Третья Петербургская повесть

Русалка
                «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…»
                Иосиф Бродский

   Она входила в пламя красной свечи всякий раз, когда та загоралась. Свеча стояла на столе, стол находился в комнате, комната была в доме. А дом мог быть где угодно. Но что бы ни окружало его, он был светел, пока горела свеча. Свеча являлась сердцем дома, а пламя - душой. А она же была женщиной. И она неизменно шла в огонь всякий раз, когда он вспыхивал. А вспыхивал он обязательно и только тогда, когда был нужен. Нужен кому-нибудь. И по-другому происходить не могло. Поэтому женщина не испытывала неловкости за свою любовь, ибо если она возникала, она возникала для чего-то. Так начиналась жизнь, так начинался путь. И так он заканчивался. И если закрыть глаза, можно ясно различить, как в самой сердцевине существа пылает пламя, живое, обжигающее и яркое, как солнце. Маленькое и далекое, как звезда в ночи. И женщина порой темна, как ночь именно потому, что звезды заметны в темноте. А мужчина всегда светел. Иначе как бы вспыхивала свеча?
   Глаше часто снился сон про свечу, что странно. Она ведь русалка. Ну, да, обычная русалка, с хвостом и прочим, что положено. Не самая, прямо скажем, изящная русалка. Но тут уж, как говориться, с природой не поспоришь. Зато Глаша обладала формами и, что важнее всего, красивой грудью. Правда, несколько стеснялась собственных красот, оттого любила носить футболки с разными противоречивыми надписями. Чаще всего надевала розовую с таким текстом: «Великий пост – это пост модернизма». Ей нравилось, что смысл утверждения ускользал тут же, едва покажется, будто его поймали. И это вовсе не связано с тем, что русалки скользкие на ощупь. Глаша не любила точные определения. Ей нравилась неопределенность как настоящее свойство всех вещей. Но главное, ей не нравилось думать, что ее русалочье тело и судьба определены навсегда и не могут измениться. В общем, в известной сказке про русалку, довольно неприятной, кстати, проблематика бытия обозначена весьма точно. Да, Глаша была начитанной, довольно хаотично и непоследовательно. Но все же начитанной. Она жила в Неве рядом с Заячьим островом. Там еще имеется фигура Русалки перед мостом на Петропавловку. Такая стерва, стоит отметить. Стройная, надменная, металлическая гадина, даже можно сказать.
   Это самое известное русалочье место в городе, хотя есть и другие гнездовья. У Ботанического сада, на пример. И еще на Васильевском острове есть места. Да, в общем, много где. Если вы думает, что Нева мелкая для этого, вы ошибаетесь. Потому что у реки не одно дно. И, кстати, второе дно не исчезает, когда заканчивается лишний час. Его нельзя увидеть человеку, но оно существует тем не менее. Поэтому ведьмы и русалки обитают в двух мирах одновременно. Ведьмы притворяются обычными людьми, а русалки попросту невидимы и не в силах подняться со второго дна. С другой стороны музы тоже остаются, и летуны могут влиять на людей, хоть и ограничено. Есть многое на свете, друг Горацио… Да-да… Тут следует пояснить, прочие Fairy Tales Creatures из скрытого города в остальное время тоже не всегда исчезают полностью и далеко не все из них остаются полностью невидимыми, но большинство теряют форму и свойства. Русалки хоть и остаются невидимыми, сохраняют и то и другое. С другой стороны у русалок не так много волшебных свойств, так что терять им кроме хвоста особенно нечего.
   Так вот, когда на поле садится дракон и засыпает, они проявляются и могут даже выбираться на сушу. Если русалка захочет, то может забраться на гранитную набережную, трижды ударить хвостом о гранит и подумать при этом про имбирное печенье. Тогда хвост на время лишнего часа станет ногами. Не стоит, конечно, полагать, будто с этим делом не возникает обычных житейских трудностей. Русалке, как всякой женщине, в подобных обстоятельствах требуются одежда и хотя бы полотенце, чтобы прилично выглядеть. Поэтому они не так уж часто делают вылазки. Хорошо, если у русалки найдется товарищ на суше, который любезно поможет с вещами.
    У Глаши был на этот случай друг Летун. Они подружились через книги. Летун тоже обожал хаотичное чтение, но больше всего любил спорить на тему прочитанного. И ему требовался бескомпромиссный оппонент-антагонист. Глаша отлично подошла. И Летун не редко ее навещал. Притаскивал книги и гамбургеры, все равно фигура у той была немодельная.  Сразу замечу, любви между ними не сложилось, хотя, кажется, были все предпосылки. Но Летун давно и безнадежно полюбил одну Музу. А Глашу не особенно прельщал его моложавый и щуплый вид. Все же ей хотелось кавалера посолиднее и помощнее.  Желательно с бицепсами и кубиками пресса. Но сойдет и просто широкая кость. Словом, меж ними установилась крепкая, душевная дружба, без всяких глупостей. Нет, рискованные моменты порой возникали и ничего кроме неловкости не несли. Но об этом писать излишне. Все мы дружили понемногу кого-нибудь и как-нибудь.
    Так вот, Глаше снился один и тот же сон про свечу. Глаша хотела любви. Больше книг и гамбургеров, больше воды… Больше всего, что только можно вообразить, Глаша хотела любить и хотела любви в ответ. Не то, чтобы это было совсем так уж невозможно. Как уже было сказано, на берег выбираться она могла, а уж на берегу сколько угодно возможностей. В центре ведь всегда оживленно, особенно в лишний час. Но у Глаши не складывалось, увы, никак. Поклонников хватало, а любви нет. Кроме того, ее угораздило приметить человека на свою беду. Че-ло-ве-ка! Хуже этого могут быть только горы, на которых ей не бывать – так, кажется, поется в одной человеческой песне.
    Она заметила его однажды, когда он стоял на мосту и плевал в воду. Не самое, конечно, романтичное зрелище. Но у него при этом был такой экзистенциальный вид, что не полюбить его было просто невозможно. Хоть Глаша влюбилась вовсе не в вид, а в саму невозможность такой любви, что делает чувство возвышенным и абсолютно бесперспективным. Но пусть с такими вещами разбираются психоаналитики. Глаша влюбилась и точка. Дальше она приметила, что объект симпатии частенько прохаживается этим маршрутом. Она стала поджидать его, чтобы тайком полюбоваться и повздыхать. Какое-то время затея казалась забавной, пока не накрыло довольно сильно и по-настоящему. Как это происходит, не понятно совершенно. Вот, вы еще вчера переживали милый трепет созерцания и наивно полагали, что вам хватит ума в вашем возрасте не вляпаться в терзания и муки. А сегодня вам будто снова четырнадцать и позарез надо свиданий, звезд и конфет в форме сердечек. А через некоторое время вы жаждите нелепых обжиманий в самых неподходящих и часто публичных местах и вообще мечтаете обо всем спектре непристойностей, на какие только способна ваша неуемная фантазия. И в итоге вы сидите, страдаете и размышляете о том, что штампованная фраза «любви все возрасты покорны» содержит даже не иронию, а самую настоящую издевку. Ибо вы вновь готовы пойти на такие глупости, о которых непременно после будете жалеть. А еще чуть погодя будете от души смеяться. А в преклонном возрасте – гордиться и хвастаться. Словом, Глаша влипла как раз в нечто подобное.
     Но Глаше при этом постоянно снилась свеча. И как всякий сон, она что-то значила. Или даже означала. Глаша была скептиком, насколько возможно для русалки. Она относилась с недоверием ко всему, что нельзя проверить опытным путем. Оттого не обращалась к ведуньям за токованием. И потом они все равно ничего конкретного не скажут, а наплетут всякой туманной околесицы, похожей на бред. Однако сон приходил снова и снова, и беспокоил. Даже волновал, но не тревожно. А так сладко-сладко, как предчувствие чего-то чудесного. Может из-за него Глаша и влюбилась в человека?
     Зима шла на убыль. Реки зимой, конечно, промерзают, но второе дно нет. И в лишний час весь лед быстро сходит, тогда русалки свободно поднимаются на поверхность. Но лед на обычной реке мешал Глаше любоваться любимым. Она так истосковалась, что начала выдумывать способы воплотить свою любовь. Сначала это были лишь смутные фантазии. Но русалка принялась осторожно расспрашивать и выведывать. Тогда выяснилось, что способы действительно существуют. Точнее в народе существуют легенды о русалках, которые так или иначе выходили на поверхность и селились с людьми. Не все из историй оказывались счастливыми. И далеко не все способы представлялись хоть сколько-нибудь приемлемыми. К примеру, в одной из легенд русалке откусило хвост дикое чудище. Тогда Великий Дракон из сострадания к бедняжке обломил костяные наросты со своих крыльев и превратил их в пару прекрасных ног. Потому что перед битвой с чудищем у той русалки жизнь складывалась довольно хреново, и сородичи показали себя не с лучшей стороны. И по милости Дракона она сделалась красивой женщиной, и жизнь как-то наладилась. Конечно, красивым женщинам наладить жизнь проще, чем уродливым. Хотя вот Мерлин Монро не удалось. Короче, это вопрос философский… Легче, наверное, найти философский камень. И как бы там ни было, любая женщина хочет быть привлекательной. Приносит это счастье или нет, не важно.
    Но возвращаясь к насущному, Глаша сочла подобные меры крайними и категорически отказалась к ним прибегать. Во-первых, и, к счастью, чудищ поблизости не оказалось, а, во-вторых, не факт, что в случае с Глашей Дракон проявит такое же сострадание. Однако сам факт существования подобного рода историй очень и очень обнадеживал. Потому что у любой истории есть предпосылка. И, наверное, русалки и в правду как-то могли сходиться с людьми. Ведь у людей тоже имелись истории про них. Первой приход на ум строка Пушкина – наш все в тайном городе – «…там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…». Вот лишне доказательство того, что поэзия – величайшая фикция человеческой культуры. Поэт любую ересь может выдать за божий дар, назовет ритмичную белиберду стихосложением, и странным образом попадет прямо в душу. Причем чем бессмысленнее белиберда, тем вернее заходит. В данном случае стих выдался на редкость неправдоподобным. Ибо леший, не исключено, что и бродит, но русалке с каких камышей залезать на дерево? Впрочем, и леший зря бродить не станет, у него дел по горло.
    Как бы там ни было, легенды имелись, но указывали на еще одну сложность. Практически во всех русалка с ногами все равно не могла стать полностью человеком. Так сказать, адаптироваться к человеческой жизни. Большинство из них как-то трагично умирали, часто из-за коварства и неверности мужчин. В общем, ужасный кошмар вместо радужных перспектив.
   Другое дело, героини легенд обычно описывались, как полу дурашные истерички, помешанные на том, чтобы чем-нибудь ради кого-нибудь обязательно жертвовать. Глаша была вообще не такой. Глаша была боевая. И жертвовать ничем не собиралась по той простой причине, что не находила в том никакого смысла, еще она отлично могла за себя постоять. Могла запросто врезать между глаз и за себя, и за искусство, и справедливости ради. Довольно трудно представить, чтобы кто-то, например, отважился поступить с Глашей коварно или бесчестно. Поразмыслив немного над этим, русалка заключила, что вторая проблема – не проблема. И активно принялась искать подходящий способ.

