Серафим и Дионис

     ...Дионис находился в шоке. Насильственное навязывание идеологии массам народа - задача неблагодарная и бесполезная на длительный период времени. Десять-тридцать лет можно трындеть о мировой революции, свободе и равенстве. Народ, любой народ, мудр по определению. Правильный ход и решения им обязательно находятся.
    ...Я не понимаю, для чего колокольню разбирали на кирпичи. Вы её строили, деньги на её воздвижение выделяли, население опросили? Ну, сняли колокола - чугуна в стране не хватает, деньги на ремонт не выделяете, так у вас их не просят. Неужели кирпича мало? Кирпичные заводы испарились или исчезли песок и глина?
    Звонница на Стрелке олицетворяла старую ось города, представляется мне. Любое место имеет центр притяжения, внимания, обращения. Каждый город мира характеризуется такой точкой или осью, вокруг которой вращаются основные события и люди. Ось определяет историю места и указывает будущее. Интересно, кстати, где находилась ось Парижа до постройки Эйфелевой башни?
    Легко было уничтожить ось Рыбинска, рушить всегда проще, чем создавать. Что взамен? - У большевиков - ничего. Им бы унижать человека перед выбранным идеалом и обобществлять, уничтожая возможность быть личностью, за исключением верхушки. Историю изменили под свои потребности, навязывая чуждую идеологию. К концу Советского этапа России народ смеялся над руководством страны и ненавидел партию диктата. Власть рухнула за десять лет...
    Провидению было угодно мучить и испытывать людей. Может быть, мы должны были показать миру пользу и преимущество общественных форм существования? - Резонно, но обобществить все сферы жизни невозможно. Человек должен иметь возможность уединиться, подумать, анализировать в тишине волнующие проблемы.
    Критиковать и уничтожать легче, чем выиграть в споре времени, что лучше, а что хуже. Вы разобрали и уникальный театр на кирпичи (капитальное строение, на которое люди отдавали свои кровные). Неужели нельзя было сколотить новую сцену вместо подгоревшей? - Кинуть клич, и люди бесплатно бы восстановили разруху, ведь отдохнуть, переключиться от тяжёлого труда стало негде, а потом всё равно строили другой театр, невзрачный, неприметный, т. е. хуже. Я понимаю, идеологически надо было убрать памятники побеждённого режима, убрать в музей, а не уничтожать. История должна быть наглядной и доступной. Нет. Разбить в дребезги, камня на камне не оставить, а дальше не важно, как-нибудь проживём. Как-нибудь!
    Абстрактная идея коммунизма варварски воплощалась в одной многострадальной стране. Миллионы людей были уничтожены, искалечены физически и духовно, разрушены вековые родственные связи, самая просвещённая часть страны вынуждена была эмигрировать и строить хорошую жизнь на чужбине. Ненависть, убийства брата братом, насилие всех видов, нищета населения и подавление воли человека - итог власти слепого идеала, некоего образа. Не случайно в древности существовала наука Образов...
    Дионис живо представил себя на месте Серафима. Ужас охватил его! Пока ты трудишься, твою жену, слабую женщину, избивают в застенках, любимые с детства родные места рушат и ломают, навязывают тебе чуждые мысли, отбирают недвижимость и собственность. Как жить, когда любишь Родину, свой город, своих детей, жену, работу?!
    Дио отложил тетрадь и выглянул в окно. Маленькое солнечное светило роняло на дом красноватые лучи и убаюкивало взгляд. В поместье и округе заправляли тишина и покой. Наверное, от того Серафим стал капитаном, что любил эту плавную тишину и изменчивое постоянство великой реки. Он ощущал себя частью природы, Волги и Вселенной...

    ...На Волге выдалась тёплая бархатная погода. Дул , словно брезжил, слабый ветерок, по небу плыли пончиковые белые облака, а солнце не палило, а ласкало жёлто-пушистыми лучиками света. Волны от барж и буксира, не пересекались, растекаясь симметрично по левому и по правому берегу. Чайки кружились над головой, требуя бурунов из под кормы, которые нет-нет выталкивали оглушённую винтами рыбу. Серафиму грезились иные страны и иные миры. Строки легко вытекали на приготовленные заранее листы бумаги:

     Камень

 Я - камень, я впитал века,
Тверды мои нутро и край,
Лежу.
     Гуляют облака,
Зовут на небеса,
           где Рай.
Я на песке, на берегу,
Бодаюсь с ветром и волной,
Желания приберегу -
Никто не знает путь земной.

