Счастливая бабушка

   Время стремительно летит вперёд, не давая возможности оценить и осознать, что же происходит в мире. В моей жизни сначала появилась чёрная тарелка на стене в коридоре. Так называемое радио. Потом появился миниатюрный, аккуратненький радиоприёмничек. Эти предметы принесли в мою жизнь так много интересного, прекрасного, что душа возликовала, а ум поднялся на небывалую высоту. Я чувствовала себя так, как может чувствовать счастливый влюблённый человек. Шедевры музыкального искусства, театра, поэзии, литературы, науки открылись передо мною и наполнили мою жизнь великим содержанием.
Кое-кому из современных читателей моё тогдашнее восторженное состояние может показаться странным и непонятным. Всё обьясняется просто. Я – дитя войны. Жили мы в военной нищете и голоде. Мои родители, рождённые на грани 19 и 20 веков, грезили о мировой революции, о коммунизме. Они не думали о том, чтобы укрепить материальное состояние семьи. Они думали о духовном обогащении. У нас были хорошие книги: Пушкин А. С., Гоголь Н. В., Ломоносов М. В., Лермонтов М. Ю. – единственное наше богатство. Отец умер. Война закончилась, но нищета и недоедание сопровождали нашу жизнь ещё очень долго. И вот в комнату с не крашенными полами, с убогим столом и кроватью, покрытыми линялыми тряпками, ворвалось нечто такое, отчего захватило дух, перевернуло представление о мире, осчастливило нас.
А потом появился телевизор. Телевизор – штука хорошая, но такого сильного впечатления, как от радио, я от него не получила. Телевизор надо смотреть. Он поставлял мне готовую продукцию. Не надо было ничего придумывать, фантазировать, не надо было обогащать то, что он давал, моим воображением. Кроме того, телевизор мешал делать рукотворную работу: стирать, убирать квартиру, мыть посуду и т. д.
А потом пришёл в мою жизнь компьютер. Вот здесь уж пришлось иной раз стискивать зубы. Конечно, я к тому времени стала взрослым человеком, окончила десять классов средней школы, институт культуры и даже один из факультетов университета марксизма-ленинизма, а именно – факультет международных отношений.
И вот однажды моё библиотечное начальство отправило меня проверить фонд одной из наших передвижек, который числился за библиотекой, в которой я работала вместе со своим начальством. А все вместе мы, я и моё начальство, работали в политехническом институте нашего прекрасного города, который так широко шагнул вперёд, что даже и не верится. Ей-богу, правда, когда мне приходилось слышать, что мы идём куда-то не туда, что наш путь приведёт нас к пропасти, к гибели, я не верила в это. Город становился всё краше, великолепнее в обрамлении гор, покрытых хвойными лесами, обогащённый грациозными постройками культурного, научного и хозяйственного назначения.
Итак – к делу. Передвижка помещалась в комнате внушительных размеров, и вся она была заставлена металлическими стеллажами, а на стеллажах были расставлены ящики из чёрного пластика. Выглядело всё удручающе. В комнате было темно. Солнечный свет не мог пробиться сквозь толщу пластмассы. Женщина по имени Нина, занимавшаяся передвижкой, включила свет.
– Это что? – спросила я у Нины, указав на стеллажи. – Усыпальница Тутанхамона?
– Нет, это наш компьютер, – ответила Нина.
Компьютер! Так вот он какой! Не помню, от кого я услышала недобрую весть о компьютерах. Не дай Бог нажать не на ту клавишу, и может разразиться ядерная война.
Может быть, поэтому Нина, работавшая рядом с этими ящиками, была такой худенькой и бледной. Глаза у неё были грустные, она не улыбалась. Ничто не украшало её миловидного личика, ничто. Мы взялись за работу, которая совсем не занимала меня. Меня больше интересовала Нина. Про неё институтские дамы говорили много осуждающего. У неё был муж и трое детей. «Можете себе представить, – говорили дамы, – Нина завалила мужа детьми и принялась болеть. Похудела, подурнела. Муж тоже начал сдавать в последнее время. Что-то в ней такое есть, – говорили дамы. – Что-то колдовское. Он, то есть муж, всё ещё верен ей, хотя и страдает из-за неё, бедняжка», – говорили дамы.
Я изредка взглядывала на Нину, но ничего зловещего, пугающего в её облике не находила. Наоборот, она мне нравилась. Она была тиха, безмолвна. Я ей сочувствовала. «Паскудные бабы, – думала я. – Они завидуют Нине. А чему тут завидовать – трое детей… Тут с одним-то набегаешься, а если их трое…»
В этот день мы не успели проверить весь фонд передвижки. Перенесли работу на завтра. На другой день я проснулась в паршивом настроении. Я была вроде бы и не больна, но и не совсем здорова. Что-то тяжёлое навалилось на мою голову. Я ничего не могла понять в своём состоянии. Сердитая и недовольная, я пришла к Нине в её компьютерный застенок. Она уже сидела за своим рабочим столом, бледная, уставшая, больная. Мы взялись за работу. Вскоре наличие последних книг было зафиксировано в журнале. Можно было покинуть эту тёмную, зловещую комнату. Я встала из-за стола, оглядела стеллажи и пожаловалась Нине на своё самочувствие. Она с пониманием посмотрела на меня, и меня вдруг осенило.
