уже не смогу.
- Полечиться нужно, поможет.
- Не знаю, не пробовала.
- А ты попробуй, и вообще, что с тобой приключилось в этой Корее, ведь всё было хорошо, сама рассказывала – любовь, ребёночка ждали…
- Очки розовые я носила и видела всё в розовом «цвете-свете», только слетели они быстро, и повернулась ко мне жизнь не лучшей своей стороной. Не помню – говорила или нет, что родственники его встретили меня доброжелательно, но жили мы отдельно. Работал или служил Ли в Аэрофлоте, он вроде, как военный был, и учиться в Москву они его посылали. Окончил он училище Аэрофотосъёмки, вернулся с семьёй, дали нам однокомнатную квартиру. Всё шло нормально, пока не настало время родить. Неудачные, тяжёлые были роды – меня едва спасли, ребёнка спасти не удалось.
С этого времени всё изменилось – родня его косоглазая вообще косо смотреть на меня стала. Ли несколько лет держался, надеялся, что я забеременею, только не произошло этого, и доктор мне сказал, маловероятно, что произойдёт.
- Маловероятно – это не окончательный приговор.
- Может быть, но только с тех пор муж мой тоже стал «косить», но не на меня, а налево. Приходил поздно, и часто здорово пьяный. В таких случаях я укладывала его на кровать, а сама, чтобы не приставал ко мне, на диван ложилась. Утром вставала рано, он и не знал, что спит один. Так было и в этот раз. Они летали за границу в длительную, на несколько дней, командировку. Вернулись вечером, в ресторане просидели до полночи, пришёл он домой никакой, еле на ногах стоял. Утром пошёл в госпиталь на проверку, после таких полётов их всегда проверяли. Приходит и говорит: «Иди на проверку, обнаружили у меня какую-то заразу. Я чистый был, это ты меня наградила сегодня ночью». Спала, говорю, я сегодня на диване и не могла тебя ничем наградить, а привёз ты эту заразу из-за границы и будешь сам отвечать. Тогда он стал меня просить никуда не ходить. «Я скажу, что ты не придёшь и от лечения отказываешься. В этом случае тебя заставят покинуть страну и только, а меня, если поймут, что виноват, исключат из армии и из партии, я всё потеряю».
Я согласилась. «Оформляй развод и документы на мой отъезд-высылку, с радостью покину тебя и твою страну». Вот, Миша, и вся история. Изменила меня жизнь, стала я злая, грубая, людей не люблю, никому не верю, курю уже лет пять – это немного успокаивает, хорошо, хоть пить не начала. Рита не узнала бы свою подружку – скромную, нежную, беззащитную, которую она всегда защищала. Сейчас я любому своему врагу горло перегрызу.
- Нет у тебя здесь врагов, живи спокойно, и людей вокруг хороших гораздо больше, чем плохих. Пройдёт это состояние, я тоже, когда из Венгрии вернулся, был зол на весь мир, взрывался по любому поводу. Тайга меня спасла, будь ближе к природе – она лечит лучше любого врача. Приезжай почаще в нашу «берлогу», общайся с Семёнычем и Бураном, они у меня мудрые – многое разъяснят, многому научат. Обратись в поликлинику, попроси, чтобы тебя Донская посмотрела, она иногда там консультирует, ей можно верить, хороший врач. У тебя всё впереди, ты молодая, симпатичная, найдёшь своё настоящее счастье.
- Я, действительно, очень поспешила, а спешка нужна, в основном, при ловле блох, и ещё: поспешишь – людей насмешишь, что со мной и произошло. Обожаю русские пословицы, всегда, как выстрел в яблочко. Спасибо тебе, Михаил, ты даже сам не знаешь, как много для меня сделал. Правильно говорят, словом можно убить, а можно и воскресить – вернуть человека к жизни.
Она встала, открыла форточку, выкурила сигарету.
- Теперь спать, завтра будет нелёгкий день.
В Доме малютки их встретили не так любезно, как в родильном доме. В приёмной сидела женщина лет сорока пяти, на её носу красовались очки в модной заграничной оправе.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, Ирина Николаевна.
- Вы меня знаете?
- Конечно, вы же в гороно работали бухгалтером.
- Да, конечно.
- И кого вы привели?
- Вот родители, вернее, отец ищет своих детей.
- Обычная история – сперва бросают, а лет через десять, а то и двадцать начинают искать.
- Напрасно вы так, это не совсем обычная история.
- А почему обращаетесь именно к нам?
- Их мать жила, работала и родила их в этом районе, и скорее всего, могла оставить их именно у вас.
- А где же сама мамочка и сколько было детей? Вы говорите о них во множительном числе.