***
   Самый конец февраля. Холод еще собачий, но уже солнце. А по ночам только холод. Лишний час пробил, как положено, как всегда где-то после полуночи и непозднее пяти утра. И так происходит уже, Бог знает, сколько времени.  Каждую ночь прилетает Дракон, спускает на Марсово поле и засыпает. Пока он спит, город сбрасывает фальшивый наряд и становится настоящим. Во всяком случае, для обитателей тайного города. Очень, однако ж, любопытно, откуда прилетает Дракон? Чем он занимается, когда не спит? И вообще, что возникло прежде: Город или Дракон? Но о таких вещах не говорят. Может быть, не знают.
  Для русалок лишний час приходит как изменение свойств воды. У хвостатых чешуйчатых дев, кроме хвоста и чешуи вроде бы и нет никаких особых свойств. Однако они еще могут чуять воду, как собаки улавливают запахи в воздухе. Ведь известно, что вода исключительно умеет считывать и хранить в себе тонкую информацию, а затем распространять ее на людей или предметы. Так собственно ведьмы делают некоторые свои заговоры. Но ведьмы в отличие от русалок не понимают саму систему дешифровки воды, они не могу обнаружить и расшифровать растворенную в ней информацию. Они лишь чувствуют, есть информация в воде или нет, и насколько она опасна. Русалки не только знают точно, что спрятано в воде, они способны разбить это нечто на слои и подтексты по времени нанесения, по степени важности и не только. А в лишний час они могут снять информацию с воды полностью или нанести иную, но обычно им незачем этим заниматься. Они могут, но не делают. Однако они чуют воду и постоянно через нее взаимодействуют с миром, хотя на поверхность выбираются не часто. Когда приходит лишний час и оживает тайный город, вода в реке меняет свои свойства, как уже было сказано. Во-первых, воды второго и первого дна смешиваются, поскольку граница меж ними исчезает. Воды второго, глубинного дна всегда горячие, поэтому даже зимой лед на реках в городе очень быстро сходит на нет. Русалки выбираются из зимнего заточения и свободно поднимаются на поверхность. Надо сказать, что русалочье сообщество довольно закрытое, как, впрочем, и любое другое подобное сообщество. У них нет особенной иерархии и сложно продуманных законов, скорее есть некоторые правила, которых лучше придерживаться. Но при сильном желании можно и нарушить. При сильном желании русалка может нарушить любое правило, какое ей только вздумается нарушить, и нет такой силы ни в одном из миров, чтобы могла ей помешать. Может показаться, что такое положение вещей рано или поздно должно привести к полной анархии и хаосу. Но подобный вывод допустим только с точки зрения человеческой природы. Русалки существуют преимущественно в воде, а вода пропитана информацией, очень сложной и многослойной, и даже весьма древней. По сути, в воде хранятся сведения обо всех мирах и обо всех временах. Более того вода повсюду. Вода льется с неба, вода находится в теле любого живого существа. Для русалки весь мир – то есть буквально весь, даже космос – это мир подводный, и она его читает, как книгу. Она существует в нем естественно, как часть единого организма. Иными словами, если русалка что-то решит нарушить, то это и будет самым правильным. Хотя правильным для кого – остается не ясным. Мир видел не одну водную катастрофу. Скорее всего, русалки всякий раз были ни при чем, но они ведь и не помогали. 
   Второе, что чуют русалки с началом лишнего часа - вода становится немного живой. Информация в ней приходит в некоторое движение. Она распространяется подобно звуковой волне, преломляется, отражается от других объектов или другой информации. Словом, вода наполняется чем-то вроде голосов, звуков. Почему рыбы молчат? Глупо воспроизводить звуки, когда находишься внутри симфонии. Это если выразить грубо общую суть. Русалки, конечно, не молчат, как рыбы, но и болтливостью не отличаются. Хотя некоторым из них нравится общаться с сухими, так они называют сухопутных. Сухие имеют забавное восприятие реальности. Забавное для русалок, конечно. Сухие будто находятся каждый в отдельном аквариуме. И за пределы своего аквариума ни один сухой выбраться не может. Поэтому для сухих есть мир снаружи и мир внутри. Два мира то есть. Это довольно сильно веселит русалок. Для них мир един, и мы знаем почему. Но время от времени случается, что какая-нибудь из русалок начинает сильно беспокоиться по этому поводу. Пожалуй, если говорить о правилах русалочьего сообщества, то есть одно единственное негласное правило: везде и всюду связывать два мира в один, любым способом, любой ценой, безо всякой причины, без смысла и без награды, если тебе этого вдруг захочется. Русалки странный народ, что говорить. 
   В этот раз лишний час застал Глашу рядом с Заячьим островом, где самое известное русалочье гнездовье. Она несколько дней уже бороздила эти воды, хотя обычно любила менее оживленные места. Ей надо было решиться, она искала повод. Зима казалась бесконечной. Глаша не видела своего человека с тех пор, как промерзли все реки. Она отчаянно скучала, хотя не понимала, как вообще могла в него влюбиться.
   Он просто стоял и плевал в воду. Теперь мы, конечно, знаем, что для глашиного восприятия мира это было как раз поводом узнать и способом полюбить. Она не знала каких-то деталей его жизни, но знала, как он чувствует реальность, что именно считает реальным и главное, что в глубине души тоскует по неведомой для него причине. «Связывай два мира, когда это для тебя важно» - русалочье правило. В случае с этим мужчиной обнаружился не разрыв меж мирами, а огромный разлом. Разлом, болезненный и глубокий, как рана. Подобно любой женщине, которая не против полюбить, Глаша полюбила, пожалев. А ведь мужчину пожалеть не трудно, если вы женщина и если вам этого хочется.
    Глаша всю зиму выясняла различные подробности перехода русалки в мир людей и много чего узнала. И даже знала, куда иди и к кому обратиться. Ей не хватало решимости. Бессмысленно описывать здесь последствия этого выбора. Вы не были русалкой, вы все равно не поймете. Да, собственно, Глаша и не размышляла в таком ключе. Она ясно осознавала, чего лишится в случае удачи,  и точно знала, что потеряет в случае неудачи. Это беспокоило, но не слишком. Однако ж Глаше было не вполне понятно, насколько велико ее собственное желание. Сильно ли оно настолько, чтобы плыть против течения? Ответа не было. А без ответа Глаша действовать не могла. Поэтому она  бесцельно слонялась вот уже несколько дней по русалочьим местам, принюхивалась к воде, прислушивалась. А внутри нее прорастало неведомое ноющее ощущение, будто из души тянут воду через тоненькую соломинку, и пространство души постепенно пересыхает, и очень скоро оно превратиться из океана в пустыню. Глаша впервые в жизни ощущала тоску, ту самую, в которую влюбилась, заметив мужчину на мосту. Но тоска сама по себе не повод для перемен, а истинного ответа пока не нашлось.
   Глаша подплыла к гранитному спуску к воде там, где Мытнинская набережная пересекается с Кронверским проспектом, и принялась вскарабкиваться на обледеневшую ступеньку. Противный визгливый смех заскрипел откуда-то сверху:
- Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…
- Заткнись, ржавчина!
Разумеется, металлическая фигура тощей русалки с трубой - а смеялась именно она, не труба, конечно, а русалка - не могла сдержать свои обычные издевки на глашин счет. Дальше началась привычная перебранка:
- Я цитирую бессмертное произведение, что трудно осмыслить рыбьим мозгам. Ведь у рыб такая короткая память!
- Но мой хвост хотя бы плавает и не ржавеет, - когда Глаша сердилась, она становилась ироничной и произносила слова на пару тонов ниже, иногда почти басом.
Фигура русалки ненадолго заткнулась, а Глаша, наконец, смогла покорить скользкую ступеньку. Она уселась на нее, опустив хвост в воду, и принялась рисовать им невидимые фигуры на поверхности воды, разглядывая противоположный берег.
Глаша глубоко вздохнула и спросила:
- Тебе здесь нравится стоять?
- У меня такая безупречная форма, что грех жаловаться, - фигура явно подозревала какой-то наезд и приготовилась обороняться – И где я нахожусь не так уж важно!
- Ну, тебе самой здесь нравится? – не унималась Глаша.
- Я на своем месте, и в воду не хочу, - фигура не понимала суть претензии и поэтому готовилась пойти в атаку.
Глаша усмехнулась и тихо заметила:
- Сухие…
Потом уже громче:
- Да, я не про то! Вот будь у тебя выбор, ты бы хотела стоять где-нибудь еще?
- Ээээ… На площади что ли?
- Почему на площади?
- Ну, самые клевые места на площадях, там людей больше. А иногда навешивают всякие ленты и гирлянды, смотря какой праздник. На площадях самая движуха.
- Ну, ладно, да! Хотела бы там стоять?
- На той площади уже Ангел есть. Сама подумай, рыбьи мозги, кто ж вместо Ангела меня установит?
- Черт тебя дери, я спрашиваю, чего ты сама-то хочешь?
Тут фигура обиделась:
- Я ничего не хочу. Я хочу заметить, что пышные формы то же, что и бесформенность, но только звучит приятнее.
- Сухая консервная банка! Зачем тебе хвост? Ты ж ни кальмара не сечешь!
Русалочья фигура что-то принялась возражать, Глаша ее уже не слушала.
   Русалка понимала, что ее вопрос, странный сам по себе, фигура не может понять никак. Что значит: хочешь или не хочешь? Разве есть выбор? То есть выбор как возможность что-то изменить? При желании скульптура может покинуть привычное место и заняться любыми важными делами на свой выбор. Но фигура русалки этого, увы, не могла. Она не могла ходить из-за хвоста. И она не могла плавать в воде из-за того, что была тяжелой. Но самое главное, она даже не думала, что эти правила можно нарушить. Ей просто не приходило это в голову. А Глаше вот пришло! Пришло, и убраться эта мысль никак не хочет! Неужели это - то самое и есть? Как понять? Как? Внутри что-то будто защемило, но не сильно и немного приятно, словно ты отдала кому-то любимую и дорогую вещь, но этот кто-то тебе еще дороже, и потому теперь и грустно, и приятно.
- Эй, Глаша, привет!
Позади вместе с приветом послышалось знакомое шуршание больших крыльев. Летун спустился на набережную:
- Я так и знал, что ты здесь! Привет, Наяда, - Летун приветливо кивнул фигуре с трубой, - Ну, не дуйся! Отлично выглядишь, кстати… Опять поцапались?
Его веселость раздражала обеих русалок. Летун подошел к Глаше и уселся рядом.
- Привет, Летун, - наконец, ответила Глаша.
- Что? Не в духе?
- В духе, нормально все, - огрызнулась она.
- Вижу, как нормально. Тоскуешь?
- Отлосось, кальмар тебя задери!
- Ахаха, эти ваши ругательства такие нелепые, ты уж прости, - добродушно заржал Летун, - Слушай, я все понимаю. Ты либо забудь, либо… Лучше забудь!
- Как у вас дела?
- Да, нормально. Очень даже хорошо! – похоже, пришла очередь Летуна уворачиваться от вопросов.
Летун помолчал немного и вдруг сказал:
- Вот пока любовь несчастная, тебе есть, что о ней рассказать. А когда все получается, то говорить становится не о чем. Понимаешь?
- Нет. В смысле?
- Я хочу сказать, что ты там мечтаешь вот о нем. А вдруг потом все покажется тебе слишком обычным? Ну, ты там любишь, боишься потерять и все такое. Но ты вроде как остываешь что ли… Смысла вроде как нет…
- Ты, Летун, Музе своей не ляпни такое! А то она тебя пошлет, и смысл резко появиться.
Летун смутился:
- Да, я не о себе же… А так в общем… У нас-то все круто! – Летун явно занервничал.
- Ну, да, я вижу, - ухмыльнулась Глаша.
- Я про другое. Я был Летуном до нее, и останусь Летуном в любом случае. Если у нас разладится, я останусь собой. А ты? Ты же не знаешь вообще ничего, что будет!
- Не знаю… - Глаша задумалась, - А вот ты рад, что ты летун? Тебе это нравится?
- В смысле? Что летаю? Летать круто!
- Да, нет же. Что ты именно летун? Не понимаешь?... –Глаша даже не удивилась, но ждала ответа.
- Что я именно летун? Типа хотел бы я быть, к примеру, тобой?
- Ну, хотя бы! Или вообще кем угодно?
- Не думал никогда… Да, и как? Я такой, какой есть. Я другим-то и не могу быть!
- Вот! А я могу! – Глаша словно зацепилась за нужную мысль, - Я могу быть кем-то еще! И я думаю об этом, понимаешь? Тебе вот даже не приходит это в голову, а мне приходит! И раз пришло, то, наверное, не важно, что будет потом? Понимаешь?
- Ну, как это не важно? Очень важно! Мне вот, например, очень важно знать, что с тобой потом ничего страшного не произойдет!
- Ты сухой, ты не сечешь! Я думаю, раз мысль такая пришла, то не будет ничего плохого. В смысле, не будет ничего такого, что не должно было бы произойти! А раз должно произойти, то значит так и правильно!
- Странная логика. Очень странная! Нелогичная какая-то, - Летун усмехнулся, но как-то не весело.
- Вы, сухие, думаете, что можете выбирать, по какому течению плыть. А мы видим, что океан все равно один. И любое течение в нем тот же самый океан.
- Ну, ты тогда не сидела бы здесь и не страдала, будь все так, как ты лечишь!
- Нет, Летун, все так. Если пришла мысль, она не уйдет! Вот, скажи, что за теми домами? На том берегу. Я ведь никогда там не бывала.
- Мы гуляли много раз. Там площадь. Там парк с воронами.
- А в человечьем мире? Как там вообще? Ты же знаешь, наверное.
- Ну, не совсем…
- Ты же летаешь со своими музыкантами?
- Я бываю с ними время от времени, но это не так как в лишний час. Я как бы через них воспринимаю куски их мира. И они… ээээ… такие, не особенно приятные эти куски… И все мои пытаются из него типа вырваться… Сбежать что ли… Потому что человеку музыка нафиг не нужна, если его мир устраивает!
- Да? Слушай, значит, им тоже приходит эта мысль в голову? Как мне?
- Пожалуй… Не знаю, честно говоря…
- Блин, Летун, ты сейчас мне сказал то, что я и хотела знать!
- Глаша, ты бредишь!
Они помолчали. После паузы Летун добавил:
- Я бы хотел, чтобы ты выкинула из головы все эту чушь! Поверь, в человечьем мире нет ничего хорошего! Люди свои стихи и песни пишут с тоски! И Муза так же почти говорит!
- Ты уверен? Ты уверен, что она так же говорит? Может, ты ее вообще не понимаешь?
- Все я понимаю, - Летун обиделся, очевидно, Глаша попала в точку.
- Нет, дорогой Летун, не может быть, чтобы там совсем ничего хорошего не было!
- Ладно, не хочу я спорить. Есть у меня один контакт в человечьем мире. Муза подсказала. Если ты все решила и продумала, то…
- Ничего я не продумала! Но все уже решила! Давай завтра на Карповке у Ботанического сада. Раздобудь мне одежды поприличней и полотенце захвати. И, вообще, что мне может среди людей пригодится?
- Завтра?
- А чего ждать?
- Глаша!... Я не хочу тебе помогать!... – Летун почти заорал.
Русалка спрыгнула в воду:
- Я тоже тебя люблю, Летун! Никто мне не поможет лучше тебя! Я ведь все равно туда попаду, ты же знаешь. С тобой мне будет спокойнее.
- Стратокастеры и кападастер! – очень зло прорычал Летун, глядя на дрожащую воду, где только что была видна русалка. Затем взмахнул крыльями и стремительно поднялся в небо. Видно было, что он спешил.

***
   Лишний час пробил, ночь сделалась густой и вязкой. И еще стала какой-то непроходимой, будто противилась чему-то, сопротивлялась. В плотной беззвездной темноте огромные крылья Летуна казались еще больше и вообще выглядели грозно, как вестники Апокалипсиса. Но обычно звонкое хлопанье теперь едва трепыхалось и быстро смолкало. Звук напоминал скорей барахтанья мошки в паучьей ловушке. Летун спускался на заснеженную набережную, а навстречу ему из воды показалась русалка. Траектории двух путей сходились в одну точку. Пути двух стихий. Ночь завибрировала. Если бы воздух мог стать еще плотнее, он бы сделался каменным.
   Глаша вынырнула из воды и зацепилась руками за обмороженный каменный выступ. Руки скользили, берег в этом месте был довольно высоко от поверхности воды, поэтому Глаша никак не могла выбраться на землю.
- Привет, конечно, Летун. Но может, ты как-то уже проявишься, как мужчина?
- Чего?.. Я почти женат!
- Вот, скажи мне, Летун, одну вещь. Отчего у вас, мужиков?… Похоже, что я тебе секс сейчас предлагаю? Помоги, говорю, мне!! – почти орала Глаша.
- Как же я тебе помогу? Я в воду не полезу.
- Так ты с воздуха помоги. У тебя же крылья сильные.
- Хм, я не уверен…
   Летун все же оторвался от земли и завис над Глашей, а затем попытался подхватить ее за подмышки и поднять над водой:
- Глаша, ты очень красивая женщина, но…
- Осторожно, Летун, очень скоро у меня будут ноги!
Тут Глаша выскользнула из рук Летуна, заорала и бултыхнулась обратно в воду.
- И что будем делать? – Летун кружил в воздухе, - Подожди, зацепись за лямки рюкзака. Я кое-что собрал тут тебе в дорогу. 
- Отлично! Давай!
Глаша ухватилась за рюкзак, Летун поглубже воткнул ноги в сугроб для опоры и скомандовал:
- Давай, на счет три! Раз! Два! Три!
Летун тянул, Глаша подтягивалась, и только скользкий хвост мешал процессу. Некоторое время спустя в натужном сопении обозначился прогресс. Глаша почти выбралась на берег до пояса, и пыталась теперь втащить все остальное:
- Летун, не отпускай меня! Держи!... Я сейчас боком тут…
- Да, держу я! … Держу!
Они еще какое-то время кряхтели и стонали, а Глаша неловко кувыркалась в снегу на самом краю каменного выступа. Рюкзак жалобно трещал, предвещая недобрую развязку. В итоге Глаша все же смогла невероятным образом нащупать хрупкий баланс и теперь, лежа на животе, размышляла, как ударить три раза по камню хвостом и при этом не свалиться обратно в воду:
- Имбирное, мать его, печенье!
- Оу… - Летун покраснел и отвернулся.
Глаша, распласталась в снегу в той самой розовой футболке с надписью про Великий пост, а в остальном абсолютно голая, с ногами и тяжело дышала:
- Так, Летун, я ответственно заявляю, если я смогла это, смогу и остальное! Дай, мне что-нибудь! Дай полотенце!
- Вот тут все, - Летун бросил ей рюкзак, - Там одежда, теплая. Куртка… Говорят, у людей холодно. Еще там деньги… Не знаю, правда, на что их хватит…
Сейчас необходимо пояснить, что Fairy Tales Creatures ничего не могут украсть у людей. Эти существа другой природы. То есть природа у всего сущего, конечно, одна, но обитатели тайного города не в силах впрямую влиять на человеческий мир и тем более что-то из него присваивать себе. Однако вещи имеют свойство теряться, пропадать по непонятным причинам. Это, если хотите, есть квантовое свойство проявленного мира. Мир меняется, пока вы на него не смотрите. Вещь вдруг, раз, и исчезла. Вероятно, Вселенная решила, что кому-то она нужнее. В таком случае не стоит сильно расстраиваться, по закону сохранения энергии Вселенная непременно вас одарит чем-нибудь приятным. Если, конечно, вам это действительно необходимо. Так что, теряя, радуйтесь, ибо на ваших глазах происходит нечто тайное и чудесное. А вы оказываетесь нечаянным свидетелем волшебства.
   Глаша встала, отряхнулась, вытерлась и принялась одеваться:
- Едрить-карасить, джинсы малы…
- Там еще одни.
- Вторые мужские!
- Ну, прости, что уж смог.
- Ладно… Спасибо, Летун! Ты хороший друг!
Она совсем оделась:
- Все я готова, можешь поворачиваться. Ну, что?... Как?..
- Ээээ…. Не привычно…
    Выглядела Глаша, прямо сказать, характерно. Так говорят, когда не могут сказать «красиво». Красная  шапка и синий шарф, темно синяя куртка, явно мужская, джинсы и ботинки, да еще большой рюкзак цвета хаки. Словом, она походила на довольно крупного подростка. Если еще учесть, что Глаша всегда стриглась коротко, то угадать в ней женщину, не приглядевшись внимательно, было не так уж легко. Ее выдавала выдающаяся грудь, которую не могла испортить даже мешковатая одежда.
- Что значит непривычно? Я что, страшная, да?
- Нет, конечно. Глаш, ты очень красивая!
- Все ты врешь!
Желая сменить непростую тему, Летун поспешно добавил:
- Глаш, самое главное вот! Адрес, телефон ведьмы Риты. Она рыжая, с густыми волосами. Она должна тебе помочь. Я ее не успел еще найти, адрес Муза раздобыла. Говорят, что можно сесть на метро или поймать такси, чтобы до нее добраться.
- Спасибо, Летун! Либо сесть, либо поймать. Я как-то не подумала об этом. Ну, что мне кто-то там понадобиться… Спасибо!
- Ты о многом не подумала!..
- Не начинай, я тебя прошу.
- Что не начинай? А вдруг ты вообще его не найдешь? И как ты тогда вернешься?...
Глаша молча развернулась и направилась к Ботаническому саду. Летун двинулся следом:
- Ты, вообще, думала, что тебе, возможно, понадобиться вернуться? – проговорил Летун ей в спину, громко и очень раздельно. Глаша резко обернулась:
- Нет, Летун, я не думала! И думать не хочу! Я хочу не думать! Я хочу рискнуть!... И мне плевать, что будет!
- Блин, Глаша, но мне-то не плевать! Ты пойми, я тебя может, больше никогда не увижу! И мне не плевать!
Глаша на секунду застыла, а потом бросилась к нему и обняла крепко-крепко:
- Я люблю тебя, Летун! Люблю тебя!... Понимаешь, я не могу остаться! Не могу остаться!
Они стояли, обнявшись и, кажется, плакали. Крылья Летуна раскрылись и колыхались в воздухе, как паруса.
- Все, иди, Летун. Иди!
- Я с тобой!
- Нет, я хочу сама. Одна!
- Тогда я буду тут ждать.
Они теперь снова брели в сторону Ботанического сада и скоро подошли к черной ограде. За оградой виднелись большие лохматые ели, присыпанные снегом, да бело-желтое здание института.
- Тебе не кажется, что тут слишком пустынно? – Летун первым нарушил молчание.
- Не знаю, может, так и должно быть. Она же, типа, отшельница, и все такое.
- И как ты туда попадешь? Смотри, заперто, - Летун подергал калитку, которая действительно была заперта и не поддавалась.
Глаша молчала и всматривалась в пейзаж за оградой:
- Летун, ты все же иди! Правда… Иди…
Глаша хотела было подойти к калитке, но заметила таблички рядом с ней. Сама калитка располагалась почти вплотную к зеленой будке для продажи входных билетов. Справа от калитки висели две зеленые таблички. На одной выложено полное название Ботанического института, а на другой: «Вход в Ботанический сад Петра Великого с ул. Пр. Попова, дом 2». А чуть пониже висел розовый листок с довольно неразборчивыми каракулями, но Глаше удалось прочитать следующее: «Того самого, который придумал радио и который знал про волны».
- Волны? Что еще за волны? – пробормотала Глаша.
- А?
Глаша не ответила, а подошла ко входу. Калитка вдруг заскрипела и стала медленно открываться перед русалкой.
- Ничего себе! – ахнул Летун.
- Ну, все. Я пошла, - ей вдруг опять захотелось обнять Летуна, но она испугалась, что дверь захлопнется. Поэтому Глаша вошла в сад, лишь обернувшись слегка, в сторону друга. Едва она оказалась за оградой, калитка быстро затворилась, а сама Глаша исчезла. Сад снова стал пустынным и молчаливым.

