Part 1

[Я ПОДБИРАЮСЬ ПОБЛИЖЕ К ОКНУ. ГДЕ МОЙ ОГОНЬ? ТЕПЛОЙ РУКОЙ ПО СТЕКЛУ ПРОВЕДУ. ГДЕ МОЙ ОГОНЬ?]

    Я никогда не хотела знать, что ожидает меня в будущем, потому что, на мой взгляд, оно целиком и полностью зависит от наших собственных решений, так что даже если бы людям была дана возможность перемещаться во времени, уверена, our future представляло бы из себя весьма расплывчатую картину, вобравшую в себя все возможные развития событий, that’s why я, шатаясь в детстве по ярмаркам, шатер с гадалками обходила за версту и желанием выпытать у шарлатанки, когда именно прояснится моя судьба, не горела. Тех, кто верил в предсказания, я считала ограниченными и очень расстаивалась, что paople не могут смотреть на мир как я, скептически относясь к утверждениям, что помимо нас по Эмбле бродят могущественные обитатели иных измерений, способные силой мысли передвигать предметы и растворяться в воздухе подобно предрассветному туману.
    Наверное, мое стремление стать более черствой, подавить в себе чувственность, неразрывно связано с трагедией, произошедшей in my family, когда я отметила девятилетие. Мой отец, разлюбив супругу, не нашел в себе смелости подать на развод и жил на две семьи. Mother, являясь не шибко проницательной, узнала, что муж изменяет ей только после того, как увидела на заставке его второго сматрфона, наличие которого мистер Новак не особо тщательно скрывал, прижимающую к себе карапуза юную прелестницу. Новость о том, что ее любимый, прикрываясь длительными командировками в Гомерику, на самом деле навещает свою любовницу, не так давно разродившуюся мальчиком весом в полтора килограмма, в прямом смысле снесла крышу миссис Новак, и она, наглотавшись снотворного, загремела в психиатрическую лечебницу и никогда уже более к нормальной жизни не возвращалась, из холеной домохозяйки превратившись в невменяемую старуху с пустыми глазами, изо рта которой капала слюна, что лишний раз доказывало, что Одиллия недееспособна, и, следовательно, мне, как и любому ребенку, оставшемуся без родителей, надлежало отправиться в сиротский приют.
    Воскресая в памяти тот злополучный летний день, когда в Тандерре выпал снег, крупными хлопьями усыпая широкие проспекты, а я, выскочив на крыльцо в расстегнутом пальто, подбежала к ожидавшей меня maman и обняла ее, прижимаясь щекой к мягкому животу. Без энтузиазма потрепав меня по макушке, женщина, вместо того, чтобы отчитать дочь за кое-как завязанный шарф и грозящую вот-вот слететь с головы шапку, молча села за руль и, не дождавшись, пока я пристегнусь, завела двигатель, и бежевй «Гепард», фырча, сорвался с места и вклинился в поток автомобилей. Не замечая странностей в поведении матушки, я, развалившись на заднем сидении, весело дрвгая ногами, болтала о том, как набралась мужества заговорить с мальчиком, который мне нравился до поросячьего визга.
    Дома Одиллия, уложив меня в постель, криво улыбнулась, вручила мне панду Мэнни, с которой я всегда засыпала и, выключив свет, ушла, оставив дверь в мою комнату приоткрытой. Луч света, просачивающийся из коридора, рассеивал кромешную тьму, и я, напряженно вглядываясь в стопку журналов на шкафу, внезапно представила себе, что в углу, за огромным кукольным домиком, купленным отцом на день рождения в прошлом году, скрывается злобная Бука, жаждущая упрятать маленькую Марселину в мешок, утащить к себе и заставить драить полы в своей жуткой хижине, кишащей пауками, питающимися детским отчаянием и постепенно высасывающим жизненную энергию. Спустив с кровати босые ноги, я, нашарив тапочки, зажгла ночник и, избегая смотреть по сторонам, пулей влетела в родительскую спальню и прижалась к лежащей поперек кровати maman. Легонько пихнув ее в бок, я попросила разрешения полежать с ней хотя бы полчасика и, не получив ответа, улегласт рядом.