- Детей было двое – мальчик и девочка, двойняшки, мать их погибла.
- В каком году это было?
- В тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом. В этом же году она и погибла в авиакатастрофе, детей могла оставить у вас.
- Помню эту женщину, я дежурила в этот день. Она так беспокоилась и переживала за детей, уверяла, что это ненадолго, скоро их заберёт. Ей нужно было решить вопрос с жильём, но где именно – в Москве или в другом месте, не сказала. Метрики на детей были оформлены, мы передали их в детский дом. Малыши находятся у нас до трёх лет, потом определяем их в детские дома, где есть места. К сожалению, у нас много детей сирот и отказных, а детских домов мало, переполнены. Ваши находятся в другом районе, адрес я вам дам. Хорошие были ребятишки, мы все их очень любили и ждали, что их мама всё же появится.
- Копии свидетельств о рождении у вас есть?
- Нет, но их данные в книге регистрации, сейчас прочитаю: Роман Михайлович Чернышёв, год рождения шестьдесят четвёртый и Римма Михайловна Чернышёва, шестьдесят четвёртого года рождения.
Она написала на листочке адрес детского дома.
- Если их не усыновили, то они должны быть там. Удачи вам.
Михаил расстроился:
- Их могли кому-то отдать?
- А ты как думал? Столько лет прошло. Не переживай заранее, мы прямо сейчас туда поедем и всё узнаем.
Трёхэтажное здание детского дома огорожено высоким забором, решётчатые ворота, вход через проходную.
- Вы к кому?
- Нам к заведующей.
- Проходите, её кабинет на первом этаже по коридору направо.
Они вошли, здесь во дворе много зелени, спортивная площадка, у ворот гараж.
Кабинет нашли сразу. Двухтумбовый письменный стол, несколько шкафов, диван, пара кресел и ряд стульев у стены. За столом молодая женщина.
- Здравствуйте. Вы заведующая?
- Что, не похожа?
- Думали, вернее, представляли вас старше.
- Не успела состариться, всего десять лет работаю, сразу после окончания пединститута. Меня зовут Вера Васильевна. Вас целая делегация, по какому вопросу?
- Я Ирина Николаевна, а это мои знакомые – Михаил и Анна. Они прилетели из Иркутска, ищут своих детей. В Доме малютки нам дали ваш адрес, восемь лет тому назад детей отправили в этот детский дом.
- Понятно, присаживайтесь поближе и расскажите всё подробно по порядку.
Она внимательно выслушала Аню.
- Теперь ясно, почему об их семье ничего не было известно, и как я поняла, по сути, и семьи-то ещё не было, брак не зарегистрирован. Значит, вы Михаил Владимирович Чернышёв – отец Романа и Риммы. Сейчас вы женаты?
- Да, женат.
- Придётся вам своих детей усыновлять-удочерять. Расскажу немного о них, познакомлю, так сказать, вы же совсем их не знаете, не представляете, какие они. Хорошие детки, дружные, очень любят друг друга, когда были маленькие, всё время за ручку держались, один без другого – никуда, мы их звали «сиамские близнецы». Когда подросли и стали спать в разных спальнях, Роман первое время ночью бегал проверял, на месте ли его драгоценная сестричка, девчонок пугал.
По характеру совершенно разные – Римма спокойная, рассудительная, целенаправленная, любит литературу и много читает, и даже пишет стихи. Роман очень энергичный, решения принимает быстро, не задумываясь, не скажу – упрямый, скорее настойчивый, будет на своём стоять, спорить, пока с ним не согласишься, любит спорт, историю, географию. Увлечений у него множество – то чеканкой занялся, то модели самолётов собирал, даже в музыкальный кружок записался, научился бренчать на гитаре. Постоянно только спорт и то ещё не определился – очень любит борьбу, стрельбу, лыжи, коньки и плаванье. Одно время попробовал бокс – не понравилось, говорит – не спорт это, а мордобитие, бросил. Вот такой у вас сынок. В школе не отличники, но учатся хорошо.
Внешне тоже не похожи друг на друга, это обычно у двойняшек. Вижу, что Римма похожа на отца, а Рома, наверное, на мать, волосы у него кудрявые, но тёмные, как у Риммы. Фигура у него отцовская – рослый не по годам, физически развитый мальчик. В нашей большой семье к ним относятся неплохо, они дружелюбные и общительные. Вот вам характеристики ваших деток.
- Спасибо, замечательно. Но ещё лучше, если вы их с нами познакомите.
- Этого, к сожалению, сделать не могу, нет их в детском доме.
- Их усыновили?