***4
  Тут следует немного отступить от повествования и рассказать про погоду в тайном городе. Она в нем, конечно, была. В нем случались и дожди, и снегопады, и грозы, и все прочее, что должно случаться в природе. Но, наверное, волшебство каким-то образом сглаживало неприятные последствия. Иначе говоря, снег не был холодным и не таял, дождь не казался пронизывающим и беспросветным, гром не гремел, молния не пугала и прочее в том же духе. Зима, на пример, всем Fairy Tales Creatures казалась легкой прохладой с таким ненастоящим снежком. Знаете, как изображают Новогоднюю ночь в соответствующих ежегодных передачах: дамы в декольте, пенопластовый иней на искусственных деревьях и сверху рабочий трусит на всех гостей бумажными снежинками. Я, конечно, не знаю, может, в тех передачах все организовывалось иначе. Но зима в тайном городе в лишний час выглядела именно так. Глаша ни на секунду не представляла, хотя бы примерно, какая ее ожидает погода в конце февраля в Петербурге.
   И она вошла в сад. Надо бы теперь рассказать, зачем она отправилась сюда. По слухам здесь обитала пожилая дама, которую прозвали Садовница, еще ее называли Травица и Бабушка Корень. Она имела много разных имен, в общем, и не известно, какое имя было настоящим. Очевидно, ее саму это мало интересовало. Она обитала естественно в Саду. Ибо, где бы ей еще жить? Вела хозяйство, занималась земледелием и особо ни с кем не общалась. Как отметила Глаша, Бабушка Корень была отшельницей. Бабушка не являлась ведьмой и с ведьмами не водилась. Но сами ведьмы иногда обращались к ней за помощью, обычно, когда искали нужную травку для ворожбы. Хотя так только казалось, что к Бабушке шли за травой. На самом деле к ней шли за знанием. Бабушка не была ведьмой, но обладала древним и самым главным знанием жизни. Она ведала и даже заведовала секретом роста и процветания в самых широких смыслах. У нее в руках прорастало все, что могло расти и давать плод, будь то семя, будь то сила, будь то идея. Она так же видела и понимала, что мешает росту. И только она могла запретить или разрешить идее взойти. И могла, если ее уговорить, указать верное средство для совершения задуманного. Это очень походило на колдовство. Возможно, именно так и случается любое чудо. Но другие обладать этим секретом права не имели. Либо Бабушка жадничала и не делилась нарочно, либо секрет был слишком большой и не во всякого помещался. Однако Бабушка Корень не очень-то охотно помогала. Она могла и накричать, и прогнать просителя. Могла вообще не допустить в Сад. Сварливая была старушенция, что и говорить. Почему Глаша решила, что та ей поможет? Опять-таки слухи. Слухи ходили разные. Что из них было правдой, а что нет? Не ясно. Но, однако ж, рассказывали всякие небывалые чудесицы, которые впечатляли даже здешних обитателей. А ведь сам тайный город был еще тем чудом.
   Если совсем на чистоту, Глаша не особенно верила, что Бабушка поможет, что это в принципе осуществимо. Но отчего ж не попробовать? Кроме того Глашина мысль оказалась такой привязчивой, что требовала хоть каких-нибудь попыток. Отсюда ее русалочья беспечность и полное отсутствие четкого плана. Хотя, вот, Летуна она убедить смогла. И, главное, Летун, кажется, всерьез опасался, что ей удастся затея. Я думаю, это свойственно настоящей дружбе. Истинное дружеское чувство безо всякой корыстной привязанности наделяет порой совершенными способностями своего носителя. Такая дружба способна ясно видеть и оставлять отпечаток босой ноги на камне, если понадобиться. Потому что у дружбы нет, и не может быть иного мотива, кроме любви в самом высоком ее значении. Она невесома, абсолютна и безусловна. Впрочем, как и все остальные тонкие материи, легко ускользает из вида среди суеты грубых вибраций. Наверное, Летун тоже до конца не верил, но очень беспокоился за друга. И надо отметить, до сих пор стоял у черной ограды Ботанического сада и всматривался в заснеженные еловые заросли.
   А Глаша тем временем шла по тропинке, и то, что она наблюдала в сей момент, коренным образом отличалось от того, что мог видеть Летун. Едва она ступила в пределы Сада, тот словно распахнулся перед ней, как книжка-трансформер. Когда переворачиваешь страницу такой книги, то на поверхности, словно из пустоты, вырастает дивный бумажный мир. Примерно так же развернулся, расправился перед ней Сад. Снега не было и в помине, вокруг росли деревья необычайной красоты, некоторые слегка светились. В кронах звенели и переливались тонюсенькие голоса, видимо птичьи. Перед самым Глашиным лицом пронеслась большая пурпурная стрекоза. Огромные ели перед входом в здание Института оказались еще больше и оказались живыми. То есть у них били большие лица, руки и даже ноги. Судя по виду, они охраняли Сад от непрошеных гостей и всяких опасностей. За их спинами проглядывал Институт, но был вовсе не бело-желтой унылой конструкцией. Совсем нет! На его месте проявилась чудная ассиметричная конструкция из стекла и еще каких-то материалов, напоминающих большие цветные драгоценные и полудрагоценные камни. Некоторые стены сверкали, как бриллианты, некоторые были матовыми, точно необработанный камень. Но, несмотря на королевское великолепие, в конструкции точно угадывались очертания и свойства большой теплицы или застекленной оранжереи. Причем теплица еле сдерживала буйную растительность, что произрастала внутри. Буквально, отовсюду из здания прорывались, точно мятежные повстанцы, ветви и листья невообразимо странных форм и оттенков. Кое-где вились стайки беспокойных светляков. И фантастическая смесь ароматов, едва достигнув носа, проникала в сознание, одурманивая и будоража одновременно. А потом достигала сердца, касалась сердцевины существа, будто освобождая от самых тайных оков, и те словно спадали разом. Глашино тело неожиданно сделалось таким легким, что она даже чуть-чуть оторвалась от земли. Ей потребовалось некоторое усилие, чтобы коснуться поверхности носком ботинка и оттолкнуться в направлении диковинного здания. Такими затяжными прыжками, касаясь время от времени земли, которая, к слову, была сплошь покрыта разнообразными растениями, Глаша следовала в глубь. Она не без опаски проскочила мимо охранников, а те в свою очередь проводили ее довольно грозными, пристальными взглядами. Заскользила вдоль стены Института, затем свернула за угол и оказалась в длинной аллее из цветов и деревьев. Взору открылась тропинка, вымощенная розоватым камнем с темными прожилками, и только тут Глаша смогла вернуться на землю и идти по ней, как положено, что она и сделала. Русалка следовала в сердце Сада, а тот представлялся необъятным и бескрайним. И верилось с трудом, что Сад находится в городе, а не на отдельной планете, слишком он был велик и прекрасен.
   Глаша шла уже некоторое время, иногда от центральной аллеи разбегались в стороны аллейки поменьше. «Совсем, как реки» - мелькнула мысль. Иногда сквозь деревья просвечивали широкие поляны с цветами, кое-где виднелись грядки с морковкой и укропом. Глаша не отвлекалась на созерцание и двигалась вперед. Ей казалось, что дрога ее ведет и непременно приведет туда, куда нужно. Так собственно и вышло.
   Красивая аллея неожиданно закончилась, и русалка остановилась у грядок с картофелем. Среди картофельной ботвы Глаша обнаружила сгорбленную пожилую женщину в резиновых сапогах, замызганных штанах и сильно изношенной толстовке. Старушка была с ног до головы измазана землей и казалась немощной и неуклюжей. Она с громким кряхтением вырывала сорняки и собирала в кучи меж грядами.
- Здравствуйте, Бабуся! – поприветствовала хозяйку Глаша.
А в ответ услышала только одно кряхтение, судя по всему, ее появление осталось не замеченным.
- Бабуся, здравствуйте! – проговорила Глаша громче.
- Да, не ори ты! – послышалось в ответ, - Сорняки, видишь, заразы!
- Бабуся, я тут к вам… Мммм… за помощью… - начала было русалка.
Опять ничего, никакой реакции. Глаша рассудила, что следует проявить терпение, иначе капризная старушенция чего доброго разозлится и прогонит ее. Она вздохнула и принялась ждать, когда ей уделят внимание. Хитрая бабка продолжала громко кряхтеть, но при этом бросала изредка свой цепкий взгляд на гостью. Видимо, сделав нужные выводы, через некоторое время оставила борьбу с сорняками и устремила ясный взор на Глашу:
- Люблю я с корнеплодами. Садишь в землю и из земли же достаешь, а кусты хоти и пышные, а выбрасываешь. Совсем, как в жизни.
- Бабушка Корень, я к вам. Мне очень нужно… ээээ….
- Что тебе нужно?
- Помощь ваша!
- Что? Любишь, не можешь?
Глаша не нашла, что ответить. А Бабушка тем временем продолжила:
- Что-то не убедительно, милая.
И снова повернулась к сорнякам. Глаша поспешила ответить и ответить честно:
- Нет, я могу…
- А раз можешь, то иди отседова в реку свою!
- Бабушка, я могу, но хочу попробовать…
- Что значит попробовать? Это ягоду пробуют, а в жизни пробовать не получается. Коли взялась, то и несешь, что взяла.
- Так я готова взять и нести! Я хочу!
- А ты хоть знаешь, о чем говоришь-то? Силенок, небось, не хватит, - Бабка явно насмехалась и хотела вывести из себя. И ей это вполне удавалось. Но Глаша помнила про скверный характер и держалась, как могла. Она набрала воздух в легкие и быстро заговорила, чтобы та не смогла ее прервать:
- Мне сон постоянно снится. Про красную свечу. Свеча горит на столе, стол стоит в комнате, комната в доме. А дом может быть, где угодно. Вот вы садовница, правильно? А хотели бы вы быть кем-то еще? Понимаете, если я дом, то где я должна быть? У меня чувство, что я должна быть где-то не здесь, не в реке. Такое вот чувство внутри, будто ноет и при этом сладко. Понимаете, Бабуся?
- Так значит любишь? И не можешь?
- Наверное люблю… Могу остаться, могу быть в реке. Я эту жизнь знаю. Знаю, что будет. А ту жизнь не знаю, но хочу знать. Ведь ноет в груди. Будто зовет.
- Думаешь, он зовет? А если не зовет вовсе?
- Может и не зовет. Наверняка, не зовет, - Глаша как-то сникла, - Я сама хочу. Разве обязательно кто-то должен звать? Может важно, что мне самой нужно. И будь, что будет.
- Ты глупая. Совсем дура. Ты думаешь, что будет обязательно хорошо, раз тебе так захотелось. Хочется ей! Ноет у нее! Натурально, дура!
- Эх, Бабуся… - у Глашы впервые в жизни задрожал голос так, что она не смогла закончить фразу.
- Ладно, что с тобой делать… - Бабушка махнула рукой, - Ты вот говоришь, как реки. Ну, про аллеи подумала. А я говорю, как деревья. Всегда вверх и ветви бегут в разные стороны. Деревья опять же из земли растут, да и в землю возвращаются. Все в землю ложиться и из земли растет. Да-да…
Бабка уж бормотала себе под нос, словно и не с Глашей беседовала. Она еще что-то пробубнила неразборчивое. Потом снова обратилась к Глаше:
- Ты смотри, вернуться тем же путем не сможешь, меня в том мире не найдешь. Сейчас только и можешь передумать. А потом все, фьют…
У Глашы по телу понеслись целые табуны мурашек, видимо Бабка ей поможет. Она пропустила мимо ушей последнее замечание и закивала:
- Да, я понимаю. Вы мне поможете, Бабушка Корень?
- Не знаю, что ты там себе придумала на мой счет. Только я ничего не делаю. Твоя идея проросла, как только ты в сад вошла. Не поняла что ли сама? Вот я тебе и говорю, что еще есть время вернуться. А потом уж куда рост пойдет, мне не известно, - Бабушка на последнем слове вздохнула, как-то слишком печально и задумалась.
А русалка, не замечая этого и не тревожась, обрадованно залепетала:
- Так делать-то чего? Может, в землю вы меня зароете? Чтобы я проросла?
- Могу, конечно, и в землю, коли хочешь, - Бабка иронично усмехнулась.
- Ну, вы про землю все твердили, вот я подумала.
- Идея твоя глупая растет сама, я ей помешать уже не могу. А тебе, видно, ума не хватает передумать. Подумай, что если он тебя не полюбит?
Тут Глашу впервые сильно кольнуло в сердце:
- Не полюбит?
- Ага, не полюбит. И все. Что станешь делать тогда? С людьми-то?
Глаша тяжело задышала. От такой мысли воздух сделался плотным и сдавливал горло. Бабушка поняла, что перегнула:
- Ну, тише-тише. Давай, вдооох… Выыыдох… Вдооох… Вот я и говорю, что делать будешь?
Глаша немного успокоилась и задумалась:
- Разберусь по ходу дела!
- Натуральная идиотка! – Бабуся зло плюнула себе под ноги, - Раз передумывать ты не собираешься, тогда беги со всех ног! Час-то заканчивается, тебе надо успеть выйти в город. Тогда все и будет. Подожди. На вот тебе. Спрячь.
Бабушка подала Глаше корешок сухой совсем и сморщенный:
- Будет туго, он поможет.
- Спасибо, бабуся! А что с ним делать-то?
- Не знаю. Разберешься по ходу, - противная бабка осталась себе верна.
   Глаша не стала дальше расспрашивать, а понеслась со всех ног к выходу. Лишний час, в самом деле, заканчивался. Дракон проснулся, и по тайному городу бежали едва заметные волны от его крыльев и чешуи. Так, во всяком случае, воспринимали переход русалки. Глаша неслась, как дикая, захлебываясь дыханием. Она уже видела калитку и в последнее усилие вложила всю свою страсть и волю. Ринувшись на пределе сил к заветному выходу, она вдруг потеряла ориентацию в пространстве и ощущение почвы под ногами. «Неужели, хвост?» - мелькнула в голове мысль. Глаза затянуло пеленой, поступила тошнота. Мир вдруг вспыхнул яркой вспышкой и погас. 

