Жизнь наша земная

Протоиерей Игорь Бобриков

Жизнь наша земная.
Часть 1.
             
               
Желание путешествовать у многих в крови. И от этого никуда не
 денешься. Вот  сидит человек в своей квартире или особняке,
 уютно, есть кормёжка, окружение приятное. Что казалось бы ещё
 надо? Нет, его влечёт неведомая  сила в лес, в поля, в горы.
 А то и на другие континенты, планеты, вселенные. Вот так и наш с вами
друг, Вадик. Инженер, учёный. Уважаемый человек, в своём кругу
общения.
 Всё есть:  работа, зарплата, жена приятная милая женщина. Двое
 детишек, уже и школу заканчивающих. Рядом река. пруды
 разбросаны по всей округе - лови, не хочу. Лес в километре от дома. Там и
 зверьё всякое. Даже зубры бродят. А оленей, кабанов, коз -на
каждом шагу без счёта. А красоты какие! Взять  только одно
Гуамское ущелье.
 В чистом скальном ложе бушует Курджипс. Тащит
целые стволы, да с такой скоростью, что вбивает их в каменные
стены, как колья в заборе. А сами стены ущелья высотой метров
сто-двести и сплошь поросшие самшитом. И самшиту тому тысячи лет,
и толщиной в ногу. И со всех склонов бьют родники чистейшей,
просто хрустальной, воды. Падая вниз, вода разбивается о камни
на бесчисленное множество капелек. которые пронизываются
солнцем, сверкают всеми цветами и образуют многокилометровую
радугу. Идёшь ли, едешь ли узкоколейкой сквозь ущелье, а всё
в радуге и радуге. Где ещё найдёшь  такую красоту?
 А если выйти на границу заповедника и глянуть вниз, в долину.
 Слева дальше снежные горы, которые,  особенно летом, сверкают своими
снегами на солнце так, что глазам трудно смотреть, не
прищурившись. Внизу, прямо под вами, пять рек начинают своё течение. Привольно растекаясьвправо в свои ущелья, по дну которых шумят, бурлят, несут всё, что плавает, и по дну перекатывают громадные камни, наполняя
ущелья грохотом. В этой долине и на плато Лаго-Наки среди
летней жары можно кататься на саночках, на лыжах в самой лёгкой
одежонке или, если хошь, то и без. (И таких хватает).
А когда вы на дрезине поднимаетесь к рабочему посёлку
"Камышанова поляна", то два часа вы плывёте по морю цветов,
и не можете отличит где небо, где земля. Только что и
привязка, так рельсы. И то не понять, то ли они идут ещё по
земле, или уже в небе. Один цвет, одни оттенки, одна
беспредельность. И только когда заканчивается подъём. снизу
вырастают пики тысячелетних хвойных дерев, обозначая собой
землю.
 Во всякое время в лесу полно грибов. Осанистые белые, горделивые подосиновики, шустрые лисички. Целые поляны сплошных опят, хоть косой коси.
 А лес! Сам Кавказский лес. Внизу -дубы, грабы, дикоплодовые:
 груша, кислица, кизил. Изредка -берекка. Терны. Повыше
 начинаются буки, пихты. Новогодней ёлкой стоит тисс ягодный.
Роскошные мхи, как периной укрывающие скалы. И везде родники,
ручьи, речушки. Всё живёт, струится, светится, трудится. И
..создаёт такую необыкновенную красоту. А совсем высоко, где голые скалы торчат из земли, на крутых склонах, издёрганные ветрами и бурями стоят берёзки и сосны. То ли им внизу жарко, то ли характер такой, требующий испытаний и невзгод. Но вот растут. Живут, борются и побеждают.
  Вадик, тебе этого мало?  Или заелся?
Нет, ребята. Не заелся, хочу на планеты посмотреть со стороны,
пощупать грунт, пройти по ...сам не знаю по чём, ....вот  хочу
 сам не знаю чего. Хочу и всё тут. Характер такой.
Вадик инженер. Очень сильный. Для него нет проблем изобрести,
 сотворить и внедрить всё это в производство. Но его потолок
 выше, чем обычные задачи и ему, просто, банально и просто
 - скучно.
Он перерос то, чем занимается по долгу службы.
 Как то, под конец рабочего дня, когда все уже готовились
спускаться к выходу, Вадик нарисовался у двери директорского
кабинета
. Секретарша удивлённо на него посмотрела,
 что, мол,  Вадим Андреевич вы запамятовали, что шеф по
 четвергам посещает свою дамочку из почтового управления и поэтому покидает работу точно в 17.00, ни минуты не задерживаясь. Так что ваш визит, увы, не имеет места быть успешным.
 У меня  три секунды, Мария Адамовна. Позвольте войти.
Заходите. Но у вас всего четыре минуты тридцать секунд.
И она тяжко вздохнула, глядя на ладную фигуру Вадима Андреевича,
который ужом скользнул в дубовый кабинет.
Борис Осипович удивлённо глянул на Вадика, потом на свои
 золотые часики.
У вас, мой драгоценный, четыре минуты. И далее, простите, я не
ваш.
Борис Осипович, позвольте в лабораторном корпусе занять
 небольшой уголок. Надо кое что отработать практически. Есть задумка, но
без натуры, продвигаться нельзя.
О, Господи, -поднял глаза к потолку Борис Осипович, -там у нас
хоть в футбол играй. Все теорией блещут. А в металле делать
мало желающих. Так что, Вадим Андреевич, берите, сколько вам
надо.
Шеф глянул на часы, поправил идеальный пробор, кивнул
 довольному подчинённому головой и, как только стрелка коснулась верха циферблата, исчез через туалетную комнату, минуя коридорную давку.
Довольный Вадик вырулил в приёмную, раскланялся с Марией
Адамовной и пошёл через двор к корпусу.
Там не было понятия, какой час суток, какая погода на улице, обедал ли ты сегодня или нет. Там творили. Там идея воплощалась в объект. Там обитали избранные.
 Вадим Андреевич знал корпус лучше своей квартиры, поэтому не
перемещался в пространстве, а сразу порулил в восточное крыло.
Там было всегда пусто. Пара станков неизвестного назначения
десяток лет дремала под чехлами. Никто на них не работал. И что
это там за такое, никого не интересовало.
 Кроме творцов, в этом здании обитало "семейство" под названием
технический персонал. Но этот самый персонал только что и делал,
что стучал в домино. заколачивая козла, и, в меру, употреблял.
 Эти ребята тоже не очень вглядывались в циферблат, домой не
 рвались и засиживались допоздна. Конечно, Вадима Андреевича
 они знали хорошо. Принимали, заслуженно! за своего и уважали.
Вадик подрулил к такой компании.
Привет, козлятники.
Вадим Андреевич, наше почтение. Что это вас привело к второсортной публике?
Ладно. куражиться, - прикрутил сразу гайку Вадим, -дело есть.
Компания поднялась из-за козлятного стола, пересела за большой
рабочий стол, на котором обычно разворачивались простыни чертежей
и, мягко говоря, уставилась на инженера.
Тут надо сказать, что всё СКБ (специальное конструкторское бюро)
Вадима Андреевича знало, как нечто не как все. Кроме своих
штатных дел, он был палочкой-выручалочкой не только здесь, но и
во всей округе, которая неизвестно где и кончалась.
То  четвёртый отдел, спроектировав и изготовив большую и сложную
машину, оказался в странной ситуации. Машина не могла выгрузить
 материал. И что только не делали. Меняли насосы,
ставили другие цилиндры, поднимали давление. Железяка гудела
дрожала от перенапряжения, но кузов не шевелился.
Хитромудрый Борис Осипович, а это всё на нём, как на директоре,
как бы ненароком, заглянул в НИО (научно -исследовательский отдел):
 Вадим Андреевич, привет. Что то у тебя лицо усталое. Оставь свои
расчёты, давай на завод пробежим. Воздухом подышим, на город
посмотрим. Потолкуем по дроге о делах наших.
 Знаю я ваши дела, Борис Осипович. Кузов не идёт. Вот четвёртый
пусть и ладит. Его люди делали. Завод ошибиться не может. Как
 нарисовали, так и сделали.
Оно так, но не идёт. И сам зав.Черкашин там копался. Расчёты
 проверял. Изготовление. Всё правильно. А не идёт. Давай сходим
посмотрим. Одна голова хорошо, а две лучше.
Конечно, Борис Осипович, как только железка увидит ваш пробор,
так сама и пойдёт. Ей идеальные траектории тоже нравятся.
Вадик, ты Лариску не трогай, это моё утешение. Я понимаю, что
грех, но вот так случилось. Пойдёшь?
Пойдём.
Они давно знали друг друга. Поэтому могли и на ты, могли и на вы.
Скажем, по ситуации, когда оставались наедине.
Вышли из корпуса и потопали пешком. Город чистый, ухоженный,
зелёный. Погода тёплая. Не жара. И пройтись по главной, можно
в своё удовольствие.
Зашли в испытательный корпус. Там  высится чудо техники ХХ века
подборщик осмола. Осмол, это пни хвойных деревьев, из которых
гонят канифоль.
Красивая машина. Могучая. А раз красивая, то работать будет.
Это всегда так.
Поздоровались. Вадик одел рабочий халат и полез под это чудо.
Мерил, щупал, мелком рисовал значки всякие. Борис Осипович и
начальник цеха беседовали о рыбалке, грибах. Рабочие забивали
козла, жизнь текла обычным планом.
Вадик выполз на свет Божий.
Сварной, ходи сюда. Там я нарисовал, что срезать и куда
 приварить.
Потрудись, давай.
  Сварной с помощником протянули шланги,
 загудел пропан, посыпались искры, а Вадим уселся за козлячий
стол и продолжил игру.
Через пару часов работы закончили. Публика оставила домино и
замерла.
 Теперь зашумела машина. Испытатель двинул рычажок, конструкция
 слегка дрогнула и кузов, полный планового груза плюс 25%,  пошёл
вверх. Борт открылся и чугунные чушки бодро посыпались в ковш крана.
Тот снова завалил их в кузов, а кузов вывалил  в ковш.
 Так и начали они испытания на наработку на отказ, на....Всё
 по программе.
 Домой шли по параллельной тихой улочке. Почти молча. А о чём
 говорить? Машина пошла. Вот и Слава Богу.
 Как то шефа срочно вызвали в Москву. Он слегка струхнул, что
завсегда происходит в таких случаях. Москва -не шутка. Там либо
новые погоны, либо и мундир долой. Москва - сила! Москва -власть.
Укатил Борис Осипович, СКБ слегка притихло, пожужжало, очередной раз
раз перемыло все его кости, и без того отполированные до блеска
усердием 400 языков, и затихло. Ибо работы валом. Только поспешай.
Но Осипович вернулся живой и при своих  погонах. Быстренько
юркнул в НИО, а оттуда выпорхнул, не заходя домой попрощаться,
наш Вадим Андреевич. Самолёт моментом вырулил и унёсся в
Краснодар и далее. Точка назначения -Гамбург. Как понимаете, это
Германия. Суть в том, что заказанный в СССР, изготовленный
 и смонтированный в
порту подъёмный кран прекрасно работал, но длинномерный груз
так раскачивало, что приходилось снижать скорость. А это убытки.
А это не СССР, где каждый рационализатор, и где свою машину сам
проектировщик через пару лет не узнает, так её "доведут по месту"
головатые эксплуатационники.
Вот мчат нашего Вадима Андреевича воздушные корабли до самого
морского берега.
Приняли, как у них принято. Вежливо, сухо, протокольно. Поселили
в городской гостинице, с видом на море, со столом, и
телевизором.
Приехали  в порт. Пошли к крану. А тот работает.
 Вадим попросил оставить его одного. Те удивились, но перечить не могли.
 Каждый час инженера стоит больших денег.
  А Вадику что? Он не платит, ему нужно впитать обстановку.
Долго рассматривал снаружи, потом полез к крановщику, а тот чуть в
в обморок не свалился. Не положено. Грубое нарушение их правил.
А Вадиму нужно погонять на разных режимах.
Но, договорились.
Потом засел он в свой номер и пару дней не появлялся. Хозяева
 обеспокоились, послали своего человека, но Вадик на него и не
 глянул: -я работаю, когда сделаю, сам приду. И захлопнул дверь.
Ещё через эту пару дней, кстати, без всяких пропусков и сопровождающих
прошел в порт и прямо к крану. Толкует крановщику: вот эту штуку
надо вмонтировать сюда, а эту привязать шнурочком, проволочкой
к захвату. Понял?
Нет! Это надо начальство звать.
Зачем? Я же тебе говорю, как сделать. И тогда работай как хошь.
Он не будет груз раскачивать. Жми тогда на всю железку.
Но войдите в положение немца. Он до жути дисциплинирован. Он
и понятия не имеет, что это за железка, на которую можно жать
и получить необходимый эффект.
Найн! Не могу. Пусть инженеры ставят.
Вадим Андреевич принятым порядком пригласил начальника крановщика. Тот выше, тот выше, тот ещё выше и, наконец, появились инженеры. Целая
куча. Один по электричеству, другой по электронике, третий по
канатам, четвёртый по ТБ, пятый.....куча. С кем конкретно
 говорить? Кому задачу ставить? А ещё оказалось, что они не вправе вносить хоть что в конструкцию крана и его режимы работы.
Вот тут  наш Вадим загордился нашей страной. Нашей настоящей свободой.
 Настоящей.
Ему до cлёз стало жалко Европу. Как же вы можете так жить? Вы не имеете своего слова. У вас нет прав ни на что? Эх-хе-хе.
Ладно, зовите директора или кто у вас самый главный.
Но и тут никак. не имеем права беспокоить.
Ладно. Отбой по всем статьям. Все свободны.
Те пожали плечами и, не без удивления, и. пожалуй, удовольствия,
разошлись.
Три дня Вадим использовал свою военную профессию разведчика,
 а на четвёртый день появился в кабинете самого начальника порта.
Тот сделал изумлённый вид: как вы сюда попали комрад?
Вы из СССР. Вы специалист, которого мы приглашали?
Почему вы не работаете, а ходите по кабинетам. И пр. и пр.
Вадик послушал причитания и говорит: ваш кран готов. Пусть
 гоняет, как хочет. Груз раскачиваться не будет.
Долго гудела чиновничья машина. Звонили в Москву, в Берлин.
 И только когда получили  письменное разрешение, пустили Вадика
 в кабину крановщика, разрешили сесть за управление. Вот тут
Вадик и вогнал их в жар. Он гонял кран на полной  скорости,
резко тормозил, снова  разгонял. Инженеры тряслись от страха
высота то в 18 метров от земли. Потом Вадик передал управление
штатному крановщику: на камрад, работать надо уметь!
Слез на землю, молча ушёл из порта и вернулся домой.
Секрета не открыл. В министерстве, как и положено, написал
 соответствующие бумаги и благополучно возвратился поездом.
Борис Осипович, по прибытии, обласкал месячным окладом и неделей
отпуска.
И на том спасибо.
 Так что работники корпуса с интересом ждали, что им предложит
Вадим Андреевич и готовы были поработать во славу науки.
 Вадим походил по корпусу, осмотрел все уголочки, поднялся  на
 верхний этаж. Если внизу ещё кто то копошился, то верх был
абсолютно свободен. Вот это мне и надо, подумалось инженеру.
Чем меньше бродящих, тем спокойней работается. На весь этаж
Вадик, конечно, не замахивался, но сотню квадратных метров
присмотрел. Провёл мелом по доскам пола и обозначил свою
территорию.
Вот, братцы, здесь поставьте стенку. И дверь, конечно. Ключи
только у меня. И коменданту не давайте. Секретов особых нет, но
шпионов всегда хватает.
Про шпионов Вадим Андреевич помянул не зря. Ибо только что
закончился грандиозный, на всё министерство, скандал.
Стоит пару слов и об этом сказать. Был в СКБ инженер в отделе
нормоконтроля. Всегда выглаженный, надраенный до блеска. Чуть
 потягивает от него дорогими духами. В общении предельно
вежлив. Но как то сторонился его народ, друзей не было, во
всяком случае, здесь. Своё дело знал блестяще. Поэтому некоторое
недовольство, от рядовых исполнителей, всегда имело место.
 Ближе всех он был с Толиком Саичевым. Иногда бутылочку распивали
На пару. Но это было редко, и в систему не входило. Народ своим
народным нюхом чувствовал "некий душок", присущий этому человеку.
Да и, видно, деньжата у него имелись. Не от получки до получки.
 Но это всё субъективно.
Был в СКБ и отдел, который занимался оформлением изобретений. А
этого добра, изобретений, было много. Ибо создавалась
принципиально новая техника, которой в мире не существовало
и этот приоритет Страны должен быть зафиксирован. Чем работники
отдела и занимались. Служба эта сложная, много тонкостей,
правил и нюансов. Особенно донимали возражения от Института
Патентной экспертизы. Приходилось запрашивать документацию, на
 которую ссылается Институт. А там иностранные языки. Надо
привлекать переводчика Артура Маргуляна, вызывать автора, писать
кучу новых бумаг. Хлопотное дело, я вам скажу.
Однажды, на довольно крупное изобретение, которое сделали в НИО,
пришло возражение, что в Германии такой захват запатентован.
 Авторы были крайне удивлены, т.к. с абсолютной точностью знали,
что ничего подобного в мире нет. Изобретение, тем более
пионерское, совершенно оригинальное.
Запросили документацию. Приходят. Тексты, конечно, на немецком,
а чертежи,  чертежи наши.
 Маленькое пояснение. У каждого конструктора свой почерк.
 Совершенно индивидуальный. И сам автор свои чертежи ни с кем
не спутает. Тем более зав. отделом и инженеры нормоконтроля. Они
изучили каждого и знают, где может быть неточность или ошибка.
Так вот, автор узнал свои чертежи. народ подтвердил. И родился
серьёзный документ, что изобретение украли. Бумаги отправили
в ИПЭ, копии в Министерство и КГБ. Народ перетирает это дело
со всяким усердием. А в это время наш наутюженный инженер
приглашает Толика, как приятеля. на бутылочку, после работы.
Толик, как любитель выпить, да ещё  надармачка, конечно принимает
приглашение. Вот они и сидят на кухне, по рюмочке, по второй.
Закуска очень скромная и Толик этим интересуется:- а что это
ты сегодня так скромно закусоном обеспечен. Жинку к тёще
отправил, один дома?
 Тот, этак спокойно отвечает, что нет, дома она есть.
Так что ж она не выходит? Полаялись?
Да нет. Лежит на диване.
Так пусть встанет, что достанет и приготовит.
Не. Не может. Я её убил.
Толик, конечно, не поверил.
Ну, Паша, у тебя и шуточки.
 Пойди посмотри.
То, что увидел Толик, моментом выбросило из него и водку, и скромную
закуску прямо на ковёр. Он и кепку забыл и выскочил на улицу.
Помчался обалдело вдоль по Пролетарской, потом завернул на Ленина.
 И остановился, неожиданно для себя. на ступеньках СКБ.
 Сторож посмотрел на него: что это вы, Анатолий Михайлович,
 примчались? Или забыли выключить что?
Толик как бы придя в себя, промямлил: а ведь и правда убитая, и
топор торчит в голове.
-У кого топор в голове? -не понял сторож.
У Пашкиной жены.- молвил, как в полусне Толик.
-Так надо милицию звать. Надо преступника ловить. Чем раньше
начнут, тем вернее дело.
Кто его знает, -отвечает Толик. Пашка говорит, что сам это сделал.
-Что? Сам свою жинку прибил?
-Получается, что так.
 Сторож жмёт сигнальную кнопку, где то в отделении загорается
красная лампочка тревоги, наряд мигом грузится в старенький,
дряхлый УАЗик и мчит по главной к СКБ.
-Что случилось? Где воры? Отвечай.
Сторож показывает на Саичева, -вот, он всё расскажет.
Толик, как мог, рассказал, и машина помчалась в дом, под которым
магазин "Кавказ".
Далее, как обычно в таких случаях, скорая, свидетели, признание
совершившего. Изоляция. А он из себя психа строит. Тут и врачи
психушечные нарисовались. И работают с ним, и утверждают, что он
их! Но хоть чей, а преступление раскрыто. И долгая изоляция
обеспечена.
Но! Тут проявляет интерес КГБ. Своими методами исследуют
ситуацию и статья преступления дополняется принципиально
новыми аргументами. Шпионаж в пользу иностранных государств.
Конкретно: Германии (ФРГ) и Англии. Оказывается, этот подонок
много лет переправлял наши изобретения за кордон. Имел за это
неплохую денежку. Но, то всё ладно. Жену жаль. Хотел скрыть
главное преступление, спрятавшись за убийство. Собственно, если
бы не переиграл с психушкой, может быть и прошло.
 Но видно "психи" заподозрили что то и запросили помощи.
Вот это и имел ввиду Вадик, когда вёл беседы с рабочими
лабораторного корпуса. А те об этом, конечно, знали лучше всех
 и с Вадимом Андреевичем были согласны.
Через пару-тройку дней, Андреевич, как называли его рабочие,
получил в свою крепкую ладошку сверкающий анодированием ключ,
а бригадир принял от уважаемого заказчика подписанный наряд и
увесистый свёрток, в котором явно была бутылочка и закуска.
Всё, по давно установленной традиции и к общему удовольствию.
 Город наш молодой и сразу проектировался, как город. В далёком
1857 году Государь принял решение и подписал все необходимые,
для такого дела, документы. Городу -быть.
Это крепость Майкоп.
Улицы широченные, прямые, как стрела, что бы пушки сметали своим
огнём прорвавшихся врагов. Казачья управа, дом офицеров, всякие
административные здания. Громадный православный собор, десятки
церквей (40). Конечно, на целую квартальную клетку, городской базар.
Пожарная каланча. Всё красиво, добротно. И только в одном
местечке, под названием "Старый базар", всё переплетено до
невозможности. Кто грешит на армян, которые облепили эту часть
города и всё делали по своему, кто винит черкесов, что они
навертели этих кривоулков, кто ещё что мелет, но де факто: эта
часть города запутанно-наверчена.  И, до сих пор!
  Годы шли. Прогремела Октябрьская Революция, промахала  шашками
 кровавая Гражданская. Постепенно жизнь вошла в берега законов и
новых порядков. Город стал административным центром Адыгейской
автономной области с центром в Майкопе, а национальным
центром остался, как и был, аул Кошехабль.
Там долго сохранялись старинные обычаи. Там не было воровства,
пьянства. Там было высочайшее доверие ко всему, ко всякому
человеку.
А какие красивые были свадьбы! Как танцевала на них молодёжь,
облачённая в национальные костюмы. И это не театральные
постановки, это самая настоящая жизнь.
Гость в доме-радость и честь! Самое лучшее, ему. Еда, ложе, корм
коню, если он верхами. И  никакого излишнего любопытства.
Захочет, сам расскажет. И в душу лезть не надо.
 Особый статус женщины. Полное доверие!
Но времена идут, облик города меняется. Вот снесли рынок, а на
его месте вымахали здание "Белого дома". Громадное, можно
сказать. - грандиозное. Это ж сколько чиновников с ложкой, на
одного с сошкой? Однако  и мало оказалось кабинетов. Гостиницу,
для приезжающих на рынок колхозников, перепрофилировали под
чиновный аппарат и разместили там министерство здравоохранения и
что то ещё, край как нужное.
А вот в этом здании, на первом этаже, осталась, как и было
по проекту, пельменная. Совершенно уникальная по качеству, если
говорить чиновным языком. Если по простому, то самые вкусные
пельмени в городе! В том числе и лучше домашних. Весь город
 бывал. Объёмы такие, что неизбежное воровство работников, не
могло испортить продукт. Тем более, что готовились они точно
по ГОСТу. Государственный Стандарт! И попробуй кто нарушить.
 Очень строго взыскивалось. Вплоть до тюрьмы. И правильно! Многие органы
надзирали за исполнением. И качество товаров, продуктов и прочего,
что попадало под ГОСТ, было прекрасным.
В нашем скромном, по масштабам страны, городе, делали самые
лучшие в мире! конфеты.
 Пищекомбинат выпускал такую халву ( и не только халву), какой
 в мире просто не могло быть. Вина Майкопского винзавода
поставлялись даже во Францию, Италию, Испанию, которые на
винах "собаку съели". А мясокомбинат с его вяленой говядиной,
на палочках, как эскимо. Чудо!
 Мебельный комбинат "Дружба"
выпускает в год , вдумайтесь!-пять миллионов стульев.
 Из настоящей, натуральной древесины. Это кроме
паркета, опять же лучшего в мире, щитовой мебели (знаменитая
Майкопская стенка), фанеры, ДСП.
Станкозавод им. М.В. Фрунзе. Два завода в мире таких. Машзавод.
Военный -"Промсвязь" (20-й завод). Уникальный, единственный в
мире "Дубзавод". И ещё много чего совершенно уникального. Так
что пельменная не нарушала общего строя города, а только его
подчёркивала.
Сюда ходили все. И чиновные люди, с хорошим должностным окладом
и простые рабочие. Служащие Исполкомов, милиция, почтовые
работники, продавцы.
Однако нужно отметить и то, что это, в подавляющем большинстве. мужчины.
Наши жёны прекрасно готовили, но здесь было "райское  наслаждение".
Частенько народ приходил сюда, совмещая полезное с приятным-
встретиться и потрепаться.
 Вот и сидят за столиком четыре товарища. Дружат семьями.
 Время рабочее, но они могут себе позволить этакое нарушение
распорядка. Славик -директор фабрики хозтоваров. Это, скорее,
обычная швейная фабрика, но вот назвали так. Вероятно
чиновничьи кренделя и уровень подчинения. т.е. куда идут
доходы. В Союзный бюджет или местный.
Фабрика шьёт мужские рубашки, семейные трусы, рабочие халаты.
Качество-выше всяких требований. Ибо расходится и левым галсом
по всем городу. Настоящий хлопок! Без всякой химии. Да и откуда
химии взяться? Всё по Госпоставкам. Славик, мужик
обстоятельный и прижимистый. Всё новое внедряет моментом, а
поэтому заработок у людей приличный, подгонять не надо.
 Вот и может удалиться на пару часиков по своим личным
соображениям.
 Толик лучший киповец округи. Супер элита. Выход с территории
свободный. Он не злоупотребляет, но, при надобности,
использует.
 Лёнечка, а это 150 кг. живого веса, сегодня в центре внимания.
Его, неожиданно для нас всех, перевели на такую должность, что
сидеть на своих рабочих местах, мы просто не могли.
Лёньчик теперь заведующий базой Упрснабсбыта. Сейчас это не
котируется, а тогда это был прямой доступ ко всяким дефицитам.
Ведь были времена, когда купить автомобиль можно было только
по разнарядке высоких органов власти. И он стоил порядка
пятидесяти зарплат. И что интересно, б/у, с рук, тогда понятия
не было о различных посредниках, авто стоили гораздо дороже
новых, с базы.
Вот эту новость и обпельменивали мы в рабочее время, когда ещё
правил ("дорогой и любимый", как непременно звучало по радио и
 везде) Леонид Ильич Брежнев. До Андропова, который жёстко
следил за производственной дисциплиной, были годы и годы.
 Лёнечка нам рассказывал о структуре этой базы, как она
работает, кто фактически командует (конечно, обком партии),
каким образом товары поступают в торговую сеть и, самое
интересное,  до каких пределов действует власть самого
заведующего базой, т.е. нашего Леонида Леоновича Петросяна.
Фамилия, как видно, армянская. Но Папу его мы никогда не видели
и не интересовались этим, а мама, Муза Кузьминична, нас всегда
тепло и мило принимала и была абсолютно русская.
 Жена Лёнички работала в торговле. Женщина она была очень
"современная". Одежда яркая, сама наретуширована, бойкая,
энергичная. Даже шумноватая.
Как то она, когда наши детишки стали посещать музыкальную
школу, приволокла домой новое пианино. Что, мол, сынок будет бегать
за пять кварталов, дома может учить уроки.
По такому случаю мы все собрались у их квартиры и ждали груз.
Подрулил "Газончик", шестеро грузчиков спустили инструмент
на площадку у подъезда и, глядя на толпу крепеньких (по 30 лет)
парней,  поняли, что им больше здесь делать нечего и, с
благосклонного кивка Жаннетты Давыдовны - хозяйки, молча
 удалились, пустив дымное облачко из прогоревшего глушителя.
 Мы открыли крышку, протёрли клавиши и решили отметить, такое
редкое мероприятие, небольшим дворовым концертом, тем более,
что народу подсобралось порядочная толпа с соседних пятиэтажек
и жаждала "хлеба и зрелищ". Но клавиши, хоть и заблестели,
 звуков не вызывали. Это вызвало и удивление, и злорадость
энной части собравшихся.
Дело в том, что  если у тебя в квартире такой инструмент,
то ты уже в другом социальном пространстве. Ты уже не простой
рабочий, не рядовой инженер. Ты уже как бы над этим. Над чем
"над этим" никто объяснить и не мог,  и не собирался. Но что
это так, понимали все. И когда на твоих глазах совершается
этот скачёк, не у всех, на этих самых глазах, навёртывались
слёзы радости за успех сотоварища.
Поэтому молчание инструмента кому то понравилось больше, чем
его звуки.
 Конечно, раз молчит, надо заглянуть внутрь. Открываем крышку, снимаем переднюю лакированную  панель, а там....там битком набито землёй с
бумажками, травой, палочками и прочим всяким мусором.
Сцена из "Ревизора". И-"народ безмолвствовал". При всяком
 чувстве зависти и прочего подобного, такое "открытие" сразило
всех. Голоса дружно изобразили "ох!". Помолчали немного,
а дальше посыпались такие слова, в адрес всеми не любимых
торгашей, что только русский человек понимал о чём речь.
 Выбирать землю и чистить инструмент -  было без пользы. Ибо он
уже, как видно,  давно претерпел сие засорение и быть
музыкальным инструментом перестал. А так, ради вида и статуса,
не имело смысла. Слишком дорогое "удовольствие".
 Телефон призвал "Газончик" к месту трагедии, шестеро грузчиков
вернули красивую вещицу в кузов, закрыли борта и переход
четы Петросянов в новый статус, был отложен на целый месяц.
Новый  инструмент уже не собрал столько зевак,
 как первый, но
пробренчал для всеуслышания незабвенный "Собачий вальс", ныне
совкршенно забытый, "Чижик -пыжик" поскакал по клавиатуре, и
водворился в главную комнату квартиры прямо против входа.
Вот так и стоит он пятьдесят пять лет. Ранее радовавший всех
нас своими звуками. а  теперь под грузом всякого домашнего
хлама. Который и выбросить жалко, и вовсе перестал быть
нужным.
Да простит читатель такие отступления. Это  как бы мелочи
жизни, но она, вся наша жизнь, и состоит из этих
 повседневных мелочей.
 Оно и крупные события не исключаются как то: женитьба, новая
должность, покупка автомобиля....но это один раз в жизни.
Вот сидим мы, наворачиваем пельмени и распрашиваем Лёнечку
о новой работе. Нам просто интересно, и мы не имеем ни одной
мыслишки извлекать из этого всего себе пользу. Лёня это знает
и рассказывает подробно. Как, где и что хранится, какие
кренделя выписывают работники, что бы заполучить желаемое
себе, в обход принятого порядка. Как в ход идёт женское тело,
выполняя роль взятки. И нам интересно, и тошно, и, порой,
смущает своей пакостностью. Лёня тоже, порой, сам краснеет,
но докладыват обстоятельно, открывает завесы "блат выше
Совнаркома".
Как бы и всё. Молча дожёвываем свои порции, а они очень
внушительные, перевариваем новые познания о закулисной
жизни общества. Сопим в две дырочки. Собственно ничего
нового. Но услышать из первых уст, это впечатляет.
 Лёня, слегка уставший от рассказа, эмоций, догоняет нас.
Вымазывает сметану из тарелки горбушкой и тяжело вздыхает.
-Вот такая опасная у меня теперь работа, товарищи.
 Ладно, Лёнечка, не дрейфь, не Боги горшки обжигают,
но уметь надо! Трудись!
 Переходим улицу и устраиваемся на скамейке сквера. Это
теперь здесь возвышается Ильич, а раньше стоял памятник
погибшим воинам и вся площадь, вся квартальная клетка,
была засажена белыми розами. С  ранней весны и до зимних
морозов всё цвело и благодарило защитников Отечества. Это
было справедливо.
Тихо подруливает Вадим Андреевич.
 Привет цвету и славе города!
Привет, Вадик. Ты чо в рабочее время болтаешься по городу?
Вадик ноль внимания на то, что и мы не на рабочих местах,
грустно изрекает: -оголодал, мысли в голове нет ни одной,
а мне оклад идёт только за мысли. Так чего сидеть впустую?
Вот попельменю, подкреплю угасшие силы, может  что и выдам.
Вад, а где ты так вымотался, что угас?
Новый проект реализую. В самой что ни на есть натуре. Борик
Осипович дал  половину лабораторного корпуса, я  отгородился
стенкой от всех и там, собственно,  живу.
А благоверная твоя как на это? Она ж у тебя кровь с молоком. Казачка!
Да как то и не очень возражает. Повопила слегка, всплакнула.
Своих предков, казаков, помянула добрым словом, и притихла.
Так что меня ни профком, ни партком не беспокоят. План по
работе я давно выполнил, задания в отделах на исполнении.
Свободен, ако птица небесная.
Ладно, не садись здесь. Топай в харчевню, а то начнёшь
рассказывать да и окочуришься с голоду.
 Вадик ушёл, а следом появился второй Вадик. Он, как всегда
был в полной лётной форме, как всегда толкал одноколёсную
тачку с набором авиационных приборов, как всегда "гудел мотором"
то с набором высоты, до звона, то на снижении, с лёгким
бульканьем переливающего карбюратора. Всё на нём чисто,
выглажено, медь сверкает. А фуражка, хоть зимой, хоть летом,
светится небесно-голубым околышем и блестит козырьком.
Может кто и знает его ближе. Кто он, откуда. Но он как бы
часть города, всегда присутствующая. Всегда вежлив с ответами,
если кто заговорит. Сам не навязывается. Не побирается. А так,
как бы с некоторым повреждением умственности.
 Был и ещё один такой человечек: "Ванечка -хи-хи". Тот был
 более повержен в здоровье. Не очень опрятен. Не сказать бы, что побирался,
но люди подавали и он не отказывался.
Их знал весь город. И никогда, ни мальчишки, ни взрослые
не позволяли себе чем и как унизить этих людей. Более того,
что у каждого, при встрече с ними, возникало неосознанное
 чувство вины. Вот я здоров, а у него не всё в порядке.
Это была характерная черта людей того времени. Времени, когда
на улицах можно встретить фронтовика, или узника фашистских
лагерей. Когда большая часть народа пережила трудности войны и
послевоенных лет. Люди относились друг к другу с
предупредительностью и вниманием. Без грубости, насмешки,
хамства.
 А вот и Вадим Андреевич выкатился под солнышко. Присел рядом.
Переел явно. Дышит через раз.
Чо Вадик, заработала мысля?
Не шути, брат, какая мысля после обеда. Только одна: -прилечь и
вздремнуть. Вот здесь и исполню, хоть и сидя.
Вадик и правда, моментом отключился. Интересно, что он
там такое реализует в натуре. Мы его давно знаем.
Молодец парень. Не покрывается мхом.  То первый в городе
смастерил водные лыжи и гонял по водохранилищу, то "слепил"
из двух подвесных "МиГовских" баков автомобильчик. "Ласточка".
Номера даже настоящие получил. Всё на ней мотался по
необходимости. Машина, всё же. То добыл парашютный купол и
на нём подлетать начал. Жинка, бедная его казачка,
 вся от страха белела и зеленела. А уж по работе...всё мог.
Вот он сопит рядышком, обыкновенный наш советский парень. Ни
тебе форсу, ни амбиций. Всё о работе, да о престиже Страны радеет. Собственно, как и все.
Мы не уходим. Сами дремлем и его сон охраняем.
Но не дадут. Тут пацанва нарисовалась.
 -А нас на аэродром пустят посмотреть на прыжки? А на
 праздник вы нас пропустите к самолётам? Так хочется погладить
 по крылу. Постоять рядом с легендой авиации и парашютного
спорта.
Конечно легенда. Шутка сказать аэроклуб имни М.М. Громова.
Самый знаменитый в стране. Прямой соперник Чкаловского
 И ещё кто кого! Вот Губанов Виталий Сергеевич, лётчик супер,
 вот Александр Николаевич Соколов. Многократный чемпион мира-
планерист и командир планерного звена. Владимир Александрович
Божков. Лётчик ас! Парашютист. Тамара Первушина
-мастер-примастер парашютист из сборной ВДВ. Владимир Яковлевич
Якшов. Многократный чемпион мира -парашютист. И много - много!
Кроме вторника, технического дня, шесть дней, с рассвета и
до темна, гудят моторы. Раскрываются купола. Расчерчивают небеса
планеры. Вся молодёжь там. И старички есть. Неувядающие.
    Проснулся Вадик, потянулся, в меру приличия, посреди  города.
Приходите. покажу. Второй этаж, вход слева, по морзянке sos.
Яволь, Вадик. Ты трудись. Посмотрим. Смотри. не умчись за
пределы солнечной системы. Как тебя найдём?
 Ты чо? Провидец? Вдруг встрепенулся Вадик. Откель мысль такая?
Какая мысль, Вад. Какая мысль. Это у тебя открытым текстом
на всю физиономию написано. Да и поведение казачки твоей
наталкивает на размышления. И Борис Осипович, имея ввиду
его принадлежность к избранному народу, так запросто отдал
половину корпуса в твои золотые ручки. И грунт, который по
ночам таскали твои работники на второй этаж. И в областной
библиотеке твой формуляр явно вопиет о внеземных просторах.
Вадик, а  редкостная книжка о космической навигации тебе
для проектирования лесоперерабатывающих машин нужна?
  -Вадик, не темни, всё прозрачно.
Умник помолчал. Пошевелил извилинами и выдал:
-конечно, если некто с отличием закончил высшую школу
разведки, получил диплом, где прописано, что оный есть
разведчик и диверсант, да ещё и аналитик, к тому же
обладает обширной практикой во всём мировом пространстве, то
что значит маленький секрет, от ближнего окружения, маленького
простого советского инженера.
 Знают двое, знает свинья -говаривал шеф гестапо Мюллер,
 выдохнул с грустью Вадик. Надо сворачивать проект. Вовремя
смыться-половина успеха. Так говорят в вашей разведконторе?
 -Нет, Вадик, в нашей конторе говорят другое. "Знаешь -молчи,
надо -помоги! Своих -не бросаем!"
-Так что трудись спокойно. Прикроем, если кто излишне любопытствовать будет.
Вадим Андреевич расплылся в улыбке: коньяк с меня!
Ага! Это когда вернёшься через миллион лет?
Ладно, спасибо, я уплыл.
И Вадим Андреевич, слегка припадая на левую ногу, скрылся
в сторону Госбанка.
Полный живот, тёплая погода, отсутствие долгов. не вызывают
желания мчаться на работу, сидеть за кульманом и выжимать
из собственных мозгов нечто невиданное для общего пользования.
Скорее наоборот. Умотать на реку, благо она рядом, сложить
под кустики барахлишко и окунуться в чистейшие воды нашей
красавицы Белой.
Начало своё берёт от ледников и сразу идёт могучим потоком. Потом принимает множество речушек типа Киши,
становится такой грозной силой, что не всяк отважится и
выкупаться. У Гузерипля она, ещё молодая, ворочает каменья,
гудит, но прозрачна до дна. Кто не знает, это обычно приезжие
туристы, пытаются с валуна или обрывчика дотянуться ножкой
до дна, но скользают вниз и...с головой. Дыхание схватывает,
глаза ловят голубизну воды и человек, пингвином выскакивает
на берег. Если, конечно, не схватит судорога. Всяко бывало.
Всего то четыре в плюсе. Обжигающе - холодная. А на песочке
не усидеть- раскалён. Требуется подстилочка. И воздух до
плюс тридцати. А рядом Киша впадает. Вся кишит, завивается.
Упирается в скальный выход, сердится, бьётся. Форель
выпрыгивает подобно летучим рыбкам, проблёскивает всеми
цветами радуги. Но скала стоит мёртво и Кише приходится
смиряться. Растекаться широко и вливаться в Белую.
 У Майкопа Белая разделена человеком на два русла.
Рабочая часть идёт по каналу на ГЭС. Остатки текут уныло
по старому руслу, питая купальни и сохраняя необходимость
висячих мостов.
 За ГЭС река снова становится мощной и далее течёт через
Говердовский, Ханскую, Белореченскую ....
 Когда наш Аэроклуб базировался  прямо в городе и лётное
поле было на окраине за мясокомбинатом, в этой нашей
реке-красавице чуть не утонула начинающая парашютистка. Наташа
Пивоварова.
Дело было по весне. Теорию, вызубренную за зиму, начали
реализовывать на практике, т.е. начались прыжки.
 Наталья уселась в переднюю кабину, выполнила все регламентные
операции. Инструктор проверил и дал "добро" на прыжок. По-2
вырулил, притормозил на старте и бодро полез на высоту.
Вот выпало "тело", вытянулся купол, оборвалась обрывная стропа.
Купол наполнился, а это квадратный ПД-47, всё идёт штатно. Но
парашютист не пошёл вниз, как предусмотрено заданием, а полез
вверх. Да так быстро, что  вот -вот и скроется. Самолёт следом.
Кружится, вьётся. Пилот кулаком грозит. А что девчонке с её
ручками. ПД-47 требует могучих рук. Это не крыло, где рули,
как захочется. Это грубый жёсткий квадрат. Да ещё и
первый прыжок. Скрылись оба. Прыжки мигом зарубили. Все
притихли, прекратив обычную возню на квадратах. Глаза на
небеса.
 А Наташку утянуло восходящими потоками за две тысячи и
несёт попутным ветерком прямо к Белореченской. А это более
двадцати километров от аэродрома. Да не по прямой тащит, а
с кренделями. Ну, как ветру хочется. Как он, ветер, с восходящими потоками сообразит.
 Наташка и плакать устала. Совсем обессилила. Всхлипывает и уже и за лямки не держит.
Провисла в подвесной системе. И веса то чуть за сорок. Пушинка
для природы.
 А пилот кружит рядом. Помочь не в силах, но хоть следит.
Вот эта парочка выходит на границу Белоречки, потом резко
потянуло вниз, к холодной воде. А там Ж.Д. мост. А на мосту
охрана с винтовками. Как обычно женщины. Те в панику, мол,
на военный объект нападение, парашютист и самолёт. Да давай
смалить из своих винтарей. А парашют тянет вдоль реки и ниже,
ниже. Последние метры до воды, и Наташка падает на кромку
берега. Купол свалился бочком и частью лёг на воду.
 Ох, тут Белая и обрадовалась. Когда ещё такое бывает. Она
быстренько свернула мокрую часть в жгутик и потащила Наташку
по гальке. Та ничего не может сделать. Не может расстегнуть
карабины. Ну, всё. Конец девчонке. И тут пилот, совсем зелёный,
как лётчик, сажаем машину на бережок. выскакивает и тянет купол
на сушу.
 Да, ребята! Но это же Белая! Горная быстрая река.
А купол намокает, притапливается.
На выстрелы, да и наблюдая всю эту картину, набежал народ. Кто
ринулся в воду, а она дико холодная, весна ведь только
началась, выловили купол, тянут на берег. Кто тащит Наташку
 из воды, куда её уже втянуло. Осилили. Начали снимать парашют.
Только за грудную перемычку, а Наташка по физиономии: "не лапай".
А как снять? Ну взрослые мужики девку уняли. Высвободили от
подвесной системы. Раздевайся , девка, сушись. Холодная  вода.
Оно то так, но в те времена, а это конец пятидесятых, девка скорее умрёт, но тело не обнажит.
Спасли положение женщины мостовой охраны. Они увели Наталью
в свой домик, обогрели, высушили.
 А мужчины подняли на руки "Кукурузник", со всеми подобающими
словами, придающими силы, вынесли на дорогу, поставили
хвостом к мосту и растянулись по этой новой ВПП, обозначая,
где через дорогу проходят провода.
 Высохшую Наташку усадили в кабину, самолётик бодро разбежался
и в том месте, где было можно, резко ушёл вверх.
Развернулся, покачал крылами, отвечая на приветствия земли,
и благополучно вернулся домой.
 Потом аэродром перенесли на х. Октябрьский, в десяти км. от
города, где он и по сей день. Но не работает. Ибо новая
революция всё сломала, а строить не собирается. Парк машин
распродали, народ разбежался, кто куда. Витя Куприн, мастер
спорта, последний начальник клуба, один из лучших лётчиков,
покомандовал Аквапарком   на южном море, потом в Краснодаре
рынком заведует. Ирина, мастер спорта -планеристка. Чемпионка.
Выращивает собачек. Лучший планерист клуба Валера -торгует на
железном рынке всякой мелочью........
Нет! Не стыдно! Всякий труд уважаем.
 Но, простите, господа, что в нашей могучей Державе нет работы по специальности? Не нужны асы? Или опять всё "до основания, а затем..."   Слишком безрассудно, господа! Преступно!
Вадик зашёл в свой отдел. Начальник НИО скосил на него свои
карие очи, но ничего не сказал. Раз сам Борис Осипович
благоволит к Вадьке, как он его всегда про себя именовал, то
пусть так и будет. Тем более, что долгов по работе нет, задел
по темам большой. Пусть прогуляется. Да в лабораторном
корпусе повозится со своей идеей. Конечно, хотелось бы и
заглянуть, но двери заперты всегда. А сиё поддерживает. опять тот же, Борис Осипович.
 Вадим Андреевич умостился за свой стол, осмотрел пространство,
покивал головой приятелям и задумался.
Вот проныра этот шпион-разведчик. Ведь по крохам вычислил всю
затею. Да и, собственно, для чего? Ведь ему это сто лет не
надо. А зачем прицепился? А может это мне так мнится?
Может и в самом деле всё на виду, а я как в секрете от самого
себя держу. И казачка моя, что то в языки ударилась. Мало ей
немецкого и французского. Теперь итальянский учит, английский.
Туда, куда я хочу, это не надо. И что, она собирается со мной
путешествовать? А дети? Кто за ними догляд вести будет? Или их
с собой брать? Собственно. это здоровая идея. Вся семья вместе.
И там вряд ли понадобится знание школьной программы по всем
предметам. Не тот профиль. И цель не та, что бы блистать
формулами. Ладно, сколь можно, столь и будем таить.
 "Алексеич", -окликнул он своего прямого начальника, -если что,
я в лаборатории."
Давай, откликнулся тот из-за вороха бумаг. Он, начальник,
с великим удовольствием тоже двинул бы в тот корпус, где у
него ещё с прошлого года стоит не оконченная работа. Где совсем
другой мир. Но эта куча бумаг должна быть прочитана, осмыслена
и подписана. Без его подписи они здесь и высохнут, не
сдвинутся, а это план. За это отдел получает зарплату.
 Вадик прошёл через двор, посмотрел на Марию Адамовну,
которая с любовью обрезала розовые кусты, вздохнул слегка,
от её прекрасных обводов, но, прижав внутренности, вошёл в
таинство творений.
Всяк занимается своим делом. На остальное и остальных-ноль
внимания.
Вадик вошёл к себе. А что здесь у него. Ничего! Ни железа, ни
проводов. Ни сложных схем, ни заумных приборов. В большом
ящике, что почти на всю комнату в 100 кв.м., метровый слой
обыкновенной земли. Из грунта торчат молодые берёзки, дубки,
клёны. Группкой держатся рябинки, рядом пяток ёлочек. Несколько
скамеечек на пару человек, стол. Настоящая железная суворовская
кровать под суконным одеялом. Вот и всё видимое в этом уголке.
А что не видимое? А невидимое лежит в грунте. Это какая то
паутина металлических нитей. Собственно это и есть главная
идея, реализацией которой Вадим Андреевич и занимается.
В материалах трудностей нет. В городе любых проводов и
проволочек -море. Это и военный 20-й завод. Это громада
точрадиомаша, это грандиозная городская свалка, где можно
найти всё нужное и в любом количестве. Нынешнему человеку
не понять это. Как это на свалке?
Объясню на примере. Майкопская обувная фабрика. Шьёт и на план, и на заказ. Любую обувь!
Вот приходит контейнер с кожей.
Открывают, а там крысы. Товар испорчен. Составляется акт.
Подписывается, ставится необходимое число печатей и....всё на
свалку!
 Не будут же перебирает эти сотни листов кожи. Выбирать
целые, обрезать, мучиться. На фабрике конвейер. Лист пошёл по
столу, стал, штамп выбил заготовки, обрезки свалил в ящик
отходов. Следующий лист. следующий....План. программа. Кто там
будет возиться. Брак зафиксирован. Списано. Бухгалтерия строго
отследит убытие на свалку. И документ оттуда, приложит к акту.
Придёт новый контейнер. Работай себе, как и положено.
А простой горожанин не в претензии. Он переберёт и десяток.
и сотню листов. Отберёт нужное и, смотришь, товарищ щеголяет в
прекрасной кожанке.
Вот Вадик, в основном. и пасётся там. Конечно, в таком злачном
месте свои прибамбасы. Свои кумиры, свои нравственные ценности.
Но, коль ты по человечески. то и с тобой так же.
 Если быть предельно честным. то Вадик идею почти спёр. Или,
опять же , если быть предельно честным, его натолкнуло на идею
происшедшее не так давно.
Суть была вот в чём. Как всякий инженер-избретатель Вадим
Андреевич обязан был дежурить в ВОИР на предмет оказания
помощи молодым изобретателям. Особливо в плане составления
Заявки. Это процесс тонкий, точный. Требует очень серьёзной
умственной работы, знания вопроса и умения.
Приходит парень. Достаёт два спичечных коробка на колёсиках.
Ставит на стол трамвайчиком.
"Смотрите," -и начинает приближать один коробок к другому.
В какой то момент. стоящий спокойно коробок, сдвигается с
 места и … отъезжает. Снова подвигает автор первый коробок. и
снова отъезжает второй. И так раз десять.
Вадику понятно. В коробках магниты. Он поворачивает коробки
обратными сторонами и они моментом "присасываются".
Ну и что ты, брат, от меня хочешь? Что я могу в заявке написать
нового на эту тему. О взаимодействии магнитов известно всё.
 Нет, товарищ конструктор, здесь только модель, а по сути это
принцип движения в межзвёздном пространстве.
Вадик обалдело смотрит на автора.
-Расскажи, не доходит до меня.
Тут всё просто, мило улыбается автор. Вот эта коробочка,
Например, галактический корабль, а эта то, что движет этот корабль.
Вторая, приближаясь к первой, толкает этот корабль. И топлива не
надо, и лети, сколько хочешь.
 Подожди, а кто будет вторую приближать к первой,- недоумевает
 Вадик.
Так сам космос и будет приближать.
А как он, этот твой Космос будет её приближать? Он что, такой
 Умный и расточительный, и всё умеет, и только ждёт команды твоей?-уже
 заводится Вадик. Какие силы возникают и от чего в этой второй коробочке.
 Куда направлены, какая от них польза кораблю?
Это уже второй вопрос. Первым надо застолбить новизну
 изобретения.
-Так в чём она, эта твоя новизна? Не доходит до меня.
Вы что, делает хмурое лицо автор, -не желаете стране получить
приоритет в области межгалактических полётов. Вы хотите, что бы
мы, когда подойдёт время, платили иностранцам? Я буду
 жаловаться!
 Да пошёл ты....возмутился Вадик. Я три часа пытаюсь уразуметь
этакое твое изобретение, но ничего не вижу в нём хоть сколь
нового. А жаловаться захотел, так иди. Пожалуйста.
Настроение упало до самой нижней отметки. Вадик ещё пытался
хоть что нибудь уразуметь, но не смог. Два магнита, два магнита,
вдруг запел он на мотив "Ах, вы, сени, мои сени, сени новые
мои. Сени новые,
кленовые решетчаты...и!" Но составить формулу изобретения он так и не смог.
 Автор тоже рассерчал, хлопнул дверью и вывалился на улицу.
 Потом потопал по главной прямо в ВОИР, к начальнику.
Тот принял его, выслушал внимательно. Вы знаете, товарищ автор,  ведь
  вас принял прекрасный консультант по этим вопросам.
мы ему поручаем
самые сложные дела. А вы не могли бы мне рассказать о вашем
 деле. Я ведь
тоже инженер, и стаж у меня много десятков лет. И областное
 общество
рационализаторов и изобретателей давно возглавляю.
Автор достал свои коробочки и повторил все манипуляции, что и
 Перед Вадиком. Начальник слушал, слушал. Внимал, внимал. Но судя
по выражению
его лица, суть не доходила. Он задавал те же вопросы что и
 Вадик, пытался
объяснить автору, что силы по щучьему велению и авторскому
хотению не
появляются, тем более в Космосе, который мы только начинаем
 осваивать.
Но автор насупился:-все вы одинаковые. Не хотите Родину
 прославить.
Тут вскипел начальник Всесоюзного Общества:- ах ты говнюк!
 Ты Родину не тронь!
 Я четыре года из окопов не вылазил. И вшей кормил, и раны
 получал, и Победу
 одержал. Ты мне не тычь своими магнитиками. Я тоже инженер
 и понимаю
в технике и законах физики. Изобрёл он хреновину.
 Так и паровозы бегали бы
без угля, и машины без бензина. Все дураки! Один умник нашёлся.
 Во давай я сяду
в вагон, а ты своим магнитом №2 толкай меня. Я посмотрю, что
 из этого выйдет.
 Постепенно Николай Иванович успокоился, сократил речь до
 минимума: давай, топай отсюда. И не морочь голову ни себе, ни людям.
Автор откланялся молча, видно это не первое возражение против
 его идеи он выслушивает. И, наверное, не самая бурная форма
 выражения. Ибо
сначала он на своём заводе пытался протолкнуть идею. Но
заводские
инженеры, которые, в основном, нацелены на выполнение плана,
 его
"прокатали" и "отшлифовали" до зеркального блеска. Обозвали
всякими словами
и перестали с ним, на эту тему, общаться.
 Тогда поборник славы Отечеству идёт в Горком. К первому.
 Женя Ивон тоже
инженер. Сначала он внимательно выслушал суть жалобы и пометил,
 кого и когда
вызвать на бюро и чем "наградить". Тем более, что сигналы
уже поступали
и можно всё сложить до кучи и примерно, в назидание остальным.
 проработать.
 Ладно, я понял по жалобе. Меры примем и сделаем. А теперь,
пожалуйста,
товарищ автор, мне изложите суть изобретения. Про выгоды и
 славу не надо.
Я это здесь сидя и блюду. Вы мне доходчиво о сущности вашего
 открытия.
Снова коробочки, снова игра в паровозики. Женька парень
толковый. Не зря
его поставили на такой высокий пост. И инженер он сильный.
 Но вот, ни как
политработник, ни как инженер он не может понять сути
 предлагаемого.
Вы знаете, осторожно говорит он автору, это очень смахивает
 на ситуацию,
 когда Мюнхаузен сам себя за свою косичку поднял, вместе с
 конём, вытащил
из болота и перенёс на сушу. А там опустил плавно на землю.
 Вы поймите, что
этого не может быть. Внутренние силы замыкаются во внутренний
 контур и
взаимодействовать с внешним контуром не могут. Это аксиома.
Долго бился первый секретарь Горкома, но успеха не поимел.
Вы, товарищ автор, дайте мне пару дней. Я на бюро поставлю
 вопрос, мы вам поможем.
Довольный изобретатель уходит, а в маленькой двух комнатной
 квартире звонит телефон.
-Привет! Чем занят?
-Да, собственно и ни чем. Тему и машину сдали, шеф три дня
 дал передохнуть. Вот
 грибов  набрал на Зиралях. Приходи, пожарим.
 Сейчас буду. И первый топает  по Ленина в эту квартирку на
 пятом этаже.
Поздоровались. Подсели к столу. Перебирают грибы. Так, трёп
 ни о чём.
Приятельская пустая трепотня. Рыбалка, лес, грибы. Потом
 нажарили
большую сковородку. Женя достал "Московскую" белоголовую,
 которую
прихватил в "Кавказе".
 Жень, ты чо?.
Чо, чо? Ты думаешь первый секретарь, в рабочее время. может
 за просто так
уйти с рабочего поста и грибочки с тобой жевать? Нет, друг,
 тут дело
необычное. Не то, что особой важности, но пахнет большими
 неприятностями.
Понимаешь, такой настойчивый тип, толкает чистого барона
 Мюнхаузена, и
желает на это получить авторское свидетельство, как на
 изобретение.
Я тебя прошу, сочини такую заявку, пусть в Институте Патентной
 Экспертизы
голову поломают. Там академики, учёные. Разные заумные
 профессии. Я нутром
чую, что этот парень дойдёт до ЦК. С одной стороны, может до
 наших
мозгов не доходит, а там дадут ход этой мысли. С другой
-прикроемся ответом
экспертов.
 Пока ели грибы, пригубили "Московской", Женя всё пересказал.
 Да, Мюнхаузен
 явно прибыл в наши края.
 Хорошо. Денёк дай.
Бери два. Я выторговал целых три.
А ведь интересно. Это не вагоны на путях. Это Космос.
 Там пустого мета нет,
хоть мы и думаем, что пустота. Из пустоты мир не создашь,
 даже если думать
 земными, человеческими категориями. А всякие энергии, а разное
 то, о чём мы
представления не имеем и чему не учат в институтах. Интересно.
 И на парня
глянуть. Кто такой. Может ему с самого Самого Верха такая
 мысля внедрена.
Так вот при сковородке с грибами и початой "белоголовой"
 составилась заявка,
в которой главной мыслью было взаимодействие энергий космоса
 с человеческим
изделием.
Секретарша ВОИРа бодро отстучала на машинке. Начальник,
изучив написанное, покрутил
своей лысеющей макушкой, похмыкал :"Женьку спасаешь? Ну, ну.
 Вляпаемся по уши.
Кто барона звать будет? Вы же с партией первые смоетесь.
 Всё на мою шею ляжет.
 Заставят опытный образец делать. Вот помяни моё старческое
 слово. Но подписал.
Расыльный нашёл автора. Положил заявку: прочитайте, какие
 замечания. Если нет, то
 подпишите.
Автор не изображал умника, радостно, не читая, подмахнул и
 бумаги отправились
по адресу.
Как уж там читали, как обсуждали или материли всех нас
 весте взятых, но ответ
должен быть рождён и направлен автору.
 "В связи с большой сложностью поднятого вопроса и
 отсутствием данных науки
по этой тематике, ВНИИПЭ не может выдать авторского
свидетельства."
И большое
приложение с  именами учёных, которые эту заявку рассматривали.
 Автор в ВОИР. А там отвечают, что всё, что можно было сделать
 и о чём вы
просили, мы сделали. Что мы можем против светил науки,
 которые вот перечислены.
Автор уже в обкоме. Обком собирает лучших инженеров города.
 Те сначала
в хохот, но дело уже в Крайкоме.  И край своими могучими силами ничем
не может помочь автору. Все поминают барона, его фантазии,
 но на этом
и кончается. И партия, при всей её силе и могуществе,
не может написать
противопоставление отказу,  оставить в силе заявку на
 изобретение.
 А автор  жалуется в Москву.
Москва дама очень серьёзная. Она не приглашала автора с
 его коробками. Пред очи
секретаря ЦК предстали первые партийные лица области и края.
 Как там говорили -
для нас тайна. А вот решение настигло всех участников.
 Автора
назначили главным консультантом, а написателя заявки, учёных,
 которые отклонили
заявку, и ещё пристегнули десяток учёных и ответственных
 работников Академии  и
министерств, входящих в Космос, заставили работать. Дали помещения, большие
деньги. И что?
 За три года совершенно интересных трудов родилась сначала
 теоретическая часть,
 а затем, и вполне удачные практические результаты. Энергия
 Космоса, если её хоть чуть уловить и направить по своему желанию
 -неисчерпаема и неописуемо огромна.
 (Кто бы сомневался!) И вполне
можно не коптить небо, сжигая газ, уголь, нефть. Всё чисто
 и вдоволь.
 Собственно, всё оказалось предельно просто. Сеть, как
 рыболовная. Только сложнее.
 На столько, на сколько Космос сложнее рыбы. (Примерно так.)
Неожиданно тему закрыли. Все помещения заперли и опечатали.
 Разговоры пресекли. Наложили статус государственной секретности.
Взяли подписку о не разглашении. Потом щедро осыпали подарками в виде учёных  степеней и званий,
запретили покидать пределы РСФСР и ....отправили по прежним
 местам службы.
Приятным сюрпризом оказалось, что по месту работы шла обычная
 зарплата, как обычному командировочному. Только премии зажали. Да, ладно.
 Вот тебе и пара коробочек с магнитами, вот тебе и направляющая и
организующая сила Партии.
 Всегда бы так. И во всём!?
 Наверное,  эти наработки  Вадик и задумал использовать в своём
 проекте. Тем более, что он их и разрабатывал в той очень приличной компании.
 И разглашения нет. И  РСФСР не покидает.
Но это мы думали так. А Вадим Андреевич был на голову выше,
 в своей идее.
Он вдруг заинтересовался древними языками. Арамейским,
греческим. Частенько
мотался в Москву и просиживал в Ленинке.
(Самолёты из Майкопа летали ежедневно
и билет  стоил в оба конца 25 рублей. А если сдружишься
 с экипажем, то всегда
найдётся уголок и для "зайчика".) По МБА (межбиблиотечный
 абонемент) получал массу
церковных книг. И читал, читал, читал.
 Нет. Никто его от обязанностей по службе не освобождал.
Он всё делал точно.
Но его комната в лабораторном корпусе стала пахнуть ладаном,
 частенько горели свечи
вместо электричества. Изредка видели священника. Но, как
мы поняли потом, что хотел
узнать Вадик от служащего церкви, тот просто не знал. Не
 в том плане его
служение и подготовка.
Далее Вадик постигал сам. Тени таинственности на его лице
 не обозначалось.
Поведение ни сколь не изменилось. Но внутренне он становился
 другим.
Как то пути житейские свели нас на конференцию по
 национальному вопросу.
Некоторых эта тема постоянно беспокоила. Нам же  она ничего
 не давала. Ибо мы
не видели этого вопроса ни в чём. И никогда не ломали себе
 голову кто русский,
кто армянин, кто черкес или ещё кто. Работы валом. Только
успевай проворачиваться.
Какие различия? Какие отличия? И зачем? И толк какой?
Но приказ есть приказ. Топай, сиди. Делай умный вид. Ибо
 почти все читали
газеты, журналы или, кто помудрей, книги. А зачем время
 впустую терять?
Присутствую же. Вы этого хотели? Вот я и есть здесь. А что вы
 там будите
обсуждать, делать доклады, принимать давно готовое решение,
 меня не интересует.
Работа не различает национальностей. Её делать надо. Тогда
 будет и хлеб на столе,
и одёжа на теле, и в кино можно сходить. Т.е. классическое:
 хлеб и зрелища.
В современном исполнении.
Сидели мы рядом. Вадик протягивает книгу: -читай тут.
 Иисус вошёл в комнату затворёнными дверьми.
Что ты на это скажешь?
А что бы ты хотел услышать?
Ты не еврей?
Нет.
А что вопросом на вопрос, да ещё с таким национальным акцентом.
Так Вадик, конференция на эту ж тему.
Я серьёзно.
Давай проанализируем. Это случилось после Воскресения Его. Тело человеческое
умерло, вместе со своими свойствами. Следовательно,
 по Воскресении появились
или вернулись, новые свойства, которых человек, при обычной
 жизни, не имеет.
Если. не открывая дверей, войти в комнату, иметь при этом
материально-
ощутимое тело, то это может означать только одно.
Для такого тела нет пространства
и, наверное, времени.
Как это понять, что нет пространства?
Ну, примерно так, где хочу, там и нахожусь.
Но материя не может обладать таким свойством. И через стену
 проломиться
я не могу. И пролом останется. Что приобретает тело? Может
 это сугубо
Божественная сила являет такое свойство и только Иисусу?
Вряд ли Вадик. Ведь Евангелие написано не для простого
перечня чудес,
а для научения нам, людям, как минимум. И примеры приводятся
 для этого.
 В том числе и этот. Ведь ощупывали ученики тело. Раны от
 гвоздей. Одежда, в конце
концов, на тело одета была. И рыбу ел, и мёд. Руками брал,
 в рот клал.
Материя явная. Не призрак.
 Да. Но дверьми затворёнными!
Я думаю, что здесь показано, каким станет каждый человек по
Воскресении. С какими
свойствами тела, в том числе.
Да. Но тогда получается, что тело, при появлении желания
переместиться в
пространстве, рассыпается на атомы или ещё что мельче, а там
 куда намечено,
формируется в обычное свое состояние.
Это ты,  Вадик, как нас в школе учили. А здесь, без сомнения,
 не так.
А как?
О, если бы  знал. Я  сейчас не здесь сидел, а в Крыму на
планере летал.
 Шеф тебе налетал бы. Он и так еле наскрёб должное число
 участников.
И всё же? Как материальному телу пройти через стену?
 