    Притронувшись к подозрительно прохладной кисти Одиллии, кажущейся на первый взгляд спящей, я, повинуясь внезапно охватившему меня порыву, похлопала мать по плечу, и она, словно кукла, перевернулась на спину. Осознание, что произошло нечто ужасное, пронзило мой мозг, и я, выскочив на лестничную площадку, метнулась к двери напротив и тарабанила в нее до тех пор, пока Синтия Пламмер, наша соседка и мамина приятельница, на ходу запахивая халат, не поспешила к нам. Размазывая по лицу злые слезы, я наблюдала, как heighbor хлопает миссис Новак по щекам, а после волчет  нечленораздельно мычащую woman в ванную и запихивает в горло рукоять зубной щетки, дабы вызвать рвоту. Вовремя подоспевшие медики откачали пациентку, находящуюся на грани жизни и смерти, но, как выяснилось чуть позже, mother утратила способность обслуживать себя самостоятельно и была помещена в клинику для душевнобольных. Госпожа Пламмер, забравшая меня к себе на время, еле дозвонилась до поглощенного своей second wife папочки, сообщила ему горестную весть и, выяснив причину, сподвигшую Одиллию на столь отчаянный шаг, без обиняков сказала мне, что my dad - гребаный мудак.
    Когда растерянный мужчина посмел нагрянуть в нашу квартиру со своей пассией, готовившая мне обед Синтия, ударив Романа коленом в пах, заявила, что не позволит такому дегенерату как он воспитывать меня и добьется того, чтобы его лишили ридительских прав. Я, вперив полный ненависти взгляд в двадцатилетнюю мулатку с длинными волосами, незаметно подкравшись к ней, ухватила за ниспадающие за спину пряди и со всей дури потянула вниз. Раздался пронзительный крик, сопровождаемый громкийм треском, и я, потеряв равновесие, рухнула на ковер, сжимая в скрюченных пальцах новомодный парик, который с помощью специального клея крепится ко лбу, создавая эффект натуральной шевелюры. Абсолютно лысая башка мерзопакостной Умы, представшая нашим взорам, вызвала у меня приступ истерического хохота.
    - Красота твоей сучки такая же фальштивая, как ваша любовь, - выплюнула мисс Пламмер, усаживая меня на диван. - Бьюсь об заклад, что сиськи, к которым ты припадаешь по ночам - силиконовые, а губы пухлые не от природы.
    - Отвернитесь! - выкрикнула папина любовница, спешно прикрывая блесящую аки бильярдный шар черепушку шейным платком. - Паршивая дрянь, уж я-то займусь твоими манерами…
    - Отсоси, - возразила мамина подруга, выставляя парочку за порог. - Марселина до совершеннолетия отправится в детский дом. Я позабочусь, чтобы органы опеки узнали, кто довел миссис Новак до нервного срыва. В Аодалии, as you know, введен законопроект, предусматривающий штраф за причинение морального ущерба и доведение до самоубийства.
    Преисполненная негодованием, Синтия свое обещание сдержала. Выслушав подробный инструктаж, я без запинки повторила на суде речь, что так старательно репетировала с госпожой Пламмер, и судья, укоризненно покачивая головой, вынес официальный запрет Рамону и Уме приближаться ко мне ближе, чем на три метра. В соединенных штатах Гомерики, os course, царят иные ценности, и тамошние семьи, расходясь, зачастую по очереди заботятся об общих детях, но in our country супружеская неверность обществом порицается, так что вскоре father со своей безволосой потаскушкой перебрался в Эвропу, а я обрела дом в приюте, которым заправляла строгая, но справедливая Танталла, ревностно следившая за тем, чтобы воспитанницы не нарушали установленных праил и преуспевали в учебе.
    Синтия навещала меня дважды в месяц, а недели на две каждую зиму я возвращалась в свою flat, и мисс Пламмер с удовольствием учила меня варить сцпы, вышивать крестиком и пылесосить. Справив восемнадцатилетие, я, воспользовавшись правом покидать стены orphanage в светлое время суток, устроилась ведущей на радио, поскольку всегда любила музыку и хотела познакомиться с композиторами и авторами песен, рвущих первые строчки хит-парадов. Мой босс, неоднократно повторявший, что я обладаю невероятно чарующим voice, познакомил меня с Сизифусом Каваналли, задумавшим создать группу из двух сексапильных девчонок, поющих о своих похождениях. Образ сердцеедки меня не прельщал, однако, являясь подростком, не задумывающимся над собственными желаниями и ввиду отсутсвтия жесткого характера не умеющего отстаивать собственную позицию, я в присутствии Танталлы, считающейся моим опекуном, поставила свою подпись на страницах контракта и начала вместе с хореографом и другой девушкой по имени Чабеллой Рохас репетировать танец.