***5

Глаша словно блуждала во мгле, бесконечно долго, без права на определенность, без надежды однажды выбраться. Вдруг в темном мареве проявилось прикосновение. Даже не прикосновение, а сильные и настойчивые толчки, будто кто-то пихал ее в плечо. От этого в сознании побежали круги или скорее волны. И одна такая волна подхватила русалку и вытолкнула на свет. Глаша открыла глаза, и белесоватое городское утро вторглось в глашино существо и наполнило новыми, неведомыми ощущениями. Голова гудела, как пароход, мысли обрывались, едва возникнув, и какая-то непонятная тяжелая странность заслоняла естественную прозрачность мира.
- Вам плохо! – звучало откуда-то сверху, и, похоже, не в первый раз, но только сейчас смысл слов достиг сознания.
- А? – Глаша очень медленно соображала. Она подняла взгляд и обнаружила склонившуюся над ней пожилую даму в пальто.
Дама тем временем продолжала:
- Вызвать скорую?
Тут мысли русалки побежали быстрее: «Че-ло-век!». Во рту резко пересохло, и появилась еще одна странность. Русалка начала… Как это назвать?... Задыхаться! Глаша начала задыхаться, будто воздух был такой огромный и плотный, что не помещался в горле. Она боялась смотреть вниз! Но пересилила страх и взглянула. Ноги! В джинсах! Дышать стало легче! Глаша, наконец, ответила членораздельно:
- Все хорошо!
Женщина смотрела на нее с сомнением:
- Вы уверены? Вы, наверное, сознание потеряли?
Глаша начала осматривать окружающий мир. Она обнаружила, что сидит в грязном сугробе, прислонившись к черной ограде Ботанического сада. Рядом с ней валяется рюкзак цвета хаки. Внутри у Глаши что-то прыгнуло и защекотало: «Все-таки получилось!» И она немедленно осознала еще, что чудовищный холод царапает тело ледяными когтями. Русалку трясло, она едва ощущала конечности.
- Нет-нет, все хорошо! – Глаша сочла, что самое верное сейчас – это хотя бы выбраться из сугроба. Тело казалось чужим, непослушным. Чувство непонятной странности усиливалось. Русалка с большим трудом встала на ноги. Гудок в голове затих, но ясности в ней не прибавилось. Женщина по-прежнему стояла рядом и наблюдала за ней с некоторой опаской.
- Как вы? Давайте, я вызову скорую?
- Не-е-ет, не надо, - Глаша на всякий случай отказалась, хоть и понятия не имела, о чем речь.
Оказалось, что Глаша сидела как раз под теми самыми табличками, которые рассматривала вначале. «Вход в Ботанический сад Петра Великого с ул. Пр. Попова, дом 2» - рассеяно прочитала она про себя. А вот розового листка и след простыл. Глаша на память пробормотала уже вслух: 
- Того самого, который придумал радио и который знал про волны.
- Что?
- Профессора Попова, который придумал радио и знал про волны. Он, что здесь жил?
- Если вы про музей, то он дальше. Надо пройти. Но сейчас все равно еще рано, - тревога во взгляде дамы усилилась, и появилось нечто сродни недоверию.
«Что это за волны?... Куда делся листок?... Остался в том городе?... Значит, старуха все знала с самого начала? Сама, небось, его повесила» - мысли беспорядочно вертелись. Неожиданно промелькнула она светлая:
- А мне, вообще-то, вот сюда надо, - Глаша показала даме листок с адресом.
- Ох, это где-то на Юго-Западе. Далеко отсюда, - по всей видимости, разговор нравился даме все меньше и меньше. Она даже отступила от Глаши на пару шагов. А Глаша меж тем задрала голову вверх, пытаясь определить, где юго-запад. Она плохо ориентировалась на суше, тем более, что голова слегка кружилась. Небо, затянутое в серый петербургский капрон, своих секретов не выдавало. Женщина прибавила:
- Вам нужно на метро.
Глаша вспомнила наказ Летуна и повеселела:
- Да! Конечно! Вызвать метро или сесть на такси, - глупышка все перепутала.
- Можете, конечно, вызвать такси. На такси, конечно, лучше.
Женщина, очевидно, решила, что самое время уйти, и направилась было прочь, но Глаша ее остановила:
- На такси лучше? А как? Просто позвать?
Тут Глаша принялась громко выкрикивать слово «Такси», оглядываясь по сторонам, чем окончательно испугала несчастную даму. Та пятилась и неотрывно следила за каждым Глашиним движением.
И именно в этот момент первая волна человеческого мира настигла Глашу. Волна сильного ужаса и брезгливой жалости по отношению к ней. А следом прилетели неясные спутанные обрывки мыслей: «Больная… сумасшедшая…» И еще чуть погодя, не то: «Норманка…» Не то какая-то: «Карманка…» Глаша не разобрала слово, но сама мысль ей не понравилась. От женщины исходили еще волны опасности, беспрепятственно проникали в Глашино сердце и словно сжимали его в кулак.
Русалка сама резко отшатнулась от дамы и бросилась прочь. Она стремительно выскочила на дорогу, и едва увернулась от злобно верещащего автомобиля. Так Глаша поняла, что дороги следует избегать. Она побежала вдоль набережной до моста. Перешла мост и оказалась у новой дороги. Здесь страшная дама ничем не грозила. Глаша отдышалась и, поразмыслив, решила следовать вдоль воды. Русалка ориентировалась в городе только по рекам, но зато реки она знала великолепно. Это пока было единственное, в чем русалка чувствовала уверенность.
Откровенно признаться, Глаша не понимала, куда идет, не понимала, куда ей нужно попасть. Она даже не совсем понимала, как вообще происходит ее движение. Чувство необъяснимой странности росло внутри, тяжелело, словно губка, впитавшая в себя много влаги. Русалка с удивлением замечала, как нога отрывается от земли для следующего шага, зависает в воздухе, а затем вновь находит твердую землю. Все вокруг казалось слишком твердым, как эта земля. Казалось чересчур плотным, чересчур материальным. Она ведь и раньше выходила на поверхность в тайном городе, но не замечала его тяжести. Не обращала внимания на тяжесть зданий, тяжесть дорог. Даже гранит не казался ей таким уж твердым. Она чувствовала раньше нечто иное. Некую прозрачность, связанность всего со всем. Теперь очевидность мира была словно бы утрачена. Словно бы с каждым шагом зарастали невидимые жаберные щели, если бы таковые имелись у русалок. Они будто зарастали и вместо них оставались уродливые шрамы. Глаша вспомнила одну человеческую сказку про русалку. Когда у той появились ноги, она испытывала сильную боль от каждого шага, точно шагала по острым кинжалам. И хоть это сравнение насмешило Глашу в свое время, теперь оказалось, что точнее трудно описать ее нынешнее состояние. С каждым шагом Глаша теряла опору, которая до сих про представлялась надежной и несомненной. И хоть мир становился все тяжелее и плотнее, ей не на что было опереться в нем. Он стал чужим и далеким.
Хуже всего было смотреть на застывшую реку. Глаша никогда раньше не видела, как замерзает вода. Воды второго дна всегда теплые, и в лишний час реки остаются живыми и льющимися. Сейчас вода была скрыта, недосягаема. Неуклюжие утки отдыхали в снегу, покрякивая. И от этого зрелища Глашу накрыла неприятное осознание, что прежняя жизнь потеряна навсегда. Русалку придавил человеческий город, придавили тревоги и неуверенность, но сильнее всего прижимала к земле остро-соленое чувство глубокой потери.
Она брела по набережной, леденея на морозе. Голые ладони стыли, и она прятала их поглубже в рукава куртки. Удручал неприветливый вид окрестностей. Мимо проплывали кирпичные стены, какие-то нелепые будки, нагромождения  отвратительных конструкций. Так во всяком случае воспринимала окружающую реальность Глаша. Она не сразу сообразила, что движется вдоль вереницы лодок, затянутых полиэтиленом и присыпанных снегом. Такие в изобилии скользят по летним водам, русалка их видела не раз. Теперь лодки походили на выброшенных на берег рыб, которые устали трепыхаться и смирились с незавидной участью. Русалка смотрела не сухие мертвые лопасти, и соленая печаль заструилась из ее глаз. Печаль сбегала по щекам, напоминая о могучей стихии, которая породила Глашу, частью которой русалка оставалась даже теперь, даже в этот миг слабости и отчаяния.
   Русалка отвела взгляд от лодок и быстро зашагала дальше. Через некоторое время она вышла к большому перекрестку, где во всю уже ревели машины. И Глаше стало некогда рефлексировать, потому что перебежать это огромное урчащее пространство представлялось невозможным. Она заметалась у кромки дороги. Если она останется на этой стороне, то дорога уведет ее в сторону от реки. А где-то там уже виднелась родная Нева, рядом с которой русалка ощущала спокойствие.
    Глаша все же ринулась наперерез в миг затишья. Дорогой водитель, будь осторожен и внимателен, возможно, именно сейчас испуганная потерянная русалка сиганет на проезжую часть, в отчаянной попытке достичь воды. Одну дорогу Глаша преодолела, а на другой она нашла девушку, которой тоже требовалось перейти. И, о, чудо! Машины замерли перед ней, как по волшебству, и девушка спокойно пересекла опасную зону. Глаша поспешила за ней. «Как это они ее послушались?» - промелькнуло в голове.
Дальше русалка двигалась вдоль набережной. Между ней и рекой была еще одна дорога, но Глаша больше не хотела рисковать. Нева оставалась недоступной, хоть и близкой. Небо посветлело, свет проявился, как испарина. Русалка приближалась к парадной части Петербурга, и от этого делалось веселее.
В какой-то момент она смогла даже перебраться на саму набережную. И вдруг нечаянное солнце выпустило свою первую золотую стрелу прямо в Глашино сердце. Облака расступились, будто их кто-то смахнул тряпкой. Пронзительная синева пролилась на озябшие улицы Петербурга и встретилась с такой же пронзительной снежной белизной застывшей Невы. Глаша словно оглохла. Она перестала слышать шум дороги. Она утонула тонком безмолвии великолепной картины. Эта тишина живет и дышит в Петербурге всегда. Прячется в суетливых надоедливых звуках, но присутствует неизменно. И вы в любой момент можете найти ее, стоит взглянуть на реку, мосты, небо, фасады домов, похожих в солнечных лучах на изумительные пирожные. Глаша замерла, застыла, засияла изнутри и, наконец, снова что-то тихонько заструилось в ней. В самой глубине ее существа забилась, запульсировала, затрепыхалась дивная русалочья природа. Глаша нашла спуск к воде, но сейчас ко льду. И выбежала на реку. Она бежала по снегу. Ей хотелось кричать и смеяться. Она вновь увидела город с привычного ракурса, немного прежним, родным. Ей отчаянно захотелось домой. Через миг ей показалось, что где-то в центре Невы поблескивает. Глаша обрадовалась этой мысли. «А вдруг я снова стану собой, если коснусь воды» - подумала русалка: «И уплыву домой!» Она мчалась по льду в надежде не спасение. Но выбившись из сил, споткнулась и рухнула в снег.
   Она некоторое время лежала так не в состоянии подняться. Она лежала и лежала, и не спешила вставать. Потому что от падения все новые состояния погасли и осталось одно. То самое, которое не давало покоя все зиму. Чувство ноющей и одновременно сладкой тоски, такая влекущая, манящая тяга. Или даже притяжение. И хоть в этом чувстве было много тоски, но сладости было все же больше. Она щекотала живот, поднималась к сердцу, обнимая его. А затем выше к горлу, отчего сбивалось дыхание. А после обжигало щеки, несмотря на мороз. И кружило голову. Сильное-сильное влечение, невозможное желание. Жажда непонятного. У этой жажды не существовало четких очертаний и образов. Глаша не осознавала, чего именно хочет, и к чему стремится. Ясно оставалось одно: ей нельзя домой. Она не сможет вернуться не потому, что путь закрыт. Она не сможет вернуться, потому что вступила уже на другой. И должна… То есть ей необходимо пройти его. А иначе останется только одна тоска, едкая, разъедающая душу. И больше ничего не будет, кроме нее.
Глаша встала и направилась привычным маршрутом к самому известному русалочьему месту в городе на перекрестке Мытнинской и Кронверского.

***6
  Глаша медленно ковыляла, приближаясь к знакомым ступенькам. Еще издали она разглядела свою заклятую подружку, которая не раз дразнила ее по поводу фигуры. Фигура русалки с трубой теперь была абсолютно безжизненной и безмолвной. «Прекрасно!» - подумалось Глаше – «Я бы даже тебе сейчас обрадовалась!» На душе хуже некуда. Непонятно, что делать дальше. И, вообще… К тому же холодно до жути!
  Глашино путешествие подошло к концу. Хотя не особенно и понятно, для чего она сюда приперлась. Наверное, здесь можно спокойно подумать. А ведь хорошо, что она проделала такой путь! По крайней мере, у Глаши не осталось сожалений. Она осознала и приняла тот факт, что… Что?...
Воздух снова стал большим и не помещался в горле! Тот факт, что она теперь СУХАЯ! То есть значит, вся эта какофония чувств… Значит… Так чувствуют себя сухие!!!? Великий Посейдон! Значит, вот так теперь всегда и будет: чужой отдельный мир, аквариум и клубок мыслей и переживаний в нем! И главное, аквариум такой тесный, а чувств при этом так много! Они же совершенно не помещаются!!!
Глашу накрыла вторая волна. Эта волна будто состояла из одних вопросов. Точнее, из одного единственного вопроса: Это ты?
Это ты?
Это ты?
Это ты?
Глаша ошарашено замерла и принялась озираться по сторонам. Прямо под фигурой русалки стояла девушка в красном пуховике и с интересом разглядывала Глашу. Кажется, девушка разок хлебнула из маленькой металлической флежечки. Затем спрятала ее в карман. И направилась прямо навстречу Глаше:
- Это ты?
- А?
- Я спрашиваю, ты Глаша?
- Ага…
Глаша смотрела на девушку и не верила своему счастью. Живая душа, которая ее знает. Хотя, что именно она знает, еще предстояло выяснить. Но все равно! Русалка бросилась к девушке и обняла ее, так крепко и доверчиво, как обнимают только дети.
Девушка засмеялась и обняла Глашу в ответ:
- Бедняжка! А я Рита! Ну-ну… Ну, все уже, все… Все хорошо.
Рита гладила Русалку по голове и по плечам. А Глаша сама не заметила, как стала всхлипывать, а затем реветь в голос, причитая:
- Я суха-а-а-ая! Суха-а-ая! Суха-а-а-а-ая!
- Ну-ну… Красиво ты «а-а-а» тянешь…
- А-а-а-а-а!!!
- Да, точно! Тебя и в оперу возьмут с таким «а-а-а»
Глаша не слушала, ей надо было прореветься. Чтобы весь утренний кошмар вышел из нее без остатка, без следа. Рита тоже понимала это, потому особенно и не успокаивала. Наконец, слезы кончились. И Глаша неожиданно задала вопрос, мучивший ее всю дорогу:
- А как люди останавливают машины? Почему машины их слушаются?
- Так из-за светофоров же! Такая штука, вот там! Видишь? Я тебе сейчас объясню!
   Они продолжили путь вместе, оживленно болтая. Рита была той самой ведьмой, про которую рассказывал Летун. Он, оказывается, не стал дожидаться Глашу у Ботанического сада, а рванул на поиски Риты. Что-то ему подсказало, что так будет правильнее. Он отыскал ее чудом уже под самый конец лишнего часа и коротко обрисовал ситуацию. Рита была очень доброй и тем более ведьмой, потому и согласилась помочь. Кроме того, вопрос в любви, а значит важный.
- Я метнулась к Ботаническому, тебя там нет. Я, главное, и почувствовать не могла, была ли ты тут вообще. Во-первых, я тебя не знаю. А, во-вторых, ты такая тихая, как оказалось. Едва различимая, как младенец! Чистая, наверное, - Рита тараторила без остановки, - Потом я уже чисто логически рассудила, что деваться тебе не куда. И решила, здесь ждать. Думаю, помотается, помотается, рано или поздно сюда придет. Понадеялась, в общем.
  Глаша слабо улыбалась и кивала. А Ведьма не унималась:
- Ну, ты, конечно, даешь! Как решилась-то? Наши с ума сойдут, когда я им расскажу. Что?
Рита постоянно говорила «Что?» к месту и не к месту. Она так изумленно поднимала брови, а в глазах при этом мелькали задорные бесенята, будто искорки поблескивали. И вся она походила тогда на проказливого подростка, которого застукали за списыванием, но которому совсем не стыдно, и которому даже напротив весело от собственного непослушания.
- Да я про наших ведьмачек говорю. Новость-то какая! Ты не волнуйся, я  тебе, конечно, помогу! Поживешь у меня пока. А что ты, вообще, делать-то думаешь?
Повисла неожиданная пауза, а Рита вопросительно смотрела на Глашу. И той пришлось ответить:
- Не знаю… пока…
- Ну, ты даешь?
Некоторое время они шли в тишине. Видимо, Рита быстро что-то соображала. А затем произнесла:
- Мы сейчас пойдем домой. Но сначала надо заскочить в торговый центр. Что? Купим тебе самое необходимое! К примеру, зубную щетку. Белье, в конце концов! Вон метро, пошли туда!