Почему ты упёрся, что оно материально. Оно Духовно, но
ощущается, как
плотная материя. Может такое быть?
Не исключено, не исключено. И мы по воскресении будем
 духовными. Ибо сказано,
 что жениться и плодиться Там не предусмотрено. А из
 Духовного в материальное,
это регресс. Он недопустим. Невозможен.
А как же быть тогда? Как перемещаться в пространстве по
принципу "куда
хочу, тут и есть".
Никак! Не предусмотрено Высшими планами такое. Сиди дома,
 совершенствуйся
и достигай духовных высот по месту жительства. Задача вполне
 решаемая
без космических путешествий. И, при этом, решается главное.
 Где по Воскресении быть!
 -Это я усвоил. Не очень доверяя переводам с языка на язык,
 сам читал древнии
тексты. В сущности переводы правильные. Главное не искажено.
 Но вот дверьми затворёнными,
это ещё осмыслить надо. Не всё так просто. Дух бестелесен,
 а тут
материализация. Твёрдое тело. И для нас научение. Вот и
 думай. Телом летать,
или духом. Или воображением.
 Вадик устроился поудобнее, затих и явно задремал,
 под однотонные звуки,
однотонных речей. Мудрое решение!
 Но мысль из одной головы переместилась в другую. А и правда,
 в чём суть
явления. Тело на ощупь -обычное. И одежда, обувь. А ведь
 сквозь стену. Жаль
не описаны подробности. Как Он стал перед ними. Сразу посреди
 комнаты, или шёл
от стены или двери. Конечно, не в этих деталях суть.
 Но земной инженер мыслит
по земному. И упрекнуть его в этом, ну, никак нельзя.
Вадик дремлет. Дрёма заразительная штука. Вот и видится
сквозь эту дрёму
большая горница. Сидят испуганные ученики. Двери заперты
 из-за боязни нападения
ожесточившихся фарисеев. Они молча и без аппетита едят рыбу.
 отламывают
пчелинные соты. Глаза как и притуманены. Но вот они видят,
что посреди комнаты
кто то стоит. Не сидит с ними за столом, а стоит один.
 Они непроизвольно
протирают глаза. Уж не видение какое. Нет стоит. И кто?
 Сам Господь.
Они вскакивают. Теснятся к нему. Самый осторожный бежит
 проверить запоры
на дверях. Всё заперто. Дух! -мелькает мысль. Но Господь
 успокаивает.
Осяжите меня. Вот руки. Раны от гвоздей. Пробитое копьём
 ребро.
Потом подходит к столу. Берёт рыбу. Ест, как обычно. Потом
 кусочек сот
отламывает и кладёт в рот.
Да! Это Господь. Радость наполняет сердца. Страх уходит.
 Господь с нами!
 Кончилась конференция. Приняли и огласили решение.
 Все проголосовали "за".
Галочка поставлена. Жизнь продолжается. А кто то вот таким
 макарчиком и на
орденок запретендует. И посвёркивать им будет на таких же
 мероприятиях, а,
может, и по служебной лестнице взойдёт. Всё от "ветра"
 зависит. Куда подует.
Вадим Андреевич неделю сидел в Ленинке. От открытия, до
 выдворения.
Что,Вадик, накопал?
Нет. Всё крайне расплывчато. Это как в сборочном цехе среди
 месяца: деталей
кучи, а машину не соберёшь.
Не связывается в моём инженерном мозгу. Лишняя материализация.
 Давит. Не
пускает мысль на простор. Вот кажется засветилось, вот вот
 пойму, а собрать
и выдать, как готовое изделие, не получается.
Сходи в церковь, в синагогу, наконец. Там толковые ребята.
Учёные.
Нет! Ходил. Не те заботы.
А что тебе их заботы. Ты своё добудь.
Моего у них нет. Их давит Епархиальный налог. Сугубая
материя. Найти, добыть,
уплатить и себе на прокорм что  оставить.
Не греши, Вадик, на служащих. Не хлебом единым....
Да я и не очень грешу. Но не могут они ответить мне так,
 как
 я хочу.   
Это другое дело. А может и нет такого ответа?
Может и нет. А хочется в готовом виде получить.
Вадик, ладно про высокие материи, а как твой звездолёт?
 Когда в путь к звёздам?
Вот тут и препона. Звездолёт, это вчерашний день. Это не
 перспективно.
В каком смысле?
В простом житейском. Например захотелось к вон той звёздочке.
 Направил,
топливо черпаю из самого пространства. Лечу. И лечу. И лечу.
 Состарился,
 помер, а всё лечу. Прилетел. Кто? Я? Меня давно нет! Корабль
 прилетел.
А мне какой интерес? Ни какого. Всю жизнь в запертой коробке.
 Или в анабиозе.
Нет! Я хочу другого. С комфортом и ....моментом. Раз, и вот он! Смотри, щупай.
Не понравилось, давай другую планету или галактику.
Вадик, а не рано ли?
Что рано?
Да при нонешнем развитии науки таким образом.
Так пусть поспешает наука. Мне не тысячи лет жить, а малое
 время.
Оно то да, но как из штанишек выскочить?
Поганенькие эти штанишки, я тебе скажу. Сколь тысяч лет
живём, а всё пешочком да на колёсиках с дымом. Что то не
вяжется со здравым смыслом. Не может развитие быть
такими хилыми темпами. Не может. Где то весьма сильно
тормозится. Либо сами тормозим.
Ладно, Вадик, не огорчайся. Давай с нами на рыбалку
смотаемся.
 Так у вас 4 места всего. Куда ж вы меня  воткнёте?
Не. Толик дачу купил. Домик в Абадзехской с участком
в 20 соток. Это против наших стандартных трёх - помещик.
Ему надо и домик подремонтировать, и теплицу соорудить,
и автоматику там устроить, что б зря электричество не
горело, и вспахать.
Так помогите ему хором. Вы мужики могучие.
-Нет. Там принято пахать. Они как то заборы открывают,
трактор насквозь весь квартал пропахивает, и если кто
не пашет, то все очень недовольны. Огороды остаются
не обработаны. Ибо трактор не может крутиться на пятачке
одного или двух хозяев. Это у них веками так. Ещё от
лошадно-воловьей обработки. Казачки! с характером.
 Так что одно место свободно.
А вы куда нацелились?
На Адамий. Есть такой аул. Рядом чуть не море. Любая
рыба и лови свободно. Ничья!
 Заманчиво. Сто лет на рыбалке не был. Лески давно
пересохли.
Ничего. Отмокнут.
Вы когда едете?
В пятницу после работы. В 17.30 отъезд от моего дома.
 Добро. Если не приду к сроку, езжайте без меня.
Ну, давай.
И Вадик потопал в лабораторию.
У нас лодка-самоходная. Т.е. обычная "Казанка", но на
четырёх колёсах от инвалидки "САЗ". Двигатель от
армейского тяжёлого мотоцикла. Всё по уму. И номера есть.
И регистрация в водной инспекции. Сначала на борту было
написано "Майкоп-1", затем по регистрации: КРМ-00-17.
Два сиденья от автобуса. Спинка к спинке. Поэтому сзади
седящии смотрят назад. Гаишники никогда не останавливают,
разве только рассмотреть. Но не более. По асфальту с
полной нагрузкой идёт до 70км/час. Нормально.
Сама по себе конструкция привлекала всех. Прокатиться желали
многие. И нашу лодочку удостоили чести и первые лица города.
Они взбирались по лесенке, усаживались с комфортом и
неспешно "проплывали" по улицам. Это было время, когда
начальство не пряталось от людей, было абсолютно доступно,
и народ отвечал тем же. Приветливо раскланивались, а
проплывающее начальство "делало ручкой".
 Книги почётных посетителей не имелось и такие поездки
не фиксировались. Но хозяин, он же и изготовитель сего чуда,
в городе значился и первыми лицами узнавался. Тогда это
было и приятно, и полезно. Ибо всё субъективно!
В 17.30 мы отчалили втроём. За рулём хозяин. Штурман -Славик
Гузев. У него бортовой журнал, куда от вписывает всё, что
происходит. Со всей своей скурпулёзностью. На заднем сидении,
привольно расположился, стоящий на должности "инженер судна"-
Лёня Петросян. Он, конечно не очень соответствует должности,
ибо у него за плечами Харьковский металлургический институт.
Он литейщик. И на заводе отливал всю чугунку. Но у нас выбора
нет. Мужик он хозяйственный и отвечает, в основном, за харчи.
Вот первая запись: экипаж - 3 человека. Толик Платонов
отсутствует по хозяйственной необходимости. 17.30 -старт.
Вторая запись: 17.50 благополучно минули выездной пост ГАИ.
Третья запись: на 32 км. из лодки выпал Лёня Петросян.
Дело было в том, что рядом с дорогой шло кукурузное поле.
Ну как не сломать десяток кочанов на варку. Съехали на
просёлок и Лёня, на ходу, стал выламывать початки. Но один
попался крепко сидящий, а выпустить из рук не хотелось.
Думал, ходом лодки оторвёт. Вот и вылетел Лёнечка за борт.
 Остановились. Ничего страшного. Главное початок в руках.
 Путь в сто километров для такой телеги, это много. Два часа
добирались. Наконец увидели воду. Ого! Море! И с островами.
Но и берег забит народом. Везде удочки торчат. Только где
камыши не дают до воды добросить, там никого.
Штурман даёт команду: "Полный ход, курс на камыши.
- Пробиваем и плывём на остров, что рядом с обрывом", на
котором стоит высоко сам Аул.
 Даём полный газ. Довольно быстро мнём бурьяны, рыбаки
обалдело оглядываются, машут руками, де, мол куда! там вода.
Но что нам тридцатилетним. Нам хоть вода, хоть огонь.
"На боевом!" -отвечает пилот. Полный газ и врезаемся в
сплошную массу камышей. Грязь шмотьями летит выше лодки,
 Лёня отбивает их, как мяч в волейболе. Но не всё
успевает и мы уже в этом иле, и в лодке грязь. Вот корабль
закачался на воде, винт, моментом включённый, осадил
двигатель, и  мы стали удаляться от берега.
Кто восхищался, кто выражал крайнее неудовольствие всем
этим шумом, а кто обалдело стоял, забыв про свои поплавки.
Таких было больше.
Вот и остров. Выбираемся на пологий берег, рулим к протоке.
Прибыли. Далее всё по, давно заведённому. порядку. Пилот
осматривает и готовит машину к возвращению, Славик достаёт
удочки и всякие снасти и забрасывает в воду, Лёня готовит
ужин.
"Командир"- удочек нет.
Как нет? Куда делись?
Их и не было. Контейнер пустой.
Мы трое рассматриваем пустой длиный ящик по правому борту.
Пусто.
А ну харчи смотри.
Пусто.
И винить некого. Это обязанности боцмана, на должности
которого Толик. А Толик дома. И он, зная, что остаётся,
конечно не готовил всё, что надо.
Вот положение. И нет ничего, и виноватых нет.
Так, братцы, шарим по карманам. Денежки, хоть сколько.
А что, и наскребли. Почти два рубля. Это если серого,
по 16 коп. хлеба, то на десять булок. Но нам и пары
хватит. Так что можно подкупить колбаски, сыру.
Может и местного, с рук.
А как с удочками?
Что гадать, в магазине должны быть.
Да. Но уже какой магазин работает. Всё закрыто.
По коням! Не просить же у рыбаков.
Осторожно въезжаем в воду. Рулим к дорожке, которая
начинается прямо из воды и круто лезет к аулу.
"Командир, гляди вверх."
А там, на обрыве полно народу. И стар и мал. Глазеют
 на наш "корабель".
А мы скребёмся по крутизне, где и подбуксовываем,
 но вылезаем. Но дальше невозможно. Толпа берёт нас в полон.
Всё осматривают, ощупывают. Сотни вопросов. Малые лезут
 в лодку: -дядя, покатай.
Люди, ратуйте! Нам в магазин надо. Хлеба, еды, удочки.
Народ на минутку примолк. Им невдомёк, что можно приехать
на рыбалку без удочек. Без еды.
И тут началось. Пока командир катает пацанву, битком стоящую
в лодке, потом взрослых, потом и старики взобрались по
лесенке и с торжествующим видом проехались по всему аулу,
народ тащит припасы. Тут и сыры, и масло, и мясо всякое, и хлеб
домашний, круглый пышный. И банки молока, сметаны,  кисляка.
И удочки всякие и разные. Удилища ореховые, осиновые, ольховые.
На целую бригаду рыболовов. И снова катания.
Вот уже и смеркается. Включаем фары. А свет мощный, прожектора.
Охают, ахают. И всё с любовью и радостью. Как и они это всё
сделали, как это общее и труд, и радость.
Но, вдруг, всё стихло. Аксакал пристрожал народ: -людям
пора на рыбалку. Хватит их задерживать.
И повалили в лодку всё принесённое. Хорошо хоть Лёня
 догадался сесть раньше и принимал подарки и гостинцы.
Тяжело гружёные порулили вниз. А мужичок идёт рядом и
подсказывает, что надо объехать кручу и там, где бухточка
ловить.
Спасибо!
Простите за отступление. У меня, пишущего сейчас эти строки
в 2021 году, вертится вопрос: а как бы встретил сейчас этот
аул такую ситуаию. Те ли остались адыги? Или их тоже, как
 и всех "новая жизнь" сильно изменила.
( Из середины 2023 года скажу: -очень сильно и не в лучшую сторону)
Ведь кто мы были для них тогда? Два русских парня и один
армянин. Случайные прохожие. Не более. Без нас аул жил своей
обычной жизнью. Но вот случилась неувязка. Нет еды, удочек.
И приходит помощь. Без корысти. Я представляю, как мы могли
бы обидеть всех, если бы попытались оплатить. И мысли нельзя
допустить.
 В воскресенье. Чуть после полудня стали собираться домой.
Рыбалка была удачной. Кг. по три -четыре на брата.
 Поднимаемся в аул надо вернуть удочки. У крайнего дома
тормозим. Зовём хозяина.
Мужчина лет сорока выходит, улыбается.
Как рыбалка?
Мы показываем улов.
И всё?
Да. Но это очень хорошо для нас.
Жена вас выгонит из дома. Два дня, скажет, что делали?
Вот этих мух ловили?
Да нет. Это очень удачно получилось. У нас просьба к вам:
вот удочки, что ваши люди нам дали. Как вернуть?
 Не надо вернуть. Не надо обижать. Это вам дали.
По другому нельзя. Рыбачьте и нас вспоминайте.
Рядом с ним два паренька лет по 15 -16. Он им что то сказал, те
мигом умчались во двор. А дворы у адыгов были просторные.
Большой дом. И много ещё построек. Всё сделано добротно
прочно и красиво. Нет хаток-завалюшек. Нет мусора во дворе.
Не бродит живность, не пачкает. Очень приятное впечатление.
Мальчишки появились с мешками.
Это вам от нас, сказал мужчина и приласкал ребят.
Счастливого вам пути. И не езжайте, как вы ехали, а
через аул прямо на главную дорогу. Там до Майкопа и сворачивать
не надо.
Раскланялись мы и порулили.
***
А в понедельник в городе ЧП. Некто решил, что липы на главной
улице старые, слишком затеняют тротуары (это то в южном городе),
и их надо убрать, заменив на молоденькие.
Это патология у чиновников. Всяк, заступив на пост. рубит
большие деревья  и суёт хмызинки. Как девчоночки с косичками.
Возникает неожиданно мысль, что у них (чиновников)  особая половая
ориентация. Или, может быть, чтобы вспоминали горожане, кто эти
каштаны на Пролетарской посадил...а я вот и не помню, по чьей
команде сажали. Сейчас, конечно красиво, но те, старинные
деревья, были куда привлекательнее.
Так вот. Валят липы у Госбанка. На глазах у людей. И люди
проходят мимо. И никто, представляете, никто не возмущается
до уровня действий. Только одна девчушечка стоит и плачет.
на вид студенточка. Но!....Одна. Вот так и свалили штук пять,
пока несколько энтузиастов не возопели на весь город, не
накричали на горком, обком, облисполком. Тогда только
прекратили разбой. И остальные липы были спасены, и
продолжают украшать город. И им ныне более 170 лет.
 А вот серебристые ели спасти не удалось. Ибо новая власть
ещё не упилась ... Ломает и крушит, и сажает в свою
память тонюсенькие хмызинки, вероятно намекая на свою
ориентацию.
Это тем более странно, что чиновничьи глаза смотрят
на Запад. Внимают и впитывают. А ведь там, в  этом гнилом,
как нас учили по политэкономии, Западе, старые деревья
не только сберегают, но и лечат. А к совсем старым, древним,
приставляют персонального лекаря. Как к историческому
Живому памятнику истории города, государства.
 От Винницы, в сторону Тульчина, до сих пор сохранилась
часть дороги, обсаженная липами. Это с тех времён, когда
Государыня Российская, Екатерина Вторая, посещала Крым, а
Потёмкин эту дорогу, что идёт по голой степи, украсил
липками. До сих пор живы. А тому уже более двухсот лет.
И даже в Великую Отечественную был приказ, что  без крайней
надобности не бомбить. Сохранить как национальное достояние.
 Вот и идёшь по городу, а повсеместно малюсенькие деревца,
жалостливо торчащие из горячего асфальта. А всё чаще и
экзотических пород. То с шариком вместо кроны,  то пикой
торчащие в знойное небо. Да! С  головой у «головы» явно не
всё в порядке.
Это, вне сомнения.
 Так шумно начатый с утра день продолжился во всех
 отделах, доходя до перебранки. Вот здесь, в родных стенах,
звучали обличительные речи, на что некоторые, ехидничали:
а почто вы тут орёте, шли бы в горком. Тут орать можно,
не опасно.
 Публика слегка притихала, но находила веские причины,
 что бы заодно пустить несколько колкостей и в адрес этих
трезвых ребят.
Но не всё вечно под луной. Утихли страсти. Уселись за кульманы.
И тут! Тут рождается машина. Новая. Вне государственного плана.
Вне зарплаты и премиальных. Машина по пересадке взрослых
деревьев. Собственно, она унаследовала от ранее
проектированных, достаточно многие узлы. От корчевателя пней
-стрелу и домкраты. От валочной машины всю гидравлику и
 управление. И многие машины отдела "поделились" с
новорождённой своими элементами. Новым был только вынимающий
ковш. И это было чистое изобретение, за которое ВНИИПЭ
моментом выдал авторское свидетельство.
Собственно пересадка свелась к тому, что подруливает эта
телега к дереву, захватывает намертво за ствол, наводит
этот знаменитый ковш и тот, смыкая свои челюсти, отделяет
дерево от земли. Далее всё просто: ковш опускает синхронно
со стрелой всё растение в ёмкость, открывается не стряхивая
землю. Всё, голуба, поезжай на новое место жительства.
Машину, сверх плана, сделал Машзавод. И она долго трудилась,
путешествуя по Адыгее, Краснодарскому краю, и даже в стольном
граде. Так и оставшись в единственном экземпляре. Но, наплодив
множество диссертаций, и, украсив города красивыми деревьями.
Вот такой мы народ!
Вадик в этой истории не принимал участия. Он сидел за своим
рабочим столом и размышлял о Высшем, Горнем.
Его земные мозги, совершенно прекрасные для земной работы,
не позволяли осмыслить задуманное. Здесь, как он сам был
уверен, сопромат и теория машин были настолько примитивны,
насколько чугунный утюг в сравнении с космической станцией.
А может и ещё больше. На его столе прописались на постоянное
жительство труды Василия Великого, Иоанна Златоуста, Макария
Великого, Оптинских Старцев, Новый и Ветхий Завет.
 Проходя  вечером мимо Троицкого храма, Вадик остановился и
долго слушал колокольный звон. Служба уже отошла. В храме
закончили уборку, а звонарь радовал мир удивительными
звуками. Какое то умиротворение царило вокруг. Вечер не  спешил
перейти в ночь. А как бы задержал шествие времени.
Звон стих.
 Вадик зашёл в храм. Пусто. Только одна лампадка мерцает
у иконы, что стоит посреди храма.
Долго стоял. Уже и ночь. И как кто то спрашивает, без слов
и звука: что, дорогой, стоишь? О чём мысли твои?  Что хочешь
знать и мочь?
Вадик вслушивается в себя. Ведь пусто в храме. Не от кого
слышать вопросы. Значит, они звучат из самого себя.
Но тут же и слышится ответ, что это не из тебя. Это Мои
вопросы к тебе.
Вадику захотелось сесть. Он рассмотрел у стены большую
скамью и опустился на неё. Она слегка скрипнула, приняв
нагрузку. И звук знакомый, так отвечает всякая машина. Порой
и бесшумно. Но Вадик всегда слышит это. И когда машине
предельно тяжело, он вмешивается в процесс испытания и
 выводит режимы на уровень нормальных. Порой изменяя даже
конструкцию. Сейчас скамья приняла без перегруза.
Но вот скамья скрипнула вновь. И немного прогнулась. Но явно
никого рядом нет. Пришлось даже рукой провести от конца до
конца. Никого. А сигнал от скамейки был. Это точно.
И опять голос: так что тебя в храм привело?
Не знаю. Вот зашёл и сижу. И мне здесь совершенно уютно. И
покойно.   
Да, но просто так в храм не приходят. У кого горе случается,
тот здесь. Ибо кому выплакать можно, что бы поняли, приняли,
разделили и утешили. Только здесь. Кто с радостью большой,
тоже, бывает, заглянет. Но это реже. И коротко. Свечу поставит
к образам и убегает радоваться своей радостью. Даже не хочет,
что бы с ним её здесь разделили. Это всё его. Не поделюсь.
Бывает приходят просить. Кто дитя, кто квартиру, кто
утихомирить мужа или остановить его в пьянке. Кто жениха
просит, кто невесту. Обычные житейские просьбы. Каждодневные
и постоянные. Но ты не по этим делам пришёл. У тебя другие
недоумения. Тебя интересуют внеземные проблемы, которые
ты сам и не осмыслил. И вот вопрос: для чего это тебе нужно?
То что ты говоришь знакомым, сослуживцам, это не истина. Ты
думаешь о другом. А путешествие по мирозданию, это вторично
для тебя.
Да нет, как раз это и есть цель моих размышлений. Побывать
на планетах, на других системах. Может где и людей встретить.
Посмотреть, как живут, что едят-пьют, как время проводят.
Мне всегда казалось, что во всём мире мы не одни. Что есть
похожие. Больше развитые или меньше, если так можно оценивать,
но есть. Может и поучиться у них и на земле применить.
 А для чего? Что земляне с этого будут иметь? И все ли получат
от этого пользу?
Не знаю, конечно, не все одинаково, но могут получить.
А тебе на ум не приходило, что на земле всё очень медленно
изменяется. Вот как бегал паровозик братьев Черепановых
по рельсам, так и бегает уже столетия. Как летели самолёты
опираясь крылом на воздух, так и до сих пор.
Человеку надо переместиться по поверхности земли из "А" в "Б",
а его возят не прямо, а по кривым, удлиняя путь.
На ум оно всегда приходило, но там только и оставалось. Куда
кричать? Кому? В чьи ушки?
Тебе мама сказки читала?
Конечно. И бабушка читала.
А что тебе там говорилось на эту тему, помнишь?
Помню. Это, кажется, Маленький Мук. Закрыл глаза, задумал,
где хочет быть, открыл -точно, именно стоит там, где захотел.
Ну, и ни паровоза, ни времени. Всё моментом и точно.
Вот так и мне хочется. Задумал, моргнул глазом, и уже, например,
на Марсе или в другой системе.
Хорошо. А если там нет атмосферы, как на земле? Чем дышать?
А если там температура 1000 градусов в минусе? Чем утепляться?
Добраться смог, но печально закончил.
И то так.
Получается, что твоя идея не продумана до кона. Отрывочные
желания.
Да, нет! Вот маракую такую автономную площадку, что бы она
сохраняла везде свои земные параметры. Тепло, воздух, влагу,
свет,....Всё, что нужно. И при попадании в другие условия,
абсолютно надёжно сохраняла свои свойства.
И как ты это мыслишь?
Мыслю так, что в мировом пространстве не пустота, а всякая
энергия везде. Следовательно, должно сделать такое устройство,
которое "возьмёт" нужные энергии и сделает из них потребное.
И как ты это мыслишь?
Вот так и мыслю, что надо заложить выходные, потребные
параметры, а система пусть сама в автоматическом режиме
выбирает себе "топливо" из окружающего пространства.
А вот скажи, ведь для того, чтобы твоя машинка получала
готовый продукт, она хоть чуть должна знать параметры
сырья? Примерно, как мы собираясь печь хлеб, знаем свойства
муки, воды, закваски, печи. Знаем параметры работы этих
составляющих. А как ты, не зная свойств пространства,
будешь "учить" свою систему работать. Давать заданные
параметры?
Пока не знаю. Ищу, думаю. Читаю, изучаю. Вот в храме сижу.
Про чудеса размышляю.
И что?
Пока ничего. Вот чудо в Хонях. Вода устремляется на храм.
Конечно, такая лавина моментом всё снесёт. Какой силой можно
удержать? А оказалось, что силы и не надо прилагать. Элементарно
и просто: открылась в земле щель. Вся вода туда и сошла.
Это как то напоминает, когда при строительстве града Петра,
на главной площади остался огромный камень, который ни чем,
по тем временам, поднять и перевезти было нельзя. Царь
испрошал иноземных инженеров. Те заламывали сказочные
цены за работу и долгий срок.
 Но, вот подошёл к царю простой работник (вот жизнь то была,
простой работник, рядовой!, мог запросто к царю подойти).
И молвит: что, Государь, иноземцы большие деньги за уборку
камня требуют?
Да, брат. Бешенные деньги. Используют тяжёлое наше положение.
Так, Государь, ты на них и  не опирайся. Ты нам, своим скажи.
Мы моментом и сделаем.
Что сделаете? Эту громаду уберёте?
Уберём, Царь.
А сколько ж ты запросишь за такую работу? Тоже тысячи?
Нет, Государь. Рубль сейчас и рубль после.
Государь посмотрел на работника.
Сколько времени тебе надо?
Сутки.
Всего то?
А что тут такого особенного? За сутки справимся.
А ёщё что надо?
Что б никто не мешал.
И всё?
Всё!
Держи рубль. Завтра в это время приду принимать работу. Но смотри, спрошу строго.
На другой день царь приходит на это место. Площадь пуста.
Камня и след простыл. Только караул вокруг площади стоит,
обеспечивая просьбу работника- что б никто не мешал.
А вот и сам исполнитель работ.
Добро здравствовать, Государь. Вот сдаю работу. Площадь
чиста. Давай обещанный рубль.
Государь, удивлённый до крайности, смотрит вокруг, смотрит на
иноземных инженеров. Те только плечами пожимают. Исчез
камень. Сам исчез. Чудеса.
На.
Работник отдаёт царский рубль помощнику: беги в лавку. На
половину угощай возчиков, половину им на овёс.
А скажи, братец, ещё недоумевает царь, камень то где?
А вот, Государь, ты на нём как раз и стоишь.
В каком смысле?
В обыкновенном. Он под тобой.
Что значит подо мной? Утонул? Провалился?
Нет. Мы рядом яму выкопали, полили водой, камень рухнул. Потом
заровняли выбранной землёй, а лишнюю вывезли.
Царь радостно рассмеялся. Вытащил пять рублей и даёт работнику.
Тот не взял. Прости, Государь, я не иноземец. Как
договаривались, так и добро. Эта работа только и стоила
рубля, но мы рубль ещё для радости прибавили. Ты, уж, прости.      
Да, но там земля сама разверзлась, а тут труд рабочих.
Там чудо, а здесь труд. Что общего?
Общее там и там одно. Надо! Для пользы дела.
Только исполнение разное и цель. В Хонях для укрепления Веры
в Творца, в Питере -для укрепления Веры в народ! Собственно,
в обоих случаях, для Веры.
 А чудеса исцелений? Помнишь, как  кровоточивая в себе
говорит: только коснусь одежды Его, и исцелюсь. И касается,
пробившись через теснящую Его толпу, и исцеляется.
 Но! Что говорит для всех Господь!
Кто меня коснулся? С Верою! И сила Моя пошла туда.
И сила исцелила. В одно мгновенье!
Вот  только что тело страдало, болело, а вот оно здорово.
И рука сухая, а мгновенно -здоровая. Вот дочь начальника
синагоги мертва, а вот встаёт живая и кормится.
Вот ветер дует, волнует воды, а вот ветер стих и, что
особенно, как бы противоречит законам природы, воды утихают
сразу.
Мёртвое, разлагающееся тело усопшего Лазаря, замотанное в
погребальные пелены, прилюдно выходит из гроба и сам
Лазарь жив и здоров. Обнимается и целуется с радующимися
сёстрами.
Что за сила такая? Где находится? Как действует?
Я вот и думаю об этом. Ведь не зря это всё так тщательно
прописано. И ведь не только Сам Лично Господь воскрешал,
исцелял, но и его ученики. В принципе простые люди. И пророки,
тоже люди.
Следовательно сила Господня может быть приведена в действие
и человеком, если говорить, да простит Господь, техническим
языком.
Кто то легонько теребит Вадика за плечо.
-Пожалуйста, проснитесь. Служба сейчас будет начинаться.
Вадим Андреевич смущённо озирается, но не видит укоризны
ни в ком. Успокаивается и решается остаться на службе.
Всё чинно и торжественно. Голос священника звучит торжественно:
"Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков!"
Хор радостно подтверждает: "Аминь!"
В храме не битком, народ стоит мелкими группками по 3-5 человек.
Почему? Почему не равномерно, а именно так? Что притягивает
этих людей друг другу? Внешних сил явно нет, а внутренне? И
спросить некого, да и не время.
Вот народ потянулся к одному из священников, который в
укромном уголке, как то странно беседует с каждым подошедшим.
Накрывает голову его частью своей одежды и шепчется.
Спросить, опять же, некого. И Вадик, пристроившись в хвост
этой необычной очереди, продвигается к священнику.
Вот и его голова прикрылась пахучей тканью. И тихий голос
священника испрошает: в чём грешен, брат.
Вадику ясно, здесь начало Истины. Здесь не хитрят, не
извиваются. Здесь исповедуют свои ошибки, которые на
церковном языке обозначаются, как грех.
Вадик смутился основательно. Этих грехов -без числа.
И промолчать нельзя и сказать стыдно. Но он слышит тот
голос, который с ним беседовал всю ночь: не дрейфь, брат,
это начало тропы к твоему успеху.
И Вадик, как то не очень сознавая что делает, выкладывает
совершенно для него новому незнакомому человеку всё,
 что вспоминается. А вспоминается с большим трудом, а ещё
труднее произнести. Да и как рассказать о чувствах всегда
охватывающих Вадиково тело, когда он входит в библиотеку.
Когда сама Ираида Аристарховна встаёт навстречу и приветливо
улыбается. Ах, Ираида,- всегда мелькает у Вадика одна и таже
мысль,- не тут тебе быть. Тебе на солнечном морском берегу
нежиться под солнышком и сводить с ума таких балбесов, как я.
И ещё дальше, и ещё откровеннее. Как это рассказать батюшке.
Но тот улавливает мысль и коротко обозначает: блуд! Как кол
вгоняет в Вадикову душу. И никуда не денешься, ибо именно так.
Вот таким образом и разгребли всё, что накопилось за всю, хоть
и не очень длинную, но жизнь.
 Наступило время Причастия. Так же в хвосте очереди Вадим
подошёл к Чаше. Принял Святое Тело и Кровь Христа. Отошёл.
Как бы ничего особенного и не произошло. Но, однозначно, и
случилось. Это чувствуется как то внутри, и которому Вадим
Андреевич не может дать оценки. Обычной, профессиональной
оценки технического, если можно так сказать, состояния.
Он забирается в свою лабораторию, звонит начальнику отдела,
что он здесь, и глубоко задумывается. Ни о чём! Просто
"отлетает" от земного. В пространство. В полное отсутствие
конкретных мыслей. Как бы сон наяву, без сновидений.

                ***
 Голубое пространство постепенно наполняет всё. И в нём
угадываются знакомые очертания предметов. Это очень смахивает
на изображение Юпитера, со своими кольцами, вот явная Большая
Медведица, но распластанная на половину неба. Она наплывает,
искривляется "фигурой", наплывает Полярная Звезда. Ближе,
ближе. Уже закрывает собой видимое пространство. Различается
центральная часть, вокруг которой "вьются" мелкие "мушки".
Прицел наводится на одну из "мушек", она нарастает, вот уже
только она и видна. Ближе. Различается поверхность. Горы, леса,
реки. Точно, как дома на земле. Цвет только необычный.
Абсолютно всё, как через оранжевое стекло.
Вадим Андреевич ощущает твёрдость грунта. Даже постучал ногами.
Как камень. Наклонился и провёл рукой по траве. Мягкая, как у
нас. Спустился к прудочку и опустил руку в воду. Жидкая. Но
быстро отдёрнул, ибо из воды высунулись чьи то мордочки,
которые ощутимо щипали за пальцы. Живые. Вадим присел на
большой, явно камень. Но тот "не принял" его. Встряхнулся.
И Вадим мигом поднялся. Тогда он решил прилечь на травку.
Но опять не получилось. Та, как бы отчаянно запротестовала.
Де, мол, грубейшее попрание её свободы и права.
Тогда Вадим завопил в пустоту, а как же мне быть? Ни сесть, ни
лечь? Что висеть в пространстве? Но и тут послышались твёрдые
голоса, что это  тоже есть нарушение прав живущих не на тверди
поверхности. Т.е. если перевести на земное понимание, то
ты есть чужеродное здесь существо. И тебе место не
предусмотрено, и тебе лучше отсюда убраться. Ибо могут
быть применены действия, по твоей ликвидации.
Вадим не хотел быть ликвидирован кем то и возопил: хочу домой.
Уже знакомый голос участливо спросил: - домой куда?
Как куда? У меня дом только один. Земля.
Так и это тоже земля.
Нет. Дом эта та земля, на которой меня мама родила, где я
всегда жил и живу.
Но ты хотел посмотреть миры.
Хотел. Но не представлял себе, что это вот так. Когда ты
чужой и тебя выгоняют.
А ты хотел под звуки фанфар вступать в другие миры?
Нет. Зачем мне торжества. Но и не так, где тебя ликвидировать.
Вадим, не греши на тех, кто тебя изгнал. Ведь в других местах
могли и не предупредить, а просто растворить в себе. Или,
элементарно, скушать. Пойми, это не твоя родная земля. Каждая
форма развития может иметь отличия. Но у неё тоже полная
свобода, полная власть на выбранный путь. Как и у землян.
Резкий звук телефонного звонка прервал беседу.
Да. Слушаю.

               ***
Вадим Андреевич, зайди срочно. -Послышался в трубке голос
Бориса Осиповича.
Вадим встряхнулся, как бобик вышедший из воды. Потёр виски,
помял уши и пошёл к директору.