С рекой молюсь за свой удел.
Бежит прозрачная вода,
И я то греюсь, то в воде
Внимаю влажные года.

Скуёт зимой прибрежный лёд
Оденет иней или снег,
Но летом, чувствуя тепло,
Меня погладит
           Человек,
Присядет на меня и вдруг
Взберётся, сверху меря даль,
И я увижу мир вокруг
Через него,
          забыв печаль...
Я - камень.
        Рядом камни спят,
А я, захваченный волной,
Плыву и радуюсь опять,
Что жизнь повелевает мной.

    Это Серафим увидел берег, сплошь покрытый булыжниками Ледникового периода. тысячи лет назад холод и льды заставили уйти людей с насиженных мест, притащив потомкам древних людей строительный материал для строительства.

      ***

Летние изводят токи
От земли наверх
             к тебе,
Чувства вторят вслед сороке,
Говорившей о судьбе.

Несбываемые встречи
Параллельны бытию:
Руки обнимают плечи,
Звонницы набаты бьют...

Где я? - Шелестят дождинки,
Намечая малый крен,
В темноте огни, как льдинки,
Тени прыгают из стен.

Рукавом взмахнуло лето,
Бросило укол лучей,
Но не наложило
              вето
На мечтательность ночей...

    Это ему вспомнилась Александра. Неужели наша история взаправдашняя?

    Сирень

Тебе не спится.
           Ты пьяна.
Ты ищешь приключенья ночи,
А во дворе кричит
           она -
Весна любуется и прочит.

Забыта насовсем зима,
Сирень туманит мысли,
              Точит,
И ты кружишься не сама,
Пленённая муаром ночи.

Бушуют чувства!
            Чья вина?
Остановиться нету мочи.
Луна, огни и глубина.
Затягивает бездна ночи.

Тебя несёт.
     Ты - свет и тьма.
День отдаётся чарам ночи...
Платок душистый утром
                Смят,
А ангел над тобой хлопочет.

    Увидел цветущий куст на высоком берегу, на самом краю.

    ***

День клонится его к закату,
Выдумывает дождь тоску,
И тучи движутся куда-то
За Волгу, синюю реку,

А я несу свои утраты,
Свои безумные года,
Кочую по ненужным хатам
И посещаю поезда,

Которые везут куда-то,
Соединяют города,
И от рассвета до заката
Конца и края не видать

Дождей сезонного покроя,
Осенних, нудных, для мольбы,
И я не нахожу покоя
От выпавшей на кон судьбы.

    Навеяно дождливой погодой.

   Загадки

Не ведал я о тайне вод,
Сокрыты связи от людей,
И водород, и кислород
Хранят секрет других идей.

В ином пространстве центр зеркал,
Во мнимом поле - чудеса,
И в отраженье есть металл,
Который носят небеса.

Незримый фокус знает ртуть,
Как вещество - темны дела,
Запретный и закрытый путь,
Познанье книга не дала.

Загадки тысячи планет
Текут по времени миров,
И просто, и простого нет
В расчёте атомных шаров.


    На пути домой случились новые стихи.

Утро тёплое на плечи
Ляжет спозаранку,
Чистотой овьёт аптечной
И залечит ранки,

Пахнет мятною травою,
Тихой, огуречной...
Я ведом лесной тропою
К стороне заречной.

Осторожно вскрикнет птица,
Не боится, но же
Надо дать сигнал сестрицам,
Охранявшим ложе.

Пискнет, нежная, и в кроне
Прячется певунья,
Никого не видно, кроме
Разноцветий чудных.

Ландыш в колокольчик белый
Разливает мирру,
И сморчки на листьях прелых
Тянутся к эфирам.

Утро нежное на плечи
Ляжет спозаранку
И обрадует, и лечит,
И поёт зарянкой.

   ***

Стакан хрустального вина,
В горячей ванне пар и пена,
И в тонких линиях Она,
В блаженстве, чуть припухли вены.

Полынь на вкус того вина,
На дне неправильные льдинки,
И в тонких линиях Она -
Желанней не найти картинки.

На белой пене волос льна,
И алые раскрыты губы,
Вся в тонких линиях Она
Теперь моя навеки будет...

    Снова вспомнил Еву, пришедшею к нему подарком судьбы и реку Мологу.

