Всего лишь писатель

Раскаленный асфальт и опадающий волнами шелест акаций у обочины вдоль шоссе. Голограмма прибоя, пена дней, пляж под брусчаткой.

Впечатления бессвязные, как лоскутное одеяло. Пытаюсь плести из них косы, но получается худо. А не списать ли мне это на майский спазм, неловкий слепок лета, преждевременно брошенный под ноги жителям города. Разве к такому можно быть готовым? Ясное дело, растеряешься... Только фарфор одурело-неподвижных лиц и глаза, шаркающие по тебе взглядом. Такие снимки я сохраняю.

Сначала рыхлый пингвин в приплясывающей от ветра олимпийке. Посмотрел исподлобья мутно и свирепо, будто я задолжал ему денег. Mind your own business! Нечего таращиться на людей.

Затем женщина, продающая квас у дороги на пути в аэропорт. Не лицо, а спелая слива, готовая лопнуть. Кажется, только туго стянутые душки очков не дают ей распахнуться навстречу солнцу. Забродивший квас по тридцать пять рублей за стакан и бликующая книжица на пыльной кеге (что-то о Римской империи, точно не скажу). Со временем на «леденцах» всегда появляются эти строптивые складки. Ни дать ни взять – кора. Смазливое быстро стареет за бедностью содержания. Порожний волапюк, свалка междометий, чья золотая эпоха – пора юности. Цвели и пахли, потом зачахли… Им невдомёк, что истина в вине!

Стоп, это сюда не подходит. Мимо кассы... Или корзины?

Да! Ведь был ещё баскетбол. Голос брата скачет по площадке, как мяч. Звучит то спереди, то где-то за правым плечом. «Движение должно быть цельным! Пытайся поставить вазу на полку! Не думай о попадании». Упругий скрип кольца, щит в облачке недоуменного звона, искры смеха в пространстве прямо над нами.

Слишком радостно, густо, вязко. Нужен меланхолический аккорд в завершение дня. Немного барбариса для кислинки, ленточка цедры к нёбу, ягода-грустника.

Поедем в заброшенное танковое училище. Бродить по безмятежным, хрустким от прошлогодней листвы дорожкам, пока не стемнеет. «Остаться здесь, среди вещей и предметов, которые помнят ещё твоё дыхание. Во имя чего?».

Повсюду нагота изуродованных строений. Обломки парт, покосившиеся антресоли, раскуроченные шкафчики в раздевалке. Что за мстительный джинн вихрем пронёсся над этим местом?

Пыль молчит, сонно ворочаются сороки в гнёздах.

Смех и дерзновенные возгласы не вернутся спасать пейзаж от летаргии. Останется только пещерная живопись: неуклюже-задиристое граффити поколения декаданса. Послание будущему мне.

«Ты всего лишь писатель»...

И то верно.
Я домой.