Борис Осипович рассекал кабинет по диагоналям, зависал на
острых углах и снова нёсся по самым длинным траекториям
своего служебного пространства. Он явно был не в духах.
Вадим боком протиснулся в дверь, предупреждённый взглядом
Марии Адамовны, и замер в самом начале "звёздной" дорожки.
 Шеф замер на мгновенье. Потом уселся в своё кресло, снял очки,
снова одел.
Са-адитесь Вадим Андреевич. Са-адитесь и ра-асскажите, что вы в
Гамбурге наделали с краном?
А что случилось? Мы задачу выполнили полностью. Кран прекрасно
работал столько лет. Претензий не было. И, Борис Осипович, мы
там ни при делах. Кран хоть в каком исполнении заданные
функции выполняет. Это они сами мудрят. То им длинномер
таскать надо, то сыпучие грузы, а грейфер не входит в
полувагоны, и мы им делаем нечто новое, в мире не известное.
Так они и будут вымогать.
Они платят валютой! И щедро! Это, Вадим Андреевич, для
нашего государства очень нужно.
Так, Борис Осипович, в чём суть. Как у Василия Ивановича?
У какого?
У Чапаева.
А. Это как он в Академию поступал? Нет, Вадим, здесь не в
песок. Здесь хуже. Дело в том, что они твой кран выгодно
продали. Американцам. Задумка была проста. Они получают очень
крупную сумму денег, за которую приобретают, у нас, три
таких крана. Это всё они провернули, но фокус в том, что
перебравшийся за океан кран, не стал работать так, как работал
на старом месте. А новые краны, тоже не могут таскать
длинномер. Вот и получается, что тремя новыми кранами они
делают даже меньше, чем тем, что продали. А плюс неустойка. Ибо
не работает в Штатах железяка, как трудилась в Гамбурге.
-Брешут, Боря. Там ничего заумного нет. И не может в Америке
кран потерять своё "умение" от того, что его перевезли.
Это либо немчура сама себя перехитрила, либо СШАтники что то
выколупали из системы управления. Это пусть разведка теперь
мудрствует. Да и вообще, мы при чём? Почему их коммерция на
наши плечи ложится?
Политика, Вадик. Только чистая политика. Мы в Штатах должны
восстановит потерянные функции крану. Так сказать, "уесть" их.
Ну, и помочь братьям из Берлина.
А при чём Берлин?
Как при чём? Стольный град. У них сильная концентрация власти.
Бублик без Берлина не выпекут, туалетную бумажку в мусор не
выбросят. Всё расписано, ничто не пропадает.
Ну, тут они как то и правы. Мы в мусор всё бросаем. Сходи
на городскую свалку. Только что кораблей космических нет,
 в готовом виде. А материалов хоть на что. Но, то ладно.
 Свалка наша. Дома. Разгребём. А что я туда поеду один.
 Мне там
прикрытие надо. Заарестуют по какому пустяку и сиди годами,
пока мидовцы свои протесты писать будут.
-Не исключено. Это Штаты. Всякий «пук» может быть истолкован,
как унижение Свободы и Конституции. Но, Вадим Андреевич, надо.
Как твой английский?
Желает быть лучше. Давно не пользовался.
Ладно. Решаем так: вот тебе товарищ из разведки. Сергей
Иванович Бельдинов.
Из под листьев монстеры встал молодой парень, легонько
склонился и опять растворился в листве.
Вадим Андреевич даже
глаза потёр: -только был, и нет. Умеет.
А директор продолжал. Месяц вам на тренировки и изготовление
тех "железяк", что ты монтировал на гамбургском кране.
О! Это кто настучал?
Борис Осипович кивнул на листья монстеры.
А им то что?
Так и они работают на систему. На центр. Там поставили задачу,
они исполнили.
А что немчура продала кран без "железки"?
Да. Они провели предпродажные работы. Привели кран в полное
соответствие с документацией изготовителя, как и положено в
таких случаях по контрактам.
А мои железяки? Что их сняли и убрали в кладовую до ответа
из Берлина, а всё остальное вернули в исходное положение?
Боря, так я и не помню уже точно, что я там делал. Столько
лет прошло.
Не горюй. За эти годы ты поумнел. А кое что Сергей Иванович
привёз в натуральном виде.
Вадим хмыкнул: вор у вора дубинку украл.
-А что делать? Отозвались резные листья.
Ладно, Вадим Андреевич, сиди месяц в своей конуре лабораторного
корпуса. Там вы тренируйте голос с Бельдиновым,
восстанавливайте схемы. Делайте четыре комплекта. Залейте всё
эпоксидкой или чем. что бы исключить воровство. Сколько
помощников надо, столько дам.
Вадим поднял на шефа глаза.
-Да, Вадик, все наши с тобой многолетние работы и в сравнение
не идут с этой задачей. И всё под грифом строжайшей
секретности. А как её, оную, соблюсти, я не обучен. Вот и
маюсь дурью. То решаю спрятать тебя, то делать вид, что
жизнь идёт обычным курсом.
-Так она и идёт обычным, Борис Осипович. Что меняется?
-Меняется возможный финал, Вадик! Либо спокойная пенсия, со
120 рублями потолка, либо, как я понимаю, служебная жилплощадь, с государственным вещевым и продовольственным довольствием.
Неужели?
Так предупредили.
И всё зависит от меня?
Да, друже. На тебе стрелки сошлись. И деться некуда.
Собственно, и для паники причин нет. Надо сделать, вот и всё.
Антураж только необычный.
  Как описать этот месяц. Что делалось. Чем кончилось.
Несколько подзабытый английский -легко восстановился. Вадим с
Сергеем  только на нём и общались. И когда не хватало
у языка возможностей тонкости и точности передачи мысли,
переходили на родной.
Что касается "железа", то поэлементно раскидали по разным
заводам города, где эти "кирпичики" сделали в лучшем виде,
с полной "неизвлекаемостью". Собранный в кучу "доппаёк"
испытали в леспромхозе на кранах, что работают на нижнем
складе с хлыстами (не разделанными деревьями). Там смотрели
все. От директора, до уборщицы конторских помещений.
Восторгам не было предела. И если бы не сотрудники Органов,
то устройства не отдали бы. Слов то, слов сколько было,
гневных, во все адреса. Но утряслось.
Ровно через месяц шеф доложил на верх о готовности.
              Ныне что. Самолёт мигом доставит в любую страну.
Грузи барахло, садись в кресло и дремли.
Подремали. Пару раз перекусили. Еще подремали. Железяка гудит
 и гудит. И мысли устали вертеться в голове. Сон!
И знакомый голос.
Летишь?
Лечу, а куда деться? Шеф послал. Говорит дело большой
государственной важности. Вот и придётся попотеть. Да,
заодно, и посмотрю в натуре, что это за хвалёная земля
свободы и демократии. Не из газет и ТВ, а своими глазами.
Хотя, по честности, и не горю таким желанием. Так, приятное,
с полезным.
А что приятное, а что полезное?
Не знаю. Так говорят. Наверное, к полезному относится
поставленная задача, а к приятному - за бесплатно
посмотреть на их жизнь.
Говоришь приятное? Ну, ну. Посмотри приятное, посмотри.
Тем более за государственный счёт.
А что? Не я же назвался. Посылают почти насильно. Хотя,
 в глубине души, я и сам не прочь посмотреть.
Ну, ну, -снова пропел голос, -посмотри. Посмотри.
А что ты так мне поёшь, посмотри, посмотри. Как укоряешь
в чём плохом?
Не то что укоряю, а вижу те твои тайные мысли, которые
гнездятся в твоей голове.
Не знаю, что там гнездится. Может и есть что. Но и от меня
как то тайно. Не осознаю чётко.
Ну,ну. Посмотри.
Вадим Андреевич переменил положение тела, притёрся к креслу
и сладко засопел. Сон крепко взял его в свои объятья и повёл.
Вот идёт Вадим Андреевич в своём сером костюме по дорожке.
Слева аллея кипарисов, справа море. Чуть шумит по песку.
Пенится. Никого. Пусто. Только волны добегают до дорожки,
 ударяются о бордюр, и рассыпаясь, впитываются в песок.
Как ниоткуда возникает Ираида Аристарховна. Она протягивает
свои прекрасные руки, обнимает Вадима Андреевича и шепчет:-
вот и сбылось, вот и вместе. Вот и сбудется, что мы оба так
хотели.
Вадим Андреевич обалдело взирает на Ираиду Аристарховну.
Ираида, а п-п-поо-очто на вв-вас нничего н-нн-нет?
 О Вадим, не смущайся. Здесь полная свобода. Что кто хочет,
тот то и делает. Полная свобода, Вадим. И никто не в праве
запретить или осудить.
Да, Ираида, а если кто не хочет воздействия от этой свободы,
то нарушается право его свободы. Так ведь?
Что ты, милый, тут, уж, как получится. Наверное, кто сильней
хочет, тот и прав.
А сама разязывает галстук, расстёгивает пуговки на рубашке.
Ведь ты сам этого давно хотел. Мечтал. Вот и сбылось.
Пиджак повисает на ветке кипариса, галстук торчит из кармана,
рубаха повисает рядом и Ираида Аристарховна, изящно изогнувшись,
продолжает работать над застёжками. Но тут из морской пены и песка высовывается
громадный червяк, вылупляет свои белесые глазищи и ...
раскрыв пасть откусывает от Ираиды Аристарховны всю её основную
составляющую. Только голова, руки и часть ног, что от колена и ниже, остаются в
пространстве, а остальное скрывается в чреве червя.
Толком ничего не соображая, Вадим Андреевич наносит страшный
удар по червяку, тот сворачиваетя в кольцо, распластывается
и смывается набежавшей волной. А то, что осталось от
прекрасного тела Ираиды Аристарховны, сжавшись в комок убегает
по дорожке. От пережитого, Вадим Андреевич валится на бок,
охватывает голову руками и замирает.
Но кто то не даёт и тут покоя, шепчет: зачем убил червяка,
у нас полная свобода. Ты преступник! Вадим сел на мокрый песок
и уставился в пространство. Но его тренированный мозг тут же
нашёл ответ: раз свобода, значит всё правильно. Я свободен
делать что хочу! И ты мне, шептун, не указ.
Осмотрелся. кто это так шепчет. Видит на песке лежит нечто, как
бы и знакомого вида.
Ты кто?
Я?
Да.
Язык.
А что ты без всего остального? Где голова, шея?
Я свободен! Они  вечно мною недовольны. много теплюсь, много
места занимаю, расходы, убытки. Ну, бывает не то ляпну.
 Бывает, глупость скажу, обижу, оскорблю.
Так и они не мёд.
Вот и ушёл. Сам по себе. Что хочу, то и говорю.
Да. А как живёшь? Что тебя питает? Сам по себе это не
может быть.
А вот так и живу. Конечно, высыхаю, погибаю, но свобода дороже.
Вон, посмотри сколько  свободных граждан нашей страны. Посмотри
 внимательно.
 То, что увидел Вадим Андреевич, потрясло. Идёт одна левая нога,
катится сама собой голова, вот только желудок пластается по
берегу, прихлёбывая морскую пену. Вот совсем не понятно что, но
и оно празднует свою свободу.
Страх, которого никогда не испытывал Вадим Андреевич,
сжал сердце. Вадим Андреевич заорал, что было сил: -вы все сошли
с ума! Вы хоть понимаете, что вы делаете? Какая это свобода?!
Бред собачий!
Но все замахали на него, чем кто мог, зашипели, а нечто, вроде
громадного индюка, склюнуло Вадима Андреевича, как мелкого
жучка и проглотило, придушив горло и лишив голоса.
-Вам плохо? Вы так побледнели. -услышал он голос.
Рядом стояла стюардесса и заботливо гладила его по руке.
Вадим Андреевич окончательно пришёл в себя. Нет. Спасибо.
Всё нормально.
А у самого долго стояли перед глазами ужасные картины
только что пережитого.
И голос: -ну, ну. Посмотри, посмотри.
Посмотрел? Понравилось?
А самолёт продирался сквозь пространство, пел свою походную
песню и  ему было совершенно безразлично, кто о чём думает,
кто что делает, и кто есть кто.
 
                ***
Далее всё просто. Самолёт домчал до Москвы. Москва "напитала" наставлениями, предупреждениями и прочим. Вручила копию
контракта и проводила в полёт.
Штаты встретили без восторгов. Поверили бумаги, багаж.
Предупредили, что всё сказанное и сделанное может быть
использовано против вас. Небрежно кивнуло головой и
отвернулось. Но вот появились представители фирмы, которая
прописана в контракте, поздоровались, уселись в авто и
помчались по дороге, которая более походила на взлётную
полосу.
Потом уселись в транспортник, явно военный, улеглись на
кучу брезентов, и затряслись в пространстве.
Окон нет. Полутьма. Только через дырочку в потолке
заглядывает солнце, отпечатывая на зелёной перегородке, зайчик,
который медленно перемещается, рисуя коротенькую,
почти прямую линию.
Застучали по бетонке колёса, погудели, заруливая на стоянку,
и остановились. Двери распахнулись и нашим путешественникам
предстала дикая пустыня, громадная бетонированная площадь, и,
одиноко стоящий знакомый кран. Крановые пути уходили вдаль, в
марево и расплывались в раскалённом пространстве. Рядом с краном
высилась гора предметов, напоминающих  трубы с заострёнными
обоими концами и поперечными кольцами по всей длине.
Чуть в отдалении несколько домиков-контейнеров, десяток авто,
вышка с флагом государства. Всё! Хоть куда смотри.
Наших разместили в вагончике. Не жарко. Работают кондиционеры,
Увлажнители. Терпимо.
Поесть не предложили. Ни как добрались, ни как чувствуете.
 Сразу достали бумаги, контракт, и перешли к делам.
Нам надо, что бы кран перевозил наши грузы со скоростью,
указанной в паспорте. Всё. Вот вам автомобиль, вот здесь
будете жить, рядом в мастерской работать. Вот график питания,
вот цены. Вот расценки за воду, воздух, одежду и прочее.
По этому телефону связь. Если что надо -звоните. Всё!
И раскланялись.
Карманных денег по 700 долларов на брата. Кредитные карточки.
Вот и вся. Ни магазинов, ни банков. Ау! Голая степь.
Но ладно. Не дадут умереть с голоду. Не в их интересах, хотя,
по встрече и обхождению видно, что этот вопрос заказчика не
интересует.
Что, Серёжа. Пойдём знакомится с обстановкой? Где харчевня,
как оплачивается. Где кино, где кордебалет. Вот видишь строка
в прейскуранте: дамы! Всякие и разные. Вот про еду. Ого!
Еда гораздо дороже. А вода? -Вода, почти как тётки. Дешёвая.
И без предварительного заказа.
Ладно, Вадик. У них так принято. Это норма жизни. Не копайся.
А вот поесть -не помешало бы. Да и осмотреться - тоже.
Пойдём, побродим.
Но побродить не получилось. Только высунулись из двери, как
окликнули: -куда? Зачем? Почему? Нельзя! Сидеть и вызывать по
телефону.
О! Вояки кругом. С оружием. Попали в историю. Тут и в карцер
угодишь мигом.
Остынь, Вадик. Сейчас утрясём. Крути аппарат. Вызывай
харчевню.
Та откликнулась на плохом английском вперемежку с немецким.
Сергей тут же перешёл на немецкий и голос на другом конце
провода явно потеплел.
Вы простите, но ещё два часа до обеда. У нас не положено
нарушать график. Но я могу сделать вам исключение. Вы говорите
на моём наречии, значит земляки. Мне приятно слышать родной
голос в этом пекле и среди этих гордецов, которые нас за рабов
считают и обращаются по свински. Вы эти двое новеньких в
16-том боксе?
Да, да. Новенькие. Но номер бокса мы не видели.
А вы посмотрите на любой предмет, там оттиснут номер. На телефоне,
 столе, табуретках.
Точно. Номер есть. Но здесь значится 22.
О! Так вы высокие гости. Всё, что с двойки, это под особым
надзором. Поэтом, простите, я вам только перекусить принесу.
Обед для вас готовится отдельно.
Неси. Сколько это будет стоить?
Это мои вопросы. Я хоть и немец, но мне так одиноко, что
расходы беру на себя.
Гут! Неси. Нас двое.
Минут через 20 дверь открылась, вошёл приземистый человечек,
поздоровался. Разложил на столе тарелки с едой и  сел в
сторонке.
Вы, пожалуйста, поешьте. Я посижу. И сразу уберу. Приступайте.
Вадим с Сергеем не ждали второго приглашения. Быстро умяли
принесённое.Запили каким то соком. Поблагодарили.
Вопросов задавать не стали. Да и служащий не открывал рта. Он
знал, а они догадались, что всё прослушивается и
просматривается.
 Он собрал тарелки, убрал использованные салфетки
в стаканчик. Всё аккуратно
сложил в контейнер. Протёр стол свежим полотенцем.
Несколько свежих салфеток сложил стопочкой на краю стола,
раскланялся и удалился. Всё молча, но вежливо.
-Странно. Подумали оба наших. По телефону вон сколько
наговорил, а тут молчаком. Ну, да, ладно. Пока отдохнём.
 Сергей улёгся на кровать, а Вадим Андреевич присел за стол.
Как это обычно бывает, когда человек уходит в себя, он то
карандашом рисует узоры, то сворачивает кораблики или
голубей из бумаги, так и Вадим взял салфетки и складывал
домик, как из карт. Руки складывают, голова думает своё,
глаза как бы и не смотрят никуда.
Но вот эти невидящие глаза видят буквы на салфетке. Буквы
складываются в слова. "Надо быть очень осторожным. Никого
ни о чём не распрашивайте, никуда не смотрите. Ничего, кроме
заказанной работы не делайте. Моментом обвинят в шпионаже.
Домой не вернётесь. Отсюда путь только в могилу."
Ого, встрепенулся Вадим Андреевич. Провокация или
товарищеский совет? Как Сергею сообщить? Если всё
прослушивается. Всё под надзором.
Вадим постучал ногой об пол. Потом ещё. Ещё. Наконец Сергей понял,
кивнул. А Вадим продолжал выстукивать в такт песне "...ходили
мы походами. в далёкие края. У берега......" Сергей подхватил
идею, стал подпевать. Присел к столу и оба "увлеклись"
построением домика.
 Переходя с песни на песню, он побеседовали. Ситуация не из
простых. Но тревожиться пока не о чем. Видно будет. А сейчас
надо потревожить начальство,  договориться о плане хода работ.
Телефон ответил густым басом: после обеда час отдыха. В 15.30
за вами придёт машина. Там поговорим.
А то напрягать впустую мозги. Отдыхаем.
Оба блаженно растянулись на койках и захрапели.
(Интересно, как расшифровывали их храп местные шифровальщики?
как ломали головы? А наши просто спали.)
Вот принесли обед. Вполне прилично. Нечто вроде супа. Жаркое.
Фрукты. Сок. Правда всё химией отдаёт, но не отвратно. Поели.
Снова прилегли.
Ровно в 15.30 вошёл военный и пригласил в машину. Вышли у
большого вагончика, опалились зноем, и нырнули в прохладу
большой комнаты. Стол. На столе схемы. Явно от крана.
Человек в штатском пригласил к столу. И ни здравствуй, ни ещё
что. Вот так сразу: вот этот кран. Пририсуйте схемы вашей
конструкции. Мы исполним, испытаем, и если всё как в паспорте,
заканчиваем работы и отправляем вас домой.
Пардон, мусьё! Об этом разговора не было. В контракте прописано,
 что мы доводим своими силами кран до паспортных данных. Т.е.
устанавливаем дополнительное оборудование. А о том, чтобы
раскрывать свои секреты, речи нет.
Давайте почитаем контракт.
Давайте. Вот прописано: "...исполнитель прибывает на место,
изготавливает, устанавливает....доводит до паспортных...."
Вы прибыли. Теперь изготавливайте, устанавливайте и сдавайте
заказчику.
Так мы и готовы. Давайте кран. Мы проверим сами все схемы.
Всю рабочую часть. Прокрутим механизмы. Снимем параметры
и доведём до паспортных требований.
Нет, господа. Этого в контракте нет. А что касается крана, так
 вот его схемы.
Нет. Этого мало. Надо поверить натуру. Что там на самом деле.
Давайте писать протокол разногласий.
Нет. Господа. Не будет протоколов. Есть контракт.
Изготавливайте, устанавливайте, сдавайте.
Хорошо. Дайте наш багаж.
Это пожалуйста. Сейчас доставим.
Минут через 20 чемоданы принесли. Сергей проверил пломбировки.
Достал хитрый ключик. Потом придвинул к себе контракт и,
почесав потылицу, произнёс: что там по первому пункту?
Изготовить?
Да.
Сейчас сделаем. Открыл замки, и извлёк то, что было
изготовлено в Майкопе на 20-м заводе.
Пишем: первый пункт выполнен. Давайте  подключим к
исполнительно схеме и проверим работу.
Нет, нет засуетился местный джентльмен. Вы должны делать
здесь.
Это почему здесь?
Так прописано в контракте.
А из чего делать здесь? Вы дадите всё что надо?
Дадим. Более того. Вы дайте схему, а мы сами изготовим.
Не, братан, ты слишком хитёр. Здесь не прописано, что
вы сами, по нашим схемам. Здесь должны мы изготовить.
И тут  Вадима Андреевича проснулся талант торгаша.
У меня есть предложение: мы даём вам заявку на материалы
и комплектовку. Вы всё доставляете. Мы делаем и ставим. А это,
что мы привезли с собой. Готовое. Мы отдаём вам, в оплату
за комплектовку.
Теперь местный почесал затылок. Походил по комнате.
Погонял шарики по черепушке. И хочется, и колется...
А вдруг русские надуют. А вдруг в чемоданах пустышка.
Во сраму. И в деньгах проигрыш.
И у него сверкает мысль: предлагаю вариант: вы устанавливаете
что привезли, испытываем кран, затем снимаем это всё. Вы
делаете здесь новое, монтируете. Сдаёте кран и контракт
выполнен. Ваше, что вы привезли, остаётся мне. В оплату,
как вы предлагаете, за наши комплектовки. Идёт?
Идёт! Поехали к крану.
Кавалькада машин рулит на площадку. Вадим усаживается в
кабину крана, проверяет работу механизмов. Все параметры.
Показания приборов. Затем они с Сергеем дотошно копаются в
аппаратуре. Замеряют входные и выходные параметры. Всё в
порядке. Можно подключать.
Принесли ужин. Включили  освещение. Светло, как днём. Работают.
Никто не лезет. Не мешают. К утру закончили. Улеглись прямо
в кабине и задремали.
 Завтрак. Сок и булочка.
Это и всё?
Да. У нас так принято.
А можно чего существенней?
Так нет ничего. Только через два часа будет.
Ладно, Вадим. Погоняем тачку. Пойдём рельсы проверим.
Солнце уже печёт прилично. Бессонная ночь как бы и не утрудила.
Но есть хочется.
Долго копались с проверкой путей. Сделано идеально. Гоняй на
полную.
Тут и второй завтрак подоспел. Подкрепились. Парой слов
перебросились с буфетчиком. Благо прослушки нет.
Вот напряжённый момент. Крану дан ход.
Вадим Андреевич всегда любил этот момент. Когда творение
рук человеческих оживает. Движется, выполняет заданное.
Волнительно всегда. Хоть сколько раз.
Кран шевельнулся. Тихонько пошёл, чуть быстрее. Вадим ведёт
его осторожно. Как бы прощупывает все рельсы, соединения. Кран
просто плывёт в горячем пространстве. Вадим не торопится. Он
всем существом чувствует машину. Каждую жилку, каждый
механизм. Прекрасно идёт. Но Вадим Андреевич гонит кран на
малой скорости до самого конца рельсового пути. Потом также
медленно возвращается. И странное дело: только они с Сергеем
 и катаются. Никого! Ни одного ротозея. У нас бы все
повылазили, обсуждали, радовались. Здесь- никого.
Даже охранники смотрят в другую сторону.
Что это? Безразличие? Или так принято? Что за натуры? Ведь
не каждый день такие сооруженя вводят в строй. А тут никому
нет дела. Интереса. Любопытства, в конце концов. Странно.
Теперь Вадим гонит кран на рабочих скоростях. Нормально.
Можно с грузом.
Сергей, вызывай начальство. Стропалей пусть везут.
Зацепили эти сигары. Вес предельный. Разгон. Скорость
максимальная. Остановка. Снова разгон. Снова и снова.
Груз не качнётся. Всё нормально.
Давай Сергей сдавать машину. Зови контрактника.
Тот расставил людей. Приборы. Тщательно всё рассчитал.
Принял. Контракт подписан. Формальная сторона выполнена.
Теперь личные обязательства. Надо делать копию здесь.
Вадим снимает блоки. Всё перевозится в лабораторию.
Два дня пишут заказ. Между собой почти ни слова, но всё
ясно и без слов. Сделают.
Вот начинается сборка. Обычная работа. Тщательно собирают.
Проверяют, перепроверяют. Неделя пролетает мигом. Готово.
Всё водворяется в глухой контейнер. Запаивается. Ставится
на кран. Снова проверка. Полный цикл испытаний. Приёмка.
Местный джельтмен явно доволен. Он потирает руки. Улыбается.
В своей лысоватой башке подсчитывает прибыль. Он явно
доволен сам собою. Но ему как то жалко и этих наивных русских,
которые, сами не соображая, выдали ему и секрет устройства, и
всю комплектность. Теперь он аккуратно всё разберёт. Наладит
выпуск изделия и получит...ах, какой большой куш. У него
даже просыпается совесть: а не поделиться ли с русскими
хоть парой процентов или ещё чем. Но жадность пересиливает,
передавливает тонкую струйку совести. Может их свозить на
престижный пляж. Пусть полюбуются красотками. Да оплатить
им небольшое развлечение. С этим он и подкатывается к нашим.
Господа, наша фирма вами довольна. Контракт выполнен полностью.
Мы вас благодарим и оплачиваем две недели отдыха
 на любом побережье со всеми развлечениями, которые вы изберёте.
Не стесняйтесь. Никто не узнает. Мы любые секреты умеем
хранить.
Нет. Спасибо. У меня тёща болеет сильно. Надо за ней
присмотреть. Жена на работе. Кроме меня некому. Да и дети
без присмотра. Нет спасибо. Не могу. Если уж хотите, то немного
денег. Хотелось бы машину купить.
Так нет проблем. Сейчас в город вернёмся, выбирайте любую.
Фирма расходы берёт на себя. Доставим прямо к дому в
контейнере.
Вот спасибо. Согласен.
А вам?
Да и мне, если фирма может, машину.
Наша фирма всё может. Услуга за услугу.
А в голове у господина мыслишка: во дураки. Машины. Да этого
барахла любого - море. И это гораздо дешевле морского пляжа.
Дурни. Но как хотят. Счастья своего не ведают.
Гудят моторы. Город. Тут глаза наших героев разбежались.
Какие автомобили! Много. Разные. И ...без очереди. И не надо
блата и справки горисполкома. И ходатайства партийных
органов. Бери свободно. Любую.
Выбрали. Скромные "Фордики". Расход по 5л. Как раз по Сеньке
шапка.
Господа инженеры, вот здесь напишите адрес, куда доставить.
Не волнуйтесь. Всё придёт целым.
А можно просто в Одессу. А там мы заберём.
Господа. Зачем вам проблемы. Мы сделаем всё сами. Машина будет
стоять у вашего подъезда с документами. Вам только номера
поставить и катайтесь.
Самолёт догудел до Москвы. Там героев встретили серьёзные
люди. Привезли в некое помещение и опросили подробно. Затем
усадили в отдельные комнаты и поручили. или потребовали,
подробнейшего письменного отчёта. Затем беседовали, скорее
допрашивали ещё и ещё. И через неделю отпустили.
Вадим Андреевич больше Сергея Бельдинова и не видел. Даже
попрощаться не отпустили или не позволили. Такие дела.
Дома встретили нормально. Директор пожал руку и сказал,
что министр благодарил, что выписана премия в размере
месячного оклада и что можно две недели отдохнуть. Ни о чём
не распрашивал, и ни чем не интересовался.
А ровно через год. Почти день в день. Приехал Сергей.
Зашёл в отдел. Поздоровались.
Пойдём.
Куда?
Надо. Увидишь.
Вот они идут по городу. Переходят на главную. Проходят
Пролетарскую. У старинного дома жмут на кнопочку.
Кто?
Сергей Бельдинов.
Двери открылись, пропустили внутрь. С некоего возвышения
сошёл дежурный. Поздоровался и проводил пришедших
в кабинет.
Там хозяин кабинета и двое в штатском.
Поздоровались.
Вот, товарищи. Примите ваши награды. И вручили по коробочке
в которых серебрились "За отвагу". Настоящие боевые медали.
Вадим Андреевич громко выдал: Служу Советскому Союзу!
Бельдинов выдал тоже, но более сдержано.
Садитесь, пригласил штатский, я вам расскажу, что произошло
после вашего отъезда.
 Полковник Ганнибал, а это тот,  кто вас "прессовал", нарушая
условия контракта и принудил, в какой то степени на ваш шаг,
отправив ваши авто по адресам, вернулся на базу. Он главный
строитель этой новой военной базы. И коммерсант одновременно.
У него небольшая фирма, выпускающая электрическую бытовую
технику.
Вот он забрал с базы ваши блоки, что вы привезли, и передал
своим спецам на исследование. Те покумекали и ничего не смогли.
Тогда он повёз блоки к военным. Те более месяца ломали головы,
 но признали своё бессилие. Тогда он, скрипя сердцем, потащил
всё в ЦРУ, заручившись гарантиями, что не помешают ему делать
бизнес. Но и там не смогли. Сославшись, что это только русские
могут такую не разборную конструкцию сотворить с
множеством ложных вводных и выводных устройств и каким то
особым, не известным миру устройством.
Тогда Ганнибал меняет блоки. Вывозит новые и даёт на изучение.
Мастера долго крутили, рассматривали. Щупали все швы, а
полковник прокручивал ролики съёмки, которую вели скрытно,
когда вы монтировали блок. Сам пояснял. Размышляли. Потом
приступили к разборке. Очень осторожно, многократно
"проиграв" ситуацию. Распаяли крышку, которую вы
установили последней, заглушая и герметизируя конструкцию,
многократно зафотографировали со всех сторон, ахая, что
только невежественные русские могут так варварски монтировать.
Всё в одной куче. Не создавая жгутов и прокладок. Сплошной
хаос. Руки оторвать за такой монтаж, -заключали спецы. Но
дело дальше слов не шло. До вечера мучались, принимая решение
как понять, разобрать и зарисовать суть устройства. Решили
по русской поговорке: утро вечера мудренее, оставить до утра.
А когда утром вошли в помещение, там серебристо -чёрная мгла с
едким запахом взорвавшихся конденсаторов. В воздухе
мельчайшие пластинки станиоли, волокна сажи, а вся середина
блока  сварилась и сплавилась в один ком.
Сэр, плакали ваши денежки.
Жаль, произнёс не одиножды битый бизнесмен, жаль. Такие
возможности упустили. А русские молодцы. В таких условиях,
под таким тотальным контролем, смогли сохранить свои
секреты. Свою талантливую разработку. Учитесь, господа.
Мы ничего не потеряли. Просто, не поимели прибытка. Учитесь.
                ***
Вадим Андреевич снова ушёл "в затвор". Он сидел в лабораторном
корпусе и ничего не делал. Ровным счётом. Даже не размышлял.
Его мыслительный аппарат совершенно отключился. И не
пытался проникнуть в секреты вселенной. Познать сущность
процесса творения. Он понимал, что НЕ ДАНО! Не тот уровень
 хотя и край, как было притягательно.
Внутренний голос говорил, -когда надо откроют. Сам не лезь.
Бесполезно.
Он согласен с этим голосом и уже не пытается проявлять
свою волю. Он смиряется перед Творцом. Становится на
своё место, отведённое в этой жизни. Как то и попытки
прекращает совершенно осмысленно.
Нечто, вроде дрёмы, сладко охватывает его. Свободная от
размышлений голова склоняется на грудь. Реальность уплывает.
Вадим Андреевич выходит из плена ощущений.
Знакомый голос приветствует его. И спрашивает:- как дела.
-Что нового придумал? Как с планами на полёты к другим мирам.
-Нет планов. Нет ни каких планов. Ибо это невозможно
для человека. Слишком мало знаний. Точнее -полное незнание.
К тому же! Какая польза? Для чего? Блажь несусветная.
-Не скажи. Польза всегда есть от познания, если оно не запрещеноТворцом. И я тебе открою Истину. Всё в мире, этом или ином,
по Вере твоей. Вера понятие сложное. Хотя и звучит как
примитивно. Вера это как бы уже всё в твоих руках и уже
совершилось, хоть и не видно пока. Это состояние существа
человека, его души, сердца, ума, всего тела. То есть всех
составляющих, всего состава. Духовного и материального.
Вот когда человек находится в таком состоянии, то для него
нет невозможного.
Да. Я помню, как говорили Святые, что даже при малой вере
можно и горы переставлять.
Нет. Не дочитал, не понял. Там сказано, что если имею
Веру всю! Читай внимательно. Вдумывайся. Ибо если Господь
Иисус Христос сказал, что будьте совершенны, как Отец наш
Небесный. То для этого уже дано всё. В полном достатке.
Потрудиться только надо. Трудись, брат. Трудись. Учись.
Читай, изучай, исследуй Писания!
Голос посопел над ухом и умолк.
Вадим Андреевич открыл глаза. Темно. Уже ночь. А ведь
только начался рабочий день. Чудеса.
Быстро оделся в обычную одежду. Вышел на улицу. Точно ночь.
Дома все спят.
Жена, давно привыкшая к таким явлениям, прошла на кухню,
разогрела поесть. И опять улеглась.
Вадим Андреевич механически пожевал. Мыслей не было. Но не
было и чувства усталости и отупения. Нормальное раскрепощённое
состояние. Запил всё газировкой. Послонялся по квартире,
поправил подушку сынишке. Не торопясь разоблачился. И,
 прижавшись к тёплому телу жены, заснул нормальным
человеческим сном.
Утро было воскресным. Можно вставать, можно полежать. Никто не
торопит. Дети умчались на воскресник по сбору макулатуры, жена
тихо возится на кухне. Можно поразмышлять, понежиться.
Но необычная мысль мелькает в голове: сегодня дети со всего
города потащат в школу кипы бумаги, старые книги, журналы.
Среди этого вторсырья вполне может быть нечто уникальное,
редкое.
Вадим Андреевич мигом слетает с кровати, ухватывает на кухне
пару горячих пирожков, чмокает жену, в подставленную щёчку,
и зацепив к своему "Фордику" прицеп, мчит на городскую свалку.
По дороге, конечно, прихватив две бутылки  "Московской". Одна
 на въезд, другая-на выезд. "Валюта" самая ходовая в стране.
Открывает все ворота, снимает все препятствия. Так было, так
есть, так будет всегда. И это правильно. Снимаются все
чиновничьи препоны. Минимум затрат- максимум пользы.
Вот и свалка. Здесь есть всё. Но Андреевич, пройдя входной
контроль, рулит в бумажный угол. Сегодня ему повезло. Горы
бумаги, картона ещё не успели поджечь и он напрессовывает
полный прицеп горой. Укрывает пологом, увязывает и, пройдя
выходной контроль, отказавшись от традиционной рюмочки, "за
понимание", рулит к школе.
Там всё обычно. Снуют дети, несут "добычу", тщательно
взвешивают. Некоторые и водичкой сбрызнут, за что при
обнаружении подтасовки, влетают на "Доску позора".
Нормальная советская школа.
Вадим Андреевич, предварительно завесив свой груз и предъявив
 его полномочным органам, сгружает всё в общую кучу и роется
в классных кучках.
Сегодня у него хороший улов. Два томика Короленко 1914 года.
Л.Н.Толстой выпуска 1947 года. С тонкой бумажной обложкой. И
он умилился: -только закончилась такая тяжёлая война, а страна
выпускает классику. Вот раскопал старые церковные книги.
Служебные и общепознавательные. Ого!  Труды Ефрема Сирина.
Совершенно истерзанный томик Иоанна Златоуста. Без обложки
Евангелие. Старинное, громадное. На 7кг массы.
Конечно, привезённой им макулатуры было больше. Вадим Андреевич
по честному подвёл баланс. Остатки поровну приписал к классам,
где учились дети, что было воспринято дирекцией, как
положительный пример для других родителей. И прописано в
"Боевом листке".
"Фордик" покатил к реке, и Вадим Андреевич стал приводить
добычу в состояние, чтобы жена пустила в квартиру.
Пыли было в избытке. Даже насекомые, "любители старины" ,
попадались. Поэтому труд был тяжёлый и долгий. Только к
вечеру удалось всё очистить, отмыть, просушить. И Вадим
Андреевич порулил домой.
Жена без восторгов встретила, намекнула на излишества,
тем более без красивых корочек, и Вадим, не вступая
дискуссии, поволок добычу в лабораторный корпус.
Там уселся за стол и открыл Евангелие. Листы, частого
прочтения, были замусолены, закапаны воском, обтрёпаны
по краям. Множество страниц были абсолютно новыми. Это
погрузило товарища в рассуждения. А почему не читались
эти страницы. Почему такое нерадение к остальному тексту.
Ведь по всем канонам должно читаться всё.
Загадку сам разгадать не смог.
Но некоторыми листами, вложенными в эту Великую Книгу,
крайне заинтересовался.
"Чудеса Господа нашего Иисуса Христа в Евангелие".
Список внушительный. Указано в каком Евангелии, какая глава,
какой стих. Прекрасно. И Вадим Андреевич пробежал глазами
весь список. Затем прочитал описание чудес. Когда и в какой
жизненной ситуации они совершились.
Его инженерный ум сразу привлекли цифры: 5000,
4000 накормленных, 10 прокажённых, 153 рыбы, двое слепых...
Первое, что пришло в голову Вадиму Андреевичу:
расклассифицировать чудеса.
Получилось 22 исцеления. 3 Воскрешения. 3 чуда связанные
с рыбой. 2 чуда насыщения. 2 чуда изгнания бесов и по одному
разу: усмирения бури, хождения по водам, проклятие
смоковницы, избавление от толпы, преобразования воды в вино.
 Вопросы вставали один за другим: для чего, с какой целью,
каким образом...
Если рассматривать главной задачей проповедь нового учения,
то все чудеса "работали" на привлечение максимального
числа слушателей и утверждение веры слушателей словам Христа.
Ибо как может сомневаться человек в Христе, если он, этот
человек, на себе испытывает чудесные изменения. Был болен -
стал здоров. И это в присутствии, в основном, множества
свидетелей. Ибо редко было исцеление один-на-один. Например,
 в Овчей купели. Но и тогда этот случай приобрёл широкую
 известность.
Чудо воскрешения, изгнания бесов, избавление от толпы,
насыщение 4 и 5 тысяч - всё при многочисленных свидетелях.
 А улов рыбы и рыба с сатиром, усмирение бури, хождение
по водам, проклятие смоковницы, превращение воды в вино-
при малом количестве. При учениках.
И как происходило чудо весьма важно. К чему назидало,
кроме пробуждения веры?
Все исцеления и воскрешения были открытым, обнажённым
воздействием Христа на человека. Встань! Возьми одр свой...
Плюновение, брение. Пойди умойся...Будет по слову Твоему..
Взял за руку.
  Лазарь, выйди..
Прекращение бури, хождение по водам, избавление от толпы
превращение воды в вино были прикровенны. Без слов и жестов.
Но прямым действием силы Его.
А вот исцеление кровоточивой стоит особым образом. Эта
женщина не обращалась. Не была на виду людей. Она тайно,
только для себя, не только с верою и надеждой,
но с полным убеждением, что коснувшись одежды Христа,
исцелится, идёт на этот шаг. Пробирается сквозь толпу и
касается.
И вот! Чудо! Ток крови прекратился. Она исцелена! Она это
чувствует. Ибо это её тело так долго страдало и мучилось. Это
она бесполезно истратила свои средства на врачей, в надежде
на их людскую помощь. Всё тщетно. Но она видела и слышала
о Христе Иисусе. О чудесах, которые Он творил. И она поверила.
Она совершенно убедилась, что Он исцелит. В ней нет ни тени
сомнения. Она совершает задуманное и достигает цели.
А вот реакция Иисуса Христа. Кто меня коснулся?
Ученики говорят: -Господи, не то что коснулся, тебя просто
затолкали в этой толпе.
Нет! Кто то коснулся меня с верою. И сила моя пошла туда.
-Так вот где ключ. Вот когда истекает сила Божия на просящего.
Громко или в тайне от окружающих. Но Сила Бога идёт к
уверовавшему.
При превращении воды в вино причиной чуда, или точнее,
побуждающей причиной, была просьба матери и создавшаяся
ситуация. Где Иисус Христос, по любви своей, вывел жениха из
конфуза.
Исцеление Петровой тёщи тоже не побуждалось ни кем.
 По ситуации.
Бесноватого, в котором был легион бесов, так же при встрече.
Ибо сам бесноватый не проявлял желания к исцелению. Но затем
исцелённый человек стал активным пропагандистом.
Т.е. Господь творил чудеса исцеления для того, что бы ему
верили. И с обратной стороны, те кто верили -получали
исцеление. Польза обоюдная.
Вадим Андреевич делает для себя несколько выводов:
1-Бог может всё.
2-Бог действует при наличии веры просящего для его пользы.
3-Вся жизнь в мире творится Богом и без него не существует.
4-Если чего хочешь достичь, надо что бы твоё желание не
разнилось с волей Божией. Было на пользу желающему. И
испрошено в той или иной  форме. Т.е. первый шаг- твой.
5-Между испрошением и исполнением может быть промежуток
времени.
6-само-собой, что Бог не ждёт наших особых прошений, а
делает всё необходимое для каждого конкретного человека.
 Расставив, таким образом, свои инженерные понимания, Вадим
Андреевич призадумался. Ведь его желания посмотреть на всё
мироздание конкретной пользы не имеет. Толку от этого нет.
Ни людям, ни самому. Просто бродит идея, мечтается, даже
тщеславится, что вот я какой премудрый. Желание обрастает
греховностью.
 У Вадима Андреевича нет сомнения относительно всесилия Бога.
Но есть большое сомнение в том, что его желание совпадает или
хотя бы не противоречит воле Бога.
И он как бы слышит разговор Христа с болящим, который
обращается к Иисусу необычным образом: -если хочешь, исцели.
Хочу, -отвечает Иисус Христос, -и исцелят болящего.
Вот и  представляет себе Вадим Андреевич, как он испрошает
Христа по своему вопросу: Господи, если хочешь, помоги и мне.
 Я не сомневаюсь, верю, что Ты это можешь. Я честно
признаю, что в этом нет ни какой необходимости. Во всяком
случае для меня. Прости меня, Господи.
В кабинете тихо.  Он совершенно один.
Но Вадим Андреевич явно ощущает чьё то присутствие.
Как и каждый обычный человек ощущает направленный на него
взгляд, или чьё то
присутствие, как некую тревожащую субстанцию. Как чей то дух,
контактирующий с твоим. Даже если это не человек.
Вадим Андреевич откидывает назад голову, склоняет чуть набок.
рассеянным  взором смотрит в пространство и...вздрагивает.
Потолок лаборатории прямо над головой. Он
протягивает руку и проводит пальцами по стыку плит. Вот
он грубый шов. Результат нерадения строителей. Мол, не жильё.
Сойдёт и так. Он трогает шнур плафона. Смотрит вниз. Пол там.
Внизу. А стол, полукресло, в котором покоится его тело, висят
в воздухе.  Вадим Андреевич не испугался. Он пошевелился в
креслице, сел ровнее. Он понимал, что тот, кто поднял его над
полом, не сбросит вниз. И он, рассмотрев всё в помещении и за
окном, убедился, что не спит и есть в своём уме и ощущениях.
Господи. Это Ты. И я дерзаю, Господи, спросить тебя,
как тот болящий: если хочешь -исцели. Помоги, Господи.
Ты знаешь в чём. Знаешь лучше, чем я сам осмысливаю это.
 Креслице мягко опустилось, стало на своё место. Разговор
состоялся.
 Вадим Андреевич заварил крепенького местного чая, не
без удовольствия припомнив, что сам собирал эти листочки
на плантации у станицы Абадзехской. Сам готовил, соблюдая
тонкости технологии, сам теперь и пьёт, всегда со щедростью,
 ему присущей, угощая всех ценителей этого удовольствия.
Ещё в 30-е годы прошлого века, виднейший учёный Страны
Академик Вавилов, заложил здесь самый северный в мире чай.
Плантации небольшие. Несколько гектаров. Но выросло. Не
погибло от морозов. А в те времена морозы и за 30 были.
Теперь приносит плоды. Вся верхушка управления пользуется
этими дарами. А Вадим Андреевич, находящийся в контакте
с этой элитой, получает и свои крохи. Чем вполне доволен.
Похрустев сухариком, насладившись вкусом и ароматом
даров природы, Вадим Андреевич растянулся на суворовской
койке и отключился от мира сего.
  Ночь прошла спокойно, если не считать стонов и всхлипов,
которые как бы издавала та земля, тот грунт, что был в
лаборатории насыпан толстым слоем. В который Вадим сам
посадил кусты и маленькие деревца, которые тщательно ежедневно
поливались Татьяной Евсеевной (уборщицей), за что она получала
от Вадима Андреевича громадную машину дров, ибо жила в
частном секторе и газа не было.
Земля скорбно охала, как ей плохо здесь. На голом бетоне. Без
естественной связи с обычными нижними горизонтами. Где
нормальные чистейшие грунтовые воды, а не эта вонючая хлорка,
 что
льётся в неё щедрой рукой тёти Тани. Что здесь спёртый воздух,
нет ветра, который освежает и разносит все новости планеты. Что
здесь тюрьма. Хотя в тюрьме тоже живут, не умирают. Но тюрьма
и есть тюрьма. Неволя!
Туда преступников закона упекают. А за что её,
несчастную, заперли. За какое преступление? Ибо нет оного.
Просто по прихоти и чудачеству не лучшего, прямо скажем,
представителя одного из жителей земли.
 И почему? Потому, что он не представляет себе кто такая
земля. Именно КТО ТАКАЯ! Потому что земля это живое! Это
особое творение Господа. Не понимает человек слов Библии.
Не вчитывается, не вдумывается в смысл Писания.
"Тьма  над бездною." Без дна! БеЗконечность.
И "сотворил Бог небо и Землю." А что сотворённое Богом
не живо? Всё живо!
Вот читаем: "И сказал Бог..." А кому можно говорить?
Естественно только тому, кто услышит. Кирпичу или стулу хоть
что говори, толку- ноль. А Господь говорит: "Да произрастит
земля зелень, траву сеющую семя, дерево плодовитое,
приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле."
"И произвела земля зелень, сеющую семя по роду её, и дерево,
приносящее плод, в котором семя его по роду его."
В переводе на наш человеческий язык, отдан приказ земле, земля
приказ исполнила. А "приказывает" Бог, имеющий власть, силу.
А что человек? Может ли приказывать земле, природе, какой
живой системе?
Наверное, не может, так уж напрямую. Но если что то подобное
происходит по ВЕРЕ, то есть возможность и влиять на элементы
мироздания.
 Как?
Святой Апостол Павел проповедовал. Люди слушали. Один из
слушателей задремал и, выпавши из окна, убился. Умер.
 Апостол оживил человека. Ввёл его в дом. И
беседа продолжилась.
Святой пророк Илия, воскрешает сына вдовы.
 Святой Апостол Пётр, тенью падавшей от него, исцелял
и воскрешал. Следовательно, и человек может, по своему желанию,
по необходимости, творить чудеса.
В беседе со святым Марком, собрат по вере спрашивает: -Есть ли
ныне среди мира некоторые святые творящие чудеса, как
сказал Господь в Евангелии Своём: "если вы будете иметь веру
с горчичное зерно и скажите горе сей:-"перейди отсюда туда",
и она перейдёт; ничего не будет невозможного для вас"
(Мф.17:20).
В то время, как святой произносил эти слова. гора сдвинулась
со своего места, приблизительно на 2,5 километра и
приблизилась к морю. Святой Марк, приподнявшись и заметивши.
что гора двигается, сказал. обратясь к ней: -я тебе не
приказывал сдвигаться с места, но я беседовал с братом:
посему ты встань на место своё!
Как только он сказал это, гора действительно стала на своём
месте.
 Далее собрат говорит:-увидев сиё, я упал ниц от страха.
Святой, между тем, взяв меня за руку и поставив на ноги,
сказал мне:
-Разве ты не видывал таких чудес в течение дней жизни твоей?
-Нет, отче. отвечал я.
Тогда святой, вздохнувши, горько заплакал и сказал:
-Горе земле, потому что христиане на ней таковыми только
по имени нарицаются, а на деле не таковы!   
 Проснувшись и приведя себя в должный вид, Вадим Андреевич
наповал сразил доминошников, которые с самого раннего утра
уже "козлили":
 -Вот, братцы, такое дело: надо привести помещение в
первозданный вид. Вспомогательные средства-с меня.
Работа кипела неделю. В понедельник Вадим Андреевич сидел
за рабочим столом, поставив ноги на скамеечку, покрытую
толстой бархатной тряпицей, а не на зелёную травку, как это
было совсем недавно. Мысли его уже не плутали, ум не скакал,
как весенний козлёнок, а перебирал знакомые места на предмет
всех удобств для дальних путешествий. Он рисовал картинки.
Обязательно рощица, прудок или кусочек речушки. Берег с
галькой и чуть песочку, зелёная полянка для пеших прогулок,
большую кучу сушняка, нанесенного рекой. Место для костра,
среди больших камней. В роще грибы, ягоды. Оно немного не
сходилось по временам года, но Вадим Андреевич не мелочился.
Землянику сдвинул чуть позже, а грибы-малость раньше.
Из живности выбрал пару ежей и зайчиху с кучей детишек.
Парочку
скворцов, десяток воробьёв, ворону. Насекомыми пренебрёг, а
жаль. Ибо воробышки сидели, как оказалось потом,
на полуголодном
пайке. И много чего не учел путешественник, что сразу же
выявилось, при реальности.
Слева изобразил солнце, чуть прикрытое облаком. Справа луну,
в первой половине. Почему именно так, Вадим не осмысливал.
Так нарисовалось.
 На самый высокий камень, торчащий из песка,
водрузил часы. Старинные, с боем на каждый час и звонком в
получасие. Чуть ближе к роще домик. Ну, не совсем домик,
скорее будку. Но с крылечком и окошком.   
Вот такая получилась задумка, и Вадим Андреевич отфильтровывал
в голове всё виденное, на предмет максимального совпадения с
изображённым.
 Он, собственно и рисовал то, что когда то видел. Но это
получалось, как сумма прежних наблюдений. Теперь он приближал
к реальности. Да! Есть такое место. Он точно это помнит, но
где это? Крутится в голове, а поймать не может. Вот
странности своего собственного ума. Прыгает, мечется, меняет
темы. Как и не свой, а чужой. Ни какого подчинения. Чем
его можно удерживать? Чем руководить? И, вообще, кто его
настоящий хозяин?
Эти мысли не угнетали и не тревожили Вадима Андреевича,
скорее подвигали на осознание сущности явления и на поиски
решений.
 Вот и сейчас. Надо точно припомнить, где похожее м6есто.
А в мыслях проскакивает Ираида Аристарховна в откушенном
варианте. Никита Сергеевич Хрущёв,стучащий туфлёй по трибуне
ООН. Автомобиль Джона Кеннеди в момент стрельбы и поражения
цели. Взлетающий Ту-144 и падающий "Конкорд".
Всё одновременно вертится в голове самостоятельно, без
заказа и востребования.
Но Вадим Андреевич принуждает ум к направленному действию.
Тот яростно сопротивляется, извивается и выдает, в конце
концов: топай к выпускнику разведшколы. Там решишь этот
вопрос. И опять понёсся вскачь.
 Но главное было дано, и Вадим Андреевич потопал в главный
корпус.
Слушай, разведка, посмотри на картинку.
Ну?
Где есть такое место в природе?
Нет такого места нигде. Не только в природе. Здесь куча
не совместимого.
А мне надо вот так, как нарисовано.
Вадик. Я тебя понял. Ты хочешь, при твоих путешествиях,
иметь кусочек земли. И так, что бы солнце не пекло, река,
для купания, хатка для ночёвки и привычного прикрытия,
зверьки для потехи. Да ещё и ягодки с куста отведать, и
грибов нажарить. Вишь, и дрова приготовил. А луна тебе
на кой?
 Ночью помечтать. Соловья послушать.
Эт хорошо, Вадик. А на чо тода летать? Усё есть на земле!
С избытком.
Не, друг. Это для души. Вот хожу целый день по чужой планете.
Смотрю. Наблюдаю. Вникаю. А потом домой. В этот кусочек
родного. Отдохну душой, и далее. То, ведь, как работа.
То чужое. А это своё.
Вадик, так ты  хочешь надолго умотать? На годы? Месяцы?
Не знаю. Как получится. Не от одного меня зависит. Может,
и вообще никуда.
Ну, да. А приготовиться всегда надо. Знаешь, это место мне как
И знакомо. Пойдём в библиотеку. Там в альбомах пороемся.
 Товарищи поднялись на третий этаж и вошли в библиотеку.
Надо сказать, что по проекту библиотека занимало половину
этажа. Так сказать планируемая мощность и площадь. А вот
трудами Ираиды Аристарховны, она превратилась в лучшую
техническую библиотеку города. А может быть и всей Адыгеи.
Своих сотрудников заведующая держала в железных рукавицах.
Чистота, порядок. Любой материал за пару минут лежал на
столе у заказчика. Конечно, все сотрудницы и переводчик
Франгулян, единственный мужчина этой конторы, были при форме,
которую Аристарховна создала сама. И сшила сама. И следила
за каждой складочкой. И когда, однажды, Франгулян появился не
свеже наутюженный, он пробкой вылетел из библиотеки в дом
быта, куда Ираида само- лично позвонила и попросила свою
знакомку, а они у неё везде, привести парня в надлежащий
заведованию вид. Оттуда Франглян явился смущённый до
невозможности. Но вылизанный до предела. Что уж там с ним
сотворили дотошные тётки, но более никогда, наш переводчик,
примятым не был.
Ираида встретила творческую элиту сама. Проводила в
"будуарчик". Это небольшая уютная комнатёнка, так скажем, -не
для всех.
Что изволите? Что вас, таких великих, привело к нам, сирым?
-Ираидушка, принеси альбомы наших вылазок на природу.
А на чём акцент? На людях, природе, одеждах, контактах?
Ох, Ираида! Тебе в высших органах разведки служить.
Не надо мне органов. Мне здесь роднее. Так что надо?
Вот Вадим покажет картинку, а ты сообрази.
Ираида Аристарховна долго рассматривала рисунок. Даже
понюхала.
Чо нюхаешь то?
 Далеко собрался Вадим? Никак к звёздам. И кусочек родной
земли в напоминание хочешь запечатлеть? Или с собой взять?
Во, разведчик, -встрепенулся Вадим,-я ж не хотел сразу к ней
идти. Эта насквозь видит. Да ещё и придумает к тому.
Нет, Ираида, не запечатлеть. С собой хочу взять. А точнее,
с ней лететь.
Чокнутый ты, Вадим Андреевич. Работа, дом, друзья, земля,
небо, .....Что ещё надо человеку. На кой тебе мотаться по
планетам. А вдруг пленят. И пропадёшь, не за понюх табака.
Это ты придумал бредовую идею, от безделья, и тешишься.
Ираида Аристарховна наклонилась к Вадиму и ласково поцеловала
 в макушечку.
Вадим Андреевич  вздохнул. Поднял глаза и.... и он увидел
маленькое, такое изящное родимое пятнышко на, всегда плотно
прикрытой, груди Ираиды Аристарховны.
Картинки пляжа, где «полная свобода», промчались мгновенно
перед глазами. Вот Ираида во всей прелести. Вот эта маленькое
пятнышко. На совершенно белом, не знающем солнечного света,
месте. А вот она убегает, точнее то, что осталось.
Мелькают её босые пятки. И на подошве
левой ноги большой шрам. Видно в детстве на разбитую
бутылку наступила. У Вадима такой же. И по такому же случаю.
Вадим отогнал наваждение. Но удержаться от вопроса не смог.
-Ираида Аристарховна, ты в детстве на разбитую бутылку не
наступала?
 Ираида отошла немного. Уселась на свой стул.
-А с чего это вы решили, что такое было?
Ираида точно знала, что никогда Вадим Андреевич не мог
видеть её подошвы. И не только подошвы, но и вообще ноги
более того, что обычно видно.
Что касается походки, то та рана, давно забытая, ни как не
сказывалось. Ничего не ощущалось и дать повод Вадиму для
такого вопроса не могла.
-Вы, Вадим Андреевич, откуда сие придумали?  Сами или есть
источники?
Собственно это и не утверждение, с её стороны, что шрам имеет
место быть. Скользкий ответ.
-Нет, Ираидушка, -решил Вадим не врать. Ибо жизнь его теперь
требовала абсолютной честности. При том сам вляпался в эту
ситуацию. Или кто создал для испытания,- нет. Как то во сне
видел тебя на пляже. Ты бежала, -тут Вадим и не соврал, но
опустил, раз и не требовалось, подробности,- по песочку и так
резво, что мелькала своими пятками. Вот там и увиделось.
А так как я и сам имею такую отметину, наступив в воде на
разбитую бутылку, то и на твою обратил внимание. Ты, уж,
прости. Мне тогда, когда порезался, так больно было, так долго
не заживало. Вот и впал в сочувствие.
 Ираида смутилась. Покашляла так это в кулачок.
-Вечно Вадим Андреевич вам снится всякое. То железяка, с
которой вы потом делаете изобретение, то мост рушится под
напором льда, и милиция, по вашему звонку, предотвращает
жертвы, то шефова Лариска.....Вы интересный человек, Вадим.
Но я вас уважаю. Может и люблю, даже. Но вот до моих пяток...
Это зачем же понадобилось?
Присутствующий  разведчик, помня заповедь, что вовремя
смыться, это высший класс- исчезает. Как растворился.
Парочка осталась в будуарчике и разговор народу не оглашается.
Когда они вышли, лица их были спокойными.
Затем они вместе листали альбомы и нашли. Это берег Курджипса,
не далеко от Красного моста. Всё как на картинке. И, даже,
куча сухого хвороста на берегу. Видно нанесённая в половодье.
Балагана, конечно, не было. Это придётся делать.
В ближайшую субботу, выбранное место заполнилось строителями.
Славик, Лёнечка, Толик, командир лодки КРМ-оо17, Ираида, её
подружка Лариска (шефова отрада), и сам Вадим Андреевич.
Командовал работами Славик. По занимаемой должности он
директор, поэтому ему и карты в руки.
 Лёнечку определили на кухню, помощником Лариску, которая
рада была такому шеф повару, галантному и несколько
экзотическому. Работа у них кипела, как и всё, что было в их
заведовании.
Остальные наводили порядок. Убирали мусор, просто спуская его в реку.
Сама нанесла, сама и тащи дальше. Выравнивали площадку под
"хату". К обеду подошёл грузовик, потом появился автокран.
Из кузова извлекли два громадных камня и соорудили «древний»
очаг, как прорисовано на картинке. Потом грузовик, вторым
рейсом доставил и саму "хату". Аккуратно установили на
подготовленной площадке. Мужиков прогнали и женщины принялись
наводить внутри свой порядок.
Мужики и не совались. Своей работы море. Но война войной, а
обед -по расписанию.
Не без того, что выпили по рюмочке. Отобедали и прилегли
отдохнуть.  Как то и не трепалось особенно.
К вечеру воскресенья, работы закончились.
Женщины ещё копошились внутри хибары, а мужички уселись у
костра и просто дышали. Никто из них не курил. Просто
сидели.
Вот скажи, Вадик, ты, как мы понимаем, постигаешь нечто не
материальное. Потому что на материальном, доступном науке,
дальше луны не улетишь. Что в этой новой науке главное?
Или что ты осваиваешь сейчас? Скажи в доступной нам форме.
-Это сложно объяснить. Сначала нужно признать, что материальное
есть крайне малая часть духовного. Не в смысле объёма и
массы, а по своему значению. И всё начинается именно с
духовного. С Духа. Эта сторона жизни нашей описана в трудах
подвижников церкви. В трудах святых. И все они черпали
свои силы из веры в Распятого. Веры в Иисуса Христа. Сына
Божия. Бога-Слово. Веры в Бога-Отца. Веры в Духа Святого.
Что составляет Троицу, Единосущную и Нераздельную.
Так вот эта вера позволяла творить то, что мы называем
чудесами. Исцелять болящих, воскрешать умерших, перемещать
горы, перемещаться в пространстве.
Как научиться этому, как достичь этого? В принципе,
теоретически -не сложно. Верь без сомнения - и всё.
Вот идёт Христос по воде к ученикам, что в лодке.
 Те вон как перепугались. Ибо кто может по воде, ако по суху  ходить.
А Господь успокаивает, что это я.
Пётр, самый горячий характером, испрошает, что и я могу так?
Господь ему говорит: да, иди ко мне.
 Пётр и пошёл. Идёт по воде, как по твердому.
Не тонет. Нормально.
 Но усомнился, что такое возможно ли?
Он в этой воде сколь раз рыбу ловил, и плавал, и тонул.
Взяло его сомнение, что сие возможно, хотя, по факту, идёт
ведь. И сразу и нырнул. И хлебанул, и завопил: спаси, Господи!
Господь вытащил его и сказал: сомнения тебя потопили!
Вот такое дело.
И греховность наша есть как тот камень, что тянут ко дну.
А грехов этих не счесть. Гордость, сребролюбие, обжорство,
сластолюбие, блуд, лживость, тщеславие......без конца. Вот
это надо изжить полностью. Приобрести смирение. И не путать
смирение с рабской покорностью. Вот один из церковных
писателей сравнивает смирение с полным пшеничным колосом. Который
живя и действуя по своей природе, набрал полный вес. Лучшее
зерно в нём. И выполнив полностью своё предназначение,
смиренно склонился и ожидает жатвы.
 Ладно, Вадим, а на каком этапе ты?
Я на том, что учусь не врать.
?
А вот так. Ни в чём. Никому.
Вад, это возможно?
Да. Но трудно. Так и тянет ляпнуть. Либо сдуру, либо
тщеславия ради. Либо от ответственности уйти. До что я
вам рассказываю. Сами знаете. Даже такой пустяк: зарплату
жене приносишь, а она, и не осмысливая толком свой вопрос,
говорит: всё? А ты, оставив заначку, не моргнув глазом и
 отвечаешь: конечно. И она спокойно продолжает свои дела, и
ты, утаивший, свои. И она знает, что соврал, и ты знаешь.
Вот оба и согрешили. А малый грех рождает большой. А согрешив
в малом, грешишь в большом. Это входит в обыденность и
разрушает человека. В полном смысле слова.
-Ладно. А преуспел хоть чуть? По честному?
-Трудно.
-В чём?
-Здесь есть важная составляющая. Самая важная. Бог-во всём.
Если где Бога нет, то и нет этого где. Без Бога ничего не
существует.
А при чём тут это?
При том, что только соврать хочешь, а и боишься. Он то это уже
знает. Вот страх такой отрезвляющий. Организующий.
-Ну, брат, тебе надо в монастырь.
Нет. Туда мне никак. Туда народ крепкий идёт. Решившийся
на великий подвиг. Это единицы! Они там за весь мир
молитвы возносят, совершая свои труды. Отсекая себя от мира,
с его соблазнами, греховностью и прочими низостями.
-Вот и ты давай туда. Борись за нас грешных.
Нет. Я мыслю по другому. Мне укрепиться и достичь исполнения
задуманного. А там видно будет. Там, как  Бог управит.
-А что Он управит? Ты ж хозяин сам себе.
-Оно то так. Как бы и хозяин, но коль моя свободная воля
не согласуется с волей Божией, то мои труды все напрасны.
Пользы -ноль. Одни поражения.
-Вадим, а как узнать что согласуется, а что нет?
-Тут теоретически всё просто. Есть заповеди Божии. Вот их
надо соблюдать.
-А ты соблюдаешь?
-Стараюсь. Пытаюсь. Стремлюсь. Тут опять важный момент: когда
кто становится на этот путь, соблюдения заповедей, то Бог
во всём помогает.
-Так ты в святых скоро будешь Вадька. И мы около. И нам через
тебя что и перепадёт.
-Может и перепадёт, но, скорее, нет. Ибо труды личные только
учитываются. Но это не всё. Есть и противные силы. И очень
мощные, которые всегда ставят подножки.
-Как это? Кто? Кто может быть сильнее Бога, к котором ты
идёшь?
-Лукавый. Понимаешь, это такая штука, которая оставлена Богом в
этом мире, как та щука, чтоб карась не дремал. Был сильный,
вёрткий, тренированный. Умел избегать острых её зубов.
-Ну ты избегаешь?
-Не всегда.
?
Вот недавно моя просит: прокопай для грядок на даче. Надо
что то посадить.
А тут некогда. Машина  на выходе. Глаз да глаз.
С завода не вылажу. И всё откладываю и откладываю. Домой по
тёмному прихожу. Она и сердиться начала. Сама ковыряется там.
Как то поздно приплёлся домой. Устал. Намаялся с этим
качающимся блоком на передвижной лебёдке. Всё его заедает
в крайних положениях.
А она лисой. И картошки нажарила, и грибы маринованные, и рюмочку.
 -Мать! Ну не до грядок мне. Не ублажай.
Ты о чём? Какие грядки. Я всё посадила. Ты ж всё подготовил давно.
Что подготовил?
Ну,  землю под грядки.
Да я и на даче не был.
А кто грядки нарыхлил? Да так, как только в кино показывают.
Правда под лунками пришлось долбить, хоть и вспахано. Но, то мелочи.
-Не знаю.
Сам ем картошку, рюмочку принял. А в голове всякая чушь
вертится. Не выдержал. На машину и на дачу.
Вижу, точно, ровные грядки. Там и рассада торчит. Помидоры,
перец, баклажаны. Ну, думаю, гад. Если человек, ладно. Всякое
бывает, но если.....  И на глазах грядки исчезают. Только
торчат среди бурьяна несчастные перчины и помидорины.
 До утра рыл. Вычистил, выгладил. Тут и моя нарисовывается.
И сразу с порога: -вот видишь, я же тебе говорила.
Во, как работает сволота. Моментом нашёл слабое место.
-Вадик, палец разогни.
-Да не вру. Я вам говорю, что так и было.
Ну что. Сам вскопал этот мерзавец?
То то и дело, что не вскопал. Одна видимость. Хотя и вскопать может.
Наш Святой Серафим говорит, что сила у него, даже самого хилого, такова,
что одним коготком землю с орбиты стащить сможет, а власть равна нулю.
-Значит ты его посрамил?
Ну не знаю, на этот счёт. Знаю, что до утра пахал. И оттуда
на завод поехал. А по дороге придумал, как этот блок зацепить, чтобы не клинил. Вот теперь и работает всё надёжно.
-Во, Вадик, так это тебе тот мерзавец, выходит, надоумил. Наставил мозги на путь истинный.
-Не думаю. Точнее -не он. А вот что отомстил крепко, так это точно.
Как?
Да наши, с лабораторного корпуса, собрались на пикничок.
-Андреич, давай с нами. Ну, оставь свои дела. Ты уже вымотался вконец. Давай, да давай.
 А что, думаю, посижу с ребятами.
Река уже чуть согрелась, солнце жаркое, ветра нет. Комар
не появился. Люди нормальные, свои. Харч достойный. Только
одно смущает, что время рабочее. Как бы ворую, хотя долгов
нет.
Расположились. Задымил костёр, угли, шашлыки. Слегка выпили.
Мужики ударились в карты, девчата венки плетут, танцульки
всякие, трёп обычный. То поплещутся пойдут, повизжат.
Мы картами бьёмся.
Тут девчата к нам: Валька в реке!
Смотрим, а та, прости Господи, дура, на ту сторону гребёт.
А как туда, если река влево поворачивает. Это же вынесет
на стрежень. А там такие буруны, так крутит. Потонет девка.
С мужиков толку нет. В карты, водочку, работы какие сделать
это могут. А по воде, да такой холодной .Сами потонут.
Кидаюсь в воду. Гребу. Уже догоняю и кричу, что бери вправо,
там само выбросит на отмель. А она бочком к течению стала, и
быстренько так идёт к левому берегу. Вот уже и на тихой воде.
Машу ребятам, что всё нормально. Они приняли сигнал, дёрнули по рюмашке за спасённую и продолжили свои игры.
А левый берег подмытый, обрывистый. Только корни торчат.
Сплавляемся дальше, дальше за поворот. Вот и отмель. Галька, песок.
Валька машет мне: выходи первый, отвернись. Это у неё верхняя
часть купальника в реке осталась. Не выдержало импортное
изделие бурунов нашей Белой.
 Лёг на горячий песок. Согреваюсь. Снизу горячо, сверху солнце
жжёт. Хорошо. Дрожь постепенно проходит. Даже и дремлется уже.
А эта егоза песочек на спину сыплет. Тоже отогрелась и не
сидится ей спокойно. Мыслей в голове нет никаких. Отогреемся и
пойдём вверх по течению повыше, где можно сплавиться прямо к
компании.
 Повернул голову, открыл глаз. На фоне тёмных стволов
точёная фигурка, как фарфоровая, и как то изнутри светится.
Прикоснуться потянуло. Закрыл глаз. Отвернулся. Я, мол, крепкий.
 А она сыплет горячий песок на спину, тот горкой уже и
стекает вниз,  щекоча бока.
 Поднял голову, она отскочила. И тут как пружина меня подбросила. А она мигом за дерево, я за ней.
 Мчит по лесу, не могу догнать. Вот вот, но никак.
Выскакиваем на полянку. Этакий барханчик. Она вязнет в нём.  Налетаю, сбиваю с ног и вминаю в песок.
Дальше тихонько идём вверх против течения. Вот поравнялись с
нашей компанией. Мужички режутся в карты, женщины загорают
на песчаной горушке. Идём выше. В голове пусто. Только
шарики со скрежетом перекатываются и скрипят, выдавая
гнусный голосок, что  ехидничает: ну что? -праведник
новоявленный. Это тебе не грядки перекапывать. Это штука
изнутри горит.
Да, шёл бы ты ...
Я то что? Я могу и пойти, а ты вот вляпался. Не устоял. Как тебя теперь примут твои духовные водители? На таком пустяке засыпался. Я тебе, если хочешь, и секрет открою, как это вышло. Слушай.
Да, шёл бы ты подальше, без твоих секретов тошно.
А ты слушай. Я ж тебя учу. Для твоей пользы.
Мне без тебя учителей хватает...
Ну не слушай. Греши дальше. Это твоя гордость играет и сейчас. Она первый раз сыграла, когда ты решил, что лучше тебя никто не плавает, хотя Мишка, что сейчас в карты дуется, в горах всю жизнь живёт и Белую переплывает по любой погоде и силе.
Второй раз ты попался, когда подгрёб к Валентине, хотя прекрасно видел, что она идёт бочком к течению и абсолютно грамотно работает по такой воде. Третий раз ты понадеялся на свою выдержку. Мол. устоим от соблазнов любых, не то что в этой ситуации. Вот и устоял. Нёсся как олень, сметая всё
на пути и ничего не замечая. А совсем недалеко парочка ворковала на пенёчке. И потом всё ваше действие наблюдало. И тоже в грех впали, с вашей подачи.
Да, пошёл ты....
Вадим шёл впереди. Валентина следом. Она ломала веточки и
плела себе венок. Оный использовала вместо утерянной тряпицы и оным же, торжествовала победу.
Вот уже лесистая часть берега кончается. Впереди ровный песчаный берег. Последние метры, но горячие руки Валентины
охватывают Вадима, валят на траву, и все его шарики высыпаются на горячий песок и грех снова грохочет по всему лесу бесовским хохотом. посрамляя Вадима Андреевича, и явно показывая ему на то место, на котором стоит.
- Да, Вадик. Сёрьёзная борьба.
Куда, серьёзнее.
 - Ты держись. Наши советы тут не помогут, но знай, что мы с тебя пример берём.
-Не смешите, братцы. Такие дебри. Уравнение со всеми неизвестными.
-Всё одно-дерзай!
И Вадим Андреевич дерзал.
Знакомый голос производил "разбор полётов".
-Вот, Вадим Андреевич первая твоя победа.
-Это падение ты называешь победой?
-Да, брат. Тебе приставили более сильного соблазнителя. Он посрамил. Но ты  уже  анализировал. Нашёл причины. Ты вооружён. Ты побит, но не побеждён. А за одного битого, двух не битых дают. Знаешь такую поговорку.
-Поговорку знаю, но шишки то, на моей голове.
Э, брат, это маленькие шишечки. Борьба беЗконечная.  Будут и шишки, и пробоины, и бреши. И весь истыкан копьями и мечами иссечён. Всё будет. Главное - стой! Не сдавайся. А эти дыры Господь попускает наносить.
Ибо только в борьбе вырастает сила. Вспомни Иова. Вот битва. Блистательный человек и валяется за городом на гноище. Кто только не старается его соблазнить. Отречься от Христа. Жена, дети, друзья. Всякие вельможи прохожие . А он  выстоял. И что? В ещё большей чести восстал. И посрамил самого начальника бесовского.
Верность -вот оценка. Искушения не заставят долго ждать. Стой крепко. Победишь.