***7 FPG
   Метро - душно, вязко, тесно. Торговый центр – громко, суетливо, ярко. Весь город гудит, визжит и скрежещет. И ни одной светлой мысли не прилетает. Кажется, ноги даны для того, чтобы бежать. Интересно, кто-нибудь куда-нибудь добегает? И если добегает – ведь в обратном случае смысла в беготне нет – то где же, спрашивается, радость, счастье достижения? Не слышно. Или это случается настолько редко? Возможно, это удел избранных? Может люди на этих красочных плакатах, как раз и есть добежавшие? Хм, выглядят они довольными. Хотелось бы узнать поподробнее, что они чувствуют. Наверное, нечто невообразимо волшебное, если все остальные соглашаются ради этого так себя мучать.
  Глаша устала к обеду чрезвычайно и от усталости размышляла подобным манером. Они с Ритой добрались, наконец, домой. И теперь ведьма колдовала на кухне. Ну, в смысле, готовила, а не ворожила. Хотя у ведьм не разберешь, когда они чай заваривают, а когда заваривают вовсе не чай. Рита оказалась очень интересной, она всюду носила с собой маленькую фляжечку с ромом. И не то, чтобы была любительницей накатить, просто любила, чтобы он у нее всегда имелся. «Потому что, - пояснила ведьма, - он в любой момент может пригодиться!» Она, конечно, подразумевала его колдовские особенности, но и остальными свойствами не пренебрегала.
Рита всю дорогу поражалась глашиному безрассудству: ничего не продумала, ринулась, как в омут. Даже поругала немного, но не сильно, а наоборот. Еще она очень восхищалась глашиным чувством: «Ой, ну, вот так влюбиться очень непросто в наше время! Что? Конечно, все между собой договариваются. И это не плохо. Встретились, поигрались, договорились: у нас сейчас, типа, любовь. Надоело, разошлись. Просто же. И понятно. А вот на ЛЮБОВЬ никого не заманишь. Ну, на такую, как у тебя! Все ведь бросила… Это круто! Очень круто!... Опасно, рискованно, но круто!»
   Они пообедали и теперь пили чай с душистыми травами и яблочным пирогом.
- Так, где ты его видела? Что? Сходим туда сегодня.
- Чего? – Глаша от неожиданности подавилась пирогом, - Сегодня?
- А чего тянуть? Мне завтра на работу, одна тогда пойдешь. Или будешь сидеть и ждать у моря погоды?
- Нет, ждать нельзя…
- Вот! Что-то тихо у нас, - Рита включила приемник.
Из приемника в комнату влетел какой-то забавный диалог, два голоса, мужской и женский.
- Что это? – Глаша удивленно разглядывала пластмассовое устройство.
- Ха-ха, это радио.
- Радио? С волнами?
Вдруг зазвучала музыка:

Ты спустилась,
Как уставший осенний лист
Прямо на карниз
Утром рано
Ты сказала -
Оттолкнись и лети со мной,
Я тебе женой
В небе стану…

- Нравится? – Рита не спрашивала, она знала ответ.
Глаша моргала часто-часто, вновь соль побежала из глаз. Но не печаль, а освобождение. Будто что-то тяжкое уходило, а в место этого в сердце втекал покой. Или нет, не покой, а самое настоящее счастье:
- Это и есть радио с волнами, которые придумал Попов?
- Про Попова знаешь? Да, в общем, это они и есть.
Глашу опять накрыла волна, на этот раз свежая и чистая, прозрачная, родниковая. Русалка неожиданно нашла свою воду. Она сейчас вспомнила Летуна. Вот он о чем говорил ей. И ведь, как странно: он же летун, а музыка – это ж вода. Где у этого мира логика? Глаша улыбалась своим путаным мыслям и ощущениям:
- Рита, ты если ночью Летуна увидишь, передай ему…
- Конечно, я его увижу! Он же дежурить будет под окнами. Он так на меня орал. Думала, не успокоиться.
- Так ты ему передай, что я слышала музыку. Я понимаю теперь. Скажи, пожалуйста, что она очень здесь нужна!
- Ладно, передам. Ты мне лучше скажи другое. Ты с кем-то встречалась раньше?
Глаша скривилась недовольно.
- Да я не в этом смысле!.. Хотя и в этом тоже!... Так вот считай, что не встречалась. Это ж люди, у них иначе.
- То есть как иначе? - не поняла Глаша.
- Нет, ну суть, конечно, одна. В этом смысле тоже самое. Люди, понимаешь, они претворяются. Ты вся, как ладонь, все черточки разглядеть можно. А человек… Он, как кулак. Что? Не разберешь по началу, что он вытворит. Прячет он что-то, или держится, или боится. Не понятно. И никто тут вот так сразу не раскрывается. Потому и тебе стоит научиться хитрить. В конечном итоге мужчина хочет, чтобы его слегка обдурили. Не по-крупному, конечно. А так знаешь, чуть-чуть обвели вокруг пальца.
- Вокруг какого пальца? – гоготнула Глаша, намекая на непристойность.
- Ой, давай без шуточек! Вокруг того пальца, на который кольцо надевается.
- Я про кольцо не думала. Пока, во всяком случае.
- А напрасно! Что, к примеру, считать успехом в любви? Что-то же надо взять за образец счастливого финала.
- Мммм, если финал, то, наверное, тихая и уютная смерть. Нет?
- Начинается! Так и знала, что с этим возникнут проблемы. Нет, дорогая, про смерть ЗДЕСЬ люди не думают и не говорят. И я не советую тебе о ней распространяться.
- Почему? Она так же естественна, как жизнь.
- Потому что жизнь у людей не естественна ни черта. Они даже не понимаю, что это значит. Некоторые пытаются, но выходит хреново.
Глаша задумалась:
- Как же они живут?
- Они очень стараются. Тебе трудно это понять, ты - Fairy Tales Creature. Но понять это необходимо! Иначе ты не будешь своей.
- Я должна стать своей? Зачем?
- А как ты собираешься сойтись с человеком?
- Я думала… Как это… Поговорить… Пообщаться!
- Говорить, во всяком случае много, с мужчиной не стоит… Не сразу… И тем более не так, как ты планируешь! Что? Вывалишь ему про хвост, про реку, про скрытый город?
- А что такого?
Рита фыркнула:
- Что? Скажешь, мол, я ради тебя хвостом пожертвовала, потому что люблю?
- Ну, не так, естественно… - по неуверенному тону, стало понятно, что именно это и собиралась «вывалить» Глаша.
- А как? – не унималась Рита.
- Как-как? Осетра косяк! – Глаша немного разозлилась.
- Так вот! Я тебе скажу: у людей в любви ценится умение правильно дать! Женщина обязательно должна это уметь! Что? Дать, чтобы взяли. Или нет-нет, не взяли, а именно захотели взять. Захотели настолько, что другого вообще ничего не надо! … Вот смотри, к примеру, тебе нужны деньги. И я тебе их даю. Но так предлагаю, что ты их и брать не захочешь. Или возьмешь, но сто раз пожалеешь об этом. А могу предложить так, что ты будешь думать, что я рада тебе их отдать чуть ли не насовсем и без возврата. Хотя без возврата нельзя. Так вот, в любви ровно тоже самое! Вот прям один в один. И твое дело правильно дать!
- Ничего я давать не собираюсь, чтоб ты знала! И с какой, вообще-то, стати, я должна что-то такое уметь. С какой, собственно, стати, я что-то в принципе должна?
- А с той, дорогая, что у тебя больше нет хвоста и деваться тебе некуда! И если у тебя не останется любви, у тебя не останется ничего!
Глаша почувствовала себе крайне неуютно, в этой Ритиной квартире, с этим ее душистым чаем и прочим барахлом. Рита улыбнулась:
- Не обижайся! У тебя в любом случае останусь я. Я тоже FT…. Я понимаю, сама обжигалась… Потому и не замужем…
Опять прилетела волна: горькая, терпкая и густая, но сильная и тоже светлая. Глаша не нашла, что ответить. Ей все равно не хотелось соглашаться, но и спорить она не желала. В конце концов, плана она ведь не придумала. А мысль пойти к нему прямо сегодня прожигала в голове дыру. Через некоторое время Рита впервые сказала что-то действительно разумное:
- А в чем ты собираешься к нему явиться? В этих обносках? Что?
- А?
    Вечером того же дня подружки отправились искать дом на набережной. Хотя бы дом. Глаша очень надеялась сегодня его не встретить.

***8 markscheider kunst
  Глаша очень и очень надеялась его не встретить. Девушки отыскали, не без труда, ту часть набережной, где часто прохаживался глашин человек. Они стояли, облокотившись на перила, и глядели на замерзшую воду. Рита достала волшебный ром. Было холодно. И Глашу понесло:
- Я не жду, что он… То есть я, конечно, хочу… Я не требую ведь… Пойми, дело не в том, что я хочу чего-то конкретного. Я хочу просто спросить, чего он сам желает. И может быть окажется, что именно это есть у меня. Он грустный очень был…
- Это не означает ровным счетом ничего. У него может живот болел или деньги украли?
- Нет, живот у него не болел… Он… Мне показалось… Он тоже будто не там хочет быть, где есть… Или, не знаю, хочет чего-то, чего нет…
- Ты раньше пила? Такое обычно спьяну несут.
- Да, я не несу! И вообще, я не жалостливая. Я не собираюсь розовые сопли разводить. Я поняла его и хочу об этом сказать. Это же важно, когда кто-то понимает?
- С одной стороны важно. А с другой… Людям иногда не нравится, когда их понимают по-настоящему, - Рита вздохнула.
А Глаша вздрогнула. Рядом залаяла собака и пронеслась мимо них, а следом прошел мужчина. То есть не мужчина. Вернее мужчина. Словом, прошел Он:
- Боря, ко мне!
Снова воздух сделался огромным и неудобным. Еще у Глаши словно опять появился хвост, она забыла, как стоять на ногах. У него такой красивый голос! И он все же грустный! И не из-за живота или денег!
- Что? – Рита обернулась в след удаляющемуся мужчине, - Это он?
Глаша кивнула.
- Пойдем за ним, - ведьма дернула русалку за рукав куртки.
- С ума сошла! Следить за ним будем?
- Мы потихонечку. Что?
Глаша вдруг испугалась, что потеряет его из виду:
- Пойдем!
- Да, тише ты, не беги! – зашипела Рита.
Девушки двинулись следом, стараясь слишком не приближаться.
- Может, какое заклятие на нас наложишь? Невидимости, к примеру?
- Ты вылакала весь мой волшебный ром! Тебе мало чудес?
- Сейчас чем больше, тем лучше!
- Чудо тебе понадобится, когда ты с ним заговоришь!
- Чудом будет, если я тебя не пну сегодня!
- Только попробуй, и я его окликну!
Они вовсю пьяненько хихикали, волшебный ром делал свое волшебное дело. Тем временем мужчина завернул в арку дома и направился к парадной.
- Вот он где живет! С собакой, значит, гуляет. Потому ты его и видела.
- Да… С собакой…
- Довольно милый.
- Надеюсь, он не глупый.
- Надейся, лучше, что не женатый.
- Чего?
- Здрасте!.. – произнесла Рита, словно уронила на землю булыжник.
  Девушки застыли от подлого поворота сюжета. Брюнетка с отвратительно длинными ногами, на мерзких каблуках, гадко цокая набойками, наскочила на мужчину, словно коршун и принялась целовать его! И тот ведь абсолютно не сопротивлялся… Даже мизерного намека не возникло на неудовольствие… Потом он засмеялся! И пара скрылась в дверях.
- Вот ведь еб…й п…ц!
- Ничего себе, грустный!

***9 МК
   Домой ехали молча. Утром Рита ушла на работу, а у Глаши наступило первое человеческое утро: в пастели, с запахом кофе, уютными утренними звуками, с ощущением тотального человеческого краха. Город навалился сразу, как она открыла глаза. Даже через стены дома она ощущала его суетливое сопение, тревожное чувство неизбежной катастрофы, чувство ускользающего каждую секунду бытия. Глаша прежде не переживала ничего похожего. Теперь, когда она стала сухой и стала почти человеком, реальность существенно изменилась. Но русалка все еще помнила другую жизнь, другую реальность. Она могла сравнить, но ей не удавалось определить, какая из двух реальностей истинная. И чем дольше она решала задачку, тем очевиднее становилось, что ответа на нее нет.
   С самого начала Глашу поразил бег. Теперь она понимала, что это не только бег сам по себе, но еще и попытка остаться в уходящем мгновении. Причем попытка безотчетная, неопределимая для того, кто ее совершает. Будто людей не устраивает сам естественный факт, что вода, к примеру, течет. Да, она иногда утекает, ее нельзя остановить. Но будучи русалкой, Глаша без труда понимала, что утекающая вода никуда утечь попросту не может. Потому что все реки попадают в океан и вытекают из него же. И любая капля в любой части всеобщего круговорота доступна для восприятия и переживания. У русалок вообще не существует понятия прошлого и будущего как частей времени, потому что для русалок время неделимо. Его невозможно разбить на отрезки и отдельно эти отрезки рассматривать. По большому счету, русалка пребывает одновременно во всех временах, то есть осознает их все сразу. Осознает их как непрерывный поток переплетенных воедино событий со всеми логическими связями и контекстами. Что, в общем-то, определяет иррациональность русалочьей логики как рациональность высшего порядка вне сознания, точнее, вне ума. Иначе говоря, в то время, когда человек открывает кран с водой, чтобы помыть посуду, и думает про счетчик и ежемесячную квартплату - что, конечно же, разумно и правильно - русалка, размышляет про океана, и играет с водой, забыв про грязную посуду – что, конечно, глупо и в корне ошибочно! Человек станет поступать по-человечьи, русалка по-человечьи поступать не сможет никогда! Какая же реальность истинная? Глаша заподозрила обман в обеих.
    Как бы там ни было с реальностями, в действительности реальна только боль. Кем бы вы ни были, где бы не находились, вы без труда поймете, что страдаете. Глаша поняла это, как только открыла глаза. Подобно огромной трещине боль расколола все ее существо. Она не сразу сообразила, что именно не так. НО! У Глаши теперь было радио и музыка в нем. А в некоторых песнях порой довольно точно изложены основные тезисы любовных мук. Если кто-то вдруг не знает, с чего следует начинать, на помощь приходит многовековой культурный нарост человеческого опыта, аккуратно дистиллированного посредством разного рода искусств. Именно поэтому в слове «искусство» так много искусственного, а от «творчества» всего три буквы. Настоящее творчество лишено страдания как такового, оно дикое и даже порой неудобное, но всегда радостное. И всегда только здесь и сейчас. Искусство причесывает природу, прячет сухие травинки и неприглядные сучки. И всегда, сука, страдает. А потому что без страдания, оно на хрен никому не нужно! Ни один просветленный человек не пойдет в оперу и не станет читать Шекспира. Он скорее пойдет смотреть на лес или гору, или океан. Хотя с просветленными людьми дела обстоят далеко не так однозначно, как хотелось бы.
  Глаша не была просветленной и страдала, поэтому весь день просидела у радиоприемника. И к вечеру, наконец, стала собой, боевой, решительной и крепкой. Она даже удивилась себе вчерашней, слишком уж оказалась трепетной и чувствительной. Когда Рита вернулась с работы, Глаша почти смеялась над собственной потерей, хотя не смогла бы точно обозначить, что именно она потеряла. Нельзя при этом сказать все же, что разлом внутри сросся или уменьшился. Нет, через все ее иррациональное русалочье существо проходила кривая некрасивая трещина. Она открывала пустоту, в которой ничего кроме пустоты не было. И от этого «ничего» делалось очень скверно в тех пространствах, где было что-то.