    Написавший для нас несколько баллад, господин Каваналли, узрев наши неумелые попытки двигаться как секс-бомбы, заявил, что это никуда не годится, уволил Чабеллу и за десять дней до съемок первого клипа познакомил меня с рыжеволосой Джоэнн Слэттери, семнадцатилетней нимфеточкой, выглядящей как сошедшая с Олимпа Афродита. Выдающаяся грудь третьего размера, округлые бедра, ноги от ушей. Двигалась Джоэнн как дикая кошка, заставляя прохожих соборачиваться вслед, забывая о своих проблемах и заботах. Даже я, не считавшая себя лесбиянкой, при виде столь очевидной красоты дева не похоронила свою геторосексуальность, потому что Слэттери, что греха таить, являлась малышкой до ужаса харизматичной.
    В отличие от меня, скромной интеллектуалки, моя напарница мало читала, постоянно прогуливала школу, однако в пластике равных ей не было, так что Сизифус не прогадал, создав группу под названием «Heartless». Мне, как лидеру, надлежало петь, а Джоэнн отвечала за страстные телодвижения и бэквокал. Сингл «Ты обманул» во мгновение ока взлетел на вершину чартов, клип, в котором мы, упакованные в облегающие комбинезоны, трясли конечностями, набрал свыше миллиона просмотров в течении двух дней. Работавшая когда-то стриптизершей, моя коллега, по-видимому, не имеющая понятия о том, что такое комплексы, отжигала на чцене так, что зал взрывался аплодисментами, а я, нервничая и потея, сжимала в подрагивающем кулаке микрофон, пытаясь установить минимальный контакт со зрителем, вниманием которого целиком завладелоа роскошная Слэттери, поминутно садящаяся на шпагат и выгибающаяся так, что создавалось ощущение, будто у девчонки вовсе отсутствует позвоночник. Хмурясь из-за того, что свет прожекторов беспощадно лупил меня по лицу, я, прерывисто дыша и фальшивя, худо-бедно справлялась с поставленной задачей. Со временем пришел опыт, страх перед толпой отступил, а гласные тянулись как надо. Конечно, армией поклонников похвастать я не могла, значительно уступая раскрепощенной и дерзкой Джоэнн, но амбициозной девчулей назвать Марселину Бассетт, отрекшуюся от отца и взявшую девичью фамилию матери, было нельзя: я просто занималась любимым делом и чувствовала удовлетворение, уходя за кулисы по громкие овации.
    Запись дебютного альбома, разошедшегося по Аодалии и прославившего нас, отняла у меня немало сил, но возможности взять небольшой перерыв мне, разумеется, никто не предоставил, - «Бессердечных» ждал тур по крупным городам континента, посему, уговаривая себя продержаться еще немного, я, возвращавшаяся в приют около полуночи, стаскивала с себя липкую от пота футболку и с досадой отворачивалась от зеркала, зная, что всякий раз, изучая свое отражение, я, не годившаяся в подметки бесподобной Слэттери, жутко расстраиваюсь. Едва заметная талия, практически отсутствующий бюст, по-мальчишески узкий таз и угловатые коленки раздражали меня неимоверно. Засыпая, я долго ворочалась на узком матрасе, представляя, как в один прекрасный день произойдет волшебство, и отвратительная гусеница трансформируется в шикарнейшую бабочку.
    Выступая на стадионе в Тандерре, я, успешно исполнив шесть песен из десяти, не посмела ослушаться приказа Сизифуса попыгать под фонограмму, чтобы развеселить начавшую скучать публику. Размахивая руками, я присоединилась к извивающейся подобно анаконда коллеге, и мы, обнимая друг друга, спародировали бурную страсть и довели публику до умопомрачения, имитируя поведение лесбиянок, ласкающих друг друга и готовых приступить к коитусу here and now.
    Когда все завершилось, я, не чувствуя под собой ног, влетела в тесную гримерку, повалилась на крохотный диваничк и уставилась в потолок рыбьим взглядом. Причислить себя к породе экстравертов, способных вспыхивать от малейшей искорки, я не могла, но в тот момент даже юношеский максимализм не разжигал в моей душе угли затухающего костра, but вместо того, чтобы пожаловаться продюсеру на апатию и упадок сил, я притворилась, что все в полнейшем шоколаде и упорно игнорировала цепкие коготки депрессии, нежно скользящие вдоль моего позвоночника.