Лето-пора отпусков. Все семейные стараются детишек к морю вывезти. Там и лагеря, и заводские пансионаты. Дикие пляжи, просто автостоянки с шатрами и жилыми прицепами. Везде дымят очаги, готовится полевая пища. Гигиена равна нулю.
Вся прибрежная полоса - сплошной туалет. Как у Моисеева воинства. С одним отличием, что те постоянно меняли место, по мере освоения оного, а здесь только штормовая погода проводит  сан. технические работы.
К морю поехали на две недели все пять дружащих семей. Поставили три армейские палатки. Устроили вполне приличные кровати.
Сразу после завтрака все были в воде. Часов до 12 бултыхались. Загорали. Но, в основном, охраняли детей, которые то лезли в море, то просили есть, то давай им горшок, то перевяжи разбитую коленку. К часу собирались у жилья и обедали.
Тихий час продлевался до 15. А там снова море и до сумерек. Конечно! Каждый вечер костёр, посиделки до поздна, когда, накупавшиеся дети засыпают на ходу. Пара рюмочек водки. Песни.
В середине второй недели оказалось, что весь бюджет исчерпан. Заначки кончились и денег только на хлеб. Как это дети поймут? Они не сомневаются в своих родителях. И это так. Но на харчи, тем более на выпивку, ничего нет.
Тогда мужчины делают из марли бредешок и начинают процеживать
речушку, что стекает с гор и проходит рядом с палатками. В ней все обмывают соль с тела. Поэтому и палатки ставят рядом. Рыбёшка мелкая мелькает стайками постоянно. Только лови.
Вот забрели раз, второй. Вот и ведро полное. Перетёрли ладошками. Сбили чешую. Нажарили целую гору: ешь до отвала. Без ограничения. Но марля цепляется за камни, рвётся. Улов падает. Приходится тралить по паре часов каждый раз. Ибо надо с реки и в рот. Холодильников нет. И жара!
Но русские мужики народ провористый.
 Среди ночи. Когда все таборы спят мёртвым сном, двое разведчиков проникают к соседям. Нет, они не грабят, не берут харч, выпивку. Они
снимают с верёвки, где сушится обычно бельё, громадные рейтузы. Они видавшие виды, но советские, прочные, без дыр.
Теперь они не ловят возле палаток, а поднимаются вверх по реке, за шоссе, за посёлок. Там и рыба крупнее, и за пол часа удаётся начерпать пару ведер. Жизнь пошла веселее, если не считать постоянных воплей от соседнего табора по поводу пропажи такой роскошной вещи.
Вот и конец отдыха. Все грузятся в машины. А Вадим Андреевич, Славик, Лёнечка, во главе с патентованным разведчиком-диверсантом, идут сдавать рыболовную снасть хозяйке.
Долго не могла та понять, что от неё хотят эти, вполне приличные с виду, молодые люди. Что они толкуют про кончившиеся деньги, про голодающих детей, про успешную всегда рыбалку, что она этому всему способствовала. Что она спасла мир. Она улыбалась, чуть жеманилась, даже поинтересовалась, а в чём же её заслуга конкретно.
Но когда Лёнечка передал ей свёрток и добавил, что вот это спасло
нас от позора и прокормило весь наш табор, тётя, развернув и увидев свою пропажу, завопила на весь пляж: вот они мерзавцы, которые лишили меня удовольствия пребывания на море. Вот они.....
 Дальше были такие слова, такие эмоции, что только предварительно запущенные двигатели наших машин, бескровно разрешили ситуацию. Мы вынеслись на шоссе, промчались через Агой, поднялись в гору и только потом, убедившись, что погони нет, поехали спокойно.
 Жёны долго донимали нас вопросами по этому инциденту, но мы стойко держались.
 Они перезванивались, в надежде докопаться до истины. Но никто не знал оную.  И только Вадикова знала, ибо он соблюдая свои правила жизни и не мог, и не хотел соврать, и рассказал существо дела, но та стойко молчала, ссылаясь на  не информированность. Врала.
Но ей можно. Её принципы жизни позволяли.
 Борис Осипович в НИО появился неожиданно.
Наука, слухай сюды! -начал он с порога. Минлесхоз страны проводит в наших краях, в Гузерипльском леспромхозе,  международный симпозиум по горному лесоводству. Мы там представлены тоже. Мною! Это официальное лицо.
Приглашаются желающие. Но особенно нужны владеющие чужими языками. Вот Вадим Андреевич, Франгулян, разведчики-диверсанты. Кто ещё есть хоть по одному ин.язу более менее свободно? Нет, нет! -Женщины не тяните руки. Там горные условия. Мокро, скользко. Кто за вами будет ухаживать? Обузой будете. Сидите. И молчите. Ни какой дискриминации нет. Всё. Вопрос не поднимать!
Что? - на весь НИО только пять человек наскреблось? Ладно, добавим с проектных отделов.
-Иностранцы, за мной.
И Борис Осипович вырулил из кабинета.
Конечно, наши блеснули. Такие мероприятия. Горы жареной форели с арбузами в местах перекусов. Вино всякое и разное. Сыры адыгейские всех сортов. Фрукты, ягоды. Иностранцы робеют от такого, жмутся. Боятся потреблять.
Но когда их убедили, что это без оплаты. Что это так принято у нас, что это действительно так, они осмелели. Ели всё подряд. Да и в сумочки заначки
делали.
Надо сказать, что под этот симпозиум, для проведения финального банкета, построили дворец лесника. Настоящий дворец. Громадный, просторный.  Который до сих пор служит по назначению.
Вот на этом банкете и устроил лукавый серьёзное испытание нашему Вадиму Андреевичу.
 Дело в том, что лесники всего мира прибыли со своими жёнами, взрослыми детьми. Видно, у них так принято. Надо сказать, что вели все себя прилично. Особенных выкрутасов не было. Но и не привычно для наших.
 В лесу им устраивали туалеты, всякие премудрости для женщин, о которых наши и понятия не имели.
Те, естественно, этим всем пользовались.
Наши старались избегать приближения к этим местам. Но всякое случалось. Идёт весь этот отряд, а было человек сто, по горной лесной дороге.
Растянулись на пару километров. Не спешат. Они и приехали больше поглазеть, а не решать мировые проблемы.
 Идут кучками, парами. Беседуют всяк о своём. Идёт и Вадим Андреевич с англичанкой молоденькой. Дочерью королевского лесничего. Андреевичу край как интересно знать про английские леса, кому они принадлежат, кто командует в этой сфере, каковы законы.
Елизавета охотно рассказывает ему. Что все леса, практически, частные. Но закон един. И просто так ни одно дерево ни спилить- ни посадить нет возможности. Всё строго регламентировано и нарушители строго наказуются.
Порядок в лесопользовании идеальный и это понятно, т.к. лесов крайне мало. Её отец, королевский лесничий не по тому, что служит при королеве, а потому, что такой титул у всех лесничих, точно так, как и в России  со времён Петра Великого повелось. Ибо царская казна, в основном, наполнялась за счёт лесопользования. Также, как и на Руси, лесничий имеет право входа к королеве без испрошения аудиенции. Прямо, как говорят: через порог и к ручке. В России это делалось из-за богатства, которое в руках лесничего, а в Англии из-за бедности лесов. Вот так мило беседуя, они поравнялись с боковой дорожкой с обзначением, что справа для женщин, слева-для мужчин.
Елизавета остановилась, кивнула головой и бодренько потопала в указанном направлении. Вадим Андреевич присел на скамейку, что стояла на развилке, хмыкнул так это и восхищённо и осуждающе. Что вот как мы толково можем, и что прогнулись пред буржуями. Но хорошего в его хмыке было явно больше.
Только скрывшаяся Елизавета моментом вернулась обратно.
Простите великодушно, но раз вы мой рыцарь, то помогите в этом небольшом деле. Простите тысячу раз, но узелок так сильно затянулся, что не могу развязать.
И она показала этот узелок на шнурке, что стягивает поясок её штанишек.
Вадим Андреевич, не чувствуя никакого подвоха, не вставая чуть  склонился, рассмотрел этот самый узелок. Ого! Да он затянут намертво. Хоть бы на бантик, как у всех нормальных людей, а тут наглухо.
Учитывая ситуацию, что она не терпит долгих копаний, тем более, что и взаимоположение тел несколько своеобразное, Вадим Андреевич перерезает матузок, передаёт концы в пальчики страждущей и кивает головой: мол, пока всё, давай торопись по своим делам, потом решим, как соединить. При этом он чисто механически отметил худобу молодицы, скорее даже костлявость оной. Не то что в упрёк, но как то уж очень худа.
Только англичаночка сделала пару шагов, как грубый голос за спиной Вадима Андреевича рявкнул: стоять, газель! И два, заросших щетиной мужика, подошли с боков.
-Серёга, займись этой козой, а я потолкую с интеллигентом, и он вытащил из кармана нож. Нажал кнопочку, лезвие выскочило и приняло рабочее положение. Вот тут Вадиму Андреевичу и пригодились уроки разведчика-диверсанта. И то как нещадно он их проводил.  Как требовал автоматического выполнения элементов. Как было больно, а порой и страшно.
Не очень осмысливая, что он делает, Вадим Андреевич резко встаёт и с размаху бьёт своим керзовым сапожищем по согнутой в локте руке бандита. При этом краем сознания он отмечает, что при таком положении руки и что она грамотно прижата локтем к боку, Надо бить в середину руки, чуть ближе к локтю. Что он и исполняет. Хруста костей он не слышал, но что мужик выключился полностью, он понял. Добавив увесисто по темечку и завалив первого, Вадим крутнулся ко второму. И обалдел.
Эта кожа с костями совершенно отключила второго. Он хрипел, хватаясь за горло. Пена шла изо рта валом, а англичанка вспарывала ему штаны от гульфика до пояса.  Совершив сиё, она бросила трофейный нож на землю,  и стала водружать на место свои штанишки. При этом, не смотря на остроту ситуации, Вадим Андреевич  отметил полное несоответствие верхней, костлявой части тела, с нижней. Во всяком случае с той, которая была явлена.   
Вадим Андреевич, подобрав нож первого, также вспорол ему штаны, лишив возможности использовать руки для других целей.
Сколько времени прошло? Минута, пять. Но двое мужиков лежали на земле и попыток продолжать борьбу не делали. Вот вернулась англичаночка.  Умытая. Капельки воды поблёскивают в кудряшках. И…спокойная. Как и не произошло это нападение.
Что делать дальше? Уходить и оставить потерпевших как есть? Или звать кого? Так не докричишься. Ушли далеко.
Но слабо знал Вадим Андреевич наших хранителей. При таком стечении иностранцев на малом пространстве советской территории, соответствующие службы организовали тотальный контроль . Тотальное наблюдение.  И по точкам и сопровождения.
Двое бравых хлопцев, в тёмных брюках и тёмных рубахах, быстрым шагом топали к месту происшествия.
Что случилось? Не пострадали?
Да нет. Все целы.
Тогда продолжайте свои дела. Мы с этими разберёмся сами. Всё, всё! Топайте дальше. Ваши показания и прочее нам не нужны. Разберёмся.
Баба с возу…. Елизавета, придерживая портки пошла вперёд, Вадим следом. Конечно, надо остановиться и произвести ремонт имущества. Но где? На тропе нельзя, народ может идти. Дорога всегда работает. Тем более вполне приличная.
Давай сюда, здесь есть прямая тропа к тому месту, куда выйдут все. Мы их километров на пять опередим. Значит, есть у нас время в запасе. Вадим свернул вправо, прошли метров сто и спустились в балочку. Попили воды из родника, там и расположились для ремонта. Прямо скажем сценка не для слабых. Елизавета, приподняв живот, уложила попочку на вытянутые ноги, усевшегося на траву Вадима Андреевича.  Который, склонившись, аккуратно подрезает концы узла. Но Вадим Андреевич инженер. Он чувствует нутром и видит своими собственными глазами, что этот узел не завязывался  человеческими руками. Что это машинная работа. И он начинает понимать, что это пахнет провокацией. Он также понимает, что эта пышненькая попочка, устроившись на его коленках, пускает токи энергии, на которые только мертвец не прореагирует. В нём начинают бороться две силы. Могучие и без компромиссные. Одно дел надо разоблачить девку в подставе. Ибо на её штанишках явно есть застёжка. И она всё это подстроила. В смысле со шнурком. А другое….А другое страшней. Другое –опять мордой в грязь.
О, Господи, как тяжко. Вадим чувствует, как затуманивает голову, как шарики в голове начинают скрипеть и останавливают свой бег, чувствует как эта попочка шевелит мышцами, добивая остатки Вадиковых тормозов. И он, последними силами, беззвучно кричит: ну, где ты, наставник мой!  Тону! Булькну, как Пётр! Спасай. Боже мой, какой позор.
Я всё понимаю, всё чувствую, но сил устоять нет совсем. Сейчас сдамся и помру! Господи, Иисусе Христе……
И включились мозги. И шарики завертелись, как смазал кто.
Вадим Андреевич прокрутил Елизавету на пол оборота, прощупал поясок. Вот она застёжка.  Обыкновенная с боковыми кнопочками. Он нажал, расстегнул. О! Да тут всё наоборот.  Прорезь идёт не по переду, а по заду, как задом на перёд штаны одетые. И он уже, как инженер, внимательно рассмотрел конструкцию этих штанишек, заодно, с приятностью победителя, похлопав по совершенно голой попочке.
 Елизавета всё почувствовала. Она этак виртуозно перевернулась в пространстве и села рядом.
Устоял?
Устоял!
А зачем? Что от этого? Кому легче стало? Или прибыль кому? Так же жизнь и катится своим чередом. Что совершилось, что нет. А паровоз идёт. Кого везёт, кого давит. Ему ни холодно, ни жарко. Только мы, как уголь в топке его сгораем.
Ладно, Елизавета, оставим топку с паровозом. Ты скажи, как это ты того бугая завалила? Это уметь надо очень!
 Конечно уметь надо. Нас этому учат.
Зачем? И кого вас?
Девушек нашего социального слоя. Дело в том, что при всём укладе общества, строгостях полиции и прочего, очень высокая преступность есть. И не столько в целях изнасилования, сколько продажи за выкуп или просто продажи на чёрном рынке.
Как это продажи? Ну, выкуп понятно. Родители или кто выкупают пленённое дитяти. А просто продать, как это?
Вам это не понять сразу. У вас нет публичных домов, закрытых клубов жуткого разврата, где садисты так издеваются над женщиной, что порой и до смерти доводят. Деньги! Деньги делают много страшных вещей. Вот нас и учат самозащите. При этом,  если насильник и погибает, то пострадавшая не подсудна. Поэтому приёмов не много, но они эффективны.
Ладно. А зачем ты ему штаны испортила?
Это автоматически. Что бы далеко не убежал и что бы руки заняты были.
Скажи, Елизавета, а зачем ты устроила дело со шнурком? Неужели тебе так пошутить захотелось? Что ты ожидала о меня.
Это просто. В наших краях о вас говорят, что как только русский прикасается к женщине, он разгорается похотью, валит, где попадя и почти насилует.
Во, бред. Кто же это такую дурь распространяет?
Не знаю. Говорят, после второй мировой войны много пленных русских попали в Англию. Вот этим делом они и прославились как то.
Брехня, выдохнул Вадим Андреевич. Какая брехня.
А что такое брехня?
Ну это сильное враньё. Очень сильное.
Так ты рассчитывала, что я тебя заломаю? Как медведь? Тебе то сколько годков от роду?
Двадцать девять.
Замужем?
Нет.
Во, дура, а как же ты хотела такого? Потом замуж кто тебя второсортную возьмёт?
Что значит второсортную?
Как тебе объяснить? Ну, не девственницу.
А при чём тут это?
Как при чём? Это главное. Если девичество растеряла, то так в девках и остаться можно. Такое правило. Конечно, есть и исключения. Есть и разводы и во второй брак вступают, но это, скорей, исключение из правил. Как написано в старинных наших документах, что оставит отца и матерь своих, прилепится к жене своей и станут единой плотию. И что тело жены принадлежит мужу, а тело мужа, принадлежит жене. Разве у вас не так?
У нас это не прописано. У нас каждый себе хозяин. И что хочу, то со своим телом и делаю.
А как родители на это посмотрят? Вот, допустим, у нас с тобой случилось. Была девицей, стала женщиной. Что бы они сказали?
Ничего.
Как это?
Во первых я уже давно не девица. У нас это не ценится. У нас ценится кошелёк. Финансовая и клановая престижность. Поэтому мы с этим делом расстаёмся без всяких сожалений ещё в школе. Кто у врача, что надёжнее, безопаснее и безболезненно. Кто с парнями или взрослыми. Но там куча проблем. Потом и пользуемся собой, как нам хочется, конечно, избегая беременности. Но и это не очень большая проблема. Частные врачи умеют молчать. Им за это деньги платят.
Во, как. Странные у вас порядки.
Почему странные. Это нормально. Это наши социальные завоевания. Это свобода, это настоящая демократия.
Разврат это, а не демократия.
Ха, вы разврата не видели.
Елизавета глубоко вздохнула. Потянулась всем телом и тихо промолвила: есть хочется.  Раз ничего из моего опыта не вышло, так хоть перекусить найдётся где?
Вставай, перешёл Вадим на «ты». Топай следом.
Они пересекли заросший сплошной ажиной участок, перешли вброд маленькую речушку и вышли на лесной кордон. Там кипело в котлах, жарилось на углях нечто ароматное и дразнящее.
Привет кашевары!
Здравствуй, Вадим Андреевич. Оголодал? Раньше всех примчался. Да и не один. Где такую кралю оторвал? Господи, Вадим Андреевич, так это ж одни кости. Или тебе в наказание за что, такую удружили?  Кто сия будет?
Ладно. Сначала поесть дайте, потом расспросы.
Конечно дадим. Садитесь за маленький столик, вот сюда, в тенёк.
Долго работали Вадим с ЛизаветОнкой, как быстро окрестили англичанку служители кухни, над всякими блюдами и напитками. Утрудились и отвалились, засыпая на ходу. Их препроводили в шалашик, где они мирно и засопели, после таких сложностей путешествия.
Андреич, вставай, перейди в соседний шалашик. Народ подходит. Ну, увидят вас рядышком. Настучат твоей, да и тебя по парткомам затаскают. Давай вот сюда. Давай. От греха подальше.
Когда окончились все научные дела, пришла очередь развлекательной программе. Тут был и ансамбль  «Нальмес», от выступления которого публика потеряла дар речи. Это было блистательно. Был Кубанский казачий хор. Иностранцы вообще онемели. Потом были поездки по красивейшим местам Адыгеи. На Лагонаки, Гуамское ущелье. Там гости вообще сникли. И если у них о России было своё, как то сформировавшееся мнение, то теперь они были пленены полностью. У них только и осталось два слова: Ах, да -Ох!
К тому же приложилось, что за это с них и копейки не взыщется.
Восторг был полный, да и было с чего. Хотя для нас это всё обычно. Хоть смотри, хоть живи там. Среди ягодного тиса, тысячелетних пихт, сплошных зарослей можжевельника, самшита, который помнил, наверное, динозавров.
Все, конечно, прокатились на саночках, которые прямо со снежной дорожки вылетали на цветущую поляну рододендронов. Где такое ещё есть? Нигде!
Потом дали три дня свободных. Ходи, куда хочешь.
Тут Вадим напоролся на грех тщеславия. Как кузнечик на сорокапута.
Он взял пяток бутылок «Московской», прикатил на Октябрьский аэродром и нырнул в командирский вагончик.
-Привет!
-Привет покоритель Английского королевства.
-Что, уже настучали?
-И не только настучали, но и просчитали, когда тебя поздравлять.
-С чем?
Не темни Вадик. С чем поздравляют обычно. С прибавлением народонаселения мира. В данном случае Британского королевства. Или ты дитя сразу с Союз заберёшь?
-Брехня. Не было сего.
Вадик. Мы верим компетентным органам. Нам сам большой начальник, Коля, нашептал, как ты оголил принцессу, потом шнурок на портках ей завязывал, потом в одном шалашике спать изволил, слопав половину козлёнка и выпив медовухи горшок. Ты вот только скажи, что там выбора не было? Или тебе по жребию такая тощая досталась?
Во, гады. Всё брехня! И ваш Коля брехун, хоть и возглавляет такую серьёзную контору. Не было сего!
-А что было?
Из всего, что наплели был шнурок, который сперва перерезал, потом срастил.
Дальше Вадиму продолжать не дали. Вагончик сотрясался от хохота. Добродушного, дружеского и беспощадного авиационного хохота.
Вадим Андреевич молча поставил бутылки на командирский стол.
Разом всё стихло.
-Это как понять? Взятка? Или выкуп? Или что ещё может быть за криминал?
-Во! Сразу замолкли. Это задаток.
-Чо надо?
-Девочку покатать над горами.
Хохот грянул с прежней силой, с одной лишь разницей, что моментом накрыли на стол, разлили и выпили.
-Как ты мыслишь сиё?
-Очень просто. Сам не полечу. Я в качестве гида. А Божок порулит. Покажет все красоты. Он там бывал не раз. Знает всё.
И на сколь тебе корабль нужен?
Эт, как сами решите.
А заправка? Чья заправка, -усердствовал начальник клуба.
Как решишь.
Вадим Андреевич, если я решу, что твоя, то плакала твоя месячная зарплата.
-Так ты не оставляй семью голодной.
-Так у меня план. Мне часы налетать надо. Начал горячится Юра.
-Ладно, командир, не горячись. Не чужому человеку, чай. Свой. Надо уважить. Ведь смотри, как он правильно подошёл. Уважил. А ты литры считаешь.
-Не литры, а 1200 литров, огрызнулся начальник клуба. Но быстро остыл.
-На когда?
-Завтра.
-Давай. Веди свою Тонкую Лизу. Божок покатает. Решено. Давай часов в семь. Пока солнце не в зените. Поутру тени резче. Красивее.
И все присутствующие приступили ко второму этапу, после чего, уже пустыми, бутылки вернулись в жёлтый портфель Вадима Андреевича.
Так принято! От этого отступлений не бывает. И криминала в этом тоже нет. Традиции!
Вадим Андреевич покатил в город. Он чувствовал, что эта акция очень пахнет тщеславием, но когда, как бы оглянулся дать обратный ход, понял, что тщеславия будет ещё больше. Вот, мол, какой я сильный. Могу хотеть, а могу не хотеть. Он понял, что попал в вилку. Ни вправо, ни влево. Вадим Андреевич даже остановился. Вот ситуация. Как в капкане.
Но процессы запущены. Надо продолжать. Однако, на ус себе он намотал.
Божок принял гостей и порулил к горам. Он их знал, как свою ладонь. Десятки раз возил гостей всяких и разных. Кого на горную охоту, кого с кино и телекамерами. Однажды возил артистов московских, которым захотелось фотографироваться на фоне зубров.
Вот и катает Володя гостей. Показывает красоты родного Кавказа.
Есть у него и посадочные площадки, может только ему одному известные.
Вадик, садиться в горах будем? Посмотрят сблизя наши скалы и мхи?
Смотри сам, Александрович. Ты у руля.
Но Володя так же подвержен этой страсти. Вот никто, а я могу. И покатав пару часов публику над и под хребтами, Божок неожиданно сажает своего « Антона» среди гор. Порулил немного. Поставил аппарат в точку старта и выключил мотор.
После шума и грохота, тишина оглушила и «смяла» гостей. Они плотно стояли у борта и боялись отходить. А кругом стояли дикие скалы с редкими пихтами и стелющимся можжевельником. Кое где, куртинками, цвели рододендроны. Ветра почти не было и воздух был абсолютно прозрачен.
Понемногу стали приходить в себя. Осматриваться. Разбредаться. Охи и Ахи сплошняком, а Вовочка блаженствует, купаясь в похвалах.
Господа, у вас час времени. Не более. Могут быть облака. Тогда придётся ночевать и ждать погоды.
Но публику уже понесло.
Через час Володя запустил двигатель. Народ потянулся к машине. Стали усаживаться. Уселись. Проверились.
Все?
Да. Все.
Тогда взлетаем. Самолёт дал газ. Задрожал. Но не покатился, т.к. в этот момент всё покрыл туман.  Молоко сплошное. Народ притих, сжался.
Двигатель сбросил обороты. Притих. Но тут опять взревел и помчался.
Публика ахнула и, от страха, зажмурились. А самолёт промчавшись своё, легко оторвался и вынырнул к солнцу. Вовчик этот манёвр уже не раз устраивал. Риска дополнительного не было ни сколь. А эффект! Эффект был потрясающий. Злые языки поговаривали, что больше года английская пресса с восторгом описывала сей взлёт. И даже всемирная ассоциация лётчиков, что то хотела предпринять. То ли прославить, то ли наказать нашего Владимира Александровича Божкова. Который есть первого класса пилот с налётом более 10 000 часов.
Гости уехали домой, а здесь ещё долго вспоминались эти дни.
В том числе и дома у Вадима Андреевича, где его благоверная, долго носившая в себе нечто вроде обиды, как то выжала: ну и расскажи, друг сердечный, как ты худой костистой англичанке шнурок на трусах развязывал?
Не на трусах, а на штанах. И не развязывал, а разрезал. И нет тут ни какого криминала, ибо вопрос стоял ребром: либо шнурок резать, либо с девкой конфуз, т.к. надо было оттуалетиться ей.
Всего Вадим Андреевич не мог рассказать. Было бы ещё хуже, но занудный голос уже ныл в ухо: и не врёшь, а полуправдишь. И что хуже?
Но жёнушка должна была вылить всё, что накопилось и она добивала: а потом ты этот шнурок связал?
Связал.
И как же ты его связал?
Как обычно. На узел. Но с бантиком, чтоб при необходимости, сама могла развязать.
А интересно, она их снимала для этого, или прямо на ней  вязал.
На ней. Начинал слегка заводиться Вадим Андреевич. Но сдерживался и твердил про себя: Господи, сохрани, Господи удержи, Господи Иисусе Христе.
Жена как то странно посмотрела, потом смутилась, явно, и ушла в другую комнату. Потом перешла на кухню, гремела посудою и громко выдала: а твой друг Колька, энкавэдэшник, говнюк!
Вадим Андреевич моментом понял откуда ветер, обнял жёнушку: твой одноклассник и воздыхатель он. Не надо было ему сопли жевать. Брал бы и женился. Всё откладывал. Прозевал. Теперь всё! Обратно хода нет. Не отдам. И Вадим Андреевич легко поднял жену, протиснулся сквозь дверные проёмы, и аккуратно опустил на свой старинный дедовский диван.