- Нет, не думайте, что это часто происходит, особенно в таком возрасте, как у них, да ещё двойня. Обычно берут маленьких, лет до шести и по одному. Дело в том, что они сбежали, уже во второй раз. Первый раз их быстро нашли, через месяц, а в этот раз прошло три месяца и безрезультатно. В милиции говорят, что они могли и уехать, но я думаю, что они в Москве.
- Почему вы так считаете?
- Они ищут своих родителей. Роман решил, раз их мать жила в Москве, то и искать её нужно здесь.
- Гитару с собой прихватил. Оставил записку – заработаем деньги, обязательно пришлю.
Михаил встревожился:
- А вдруг они всё-таки уехали?
- Нет, нет, на вокзале, в поезде, дети одни, да ещё с гитарой – слишком заметная парочка, их давно бы задержали.
- Вера Васильевна, а если мы сами начнём их искать? У вас есть их фотографии?
- Попробуйте. Фото есть, для милиции делали.
Она подошла к шкафу, достала толстую папку:
- Вот, возьмите. И запишите мой телефон, держите меня в курсе событий. Если у вас есть телефон, буду сообщать вам, как дела у милицейских сыщиков.
- Телефон есть, Ирина Николаевна запишет вам номер.
- Ну, что ж, ищите, может вам повезёт больше, чем милиции. Прошлый раз задержали их на рынке, и ещё могут быть в переходах метро, песни петь. Всего вам доброго.
При выходе они встретили женщину, уборщицу или нянечку, она заходила в кабинет забрать графин для воды.
- Вы приходили по вопросу усыновления?
- Мы хотели своих забрать, но оказалось, они от вас сбежали.
- Значит, вы родители двойняшек?
- Скажите, заведующая всех детей так хорошо знает?
- Она, конечно, всеми интересуется, но к этим у неё особое отношение.
- По какой причине?
- Нет у неё своих, давно хочет забрать Рому с Риммой, да муж не соглашался, всё надеялся, сами родят. А теперь ребята повзрослели, хотят своих родителей найти, потому и бегают.
По дороге домой они купили в киоске карту города и схему метрополитена. Вечером отметили все рынки.
- Ходить будем вдвоём. У Ирины Николаевны дома дел полно, и утомительно целый день мотаться по городу. Карта у нас есть, начнём с рынков.
- Что им делать на рынке? – удивился Михаил.
- Не воровать, конечно, а разгрузить или подвезти со склада товар, за прилавком постоять, пока хозяин сбегает перекусить или в туалет, за это денежки платят. Здесь всё понятно, Роман парень здоровый, сильный, выглядит лет на пятнадцать-шестнадцать, а вот что им в метро на переходах делать – не представляю.
- Как что? На гитаре играть, песни петь. За это тоже денежки платят. Ладно, посмотрим. Я думаю, ещё одного человека привлечь к поискам, только его самого нужно сперва найти.
- И кто это такой?
- Арам Васильев. Служили мы вместе, потом в госпитале лежали тоже вместе. Он москвич, отец у него русский, а мать армянка. Когда возвращались домой, уговорил погостить у них, с Москвой познакомиться, тогда я прогостил здесь несколько месяцев. Первые годы мы поддерживали связь, в отпуске с ребятами встречались, потом он женился, на письма отвечать перестал, возможно, с родителями не живёт, переехал. Попробуем узнать адрес.
Они подошли к киоску «Справочное». Адрес дали быстро.
- Далековато он теперь живёт – район Останкино, туда нужно ехать на автобусе. Ты, Аннушка, возвращайся домой, а я съезжу, нечего время терять.
Вернулся он поздно.
- Всё в порядке, встретились, поговорили, у него семья большая – два сына, дочка. Показал ему фотографии, обещал помочь, поискать в своём районе.
На поиски они ездили врозь, по разным районам города, иногда присоединялась Ирина Николаевна. Уставали страшно, уезжали рано, возвращались вечером, и всё безрезультатно.
Звонила Вера Васильевна – из милиции никаких новостей. Михаил переживал:
- Скоро отпуск кончится, а ничего не сделали.
- Ты не прав, сделали мы много. Если тебе придётся уехать, я останусь, мне спешить некуда.
И вдруг долгожданный звонок. Трубку взяла Ирина Николаевна:
- Миша, тебя.
Звонил Арам.
- Я нашёл их. Поехал к родителям, ты помнишь, они живут на Большом Афанасьевском, это в районе старого Арбата. Молодёжь там собирается, поют, играют, кто на чём горазд, днём рисуют. Потолкался, посмотрел – нету, прошёл до станции метро «Кропоткинская» и обнаружил их на Гоголевском бульваре, он начинается от метро. Хорошее местечко, думаю, они постоянно тут обосновались. Приезжай.