- Ну, как ты? – только за вечерним чаем с душистыми травами Рита решилась начать разговор.
- Да, вот как-то никак, - честно ответила Глаша.
Она, в самом деле, не понимала себя. Будучи русалкой, она, конечно, огорчалась и раньше. Случалось, грустила, переживала горечь потери, но никогда так остро и глубоко. Была ли боль связана именно с безнадежной любовью? Скорее всего, и даже, несомненно. Но кроме этого Глаша была теперь сухой и почти человеком. В прошлой жизни ей в голову не могло прийти, что от любви вообще можно настолько сильно горевать. Любая любовная неудача не воспринималась настолько фатально и не оказывалась столь разрушительной. Теперь же крах представлялся чем-то наподобие смерти и даже хуже, потому что не прекращал мучения.
- Что значит никак? – вопрос ведьмы прервал Глашины размышления.
- Значит, что абсолютно! – Глаша не злилась. Она напротив казалась немного безразличной и отстраненной, будто смотрела на себя со стороны, пытаясь обозреть всю картину полностью.
- Может тебе поплакать? Покричи! Давай, наори на меня!
- Не хочу я орать и тем более плакать!
- Слушай, ну это же вообще ничего не значит! Подумаешь, девушка!
- Подумаешь, красивая!
- Да, она мерзкая!
- Перестань!
- Да, урод какой-то! Что?
- Еще скажи, он целовал ее из сострадания!
- Если хочешь знать, мужчина не обязательно любит женщину, которую целует.
- В смысле?
- У людей эти вещи могут быть вообще не связаны.
- Ты все врешь, такого быть не может.
- Я, между прочим, практикую йогу и никогда, практически никогда не вру!
Глаша не нашла, что возразить. В разговоре образовалась пауза. Рита все-таки добилась своего, ей удалось заставить русалку повысить голос. Она словно вытащила Глашу на берег из глубокой воды.
- Ладно, мы еще к этому вернемся. Я вот что… Летуна ночью видела. Он очень расстроился, и переживает… Мы к бабке первым делом полетели. Она нас не пустила естественно. Летуну досталось еловой веткой, он настойчивый.
   Глаша слабо улыбнулась, и горячая нежность затопила ее сердце. И в этой нежности понемногу таяла болезненная острота. Рита меж тем продолжала:
- Хотя к бабке мы полетели все-таки вторым делом. Сначала полетели к его дому. Хотели квартиру найти, но все окна заперты и зашторены. Мы тогда рванули на крышу, чтобы сны его отыскать. А вдруг?
- Нашли? – оживилась русалка.
- Ээээ, там ничего такого не было… Хотя, знаешь, там были бабы… Может он ее все-таки не любит?...
Глаша весьма выразительно взглянула на ведьму. Та поспешила продолжить:
- Ну, да, согласна, это не аргумент. В общем, там были женщины, и они нам ничего не сказали…
- Все?
- Да… Я ничего больше не придумала.
Глаша опять улыбнулась и опять ее затопила нежность:
- Спасибо тебе, Рит!
- На здоровье! Так что теперь мы будем делать?
- Мне надо вернуться! – только сейчас Глаша приняла решение. Ответ явственно и четко проступил в голове и сделался неоспоримо верным.
- Как вернуться? Ты с ума сошла! Зачем? Это же глупость… Ничего же не понятно еще…
- Понятно, Рита, понятно! Я только сейчас поняла, что зря все затеяла. Что у меня есть? Что я могу? Я могу прийти и повиснуть на нем. Я же, как … якорь, груз…
Последние слова Глаша прорыдала. Лед лопнул, и потоком хлынуло горе. Русалка горевала громко в голос, до дна и до небес. И это было очень хорошо! Очень правильно! Рита обняла ее за плечи, гладила по волосам и целовала в макушку, но не успокаивала. Через время горе, пролившееся дождем, иссякло, и русалка заговорила снова:
- Если у него есть нормальная женщина, которая умеет жить в этом мире и такая счастливая, то я приду и все ему могу испортить.
- Что ты испортишь?
- Ну, как ты не понимаешь? Если он меня полюбит, я же тут совсем чужая… Он будет со мной несчастным!
   Снова в разговоре образовалась пустота. В действительности Рита понимала, она тоже была FT, то есть, она тоже переживала мир иначе. Рита знала цену чуда, знала ценность человеческой судьбы. Она понимала, что некоторые вещи просто нельзя трогать, даже прикасаться к ним запрещено. И она очень хорошо понимала, что для FT любить означает, прежде всего, не навредить, не разрушить. Любить значит быть в потоке.
Поэтому Рита через время ответила:
- Летун то же самое сказал.
- Летун умный.
- А я ему возразила, что любовь не бывает просто так… Нельзя расстаться с хвостом ради нее, а потом взять и передумать! Что?
- Да, нельзя! Все и есть не просто так… Я теперь точно знаю, что люблю его! Раньше манило, тянуло, а сейчас уверена.
- Так как же ты хочешь вернуться?
- А вот так! Хочу и вернусь!

***10 Полюса

  Ведьма и русалка принялись искать способ. И, конечно, пошли логическим путем. Если разобраться, то бабка ничего такого не сделала. Она вообще не была ведьмой. Она же ничего не произнесла, ничего не варила, не плела и не мастерила. Она дала какой-то сухой непонятный корень, да и то на будущее. Что с ним делать? Его, разумеется, можно посадить в землю. А смысл? Как это поможет с хвостом? Очевидно, в корне нет ничего магического, он, так сказать, символизирует некую мудрость. Бабки такое любят. Глаша получила ноги, как обычно, в лишний час, как получают все русалки, стоит подумать про имбирное печенье и ударить хвостом о камень.
- А почему, кстати, имбирное? Я неплохо такое пеку. Что? Давай напечем печенюх! – предложила Рита в результате мозгового штурма.
   И девушки принялись стряпать. Измазавшись в муке, хохоча, они лепили странные фигурки из теста, дразнили друг друга и пританцовывали под радиоприемник. Очень скоро пряный, сладкий аромат заполнил квартиру, вырвался на лестничную клетку, дразня незатейливым волшебством соседей. Потом Рита заварила удивительный чай, и девчонки от души наелись. Сытые, лениво развалившись прямо на полу на подушках и пледах, они продолжили логические изыскания:
- Хм, я знаю, почему печенье, - заключила Рита, - тесто, огонь, запекается. Это как с глиной. Говорят же, что человека Господь из глины вылепил. Вот и хвосты ваши так же можно вылепить в ноги. Имбирь - опять же огонь. В лишний час такое легко проделать из-за Дракона. Знаешь, я думаю, мы все снимся ему. Мы – это его сон, потому так много магии вокруг.
- Но мы же остаемся, когда он просыпается.
- И что? Сны продолжаются, даже когда мы их не смотрим. Ты не знала?
- Я думала, сны это продукт ума. Что волнует, то и видишь.
- А, ум, по-твоему, что?
- Сознание? Голова? Мозг? – Глаша засмеялась, звонко и переливисто, - Я не знаю, ум - это ум.
- Вот! Ум - это ничто. Цветное стекло, которое преломляет свет. В самом уме ничего не появляется. Ум всегда видит собственную тень на стене. А тень появляется от солнечного света.
- Так значит, тень и есть продукт ума. Что в уме, то и на стене.
- Хм, возможно. Но откуда, ты знаешь, что означает та или иная тень? Почему ты решила, что данная тень – это пасхальный заяц, а не, скажем, ху… Символ силы и предмет гордости.
Девушки непристойно загоготали. Глаша ответила сквозь смех:
- Это какой же надо быть испорченной, чтобы вот так опорочить зайца?
- Символу все равно обиднее.
- Да про символ, я вообще молчу.
- Это не испорченность, это широта мышления. Что? Размах мысли, так сказать.
Они принялись дразнить друг дружку на щекотливой теме. Как известно, в пикантных шуточках таиться очень древняя и очень сильная магия. Серьезно, это неоспоримый факт. Женщины до сих пор практикуют нечто подобное, когда собираются вместе. Древняя богиня в этот миг начинает танцевать, покачивая широкими бедрами. И от каждого ее движения пробуждается дикий огонь внутри смеющейся женщины, жаркими искрами вспыхивает во взгляде и в голосе.
Девушки вскоре угомонились и вернулись к сути.
- А что там с твоим сном? – спросила Рита.
- Красная свеча, на столе, стол в доме, а дом где угодно. Я уже говорила.
- И что? Ты входишь в пламя свечи?
- Ну да!
- Именно входишь? Не вплываешь?
- Ну да… Кажется…
- Это важно! Если входишь, то значит же ногами!
- Слушай, ты случайно не математик? Ты потрясающе логична!
- Да, подожди… Если входишь, значит тебе надо быть человеком!
- Мы это уже обсуждали.
- Подожди… Слушай… А может тебе еще кто-нибудь встретиться? Ну, допустим, другой мужчина?
- Спятила? Я не хочу никаких других мужчин!
- Это ты сейчас не хочешь. А потом, может быть, захочешь! Что? Опять все сначала? Ноги, бродить по городу, караулить за углом?
- Ты так говоришь, словно влюбиться в человека – раз плюнуть. Такое ж редко случается! Со мной во всяком случае! И вряд ли повториться!
- Ой, так все говорят про первую любовь. А потом пошло и поехало. Направо и налево…
- Какое налево? И направо? Я сейчас не то, что про другого человека, даже про наших не могу думать. Не хочу, до тошноты.
- Неважно, скорее всего, тебе нужно остаться, пожить тут, посмотреть.
- Не на что мне здесь смотреть. Этот город… Он, как шум. Постоянно шумит. И звуки все противные. Ты права была, кроме любви, у меня ничего здесь нет.
- Ладно… Но красная свеча – это определенно магия! Мы так… В общем, магия… Слушай, а может, ты ведьма? Так же бывает. Правда, не с русалками… Я одну ведьму разбудила как-то в лишний час!
- В смысле? Разбудила? И она проснулась?
- Да, проснулась, и тут же полетела со мной! Вот будь ты ведьмой, то проснулась бы точно.
- Так я ж не ведьма.
- Откуда ты знаешь? Она тоже не знала. Хотя она колдовала… Но ведь и ты тоже! Свеча! Это ж магия… Ааааа! Задачка сошлась с ответом!
- Не понимаю, чего ты так орешь.
- Я тебя сегодня же ночью разбужу в лишний час. Мы полетим к Неве, ты намочишь ноги, и они станут опять хвостом. А, кстати, обязательно в Неве нужно мочить?
- Да, нет, не обязательно, наверное. Вода везде одинаковая.
- А когда ты была русалкой. Вышла ты, скажем, на берег в лишний час, а тут дождь. Ты, прям, посреди улицы с хвостом оказалась бы?
- Нет, воды маловато. Вот если сразу много вылить, то, наверное.
- А если в ванну тебя, к примеру, замочить?
- А как ты меня из ванны к реке доставишь?
- Ах, ну да… Не подумала… Тогда полетим!
- Не знаю…
- Слушай, а ты сейчас, как моешься? Под душем?
- Ты меня достала! Тряпочкой обтираюсь.
И девушки опять рассмеялись.