 Покатились рабочие дни. Новые машины. Новые труды. Новые книги. Жизнь продолжается.  Вся лаборатория более походит на церковную библиотеку. На читальный зал. В основном, Вадим Андреевич всё берёт в голову, но кое что и выписывает. Имена, события. Акцент, который был изначально на чудеса сменился последовательностью- от простого, к сложному. И чем дальше продвигался Вадим Андреевич в духовных познаниях, тем боле убеждался, что им нет предела. Это его не огорчало. Он прекрасно понимал теперь, что сколь надо, столь ему и откроется. Свою прежнюю торопливость он категорически исправил, спешить перестал, а планомерно постигал Божественные откровения.
Сидя в своём полукресле, он частенько отвлекался от чтения и уходил в себя. Перелопачивал познания, как то раскладывал по полочкам.
Голос, который поначалу наставлял. Больше не приходил. Как понимал Вадим
Андреевич, корректировать не было необходимости.
Иногда заглядывали сослуживцы. Теперь и Славик перешёл в СКБ. В отдел нормоконтроля. Это место, точно для его въедливости. Как раз по характеру.
Вечером, после работы заглянет и Борис Осипович: вы Вадим Андреевич никак во священники лыжи вострите. Али варите опиум для народа?
Нет, Борис Осипович, не боись! На партком тебя не потяну. Это дело твоё личное. Не боись! Мне тут самому бы разобраться. Ибо изучаю, не как простой нормальный человек, а сугубо как инженер. Вот оно, то складывается в чёткую систему, то рассыпается на мелкие кусочки. И нет в моём восприятии единой формулы.
Значит, критерии оценки твои не есть верные, -изрекает шеф,- значит здесь надо совсем по другому мыслит.
Вот и пытаюсь мыслить.
Вадим, а может тут не надо мыслить? Может это вредит познанию? Ведь твои мысли, это мизер по сравнению с этой наукой. Ты своим штангенциркулем хочешь планету измерить? Не получится. Масштабы разные.
Шеф говорил правильно. Это Вадим Андреевич и сам чувствовал. Но избавиться от системы, которая впрессована в сознание очень трудно.
Теория без практики-мертва! Теория должна подтвердиться опытом! Только практический опыт утверждает теорию!
А как в этой новой сфере проверить опытом? Сам не сможешь. Просить? Кого и как?
Вот и продолжает Вадим Андреевич процесс, начиная с исполнения заповедей Христа, которые политработники несколько подкорректировал, убрав им не подходящее, в Моральный Кодекс строителя коммунизма определили.
Всё освоил его крепкий ум. Все грехи, все последовательности: из чего что произрастает. Но от этого впадать в оные не перестал. Только влетев в очередной раз, расставлял по полочкам, чертил график и….топал в храм каяться.
В церкви Вадим Андреевич стал своим человеком. Он уже многое знал из установленных норм и правил. Раскланивался со старушками и те ему в ответ дружелюбно кивали. Иногда служащий священник приглашал его в Алтарь  и поручал некоторые дела.
Там в Алтаре Вадима Андреевича обнимала тепло и ласково, какая то робость. Он чувствовал себя совсем маленьким мальчиком. И ему было и покойно, и немного страшно, одновременно.
Как то и жену свою уговорил. Стояли рядом. Всю службу. Вечером, после ужина, уложив детей в кроватки, его милая жёнушка, вместо обычных наставлений стала читать им Псалтырь. Вадим Андреевич обалдел.
Драгоценная, что ты читаешь? Это Богослужебная книга. Её на службе читают.
Милый мой. Её дома читают. Вся Русь. Испокон веку. Оторвался от земли ты. Обыденного не видишь.
  И она продолжила чтение. Но не таким голосом, как пономарь, а своим женским, рассудительным и навевающим покой.
Такого Вадим Андреевич не ожидал. Это ещё одно было его очередное посрамление. Когда он возомнил, что пребывает на высотах познания. А оказывается он и не взлетал.
Уроки следовали один за другим. Наука была суровая и основательная. Вадим Андреевич постигал мир. Мироздание, в его бесконечности в таком маленьком пространстве, как его работа, школа детей, свой собственный дом.
День Первого Мая страна праздновала широко и шумно. Обязательная демонстрация, когда заводские колонны плотным строем, с флагами и транспарантами двигались через весь город от парка до Пролетарской. К парку они стекались по Жуковского и по Ленина. Гремели духовые оркестры, играли баяны. Народ прямо в колоннах пел и плясал. Кто и с утра приложился к чарке, кто прямо в строю. Но всем было одинаково весело и Радостно.
Первое Мая. День весны. День солидарности трудящихся всего мира. Не добавить –не убавить.
Второго мая-маёвки. Весь город в лесу. На полянах горят костры. Жарится-парится всякий харч. Играют, поют. Некоторые предприятия целиком, всем составом, и там танцуют под свой духовой оркестр. Много детей. Семьями и ни как иначе. Молодое поколение впитывает обычаи народа.
СКБ рядом с машзаводом. Их и не разделить. Ибо всё, что выпускает «Машкин завод», проектировалось в СКБ и  сопровождалось. Родные. Вот и гуляют вместе. Вот и радуются весне. Подпиты, практически все взрослые, поэтому  тормоза расслаблены. Шутят с солью и перцем, но беззлобно. Так, смеха ради. Опять досталось Вадиму Андреевичу за «работу по шнуркам», подначивали, как могли. И всё спрашивали: а не народился ли там, в далёкой и хмурой Англии, некий Вадимович. Может командировку надо исхлопотать. Так это мы мигом.
Вадим Андреевич смеялся вместе со всеми, но и слегка роптал на бесцеремонность собратьев.
Темы менялись моментально. Во уже и Бориса Осиповича «прокатывают» не хуже чем на бюро горкома. Достаётся и Лариске. И Мария Адамовна уже раскраснелась от «шпилек».
Сегодня можно. Сегодня -  Майские праздники.
Вот добрались до лаборатории. Там, говорят, у тебя царство не от мира сего. Не материальное, духовное. Постигаешь высшую науку. И чего достиг?
Вадима Андреевича это несколько даже покоробило. Что вот по пьяне, хоть и не большой, хоть и без зла, а вот так, как бы слегка и насмехаясь о делах серьёзных, вопрошать не к месту и не по времени. Но народ не отстаёт. Ему, народу, это действительно интересно. И совершенно уважительно, что этим занимается совершенно свой человек, который с ними хлебает по полной все производственные заботы.  Расшивает все тугие сплетения, рассекает гордиевы узлы освоения новых машин. И как только помянулось слово «узел»,  громкий хохот свалил публику на траву. Они смеялись так искренне и с таким удовольствием, что Вадиму Андреевичу и сердиться невмочь было. Мир всё знал! Мир смеялся!  Не только прощая случившееся, но как то одобряя оное. И даже сожалея, что  произошло не с ними.
Вдруг, на полувыдохе смех прервало. Публика изумлённо смотрела вверх, туда, где не на высоте небесной, а совсем рядом, на уровне крон деревьев, белело облачко и к этому облачку, как под его защиту, медленно «всплывал»
 Вадим Андреевич. Он сам этого не видел и не чувствовал. Только обратил внимание на то, что все как бы удалялись. А потом и скрылись.
Сколько прошло времени, он не понимал, но вот снова лежит среди сослуживцев, на своей брезентовой подстилушке, слева полулежит его собственная супруга, справа Борис Осипович. Но все молчат. Не жуют, не пьют. И даже дети притихли и остановили свои догонялки.
Более чем на вопрос: что случилось? –у Вадима Андреевича фантазии не хватило. Но его слова повисли в пустоте. Он снова попытался понять их состояние. Но они упорно молчали и таращили на него глаза.
Наконец Борис Осипович, потрогав его за плечо, потом похлопав по спине, огласил: целый! Твёрдый! Обычный. Как и был.
Народ зашевелился, ожил.
-Ну, Андре-е-е-ич, нннну, даёшь. Так и помереть со страху можно. Или,  по меньшей мере, штаны испачкать.
-А что случилось то? –поинтересовался Вадим Андреевич.
-А ты что? Ты что сам не знаешь? Улетаешь и не чувствуешь? Или кто тебя своровал? О-о-о-о! Так это может англичане? Мы то им кости промывали сейчас? Попугали, что утащим и смейтесь потом без ведущего инженера.
Долго ещё обсуждали это событие. Долго допытывали, как он это делает. Долго смотрели на него совсем не теми, обычными глазами. Вадим Андреевич стал для всех новым.
Вечером и жена спросила: Вадик, а как это такое делается? И зря ты так. Ведь народ не в обиду тебе смеялся. По дружески, уважая тебя. А ты взял да улетел, как обиделся.
Вадим Андреевич и не обижался тогда. Он благодушно посмеивался вместе со всеми и совершенно ни о чём другом не думал. Это произошло не по его воле.
А по чьей, ломал голову «летатель». Как узнать? Но беспокойства не было. Напряженности или тревоги не просматривалось, и Вадим Андреевич понял, что это не происки лукавого, а пришло время. Время некоторого пожинания плодов.  А вот каких плодов, как их жать, пока он не знал.
Он понял только одно, что труды его приняты и что тот мир оценивает поступки и проступки с другой меркой.
Жена умница. Спит себе, притулившись к надёжной опоре – мужу. И не надо ей голову ломать о полётах, о белых облаках, о высшем. Ей забот и хлопот здесь по горло. Когда надо –муж скажет. На то он и голова, и глава семьи. Слава Богу, всё есть. И дети, и квартира, и работа, и, даже, машина. Дача. Есть друзья, родственники. Есть Страна. Родина. Отечество. ВСЁ! Слава Богу!
Первый рабочий день после праздников, не рабочий. Одно только, что все на рабочих местах. Трёп по полной. Главный герой-Вадим Андреевич.
Если бы поболее нахальства, все отделы пошли бы в лабораторный корпус. Ибо молва разнесла всё и разложила по пунктам и полочкам. И грунт в комнате. Кусты, деревья.  Трава вместо пола. Уже добавили ежей, ужей, зайцев. К обеду и волки рыскали по кустам. Комната летала, а когда уборщица поливала всё это царство, то на неё смотрели чьи то горящие глаза. До медведей и зубров дело не дошло. Мала комната. А вот вороны там летали стаями, воробьи пачкали так, что бедной уборщице приходилось сутками всё зачищать. Хорошо хоть рабочий день всего восемь часов.
Сам Вадим Андреевич был на заводе. Там некогда трепаться, там всё в металле. А он строптив. Имеет свой характер. Его надо понимать и дело править толково. Вот и сейчас. Собрали узел. Десятки деталей. А он не становится на место. Не лезет. Хоть половину машины разбирай, из-за чьей то промашки. И не лезет всего на малость. Но металл не резина. Не сдавишь, не растянешь. И хоть, по русски его. Хоть по каковски. Помянул Вадим Андреевич четвёртый отдел «добрым словом». Полез под агрегат. Там просвет больше.
Пытается всунуть узел снизу. Но это не пять кило гантели. Что у него под кроватью. Это пятьдесят. И сверху не зацепить.  Там уже трубки и шланги смонтированы. И разбирать не хочется. И в карту сборки уже крупно записано: узел поворота барабана ставить первым! Но надо сейчас воткнуть. Ибо сколь пустых трудов надо затратить. Господи! Ну, помоги. Только этот узел впихнуть.  Помоги, трудящемуся народу.
Сказка. не сказка, железо штука сугубо материальная, но узел сел на своё место.
Вадим Андреевич выбрался наверх.
Поставил?
Поставил. Но запишите красным цветом. Что его первым ставить надо сразу на раму.
-Андреич. Мы поставим, а как в леспромхозе будут его снимать? Это ж железо. Оно ломаться может. Надо по уму переделать.
Ты прав. Вынимай. Будем переделывать.
Вот так, подумал Вадим Андреевич. На Бога надейся, но сам не плошай. Не будет Бог твои дыры латать.
Но вера его утвердилась ещё более.
 Вечером, по случаю дня рождения, Вадикова квартира наполнилась народом. Ребята скинулись и принесли, давно желаемую, но финансово-недоступную, дрель. С регулятором скорости, с реверсом, надёжным патроном. Женщины, как обычно: тряпки. Рубашку, носки. Умудрились даже настоящие армейские портянки, зная, что это главная обувь на полевых и лесных работах. Посидели за столом. Немного выпили. Женщины ушли «трепать своё женское»,  мужчины остались у стола. Как обычно, про работу. Про новые машины. Про лёгкую доступность к узлам при ремонтах. Но, незаметно тема ушла, как бы истощилась, ибо всем и всё ясно. Разговор перешёл на духовные вопросы.
Вадим и сам постоянно размышлял на эти темы. Но, то один! А то с друзьями. Совсем другое дело.  Глобальные вещи как бы и не поднимал, а всё не обыденные железки. Особенно всех интересует борьба с увлечениями, страстями, грехами. Вся эта системность, что от чего исходит и чем кончается.
 Вадиму сложно. Его познания и практические опыты строят его жизнь, совершенно отлично, от повседневной жизни друзей, сотрудников. Но он этого не показывает никак. А тут вопросы от своих и прямо. В лоб!
Ты жинке изменяешь?
Нет!
С давно?
Вот как начал серьёзно изучать наследие духовных отцов.
И что это тебе дало?
Не знаю. На один грех меньше стало. Таньке врать не надо. Спокойней на душе. Расходы сократились. Хоть на чуть, но факт. Страхи убрались: а вдруг дитя.  И время не трачу на это. Вот как то так.
-Не убедительно. Но ладно. А как с воровством? Ведь все мы помаленьку воруем с предприятий. Свёрла, электроды, железяки всякие и разные. Что на дачу, что для друзей-товарищей.
 Этот грех не изжил. Но всякий раз отмечаю. И без особой нужды не совершаю.
 -Хорошо. А как задумка с путешествиями?
Пока никак. Здесь нужно определённое совершенство духовное. Но в какой степени? Сам не знаю. Тут очень сложно. Дело в том, что пока всё пропускаю через старые, свои инженерные понятия. А надо только через веру. Вот уже и понятно, вот стараюсь не включать мозги. Верю! Но тут же мозг начинает лезть, возникают сомнения и …пшик! Всё улетучивается. Как  в бассейне. Вот вроде поплыл, а кто то кран открыл, вода вышла и обнаруживаешь себя твёрдо сидящим на дне.
Вадик, но столько лет! Сколь тысяч страниц перечёл!
Это всё хорошо, но вполне может быть равно нулю.
?
Да. А что вынес из чтения? Как изменил жизнь свою. Формула везде одна: теория без практики – мертва. Т.е. по делам!
-А скажи, Вадик, чему ты научился в смысле полётов? Какая высота, скорость, дальность?
-Умные мужики, а глупости от вас, как от младенцев. Это не лётное дело или нечто профессиональное. Здесь нет часов налёта. Здесь принципиально другое.
-А в чём эта принципиальность?
-В том, что не ты сам, по своему усмотрению, профессионализму исполняешь. Здесь по вере твоей ДАЁТСЯ. И сколько дастся, никто не может планировать или предполагать. Никто не может сказать, что вот за килограмм веры дайте мне способность говорить на всех языках мира. Или нечто подобное.
-Как мы понимаем, все твои чтения и праведное житие могут не принести плодов?
-Вполне. Но есть надежда, что принесут. А вот каких, никто не знает.
-А вот скажи, там, на самом верху про твои задумки знают?
_Вне сомнения. Как и про каждого из нас. И гораздо точнее, чем мы сами это представляем. Ибо там нет времени. Там нет завтра, вчера. Там только сегодня. Сейчас.
Ладно. Наливай. Крепись, изучай. Нас учи.
-Сами учитесь. В этом вопросе свои труды надо прилагать. И начинать с малого. Посильного. Не замахиваться на глобальные вещи.
 Праздник продолжается, но в голове у собратьев по труду, всё же нечто залегает.
 Вадим Андреевич и сам, время от времени, подводит итоги своих духовных трудов. Чего достиг в жизни. Он особенно радуется тому, что для него теперь наиболее приятным стал не конечный результат какого труда, а сам процесс, само отношение к делу, к процессу этого труда. Он даже в своём выступлении, в качестве политинформатора, в очередную среду поднял эту тему. Что в любом деле, крайне важное имеет место, наше отношение к процессу, наше настроение,  внутренний настрой.  Чтобы не ради зарплаты, как итогу приложения сил, а ради удовлетворения себя, как специалиста, как гражданина.
 Народ даже головы поднял. Прислушался. А ну, Вадим Андреевич, повтори. Пропустили начало мимо ушей. И обоснуй.
И Вадим Андреевич обосновал, что любая минута жизни, прожитая без интереса -попусту потраченное время. В том числе и износ одежды, инструмента, жизненных сил.
Это задело всех. Расходясь по отделам, шумели по коридорам, лестницам. Да и в отделах долго спорили. Но с Вадимом Андреевичем согласились. Да! Такая жизнь приятнее. Интереснее и не в тягость.
А сам Вадим Андреевич уже сидел в лаборатории и пытался совместить пространство и время.
 В армии любой сержант это делает весьма просто и успешно, не зная академических потуг.
-Иванов, за ваши пререкания с начальством, ваши умничанья, получите наряд вне очереди.
Есть, наряд вне очереди.
И, рядовой Иванов, приступите к отработке оного. -Видите эту поляну? Бурьян наблюдаете?
Так точно.
Вот и вычищайте эту сорную растительность прямо с утра и до забора! Приступить!
Сегодня Вадима Андреевича нещадно потянуло на поляну. Он давно там не был. Всё некогда. Работы прибавилось на пересмотре проектируемых машин на предмет лёгкой доступности при ремонте. Дома надо ремонт сделать. Побелить, покрасить. Всё это совместить с воспитанием детей. А после их активного участия, приходится отмывать и очищать не только полы и стены, но и самих детей.
Вадим Андреевич испросил у начальства разрешение, чем удивил Бориса Осиповича нещадно. Тот даже брови поднял вверх и там  оставил, на что Марии Адамовна резонно заметила:- Борис Осипович, верните брови на место.
Вырулил на Жуковского и покатил в сторону плотины. Водил своё авто он автоматически. Машина и он сливались воедино, и Вадим Андреевич не осмысливал движений. Переключения передач, управления акселератором и прочим. Он смотрел только на безопасность перемещения. Пешеходы. Даже светофор не отвлекал его ни сколько. Что надо, то и делалось. Вот он проезжает строящийся стадион. Громадный кран несёт громадную металлоконструкцию. В памяти встаёт их работа с Сергеем Бельдиновым в Штатах. Он как бы чувствует этот зной, эту раскалённую кабину крана. Мягкую податливость проводов с разогретой изоляцией. Тут же всплывает курьёзный случай, что произошёл на заводе в ту пору, когда только начинали поставки станков за кордон. Тогда из Индии пришла рекламация, что ваш станок не только не работает, но и не включается. Это был гром с небес. Немедленно выслать специалистов и разобраться, -гремело министерство. А спецы, знающие языки, все в разгоне. Только парочка осталась: инженер –электрик Монисов Владимир да Вадим, инженер-механик. Оба молодые и зелёные .  Вот и едут в англоязычную далёкую страну.
 Приезжают. Ведут в цех. Стоят три наших изделия. Колпаками тряпочными прикрытые.
Проверили схему подключения. Всё правильно. Открыли панели. О…..! Мама мия! А там всё съедено. Вся изоляция. Голые  провода и сработавшая защита.
 Где у вас провода продают?
Э…….Мэ………..Надо заказывать.
А купить есть где?
Но, господа, это надо платить.
Так платите.
Нет. Это вы платите. Мы за станки полностью уплатили.
Логично. И плакали командировочные. И поняли наши инженеры, что не только народ в Индии голодает, но и всякие жучки от банальной голодухи, жрут   даже изоляцию.
Голодно пришлось и нашим спецам. И поняли они коренное отличие России от иноземцев, где даже не поинтересовались, а ели ли что сегодня, вчера. И будут ли не голодны завтра. Три дня. Вся проводка из местных проводов. Пуск! Станок работает. Никто и спасибо не сказал. Подписали бумажки и пошли пешочком в порт.  Там продали башмаки, пиджаки, которые и не были нужны. Поели. Пару дней потолкались по причалам и, о везение, зайцами устроились на сухогруз «Михаил Ломоносов». А тут Родина, тут все свои. Тут не спрашивают мани-мани. Садись за стол и ешь. Хочешь добавку- пожалуйста! Родина хоть где! Хоть в центре Индийского океана, хоть в прохладной Балтике, хоть в родном городе. Законы одни: голодного накорми! Раздетого –одень. Плачущего-утеши. Бесплатно! И о деньгах не помышляй.
Русь! От века так!
-Сэр, что  вы здесь делаете? Слышит Вадим Андреевич голос над ухом.
Он поднимает голову. Кабина крана. Та самая, где они с Сергеем вели монтаж. Вот их блоки светятся жёлтой эпоксидкой. Тонко поют трансформаторы. Кран мчит на предельной скорости и несёт длинную сигару ракеты. Мелькают строения, которых раньше ещё не было, штабеля заготовок и везде эти длинные серые изделия-ракеты.
Сэр, вы откуда взялись? -Снова спрашивает крановщик. Вам нельзя здесь быть. Это военный завод.
А Вадим Андреевич чувствует запах разогретой изоляции, слышит лёгкое шипение. Стой! Вырубай питание, кричит он. Быстро.
Обалдевший оператор автоматически выполняет команды. Кран останавливается.  Ракета слегка покачивается и замирает.
Вадим Андреевич открывает дверцу шкафа. А там, свернувшись тугим узлом, лежит нечто серо-жёлтое, которое сдавило провода, выдавило разделительную планку и ещё чуть чуть и закоротило бы цепи.  Тогда либо автомат выбьет, либо, как это часто бывает, фазная дуга. И плакала начинка ящика горькими медными слезами.
Вынимай!
Крановщик отвёрткой извлекает эту животину, сбрасывает вниз. Вадим Андреевич поправляет проводку. Закрывает ящик.
Включай.
Кран разгоняется. Сигара слегка раскачивается, но это нормально.
Вот и конец пути. Груз укладывается на платформу треллера. Захват уходит вверх. Кран мчит на загрузку.
Обед. Крановщик спускается на землю. Вадим Андреевич медлит. Но делать нечего. Он следует вниз. Там палатка, в ней подают еду. Туда ныряет, ещё не пришедший в себя крановщик. Туда же входит и Вадим Андреевич.
Ба! Знакомые все лица. Стюард таращит глаза: сэр, это вы? Вы будете обедать? Как вы здесь очутились. Это военный завод. Сюда нельзя быть. И на чём вы прибыли?
Одни вопросы!
 Обедать, -спрашивает Вадим Андреевич. Я бы поел, но у меня нет денег. Тем более ваших.
Сэр, я за свой счёт. Мне так интересно, что вы здесь. Здесь такая охрана. Чудеса! Да вы ешьте. Это вам.
И он ставит на стол большую тарелку жареного картофеля с соусом. Ешьте, прошу вас.
Вадим Андреевич поел. Запил соком.
Прости, брат. Денег нет. А скажи, как поживает Ганнибал?
О, сэр. Он очень богатый человек теперь. Он, таки, придумал нечто подобное вашему устройству и торгует на весь мир.
 А что вы на кране сейчас делали? Это так неожиданно.
Ты у крановщика спроси.
Джим, ты можешь сказать?
Могу. Если бы не этот джентльмен, мы бы просто сгорели. И крану нашему конец, и заработку –тоже. А может и расстреляли.
О!
Вот те и о! Но это так.
Сэр, проходите сюда. Отдохните. Вот здесь, на этом лежаке. Здесь всё чисто.
А я вам в машину положу гостинец, можно?  Клади, клади. Кто знает, что в пути будет. Я совсем без гроша.
Вадим Андреевич прилёг и задремал.
Проснулся от лёгкого толчка. Его Фордик упёрся в ствол молодой осинки и обещал заглохнуть. Но Вадим Андреевич выключил передачу. Сам заглушил двигатель и окончательно проснулся. Покрутил головой. О! Приехал. Он на «Острове Земля».
 Первым делом оказалось, что он не один на этом кусочке планеты: неизвестный народ использовал «имущество» острова в своём интересе: на камнях очага кипела уха и две дамы ломали  сушняк и подкладывали в огонь, в домике дремали две молодые женщины, четверо мужчин стучали костяшками домино. Внушительных размеров пёс, время от времени бросался в воду и выбирался на берег с рыбкой в зубах. Он отдавал добычу кухаркам и снова замирал на берегу. Стайка детишек с визгом носилась по поляне и проводила свою пору радостного беззаботного детства.
Вадим Андреевич немного вспыхнул от такого видения, но сломал раздражение, успокоил ум: -не лично моё пространство. Не моя дача или квартира. Всяк в праве здесь пребывать. Вот только в хатку, как она не есть ваша, можно было бы и не забираться. Опять же: замка нет, забора нет. Понятия частной собственности на землю, тем более на берегу реки, в лесочке-рощице, и вовсе нет. Так что всё нормально.
  Компания не вскочила встречать «хозяина», но и агрессии не проявила. Только несколько удивились: ничего не было, а тут нарисовался. Как с неба валился. Ибо никто не видел, как он подъезжал  - раз, на дорожке стоят три машины гостей –два, и «Фордик» Вадима Андреевича остановился в таком месте, где проехать просто невозможно.
Но мы не в Европе, мы дома, в Стране Советов, в России. Доминошники встали навстречу. Не шутка ведь иномарку встретить, да так неожиданно появившуюся. Да так близко, что и пощупать можно.
 Привет!   Ты откуда взялся, и как смог сюда заехать? Отсюда только толкать придётся до ровного. А ну, бабоньки, все сюда. Упирайтесь вашими нежными ручками в сей буржуйский аппарат, а мы, нашими грубыми, в вас и, пока мы в трезвостях и нормальном уме, вытолкнем сю цацу на дорожку.
Вадим Андреевич подруливает, народ толкает со всякими полагающимися для данного дела словами. «Фордик» нехотя переползает песчаный барханчик, раскачивается по глыбистому грунту и устанавливается на дорожке, по которой уже без труда можно самостоятельно.
Дети, как и всякие нормальные дети нормальных родителей, с визгом помогали, потом заполнили авто изнутри и «загудели и запипикали».Но тут же грозный голос старшего в компании, выгнал детишек вон, чем они не сильно и огорчились, помчавшись в рощицу продолжать свои детские дела. Но вдруг притихли, подбежали к родителям и прижались к ним.
-Что такое? Что вас напугало так?
-Там дядя с топором что то рубит. Чужой дядя.
-Так и этот, что рядом не свой. Но нормальный, как и все и не страшный.
-Нет. Тот другой. Не такой. И лодка там другая.
-Пойдём, посмотрим. Показывайте.
Пошли в рощу. Осинки тоненькие. Травка пушистая. А вот чуть за осинником и правда нечто необыкновенное. Мощные сосны, берег большой реки, такой, что другого берега и не видно. Сухонький мужичок в зипунке топором рубит
тушу оленя.
Что за дела? Откуда река, олень, раскосый мужичок в странной одежонке.
Подошли ближе.
-Здравствуй, человек.
 На большее ни у кого далее ума не хватило, как спросить: -откуда река?
-Она тут всегда была, -ответил мужичок. Как родился, так она и тут. А вы кто будете? Откуда взялись в наших краях? И одёжка у вас хилая. Всяка тварь прокусит. Комар, мошка.
Мужички наши удивились опять.
-Мы то здешние. С рождения тут живём. Вот и жёны наши здесь. Уху варят на костре. А ты вот,  как  и не отсюда. Да и оленя завалил. Это не разрешено. У тебя то лицензия есть?
 Раскосенький перестал махать топором. Посмотрел на публику и засмеялся:
-Слово такое не знаю. А этого добра здесь много, но надо с умом. Не лишку. Только по необходимости. Вот гостей сейчас ждём. С соседнего села. Тут не далеко. Километров 50 по реке будет.  Олешка и добыл. Гулять будем. Девку продавать в их село. Свадьбу потом зимой сыграем. Уже по санному пути. Чтоб бензин зря не жечь. Лошадьми по льду справней. А сейчас что стоять то? Поехали гулять. Места всем хватит, а зипунки мы вам найдём. Поехали.
И мужичок стал таскать мясо в лодку.
Наши переглянулись. Чудеса. Но приглашение сделано. Либо вежливо откажись, либо с благодарением принимай.
-Бабоньки, эй! Едем в гости?
-Куда? Зачем? Нам здесь хорошо.
-Ну, что? Поехали. А то там уже ждут. Надо всё ко времени.
Все смотрят на Вадима Андреевича.
-Поехал, решил Вадим Андреевич. Он понял, что по чём. И понял, где они сейчас на самом деле.
-А машины, а костёр?
-Не пропадёт ничего. Здесь не воруют, поддержал мужичок. Завтра-послезавтра привезу обратно.
-Гудит мотор. Река, как море огромная. Женщины притихли, если не сказать обалдели. Сроду не видали такого. Да и нет у нас такого. Куда пряталось? Ведь всё за долгие годы облазили за грибами да ягодами. Как не оробеть. Только тот с «Фордика» спокоен, да местный. Сидят спокойно болтают под шум мотора.
Вот и деревня. Ого! Какие дома. В два этажа. Из толстенных брёвен. Весь двор под крышей. Чисто! Улица метров сто! Окна резные, ворота широченные. Столбы резные. На крышах фигуры всякие. И мужчины притихли. А дети вообще в комочек сжались.
Причалили. Подошли мужчины. Почти все с бородами.
-О! Матвеич, ты где такой народ зачалил? Добрячие гости к нам? Заходите, люди добрые! Поднимайтесь в горку.  Эй, бабы! Быстро гостям одежонку. Простынут. Да мошка поест.
Выгрузили лодку. Потащили олешка в гору, в село.
А там народу!!!  Вдоль улицы столы. Красивыми тканями укрыты. На столах не перечислить всего. Еда всякая и разная. Птица и лесная, и домашняя, мяса сушёные, вяленые, солёные, жареные и варёные. Овощи во всех видах. Это всё как бы холодные закуски. Вот и оленя уже в котлы с кипящей водой кладут. Травы туда сыплют. Запах завораживающий.
А вот и флотилия лодок чалится. Народ степенно поднимается на взгорок к селу. Их встречают уполномоченные. Всё торжественно, серьёзно. Как веками делалось и делается. Шутка сказать - создаётся новая семья. Хор поёт старинные песни. Жених в окружении стариков, навстречу невеста в сопровождении взрослых женщин. Ведро воды, ковш. Невеста зачерпывает, подаёт жениху. Тот принимает с поклоном, пьёт, но чуть оставляет. Отдаёт невесте. Та допивает.
-Сладко!
-Жених подтверждает: -Сладко!
 Хор поёт торжественно. А жених берёт невесту за руку,  и идут к родителям, которые на небольшом возвышении стоят впереди всего села.
Склоняют колени. Родители благословляют иконой. Далее идут по улице.
Родители невесты рядом, слева от неё, родители жениха-рядом справа от него. По обе стороны народ рядами во всю ширину улицы. Все что то кладут в корзины, что несут следом за молодожёнами друзья и подруги. Вот так через всё село. Каждому дому поклон поясной.
Наши гости смотрят на это и радуются и даже всплакнули. Вот она Русь настоящая. Вот этот корень от которого, сами того не зная, питаются все живущие на нашей земле. Вот чистота и глубина чувств.
Садятся за столы. Старший произносит молитву. Приступили. Как раз и горячее созрело. И олешек радуется, что на такое торжество попал. Не ропщет на судьбу.
Два дня, как один час пролетели.  И  приятно удивило наших гостей, что совершенно без спиртного. Чистая радость в подогреве явно не нуждается!
 Учитывая необычность гостей, молодых подвели и к ним. Те поздравили, как могли. А Вадим Андреевич свои карманные старинные часы и подарил. И с радостью великой, при том.
Хотя раньше край как бёрёг и даже детям не давал с ними играть.
Женщины тоже, что имели, типа косынки, цепочки-отдарили невесте. Та совершенно засмущалась, поцеловала дарителей.
  Какая совершенная естественность!
Вот пора и возвращаться. Лодки завалены подарками, гостинцами. Всё село на берегу. Прощаются. Лодки отваливают от берега, выстраиваются в линию и гудят домой.
 Снаряжается лодка и для гостей, которых так неожиданно обрёл в дремучем лесу, Фёдор. Этот раскосенький мужичок.
 Лодка забита битком. Только и места, что пассажирам. Всё село прощается, хотя и с некоторым недоумением ещё. Как с луны. Столь необычны. Явно не с этих мест. Совершенно явно. Но вполне приличные. Даже дети тихи, послушны и льнут к родителям. Ещё бы не льнуть. Такая необычность. Такие собачищи свободно ходят, хоть никого и не обижают, а страшно. Всё не привычно. И еда, и люди, и река огромная, могучая. Амур, называется. Как не притихнешь. Тут и родители такие сами тихие.
Гудит мотор. Фёдор рассказывает, как тут красиво зимой. Приглашает на зимнюю охоту. На пушного зверя, на морского.
Вот и берег, откуда отправлялись. Фёдор несколько суетится, ему край как хочется посмотреть на тот аппарат, на котором прилетели гости. А гости и сами не в толке ума, как они здесь очутились. Но жизнь штука реальная. Надо гостинцы выгружать.
 Выгрузили, куда дальше переносить?
 Фёдор стоит на своём, что пока в ваш аппарат не загрузим, не могу уйти. Селяне со света сживут. Ведь и им очень интересно. Они с берега не уйдут, пока не приеду и не расскажу.
 Все грузятся, кто сколь поднимет, даже дети всякие корзиночки несут, идут по тропинке, что среди дерев, минута, вторая. Вот роща осинок. Вот и  хатка, машины, затухший костёр, выкипевшая уха и грустный, заплаканный пёс.
Как только народ появился, пёс ожил. Кинулся «целоваться» с хозяевами, детьми. Потом кинулся в воду и выбрался на берег с рыбиной в зубах. Положил её к ногам хозяйки и снова к воде. Псина радовалась. И проявляла рвение.
 Только Фёдор обалдело смотрел на это всё. На весёлый Курджипс, на мягкую травку, тоненькие осинки. На «Москвичи», «Жигули», «Фордик». У него явно не сходилось в голове. Он живущий здесь всегда. Знавший каждую тропку. Каждого зверька, «проворонил» целое инородное царство. С другими деревьями, машинами, людьми.
И, о! Чистый ум! Полное отсутствие пыли и грязи цивилизации: Фёдор расплывается в улыбке и изрекает истину: вы со своей землёй путешествуете! А правильно! Умно. И с собачкой, и речкой. Во как!
Потом слегка сконфузился: -это нельзя так! Это всяк по своему. Это так  всю  землю растащить можно. А она живая. Нежная. Ранимая. Ей больно. Её любить и беречь надо.
Быстро простился и ушёл к лодке. Мотор загудел. Фёдор поехал домой.
 Там он не сказал правды. Может быть в первый раз пришлось соврать. Но не мог он им сказать, что эти милые люди, из живого тела земли оторвали кусок и на нём как то прилетели.  Он плёл про самолёт. Про большие пропеллеры. Про загадочные одежды пилотов. А глаза его были далеко и грустны.
 Теперь пришло время и гостям решать свои проблемы.  Два дня выходных кончились. Надо выбираться и ехать домой. Но всем интересно, как это они очутились на Амуре. И как отсюда теперь добираться домой. Где Кубань, где Амур. Это в уме не укладывается. Только Вадим Андреевич тих и спокоен. Он сидит на пенёчке и ни о чём не думает. Перед его глазами деревня –село откуда они только что прибыли. Совершенно не испорченные нововведениями люди. Их размеренный, устоявшийся веками быт. Здоровый воздух, работа, еда. Тяжёлый физический труд, который только в пользу.  Единственное что коснулось их, это моторки. А с ними бензин, моторы, свечи, запчасти и прочее, что неизбежно нарушает простоту и целостность бытия. Но, вот как есть. Залез лукавый и теперь тешится. Хотя его и держат крепко в руках разумности.
Как добираться домой, Вадим Андреевич не думает: тот кто сюда доставил, тот и домой вернёт. Проблем нет. Вот только когда это случится-вопрос. Хотя это на Вадима Андреевича и не давит.
 -Пора, пора поёт труба. Бабоньки, ау! Собираемся домой.
-Гриша, тебе что, здесь плохо?
-Мне хорошо, но завтра на службу.
_Не на службу тебе, а в домино во дворе посидеть надо, -ворчит Гришина жена.  А мне тут хорошо. Заночуем, а раненько и двинем.
-Маня. Душа моя. Откуда ты двинешь? С Амура? Да тут и дорог нет. Только по воде. А зимой санями льдом. Нам тут доживать придётся. Не хотелось мне ехать, как чувствовал, что пакость встретится. Так лучше бы на Гаишника наскочили, чем теперь здесь куковать.
 А вообще и мне интересно. Как мы здесь очутились.
Вадим Андреевич, ты не скажешь нам об этом? Как мы понимаем это твой уголок. И хатка, и очаг, и  …..появился ты, как ни откуда. Мы,  приехали - тебя не было. Теперь, если ты исчезнешь, как нам быть?
Не знаю. Это вопросы не моей компетенции. Я простой советский инженер. В СКБ работаю. Это, братцы либо шуточки лукавого, либо дела Божии. Опять же и лукавый только по попущению Божьему и может что сделать. Сам –ни как.
О! Андреевич. Ты как поп слова молвишь.  А ты нам как инженер скажи. Так понятней.
 Что вам сказать? Всё в мире совершается только по воле Божией. Вот и вся наука. Как постичь оную? Надо смотреть, как жили предки. Они в этом гораздо преуспели. Хоть и в теории были послабее. Мы теперь познали многие вещи: как планеты крутятся, как солнце кипит, как вода превращается в пар, лёд, ещё какие трансформации, как горит бензин в двигателе, как летает самолёт…. А от общения с главной силой и властью мироздания, мы отошли далеко назад. Храмы порушили, приняли концепцию атеизма. Вот и пошли наши беды.
Есть Заповеди которые надо исполнять. Тогда будет всё, что полезно и нужно человеку. Конечно, с неба не упадёт, работать надо в поте лица. Но будет!
 Что касается этого кусочка земли, так это давняя история. Захотелось мне путешествовать по вселенной. Но не космическом корабле –тихоходе, а на частичке родной земли. И со скоростью мысли. Где захотел, там и очутился. Но к этому путь ещё не прошёл. Только азы постигаю. Азы не технические, ибо техника здесь бессильна. Азы духовные, в них вся сила и решение вопроса. Вот стараюсь не грешить. Трудно? Страсть как трудно. Но мало- по- малу продвигаюсь. Случаются разные «подвиги». То поднялся над поляной, то вместе с рабочим столом висел под потолком….Но это не по моему желанию и не я управлял процессом. Вот и этот случай. Конечно, я ехал сюда, но дорога оказалась длинной. Мимоходом заскочил в Штаты, прямо на военный завод, где раньше монтировал систему управления краном. Даже пообедал там.  Прилёг подремать, а очутился здесь. Вот такие пироги.
 Поэтому не торопите события, что на самом верху решат, то и будет. Ибо сколько не бейся, ничего не сможешь.
 Народ особенно не воодушевился, но несколько успокоился. И что время терять? Пойдём побродим по окрестностям.
 Вы только далеко не уходите. Чуть только. Вдруг тигр, медведь, зверь какой опасный. Они тут дома. Про нас не знают. Вдруг подумают, что деликатес какой. Хап,  и как не было.
 Но нашему народу сколь не страшай, всё на свой лад сделают.
И тогда Вадим Андреевеч бросает самый мощный довод: вдруг там решат вернуть домой, а вы далеко. Всех вернут, а гуляка останется.
Народ чуть призадумался, но пошёл рассматривать окрестности. Решили держаться кучкой. Если, уж, оставаться, то всем.
 Вадим Андреевич растянулся на скамейке и спокойно задремал.
Голос не появлялся. Инструктажа не было, наставлений и поучений не звучало. Тихонько звенело в ушах и …   мягко урчало в животе.
 Народ вошёл в заповедный лес. Какие могучие сосны, смола стекает ручьями, блестит и золотится. Земля –сплошной песок. Нога ступает мягко, как по перине. А воздух! Им не дышать, его пить можно. Во природа. Во какая она по своей сущности. Вот какая она, когда мы не вмешиваемся в её жизнь. И она нам жизнь даёт. И это для неё естественно.
Кто то смотрит из кустиков. Подошли ближе. Маленькая козочка или чей то детёныш. Совершенно не боится человека. Не знает кто. Не опасается. Дети гладят его шерстку, оно тычется мордочкой в ладошку. Милое дитяти. Хоть чьё!
Долго бродили, не удаляясь от «базы». Вернулись. Развели костерок. Приступили к «изучению» гостинцев.
 Сколь ни щедро одарили хозяева гостей, но всему приходит конец.
-Вадим Андреевич, проси верха. Надо домой.
 Конечно, дни проходили не только в еде и гуляниях. По вечерам у костра, насмотревшись и нагулявшись, сидели и, с возрастающим интересом, слушали рассказы Вадима Андреевича из его духовных познаний. То, что дома даже и не вызывало интереса и не ложилось на ум, теперь  обретало смысл и воспринималось с интересом. И вызывало множество вопросов.
А харч действительно кончался. Усердия пса были слишком незначительны. И настал день, когда есть оказалось нечего.
 Так как уже все давно перезнакомились, общение было простым и естественным. Тем более все понимали, что находятся под властью настоящей и могущественной. Споров и пререканий не было. А есть хотелось.
-Машенька, загляни в мою машину. Там американцы гостинец обещались на дорогу дать. Может и положили что.
Машенька молодуха проворная, нырнула в Форда. Через пару минут тащит большущий короб. Открыли. О Боже! Там жареный картофель, фасоль в баночках. Вот! На пару дней хватит.
Все уже набродились по лесу. Налюбовались. Больше лежат. Кушать хочется.
Утром подъезжает грузовик. Остановился у кучки сушняка, которая совершенно поубавилась за эти дни. Разгружает.
Эй, парень! Ты откуда? Почто дрова привёз? Кто послал?
Вячеслав Васильевич, директор. Мы территорию убирали, вот он и послал. Говорит, не вези на свалку, не трать талоны зря. Вези вот сюда. Это для пользы дела.
 По машинам! Братцы, мы дома. По домам!
Все стоят как по команде «смирно». Как дома? Когда?
Не знаю. Но Вячеслав Васильевич Это директор фабрики хозтоваров. Раз от него машина, значит мы дома.
Первым порулил «Москвичок», следом «Жигулёнок», потом и «Фордик». Уже и в Майкоп въехали. Остановились. Вышли.  Расставаться не хочется.
Ну, Вадим Андреевич, и рассказывать страшно. Засмеют.  Вот как на работе выкручиваться придётся?
Не бойтесь. Раз задержали там, тут всё пройдёт по маслу.
На том и расстались.
А Вадим Андреевич притулил свою машину на стоянку СКБ, поднялся по ступенькам и сел на своё рабочее место. Как и сидел здесь всё время. Правда, начальник отдела пофыркал в усы, но от воспитательных процедур уклонился. Вадим Андреевич становился фигурой примечательной и загадочной.
Мысль промелькнула в голове Вадима Андреевича: надо пойти в лабораторию и подвергнуть глубокому анализу всё происшедшее за эти дни. Но другая мысль, более твёрдая, пресекла первую.
На всё воля Твоя,  Господи. И пусть так и будет. И да не будет моей. А анализировать Твои действия, Господи, кто может?
 Стало тепло и спокойно на душе.
 Вадим Андреевич перебрал бумаги на столе. Ого! Сколько работы подкинуло начальство. Вчитался в документы и завертелись шарики-ролики выдавая идеи, решения,
сотворяя новые машины и механизмы.
 Работа. Такая нужная и любимая.
Дни за днями, месяцы. Новые знакомые слились со стариками. Многие потянулись к храму. В семьях меньше стало ссор. Детишки под строгим присмотром растут.
Уже совсем осень. Пора грибов. К станице Курджипской, Дагестанской народ валом валит. Там раздолье. Белые косяком идут, подобабки, подосиновики. Уже опята осенние попадаются. Шеф дал свой УАЗик для такого дела. Так набили бедную машину, что людям сесть некуда.  Потом раздавали до полуночи всем и вся. А оторваться сил не было. Резали и резали. Прости, Господи.
Вадим Андреевич вместе со всеми. Жизнь пошла мягче. Напряжения и поиски спали или точнее, потеряли накал.  Ему стало ясно, кто и как управляет миром и каждым в отдельности. Но и занятия не прекратил, наоборот. Углубился в Аскетику, Слова подвижников Духа. Особенно древних. Первых веков.
Но и мечта, хоть и притихла, как бы туманцем покрылась, но оставалась в первозданной тематике и идее. В нём не боролись противоречия: Желания и Возможности. Но он был уверен до абсолютности, хотя и не знал толком, откуда эта уверенность появилась, что он побывает в том далёком звёздном пространстве, к которому его так давно и сильно тянуло. Сначала была страстная тяга. Теперь сильная.
 Он всё вдумывался в слова Библии о сотворении мира и человека.
Начальные слова: 1 Сотворение неба и земли: 2- сотворение человека.
 В начале Бог сотворил небо и землю.
2 Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.
 Он представляет себе, как будто наблюдает со стороны,  как это обычно в его работе, когда сначала видит машину умом. Как она работает. Что и где вертится-крутится-перемещается. Потом прорисовываются в голове отдельные части, детали. Потом всё снова складывается в цельный агрегат, выполняющий поставленную задачу. И когда всё в голове уложится-утрясётся, переходит к кульману и прорисовывает в карандаше.  Потом пойдут узлы, компоновки, втискивание в параметры. Машина растёт, усложняется, потом детализируется и рассыпается на детали, крепёж, покупные изделия и много чего.  Потом снова контрольная сборка. Вот машина. Получите и работайте.
Так и здесь. Он видит бездну. Без дна, БеЗконечность, которая простирается за пределы восприятия. Тьма тьмущая.  И ничего нет в этой тьме. И только Бог! И через Слово! Слово к кому? Ибо просто слов на ветер не бросают, тем более Бог. И за каждое праздное слово обещано Им строгое взыскание.
К кому Он обращает Слово? Кто слышит, внимет и исполняет. Может быть Дух, который носится над водою?
Тогда получается, что бездна имеет воду!? Раз Дух Божий носится над этой водою, то она есть. И эта бездна состоит из воды.  Или есть сама вода. И в каком она, эта вода, виде? В том, что мы имеем привычно, или нечто другое совершенно? Но откуда она взялась? Значит, была в тот момент в наличии.
А её кто сотворил? Круг вопросов замыкается в кольцо, которое не имеет, как известно, ни начала, ни конца.
«Да будет свет». Стал свет. «Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды». «И назвал Бог твердь небом».
Вода над твердью, вода под твердью.
И вода, которая под твердью, под небом, собирается в одно место. Собирается в моря и образуется суша. И суша становится Землёю. Тою, на которой мы живём. И моря, по которым мы плаваем.
 А вода, что над твердью? Над небом? Что про неё сказано? Ничего. Но она есть. Она никуда не делась. Хотя нам и здесь трудов хватает. На земле. Тем более, когда лишились жития в Раю. Но где та вода. И как пощупать твердь неба.
Вадим, оно тебе надо?- спрашивает он сам себя. Как бы и не надо, но надо. Ибо я в этом мире живу, в этом творении Божием, и устройство этого творения мне, край как, интересно и полезно знать. Даже с той стороны, чтобы не натворить глупостей. Хотя в этом вопросе всё решено самим Творцом, давшим нам свои Заповеди.
Вадим прекрасно понимает, что это может быть за пределами дозволенного Богом познания. Но он не кощунствует, он не стремится познать сущность Самого Бога. Нет! Он, как творение Божие, старается вникнуть в существо творения Бога. В существо той среды в которую Бог его, Вадима, вместе со всем человечеством поселил. И здесь нет греха. Но осмысления явно не хватает. Что то ускользает, а может, не видится ясно. И Вадим, честно соглашается, что не готов. Завеса собственной греховности затмевает ум. Не чист он, этот его ум. Не свободен от житейских туманов. Надо совершенствовать управление своим собственным организмом. В том числе - умом. Надо научаться управлять своими желаниями, своими страстями, всем своим существом.
А как?
Опять же: читать, изучать, исследовать Писания!
И Вадим Андреевич вновь и вновь вчитывается в смысл каждого слова Святых Отцов. В каждую строку Библии. Составляет в себе объёмное видение постигаемого. И уже цель полётов уходит на задний план. Не эта идея руководит им. А как бы само собой происходит качественное изменение задач мышления и восприятия.
И Вадим Андреевич не в дальнем скиту. Он среди множества людей. Он читает газеты, журналы. Он проводит политинформации, по установленному графику. Он имеет своих детишек, друзей, соседей, сослуживцев, жену, наконец, с которыми приходится решать, исполнять, планировать бесчисленное количество житейских задач.
Однако это не мешает ему познавать духовный мир. Наоборот,  во многом практически подтверждает духовные истины. Вадим совершенно перестал врать. И это принесло ряд преимуществ. Не надо загружать память этим. Не надо помнить, что и о чём соврал. Дабы не попасть в конфузию и не обнаружилось враньё с позором.
Вадим перестал таскать домой свёрла, наждачные круги, шлифшкурку…..
Сократилась захламлённость в квартире. Жена не ворчит и не перекладывает горы барахла в поисках нужной вещи. Вадим даже не стал оставлять заначку с получки.  Занятия с детьми перестали его раздражать, ибо он совершенно перестал торопиться. И как бы снова влюбился в свою жену и детей.
С сослуживцами стал проще и исчезла некая натянутость в соблюдении производственного этикета. Он просто стал самим собой. Без малейшего лицемерия и скрытости.
А в сумме не стало обычного напряжения. Работа пошла успешнее. Результаты трудов. Сплошные выгоды.
Вадим Андреевич заметил, что сам стал реже болеть, дети окрепли и жена перестала жаловаться на спину, ноги, глаза. Хотя объём работ у неё не уменьшился, а годы прибавились. Т.е. со здоровьем проблем стало меньше. Более того, и сам того не осознавая, когда сынишка крепко приложился лбом к стене во время игры и набил большую шишку, Вадим приласкал малыша, погладил ушибленное место, чмокнул.
-Ну, вот и зажило.
И на самом деле. Шишка исчезла, ранка затянулась, боль прошла, и малыш погнал мяч дальше.
-Даже мамочка покачала головой: -целитель Пантелеимон. Может и мне что полечишь?  Но лечить оказалось нечего, как ни старалась жёнушка что найти. Даже огорчилась слегка: такой случай, а нечего выставить.
Дни за днями. Год за годом. «Остров Земля» посещается довольно редко.
Подросли осинки. Сушняк пожгли на очаге. Вячеслав Васильевич теперь не директор фабрики хозтоваров, а инженер СКБ и топлива не подбрасывает. Надо Валю Гончарову попросить. На её мебельной фабрике этого добра море. Вот только не обвинили бы в захламлённости территории. Не оштрафовали за выброс отходов в не отведённом месте. Но Валентина золотой человек. Она сделает. Самому бы не забыть забежать к ней.
Тут вполне уместно сказать о большой женской троице:  Гончаровой, Ковальской и Евдокимовой. С комсомольских времён они делали самое трудное и всегда с честью. Куда только их Партия не посылала. В какие дыры не запихивали. Какие прорывы не устраняли. Всё с победой. Вот и сейчас, когда мебельная фабрика «додыхала». Именно так и было. Котельная сгорела, денег нет, рабочие разбегаются, с поставками сырья проблемы.
Валентина Васильевна- извольте принять. Ибо эта фабрика край нужна. Она работает на индивидуальные заказы населения. Что никто кроме неё не в состоянии делать.
 И Валентина восстановила фабрику. И народ завалил заказами, и лучшие спецы потянулись туда. И на доске почёта города вписана в первые строки.
А когда свалился Лесокомбинат, туда направили не мужика, а Людмилу Ковальскую. От самой разрухи комбинат в числе лучших.
 А когда с партийными делами возникли проблемы, вторым секретарём горкома стала Лариса Евдокимова. И поправилось дело. И всё стало на своё место.
 Тут, по честному, надо и Нафисет упомянуть, главный архитектор, и Корсунскую с «Дружбы», и блестящего доктора Александру  Павловну, зав. второй терапией.
Но эти трое: Лариса, Людмила и Валентина стояли  особняком. Как главный резерв главного командования.
 Что их выделяло так особо? В чём был зало успехов во всех самых трудных делах. Что было у них общего? Явно и бесспорно одно: любовь! Этот основополагающий фактор. Любовь. К делу, профессии, людям. Ко всем, ко всему миру и сугубо -к каждому.
Кончилось бюро горкома. Народ разошёлся. Сидит глубоко огорчённый, «осевший» как то ,Михаил Семёнович. Один из директоров заводов.  Ему вынесли строгача и сняли с работы.
 Лариса сидит рядом и толкует: Мишка, ты не серчай. Я специально выбрала время когда Женьки нет. ( 1-й секретарь в отпуске). Вы корешки и он тебе всё прощал. Но смотри: ты так увлёкся юбками, что днями нет на работе. Это соблазн народу. Хоть и план завод выполняет. Это слёзы детям и жене. Это слёзы и пустые надежды твоим любовницам. Да ещё и аборты, что есть убийства. Ты перестал управлять заводом. Всё тянет главный инженер. И это не месяц, не два. Это уже третий год тянется. Ты стал выпивать   систематически. Ты по факту перестал быть директором завода и добрым мужем и отцом, и наставником подчинённым. и просто нормальным человеком. Вот мы тебя и поставим мастером цеха на твой же завод. Вот и поживи в позоре и насмешках. Вот перенеси на себе всё то, что переносили твои заводчане, когда им в глаза тыкали, что их директор дерьмо в кресле, а не руководитель. Миша, не сопи. Не злись. Всё правильно. Миша, всё по любви. Ты же знаешь, Мишка, как я лично тебя люблю. Со школы. И не дам тебя угробить, никому, даже тебе самому. Я тебя вытащу.
И вытащила. Протащила через все чистки-драйки. И стал наш Михаил Семёнович вновь директором своего завода, а потом и в Министерстве, в Москве, большим человеком.
 А на Ларискин день рождения всегда присылает громадный букет роз, которые выбирают вместе с женой.
 Это любовь. И не одного Мишку она спасла. Кого от гордости непомерной, кого от пьянки, кого от унынья. Любовь.
Тем же «оружием» работали и Людмила, и Валентина. И особенно Александра  Павловна. Доктор. Учитель.
Этот главный движитель человечества - осваивал и Вадим Андреевич.  И Господь давал ему это. И все это ощущали на себе.
 И мысли, о познании существа домостроительства Божия перестали занимать его ум. Как можно постичь то, что непостижимо? Что исследовать нашими слабыми человеческими силами невозможно. Что не только не изследуемо, но и неприступно к исследованию. И, самое главное, что нет нужды в этом. Есть деяния Божии. Вот им и внимай. Есть Заповеди Божии, вот их исполняй. Вот пути Господни, ими иди. Иди к совершенству Духовному через самовоспитание, иди к любви. И прилагай ко всему молитвенные труды. И домашние, и, в особенности, в храме совместные со всеми. Единодушными и мощными в этом единодушии, где наша слабая человеческая молитва соединяется с сильной молитвой священника и устремляется к Богу, который в своей Божественной Литургии даёт нам Свои Тело и Кровь.
 Но одно не оставляло Вадима Андреевича, как просить Бога о даровании возможности полёта к звёздам. Это уже не была страсть, это было обдуманное желание, которому и составилось обоснование: через полёты, через познания жизни в тех мирах, внести свой вклад в жизнь людей на земле. Его трогал этот механизм действия в примитивном сравнении с поездкой на автомобиле: решил, сел в машину, запустил двигатель, переключил рычаги и…поехал. А как «ехать» Силою Божией? Ибо без этой силы его путешествие невозможно. Что надо совершать, чтобы Сила пришла в действие? Чтобы Сила, да простит Господь, была управляемая. Но этого и подумать страшно: человек управляет Силой Божией. Сотворённый, управляет Творцом! Нет! Это кощунственно и подумать! А как быть? Как сформулировать эту проблему? Как реально выполнить полёт, если это будет полёт в сущности своей. С перемещением в пространстве. Как???
Вадим Андреевич перебирает в своей просторной голове всё, что ему известно о полётах. Всё, которое с большим трудом достигнуто человечеством. Вспоминает Исаака Ньютона, Галилео Галилея, Джордано Бруно, Дмитрия Ивановича Циолковского, Сергея Павловича Королёва.
Кому как открывались тайны мироздания. Кто как применял открытые законы природы. Последовательно, от самого простого к сложному позволялось человеку применять для себя эти взаимосвязи вселенских законов. Господь открывал пытливому уму то и тогда, когда считал возможным, но не тогда, когда сам человек этого хотел. Хотя желание человека, его пытливость, настойчивость, стремление были начальным шагом к познанию и приятию тайн.
Человек вышел в ближний космос. Как? Колоссальными затратами энергии. Многотонная топливная система поднимает килограммы полезного груза. Всё остальное –топливо. А вот жук-скарабей этого «не знает». Он своей могучей массой, «нарушая»  все понятия о расходе топлива на единицу веса-летает. Да и как летает. Его слабенькие крылышки совершенно не могут создать требуемую подъёмную силу. А он жужжит и перемещается в пространстве, не задумываясь о весе, площади крыла, частоте взмахов.
Даже в этом маленьком жучке сокрыта великая тайна. И человек пытливого ума старается её понять. Понять! Не сотворить закон, а понять закон, который в природе позволяет этой «мошке» ставить в тупик академиков, профессоров, лауреатов всех и всяческих премий. Жук может, человек-нет. Жук- от Бога, человеческие мысли –продукт человека.
Вот и копается человек, рассматривая то, что напрямую от Бога. Изучает, в меру своих сил. Делает выводы, пробует экспериментально повторить то, что сотворено природой. Пробует увеличить масштаб. Пробует летать.
Долго изучал Виктор Степанович Гребенников устройство летательного аппарата майского жука.    И в микроскоп рассматривал все элементы. Считал частоты и амплитуды вибрации крыла. Нет! Не может жук летать, однозначно выходило из расчётов. И тогда Господь подтолкнул ищущего. Посмотри не на крыло, как все привыкли, а на створки крыла. Для чего они? Ведь это не только чехол для нежных крыльев, это есть главный элемент летательности жучка.  И видит В,С, Гребенников в микроскоп, сложнейшую геометрическую картину. Множество элементов объёмного характера, составляющих законченный сложный рисунок. О! Зачем такая красота и сложность обыкновенному защитному чехлу?- как представлялось назначение этих надкрылков. И долго бы ломал свою кудрявую голову исследователь, пока не положил, как бы случайно, створку на створку. Хотел положить. Взял пинцетом и ….а створка не ложится. Она повисает в воздухе. Несколько секунд висит, и как бы израсходовав нечто, опускается и ложится туда, куда её и клали. Снова берёт пинцет надкрылок, поднимает вверх, опускает на лежащую внизу такую же створку. И снова она не желает, она висит некоторое время. А несколько соединённых створок уже поднимают канцелярскую кнопку. При чём, некоторые кнопки просто исчезают. Как бы переходят в другой мир.
Множество экспериментов, осмысливание происходящего позволяют приступить к реальной летательной машине. Летательному устройству.
И он его делает. Платформа В.С. Гребенникова. Этакая площадка со стойкой и элементами управления.
Но получив, найдя, ибо «ищите и обрящите», как бы убирание гравитации, обретается и множество других свойств.  При скорости в 1200км/час, нет сопротивления ветра. Т.е. не дует! Не продувает насквозь и вообще не ощущается движение, ни каким образом. Человек как бы помещается в «защитный, -из нечто, кожух, кабину». И снизу смотрится как нечто световое. Как лучи, если можно найти из технической терминологии сравнение.
Может быть я сильно замахнулся далеко, возникает закономерная мысль у Вадима Андреевича. Может быть рано. Ведь и открытие Гребенникова до сей поры не внедрено в практику обычной жизни. Да и много чего не внедрено. Взять хотя бы разработки Николы Тесла. Мы по сю пору сжигаем миллионы тонн топлива в сутки для выработки электроэнергии, без которой мы не можем сейчас.  А может быть на подходе нечто другое. Нечто такое что не требует этой электроэнергии. Может уже кто то делает эти шаги. И Господь споспешествует ему. И скоро получим это нечто, что сохранит природу. Не отравим до конца отработанными газами и прочим. Но пока не научились любить друг друга- Господь не дарует это человечеству. Дабы не использовали во вред.
В голове вновь проплывает история со святым Марком, когда он велел сдвинувшейся на 2,5 км. горе вернуться на место. Что «не велел тебе к морю идти», что «это я просто с братом беседую по духовным вопросам».
Значит. гора потеряла свой вес. Свою массу. Её не держит земное притяжение. И энергия (если это так) мысли человеческой перемещает гору (объект) безо всякого усилия.
 Вадим однажды, отдыхая в санатории в Саках (Крым), видел, как человек гоняет от руки к руке пин-понговый шарик, как и ничем, только желанием. Видел, как женщина, лет сорока, «заставляет» тапочки подползти к её ногам. Видел, как никнут к земле розы на даче, когда к ним на дачу приезжала соседка по дому, Раиса.
Вывод, наблюдение: мысль, это энергия. Или нечто, которому ещё не дали названия, но оно есть и работает.
Всё это прокручивается в голове, раскладывается по полочкам, а над всем -
Главная мысль: как этим даром Божиим управлять.  Не будешь же, право, за каждым разом испрошать: Господи, чуть влево, Господи, чуть тише….
Выполнив свои работы, Вадим Андреевич переходит в лабораторный корпус. Садится за свой стол, который изрядно запылился, рисует пальцем узоры. Палочки, кружочки. Рисует пульт управления. Кнопочки, рычажки.
Общая кнопка ( условно-зелёная): запуск системы. Общая кнопка (условно –красная): выключение системы. Рычажок, типа ручки на самолёте: вверх-вниз-влево-вправо. Внушительный рычаг: ход, тяга, скорость. Ещё рычажок: реверс. Что ещё надо? Ну, можно добавить указатель направления. Скажем некий диск со стрелкой. Карту. Карту земли, карту неба. Вот, пожалуй. и вся панель.
Палец продолжает рисовать Чёрное море, Каспий. Вот Китай, Индия, Япония. Остров Сахалин, устье Амура. Сам себя нахваливает Вадим Андреевич, что согласился быть политинформатором. Вон как запросто весь мир прорисовывает. Это смахивает на детскую игру. Но кто внутри не остаётся мальчишкой навсегда?
 Индонезия протянулась между Экватором и 10 градусом южной широты наискосок стола. Вот здесь о. Суматра. Проливы.
Вадим Андреевич поворачивает курсор на эту гряду островов. Жмёт кнопку пуск. Отдаёт ручку тяги от себя. Окно затянуло сперва пеленой, потом мелькнуло солнце.
 Чисто механически двинул тягу на ноль.
 Откуда солнце? Окно кабинета выходит точно на север.
Но за окном ярко светит солнце.
Вадим Андреевич ущипнул себя за нос. Нет, не спит.  Он как бы на автомате, давит правой ногой на не существующую педаль. Солнце сместилось. Дадим левой. Солнце вернулось. Так так. А как вниз? Чуть дадим рычажок вперёд. Нет. Это и ход может дать. Пририсуем рычажок, как управление шасси. Вверх-вниз. Дадим вниз. Толчок. Стоим? Лежим? Плаваем?
Оставив стол, Вадим Андреевич подходит к окну. Перед ним зелёное поле, уходящее вдаль. Там просматривается лесок, далее не видно. Вадим Андреевич чуть приподнимает рычажок «шасси» отрывает аппарат от земли и даёт ход. Быстро надвигается лесок, чуть вверх, о!- море! Вдали бесконечный простор воды.   
 Вадим Андреевич снижается и плотно сажает на песок.  Прилетели. Жмёт кнопку «Стоп». И выходит из кабинета.
 Настоящий песок. Сколь видит глаз. Долой одежонку. Вода тёплая. Сперва мелко, потом глубже. Поплавал. Абсолютно спокоен. Обсох. Одел нижнюю часть. Побродил, насобирал цветных камешков, подобрал большущую пустую раковину. Завитую-перекрученную. И пошёл к аппарату. Обошёл вокруг. Да, это его комната в лабораторном корпусе, но как она «красиво» изъята из общего здания. Входная дверь, обе глухие стены, совершенно без следов примыкания, стена с окнами. Как кто ровно вырезал, не повреждая. Заглянул в окно. Его стол, полукресло. Разросшаяся монстера в кадушке. Всё на месте. Ещё пару раз обошёл. Нижнего этажа явно нет. Всё плотно стоит на песке. Чудеса. Но это не удивило Вадима Андреевича. Он положил раковину под филодендрон, который как то потянулся к окну. Прочувствовал, наверное, родную стихию. Камешки просыпал по контуру кадки. Сел за стол.  Собрался, как обычно перед взлётом.
 Борт ЛК12 (лабораторный корпус, комната 12), разрешите взлёт.
Разрешаю, как послышалось в ушах.
Зелёная кнопка, рычажок «шасси» вверх, курсовой –домой.
Мягкий неторопливый подъём, солнце «убежало» в сторону двери. Тяга!
До упора и сразу на ноль. Посмотрим в окошко.
Знакомый двор внизу. Неиссякаемая куча мусора, за которую Борис Осипович еженедельно «строгает» зав.корпусом.
 Дома.
Вадим Андреевич толкает дверь, но –закрыто. Он крутит-вертит ручку: -нет!
Тогда возвращается к столу, жмёт «Стоп».
Дверь открылась. Вадим Андреевич вышел в коридор. Там, как обычно, забивают «Козла» и высокие материи не волнуют игроков.
-Вадим Андреевич, а почто ты без рубахи? Чай не лето. Не жара на улице. И пиджачок надо одеть. Пока через двор перебежишь, зазябнешь.- озаботились игроки.
 Да, да. Но рубаха то вот, и пиджачок, на песочке остались лежать.
Вот растяпа. Рубахи есть, а другого пиджака нет. Один у него костюм. Как Татьяне объяснить?
  -Ваня, сбегай в НИО, принеси моё пальтишко.
-О! Вадим Андреевич, почто на голое тело пальто одеёте? А рубаху, пиджак?
-Плакали, Ваня мои вещи. Теперь папуасы в них ходить будут.
Ваня, конечно, ничего не понял, но рабочий халат, новый, неодёванный, Вадиму Андреевичу  принёс: так вот сподручней будет.
Так и вернулся домой Вадим Андреевич в своём сером суконном пальто и рабочем синем халате, который на четверть высовывался из-под пальто и придавал инженеру несколько комичный вид.
Новость облетела всё пространство. Борис Осипович не преминул поинтересоваться исчезновением пиджака с рубашкой.
-А майка? Майка осталась?
-Не ношу я майки, Боря. И отцепитесь от меня. Ну пропали вещи, что такого?
-Нет, Вадик! Тут не в вещах дело. Но все видели тебя в костюме. Никто не выходил. Все сидели в коридоре и стучали в «Козла». А потом, через пару часов ты являешься миру без одежды.  Во всяком случае, без верхней части. И уборщица не обнаружила ничего, кроме мусора, в виде цветных камней и большой замудрённой раковины, которой там никогда не было.
Что ты мне скажешь.
Борис Осипович, ко мне претензии по работе есть?
Всё, Вадик, остынь! Ты нам не чужой. Ты с первого дня здесь. И мы тебя любим. И нам интересно и волнительно, как это случилось. И вот ещё что: мы с партией и профсоюзом пошептались и вынесли решение: за гос. счёт купить тебе новый костюм. И не спорь! Это наше право и не унижает твоего достоинства. Лучше, молча, скажи: -Боря, спасибо.
Спасибо. Мы с Татьяной уже присмотрели. А пока в свитере похожу.
Походи, но вот талон возьми.
-Пойдём к тебе в лабораторию сходим.
-Зачем?
-Там уборщица страсти разносит, а я директор. Надо либо пресечь,либо…поверить.
-Пойдём.
-Вадим Андреевичу как то стало легко и радостно на сердце. Друзья, товарищи-это много значит. Конечно, костюм он мог и сам купить, но это месячная зарплата. Кое в чём придётся урезать расходы и за три-четыре месяца и собрать нужную сумму. Но вот повернулось так.   
 Господи, это Ты!
Борис Осипович долго вертел раковину. Прикладывал к уху. Прислушивался.
-Гудит!
Перебирал камешки. Некоторые называл, вспоминая своё детское увлечение. Когда собирался в геологи.
Вадим Андреевич уселся за стол. Его рисунок чуть припылился. Но был ясно виден. Видно, что уборщица не рискнула всё стереть и помыть. А вдруг это нужно.
Жмёт «зелёную», поворачивает курсор на прежнее направление. Подъём, тяга. Стоп. Вниз.
Солнце явно бьёт в окно. Вадим Андреевич «глушит» аппарат. Открывает дверь. Песок. Море. Даже поискал глазами свой пиджачок и рубашку. Но, или свежий ветер, или люди, но унесли.
Выходи Боря. Купайся. Вещи только оставь в комнате.
Борис Осипович ступил на песок. Горячо.
-Вадик, где мы?
-Экватор. Или рядом. Индонезия. Купайся. Не бойся. Это всё настоящее. Не сон.
Борис Осипович несколько смутился. Не снимая башмаков побродил по воде. Потом по горячему песку. Подобрал пару большущих раковин. Которые оказались довольно тяжёлыми.
-Вадик, домой. Поехали, пожалуйста.
Снова  куча мусора за окном. Но Борис Осипович, как и не видит этой кучи. Он пересекает двор, входит в приёмную:- Мария Адамовна, это вам. И протягивает одну из раковин.
 Потом входит в кабинет, кладёт вторую на стол.
Открывает сейф, распечатывает и молча глотает из горлышка «Столичную». Сел в кресло, снял башмак, вытряхнул песок в кадку под цветок.
-Вадик. Ну, ты даёшь.
А Вадим Андреевич уже далеко. Ему начинает доходить состояние Святого Марка. И состояние В.С. Гребенникова, когда он осознал, что дело не в земном притяжении какой то массы, и что не какие то силы тащат эту массу, а сама сущность массы пропадает, исчезает, возникает нечто, чему человек ещё не дал названия, не придумал достойного термина, возникает то, для чего нет преград по перемещению в пространстве. И если у В.С. Гребенщикова это выражалось в локальном действии, в механически управляемом процессе сочетанием открытых и закрытых ячеистых элементов, то в случае со святым Марком было глобальное проявление глобального действия. Как бы, независимо от «команды» самого святого, происходило материальное подтверждение его мыслей в беседе с духовным братом. И этот глобальный процесс выполняется именно силой Божией в нужный момент и с нужными величинами.
И это может происходить, как в случае с «перелётами» Вадима Андреевича по мысленному управлению процессом, не вдаваясь в подробности, но с определением места, скорости, координации. С безусловным фактором не вреда! Фактором безгрешности в любом её проявлении и направленностью на доброе дело. И, скажем по земному, с Божией милостью и одобрением.
 Вадим Андреевич домой летел, как на крыльях. Ах, моя жёнушка, ворковал он про себя . Я тебя на велосипеде катал, на мотороллере, на мотоцикле с коляской, на грузовике, на тракторе, на лодке, на самолёте. Вот нет паровоза-покатал бы. Ныне, Господи не пойми, как тщеславлюсь. Любимая она мною и пусть хоть пару дней проведёт на пляже. Не на пляже, где тесно от людей. А там, где мы были с Борисом.  Среди дней, что здесь холод и слякоть, там, на экваторе.
А сама жёнушка, закрученная и заверченная обстоятельствами реальной земной жизни, мечтала просто лечь и выспаться. Забиться в норку, закрыть вход, улечься .. и замереть.  Ибо с раннего детства вихрь дел подхватил её и кружит и кружит. Она помнит то время, когда не родилось в ней понятие –НАДО! Когда можно было пойти в садик, сесть у грядки и поесть клубники. Нарвать немного и угостить отца. Когда можно было пойти на берег и плескаться в тёплой воде. Просто поплескаться в своё удовольствие не помышляя ни о чём. Можно было утром подставить личико под струйку водопадика, умыться и облиться . Но потом появились обязанности. Простые, примитивные, типа: Танюша, пора вставать, Танечка, а ты умывалась? Таня!-пора в школу. Как тебе не стыдно, Татьяна. Тройку получила. Надо честь семьи поддерживать, а не позорить. Надо учить! Читать больше!
При этом появились и права. Право на труд! Право иметь своё мнение. Которое странным и обязательным образом должно совпадать с мнением руководства, партии, правительства. Принятой концепции взглядов. И если ты не согласен, что утверждает великий Дарвин, что ты не согласен иметь предками мартышку или нечто подобное, то твое право иметь своё мнение, превратит тебя, чуть ли не во врага народа и всего человечества, которое эту теорию приняло, как вполне их устраивающую. И право на труд превратило в рабочую лошадку, которая с утра: накорми – напои, одень –обуй, в школу – садик отправь, потом сама лети на работу, где только успевай проворачиваться. И пройдись по магазинам, купи продуктов, приготовь –наготовь. Постирай – погладь…. И вот так без конца.
И даже своё, глубоко интимное и чувственное, постепенно перерастает в обязанности, супружеский долг и механические действия.
 А кто по другому?
-Никто! Все, примерно, одинаково. И есть кому гораздо хуже: ни семьи, ни детей, ни крыши над головой.
Вот как хочешь, так и понимай. Хочешь –грусти, хочешь – радуйся.
Но Татьяна Яковлевна сегодня мечтает только об одном:  всех раздать по бабушкам –дедушкам, мужа отправить на дачу и…выспаться, не исполняя ни каких, кучей всегда лежащих, дел. Хоть пару дней без ПРАВ и ОБЯЗАННОСТЕЙ. Без этого пресса: Н_А_Д_О!
 
