Я и Ленин

  В конце 80-х годов прошлого века служил я начальником клуба одной ракетной бригады Ленинградского военного округа в непосредственной близости от Ленинграда.

  Клуб особо ничем не отличался от себе подобных очагов культуры, в которых я служил раньше. Только в фойе возле окна стояла ростовая гипсовая статуя Ленина, выкрашенная в белый цвет.

  В 1989 году должны были пройти первые выборы народных депутатов СССР и, как это всегда бывает, избирательный участок должен был быть открыт в моем клубе.
Естественно, труда в его организацию было вложено немало. Как мной, так и членами избиркома. Но всегда главное в клубе что? Чистота и порядок.

  И тут приходит «пренеприятное известие – к нам едет ревизор. С особым предписанием». Да не один.

  Ими были только что назначенный на должность начальник штаба ЛенВО генерал Селезнев и член Военного совета округа генерал Павлов.

  Клуб надраен, командование бригады на пороге встречают визитеров, я стою около своего кабинета, готовый предоставить его в распоряжение высоких гостей.
Наконец кортеж прибыл, генералы в сопровождении свиты появились у меня в клубе.
Некая суета, хаотичное перемещение по фойе и наконец генералы останавливаются у кабинок для голосования, все осматривают, а потом оглядывают зорким глазом все фойе.

  Тут генерал Селезнев замечает фигуру Ильича, подходит к ней, поднимает руку и проводит пальцем по лысине.

  Бойцы при уборке все везде намыли, а вот протереть голову вождя никто не догадался. Может посчитали, что натирать тряпкой лысину основателя Советского государства это святотатство?

  Как бы то ни было, генерал, отходя от статуи, бросил:

  -Покрасить!

  Член Военного совета испепелил взглядом начальника политотдела бригады, тот переадресовал генеральское пламя из очей на меня и проследовал за генералитетом в зрительный зал, где были собраны командование и офицеры бригады для получения своей дозы скипидара вперемешку с патефонными иголками.

  Слушать и наблюдать генеральский воспитательный процесс у меня не было никакого желания. И воспользовавшись тем, что мой единственный боец-кинорадиомеханик сидел за аппаратурой и следил, чтобы генеральская речь своевременно и без помех усиливалась этой самой аппаратурой, я нацепил фартук, банку эмульсионки в одну руку, кисть в другую и все совещание старательно накрашивал ленинскую лысину.
 
  Даже не обернулся, когда генералы уехали.