    Молога

Что знаем мы о Ней ? - Немного,
Течёт спокойная река,
В Её названии "Мо-ло-га"
Плывут туманы по векам.

Берёт в Максатихе начало,
В болотах чёрных капли вод,
До устья путь лежит немалый,
И трудно будет сплавить плот.

Она петляет по равнинам,
Течёт на запад, на восток,
Меняются места, картины,
Неспешный продолжает ток.

Бобрам не перекрыть - глубока,
Не широка, но вод полно,
Истории хранят Истоки
Давно скатившейся волной,

А берега круты, пологи,
С сосновым бором или без,
Величием полна Молога -
За поворотом край чудес.

Случайность редкая у Бога,
На перекатах, в тишине
Течёт и спит, моя Молога,
Качая нежно на волне.

    ***

Заходила Муза в ночи,
У неё непростые дни,
И пылали мои кирпичи
Той печи, где мы с нею одни.

Кочегарила докрасна,
Я немного ей помогал,
Эх, какая подруга она!
Обессилела кочерга.

А она, довольна, ушла,
Помахала, сверкнув перстеньком.
Что она вдруг во мне нашла
На дому с дырявым коньком ?

Я счастливый и не одинок,
Если ты приходишь, краса,
Пусть продлится жизни денёк,
Раздувай мои паруса!

 
   Красива ты Его ночами

Красиво девичье плечо,
Красива ты его ночами,
За мужественными плечами
Тебе спокойно-горячо.

Хрустальна тонкая рука,
Хрустальна ты, его не видя,
Но - здесь, и так рукой обнимет -
Ты утекаешь, как река.

Каскадом вьющихся волос
Красива ты - он замирает
И рук твоих не убирает,
Когда ему затеешь чёс.

Не насмотреться глаз огня
Ни в счастье вашем, ни в печали,
Красива ты его ночами,
Его приказом у меня.


    Рейс туда-обратно - около тридцати стихов. " Может напечататься где-нибудь?" - мелькала шальная мысль. "Нет, рано. Надо Еве дать почитать. Критический взгляд никогда не помешает. Она - дока в стихосложении, родным подсунуть: "Вот мол я, какой! Дурачок, сиди тихо, не высовывайся... А прикольно было бы издать книжку стихов с картинками и подарить жене - то-то она удивится! Нет, лучше напечатать её стихи, у неё их много намонастырено, я подглядел нечаянно. Нет, не годится без разрешения автора...Эх, Бориса нет. Как же мне его не хватает!"
    На реке бытуют свои правила движения и поведения на воде, свои есть звуковые и визуальные знаки. Приветственно звучат гудки труб при встречах караванов или судов. Если плывёшь вниз по течению, держишься правой стороны, вверх - левой. Курс нужно держать на створы, указывающие, куда нужно держать нос корабля. Мели отмечались на картах и изменение донной поверхности передавались из уст в уста. Часто тона менялась, особенно, после половодья весеннего. Серафиму нравилось плыть, маневрировать, разбираться в речных неурядицах. Его уважали и побаивались. Раз балтийский матрос, ростом и плечами со шкаф небрежно отозвался о его безукоризненном виде. Серый спокойно подошёл итак отделал наглеца в пять нелестных прикосновений, что тот чуть не захлебнулся в волжской водичке, свалившись мешком с качающихся сходней. В другой раз он так шарнул греческого потного бугая-грузчика, перегородившего дорогу капитану, что его капитанская трубка разлетелась в щепки о голову несчастного, и у грека  отключилось сознание. Могло быть хуже, но дружки оттащили тело и откачали, пролив речной водицей. Требования у него, как командира, были ясны и просты: постоянная работоспособность судна, чистота, знание своего дела и ответственное выполнение поставленной задачи.
    В предыдущий рейс он ещё вёз боеприпасы и оружие. сегодня трюмы были наполнены металлоломом, оборудованием для мельниц, сельскохозяйственной техникой. Страна постепенно переходила на мирные рельсы. В Астрахани по традиции загрузил две баржи арбузов и одну вяленной рыбы, в Самаре - пшеница с Сибири и Поволжья, В Нижнем Новгороде наполнил суда самоварами и товарами народного потребления: посудой, хомутами, одеждой. Хорошо ему плылось вверх, дышалось свободно и пелось. "Не к добру такие вольности, Серафим". - говорил он себе, а душа радовалась...