***11 Долго до праздника
  На следующее утро Глаша проснулась свежей и бодрой. Она открыла глаза и вскрикнула. Напротив нее сидела Рита, рыжая, голая, и очень-очень злая.
- Ты чего это голая? – заволновалась Глаша.
- Разделась! – Рита почти прорычала.
- Так ты лучше оденься!
- Тебя будить… Проще Бетховена сыграть на жестяном ведре, - ворчала Рита одеваясь, - Да, не бойся ты… Я голая сильнее… Мы потому голые и летаем… Я тебе этого не должна говорить. Но если ты вдруг ведьма, то не страшно. Но если ты ведьма, то довольно толстокожая!
- Эй!
- Я сказала «толстокожая», а не «толстозадая»! – Рита все еще немного сердилась.
- А я так хорошо выспалась. Как младенец.
- А мы с Летуном выбились из сил и охрипли!
- Летун тут был?
- Конечно, был. Куда он денется? Каждую ночь сюда является. Может, он влюблен в тебя? А ты, дура, к человеку потащилась.
- Нет, мы друзья. Он Музу свою любит давно. Между нами ничего такого. Просто, он хороший.
- Да, он хороший! Все, я пошла на работу. Сегодня ночью повторим. Я же в тот-то раз не одна была. Там ворон была тьма. Надо побольше народу собрать. Летун своих позовет. Я тоже кое с кем договорилась. Разбудим, в общем! Давай, пока. На завтрак творог, овсянка. Что хочешь?
  Рита быстро оделась и ушла, хлопнув дверью. Заскрежетал замок, а потом наступила тишина. И город снова ворвался в русалочье сознание, бесцеремонно и грубо. Шуршал, ворчал, хрипел и охал. В гуле едких, раздражающих звуков разлом с пустотой внутри Глаши проступал четко и неоспоримо. Он существовал, он беспокоил, он не исчезал. Глаша раньше любила одиночество. Раньше в такие минуты она слушала воду, точнее незримый далекий океан. Океан присутствовал всегда, шумел волнами, пел песни. Теперь шумел только чужой, холодный город. Глаша бродила по нему, прислушивалась. И не находила тех самых волн, про которые говорила бабка. Хотя бабка про волны, кажется, ничего и не говорила. Откуда Глаша про них знает? Город плескался в банке, точно мутная вода. Казался тесным и мелким для волны. Потому что волне нужен простор, пространство, воля. Глаша ощущала себя пойманной рыбой, которая вроде бы живет, но плавать уже не может. Но вместе с тем, она все же находила невероятно огромную силу внутри себя. Не силу для действия, а иного рода. Силу чувства. Она любила сильно и неодолимо. Она бы даже не смогла сказать, чего именно хочет от своей любви или от мужчины, в которого влюбилась. Глаша не умела мыслить такими категориями. Она только любила и единственное, что могла совершить из любви - не вторгаться в жизнь дорогого человека. Это ли не красота момента?
   Вечером того же дня девушки условились повторить эксперимент с пробуждением. Рита предложила русалке спать на полу и без подушки, чтобы было неудобно. Глаша так и поступила. Ей действительно было неудобно. И подруги зубоскалили около часа. После чего Рита сдалась, и разрешила Глаше лечь по-нормальному.
   Проснувшись наутро, Глаша обнаружила себя все-таки на полу, на бедре обнаружила синяк и чудовищный беспорядок во всей квартире.
- Что здесь было, кальмар тебя задери?
- Я не хочу об этом говорить.
Рита выглядела уставшей и удрученной. Она сидела в кресле, осматривая картину мира, потом глубокомысленно произнесла:
- Кажется, пришло время ремонта! И, кажется, тебе придется в нем участвовать!
- Как думаешь, что случится раньше: ремонт или хвост?
- Я не знаю, что будет раньше. Но когда Летун мне сказал: это вопрос любви, я не ожидала, что он закончится подобной дилеммой.
Глаша вздохнула, почувствовав себя неловко. А Рита посмотрела на нее и мягко улыбнулась:
- Я шучу. С любовью всегда так. То ремонт, то волосы перекрашиваешь. Все время какие-нибудь катастрофы. Что? Не знала? А с хвостом зато не медлила расстаться.
  Обе девушки усмехнулись, каждая о своем, правда.
  У Риты в этот день случился выходной. Ведьма немного поспала, а русалка немного прибралась в доме. Потом они отправились гулять в Таврический сад. Рита сказала, что там она отдыхает. Рита сказала, что Таврический похож на внутренний ведьмин лес. У каждой ведьмы, говорила она, есть такое место, где та отдыхает и набирается сил. И совсем необязательно, что это место реально существует в проявленном мире. Оно может быть также только внутренним. Рита, похоже, уверилась окончательно, что Глаша той же братии, потому и открывала маленькие секретики. Ведьмы обычно скрытничают с непосвященными. А может быть, Рита привязалась к русалке?
   Они гуляли. Солнце разорвало серую февральскую кальку, выкатилось над городом и громко возвестило: «Весна скоро! Буквально вот-вот!» На душе сделалось светло и трепетно. Будто душа – это куст сирени, и на нем уже набухли почки, а клейкие листики готовятся разорвать темницы и вырваться на свободу. Глаша впервые узнала радость, человеческую радость видеть и переживать мир.
- А тебе что-нибудь снится? В этом мире сны были? – допытывалась Рита.
- Нет, - Глаша грустно вздохнула.
В том то и дело, что сон про свечу прекратился. Он снился постоянно в том мире, и напрочь исчез в этом. И с ним будто исчезла сама возможность любви. Глаша даже начала думать, что ошиблась где-то, в каких-то выводах, что сон исчез в наказание.
- Глупости, не за что тебя наказывать, - уверенно заключила Рита, - ты по сути все верно сделала. Ты сделала все по солнцу. Не вникай! У нас так говорится.
- Я считала, что сон – руководство к действию. Его нет, я не понимаю, что делать.
- Сон может быть указанием. Может указывать направление. Если он прекратился, значит, ты правильно его прочитала. Надо ждать новый… Другой. Вот мне и интересно, каким он будет.
- Сколько же ждать?
- Ну, спишь ты крепко. С этим проблем нет. Значит, рано или поздно что-нибудь приснится.
   Они посидели в кафе, немного поболтали о всяком. Потом Риту посетила гениальная идея:
- А может тебе не надо спать?
- То есть?
- Ну, не все же люди в постели в лишний час оказываются. Некоторые и на улице бывают. Что? Пойдем ночью на Невский, к Неве погуляем?
- Аааа! Потрясающе! Нева растает, и ты спихнешь меня в воду.
- Звучит, немного нездорОво, но в целом да.
- Вода со второго дна смешается с обычной водой, и мои ноги станут хвостом!
  Глаша сияла, точно солнечные блики на водной глади. Какое счастье! Она была совершенно уверена в успехе. Она уже ощущала, как вода обнимает ее. Она перестанет быть сухой, она услышит океан. Какое, в самом деле, счастье!
    Остаток дня прошел очень весело. Девушки отправились в кино, Глаша покинула кинотеатр в крайнем потрясении. Происходящее, казалось, таким настоящим. Ей все время хотелось подбежать к экрану и убедиться, что он плоский. Рита же весь сеанс следила за глашиными реакциями и хохотала, хотя они смотрели какой-то серьезный боевик. Рита планировала показать Глаше Эрмитаж или сходить в театр, на пример, в оперу. Ах, сколько же в городе есть мест, чтобы удивить русалку! Но Глаша от них отказалась, сославшись на усталость. На самом деле, к вечеру русалка снова ощутила разлом внутри и пустоту. Она вдруг испугалась, что разлом не исчезнет даже в ее родном мире. А потом неожиданно испугалась, что исчезнет. Озадаченная, она ждала ночи с тревогой и нетерпением. И ночь пришла, по-февральски холодная и густая. Девушки пришли на Мытнискую, где бывает много русалок. Так поступить, показалось, будет лучше всего.
- Мы здесь встретились впервые. Помнишь? – Рита хлебнула из фляжки и предала ее Глаше.
- Да, было будто сто лет назад. Человеческое время такое странное. Не находишь?
- Ага. Точно, странное.
- Мне сейчас очень грустно. Мы же встретимся еще? Потом?
- Конечно, встретимся. Я уже не могу без тебя, - Риты засмеялась, хотя, кажется, ей было не особенно весело.
- Я тоже без тебя не могу.
- Точно без меня? А без него сможешь?
- Не знаю. Меня немного мутит сейчас. Великий Посейдон, мне хочет бежать к … - пораженная Глаша повернулась к Рите….
…. В ту же секунда обнаружила себя лежащей на обледенелой набережной. Насквозь мокрая одежда обжигала кожу. Глаша тряслась и стыла, Рита сидела рядом такая же мокрая и дрожащая.
- И что? – простучала зубами Глаша.
- Как видишь, - аналогично простучала Рита.
- Вижу, что хвоста нет, - прошептала русалка, почувствовав неуместное облегчение.

***12 Неизъяснимо
    Вернуться домой в мокрой одежде снаружи и с душевным раздраем внутри действительно нелегко. Девушки добрались под утро, измученные сверх меры и почти стеклянные от холода. Рита не пошла на работу, притворившись больной. А Глаша заболела всерьез. К вечеру ее настиг сильный жар. Она горела огнем. Ведьма отпаивала подругу травами, втирала вонючие мази, пичкала пилюлями. Несмотря на все усилия, Глаша полыхала, как свеча. И точно была неестественно румяной. Рита сидела рядом с больной, обрисовывая во всех деталях последнюю злосчастную попытку вернуть Глаше русалочью жизнь.
   Когда Глаша пораженно обернулась на Риту, не договорив фразу, ведьма не вполне хорошо ее расслышала. Как раз на Марсово поле прилетел Дракон и заснул, поэтому у ведьмы не было возможности переспросить. Однако ж Рита засомневалась и медлила с воплощением плана. И Летун ее нашел в раздумьях, а Глашу застывшей статуей. Летун прилетел и живо разобрался в ситуации: «Чтобы она не сказала сейчас, до этого она сто раз говорила, что хочет вернуться. Значит надо попробовать, тем более, задачка сложилась». Рита все же сомневалась, но Летун уже тащил Глашу к воде. Хотя Летун щуплый, он один весь лишний час потратил бы на пару сантиметров. Летун и ведьма стали спорить и пререкаться. К спору подключилась металлическая Наяда наверху и высказала реально мудрую вещь: «Вы сейчас орете, тратите время, а что вы ей скажете, если не испробуете этот способ?» На этом ведьма и летун помирились и принялись толкать Глашу вместе. В конце концов, они спихнули ее таки в воду. И Глаша пошла ко дну, натурально, как топор. Друзья испугались, заорали «На помощь!», Рита сиганула в Неву. По счастью, там русалок много, со дна Глашу подняли. А на берег как вытащить? Она ж застыла и стала тяжелее камня. Одним словом, все русалки и летуны, которые в тот момент оказались рядом подключились и принялись вытаскивать Глашу из воды. Начался невообразимый гам! Очевидно, крылатым и водоплавающим нелегко друг с другом договориться и действовать слажено. Рита чувствовала себя там самой адекватной, но не долго. Мимо проходила одна из старух ведьминого внутреннего круга. Подумать только! Все это время каждую ночь Рита летала на место шабаша и ни одна старуха не пожелала явиться. Она встречала много молодых ведьм. Всем было любопытно посмотреть на Глашу, но они не знали, чем помочь. Единственно, кто мог подать совет, указать путь – это какая-нибудь из старух. И вот она явилась в момент глупой, бесперспективной попытки и принялась высмеивать Риту и ее идею. Та разревелась, тогда старуха ударила ее клюкой, плюнула справа от нее и пошла прочь. Вернее поковыляла, волоча за собой раздолбанную сумку-тележку. Рита рыдала, остальные ругались, Глаша бултыхалась в Неве. Лишний час заканчивался. Ситуацию спас Медный всадник. Петр возвращался со скачек, которые устраивают время от времени атлеты с Аничкого моста. Надо сказать, что это весьма известное в узких кругах мероприятие. Все городские всадники обязательно в нем участвуют. А истеричка с Главного штаба сдает своих коней в аренду. Ближе к сути, Петер в итоге вытащил Глашу. Он же сам был статуей, и обладал необходимой силой. Когда Глаша очнулась на берегу и не обнаружила хвоста, она зато обнаружила оторванный рукав на куртке, дыру на штанах, ссадину на ноге и, судя по болезненным ощущениям,  пару тройку синяков на теле под одеждой. И еще она обнаружила чувство облегчения, какого ни при каких обстоятельствах не должно было возникнуть.
- А что ты тогда хотела сказать мне? – спросила Рита, встряхивая градусник.
- Я не помню, - проговорила русалка слабым бесцветным голосом, - Наверное, это не важно.
- Хм, а вдруг наоборот важно! Старуха меня избила палкой неспроста. Старухи абы кого не бьют. Они, видишь, прямо никогда не говорят. Бывает, конечно, что и скажут. Но редко. Обычно ведьма должна сама понять. Иначе волшебство не сработает. Понимаешь, суть магии не в свершении, а в пути к нему. Потому что волшебство – оно же всегда есть, - Рита, похоже, уже говорила не Глаше, а сама с собой, - Любой человек может взять и полететь. Почему же они не летают? Не знают, как. Не знают, что могут. Твои ноги могут стать хвостом прямо сейчас. Ты только не можешь в это по-настоящему поверить. Да? Кажется, что для этого что-то нужно. Что-то требуется сделать, побормотать, попрыгать, постучать по камню… Глупости!
Рита, похоже, забыла, что ухаживает за больной. Она вскочила со стула, принялась прохаживаться по комнате, размахивая мокрым полотенцем:
- Что мне было нужно для полета? Да ничего! Я поняла, что могу. Могу и все! Почему же ты не можешь? Вот, что важно. Ты же не можешь! Или не хочешь? Глаша, что ты мне там сказала?
- Я не помню… не знаю… Я хочу пить…
- Ах, да прости! Я сейчас!
Ни одно из Ритиных средств не помогло. Температура росла, сознание Глаши путалось. Русалка то и дело проваливалась в беспамятство. Рита начала всерьез бояться и решила, что вызовет скорую, если к утру состояние не улучшится. А Глаша тем временем блуждала в путаных и темных лабиринтах собственного забытья. Находясь в состоянии бреда, русалка ощущала, что идет куда-то. «Я именно иду, а не плыву» - то и дело появлялась дурацкая мысль. Потом лабиринт стал городом. Русалка спешила, но заблудилась и не могла найти дорогу. Потом она поняла, что уже очень сильно опаздывает, и начала бежать. От спешки русалка путала повороты и улицы и запутывалась в них сильнее и сильнее. Вдруг улицы стали заполняться водой. Вода пребывала и пребывала. Глаша боялась теперь своей родной стихии. Она побежала вверх по каким-то лестницам, убегая от стремительного потока. Она выбралась на крышу и обнаружила, что весь город скрыт под толщей воды. Не видно ни одного дома и ни одного человека. И русалка закричала от чудовищной щемящей тоски, словно ее сердце разрывали на множество живых кричащих кусочков. «Он утонул! Утонул! У-то-нул!» - кричала Глаша и не могла остановиться. Тогда она решила искать его в воде, она же была русалкой. Может, он еще жив? Глаша посмотрела вниз и обнаружила, что у нее только ноги. Нет хвоста! Хвост – это все что у нее было ценного. Она была русалкой, она ей и останется. С хвостом или без, она - русалка. Она чует воду, слышит океан, где бы он ни был. Она может плавать и без хвоста! И тогда Глаша прыгнула. И город исчез. Исчезло водное пространство. Исчезли крыши, исчез верх и низ. И когда все исчезло полностью, появился Дракон. Он размахивал розовыми крыльями, молчал, и, кажется, улыбался.
«Добрых снов! Здрасте!» - пробормотала Глаша, зависшая в воздухе напротив Дракона.
Тот кивнул в ответ.
«Кто кому сейчас снится?» - спросила русалка.
Дракон засмеялся.
«Вы на меня сердитесь?»
Дракон мотнул головой.
Глаша увидела, что он загибает свои драконьи пальцы. Остался один палец. Наверное, она может задать последний вопрос. Какой же тогда? Какой самый важный? Глаша мучительно соображала, голова, будто была набита сладкой ватой. Любая умная мысль запутывалась. Глаше, чудилось, что верный вопрос совсем рядом, на поверхности, но никак не дается в руки. И она выпалила:
«Как мне вернуть хвост?»
Тогда Дракон заплакал крупными, вернее, громадными слезами. И Глаша сообразила, что их необходимо собрать, что драконьи слезы помогут превратиться. Она сняла с себя футболку и стала вытирать Дракону глаза и щеки. Та немедленно намокла, сделалась сырой и тяжелой. От тяжести Глаша полетела вниз и очнулась в постели с мокрой футболкой в руках. Она осторожно отжала драконьи слезы в первую попавшуюся под руку емкость. Затем села на кровать и обхватила голову руками. Ей почему-то казалась, что она ошиблась с вопросом. Но теперь она знала, что надо делать. Надо пойти к Неве и перед самым лишним часом обтереть ноги слезами дракона. Глаша знала, что способ сработает наверняка. А в комнату осторожно вползало утро с примесью надежды и добрых предчувствий, таких естественных для ранней весны. Значит, следует переждать нынешний день и тем же вечером вернуться. Из разлома в душе веяло зимней стужей и тоской, истинную причину коих русалка понять не могла. Она же вернется! Теперь все будет хорошо! Жар прекратился, Глаша очнулась свежей, живой и здоровой.