 В пятницу дети остались у бабушки.
А рано утром, в субботу, Вадим Андреевич не вскочил, как обычно из-за стола. Он сидел раскладывал вилки, ложки в какой то последовательности. Таня присела рядом. Облокотилась на плечо. Притулилась.
-Что ты выстраиваешь, друг мой? Новую машину изобретаешь? Отдохнул бы
хоть чуть. Голове тоже разгрузка нужна. Поезжай на дачу. Отлежись, отоспись. И я тут поваляюсь. Ибо устала выше всяких пределов.
-Нет, мать.  Ты давно на море плескалась? Беззаботно и как в детстве?
-О чём ты? Какое детство. Вон ребятам обувка нужна, давит. Подрастают. Тебе костюм надо. И у меня сапожки промокают. Какое там детство.
-Господи, просит Вадим Андреевич. Соверши. Не во вред это будет. Пусть хоть немного отвлечётся  от ежедневных трудов.
-Держись, мать. Летим на море.
Татьяна тихонько  усмехнулась, но игру приняла: -давай, командор, рули в жаркие страны.
Вадим Андреевич нажал на зелёную перечницу, приподнял консервный нож, мысленно представил тот берег и двинул большой кухонный нож до упора вперёд. Потом вернул его на место. Опустил консервный нож плавно, осторожно. Всё время представляя себе, что происходит от этих движений.
Комната слегка дрогнула. Тихо.
-Ну, мамочка. Прилетели. Одевай купальник и пошли в воде.
Жена легонько постучала Вадима по макушке: дурашка мой милый, какой купальник?  На меху, если только. Представляю, как соседи ахнут: Танька в купальнике во двор вышла. Видно и у неё чуть-чуть сдвиг пошёл.
-А что, они про меня толкуют уже так, что и до тебя доходит?
 -Нет, они беззлобно. Может чуть от зависти, может от необычности тем и разговоров. Но, во всяком случае, из общей среды выделяют. Может, и гордятся малость. Но, это так. От надоевшей суеты домашних и производственных дел. Ведь что мы все имеем?: - с утра на работу, там колготня одинаковая на каждый день, годами, без изменений. Вон, как Полина с 21 й квартиры. Двадцать лет по локоть в лаке, двадцать лет одни и теже стулья полирует. Дышит этим ацетоном, пропиталась вся насквозь. У неё дома и мух нет.
 Ладно, про Полинку. Глянь в окошко. Что там?
Татьяна неохотно «отлипла» от Вадикова плеча, не распрямляясь и не поправляя одежд, глянула в окно: Ва-а-адик, там море с песком и пальмы.
-Вот, тебе говорю, одевай купальник и пошли загорать.
Татьяна улыбнулась странною улыбкой. На каком то автомате, а не на своём сознании пошла в спальню, открыла свой женский шкафчик и достала пакет. Там с давних времён лежал моднячий синий купальник, который так и не увидел моря, солнца, песка на пляже. Он только слышал писк детей, вдыхал запах пелёнок, изредка слушал голос неподражаемого Робертино Лоретти, который пел , в том числе, и о море, и просил вернуться в Сорренто, и о любимой женщине, ласково называя её голубкой.   
-Вадик, вот.
-Надевай.
-Что, прямо здесь, на кухне? А вдруг сосед зайдут? Что подумают?
-Не зайдут. Одевай.
Не очень соображая, что происходит, Татьяна ещё и ещё посмотрела в окно. Да, там явно море. Совсем рядом. Волны разбиваются о камни и немного капель попадает на стекло. Она смотрит на эти капли. Думает, что ни разу не открывала это окно. Еще с самого вселения. И там, между рамами, накопилось много всякого мелкого мусора, пыли, высохших мошек. Она повернула ручку, открыла внутреннюю створку, затем внешнюю. Теплом и влагой пахнуло в комнату. Она механически протёрла коробку, рамы. Осторожно закрыла, затянула ручкой. Вадик, там, правда, море. Оно что к нам прилетело? Или у меня с головой уже не лады?
-Ты купальник одевай. И потопали купаться, -взбодрил Вадим Андреевич.
Ему что? Он  это уже испытал. Он понимал, что это реальность. А как это понять женщине, которая, да простит она такое сравнение, как лошадь на верёвке по кругу изо дня в день: дети, работа, кухня, дети, дети, дети….свои, чужие, тысячи тетрадей, слагающиеся в миллионы. Только свистит бич, да окрики владельца этого бича.
-Отвернись, наконец говорит она, стаскивает халатик и облачается в купальник. Но кусочки сверкающей ткани  явно не хотят вмещать то, что увеличилось, с годами, в размерах. Но упрашивать не в характере хозяйки, она мужественно втискивает в ткань саму себя и обречённо говорит: Вадик, не всё поместилось.
Вадик поворачивается. Но смеяться ему нельзя. Он это не только понимает, но и чувствует в этом свою страшную вину. Однако это не чужой человек. И сначала его глаза, а потом и весь сам сотрясается смехом: Татьяна Яковлевна, вы прекрасно смотритесь. Никогда не думал, что у меня такая красивая и рельефная жена. Собственно я и не видел тебя иной другой, как ни в халате, да пальто. Вот жизнь! Свою собственную жену только и видел, что при параде, во всей строгости общественного употребления и назначения.
Он берёт супругу за ладошку, открывает двери и выводит прямо к воде.
Вода. Тёплая, нежная. С раннего детства -забытая. Татьяна плещется малым дитя. Поглядывает на собственного мужа, который сидит на камне и думает, что то своё. Производственно-мужское.
Как во сне, а Татьяна и уверена была, что это не наяву, прошёл день. Изредка заходили на кухню. Подкреплялись. И снова к воде. Прошла ночь. Утром окунулись. Позагорали. Жена совсем притихла: Вадик, а ведь это не сон. Я всё чувствую, как обычно.  Вот ударилась и мне больно. И есть хочется.
Они зашли, уселись за столом. Слегка погремели посудой. Поели.
Татьяна необычно стихла. Как то ушла в себя.
-Вадик, а мы можем… в одно местечко переместится?
-Ты хорошо знаешь куда.
- Я знаю маленький кусочек земли, а где оно, в какой стране и стороне, не представляю. Вот и сейчас я его вижу до мелочей, хотя прошло более тридцати лет.
-Давай попробуем. Держи это место. Представляй себе.
Вадик уселся на свой табурет. Разложил, как ранее, «элементы управления».
Разрешите взлёт.? Пуск. Подъём. Тяга……..Потом прибирает тягу. Ноль. Плавный спуск. Легкий толчок. Стоп. Конец работы.
-Выгляни в окошко, что там? Татьяна сидит у окошка, смотрит и плачет.
Когда женщина плачет, не надо трогать. Пусть. Это только она сама вернётся из того места, того состояния. Не торопи. Вадим Андреевич замирает, не стараясь ускорить процесс. Не часто он видел свою жену вот такой. Самой собой. Всё в делах, всё при исполнении. Вон она какая, в самом деле. Даже плакать может .
 Кончились слёзы. Они выходят на каменную площадку. Голый совершенно камень. Даже нет на нём мха или ещё чего подобного. Как кто выскреб и вычистил.
-Вадик, возьми большой нож, или секиру, что капусту крошим.
Кончилась площадка. Заросли плетучих растений. Вадим прорубается, расчищает дорожку, которая явно просматривается среди этого буйства природы. Дорожка, как ложбинка в камне. Не ошибиться. Похоже, что это было ложе речушки или ручья. Вода прогрызла камень. Годами, веками?
Но ошибиться невозможно. Целый день машет Вадим Андреевич секирой, Таня убирает ветки. Получается узкий тоннель. Животин нет. Ни птиц, ни насекомых. Они, конечно, есть, но не показываются на глаза. Вот и вечер подошёл. Смеркается. Надо домой.
-Таня, а где мы?
-Не знаю. Мой папа здесь жил. Один. Мамы не было. Мы с сестрой и он. А по этой дорожке мы ходили в пещеру. Там разноцветные окна и цветные камни. Вот сам посмотришь. Осталось немного.
Татьяна готовит ужин. Вадим Андреевич чиркает о камень лезвием секиры. Оно хоть и сталюка крепчайшая, сам ковал и калил, но притупилась как то.
И Вадим Андреевич наводит лезвие до высочайшей остроты. У секиры своя истории. Сначала она украшала стенку над старинным дедовым диваном,  на
котором частенько спал Вадим Андреевич. То по случаю размолвки, то детишко болеет и спит с матерью. То припозднится сам от дел и не хочет тревожить жену.  Потом, по случаю приготовления капусты в зиму, да ещё и на всю братию, и когда явно ножи не справлялись, кто то предложил дробить капусту сей секирой.  От чего она  плавно перешла из разряда оружия, в разряд орудия широкого сельскохозяйственного применения. От вырубки поросли, измельчения ботвы и трав для компостной ямы, до дробления капусты, моркови и прочего. Постепенно укоротилась рукоять, появилась ремённая петля, не позволяющая выскользнуть орудию из руки обильно смоченной капустным соком. Потом средняя часть лезвия потеряла округлость. И оружие предков превратилось почти в топор. Только и вся разница, что способ крепление на рукояти.
 С утра работа продолжилась. И вот пещера.
Нет! Пещерой назвать нельзя. Это дворец! Весь пол устлан цветными камнями, сплетающимися в замысловатый узор. В стенах, которые тоже из цветных камней, щели, как окна, и свет из них в разных цветах.  И эти цвета тоже образуют узор. И чисто! Ни пыли, ни мусора. Как будто кто убирается тщательно.
Из отверстия в стене, величиной с голову, в половину сечения, бодро  вытекает прохладная струя воды. Ею в полу прорезана канава-сток, который настолько углубился, что по старому руслу не протекает, и ушёл сход пониже. И усердно работает там.
Чуть вправо, на стене, на совершенно красном камне, как на ковре, где нибудь в замке рыцаря или лорда, разное оружие. Большие широкие лезвия с длинными, захвата на четыре, витыми ручками, сабли, боевые топоры. Копья. Пики. Какие то сочленённые палки-дубинки.
Вадим Андреевич не посмел коснуться, но внимательно рассмотрел каждое. Как у всякого мужчины, вид оружия вызвал некое возбуждение и холодок в груди. Особенно эти широкие, совершенно не повреждённые коррозией, матового цвета, лезвия, с длинными витыми ручками. Он представил себе ширину ладоней владельца и аж покрутил головой. Огромадина какая. Великан.   
-Татьяна задумчиво крестится. Поднимается по ступенькам вверх, вверх. Останавливается на площадке. Потом садится на ступеньку и заливается слезами.
 Вадим Андреевич стоит у первой ступеньки и не решается вмешаться. Он пытается снять ремешок секиры, но сразу не получается. Он и так и сяк. Но петля ремня затянулась и не поддаётся.
Он поднимает голову и видит, что  Татьяна вся в странном напряжении, глаза её смотрят чуть поверх головы Вадима Андреевича и наливаются ужасом.
Нет, не зря в ВДВ тренируют солдата до автоматизма. Вадим Андреевич тугой пружиной скручивае тело и бьёт. Секира что то проламывает и заклинивается намертво. Мощная сила отрывает бойца от пола, потом ударяет с размаху.
Вадим Андреевич успевает ухватиться второй рукой и висит на секире, а та мечется в пространстве и колотит его тело о камни.  И бросить нельзя, и нет возможности бросить, ибо петля затянулась ещё туже. И в голове померкло. Постепенно броски становятся реже. Их мощь затухает. Вот уже лежит Вадим Андреевич на спине, руки за головой и через ручку секиры ощущает редкие толчки и дрожь.
Надо полежать. Подождать. Может ещё есть силы у того, кто так молотил его о камни. Вот и сам он расслабил тело. Понемногу приоткрывает, как обычно, левый глаз. Видит.  Теперь немного правый. Видит. Теперь оба вместе.
 Он видит лицо жены. Оно в каком то благородном и блистательном гневе. Волосы рассыпаны и  украшают это горение. И оно не напряжено, не искажено, оно чистое и пламенное. Чуть повёрнута шея, подбородок опущен. Далее остатки ветхого халатика ни сколь не прикрывают то, что никак не хотело входить в купальник. И оно прекрасно. И Вадим Андреевич впервые в жизни видит свою собственную супругу во всём блеске её женской красоты.
Обеими руками держит Татьяна Яковлевна, опущенный вниз, широкий меч, который совершенно неожиданно оттеняет её  красивые стройные ноги.
Вадим Андреевич переворачивается на живот, подтягивает коленки и распрямляет тело. На секире огромная, полураскрытая пасть, рассечённая надвое. С больших искривлённых зубов пульсируют струйки. За пастью часть толстенного туловища, явно змеи.
 Вадим Андреевич с трудом расслабляет петлю, вынимает руку, оставляя секиру в этой плоской бошке. Потом отбирает у жены оружие. Моет его под струёй воды и ставит на место. Постепенно напряжение отпускает обоих. Они купаются в ручье, отстирывают остатки своей одежды. И, впервые, за всю свою жизнь не стесняются своей наготы в присутствии друг руга.
Танька, а ты такая красивая! Особенно  когда снизу смотрел. Обалдеть можно. Ты знаешь: этот меч, ноги….Жаль не художник. Я бы написал такую картину. Народ валом валил бы на выставку.
 Вадик, оставь. То только для тебя. Она прижалась всем телом. Всем существом и замерла.
 Потом они «приоделись». Халатиком удалось прикрыть только низ, оставшейся совершенно без рукавов, рубашкой, -верх. Но то, что так не хотело войти в синюю ткань, не входило и в остатки рубахи. Но, хоть так.
Вадим Андреевич тоже не щеголем выглядел, ибо его брюки теперь стали обыкновенными штанами. Хоть и красивого покроя, но жалкого вида. Но, не гол!
Они поднялись по ступенькам.
Вот, Вадик. Это моя сестра. Вот её косточки. Мы здесь с ней всегда играли. Но в один из дней её укусила змея. И она сразу умерла. Вот здесь. Папа долго искал её, но я молчала. Только плакала. И папа понял, что Сашеньки нет. И где она, я не скажу. Он, может быть и догадывался, но туда ходить было запрещено. Местные жители сразу убивали любого. И не хоронили, бросали в море. Была в том большая тайна.
Таня молча сняла рубашку, собрала все косточки. Увязала в узелочек и пошли
Домой.
Остаток дня прошёл в молчании. Каждый переживал происшедшее по своему. И не мешал другому.
Вечером, поужинав остатками наличных продуктов, без слов, в обоюдном желании попросились домой.
Пуск, подъём, тяга, спуск. Стоп.
-Мама, где вы были? Мы вас искали по всему дому. И к Пилипчукам ходили, к Рыжковым, к Владимиру Швовичу.  А вы оказывается дома. И одеты вы как из лесу. Ободрались все. На папе вон одни синяки. И на тебе вся спина подрата. Йодом надо мазать сразу.
Вот уже и аптечка раскрыта, мамочка пищит от помазания. Дети щедрой рукой пользуют болящую. Папа только сопит. Его и мазать не можно. Сплошной синяк во всю спину и бока.
Вы упали с горы, да? И катились вниз? А почему спереди не побито? Вы как то странно падали. Не как у всех. Мы с Санькой, когда свалились с горки, так у нас перед больше пострадал.
- Ладно, перед-зад. Мажь.
-Так йод кончился.
-Сбегай к соседям.
Работа продолжается. Мамочка уже не пищит,  а смеётся от щекотки.
Дома! Великое дело. Хоть своя хата в деревне, хоть пятый этаж в центре города.
Дом. Дома. У себя дома. Что может быть лучше? –Ни – че – го!

-Борис Осипович, мне край домой сегодня надо. Отпусти.
-У тебя есть начальник. Не прыгай через голову. Ты его спросил?
-Нет.
- А ты спроси. Он отпустит. Его власти достаточно. Ибо ты на него работаешь, то бишь, в его штате и плане состоишь. И зарплату из его фонда получаешь. А что стряслось?
-Да есть одно мероприятие деликатное. Просто время надо. Днём. В рабочее время.
-Моя помощь нужна?
-Пока нет. Думаю, сами справимся.
Вадим Андреевич испрошает начальника отдела. Тот отпускает, испросив, не нужно ли помощи, и Вадим Андреевич топает домой.
-Вадик, косточки пропали.
-А ты их куда положила?
-В твой диван. Вот сюда. -И она приподняла середину, отвернув боковые валики. -Вот сюда. Прямо на твоё ружьё и припасы.
-Я уже весь дом проверила. Нигде.
Вадим Андреевич задумался.
Нет, жёнушка, не ищи по углам. Это не людских сил дело. Это Выше. Ты кому говорила о этом?
-Нет. Хотела Кольке позвонить, но у него всё занято и занято.
-Всё правильно, что занято. И не дозвонишься. Ибо кто изъял, тот и не допустит разглашения. Живи спокойно. Далее не в наших силах. Молись.
-О чём?
-Не знаю. Как обычно. Да и как хочешь, так и молись. Пустое не дастся.
Благодари за всё. Это самое лучшее. Ибо, что надо, то нам дано. И без нашего испрошения. Молись.
В воскресенье вся семья идёт в храм. Дети несколько притихли, они уже втянулись в церковную жизнь. В это необычное благостное состояние. Когда ты и сам вроде по себе, но и какая то общность, единение со всеми. Со всеми стоящими в храме, со всеми служащими в алтаре. Они тихонько подпевают хору. И внимательно вслушиваются в произносимые слова.
Миром Господу помолимся. –Господи помилуй.
О Свышнем мире и спасении душ наших, Господу помолимся. -Господи помилуй.
О мире всего мира, благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех, Господу помолимся.
О святом храме сем, о Богохранимой стране нашей России, о граде, веси, о благорастворении воздухов и изобилии плодов земных и временех мирных, Господу помолимся.
О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасении их, Господу помолимся. О избавиться нам от всякие скорби, гнева и нужды, Господу помолимся. Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею Благодатоью. –Господи, помилуй.
Пресвятую, пречистую, преблагословенную, славную владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянувшее, сами себе и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим.
Тебе, Господи, поёт хор. Поют все.
Тебе, Господи, все наши молитвы. Тебе, Господи, наше благодарение. Тебе, Господи, грехи наши. Наши ошибки, наши нерадения. Наше забвение самих себя. Укрепи, Господи. Прости и помилуй.
Наступает момент Исповеди. Вадим Андреевич кратко и чётко излагает свои прегрешения явные. Как бы советуется со священником о не ясных моментах. А Татьяна расплакалась: -батюшка, косточки пропали. Мы их с собой взяли, что бы похоронить здесь. На нашем кладбище, а они исчезли.
Батюшка никак не может в толк взять. Что за кости, чьи, откуда?
Сестры моей, Сашеньки. Они так и лежали в пещере. Мы с Вадимом их принесли домой, а они пропали.
 Батюшка только головой крутит и понять не может. Он уточняет: -а почему так случилось? Почему не хоронили как положено?  И понимает, что здесь объяснение может быть чрезвычайно длинным, а время ограничено, и читает разрешительную молитву, допуская к причастию.
После службы останьтесь. Надо разобраться, что к чему.
Храм опустел. Детишки резвятся во дворе. Занимаются своими детскими делами. Вадим Андреевич, Татьяна и священник беседуют.
Рассказывает Вадим Андреевич. Подробно. Как прорубались к пещере. Что там произошло. Чем кончилось. Как взяли косточки, вот этот крестик, что был на Сашеньке, и положили дома в диван. Но они исчезли. Только крестик остался. Вот он.
 Батюшка рассматривает крестик. Обычный. Золотой крестик, каких он перевидел множество. Явно не современный, но это ни о чём не говорит. И он в толк не может взять, что это так далеко, что милицию туда вызвать нельзя. И забрать косточки с понятыми, тоже невозможно. И что теперь делать, он не знает.
 -Надо к Епископу сходить. –Решает он.
-А что решит Епископ?
-Не знаю. Это так необычно, что невозможно, что то и сказать.
- Так, батюшка, а что говорить то? И чем поможет Епископ? И что это в смысле греховности? Есть грех, али нет?
-Ну, как вы рассказываете, если бы грех был, то вы там бы и остались, -наконец говорит священник, -поэтому не суетитесь. Давайте подождём. И не рассказывайте никому. Могут и на смех поднять или в органы донести, или к докторам принудительно отправить. Помолчим. Подождём. А с Епископом я переговорю. Шибко необычное дело.
 Епископ внимательно выслушал священника, - правильно решил, отче, помолчим. Нет у нас такого опыта, не было таких дел. Кто взял, тот и распорядится. Но ты за этими прихожанами понаблюдай внимательно. Не то, что разведку проведи. Нет. Никого не привлекай! Просто сам более внимательно. Добре?
 Благословите, Владыка.
Бог благословит тя, брате!
В следующее воскресенье священник и передал Вадиму Андреевичу решение Епископа. На чём всё и утихло.

