Привычные вещи

Мариночке любви и Машеньке веры


ПРОБУЖДЕНИЕ

Я встаю, бегу умыться,
чай глотаю и - курить...
Надо как-то умудриться
на Марину - не дымить.
Умудряюсь, умудряюсь,
только дым уходит вверх!
Я смиряюсь, я смиряюсь,
что опять - один за всех.

Я курю не по глаголу,
что курение вредит.
Я курю по протоколу -
это слабости вердикт.
Покурив, включаю телик,
выключаю, если там
снова площадь двух Америк
нагло всходит на экран.

Попрошу благословенья
на грядущий день...
Живем,
вдохновенье, вдохновенье
под усиленным дождем
Божьей правды, Божьей меры,
что желательно блюсти...
Извините, пионеры,
что желали вас спасти
от курения, от поздних
пробуждений поутру...
Вы встаете ровно в 8.
Я к восьми уже - к нутру
всей поэзии, науки
о визаже женских чар.
И Мариночкины руки
мне таблетку, как анчар,
второпях кладут на столик.
Выпиваю. Я - здоров.
Я - селен, я даже - стоик,
но без всяких докторов!

Вот и чашка шоколада.
Ну, шучу: конечно, чай.
Так писателю и надо.
Пробудился - не скучай!
Не скучаю. Отвечаю
я за все свои слова
Всенебесному Начальству
дорогого естества.
Мастерство, что ты такое?
Ты, наверное, поешь
сладким голосом бемоля
про родную молодежь.
Понимаю. Это - база
всех всамделишных атак
на культуру Ренессанса,
где проснулся "сам дурак".
Может, снова завалиться
на диван ли, на софу...
Нет, родные. Мне не спится.
Мне еще кончать строфу!

И Мариночка, проснувшись,
снова денег мне дает.
Я бегу, не улыбнувшись,
на почтамт, как самолет.
Разгоняюсь и взлетаю.
240 - и отрыв
от земли, как от Китая -
от бурятских постовых!
Оборвалась связь с Европой.
Оборвалась и душа.
Пробудился? Топай, топай.
Отправляйся, не дыша,
в туалет, а хочешь - в ванну,
хоть на кухню, лишь бы ты
не пророчил нам Осанну
под горячие винты!

Никому я здесь не нужен.
Пробуждаюсь, как в Раю.
Ан - жена готовит ужин...
Значит, снова АЙ ЛАВ Ю
выводить пером субботним
на листочках, на цепях...
Пробудился на сегодня.
Ну, а завтра - в новостях
скажут обо мне словечко:
так и так, поэт И.Т.
заработал, как овечка,
Sweden, Премию, матэ.
Мне не спиться. Трезв, как классик
на оплаченном пиру.
Присуждайте. Я - согласен.
Я без Премии - умру.

...Пробуждение от спячки.
Отвлечение от дел...
Я - писатель настоящий,
ибо Богу порадел!

...Спать пора. А мне не спится.
Так и бегаю всю ночь.
Может, снова пробудиться? -
это знает только дочь.


НАСТОЛЬНАЯ ВАЗА

Как хорошо, что здесь стоят колосья
с еловой веткой - это про меня:
про Ёжика, который вышел в осень -
сбирать плоды душевного огня.

А ёлочка поет о Новом годе,
о Рождестве Спасителя Христа.
О вазочка моя! Ты так не в моде,
а всё же - неземная красота...


КИОТ ОТЦА

Простая мебельная стенка.
С иконами и книгами для нас.
С камнями геологии, с газетами
под документы неповинных глаз.

Здесь - мои книги, всё мое признанье
божественного строя наших душ.
Не надо повышать образованье.
А надо верить: не объелся груш.

Киот Отца. Небесного, земного,
какого хочешь: Он во всём, везде.
И я прошу Единственного Слова
о Вифлеемской праведной звезде.

Она - недалека, она - томится
и ждет сигнала, словно Рождества...
...И тают в телевизоре столицы,
Улан-Удэ - вечерняя Москва.


НАСТОЛЬНАЯ ЛАМПА

О, как ты много осветила
моих стихов про небосвод!..
Теперь ты светишь очень мило
на рукописный груз забот.
Архив огромен, разнопланов,
попробуй весь его набрать
на флэшку радостных туманов,
познавших Божью благодать!

