Глава 11. Даже выиграв, проиграла

Утром действительно Костя приволок Ольгин велосипед, вернее все, что от него осталось после того, как Миша неудачно выпендрился перед какими-то девушками, которые его и оборжали, и поделом…
На нашу же с Олькой радость Костя привез еще и полевой бинокль своего дяди. Расположившись на крыше у входа на чердак, мы глазели на чужие участки. Вырывая друг у друга дорогую игрушку, мы чуть не оторвали ремень. Потом, чуть не окосев на оба глаза, я разглядела несколько спелых малинок на нашем же участке и соизволила спуститься в малинник.
Ольга разлеглась на крыше с интересной книгой. Миша отвинчивал колеса у велосипеда и интенсивно протирал их тряпочкой, после чего попросту окунал их в бочку с водой. Костик сидел недалеко от малинника, где сидела я, и сооружал современную рогатку, подручными материалами которой являлись: кусок толстенной проволоки и кусок резины из противогаза.
Я налепила на башку огромный лопух от солнца и как раз интенсивно отплевывалась от подпорченной ягоды, когда на дорогу выкатился мотоцикл усердно пихаемый… Я застыла с высунутым языком и выпученными глазами. Шухер! Футболка! Шрам! Мотоцикл!
- Так вот где ты живешь! Здарова! – радостно пропыхтел Толик, отдуваясь и приваливаясь к мотоциклу.
- Здрасьте… - я убрала язык и пыталась выдернуть запутавшийся в волосах лопух вместе с волосами.
- Слушай, сделай доброе дело, принеси мне попить, хоть глоток, а то не докачу, заглох, прикинь, у твоей линии. – Бог озорно улыбнулся и прищурился.
Я высвободилась из колючих объятий малины и понеслась к дому, сметая все на своем пути. Лопух свалился именно на Тимофея, мирно дремавшего у крыльца, кот вскочил и с лопухом на морде стал носиться по участку как угорелый. Примерно так же по дому носилась я. Чашка! Ложка! Не нужна! Чайник! Пусто… Банка! Где же она?! А! Банка! На полке! Крышка! Ой, улетела! Наливаем… Черт! Не моя чашка! Вот моя. Наливаем, нет, обратно в банку, из нее переливаем в мою. Футболка!
Прижав к груди аккуратно сложенную футболку одной рукой, я, стараясь не расплескать, неслась обратно держа чашку в другой и то и дело натыкаясь то на дверной проем, то на крыльцо, то на Тиму все еще носившегося взад-вперед, но уже без лопуха, то на парники, то на грядки, наконец, зацепившись за корягу я растянулась, пытаясь удержать чашку, которую с трудом поймал Толя. Тимофей запрыгнул на его мотоцикл, посмотрел на меня в округленные ужасом глаза и сломя хвост полетел по чужим участкам в горизонт.
Я старалась встать слева, чтобы существо повернулось к дому правым боком, и чтобы Ольке, там наверху вцепившейся в бинокль, было виднее, что это действительно шрамчик, и что она опять проспорила мороженое.
- Я имел в виду в переносном смысле глоток… - сокрушался над чашкой мой кумир.
- Я это… об корягу…
- Видел, спасибо конечно…, ладно, до дома уж как-нибудь докачу.
- Помочь? – вызвалась я, все еще крепко прижимая к себе серую футболку.
- Я справлюсь, отдыхай. – Толя игриво подмигнул мне и бесхитростно похлопав по плечу потолкал свой мопед к дому.
Через пять минут я опомнилась. Чашка! Футболка! Все же должно наоборот! У него же моя чашка! Я умру от жажды! Катастрофа! Все кончено… Слишком поздно…
Ольга спустилась с крыши, взяла Костиков велосипед и молча удалилась.
У меня затекли конечности, тело сводило, но я мужественно стояла поникнувшей глыбой и паниковала. Вскоре, вернувшаяся подруга застала меня на грани истерики, и аккуратно выведя из малинника всучила два мороженых.
- Держи, есть шрам.
Увидев мороженое, я позабывала все на свете и швырнув футболку на свой обеденный стул понеслась на завалинку в тени, чтобы половить кайф. Ольга примостилась рядом и тоже кайфовала, потому как я на радостях простила ей один должок.
Миша проводил Костика и начал ныть, что ужасно хочет есть. Время и так было обеденное, тут-то я и вспомнила, что кофе с мороженым – это обалденный деликатес. Долго в этом убеждала Ольгу, которая смотреть на кофе не может, и когда враг сломался, побежала прятать остатки нашего мороженого в крошечный холодильник, чтобы всласть побаловаться десертом позже.
В предчувствии надвигающегося блаженства, я уплетала ненавистный мне куриный бульон из кубиков за обе щеки. После обеда Ольга потащила грязные тарелки на улицу, где оные отмокали, а затем уже мылись. Миша же лениво командовал, чтобы я чище вытирала стол, после чего придирчиво осмотрел клеенку и высказался:
- Ну вообще! А это ты кому оставила?! – тыкал он в крошку хлеба на углу. – Тут вон все мокрое! Смотри сколько мусора!
- Сам вытирай! Мне отсвечивает!
- Как же! Это-то видно!
- Это дырка!
Ольга с трудом нас расцепила, потом отняла у нас клеенку, выдала мне другую чашку с отломанной ручкой и разлила всем кофе. Я более-менее угомонилась и не скрывая нарастающего удовольствия, плюхнула в полную чашку остаток мороженого. Чашка этого не выдержала и опрокинулась на свежевытертый стол, разливая по нему все свое сладкое содержимое. Все дружно повыскакивали из-за стола. Миша схватил какую-то большую тряпку и стал интенсивно размазывать мороженое по столу, я стала бегать вокруг стола с неясными воплями и причитаниями, пытаясь прекратить Мишкины действия. Олька, въехав в ситуацию тоже начала что-то выкрикивать и тормошить брата. Наконец, общими усилиями, нам таки удалось вырвать из вражеских лап порядком истерзанную, серую в пятнышки футболку. Кофе уже хорошо въелся в ткань и спасти чужую вещь казалось делом безнадежным. Моему горю не было предела. Ведь футболку во что бы то ни стало надо подкинуть, и чем раньше, тем лучше. Ольга, пытаясь меня хоть как-то утешить не стала сразу выбрасывать испорченную вещь, она аккуратно уложила ее поверх кучи грязного белья, которое завтра непременно должно было уже сохнуть в чистом виде.
Совершенно обессилев от таких переживаний, я завалилась спать едва минуло одиннадцать, по дачным меркам это несусветная рань, детское время.