С утра в лабораторном корпусе кипит работа.  Из крепких дубовых досок собираются четыре квадратные короба, обшиваются фанерой и монтируются в общий блок 3х3 метра. Вся эта конструкция навешивается на стену и поворачивается как дверь. Петли мощные, кованые. И не скрипят. Фанера шлифуется, красится белой краской.
 Всё Вадим Андреевич, принимай работу.
Заказчик прощупал, постучал, проверил работу петель. Погладил ладошкой.
-Спасибо. Давай подпишу наряд, и вот вам гостинец.
-Благодарствуем, Андреич, зови, если что. Сделаем мигом. –И рабочие удалились в свою каптёрку работать с гостинцем.
 Вадим Андреевич, вооружившись своим инструментом, вывел в самом верху сооружения первой строкой: ГРЕХОВНЫЕ СТРАСТИ И БОРЬБА С НИМИ и ниже , чуть мельче:  по учению преподобного Иоанна Лествичника –игумена горы Синайской.  Потом нанёс в карандаше прямоугольники, овалы, кружочки, каждый подписал чёрной краской, а сами, эти прямоугольнички и прочая, выпилил лобзиком. В Оконца вставил латунные пластины. Рядом смонтировал сигнальные лампы и всё завязал в единую систему через релюшки, полупроводники, провода и прочая и прочая.
 Ударив по «греху» высвесчивались все проявления его. Или ударив по проявлению-высвечивался главный грех. Можно было подойти к стенду и простукивать лёгким ударником, а можно, как это и устроил автор сего сооружения, прямо из-за стола пулькой пневматического пистолета.
Вадим Андреевич пару дней отлаживал систему, а затем, испытал на рабочих корпуса, которые это сооружение изготовляли.
 У утром, поприветствовав братию, он предложил всей пятёрке зайти в кабинет.
-Входите, братцы-кролики. Сегодня вместо «козла» будем забивать нечто другое. Вот сия картина нашей жизни. Это восемь основополагающих греха., это их производные. Работает машинка так: нажимаем на главный грех, например чревоугодие. И смотрите сколько проявлений: человекоугодие, пленение ума, кощунство (острословие), хвастовство, леность, высокомерие, прекословие, любовь к бренностям мира, многоспание, дерзость и худые привычки, жестокосердие, смехотворство, непослушание, жестоковыйность и преход к главному греху- уныния и гнева.
- Вот, Василий Петрович, стукни по своему греху.
Это по какому? У меня их, пожалуй, много.
-Ничего. Давай твой главный.
Это ты, Андреич, про водку?
-Давай про водку. Стучи.
-А тут про водку нет.
Есть. Чревоугодие.
-Вадим Андреевич. Какое угодие. Так потом голова болит. В животе муки. Душа наружу просится. Какое там угодие. Сплошные страхи. А коль моя Матвеевна узрит, так совсем плохо.
-Ладно, про муки, ты жми.
Василий стучит молоточком по табличке ЧРЕВОУГОДИЕ. Загорается сигнальная лампочка, потом другая, третья….. пощёлкивают реле, постепенно засвечивается весь стенд.
Вот! Видал. Ты только выпил, а уже проявляется по всем статьям прегрешений. Видишь, и на блуд потянуло, и украсть, что плохо лежит, и монетку на этом заработать (продать), и гнев лезет наружу, и прихвастнуть можно, и соврать…… Один грех, а тянет по всем статьям.
 Народ стоит примолкнув. Почёсывают макушки.
-Так это ты Вадим Андреевич наприсоединял всё в кучу, вот и горит.
-Не скажи.  Всё по схеме. А это не просто вымысел, это люди веками творили. На себе испытывали. Тут без обмана.
 Да и давайте проследим, как действует грех. Например человек соврал. Ложь. Вот она соединяется с оскуднением любви, кощунством, лестью, упорство, многоглаголанье, переходит в лукавство, лицемерие, хульные помыслы, исступление ума. Перебрасывает мостик к гордости, тщеславию, затем к блуду, гневу, чревоугодию…… Тащит за собой целую цепь согрешений. А казалось бы мелочь. Ну, чуть соврал.
Вот стучи и смотри, как бегают огоньки по всем цепям.
-Долго «игрались» мужики в новую игру. И всяк раз выходило, что согрешив в одном, грешили во всём.
 -Андрееич, а без греха можно прожить?
 Нет! Только Господь безгрешен.
Фу. Слава Богу. А то ты нас так упугал, что страшно стало.
Нет. Цели не было пугать, а вот на себя посмотреть каждому, это полезно.
-А Осипович уже простукивал себя?
-Нет. Вы первые.
-Ну, Андреевич, спасибо. Мы тебя уважали и теперь ещё больше. Ты не закрывай на ключ, мы будем штудировать систему. Спасибо.
Народ вышел в свою каптёрку и до позднего вечера перемывал себе кости. С пользою!
 Постепенно там народ стал толпиться постоянно. Особенно нравилось выщёлкивать грешок из пневматики. Но результаты были не радостные. «В грехах, как в шелках»
Но система работала. Каждый что то для себя полезное брал.
И женщины кучками приходили. Но стеснялись. Натуры более чувственные и сокрытые.
Потом над этим стендом появилась яркая надпись: Заповеди:- люби Бога, люби Ближнего!
 Тут партком не выдержал, хотя  парторг и сам вечерами здесь бывал: -Вадим Андреевич, убери. Это вразрез с линией партии.
Пардон, Хрущёва давно нет. Гонения кончились. Да и сам «Моральный Кодекс строителя Коммунизма» -это в чистом виде Заповеди Христа.
 Нет. В Кодексе нет про Бога.
Так допишите.
Смеёшься? Вся политика была направлена на престиж Партии, а ты ….
-Так у партии свой престиж, а у Бога своя Слава. Партии бы прислушаться, а не противоречить.
-Андреич, не гневи. Убирай первую половину текста. На том и весь сказ.
 Опять вилка, взгрустнул новоявленный проповедник: не уберу-грех преслушания, уберу-грех угодничества. Не уберу: тщеславие и…ого вся цепь.
Ладно. Решили. Пусть по твоему. Ты власть, а власти надо слушаться.
Но. То некогда, то нет стремянки, то ещё что. Так надпись и осталась.
Да и парторга сменили.
А как то вечером, когда публика толпилась в «греховной комнате», таково теперь стало название лабораторного корпуса, заглянул первый секретарь горкома партии Женя Ивон. Народ притих. Не каждый день такие лица приходят. Но Женя парень свой, толковый, не забубённый. Посмотрел, почитал. Почесал затылок. Ему дали пострелять без очереди. И получилось, что сам руководитель коммунистов города так же во всех грехах. Но всё же, как опытный руководитель, он сделал весьма существенное предложение: у вас нет возможности предотвратить развитие греха. У вас сразу цепляется одно за другое и вся схема сияет. А как вы используете кругляшки, где написано как избежать греха, умалить его действие, избавиться от него.
И, как профессиональный инженер, предложил поставить в схеме развития прегрешеня замедлители. Либо реле времени, либо конденсаторы, что при накоплении заряда только засветят накопившийся грех.
Долго ли? Все с головой.  И через неделю система заработала не только как фиксация греха, но и как система предотвращения его развития и уничтожения. Стало многократно интереснее, и всё свободное время публика трудилась в «греховной комнате». Теперь не только измеряя степень своего падения, но и решая реально, как избежать, не впадать в грех, или, впавши, исправить.
Новый парторг посмеивался, сам играл многократно, но стирать верхние строки не пытался. Раз, уж, горком не дал команды, а Женя, конечно, видел, то зачем ему, рядовому парторгу, тем более избранному коллективом СКБ, брать на себя такую ответственность. А внутри, он вполне был доволен тем, что народ как бы и развлекается, а на самом деле- работает над собой.  О таком, прямо скажем, и не мечтает каждый парторг.
 Потихоньку хозяина кабинета выжили, и ему пришлось искать прибежища в смежном помещении. Вновь пришлось белить, красить. Делать стеллажи и полки. Обзавёлся новым креслом, да ещё и на колёсиках, правда, без моторчика, на что Борис Осипович настоятельно поехидничал: -летать летаешь, а тут ногами отталкиваешься. Но это беззлобно, любя. При этом отдал свой книжный шкаф с тонированными стёклами и, почти новый, ковёр под ноги, на пол.
-Вот тебе Вадик мой дар. Пол бетонный, ногам холодно. А голова при замёрзших ногах –не работает. Бери. Помни мою доброту. Может и поделишься чем, что добудешь в своих путешествиях.
-А что бы ты хотел?
-Не знаю, Вадик. Всё как бы и есть. Может, от какой звезды  кусочек. Но небольшой. На рабочем столе положить.
-И похвастать?
-Не, Вадик. Я в твоей комнате раз 10 играл по грехам. Остерегаюсь теперь по многим статьям.
-Борис Осипович. Ты серьёзно?
-Очень даже серьёзно, друг мой. Очень даже. Мы с  Лариской часа три игрались. Её очень впечатлило. Боюсь даже.
-Бросит?
_ Всяко может. Но дело в том, что у меня на эту тему нет паники, как раньше. Всё боялся этого. А теперь – нет. Как будет. Так и будет. В другой раз предложу в парторги тебя. Вишь, как наша публика активно трудится на моральном фронте. Даже и не ожидал. Целый день толкутся. Но я не вмешиваюсь. Я вижу, что от этого польза. И, более того, работать стали лучше. С перевыполнением теперь идём по всем отделам. Надо на профкоме поднять этот вопрос, да тебе премию выхлопочем.
-Оставь, Боря. Не вводи в грех. Тщеславие-коварная штука. Многоплановая и всеобъемлющая. При любом решении проявляется. Или, лучше сказать, имеет место быть.
-Ладно. Как хошь. А мы, как решим.
 Поздно вечером Вадим Андреевич поехал на «Остров». Потянуло нещадно.
-Таня, я поздно буду. Съезжу на Курджипс, на «Остров».
-Ты, милый, не улетай только. Сам знаешь, какая твоя власть. Будь осторожней.
-Да я и так осторожно уже и мыслить стал. Всё под контролем держу. Но это край, как невозможно. Ум бегает по объектам. Только чуть, а он уже умчал.
 Стало смеркаться. На «Острове» кто то есть. Горит костёр, пахнет шашлыками. Небольшая компания приехала отметить какое то событие.
Ну, что ж. Не получилось посидеть самому у костерка. Жаль. Была такая внутренняя потребность. Но, Сверху виднее.
Вадим Андреевич развернулся и покатил домой.
-Ты чего?
-Там люди.
-Тогда садись ужинать. Ребята спать улеглись. Я тут постирушки устроила. Сегодня дел было мало. Надо энергию дожечь. Ешь. Я достираю.
Поел. Прилёг на дедов диван. Хорошо. Ни тревог, ни забот. Подрёмывает.
Татьяна подошла: -дедуля звонил. Просил завтра заглянуть.
- А что там?
-Не знаю. Немного возбуждён был. Но совсем чуть. Я спросила о здоровье. Говорит-нормально. Наверное задумка новая какая. Идея. А может, на рыбалку затеялся. Снасть заумную испытать. У него ж характер какой.
-Так когда он говорил заехать?
-Не знаю. Не уточнял.
 Утром Вадим Андреевич подрулил к тестю: дедуля, добре здравствовать!
 Добре, добре. Садись Вадик. Дело есть на миллион. Надо проехать в Курганную, к сестре. Или с головой у неё что, или хитрит баба. Приедем, а она работёнку подкинет. То крышу подправить, то столбы укрепить, то печку на дворе переложить. Она, конечно, одна. Тяжело без мужских рук. Но она хитростью всё компенсирует. И сейчас чушь порет. Не хочу и оглашать. Надо ехать и смотреть. Когда можешь?
-Начальство испросить надо. Рабочий день, однако.
-Испроси. Как сможешь, так и поедем. Чем раньше, тем лучше.
Через час, прикупив гостинцев, Вадим Андреевич с тестем едут в Курганную. Недалеко. Километров семьдесят. Всего час езды. Поговорили про рыбалку, про погоду. Буржуям кости перемыли. Вот и Курганная, вот и белый домик под большим орехом.
А вот и сестричка сама собой выплывает. На Кубани худосочных женщин нет. Смолоду ещё тонка, а как замуж, дети – так и окрепла, набралась округлостей. Всё при всём! Настоящая казачка.
 Яшенька, братик, заждалась, замаялась, запричитала Евдокия Павловна. И голос такой необычный. Как и тревожный. То завсегда со смешком, а  ныне аж слёзы просятся.
-Дуся! Остынь! Говори по делу. Да и поздоровайся хоть с нами.
-Яшенька, какое дело. Пойдём в хату. Вот тебе и всё дело.
Хата это только по старой привычке, ибо у Евдокии Павловны домище в полтора этажа. Мансарда. Подвал под всем домом. И комнат на семь-восемь, как минимум.
Поднялись на высокое крыльцо, вошли.
В одной из комнат сидит девчушечка лет на пять –семь. Вышивает на пяльцах.
Яков Павлович подошёл. Посмотрел. Обошёл пару раз кругом.
А дитё всё сидит и иглой работает. Узор творит. Как и никого не видит.
-Дуся, откуда дитё?
-Не знаю. Утром смотрю- она сидит и вышивает. Спрашиваю: ты чья? Говорит Мамедова. А как ты сюда попала? Говорит, что не знает. Что она тут живёт и что хочет есть. Конечно накормила. Целый день вышивает. И нитки у неё свои. Иголки. Пяльцы странные, у нас таких не бывает. У нас из фанерных колец, а тут из чего то непонятного. Кость не кость, но не дерево. Нитки тоже моточками. Всё странно.  Но ест хорошо. Ночью спит нормально. В общем дитё как дитё. Несколько необычное, но дитё. Вот вторую неделю. Мы уже привыкли. Бабулей меня кличет. Я боюсь в милицию идти. Но надо. Может, кто ищет. Расспрашивала о родных. Она смеётся. Папа говорит есть, зовут
Ша. Мамы нет. Только папа. На вид, как и русская. Но папа Ша. Это как Шамиль или Шхамбий. Черкес.
 Яков Павлович присел к девочке. Долго рассматривал личико. Ручки, ножки.
Особенно туфельки.
Дуся, это Сашенька. Наша Сашенька, Дуся. Эти башмачки я сам шил. Меня она не выговаривала и звала Ша. Эти пяльцы из китового уса. Эти нитки цветные из щелковичного червя. Дуся, это наша Сашенька. Но такого не может быть.
Но это она.
-Как тебя зовут, дитя?
-Мамедова.
Нет, дитё, это фамилия. А как тебя папа звал.
-Папа звал Муха. Но я не муха. Мухи кусаются. А я не кусаюсь. Я Мамедова.
Яков Павлович сел на пол. Закрыл ладошками лицо и тихо плакал.
-Яша, ты чо?
Дуся, это наша Сашенька. Это я её так прозвал, что всё время жужжала под ухо. Работать мешала. И башмачки, и пяльцы её. И она сама есть, как и тогда была.
Вадик, лети за Татьяной.
Вошла Татьяна. Вадик ничего ей не рассказал. Только зашёл к директору и отпросил её.
 Вошла, посмотрела.
 Присела на коленки.
Мушка, это ты?
Та открыла пошире глазёнки. Что то в них отобразилось. Она уронила пяльцы и повисла на шее у Татьяны. Обе плакали, каждая о своём.
Да. Это Сашенька. Без сомнения.
Что думало дитя, никто не знает, но оно чувствовало родную кровь, родную душу, ещё много что, что обмануться не может.
Вадик, это она. Вадик, вот куда делись косточки. Вадик……..
И Вадик немного омочил щёки своею влагою, Яков Павлович, как человек сугубо военный только построжал, с виду, баба Дуся рыдало взахлёб, в полное излияние слёз, которых накопилось с избытком и, наконец нашедшим выход. Тесть, немного знающий о «необычных выкрутасах» зятя, поднял глаза: -Вадик, твоя работа?
-Нет. Я на такое не способен. Ни в какой мере.
-Татьяна!
-Нет, папа.
-Признавайтесь! -посуровел старый вояка. Само произойти не могло. Ничто в мире не происходит само собой.
Рассказали.
Да, -успокоился Яков Павлович. Ну, что ж, принимайте в свою семью. С вами будет лучше. Вот только надо теперь узаконить. Что бы всё по правде было. Ей жить дальше. Как всё обернётся? Никто не знает. Но надо в школу. Надо прописать. Ты, Татьяна, к Николаю обратись. Он человек большой. Сила у него великая. Расскажи. Поможет. А на фамилию запиши, как своих детей.
А Сашенька слёзки вытерла. Мостится к Якову Павловичу. Ласкается по детски: -Ша, а ты мне пастилку купишь? –А ты обещал и не купил. Я помню. Красную пастилку. И ленточку. Что Барсику на шею привязали.
Баба Дуся вытерла слёзы, -так, родня. На кухню! Пир горой по такому случаю. Хоть и не понимаю ничего и как, но, Яша, это твоя, младшенькая. Слава Богу! Нашлась.
- Татьяна, это твоя сестра,- правильно? Значит, это тётя твоим детям? Значит…значит…моя племянница. И моему Ваське –сестра. Во, как!
Сашенька, тебе сколько годочков то?
Девочка растопыривает пятерьню и добавляет один пальчик, чуть согнутый.
Пять с половиной, говорит на чистейшем английском. И потом добавляет на русском: скоро шесть.
Само собой,  Сашенька вошла в семью Вадима Андреевича в официальном  статусе его дочери, чему много помог Колька, большой начальник серьёзной конторы, одноклассник Татьяны Яковлевны, в неё влюблённый со школьной поры и так толком ничего и не понявший. Ибо по линии его службы это явно не проходило и быть не могло. Но факт есть факт. Дитя –вот оно, в наличии. И его, это дитяти надо узаконить. Что Колька и сделал. Однако с припиской, что неизвестно откуда взялось и неизвестно чем может всё кончиться. Т.е. также неожиданно и противу всех существующих положений, может исчезнуть.
Дитя вписалось в жизнь, хотя необычность в поведении наблюдалась, в садике ставила в тупик воспитательниц своими «взрослыми» вопросами, уборщице делала замечания о небрежности её работы, а сторожу, который всегда попахивал самогоном, грозила всеми карами небесными. Со знанием дела предрекающая его дальнейшую судьбу. На что он сперва не реагировал, а через пару месяцев пить перестал. И они подружились.
Тут небольшая деталь: Максим Арчибальдович, как и говорит его отчество, не был чисто русским.  Мама –русская, папа английский офицер.  И мама, и папа уже отошли в мир иной, оставив Максиму домик в районе поташного завода (Низпоташный), небольшое хозяйство (пара коз, десяток курочек, пяток гусей) и прекрасное знание английского, которому применения, последнее время, Максим Арчибальдович не находил. Не было спроса. Даже заочники не тревожили его выполнением контрольных работ, что на бюджет сильно повлияло, и от чего М.А. Чернов (Так записали наши ЗАГСовцы, в переводе на русский, его отцовскую фамилию) слегка запил.
Но, когда мелкое дитяти, в очередной раз сделало примерную выволочку за употребление спиртного и явный запах оного, Арчибальдович, хоть и был выпивши, усёк, что его разносят на чистейшем английском. Он даже протрезвел. Попытался « отгавкнуться», но получил такое дополнение к ранее сказанному, что заткнулся на полуслове. Потом раскрутил в своей голове всё построчно, осмыслил. Девочка говорила с большой властью, говорила правильно, с точки зрения сути дела. Точно указала причины употребления, последствия ближние и дальние. Да ещё и на чистейшем английском , как и научал его отец родной, а тот был не только офицером, стало быть дворянином, но и профессором кафедры ин. языков Ростовского Госуниверситета. Зав. кафедрой!
 Чернов проникся к девочке уважением, пить, конечно, бросил. Они подолгу беседовали, сидя на скамеечке в сквере садика. По поводу чего нянечки, вечно недовольные своей судьбой, крутили пальцем у виска и отпускали колкости весьма приличные. Но им простительно. Это такой класс трудящихся, которые всё обо всех знают, всех судят, всем советуют, как жить, имея свою семью не в самом лучшем состоянии, если сказать мягко. А по сути: либо без семьи, либо в самом плачевном состоянии оной.
 Вадим Андреевич сидел в лабораторном корпусе, когда его пригласил Борис Осипович.
-Зайди. Срочно.
-Вот он я.
Вадим Андреевич, вот церковно служащий по вашу душу и тело.
-Архиепископ Филарет, -представился гость, -имею желание посмотреть на вашу установку  борьбы с грехами. Покажите, пожалуйста.
-Проводи, Вадим Андреевич. Покажи. Раз это интересно руководству, как отказать. Только не дари. Это наше имущество и работает на пользу всего бюро. Собственно, может я и ошибаюсь, но это чисто техническая разработка. И самой церкви, может, и не нужна. В общем, забирай гостя.
Долго всматривался Архипастырь в стенд. Нажимал на «греховки», на способы борьбы. Не охал, не ахал, но явно был удивлён с положительным уклоном. Одобрял! Потом листал журналы ежесуточной самоисповеди.
-Это вы каждый день подводите итоги своего дня?
-Да.
-Вот все эти «тома»?
-Да. Не всегда получается за каждый день, но стараюсь.
-И как результат? Чувствуете или нет?
-До смиренномудрия далеко. Это чувствую. Но продолжаю труды.
-А что вас подвинуло на такие труды? Какова цель?
-Простите, Владыка, цель проста и банальна. Хочу мир посмотреть. Не страны земные, а мироздание. Звёзды, планеты, что там ещё есть. За пределами солнечной системы.
-А с чего это вас потянуло? Повод, причина? Цель какая тайная или явная. Ведь это крайне редко, как я понимаю, случается с человеком. Обычно он весь тонет в земных вопросах, проблемах, тягостях.
-Не знаю. Вот захотелось, и всё тут. Не как маниакальная идея, а просто. Смотрю на звёзды, представляю, что там может быть. Этакие фантазии, но хочется наощуп. Потрогать руками, посмотреть собственными глазами.
-А для чего? Вам и здесь трудов хватает.
-Ну, как бы: - «не хлебом единым».
-Так и тут на земле этого Духовного много. Не вместить!
-Да. Но вот так желаю. Что можно добавить. Может, и не осознанно. Затрудняюсь сформулировать.
-Очень интересный вы человек, Вадим Андреевич. Может к нам в служащие? Судя по вашим трудам, вы подготовлены к священническому служению вполне. Рукоположим. И трудитесь во благо народа.
-Благодарствую, Владыка. Пока на эту тему не будем. Не готов внутренне.
-Ну, добре. Рад был познакомиться. Если что надо, приходите. Напрямую. Без испрошения аудиенции. Прямо домой. И, Благослови вас Господь. Труды ваши и добрые намерения.
 Архипастырь отбыл. А Вадим Андреевич призадумался: а, действительно, из –за чего он несёт такие труды? Для чего? Суть желания в чём? И «голос» молчит.
 Лето пришло точно в срок. Рыба отнерестилась. Пришла в себя и зовёт на состязания: кто кого.  Компания никак не сложится. То на даче работы, то штурман в командировке, то авария на «Дружбе» и весь КИП в мыле пашет.
Но, вот получилось.
 Старый пруд у села Сергиевское. Камыши. Сазаны бормочут всю ночь и чавкают не хуже хрюшек. Каша кукурузная, пшённая. Карпы едет с удовольствием, рыбаки с  не меньшим. Из одной кастрюли. Но на крючок не берутся. Колышется поплавок, а не ныряет. Не ведёт. Вот и кашу доели. Утро скоро. А добычи нет.
 -Вадик, а где червяки?
-Не брали. Славик ориентировал на крупяные изделия. Он умный. Книгу читал.
-Славик, почто не клюёт? Что там в книге сказано?
-Там сказано, что карп рыба умная и осторожная. А если сами кашу слопали, да треплетесь во весь голос, так что на селе слышно, то какой дурак клевать будет. Вон кулеш доедайте, да домой будем собираться. Или к Вадику на остров поедем. Там головлей потаскаем.
-Крут ты, директор фабрики трусов и рубашек. Всё гадости говоришь. А ещё и  книги читаешь. Ну, ладно, кулеш так кулеш.
-Эй, народ, куда ведро делось?
-Так у палатки на козлах.
-Нет его. Лёня, ты где?
Ребята, Лёнчик пропал. В палатке нет. И ведра нет. И полога нет.
Замолчи. Не ори. Совсем рыбу распугаешь. Ищи сам своё ведро и своего Лёнчика. Не пропадёт. Большой.
 А Лёнечка стоит метрах в ста, в камышах. По пояс в воде и таскает сазанов.
Плеснёт из ведра варево, зачерпнёт ладошкой со дна. Карпам малость, себе побольше. Так и работает. Удочка коротенькая, точнее верхняя часть. Леска с метр. Поплавка нет вообще. Нацепит на крючок картошину, или кусочек колбаски, что со дна ведра, опустит осторожно, почти к ногам, и замрёт. Даже не жуёт. Раз! Рывок! Ходи в подсак. Вытащит, уложит в садок и заработал челюстями. Зажевал. Снова забросит и ждёт. Замрёт весь.
Вот и солнышко засияло. Кончилась рыбалка. Только Леонид Леонович и прославился. Десяточек рыбин, килограмма по три весом! Это улов! Но сам распух от комариных укусов, да и ведро кулеша несколько фигурку подпортило.
-Лёня!
А что Лёня? Вы орёте, хоть и шёпотом. Какая умная, а Славик нам сказал, что карп, он же сазан, по татарски, рыба умная, полезет на крючок? Вот и ушёл.
-А ведро?
-Так вы же все кастрюли похапали. А чем подкормить? Ну, и самому подкрепиться.
Все смеются. Всё же наша взяла. По паре рыбин на брата –это здорово.
 А что, ребята, рулим на «Остров». Детишки и жёны там. Уху наварим. Да и у них подхарчимся.
«Остров» шумит. Детвора проснулась и плещется в Курджипсе. Женщины, как обычно стерегут детей и готовят еду. А вот и рыбаки.
-Ого! Да вы не зря горючку палили. Девки!-Гляди! И рыба быстро отправилась в котёл, да на сковородку. Но её много. И несут к соседнему кострищу.  –Соседи, примите дар. И те в восторге. И забот нет. Всё по уму.
Так и пролетели выходные. Разъехались по домам, предварительно начисто убравшись. Спалив горючий мусор, упаковав негорючий в кульки, дома в мусорку пойдут.
 С некоторых пор на этом участке пространства абсолютная чистота.
В понедельник, Вадим Андреевич повёз на «Остров» новый агрегат-шашлычницу для запекания рыбы в заглушенном пространстве. Ему давно это поручала вся компания, но …как обычно. То некогда, то недоделал. Вот сегодня, с утра, на заводе всё закончил и потащил. Развёл костёр, заправил внутренность Хеком и Мойвой, самой копеечной продукцией, и приступил к испытаниям.
Вот Славик прирулил.
-Ты чего?
- А я звонил тебе, сказали на заводе. Вот вычислил и приехал. И Лёня сейчас будет. Он большую рыбину у себя на базе возьмёт. Для испытания.
-Тогда и Толика надо. Пусть своих приборов навешает.
 -Толик не приедет. Аккумулятор сел.
-У киповца аккумулятор сдох?  Ты чо?
-Сапожник всегда без сапог. Закон такой.
-Да он его каждый день нянчит, этот аккумулятор. На балконе вечно контролька светится.
_Вот и донянчился. Это как с дитём. Чем больше внимания, тем баловней становится. Дисциплина нужна во всём!
-Мойва готова. Хек тоже. Всё на столе и понемногу потребляется. А вот и Лёня. Ого! Рыбина кило на четыре. Горбуша.
-Лёнь, это откуда?
_Служебное преступление, ребята. Купить нельзя. Чином не вышел. Пришлось списать. Другого варианта система не предусматривает. Вот грешу ради качества испытаний агрегата.
-Ладно. Принимаем. Суй в эту штуку, задраивай и на угли. А пока Мойву да Хека  потребляй.
-Не! Подожду красную. Такие переживания и заесть Мойвой. Подожду.
И Лёня развалился на топчане.
Созрела и Горбуша. Ничего. Суховата малость. Надо в аппарат водички подливать. Т.е. требуется доработка.
Пока туда, сюда и завечерело. Звёздочки засветились. Костёр слегка поддымливает. Горбуша с Хеком и Мойвой свои беседы ведут. Тихо. Хорошо.
-Вон Большая Медведица. Туда, сперва, хочу.
-Так там куча звёзд. На какую метишь?
-Сначала думал на Полярную. Но застеснялся. На ось мироздания не скромно. Вот на ту, что слева. Яркую. На самом Ковше.
-Зачем на Ковше. Давай на переходе. Где ручка начинается. И звезда приличная. И место не рядовое.
-Вадик, не жмись. Давай на самую яркую.
А что? День весь  в работе. Потрудились. Можно, испытав кулинарный        аппарат и наевшись, полетать по звёздам.
-Ребята, а Медведица растёт! Смотрите! Вот она в полнеба стала. Уходит за горизонт. Только самая большая нарастает. Ого! Держись. Что сейчас будет?!
 А что будет. Вокруг серебристое свечение. Мимо проплывают целые звёздные миры. То быстро, то медленно. Что интересно, и подмечено всеми –тела вращения. Круглые, округлые, эллипсные. Но везде просматривается единая закономерность: Нечто круглое вращается по различным округлым траекториям. Примерно, как и в нашей солнечной системе. Но сколько их! Заполнено всё пространство, насколько видит глаз и дальше и дальше, и без конца. Но вот, в какой то момент свет звезды, к которой двигались, погас. Только светлое серебро вокруг и бесчисленные звёзды.
-О! Вадик. А где звезда?
-Не знаю. Как я понимаю, кончился её луч. Наверно давно погасла, а свет всё перемещается в пространстве. Вот здесь момент её «выключения».
-Однако, мы движемся. И кто то позволяет нам осмыслить происходящее, как бы в замедленной съёмке, что на самом деле время, если говорить по земному, на многая лета, которым и числа не дашь.
Впереди, с той стороны куда летели, надвинулось нечто громадное, которое закрыло всю переднюю сферу. Нечто круглое и колоссальное. И определяется оно, как не имеющее этого повсеместного серебристого свечения.  «Остров» вползает в это тёмное пятно. Ого! Это громадные глыбы совершенно тёмного цвета, а между ними тускло-серебристое свечение. Вот и конечный пункт путешествия. Как бы кто доложил: приехали. Конечная остановка.
Но всё подвижно. Не замершая система.  Мимо проплывают совершенно огромные куски потухшей звезды, которая, какими то силами, внешними и внутренними разорвалась на части. Трудно определить величину и форму этих «кусочков», но что процесс продолжается, это очевидно.
 Глыба разделяется на части, эти части равномерно распределяются в пространстве, рядом с такими же частями от других глыб, которые непрерывно колются, мельчают. Вот уже можно и визуально измерить куски, нечто с автомобиль, вот уже с ведро, яблоко, горох, пшено, маковые зёрнышки и далее, далее измельчается вещество. Вот появилось  голубоватое свечение. Сильнее, мощнее. Разгорается.
Зажигается новая звезда!
-Вон оно как! -выдохнули все в один голос.
Горела, светила. Истощилась. Но не исчезла, как звезда. А претерпев различные изменения, рассыпавшись до…нет термина у нас такого….вновь разгорается и засияет на своём штатном месте. Вишь как. Не хаос, а строгая дисциплина и порядок мироздания, где каждому дана своя работа и она, эта работа неукоснительно исполняется. Навсегда.
 Свечение усиливается. Голубое пламя, цвета земной молнии заполняет пространство. «Остров» покидает внутренность звезды. Отходит и она светится уже на общем серебристом фоне пространства. Ярко и мощно. По цвету сильно отличаясь от того, что виделось с земли. «Остров» явно удаляется. Звезда «потухла». Т.е «Остров» обогнал новый свет, он идёт в периоде, когда она была потухшей. А вот и снова засветилась золотистым огоньком, уменьшается, «подплывают» остальные звёзды «Медведицы». Вот уже и обычный вид принимает. А вот справа резкий луч света. Как фары мотоцикла. И глухой звук работающего мотора. Подкатил Толик.
-Привет!. Вы чего тут засиделись? Давно домой пора. Моя послала за вами. Собственно мы поехали вдвоём. Но стартер не сработал. Аккумулятор не крутит. Давай, -говорю, -толкни. Ну, она слезла, растолкала. Мотор завелся. Я подождал, пока она умостится, все свои юбки подоткнёт. Села вроде. Ну, я по газам. Она молчит, явно сердится, что в роли толкача приходится выступать. Молчишь и молчи, не надо слух напрягать. Потом стали у светофора. Под фонарями –а её нет! Нинка! Где ты?
-А что кричать в пространство. Я круть, да домой. Примчался. Захожу. Лежит на диване. Стонет.
-Ты чего?
 Тут и получил по полной. Вспомнила и картошку прошлогоднюю, что замёрзла в подвале на даче. А мне лень было тогда ехать по морозу, подтопить печь во времянке, где этот подвал. И помидоры с огурцами в теплице, которая левым электричеством обогревалась. А тут налетели  электрики и такой штраф наложили, что огурцы золотыми стали. И кофточку свою любимую, что висела на верёвке, а я об неё мазутные руки вытер, думая, что это она мою старую рубаху повесила. И как я поросёнка у тёщи, ещё только будущей, спёр с дружками, да пошашлычали в лесочке, почти рядом с её домом. Так, что и она  запах своего порося нюхала.
Конечно, жалко жену. Синяк на всю задницу. Это она долго мостилась, вроде села, но что то не понравилось. Она снова привстала, оторвала  своё «мадам сижу» от сидушки, а я и дёрнул ходу. А  ей что делать? Ноги уехали, а зад остался. Вот и брякнулась. Хорошо что камня не было. На ровное приземлилась. А то совсем бы дело швах. Так что вы по домам, а я утром на работу отсюда.
-Толик, так Нинка ж дома?
-Ну!
-А кто толкать будет?
-Так он подзарядился, пока ехал.
-Ладно. Туши свой примус. Садись рыбки поешь. Да и мы оголодали. С дороги подкрепиться надо.
-А вы куда мотались?
-Толик, далеко. Во-о-он на ту звёздочку, что в «Большой медведице».
Толик погрустнел. Он и сомневался, и не сомневался. И жену жалко. И всё этот аккумулятор виноват, которому он, как большой, если не сказать: великий киповец, уделяет внимание сверх всякой меры, а тот, неблагодарный, вот такие крендели выделывает, да ещё с такими грустными последствиями. И на звезду опоздал.
 Утешимся остатками рыбки. Да порулим домой.
Ты, Толик не грусти. За одного битого –двух небитых дают.
На том день и кончился. А когда Толик дерзнул вернуться, то там были все жёны, которые и компресс, к пострадавшему месту  приложили, и душу обогрели. И приземление обозвали как «весьма мягкое и удачное», и что жаль Толика, который теперь очень переживает и прячется от собственной жены. И, собственно, конфликт был улажен.
 Но кто это знал. Потянули до полуночи. Растолкали Толиков «Турист» и, сопровождая его, покатили домой.
 Сегодня встреча с читателями в библиотеке, что на Ворошилова. Там всегда интересно. Старший библиотекарь, Алла, умеет организовать, нацелить, зажечь публику. Все пишут научные работы, проламываются в неизвестное своей неуёмной фантазией.  Изобретают, буравят землю.  Всех влекут звёзды.
Сегодня тема о Космосе. Все стены увешаны плакатами о освоении Космоса. Первый Спутник. Улыбающееся лицо Ю.А. Гагарина. Выход в открытый космос. Изображения, лица, даты.
 Труженица библиотечного фронта извлекла на свет  работу ученика 18 СШ за 1955 год. Это оригинал работы. Тоненькая тетрадка, белая наклейка с фамилией автора. Дата: 01 марта 1955 года. И название: «Мои полёты». Что автор ныне парашютист и лётчик, всем давно известно. Но это сейчас. А тогда? И тогда он прыгал. Понемногу. В рамках дозволенного по возрасту, летал на По-2 и Як-12Р. Но что о том писать? Кому в интерес?
Так и не об этом тетрадка. Тетрадка начинается с запуска первого Спутника. Маленького шарика, который не упал на землю, а вращался вокруг планеты и подавал сигналы. И стоит дата! И дата, точно совпадающая с настоящим запуском. И словом «Спутник» обозначено это произведение человеческого знания. И расчёт скорости и массы. И дальше…летает автор. Точно 12 апреля 1961 года выходит на орбиту вокруг земли. Впервые в мире. И точно с Леоновым покидает корабль в Космосе. День в день. И на Луну! И к Марсу. Как кто планировал сроки по этой тетрадочке. И осуществлял.
Алла Сергеевна, сперва,  читает из тетрадки. Даже показывает написанное. А потом разворачивает плакат.
-Точно!
Что это? Как назвать такое совпадение. Ровно двадцать лет лежала она, эта тетрадочка, в архиве библиотеки. И вот сегодня вышла на люди.
Народ «завёлся» . После каждой даты, освещённого события и полного совпадения, народ встаёт и аплодирует.
 Кому?
Всем. И автору, и космонавтам, и учёным, и Алле Сергеевне, и самим себе. Ибо, край как, интересно листать труд простого советского школьника, двадцати летней давности. Вот так и прошли три часа. Пролетели, как мгновение. А бывший тот школьник сидел сейчас вместе со всеми, так же аплодировал, радовался и …удивлялся самому себе. Конечно, не признаваясь, что это он и есть. И его можно бы потрогать, постучать по спине, даже отщипнуть, что удастся, на память.
  -Вадик, встретила Татьяна, к тебе гость. Из дальних далей. На кухне чаи гоняет. Немного странный. Иди.
 В советской кухоньке тесно. Она не предназначена для застолий и приёма гостей. Газовая водогрейка, плита, раковина. Холодильник, столик. Три табуретки. Всё! Более ничего не всунешь. Ибо тогда сам не влезешь.
 Гость притулился одним боком к окошку, другим к холодильнику и потягивает чай из собственной чашки.
Чашку Вадим Андреевич узнал сразу. Это там! В далёких восточных лесах и он пил из такой кружки. Это гость оттуда.
-Здравствуй, сибиряк!
-Здравствуй, хозяин!
-Каким ветром в наши края? Какая забота привела? Или просто в гости? И как нашёл мой дом в таком муравейнике?
Нашёл. Не трудно было. А привело большое дело. Собственно не само дело, а изменения, которые начались у нас по вашему бытию в наших краях. Народ расслаиваться начал. Не стало привычного течения жизни. А началось с тех часов, которые подарил ты молодожёнам.
  Вот тикают они тихонько, а на всё село слышно. И чувствуется, что они что то считают. Складывают. Умножают, делят…. Живут своей жизнью. Особой, отдельной от всех.
 У нас как принято от века: завиднелось –вставай. Все работы по погоде. Солнцу, луне, звёздам. Такого понятия не было – смотреть, что показывает стрелка. И это тикание сильно заинтересовало некоторых. Для чего сие? Ведь не будут придумывать и делать дорогую вещь без пользы. Наладились посмотреть в город. Посмотрели. Кое кому понравилось. Что понравилось? Что можно время работать, а время – как хочешь. Хоть на кровати валяйся. Но это в городе. Где на чужую работу ходят. А у нас нет чужой работы. Вся своя. И не по часам, а по срокам. По необходимости.
Вот старшие и волнуются: как быть? Вернуть подарок-грех! Обида человеку.
Оставить? Так тикают и смущают молодёжь. В город многим теперь хочется. В наёмные работники. По часам - работать. По часам - ничего не делать.
 -Трудное дело, брат. Никак не думал, что мой подарок такое действие поимеет. Прости. Но процесс уже не остановить. Он и без моего подарка бы пошёл, но стал как пусковым моментом. Невозможно от реальной жизни отгородиться. Хотя, ваш образ жизни прекрасен. Только и мечтать бы людям о таком.  Может, когда и придёт человечество к нему, пройдя через великое горе, потери, страхи, познание Истины и формирование того, что у вас сейчас уже есть. Чем я помогу? Забрать часы? А смысл? Курок спустили. Выстрел произошёл. Пуля попала в цель. Хотя и не хотели стрелять. И не целились. И задачи такой не стояло.
-Погостишь? Или какие планы?
-Если можешь, покажи свою работу, свой город, своих друзей. Как вы живёте, чем занимаетесь. Время моё свободное. Хоть сколько. Но так, чтобы не был обузой. Не стеснял ни в чём. Деньги у меня есть. Много. Посели там, где удобнее. А почему к тебе, а не в ближайший город? Так это от того, что полюбили мы тебя. И верим тебе. А в городе, как мы посмотрели, сплошной обман. Всяк норовит надуть. А нам надо честно. Так старики и наказали. Что касается документов, т.е. бумаг всяких, так этого нет. Местность наша глухая. Не дошёл закон для нас. Хотя на фронте наши мужчины были. Всю войну прошли. Двое вернулись живыми. Рассказывали, конечно, обо всём. Но наша жизнь лучше. Не увлеклись. Да и рассказы их были просто о том, как разные люди живут. В разных странах. Что и как едят, пьют, чем дом согревают, какие обычаи.
Зовут меня Василий Михайлович. Потапов. И отец мой Михаил Петрович Потапов. А все от предка –Потапа. Очень знаменитый был человек. Вот в его честь и род идёт. Но Потапом никого не крестим. Как то так!
-Так что, принимаешь на учёбу городской жизни, Вадим Андреевич?
-Конечно. Сегодня у нас ночуешь, а завтра порешим. Так что бы удобно всем было и, самое главное, правильно.
  Слава славой, а дела – делами. Вадим Андреевич взял Василия Михайловича с собой в СКБ. Нарочно вышли раньше, чтобы пройти по городу. От Крестьянской, в сторону вокзала, это примерно половина главной улицы Краснооктябрьской. Здесь нет старинных домов, площадей. Но улица широкая, по обе стороны старые деревья. Сразу перед выходом на улицу Адыгпромстрой. Здоровенное здание. Высокие ступеньки. Широкие окна.  Ещё тихо. Народ не валит валом, а только начальникиотделов, служб стекаются на утренний наряд. Планёрку. На самом углу,  Проектный институт. Напротив, уже по главной, – громадный Дом быта. Здесь могут всё! И причесать, и сшить любую одежду, и отремонтировать любые бытовые приборы. Здесь есть мастера –строители, и вам отделают квартиру. Здесь государственное предприятие со строгими расценками, сроками, нормами. Здесь нет: хочу-не хочу.  Вадим Андреевич рассказывает о городе, краткую историю зарождения, становления. Каждую более-менее значимую дату и событие. Вот ещё проектный институт, а это музыкальное училище с мозаичным фасадом. А это знаменитый на весь мир станкостроительный завод им. М.В. Фрунзе.  Таких заводов на весь мир только два. Как нибудь свожу. Я там семь лет трудился.  Это на весь квартал новый цех И я его строил. А напротив, новая школа. №19. Здесь директором Степан Степанович Броницкий.  Был директором 18-й мужской школы, когда я там учился. Новые дома. Магазин «Чайка». Там хоть что, всё есть. Это дом культуры ПМДО «Дружба». Старинное деревообрабатывающее предприятие. 7000 рабочих. Работа круглосуточно. Три смены. Дерево, оно особый характер имеет, каждая заготовка с норовом. Тут великое знание и мастерство требуется. Вадим Андреевич обходит Дом Культуры мебельщиков и подводит гостя к СКБ. Это как раз тот момент, когда народ валом валит по широким ступенькам и вливается в здание, растекаясь по этажам.
 Василий Михайлович смотрит на эту живую реку и как то уменьшается в размерах. Сжимается внутреннеи внешне. Полтыщи человек за минуты проходят пред его очи, весело переговариваются, машут ручкой или кивают Вадиму Андреевичу и втискиваются в распахнутые проёмы дверей.
Но Василий Михайлович не охает-ахает. Он смотрит. Пока только смотрит. Не пытаясь понять, принять, анализировать.Когда публика расселась, обменялась новостями и, наконец, занялась делом, Вадим Андреевич прошёлся с гостем по всем отделам. Что интересного? Ничего. Кто за кульманом прочерчивает свои железки, кто за столом думает-считает. Собственно, вот и всё. Кое где, склонились над чертежами и обсуждают. Процесс создания машины внешне не выглядит привлекательно и эмоционально. Тихая работа. Не балет и не музыка. Не танцы, где главное-внешняя сторона, воздействие на публику.
 Гостю явно нравится. Он молчит, ничего не спрашивает, но всё замечает, думает.
Вот и НИО. Вадим Андреевич раскланялся с сотрудниками.
-Андреич, что нового? Где был, что видел? Откуда товарища заимел? Это к нам по делу, в гости, или новый сотрудник. И все головы повернулись к ним.
-Не летал, не был, а нового, вот, сколь хошь. Это Василий Михайлович. Он с глухоманной деревни, что на Амуре.  Мы там на деревенской свадьбе были. И Вадим Андреевич, не очень сокращаясь, рассказал о пребывании в гостях. Он, конечно, опустил, как очутились там. Ибо тогда слушатели, а это народ сугубо творческий, научный отдел ведь, упёрлись бы в необычный для всех этот способ попадания туда. Этот перелёт, если так можно назвать случившееся. И тогда, главная тема: быт, жизнь, обычаи, цель приезда Василия Михайловича сюда, просто не достигли цели. А Вадим Андреевич решил показать гостю ту жизнь, которой живёт город. Обычную, ежедневную рабочую жизнь. Чтобы сам гость мог делать выводы.
  Пока Василий Михайлович отвечал на десятки вопросов, рассказывал о житье-бытье, Вадим Андреевич смотался к Борису Осиповичу, утряс с ним программу работы с гостем и уселся на своё штатное место, не приступая к работе. Стол был пуст. Заявок не было. А в ящике стола лежала большая папка с заделом. Поэтому он мог посвятить гостю хоть неделю, что шеф благосклонно и благословил.
Обед  Обычно работники берут тормозок с собой. Неспеша, без беготни и стояния в очередях столовых, развернуть свежую газету, уткнуться в чтение и жевать свойбутерброд, запивая кефиром. Хлеб ещё горячий, не остыл. Ибо выпечка только свежайшая допускается в продажу. Кефир ночного производства. Ибо только сутки имеет права быть на прилавке. Это строго и неукоснительно! И по другому быть не может. Почему? Да, просто, невероятно такое! Существовать не вправе. Такой порядок, закон.
 Вадим Андреевич весь обеденный перерыв гуляет по городу. Они прошли мимо елей «Станконормали», конечно, сернистый запах перегретых масел не очень ублажает обоняние, но вид елей на фоне высоченного коричневого корпуса немного смягчает, прямо скажем, вонь и грохот. Площадь В.И. Ленина. Вождь замер на высоком пьедестале. Слегка отвернулся от Облисполкома, так, чуть к Почтампу повернул взор. Может, новостей ожидает откуда. Да вот так и застыл в бронзе. Василий Михайлович долго рассматривал. Несколько кругов описал. То почасовой, то против часовой стрелки. Рассмотрел гранит основания. Ничего не сказал.
Зашли в пельменную. Напряжёнка спала. Столики почти все свободные.  Сели в уголочке. Подошла знакомая работница.
-Вадик, никак оголодал?
-Да, Машенька. Вот с гостем,аж с Амура, знаешь про такую реку?- подкрепиться пришли. Он жизнь городскую решил посмотреть. Вот и приехал.
-Вадик, где Амур я знаю. В школе училась. А вот что оттеля сюда ехать городскую жизнь смотреть, так это мне не ври. Там своих городов много. И не таких малых, как наш Майкоп. Эка невидаль, за тысячи километров ехать нашгород смотреть. Но это, Вадик, я так. По своей женской логике. Она на вашу, мужскую, не сколь не похожа. Ибо вы можете и на Скверный Полюс податьсяради просто посмотреть.
Как вам, по усиленной, гостевой норме, или обычно?
Давай, Мария, по своей женской логике.
Ага, уже и Мария, и женская логика в уважении. Ох, мужики, всё у вас на лодошке. Открытым текстом. Хоть и тени наводите. Да и Слава Богу. И без того загадок море.
 Подкрепились. Пошли на Машзавод.
Оно хоть и нет секретных цехов, вся страна знает,что и как делается за этой проходной, но вахтёр упёрся:-без пропуска не пущу. Тем более и чужого человека.
-Паша, ты меня сколько лет знаешь?
-Не уговоришь, Андреич. Порядок!
Паша – вахтёр и есть немец. Для него ничего не существует кроме порядка. При его дежурстве никто даже и не пытается вынести что с завода. Хоть как замаскируй. Паша ЧУЕТ!
- Вот бюро пропусков рядом. На проходной. Выписывай и себе и гостю.
Клавочка улыбнулась вошедшим: что изволите?
 Пашка не пускает. Пиши пропуска.
Клава уверенно заполняет бланк разового на Вадима Андреевича и поднимает глаза на гостя.
Потапов Василий Михайлович. (Тогда паспорта всегда лежали дома. С собой носили пропуск на предприятие. Вот и вся документация в кармане. Только если самолётом далеко лететь, тогда в кассе испрашивали паспорт. Поэтому Клавочка и не заикнулась о столь важной ныне бумаге.)
На, Павел, чинуша не русская, -проворчал Вадим Андреевич, несколько сожалея о потерянном впустую времени,- посмотри, пощупай, понюхай.
-А в какой цех? Почему не указано?
-Паша. Мы по всему заводу. Экскурсия.
-Тогда надо паспорт.
-Нет у него паспорта. Местность не паспортизирована.
-А как мне поверить, что здесь именно он, а не другой?
-Паша! Ты меня знаешь?
-Вас знаю, а …
-Вот под мою ответственность…
-Под Вашу не могу. Ибо вы не в штате завода. Только директор.
-Звони.
-Паша долго объясняет директору: тов. Директор, товарищ Пошляков, совсем чужой человек, на завод, без паспорта……
Но товарищ Пошляков человек твёрдый: -пропустить! И никого в сопровождающие не дам! И Вадим Андреевич достаточно известное на заводе лицо! Он и сопроводит. А будешь настаивать, верну на мойку. Там права качать шоферам будешь и учить их жить. Всё!
Пошли по цехам. Кузница. Гудят печи, грохочут молоты. Народ, в меру чумазый, куёт, варит, гнёт, закручивает раскалённый металл. Каждый при своём деле. Без ора, голосов...
Механический. Гудят станки. Рабочие внимательно отслеживают процесс и делают что надо. Точат, фрезеруют, строгают, шлифуют. Это металл!
А вот участки сборки. Узлы, гидроцилиндры, рождается машина. Манипуляторы. Дорабатываются базовые. Установка, отладка.
Вот так изо дня в день. Всю жизнь. Только что всё новые и новые машины. А работа, по сути, одна и таже. Но опыт! Профессионализм! Умение! Это годы и годы. Конечно, каждый день стоять за станком по 8 часов, это тяжёлый труд. И не отойти на секунду, и взгляд не оторвать от вращающейся в патроне заготовки. И строго выполнить по технологической карте, и соблюсти размеры в пределах допуска.  И новая деталь, и новая, и новая….При всём том, что рядом станки, и каждый гудит и скрежещет, и визжит, и разбрасывает искры или стружки. И запах разогретых масел и металла и….много чего, что очень сильно отличается от свежего воздуха и аромата цветов.
Смена закончена. Усталые рабочие сдают рабочую одежду, подписывают выполненные работы. Идут в душевые. Потом по домам. Новая смена уже у станков. Детали в патронах, тисках...зашумело, загудело. Процесс продолжается.
 Вадим Андреевич проходит в заводскую столовую.
-Девочки, накормите оголодавших тружеников умственного труда.
И пока работницы наливают миски борща, накладывают шницеля и заливают подливкой, мужчины макают хлеб в солонки, щедро смазывают горчицей и уплетают за обе щеки. Хлеб, соль, перец, горчица –это всегда на столах и бесплатно. Иногда и хрен с томатным соусом есть. Но это не часто. Изредка. А хлеб-всегда. Еда свежая. Это на вторую смену готовят. Никогда с первой не оставляют. Только с огня! Такой порядок. Это по честному.
Хорошо подкрепившись, вышли с завода и двинулись в сторону вокзала по Жуковского. Старинное здание пивзавода. Какие кирпичные узоры! И это на обыкновенный завод, где только и нужна крыша, да стены. Ан нет! Такое чудо строительного искусства. Душа мастера вложена. Все эти башенки, фризы. Капители и как ещё они там называются. А в сумме – украшение города. И на таком красивом заводе, просто, грех выпускать плохенькую продукцию. Здесь руководил легендарный Ибрагим Пох! Не согрешу против истины, хоть сам и не любитель пива, Майкопское пиво было лучшее в стране. А, может, и далеко за пределами. Не секрет, что большие знатоки и любители сего напитка приезжали сюда со всей страны и майкопчане потешались, особенно над создателями Жигулёвского пива из Куйбышева, где Жигулёвские горы, что ездят сюда пить НАСТОЯЩЕЕ Жигулёвское пиво. (была такая распространённая марка). А вот Ибрагим Пох сумел! Конечно, большое значение имела в этом и вода из Белой, которая снеговая. Горная. И местное сырьё, которое прямо с поля шло в цеха. И, безусловно, умение организовать весь процесс. Напротив областная больница. Вся квартальная клетка. Расширяется, обустраивается, украшается.
 Вот ещё старинное здание пожарной охраны. Древняя каланча с наблюдательной, когда то площадкой. Теперь более, как украшение города и сушки пожарных шлангов. Рядом библиотека пединститута. Напротив – сам институт. Это старинное здание православного собора. Высоченные купола. Вся архитектура возносится к небесам.  А рядом целая квартальная клетка жилья служащих этого собора. Что интересно. До сих пор цел подземный переход от одного из домов (ныне здесь городская санэпидстанция) в здание Собора. Конечно, всё внутри перестроено для нужд учебного заведения. Никто не помышляет вернуть Собор церкви, но, если по честному и благородному, то город должен своими средствами построить новый Собор. Так же в центре и не хуже прежнего. И тут нет причин о национальностях и формах вероисповедания, количественном составе мусульман и христиан. (По переписи 2010 года: -русских 61,5%, адыгов 24,3%, а всего более 100 национальностей и народностей).  –По Божески! А это значит –по Истине.
Слева два техникума: деревообрабатывающий и автодорожный. Был тут же и агрономический.виноградарей и табаководов учили, но здание перестроили. Факультеты частично перевели в с/х техникум, что на Пушкинской у драмтеатра, здесь поселили контору бурения. Газовиков.  А ещё раньше здесь было территория автовокзала. Но этот гудёж и дымы, и множество народа (читай, как много мусора и грязи), решили перенести к ж.д. вокзалу, где всё это нормально вписалось и городскую застройку и транспортную систему. И не в центре города!
Обошли кругом Белого дома. Новый стиль. Новые времена и веяния. Не просто депутаты, не просто слуги народа, а профессиональные управленцы. Плюс статус самого территориального образования. Вопросы национальных квот. О которых раньше никто и не помышлял. Ибо не обращали внимания на национальность. Все были совершенно одинаковы. А когда стали о этом трезвонить все и везде, то вдруг мой однокашник Казбек Чунтыжев, так же оставаясь товарищем и другом, переместился в другую категорию людей. Какую? Не знаю. Не могу придумать. Но как и другой стал. И Светлана Ибрагимовна, дочь Ибрагима Поха, приобрела некий оттенок. Не сужу, не осуждаю, но предыдущее состояние было мне приятнее. Ибо никто и никогда не «затирал» кого по национальному признаку. Все были абсолютно равны. Во всём!
Вадим Андреевич ведёт гостя мимо завода №20 «Промсвязь». Старенького здания городской бани. Мимо милиции и выходят на главную. Слева красивейший корпус Комитета Госбезопасности.
Видишь. Василий Михайлович. этот корпус? Эта половина древняя, а эта –недавно пристроенная. А как одна рука. Не перевелись мастера. Умеем и ныне творить чудеса. Жаль внутрь не войти. Контора строгая. Не впустят. Погоны на плечах серьёзного цвета.
 Василий Михайлович и не настаивал. Он, вообще, всё молчит. Только смотрит, слушает, впитывает.
Это сберкасса и городской банк. Справа горисполком и облисполком. Власть исполнительная, значит. Командиры города и области. Это Почта, напротив –Гастроном. Продукты, значит. Зайдём? Но гость молчит. Он смотрит на громадного, во всё окно шоколадного медведя. Россыпи конфет майкопской конфетной фабрики, лучше которых во всём мире не сыскать. И это именно так. Цеев, директор, мне рассказывал, что поляки наши конфеты берут и размалывают на своих предприятиях, смешивают с инертным наполнителем (древесная пудра, иел…) снова формуют и на европейском рынке, сия мура, считается лучшими конфетами. Слава .Богу, мы до таких мерзостей не дошли и едим свои конфеты в натуральном виде. Внутри чисто, просторно. Народу почти нет: время такое.  Первая смена ещё не отдохнула после работы. Дома. Вторая на смене. Третья, как обычно придрёмывает. Ибо третья смена трудная. В основном это литейщики. Чугун разливают ночью. Почему ночью? Так повелось? Но вот так и на Машзаводе, и на заводе им. М.В. Фрунзе. И на промзоне.
 Пока Вадим Андреевич водил гостя, город, центр стал наполняться народом. Кто по магазинам, кто в кинотеатр. Кто в тир пострелять из настоящего оружия. Посидеть в молочном павильоне, что в уголке площади рядом с Госбанком. Там своя чудесная выпечка, неподражаемой вкусноты слоёные булочки. Молочная роскошь во всей красе. От элементарного свежего молока, до десятков видов переработанного: ряженка. Кефир. Снежок, сливки. Сметана… не перечесть. А что? Свой молзавод! Свои бесчисленные стада коров. Что ещё к тому? Честный труд1  Всё есть. Вот и иди под вечер в это . увитое диким виноградом решётчатое, невиданной архитектурной красоты заведение и …наслаждайся покоем и вкусом. (при совершенно низких ценах: копейки. )
Постепенно наполняется городской парк. Не премину восхвалить ограду парка. Это нечто совершенно уникальное. Это произведение высочайшего кузнечного искусства. Талант художника и кузнеца. А внутри сказка. Среди громадных дерев разбросаны аттракционы, разные заведования, площадки. Справа качели. Пятачок, и качайся. Первым стоит лопинг. Это очень серьёзная качалка. Это тренажёр лётчиков и десантников. Но он стоит здесь! Вот молодой парень, уплатив свой пятачок, одевает простенькую подвесную систему, привязывает ноги к площадкам, распрямляется, всовывает кисти рук в петли и начинает раскачиваться. Всё сильнее и сильнее. Наконец описывает полный круг. И ещё. И ещё…. Публика, забыв закрыть рот, только вертит головой и считает обороты. А тот зависнет в верхней точке. Крутнёт несколько оборотов по продольной оси и вертится в обратную сторону. Вгоняя в восторг всех глазеющих.
Рядом визжит от восторга детвра, раскачиваясь в больших лодочках. Чуть дальше шумит пропеллером самолётик, описывая круги и взлетая вверх на дозволяемую штангой подвеса высоту. Далее тихое серьёзное заведение – тир. Конечно, и тут детвора. Она вертится среди взрослых, но им не мешает. Ибо тут могут и на бутылку пари заключить, или просто показать класс, добыть приз (медведь плюшевый, лошадка, коробка конфет…) и тут же отдать детишкам, которые и крутятся здесь, в т.ч. в ожидании даров. У всякого свой интерес. Падают жестяные львы, зебры, страусы. Вертится мельница и, как самый сложный элемент, наконец сбивается со стопора самолётик, скользит вниз по проволоке и…бах!!! Гремит пистон: -победа.
В центре правой стороны, детской стороны, фонтан. Белая медведица с детишками.
Но это и питьевые фонтанчики, где можно напиться чистой воды. Бесплатно, вдоволь. С полным соблюдением гигиены. Ибо непрерывно струящаяся вверх вода, сама всё время омывает сопло. Вот и подбегают детишки, присасываются. Наливаются влагой и снова за свои детские дела. Детей много ! Разных возрастов. Немного и тесновато. Особенно где педальные авто. И застрявший в пробке дитяти, не смогши пробиться через затор, снимает ноги с педалей, приподнимает машинку руками. своими ножками выносит на просторное место, усаживается и…поехал. Мыслит дитё, принимает и исполняет решения самостоятельно. Мама только наблюдает со стороны. Внутрь мам не пускают.
Левая сторона парка-это для взрослых. Волейбольные площадки. Тут на высадку. Честно.  Сражаются самоотверженно. Множество зрителей. Всяк поддерживает, все свои.
Вот тихий павильон. Бильярдная. Редко на интерес. В это время суток, вечером собираются умельцы. При бабочках, при жилетках. Чинно. Ротозеев нет. Только знатоки. Тишина. Только стук шаров.
А вот здесь ведомство Машкиного завода. Так заводчане позволяют себе называть своё производство. Это городошная площадка.Второй такой в мире, точно, нет.Во первых, это под кронами громадных дубов. Во вторых. Это целое сооружение, а не просто два поля с чурочками и палками. Сами поля из 40мм стали. С предпольями и электроискровой разметкой. Сами чурочки, или как их там правильно называют, из которых выкладываются фигуры, выполнены их морёного, пропаренного и сугубо высушенного красного гвинейского дерева.
Затем пропитаны чем то своим уникальным и отшлифованы до зеркального блеска. При этом имея идеальную геометрическую форму. Биты тяжёлые. Как литые. Окованы металлом и грохочут по столам, как ж.д. состав. Всё протёрто до блеска и почему то смотрится, как паровоз. Всегда блестящий, горячий и живой.
Тут, в основном, заводчане. Степенно. Со знанием дела. Как в цехе. Работают.
 Василий Михайлович просто приклеился. Отключился от всего остального и, как и сам играет. Внешне ничем это не проявляется, но видно.как работают и его мышцы, он движением головы подправляет летящую биту. При этом он внимательно слушает пояснения одного из любителей и болельщиков заводской команды. Кое о чём спрашивает и ему дают полные ответы. Час. Второй. Меняются зрители, игроки. А он увлёкся. Вот и старшой городошников обратил внимание: - что. Брат.завлекло? Хочешь попробовать? Ты откуда сам то? У вас такого нет?
Такого нет, отвечает гость, а вот попробовать ….но у вас вон очередь какая.
 А что очередь. Это не магазин. Это своё.
Становись в мою команду, решает капитан заводских городошников. Пробуй. –Как, ребята, дадим гостю попробовать?
Конечно. Не на деньги играем, на удовольствие. Пусть становится.
Вот новая игра. Установлена фигура, надо сказать, что здесь фигуры устанавливаются в вольной последовательности, как желает команда. Главное, что надо выбить весь набор этих фигур.
Стоит письмо. Надо распечатать. Выбить только среднюю чушку.
-Давай, Василий, заводчане без церемониала, сразу по имени, распечатывай.
Гость стал на линию, взял биту, так и этак её повертел и..запустил. Но совсем не так, как городошники, а этаким навесом, да с вращением. И летела медленно, как приторможенная, так что и кто то реплику успел кинуть. Охнуть. Ахнуть. Но биту коснулась стола, печать вылетела с поля, а бита
, скользнув мимо остальных чушек, медленно выползла за пределы кона. И….тишина. Летит вторая и сметает остатки письма. Тишина.
Ставятся фигуры. Летят биты. Фигуры, как то лениво, неохотно, но покидают кон. Всё! Игра! Противнику и раза бросить не дали. И…тишина. Такого парк не видел. Уже и жульмены с бабочками оставили свои кии, и волейбольный мячик одиноко притулился у сетки, а Василий Михайлович, на бис, раскатывает фигуру за фигурой.
-Какие соперники, «я вас умоляю», восклицает нач. цеха завода Фрунзе Гульник Владимир Лейбович, тут и дыщать только можно, не выдыхая.
Не часто в парке такие овации. Не певцам и музыкантам. Там положено по статусу. А здесь, под дубами аплодировали искусству.
Благополучно расстались с городошниками. Восславленные. А, заодно, лавры достались и Вадиму Андреевичу, а так как Вадим Андреевич вечно на заводе по делам, то как бы и вошедший в штат, то вся слава выступления досталась  Машкину заводу и укрепила его престиж совершенно. 
Никуда не торопясь.пошли в сторону дачи. Автобусом это 15-20 минут. Пешком –пару часов. Решили пройтись.  Посмотрели с обрыва на Белую. На Забелянский район. Повернули в сторону Зелёного театра. Вышли к стадиону. Там тихо. Никто не гоняет мяч. Ещё рано! Народ со смены не отдохнул. Зрителей -0. Только спортсмены бегают по дорожкам, толкают ядро, прыгают. Обычная жизнь такого заведения. Прошли через больницу. Городская, старинная. Здание роддома хоть в Юнеско записывай. Такая кладка, такие кирпичные узоры. И все здания монументальные, на века. Конечно всё, как в парке, деревья могучие, Всё с давних времён сто летней давности. Прошли вдоль водохранилища, мимо дубзавода. Запах – чудо! Так пахнет дубовый настоящий! экстракт. Конечно, а кто бы сомневался, в каждой семье, в аптечке, содержится щепотка этого коричневого гранулированного вещества. Как прослабило живот или какие неустройства в нём: бросил гранулку в стакан воды, она сразу окрасилась в коричневатый цвет, выпил и боли нет, и завязало развязавшееся.
Прошли военный городок. Далее мимо складов берёзы, что идёт на выработку фанеры на ПМДО «Дружба». Нижний склад Майкопского лесокомбината. Вот и дачи.
Здесь раньше такие мусорные свалки были. Что хоть волков разводи,  вспоминает Вадим Андреевич. Но когда это всё отдали людям. Выделили по 3 сотки на брата, то всё изменилось. Одной лопатой, как главным инструментом, сравняли, вычистили, засадили деревьями и цветами. Только на самых «выдающихся» неудобьях оставались уголки прежнего состояния. В эти времена посетил нас немецкий предприниматель Ганс Мюллер и супругой Мартой. Они у себя более 400 лет выращивают чёрную редьку. Сюда приехали по приглашению одного паренька, который лет 10 приезжает к ним на уборку этой самой редьки. Как уж они решали вопросы приезда, не знаю, но что они здесь –факт. А тут оказалось, что парень приглашал их из простой вежливости, ибо и поселить их не было где. Ситуация огласилась в пространстве и Вадим Андреевич повёз гостей на дачу. Проезжая мимо оставшихся не санкционированных свалок, и видя удивлённые взгляды немцев, Вадим Андреевич останавливался и пояснял: это мы специально оставляем, чтобы наглядно было всем, особенно молодёжи, что где приложен труд, где с любовью коснулась рука человека. - там порядок и процветание. А где нет, то вот такая картина. Поэтому всё сохраняется на виду. И проезжая с дачи или на дачу, или по ближайшим окрестностям, Вадим Андреевич только и слышал: Марта, Марта. Смотри, смотри. Опять заповедник, опять. Какие богатые русские. Какая богатая земля. Я, Марта, в Россию хочу. Это не наши 0,8 га, где мы 400 лет теснимся, выживая родню подальше. Здесь всем места хватит. Марта только вздыхает. Вспоминает уехавших на заработки в Канаду сыновей, уплывших за моря дочерей. И этот проклятый фюрер, что обманул всех, сыграв на самом больном, на земле. Всем обещал сколько осилишь. Осилили! Оно, конечно, он немного разрядил, поприбрал население. Но…Все земли так за хозяевами и остались. Новой семье и неоткуда взять. Да, Ганс прав. Не надо с русскими воевать, надо дружить. Вон при царях сколько немцев переехали на житьё в Россию. И не жалуются. Живут припеваючи.
  Неделю прожили гости у Вадима Андреевича на даче. Напитались нашей экзотики. Пообвыкли, притёрлись. Уже и как свои, не считая мелких заморочек типа: как вы можете печь топить ореховыми чурбачками, ведь это драгоценная древесина. Это можно резчикам продать и такие большие деньги поиметь. Или что много отходов от плодовых деревьев, надо падалицу собирать , сок давить, гнать самогон…В общем всякую нелепицу несли, хотя и разумно, но для нас не приемлемо. Они много путешествовали, много рассказывали о виденном. Ах…Альпы, ах, Килиманджаро, ах…секвойи… На эти ахи и охи Вадим Андреевич и решил свозить их в наши горы. Чистые, не зализанные миллионами туристов. Не выжатые, как лимон предпринимателями. Настоящие! Естественные горы.
 «Фордик» неслышно воркует под свой автомобильный нос, поднимает гостей к Даховской, Гузериплю, Камышановой поляне, далее к заповеднику..А Ганс каждую минуту; Марта, Марта! Смотри, смотри: заповедник, ещё заповедник, ещё…ещё…
 Ах Марта. Какие русские умные и какие богатые, что столько земли отдают на воспитание молодёжи. Ах, Марта, Марта.. я хочу в Россию! Уехали домой полные восторгов на всю оставшуюся жизнь. Да и не умолчали, конечно, там, в своей Германии.  Как про такое смолчать: что видели, ели, щупали и….всё бесплатно. Русские такие гостеприимные. Даже не заикайся! Ибо гость есть!
 И это было не так давно. А теперь! Теперь всё и вся запахали. Шляпки подсолнухов ложатся на асфальт. Вырубили придорожные лесополосы, основательно проредили и полевые. По Фарсу, в районе хутора Карцев вырубили весь прибрежный лес, прямо от воды. Где были белолистки в 3-5 обхватов, 180 летние дубы. Били родники. Теперь голо. И новый властелин хочет там что то выращивать. Совершенно не думая, что Фарс река горная. Каждые 5-7 лет вздувается и сносит всё, что под ним. А теперь и опять начнёт свою старую песню: подмывать хутора.
Это в 70-е годы реку отвели за лес. Там он протекал, бурлил, но лес осилить не смог. Разольётся, затопит всё вокруг, снесёт пару домов, десяток заборов, перельёт через Тамбовский и Сергиевский мосты, но смирённый, утихомиренный лесом, не совершит скоростных разгромов, войдёт в свои берега и журчит. А теперь? Теперь ничто его не сдержит. Держись хутора, держись народ! Погуляем. За десяток га предполагаемого поля.
Хуже всего зверям, птицам. Не стало сорок, ворон, галок, грачей. Не видно скворцов, синиц. Кое где только остались воробьи! Так окультурили, что естественной животине не осталось места. Лис, зайцев нет. Волк один-разъединственный бродит по свалкам.
Martha. Martha. Sieh mal. Sieh mal. Naturschutzgebiet. Ich mochte hier leben? Martha. Вот те и:-«Марта, Марта. Смотри, смотри…»