– Нина, – сказала я, – уберите из этой комнаты свой рабочий стол. Переставьте его хоть в коридор, только уберите отсюда. Этот ваш компьютер, похоже, хорошая зараза. Он ведь из пластика, а пластик, видимо, что-то испаряет. А если ещё вообразить, какая внутри этих ящиков начинка, то ужаснуться можно. Нельзя здесь работать.
Нина ничего не ответила, но глаза её оживились. Надежда блеснула в них. В тот же день её стол вместе с передвижкой перенесли в другую комнату, а зловещий компьютер со временем списали, как устаревший. На его место пришли светленькие миниатюрные ящички, снабжённые экранами. Однако, насколько я могла заметить, они никого тогда не обрадовали.
А годы всё шли и шли. Техника всё совершенствовалась и совершенствовалась. И вот мой сынок, тринадцатилетний верзилушка, сидит перед монитором и что-то старательно списывает с экрана.
– Как дела, сынок? – спрашиваю я. – Над чем работаешь7
–Да вот, задали задачку. Надо написать реферат о реформах Ивана Грозного.
– Ну-ну, –вздохнула я, – Надеюсь, компьютер не подведёт.
Вскоре сын дал мне прочесть свой реферат. Многословием он не отличался. В нём говорилось о бешеном нраве царя, о его семи загубленных жёнах, об убиенном сыне, о жестоких опричниках, а о реформах – ни слова.
– А где реформы? – спросила я. – Реформы – это то, что принимается в государстве на законодательном уровне. Где они? Одно мордобитие – и ничего больше.
– Ну, мама! Ты вечно всё усложняешь! Тебе невозможно угодить! Компьютер выдал всё, что мог. Чего тебе ещё надо?
– Мне ничего не надо. А твой компьютер не ответил на вопрос.
Сын молча забрал у меня свою тетрадку и ушёл. Через несколько дней я спросила у него:
– Как твой реферат поживает?
– А никак, – ответил сын, – Провалился. Учительница говорит то же, что и ты. Всё надо переделать. Учебник почитать надо.
В другой раз я заинтересовалась книгой В. А. Осеевой «Динка». Прочла я эту детскую повесть уже почти на склоне своих лет. В детстве, в моём детстве она почему-то прошла мимо меня. Не попадалась почему-то в мои руки. К своему величайшему изумлению, я обнаружила, что В. А. Осеева – советская писательница, лауреат Сталинской премии, написала антисоветскую почесть для детей. Я не верила своим глазам. Я обратилась за помощью к работникам библиотеки для слепых, читательницей которой я была. Они серьёзно отнеслись к моей просьбе и перерыли в Интернете всё, что говорилось об Осеевой В. А., советской детской писательнице, но ничего не нашли об её антисоветской писанине. Не нашли. Не было. Я была поражена. Думаю, что ядерная война, которая могла бы возникнуть при неправильном обращении с компьютером, не единственное зло, которое мог бы принести человечеству компьютер.
Недавно разговорились мы с внуком (внук у меня учился уже в техническом училище. Представляете, как далеко мы прошли в своём взрослении?). Итак, разговорились мы с внуком о политике.
Я упомянула в разговоре Саакашвили.
– А это кто такой? – спросил внук.
– Как, ты не знаешь, кто такой Саакашвили? Да о нём столько трескотни было везде! Ты просиживаешь по столько часов за компьютером и не знаешь ничего, что делается вокруг. Я уж боюсь говорить с тобой о чём-либо. А вдруг ты не знаешь, кто такой Пётр Первый, кто такой Чкалов или Чапаев?
Потом, когда я несколько успокоилась и задумалась о другом, я с грустью сказала своему внуку:
– Дорогой мой, я чувствую себя настолько отсталой, выбитой из современной жизни. Я совсем не умею работать с компьютером, я даже с телефоном не могу работать.
Мой внук отозвался на мои слова совершенно неожиданным образом.
– Ох, бабушка, если бы ты знала, какая ты счастливая, что не умеешь рыться в этой помойке. Тебя ведь никто не обманет, не заставит прыгать через верёвочку с крыши высотного здания. Ты понимаешь, что ты свободна от всякой зависимости!
Признаюсь, мне жутко стало от его слов. Приходилось мне слышать прежде: учение – это свет, а не учение – тьма. Теперь так не говорят, не слышно.  Что же получается? Учение – тьма, а невежество – свет? Внук меня «счастливой» назвал. Позавидовал моему невежеству. А дальше-то что будет? Одному Богу известно, на него только и надежда, что убережёт он наших детей и внуков от всей этой путаницы, выведет из тупика.