Удач тебе, живая лампа!
Свети и даже освещай
пути обычного таланта
и вдохновенье обещай.
Не обещаю, что я брошу
курить, уж лучше потерплю
всю заоконную порошу,
глагол Апостола: ЛЮБЛЮ.

Вот свет пролился на декабрь,
вот свет пролился на январь...
Я повторяю: кабы, кабы
мне написать иной Словарь.
Словарь - как свет настольной лампы,
без коей плохо и темно...
И Бог вручает мне таланты:
платить за красное вино.


МОЙ СТОЛ

Здесь рукописи да бумага,
тетрадь черновиков, перо,
здесь православная отвага
тебя приветила зело.
....................

Мой стол, мой верный истребитель,
мой перехватчик, бомбардир...
Я в этом мире - только зритель,
а он до рая восходил.

Он точно с вертикальным взлетом:
и полоса ему - длинна...
Он явно станет самолетом,
моя любимая жена!

Лови его потом по свету...
И возвращай к себе в ангар.
Он с Патриархом вел беседу:
благословенный Патриарх!

Марина, Машенька, родные,
я улетаю на столе.
Простите, милые, простые
мои глаголы на земле!..


МАГНИТОФОН

Как я любил остаться одному
и слушать (слушать? нет, скорее петь вам)
те песни, что приятны самому,
а значит - детям, Божьим в мире детям.

Кассет - не много, но они легки
("любитель легкой музыки", конечно),
как самые удачные стихи,
ушедшие в желаемую нежность.

Есть Окуджава, Анна Герман, есть
"Зэ Битлз" с укороченными днями,
и Жанночка Бичевская за честь
почла бы прикоснуться к нашей яви.

По сути - это все. А Башлачев
ушел гулять по городу и миру.
Где получил действительный зачет
за нашу упоенную квартиру.

Высоцкий - был. Высоцкий - просто был.
Потом куда-то делся, я не понял...
Наверное, растратил Божий пыл
и начал слушать музыку симфоний.

Магнитофон у нас совсем простой:
с 70-х - ветренных - потешных...
Ни разу не сказал мне: "Нет, постой.
В моей груди расцвел иной подснежник!"

Ни разу не ломался... Молодец!
Зачем ломаться, если сверху - небо.
Под небом - перекрестие колец,
под кольцами - надежда на Победу.

Я - слушатель? Да нет, я оркестрант
небесного кадастра Божьей славы.
И если говорю тебе: талант,
то так и есть, возлюбленные павы!

Пусть нота Си взлетит за облака
и чинно - под улыбкой Приснодевы -
смиренно скажет: "Вот моя рука.
А вот земли спасенные напевы!"

Гитара - есть. Расстроена собой.
Но это мы поправим. Да, поправим.
Симфония становится судьбой
любой красивой девушки с алканьем

моей любви, внимания, моих
ночей и утр, залитых маникюрным
рассветным лаком - только для троих:
Религии, Поэзии, Культуры.

Не обижайся, сэр магнитофон!
Твоя судьба не лишена значенья.
Ты - тоже скоро женишься, как тон
воспроизводства или увлеченья.

Желаю вам кассет - твоих детей,
твоих заветных в Господе признаний.
И даже умозрительных идей
на узких перекрестках мирозданья!!!


В ВОЛНЕНИИ ХОЖУ ПО ДОМУ

За любовь прощения не просят.
Может быть... а я за всё прошу:
за любовь, за веру, как за осень,
и за то, что искренней пишу,
необычней и своеобразней -
и при этом проще и нежней
всех людских штамповок и фантазий,
вызванных апатией дождей.

Но когда я вижу или слышу
вдохновенья вещего следы, -
в сердце говорю: прости мне, ближний,
я совсем такой же, как и ты.
Я со всем... с непризнанным талантом,
с нищетой невылазной, с родным
изданным зачем-то фолиантом, -
просто тосковавший по святым.

За любовь прощения не просят.
Песен из-под палки не поют.
И за то, что я ребенка бросил,
мне поныне денег не дают.
Съездил, познакомился, обнялся -
и как будто не было меня...
Хватит, дьявол, надо мной смеяться,
в атеистах с новостями дня.

Я уже давно изнемогаю,
падаю и снова восстаю:
всех скупых неистово ругаю,
всех святых воистину люблю.
За любовь прощения не просят.
За надежду взяток не берут.
Господи! прости меня за восемь
безконечно сладостных минут.


2010, декабрь