***13 I can see you
   Русалка все так же сидела на кровати, закутавшись в одеяло, когда Рита появилась в проеме двери. Ведьма внимательно оглядела подругу, затем по-особенному повела носом, словно принюхивалась. Постояв так недолго, развернулась и, молча, вышла из комнаты. Тихонько собралась и отправилась на работу. Откровенно говоря, Рита выглядела чрезвычайно измученной приключениями последних дней. И Глаше оттого делалось невыносимо стыдно.
«Ничего. Сегодня все закончится. Измучила ни в чем не повинную ведьму. И выгнать она меня не может!» - с грустью размышляла Глаша.
«Как я вообще решилась так озадачить всех вокруг? Какая же я была дура! Эгоистка!» - ругала себя несчастная русалка - «Как же медленно движется время! Этот день, похоже, будет бесконечным!»
Глаша, погруженная в невеселые мысли, не сообразила посвятить Риту в новый план. Позабыла о том, что Рита уйдет на работу. Позабыла, что целый долгий день впереди. И когда хлопнула входная дверь, поняла, что сидеть до вечера на кровати в одеяле выше ее сил. Русалка побродила по квартире, забрела на кухню, что-то поела. Она, похоже, проснулась не окончательно. В голове словно клубился раздражающий туман. Туман заслонял простые и естественные решения. Любая мысль в нем искажалась и, в итоге, тонула. Единственное, что оставалось на поверхности – идея отправиться гулять. Идея была нелепой, и Глаша поначалу отбросила ее, точно исписанный листок. Но поскольку других вариантов не возникало, собралась и отправилась в город.
    Город по-прежнему давил на нее нестройной какофонией, бессвязным нагромождением даже не звуков, хотя и звуков тоже. В городе одновременно присутствовало множество ощущений, чувств, чужеродных мыслей, душевных порывов. Глаша не могла читать их по-отдельности. А вместе все нюансы сливались в грязный развод, совсем, как множество музык, прекрасных, дивных, тонких, сливаются в отвратительный гул, если звучат разом. Глаша как будто вертела ручку радиоприемника в поисках нужной волны, но вместо этого улавливала белый шум.
    Она бродила довольно долго и в какой-то момент принялась разглядывать людей. То они казались ей загадочными, как невиданные FT, и почти своими, то представлялись неприятными, можно сказать, отвратительными и чужими. Лучше остальных были, разумеется, дети. Дети приводили в восторг, если честно. От них исходили нежные созвучия, искристые, восторженные, чем бы те не занимались. Они излучали радость, даже когда капризничали. Но детские созвучия были простыми. Вот музыки взрослых, казались интереснее, хотя часто были немелодичными и грубыми. Но все же взрослые музыки звучали глубже, в них угадывалось скрытое дно. Угадывалось нечто такое, о чем Глаша не знала. Русалка не смогла бы описать свое открытие. У нее в сознании не существовало подходящих образов для сравнения.
«Интересно, что это такое? В наших подобного не встретишь. А тут… Хм… Так манит!» - кажется русалка нашла, чем себя развлечь в ожидании чуда:
«Странно, что снаружи музыка порой нестерпимо противная. Порой глупая. Иногда резкая и жесткая, как щетина… Но в глубине в любом случае что-то есть… Наверное, это особое свойство людей… Ведь по сути существа не делятся на FT и не FT. Все существа для чего-то. И значит, у всех есть нечто особенное»
 Глаша еще какое-то время подсматривала за людьми. А в голове назойливо пищала очередная идиотская идея. Русалка даже не сразу ее приметила. Но идея пищала все настырнее и настырнее. Потом оформилась в конкретную мысль и проявилась в качестве вопроса: «Любопытно, какая музыка исходит от Него?»
- Ах, - Глаша ахнула испуганно, прикрыв рот ладошкой. Сделалось очень-очень страшно. Но с другой стороны, ведь если она не узнает сейчас, она не узнает никогда. И умрет от любопытства. Подумать только! Явиться в человеческий мир, обнаружить в людях необычные вещи, слушать музыки чужих, посторонних, и не послушать своего человека! Немыслимо, нелогично и неправильно! Надо пойти туда и подождать его на набережной. Или лучше у парадной и тихонько послушать. Незаметно прислушаться. Тогда можно будет спокойно вернуться домой. Отлично! А что если Глаше как раз и нужно было уловить нечто такое, чтобы в своем мире знать про мир людей? Что она знает? Она знает, что люди тоже FT. И что? Да, ничего. Как это ничего? Значит, она влюбилась, чтобы это понять. Это же важно! Раньше русалка презрительно думала про сухих. А теперь? Она ведь разобрать не может что там у них на дне. Должно быть нечто прекрасное! Нет-нет! Точно прекрасное, потому что манит, влечет. Честное слово, хочется занырнуть туда вглубь и посмотреть. Хотя нет, полюбоваться. Вот у Глаши такого вообще нет. У Глаши океан… Был… Теперь там только разлом с пустотой. А у людей так красиво!...
   Меж тем Глаша уверенно направилась знакомым маршрутом. Размышления плели совою паутину искусно и ловко, и русалка забыла, что следует бояться грядущей встречи.
   День медленно перекатывался по блюдцу города. Вот он перекатился на полдень. Затем качнулся к вечеру. Весеннее солнце по-кошачьи подкрадывалось к прохожим и сбрасывало с голов жаркие шапки, развязывало шарфы, распахивало куртки. В воздухе пахло мокрым снегом. Глаша тоже расстегнула куртку синего цвета с оторванным рукавом и сняла шапку. Темно-русые стриженые волосы от влажности закудрявились в задорные беспорядочные волны, отросшая челка слегка закрывала правый глаз, щеки румянились от свежего воздуха, а в глазах отражалось солнце. Но Глаша ничего такого про себя не подозревала. Она находила, что рукав ее куртки оторван и болтается уродливым обрывком. Еще она считала, что куртка у нее мужская, а пышная грудь в мужской куртке должно быть выгляди до крайности смешно. Впрочем, ерунда! Она же не собирается с ним разговаривать, она же не идиотка. Она тихонько послушает музыку и уйдет. Какие вопросы могут быть к куртке? Он и не узнает, что Глаша пришла к нему. Только бы появился! Глаша опять охнула. А вдруг у него дела? Вдруг он уехал из города? Она же не может здесь дольше оставаться. Во-первых, Рита устала, во-вторых, неизвестно, как долго действует драконье волшебство. А если Глаша не услышит своего человека, она же высохнет от тоски. Ей во что бы то ни стало, надо его услышать! Она же не успокоиться никогда! Наверняка, необходимо его послушать, чтобы отпустить несложившуюся любовь и идти дальше. Точно! Вот все к чему и пришло. Правильно же! Она бы его никогда бы сама не разлюбила. Ей нужно было пройти весь сложный путь, чтобы все правильно понять, узнать про людей. Теперь надо просто его послушать, и отпустит. Может у него музыка тоже противная, или глупая. А дно же у всех одинаково непонятное, значит он ей и не нужен вовсе. Во всяком случае, до сих пор ни одна музыка Глаше не приглянулась. Значит и у него ничего особенного. Точно! Глаша его сейчас вообще разлюбит! И разлом срастется и пустота исчезнет!
   Глаша почти бежала по набережной к заветному дому, боялась упустить важного человека, который вот уже несколько дней не подозревал о собственной важности. Очень странно устроена жизнь! Можно жить довольно долго, не будучи уверенным, что твоя жизнь кому-то нужна, и никогда не узнать, что некое живое существо добровольно рассталось с хвостом ради тебя. И не просто ради тебя, а ради одного только факта, что ты существуешь на этом свете. Много миров умирает и рождается вновь, пока люди их не видят.
   Глаша добежала и стала ждать у парадной, когда человек вернется домой с работы. Она торчала на крыльце, засунув руки в карманы, и перетаптывалась с ноги на ногу от безделья. И больше всего на свете боялась, что он не придет. Но он пришел. Русалка почувствовала его появление, а увидела, когда он вышел из машины и быстро зашагал через двор. Он шел до того стремительно, что Глаша могла не успеть толком расслышать его музыку. Тогда в безотчетной попытке задержать момент безо всяких размышлений и страхов она преградила ему путь и выпалила:
- Привет! Я Глаша!
Не давая ему опомниться, вцепившись одной рукой в край расстегнутого пальто, она выпалила следом:
- Мне нужна помощь…
Но тут же запнулась на непродуманной лжи, замялась и опустила голову.
Человек озадаченно наклонился к ней и проговорил:
- Что? Я не понял?
Мысли в глашиной голове вращались взбесившимся волчком, крупная дрожь бежала по телу. Второй рукой она беспомощно шарила в собственном кармане и вдруг поймала, как рыбку, сухой шершавый бабкин корешок. В сей же момент удушающий страх отступил, Глаша подняла голову. Обнаружив лицо человека так близко, она неожиданно потянулась к нему и вдруг поцеловала. Нежно, тепло, со всей русалочьей страстью и со всей любовью, одинаково беззащитной и щедрой в любых мирах. Человек сконфужено стоял, раскинув руки в стороны, но не отстранился. А Глаша целовала, обнимая его за шею. И ужасный разлом внутри нее разошелся, как ветхая ткань. Пустота окончательно заполнила Глашу, в образовавшийся вакуум ворвалась удивительная палитра городских звучаний. Сложная, многослойная симфония пела разнообразными голосами, расцветая и погибая ежеминутно, и ни один голос не казался лишним. Тогда Глашу захлестнула новая волна, жаркая, сияющая и живая. Эта волна принесла невероятное число новых неведомых ей чувств и переживаний. Волна была огромной и сильной, даже мощной и немного огненной. И волна исходила от ее человека. Русалка замерла, осознавая происходящее. Медленно отодвинулась от человека и заглянула в его глаза. Целый мир тотчас опрокинулся на нее. Словно замкнулась электрическая цепь, побежал ток, и сделалось светло и ясно. Глаша определенно поняла, зачем она здесь. Поняла, что должна сказать ему нечто существенное, непременное. Нечто такое, что никто раньше ему сказать не мог. Такое, что никто другой бы никогда не разглядел в нем. Такое, что он иначе про себя бы не узнал. И она заговорила… Что именно она говорила? Она говорила правду. Она сказала ему все, что почувствовала в миг поцелуя. Все, что узнала о нем. Самое сокровенное и скрытое. Почему она поступила именно так? Она обнаружила такой же разлом внутри него, какой мучил ее саму. Глаша не стеснялась, не кокетничала с ним, не играла. Она лишь смотрела в его глаза и говорила только то, что он должен был услышать. Только он. Слова предназначались лишь ему, и никто другой не смог бы их оценить. Стороннему слушателю они, скорее всего, показались бы бессвязным бредом, глупостью, чепухой. Что же увидел человек, когда Глаша перестала его целовать и отодвинулась? Он увидел пунцовые от поцелуя губы, мягкие и полные, безупречно очерченные безо всякой косметики. Он увидел челку, спадающую на правый глаз, и еще он увидел честный, прямой взгляд существа, не способного на предательство и потому уязвимого. Человек обнаружил создание столь совершенное и бесхитростное, что в первый миг испугался, способен ли он приять настолько драгоценный подарок. Имеет ли он вообще-то право на подобную искренность? Естественно, человек растерялся. Приглядевшись внимательно, он увидел исключительно прекрасную женщину, облик ее не показался ему нелепым. Наоборот, и мужская куртка и рюкзак цвета хаки представились высшим проявлением вкуса и стиля, именно потому, что в них напрочь отсутствовало то и другое. Через мгновение ему уже хотелось защитить ее от дикого и злого мира, каким он его знал. Ему захотелось спасти красоту, хотя его не просили об этом. Он слушал голос, но не слишком хорошо понимал смысл. Он чувствовал, но не слишком хорошо осознавал суть ощущений. Важнее всего, он уловил, что необходим ей, ибо в ее смешной попытке что-то объяснить присутствовала острая потребность быть понятой. И тогда ему захотелось ее понять. Он побоялся взять это существо и присвоить себе, точно вещь. Он захотел, чтобы она сама осталась с ним. И кроме прочего он, конечно, почувствовал любовь, хотя Глаша не говорила о своей любви вовсе. Она говорила только о нем. Но ведь именно так и случаются самые настоящие признания. Разве нет? И что мог сделать человек? Мог ли он оттолкнуть ее? Вряд ли. Он мог улыбнуться ей в ответ, удивиться ее повадкам, манере говорить. Он не смог сдержать смех, когда она изрекла очередную мудрую мысль. Он не смог не заметить, что она сильно замерзла. Ему захотелось напоить ее чаем, но он смутился этой свой мысли, потому что за ней последовала иная. Его захватили противоречивые чувства, он, конечно же, сдержал некоторые из своих порывов. Он решил, и сам удивился собственному решению, что не желает упустить ее. Она что-то щебетала в диапазоне ультразвука, а он продумывал дальнейшие действия. Все же мужчина не может поступать так же безрассудно и порывисто, потому что несет ответственность за существо, доверчиво открывшееся ему.
   Мы не можем дальше за ними подсматривать, это, наконец, некрасиво. Как там у них все развивалось? Да Бог его знает. Почти наверняка, он прервал глашин монолог шуткой, и довольно удачной. Совершенно точно, Глаша ответила в таком же тоне. Через пару тройку подобных замечаний парочка, очевидно, начала хохотать. Вы думаете, человек не способен влюбиться в русалку, если она налетит на него, как цунами? Разумеется, способен. Скорее, не способен не влюбиться, ибо русалка создана, чтобы очаровывать и приманивать. И русалка остается русалкой, даже лишившись хвоста. Но в данном конкретном случае, суть в ином. Их роднила и притягивала друг к другу именно пустота, проникающая в мир из внутренних разломов. И когда они встретились, пустота сделалась единым целым и связала вместе. И лишь в пустоте, не встречая преград, стала возможной стройность звучания всего сущего. Эта стройность была всегда и всегда будет, но чтобы услышать надо немного умереть и воскреснуть. Порой невозможность любви, ее мучительные уроки – способ освободиться от препятствий и открыться естественной радости жизни как она есть.
    Глаша вспомнила свой сон: если свеча загорается, значит, она нужна. И поняла, что и она, сама Глаша, нужна сейчас человеку. И ничто другое не заставило бы ее вторгнуться в чужой мир. А человек понял в свою очередь, что Глаша нуждается в нем. И странным образом обрадовался этому открытию. Потому что человеку всегда требуется другой человек, чтобы отыскать самого себя в бесконечном, разнообразном, многослойном гомоне бытия, в белом шуме, который в один прекрасный миг становится симфонией. Теперь смысл выражения «оказаться на одной волне» становится по-настоящему понятным. Понятно также, что превратить шум в симфонию способна только любовь. И нет мира, совершеннее для того, чтобы осознать эту простую и прекрасную мысль, чем мир людей.
   А бабкин корешок, вы знаете, пророс прямо в глашиной ладошке в миг первого поцелуя. Русалка его потом посадила в землю, и он стоял в их квартире в голубом горшке еще очень долго. А драконьи слезы высохли, во всяком случае, русалка их не нашла по возвращении в ритину квартиру. А сама Рита, кстати, вскорости тоже встретила своего человека. Она часто повторяла после, что за помощь надо обязательно заплатить на доброе будущее, и Глаша ей заплатила тем, что позволила снова поверить в чудо. Ну, вот и все! Верите, не верите вы, а так оно и случилось. Живет теперь в городе русалка и чем-то занимается, кого-то любит. Но мы их выдавать не станем. А Дракон, он по-прежнему каждую ночь прилетает на Марсово поле и смотрит диковинные сны.
  Хм, есть, однако ж, детали, без которых повесть представляется сомнительной. К примеру, как Глаша смогла устроиться в человеческом мире без документов, скажем, на работу? Как она объяснила человеку собственное существование? Принял ли он ее русалочье прошлое? Да, как сказать. В мире людей самое невероятное событие обрастает причинами и следствиями, подробностями и деталями. Обрастает прошлым и будущим, словно травой. Зелень так густо покрывает землю, что в ней теряются признаки истинных вещей. Волшебство точно также скрывается в обыденной жизни, находит логическое толкование, и делается естественным и понятным. Не трудно же представить, что Глаша родом из далекого крошечного городка, где вследствие пожара были утеряны ее документы. Разумеется, ценой больших усилий эти документу получилось восстановить. Не без помощи ведьминного сообщества, которое не ограничивается Петербургом и довольно многочисленно. Таким образом, у Глаши отыскались «родственники», преимущественно женского пола. Словом, ведьмы, как и предсказывала Рита, очень помогли русалке. Рита еще долго надеялась, что Глаша тоже окажется ведьмой. И, наверное, надеется до сих пор. Глаша посмеивается над ее чаяниями. А Рита говорит, что все женщины – ведьмы, но у каждой ведьмы свой срок. Все же основные нюансы устроились сами собой, поскольку человеческая жизнь хоть и представляется логичной, но на квантовом уровне изменчива и легко трансформируется, пока люди листают новостную ленту. Мужчина в самом деле называл Глашу «моя русалка», что он там вкладывал в эти слова его личное дело. Глаша, разумеется, где-то работала. Конечно, она пригодилась в новом для нее мире, потому что едва она потеряла хвост, она обрела человеческую судьбу. А любая человеческая судьба надежно вплетена в единое полотно жизни, и абсолютно неотделима от него. Что же касается их совместной жизни? То, как у всех. Они иногда ссорятся, довольно бурно скандалят. Глаша не может уйти «к маме», и потому уходит куда-нибудь. Но после возвращается. Возвращается не оттого, что нигде не ждут. Возвращается, потому что заново влюбляется в своего мужчину. Снова и снова переживает момент очарования человеком. А человек заново влюбляется в нее. И это правильно, ибо любовь – вдох и выдох. Они могут в какой-то момент расстаться насовсем и пойти каждый своим путем. Могу разлюбить друг друга, вечной любви не гарантирует ни одна сказка. Но пока им не хочется расставаться, им хочется узнавать друг друга снова и снова. Бурно мириться, заниматься любовью и радоваться, что они в принципе живут в этом мире, что они существуют. И им выпала счастливая возможность встретиться, возможность по сути невозможная, но, тем не менее, осуществившаяся. Так что же следует считать успехом любви? Очевидно, что не свадьбу, как предположила Рита и не смерть, как заметила Глаша. Вероятно, любовной удачей можно назвать любое внутреннее изменение. Вероятно, любовь одержала победу, когда вам удалось вырваться из персонального аквариума и обнаружить океан, пусть даже далекий и незримый, но вполне реальный и неоспоримо существующий. В этом случае никакая сила не сможет загнать вас обратно в аквариум. С этого момента вы на свободе. Вот почему человек не прогнал свою русалку. Миллион других мужчин, скорее всего, посмеялись бы над ней, но не он. Ибо в тот самый миг человек вырвался на свободу, о которой мечтал давно. Он вырвался, и не пришлось ему продумывать действия, складывать пазлы реальности. Реальность сложилась сама так, как нужно. А для окружающих ничего примечательного не произошло. Обычный поцелуй двух людей. Поцелуй, не больше. Ничего, что незнакомых. В наше время незнакомцы не только порой целуются, и в том нет ничего чудесного. А симфония звучит и сейчас, прямо сейчас поет множеством голосов. Надо только прислушаться. Прислушаться и разрешить себе выйти из комнаты, совершить ошибку. Позволить себе безрассудно, безнадежно и отчаянно полюбить.

12.11.2018