Вот и дача Вадима Андреевича. Высоченный дом. Конечно, не как все жилые дома частного сектора города. Нет. Это 6х4 строение. Низ из бетона. Там гараж. Выше –комната. С печью. Два дивана, стол, стулья. Всё самодельное, но такое, какое в магазинах не купишь. Такого не выпускают. (А из материалов, что с городской свалки. Вот так.) Выше….жаль было укорачивать добытые стропила….получилась высоченная мансарда. Спальня о четырёх кроватях, столе, стульях и платяном встроенном шкафе.
 Вот тут, Василий Михайлович, мы будем жить. Свет есть, вода есть, овощи –фрукты – по сезону. Удобства: душ, туалет –в торце дачного участка. Они побродили по дорожкам, пощипали свежего щавля. Потом поставили самовар и долго гоняли чаи. Василий Михайлович всё больше молчаком, а Вадим Андреевич его и не провоцировал на разговоры. Так и разошлись по комнатам. Хозяин сверху, гость, внизу.
 С первыми лучами солнца закипела дачная жизнь: где моторчик воду качает, где пилят ветки на дрова, где уже и шашлычком пахнуло. Вот и сосед, Иван Васильевич подкатывает на своём «Москвичонке» и выгружает добытое за ночь. (Он уже на пенсии, но подрабатывает ночным сторожем на Картонном комбинате.)
-Андреич, ходи сюда. Вот обрезки проводов. Линию меняли, всю территорию забросали. Всё одно на свалку повезут. А нам и пойдёт в дело. Набирай сколько надо. У меня уже запасы не вмещаются.
-Так чего затоваривался?
-Как не взять. Кому здесь и в дело пойдёт. Да и порожняком с предприятия как ехать? Это ж как нарушение правил жизни. Тем более, что на выброс. Давай тебе перебросим, а потом разберёшься, расфасуешь. Там ещё шины медные есть, если надо, завтра привезу, если успею.
Поставили самовар, соорудили яичницу с помидорами. Сало. Зелень.
-Что смотреть будем, Василий Михайлович. Леса, горы, город. Или махнём на аэродром. Конечно, для аэродрома припозднились крепко, но примут. Там до вечера прыжки, полёты.
-На завод. К людям. Надо на рабочих хорошо посмотреть. Как они всю жизнь делают одно и тоже и живут.
-Ну а вы у себя разве не одно и тоже всю жизнь?
-Нет. Мы всё разное. И нужное для пропитания и житья. И каждому в разном количестве и виде. Кто грибов бочку засаливает, кто пять. Кто ягод тонну, а кто и ни сколько. Кто олешка засолит и хорошо, а кто лося. Но, всяк себе хозяин. Его право и воля.
-Добре. Идём туда, где тебе более знакомо. Там, где древесину обрабатывают.
Автобус выгрузился прямо у проходной «Дружбы». Вадим Андреевич нырнул в окошко бюро пропусков и протянул вахтёру свежие листки.
-Проходите. Не забудьте отметить.
-О «Дружбе» рассказать нельзя. Всё будет серо и блекло. «Дружбу» надо смотреть, слышать, нюхать, осязать лицом и шеей, куда сыплется древесная пыль и нещадно чешется,  нос забивают запахи аммиачных смол, распаренной древесины, перегретых масел. Везде парит, гудит, крутится-вертится. И, как результат этого шума-гама, идёт непрерывная погрузка в вагоны готовой продукции: стулья, паркет. Фанера. Мебельные стенки, ДСП. Круглые сутки!
Конечно. Главное это стулья. Миллионы!
Четвёртый цех. Стульевой. Из массива и из выклейных изделий, что из шпона и смол. Человеку со стороны –здесь полный хаос. Станки во всяких ракурсах, вагонетки с человеческой тягой, толстенные трубы пневмотранспорта. Пропарочные барабаны. Сушилки и люди. Люди. Люди. Все в рабочей позе и рабочей блузе. Жарко. Парко. Очень шумно. Каждый делает свою операцию. И каждая деталь идёт своим потоком. Миниатюрная женщина берёт со столика заготовку, кладёт на стол станка в приёмник, строго ориентируя по упорам. Станок зажимает деталь и подаёт под режущую головку. Лишнее отрезается, фрезеруется половина шипа. Головка проворачивается, фрезеруется другая часть шипа. Стол смещается, деталь освобождается. Рабочая снимает её и переворачивая  другим концом. укладывает на стол. Операция повторяется в обратном движении. Шип нарезан. Мгновение на оценку работы и деталь укладывается на подсобное место с другой стороны. Новая деталь. Новая. Так до окончания заготовок. Подсобник откатывает детали к последующему станку, другой подкатывает новые заготовки и процесс продолжается. Так до короткого 15 минутного перерыва.
В таком режиме всю смену, с часовым перерывом на обед. Столовая рядом. Очередей нет. Поел и отдыхай. Народ втягивается в такой ритм и даже успевают поиграть в домино или карты, а то и сгонять партейку в шахматы.
 Василий Михайлович только наблюдает. Ни с кем не вступает в разговоры, никого ни о чём не спрашивает. Только смотрит и смотрит. Всю смену.
Во второй день поднялись на второй этаж. Конвейер через весь цех. По нём подаются детали стула. Все, насыпом. По обе стороны сидят женщины, почти ни в чём. Ибо очень жарко, а снижать температуру нельзя. Грунтовка станет вязкой. Не пропитает древесину. Брак! Берётся деталь и протирается мокрой, от грунтовки, тряпкой до насыщения верхнего слоя  и придания ровного коричневатого цвета. Деталь сбрасывается на нижний конвейер, тряпка макается в грунтовку, которая ручьём течёт по лотку. Операция повторяется. Каждый час небольшой перерыв. Ибо одуреешь.  За стеной этого ада шлифовка. Сборка. Торцовка опорной поверхности и лакировка. Отделка. Все отделения как бы не очень шумного, но очень пахучего свойства. Отсюда стул идёт на упаковку и отправку. Всё, гражданин Страны Советов. Садись. Работай по своей профессии.
Примерно так и в остальных цехах, поэтому Вадим Андреевич не идёт в 5. 6. 7. Цеха. А ведёт гостя в фанерный.
Береза блаженствует в бассейнах горячей воды, трещит, барбируя, пар. Пропаренные брёвна плывут на распиловку. С них сдирают кору и зажимают в шпинделя лущильных станков. Чурак вращается. Нож снимает тонкую стружку, которая непрерывной лентой струится к ножницам. Где кромсается на листы. А дальше сушка. Всё, что древесина приняла при пропарке надо убрать. И убирают в огромных коробах горячим воздухом. Потом смазывают клеем, набирают пакеты и прессуют. После обрезки мы видим чистый, опрятный лист фанеры. Здесь мало рабочих. Но и здесь Василий Михайлович внимательно смотрит. Он просит пояснений. Его интерес удовлетворяется.
10 цех. Народу совсем мало. Главный конвейер медленно проворачивается, подавая поддоны на насыпку ковра, подпрессовку и в этажерку. Потом, подаст весь этот пакет в пресс, который как дом возвышается в конце конвейеры. Выдержка и в разгрузочную этажерку вынимаются готовые древесно-стружечные плиты. Далее обрезка. Шлифовка, и… что в вагоны, что в мебельный цех. Так за плитами и прошли во второй цех. Посмотрели, как создаётся знаменитая Майкопская мебельная стенка. Отделанная гвинейским красным деревом и полиэфирными (зеркальными) лаками.
Всё. Брат Василий Михайлович. Вот это город. Его рабочая деятельность. На что ещё хочешь смотреть, нюхать, щупать?
Спасибо. Дай мне денёк самому побыть. Осмыслить. Занимайся своими делами, а я на даче побуду. Там спокойнее.
 Дома Татьяна Яковлевна моментом взяла инженера в оборот: что ты ему всю тяжесть жизни показываешь, а кино, театр, концерт. Наши леса, горы, реки. Наших пионеров, свой аэроклуб. Односторонний взгляд. Это ложный взгляд, ложные выводы. Дай его нам. Мы с девчатами его просветим по культурной части.
Берите. Но он только смотрит. Он даже не делится впечатлениями.
Значит, умный человек, ибо что с тобой делиться, если ты в этом вырос и другого не знаешь.
 С понедельника он наш.
Надо знать наших советских женщин! Тут и Евдокимова пристегнулась, и Нафисет, и Валя Гончарова нарисовалась. И, бедный-бедный  Василий Михайлович. После его спокойной таёжной жизни такие нагрузки. Но все музеи, Дворец пионеров, художественную школу, клубы и кружки технического творчества он изучил. Для него лучшие учащиеся музучилища дали концерт, для него выставились работы художников, резчиков, кузнецов. Он полдня любовался работами спец. цеха «Дружбы», где из дерева плетут кружева. В Кошехабле он смотрел настоящие народные танцы, в Ходзе вкушал настоящие адыгейские блюда, в Понежукае беседовал с аксакалами. И не час или два, а сутра и до сумерек, прерываясь на обед и чаепития. Не без того, что его загрузили подарками, но это от сердца! Как гостю не подарить что? Это невозможно и помыслить. Это жизнь. Реальная. Это гость!
 Через две недели Татьяна Яковлевна «вернула» мужу гостя. Получи. Мы немного показали другую сторону жизни города, общества, а не только ваши вонючие масла, плиты, лаки, грохот. Вот теперь подводите итоги.
Но никто и не собирался их подводить. Не было цели и задачи. Вечером сходили в парк. Поиграли в городки. Как и в прошлый раз, не дав противнику хоть какого шанса. Но это уже было, как и привычно. Только присматривались к технике броска, манере. ((В нечто подобное, но более сложное, играют у Василия Михайловича на родине. Так что нового для него были только фигуры и детали игры. А сами броски, выбивания и пр. –это привычно и отработано).Ушли на дачу и засели за самовар.
Понятно, жизнь штука сложная и разнообразная. Но есть и что то общее. Закономерности, правила, порядок.
В мире, как я понимаю, нет ничего индивидуального. Всё входит в какую либо систему. И в этой, любой системе, всё стремится к равновесию, точнее -принуждается к равновесию, вышестоящей системой. (Так сказать, иерархическое построение). А если его нет, Этого принуждения, то система прекращает своё существование, погибает, исчезает и поглощается системой, в которую эта погибшая входила. И всё не элементарно, не само по себе, что край как важно понимать, всякий элемент в системе взаимодействий, в составе какого то сложного элемента устроения. И отдельно существовать не может. Сколько бы мы не проникали в глубину предмета: кусок, пыль, молекула, атом, электрон, мезон, мю-мезон и мельче, мельче –конца нет! Бесконечность. И любое наше проникновение, сколь бы не было глубокое, но, по сути, конечное, ничто по сравнению с бесконечностью Творения. Так же и рост. Пылинка, кирпич, дом, город, Земля, Солнечная система……до бесконечности. И хоть что, но конечное, ограниченное пределами -ничто по сравнению с бесконечностью Творения. Мы можем постичь некий отрезок, участок мироздания на каком то отрезке, но всего – никогда! А так как всё нас окружающее есть проявление Сущности Творца, а всю полноту, бесконечность мы понять не сможем, то и Сущности Творца нам не понять. И действовать в этом направлении без пользы. Невозможно. И эти бесконечности уменьшения и увеличения не могут сойтись, замкнуться, ибо действуют в расходящихся направлениях. Поэтому и нет предела. Всё беЗпредельно. Но Законы Творения едины. На всех уровнях, во всяком конкретном месте, везде. Закон  дан Творцом всему и неукоснительно соблюдается. И любое супротивное действие неизбежно будет пресечено. И всё находится в изменении, как по человечески сказать, в лучшую сторону,  живёт, совершенствуется. И, опять же, и совершенству нет предела. Мир-это жизнь. Нет ничего безжизненного. И если что мы называем не живым, так это от нашей некомпетентности. Скудости ума, наконец.
Что можно привести в пример из того, что нам известно, прямо перед взором.  Например, колесо машины. Смонтировали покрышку, накачали. Поехали. Пока скорости маленькие, дела идут нормально. То, что имеется дисбаланс, а оный неизбежен,  никого не трогает, ибо не влияет на процесс медленной  езды, да по грунтовке с ямами и кочками. Но стоит выехать на асфальт, увеличить скорость и машина задрожала. Ехать нельзя. Сбрасывай газ. Если колесо отбалансировать, то есть установить грузик, компенсирующий дисбаланс, система придёт в равновесие и, тогда, гони на любой доступной скорости без вибраций и потрясений. А если не сделать этого? Тогда возникшие вибрации не только могут отломить колесо, но и разбить всю машину, всю систему частей и элементов, прекратив их запланированное существование. В мире всё сбалансировано. В каждой малейшей ячейке творения. Хоть это атомное ядро с системой электронов, вращающихся вокруг ядра. И система долгожизненна. Хоть это наша солнечная система, где каждая планета со своей массой и скоростью движется только так, как сохраняется баланс. Хоть это ячейка человеческого общества, где все элементы действуют по своему назначению и исполняют это назначение сугубо правильно.
Вот, к примеру, райсельхозуправление.  10 колхозов, 75 тысяч га. Народу…тьма. Тысячи, значит. План выполняется, тонны надаиваются. Система, в сумме, выполняет свои функции. И высшие органы, т.е. областное управление ни о чём не тревожится. А внутри? А в каждом колхозе воруют, и воруют, все! И начальствующие используют должности в корыстных целях. И процветает, как бы так мягче сказать, наложничество. Проще говоря: -Дарья, пошли со мной! И оная Дарья безропотно шествует за начальником. А потом сама разбирайся с последствиями. Там и ссоры в семье. И криминальные аборты. И вот такие вибрации постепенно раскачивают «машину». Кто то заболел тяжко, кого то муж выгнал и детишки остались без матери. А пред. колхоза с парторгом на районной доске почёта. Да, по иронии судьбы, рядом с портретом пострадавшей Дарьи, лучшей доярки этого колхоза. И систему сотрясает так, что районное начальство вмешивается в ситуацию. Парторга переводят в другой колхоз или с повышением куда ещё, преда снимают. Мелкие чиновники поджимают хвосты. Явные безобразия пресекаются. Система балансируется и продолжает давать продукцию, выполнять планы по молоку, мясу, шерсти. Это как грузик на покрышку. Сбалансировали, и машина пошла мягко.
Тут ещё бы и добавить. Что в природе нет пустоты. Нет вакуума. Всё заполнено до предельной плотности. Ничего своего всунуть невозможно.
 Василий Михайлович, как обычно, молчал, внимал, как бы закладывал в хранилище, чтобы потом, наедине с собой разложить по полочкам, осмыслить, принять к действию или ко вниманию. Может и рассказать товарищам и с ними продумать этот серьёзный вопрос. Ведь общинная жизнь уходит. Молодые ребята мотаются за сотню километров в другие посёлки. Там и попивают спиртное, занялись торговлей, забивают дичи не только на себя, но и для новых знакомых. Беда –не беда, но жизнь меняется. И Василий Михайлович, как староста деревни, что то должен делать. Не просто запретить и ждать краха, а быть готовым к переменам, не дать скатиться к разброду. Сохранить правильное, ценное, умалить плохое. Он староста, на нём большая ответственность.
  Сегодня подъём в 4 утра. Подкатывает раздрыпанный УАЗик, забирает их и везёт в Октябрьский на ДОСААФовский аэродром. Вадим Андреевич в своей старой, когда то синей, а ныне светло-серой,  лётной куртке. На голове белый подшлемник. На поясе мягкий шлем. На ногах нечто похожее на сегодняшние кроссовки, только из мягкой кожи и утолщённой подошвой. Собственное производство индивидуального пошива. Да и предмет желаний многих и многих. Но Вадим Андреевич месяц делал. Пересортировал на городской свалке кучи мусора, но подошвы подобрал классные. А наверх, кожи, сколько хочешь. Только не ленись и не делай из себя белоручку.
Привет. Привет. У тебя, Вадик, гость? Откуда. По каким делам? Что планируешь с ним делать. Бросить хочешь или покатать? Или опять над горами павлином блистать вместе с этим хвастуном Божком? Нам рассказали о вашем выпендросе со слепым взлётом. Дураки, прости Господи. Ну обмочила Европа штанишки, ну попищали оные особы. А если порыв ветра, а если  ….да мало этих неожиданных если. Но, ладно, прошло и прошло. Так что собираешься делать с гостем?
-Ничего. Он будет смотреть. Просто смотреть и вкладывать в себя для последующих размышлений. Дело в том, что он староста деревни, что на Амуре. В тайге, в лесу матёром, где и людей то не увидишь. Вот живут автономно. Единственная связь с цивилизацией, это моторные лодки, топливо. Остальное своё.
-А свет?
-Это тебе свет нужен. Привык и жизни без него не представляешь, а у них с курами подъём, с курами отбой. Конечно есть свечи, восковые.
-А одежда, обувь, бытовые приборы. Мясорубки, наконец.
-В этом они от мира не отрываются. Но стараются не очень от этого мира зависеть.
-Так была парочка таких мудрецов, выпускников Сорбонны. Помнишь? Пол Пот да Янг Сари, или как их там точно, не знаю. Но по слуху вроде так. И что? Половину страны перебили. Тяпками. И что б никак не зависеть от внешнего мира. Чуть не перемёрли все. Теперь и название страны изменили. Как отрицание тех глупостей. Не может никто оторвано от мира жить.  Время не то. Хоть как, но втянешься. Нет. Я не осуждаю. Это их дело. Но мне кажется, что уже от мира не спрячешься. Достанет, соблазнит и поведёт на поводке. Так что и твой гость не убережётся.  Как с ним обращаться?
-Никак. Пусть ходит и смотрит. Приставь к нему пионера. Если спросит что, пусть пояснит. Вот и всё. А я прыгну пару раз, да с Саньком Соколом слетаю на часок, если получится.
-Добре. Приставлю, а ты сам с усам. Трудись.
Василию Михайловичу придали сторожа, который знал всё и вся. Но очень разговорчивого по характеру. Однако предупредили, что сам не лезь! Спросит –ответь и рот закрой. Тяжко это для Виктора было, но приказ исполнил.
Василий Михайлович, по Витькиному совету, устроился у ангара, где и тенёк и всё видно, и столовая в 15 метрах. Как только борщ готов, можно первыми и отведать. Как котлетки –и их. А гарнир можно и дома- вкладывал наш Витёк аэродромные понятия в гостя. А тот молчал, смотрел и думал о своём. Ибо еда его не интересовала. Его думы были куда выше прозаического борща и слабомясных общественных котлет.
 Вечером, тот же затрапезный УАЗик отвёз Вадима Андреевича с гостем на дачу, выложил увесистый свёрток с гостинцами от поварих, выклянчил поллитровку и укатил.
 Самовар, чай. Гостинцы, которые и за три дня не потребишь.
-Ну, а что? Такой народ у нас. Прознали, где Вадим Андреевич с гостем обретает, вот и вошли в положение. Собственной инициативой. Не обедняет государство от десятка котлет, кастрюли пельменей, и трёхлитрового баллона дроблёнки. Это мелко нарезанное мясо пополам с луком, перцем, салом. Кидай на сковородку и через 10-15 минут ешь.
 Утром Василий Михайлович стал прощаться. Спасибо за приём, заботу, внимание. Насмотрелся. Пару месяцев буду переваривать. Потом пойду к народу. Расскажу. Будем решать. Сообща.
Так, а эти два месяца где жить будешь. Где такое уединение есть?
Таких уединений у нас почти вся страна. Как за Урал-Камень, так и сплошное уединение. Да и до Камня мест таких хватает. Есть у меня домик в наших местах. Ещё по молодости лет поставил на речушке, где рыба сама на берег выходит на меня, как на экзот, посмотреть. Вот там и осяду. Надо всё осмыслить. На людях не получится. Беспокойно. Вот ты, Вадим Андреевич, одно мне скажи – что мне плёл Фёдор Матвеевич о вашем космическом корабле в виде рощи с рекой? Я так в толк и не взял. Фёдор трезвый, толковый мужичок, но такое рассказал, что и не понять. Как такое может быть?
 Это в двух словах не рассказать. Это долгий разговор. Приезжай ещё и потолкуем.
-Так что мотать тыщщи километров. Я тут. Рассказывай. У меня время не горит. Правда, у тебя… Здесь другой порядок. Зарплата, план, обязательства. Ну, хоть покажи этот корабль.
-Ладно. Пойдём покажу
Они спустились к Белой и пошли вдоль берега. Пересекли горушку, вышли на Курджипс и двинулись против течения в сторону Табаксовхоза.
-Вот смотри внимательно, Василий Михайлович, сравнивай местность с рассказом Фёдора Матвеевича.
Прошли автобазу, какие то склады. Курджипс петляет не хуже зайца на зеленях.
-Стоп! Вот это, -показывает гость на «Остров Земля». Неужто эта вся махина летает? А что движет, что опускает-поднимает?
-Сила Божия. Власть Его.
-А как это в натуре. Как проявить, испросить?
-Не знаю. Не постиг. Не дошёл до нужного уровня, если он есть. Всё как то и без испрошения. Мы здесь просто отдыхали. Костёр, закуски. Немного по граммульке. Дети плещутся, собачка учёная рыбку ловит. А тут дети прибегают и  говорят, что там чужой дядя рубит. Пошли посмотреть, а там Фёдор Матвеевич олешка на части рассекает. Сам на нас вытаращился: откуда взялись. А мы и не помышляли ни о чём. Отдыхали, случайно встретившись.
-Это наш домик, будочка. Кострище. Дрова. Стол, лавки. Здесь всегда чисто. Кто и наезжает сюда –не сорят. Убирают за собой. Не грабят. Вот самовар всегда стоит, чашки, сахарница. Давай и почаюем. Тут и сухари есть.
 Вадим Андреевич поставил самовар, достал припасы и разложил на столике, что у валунов. Покрошил сухарик воробышкам, что мигом обозначились у стола. Ибо к людям привычны.
Сидят. Чаюют.
 А что, Вадим Андреевич, за деревья такие тёмные вон там стоят? Ели, что ли?
-Нет здесь елей. Ели, пихты, буки у нас растут высоко в горах. Тут только тополя могут торчать высоко. Пирамидальные. Наверное, они. Там хуторок небольшой. Я как то и внимания не обращал. Есть и есть. И Вадим Андреевич добавил  себе кипяточку.
Василий Михайлович встал, походил.
-Не тополя это. Я тополя знаю. Это ели. Старые большие ели.
Вадим Андреевич не стал спорить, хотя точно знал, что елей здесь нет. Он пил чай. Слушал говор реки. Смотрел в никуда и отдыхал душою и телом. Василий Михайлович пошёл к осинкам, потом дальше, дальше. Скрылся за деревьями.
-Пусть побродит по нашим местам, подумалось Вадиму Андреевичу. Посмотрит. Оно не тайга, но и здесь вон какие белолистки громадные. И четверо не обнимут. Да и дубы здесь лет по двести - триста имеют. Под кроной рота поместится.
 Любит Вадим Андреевич эти места. С детства сжился. Привычное, родное, надёжное. Не вызывает напряжения, тревоги. Но уже и день за полдень, а Василия Михайловича нет. Заблудился? Не того склада мужик, чтоб такое случилось. В гости попал на хуторок? Так знает, что я обеспокоюсь. И искать нет смысла. У меня одна дорога, у него без счёта. Разминуться можно. Все раздумья разрешил выстрел.
Вадим Андреевич мигом слетел под столик. Ужом скользнул за камень. Два мужика. Крепенькие. Два ружья. Идут друг за дружкой. Осматриваются.
-А ну глянь в хибару, командует, видно, старший. Тот уходит и у Вадима Андреевича не будет другого момента. Он делает, как учили и дополняла научение англичаночка. Мужик на земле. Не менее часа его отсутствие обеспечено. Теперь быстро в хатке.
Подельник выходит наружу: -Пусто! Никого.
На этом связные речи его и кончились. Вадим Андреевич хорошенько обвязал его стропой, что в домике изобильно водилась. Подтянул к осинке и привязал к ней. Потом всё повторил с первым. Очистил их карманы. Забрал ножи. Патроны. Вот можно второго и вводить в понятие. Помассировал верхнюю губу под носом. Тот засопел, пришёл в себя. Смотрит удивлённо. ГДЕ? Что? ПОЧЕМУ?
_-Жить хочешь?
Странный вопрос. Кто ж не хочет жить. А что теперь для этого надо?
-Хочу.
Имя, чем занимаешься? Кто твой напарник? Быстро!
Бандит я. Вот и все занятия. И напарник бандит. Грабим китаёзов. Когда и жизни лишаем. По тайге бродим. Лет десять уже.
 В кого стрелял? Так мужик какой то встретился у заимки. Надо убрать было.
Убрал?
Так оно же лес. Не всяка пуля в цель. Но упал мужик.
Где эта заимка?
Что спрашиваешь? Сам не знаешь что ль? Метров сто вон там.
Вас сколько?
-Двое. Что шайкой бродить? Одни ссоры, да раздоры при делёжке.
-Пикнешь, застрелю! И Вадим Андреевич побежал в указанную сторону, предварительно проверив оба ствола и забросив за спину ружьё первого. Сразу за осинками началась еловая заросль. О! Не дома, мелькнуло в голове. На этом мысли и кончились ибо он увидел ползущего Василия Михайловича.
Вася, ибо не до чего было, куда тебя?
В ногу.
Мигом распорота штанина. Да. Есть вход. Выхода нет  Это хуже. Но потерпи. Может не глубоко. Вадим Андреевич прощупал вокруг входа. Есть. Картечь. Сейчас достану. Лежи смирно. Мотнулся в домик, там аптечка. Бинт, йод. Таблетки всякие.
Картечина вышла легко, как сама хотела. Видно ветки ослабили удар, или рикошетом прошла. Залил обильно йодом  Пробинтовал для чистоты. Ибо крови и не было особенно. Куда идти теперь. К хозяину в хатку или в свою?
Давай сюда. Ближе. Я тут дома. Отлежусь. Не впервой. Рана чистая. А ты, Андреич, лети домой. А этих бандюков прикопай здесь. Не тащи с собой.
Так они живы. Я их привязал к деревьям.
-Беги быстрей и закопай. Это такие гады. Они всех грабят и убивают, чтобы свидетелей не было. Я их знаю. Они с правого берега. Иди быстрее и пореши.
-Михалыч, я не могу. Если бы в борьбе, жить или не жить. А так, не смогу.
-Дай ружьё. Я смогу. Помоги.
-Бредут молча. Каждый думает о своём. А у Вадима Андреевича и страх появился: -место как бы и его. И на нём два тела. А что? А как? А откуда? И кто тебе поверит, что они с китайского берега.
Вот и домик. Поляна. А где бандиты?
Вадим Андреевич, где? Так вот под этим деревом был один, а под этим другой.
 Василий Михайлович внимательно осматривает всё. Принюхивается даже. Потом неожиданно засмеялся, перекрестился. Слава Богу. Грех на душу не лёг. Михаил Потапыч за нас всё сделал. Вот и кучку оставил, как печать приложил. Кое что он подкушал, наверное, головы, остальное припрятал. Надо проверить, однако. Ибо бывает, что и живого спрячет. Походили по «Острову». Нет. Чуть дальше, дальше. Вот они. Да и мишка рядом. Вторую голову жуёт. Встал, заревел. Лапами замахал. Прогоняет.
-Нет, миша, спасибо за труды, но ты людоед. Это опасно. И Василий Михайлович уложил наповал зверя.
Нельзя его оставлять, опасен, как бы оправдываясь в чём, бормотал опытный таёжник. Эта зверюга, наверное, давно с ними ходит. Может и спать не ложится в зиму. Едой обеспечен, вот и бродит следом. Зачищает следы. А они, вероятно, его и привечают. Не оставляют без пищи. Спелись, сработались. Вот теперь и кончились вместе. Вся шайка полегла. Прости, Господи. Вот до чего люди то доводят и себя и зверя. Его и есть нельзя. На человечине жил. Пусть валяется. В лесу едоков много. Подберут.
-Вопрос закрыт. Идём ко мне, Вадим.
Идём, Вася.
Ночь прошла спокойно. Рана не беспокоила. Но пару дней Вадим Андреевич ещё пожил в гостях.
 Попрощались на границе. А ведь это не рейсовый самолёт. Никто посадки объявлять не будет. Но и беспокойства не было. Без меня не улетит, если это можно назвать перелётом. Здесь Истина!
Прощай, Вадим.  Главное я уразумел.
-Что главное?
-Город не портит людей. Всяк остаётся собой. Хотя работа каторжная. Не для человека. Прощай. Бог даст –увидимся.
Вадим Андреевич уложил ружья в домик под диван. Запер двери и лег спать. Вот так, среди бела дня и сморило.

«Остров» медленно вплывал в трёх звёздную систему. Три солнца, так обозначил их Вадим Андреевич, располагались симметрично друг друга. Между ними, как внутри, так и снаружи вращались планеты. Конечно, это не в кабинете астрономии, где проволочками обозначены пути планет, их плоскости траекторий и прочие связи. Здесь чистая натура. Только полное наличие и их обычная жизнь. Как бы такое предложение: куда изволите свой путь направить, уважаемый. «Остров» перемещается по внешнему контуру системы и можно рассмотреть, что вокруг чего вращается. Что вращается, а не стоит на месте, то это прекрасно видно. Вот у правого «Солнца» три планеты. Две, как бы друг за дружкой летают в пространстве, а третья по орбите почти поперёк орбит «подружек». У левого «Солнца» -целая цепь планет шествует цепочкой по похожим орбитам. Не очень заметно смещаясь одна относительно другой. А У третьего всё вперемежку. Роем вертятся вокруг «Папа». Трудно и разобраться какая куда мчится.
Вадим Андреевич, как человек более спокойный, чем порывистый, присмотрел второе образование. И стал приближаться к этакому поясу, плотно заполненному телами. Почти одинакового размера. Окутаны бело-голубым свечением. Очерчивают свои круги вокруг светила и ни о чём не волнуются. Пишут и пишут безчисленное количество лет.
«Остров» пристроился к одной из них. Прошёл через пелену «покрытия» выровнялся в скоростях и заскользил вдоль поверхности твёрдого тела планеты. Облетел несколько кругов, как бы, по земным понятиям, с Севера на Юг. Затем несколько кругов поперёк. Однообразная равнина. Как катком выкатана. Ни горочки, ни низинки, ни моря, ни речки. Сплошной серо-зелёный покров.
 Завис. Опустился. Явно, как травка земная. Стелется Барвинком. Кое где цветочки. И камни. Щедрой рукой рассыпаны по ровной зелёной поверхности. Не сказать унылая картина, но и не очень радостная в нашем понимании. Когда, то горка, то речка, то кусты, лес, пики снежные, зубры бродят, зайцы, фазаны, дрофы.
Здесь, сколько видит глаз, стелющаяся трава, и камни. И если трава, в принципе, везде одинаковая, то камни совершенно разные.
 Вот серая громада торчит почти вертикально. Покрыта седоватым мхом. Как бы вознеслась и призадумалась. Вот круглый валун, полувросший в грунт. Блестит макушкой, ако лысиной. И капельки усыпали эту лысину. Вот и небольшой камень, с одной стороны резким изломом, с другой округлый, прилизанный. Совсем без мха или чего такого. Весь заточенный по граням. Торчит пикой и, как бы и за грунт не держится.
Вадим Андреевич бродит среди камней. Что то такое проглядывает в этом каменном разливе. Какая то осмысленность, что ли.
Но нашими земными понятиями не воспринимается с пониманием.
 Нашагавшись по мягкой траве, Вадим Андреевич присел на большую серую, скорее седую, глыбу.  Вытянул уставшие ноги и даже прилёг.
 -И вы думаете, мне приятно, когда чужая задница, беспардонно расположилась на моём лице?- раздалось в пространстве.
-Простите. Это кто говорит?- вопросил Вадим Андреевич.
-Это я вам говорю, - ответил голос. Я! Тот, на котором вы изволите сидеть.
-Простите, уважаемый, но я сижу на камне, а не на чьём лице.
-Кому камень, а кому лицо, -пробурчало пространство.
_- Извините, -пробормотал смущённо Вадим Андреевич, -поднимаясь с камня. А как мне рассмотреть ваше лицо, уважаемый. Я вижу только камень.
-Вы что? С неба упали? Или откуда вы взялись? Здесь, на нашей планете все друг друга знают и имеют примерно одинаковую сущность.
-Простите, а что значит ваша одинаковая сущность, в чём она выражается? Я вижу только камни и зелёную травку.
-Милый юноша, дитя. Эта зелёная травка покрывает тело планеты и является нашим фоном. А мы! Жители этой планеты существуем в такой форме, которую вы как то странно назвали камнями. Мне совершенно понятно, что вы залётный искатель приключений и на вашей планете, или как там называется место вашего жития, есть нечто похожее на нас по виду, которое вы без уважения, называете камнями. А скажите, у вас камни долго живут?
-Конечно. Веками, тысячелетиями. И, смотря где они располагаются. Если в реке, то истачиваются и превращаются в песок. Если на горных склонах, то очень долго. Может и тысячи лет. Смотря где.
-Так всё одно долго?
-В принципе, да!
-А у нас –навсегда.
-То есть как навсегда?
-А вот так. Мы на совете планеты, в давние - давние времена приняли такую концепцию развития. Мы отринули всё временное.
Мы выбрали только то, что вечно. И всю свою жизнь подчинили этому. Теперь мы достигли совершенства системы и в ней пребываем.
_Простите, уважаемый, а как вы поддерживаете жизнь. Ведь всё живое должно плодиться, размножаться, питаться, иметь свой характер, своё мировоззрение и много чего прочего.
О, милый мой! Это заблуждение и у нас когда то было. Мы даже бегали по лужайкам, ловили бабочек, лягушек, птичек. Но мудрые мужи нашего общества обосновали новую концепцию. Провели глубокий анализ: - что полезно, что не полезно.
Вот вы скажите: -зачем бегать про лужайке и ловить бабочек?
-Вадим Андреевич задумался: -кроме как ПРОСТО ТАК, ДЛЯ ЛИЧНОГО УДОВОЛЬСТВИЯ, ничего в голову не приходило. Сказать для развития интеллекта, так поймут ли. Для развития подвижности, роста, пребывания в движении и решении поставленной задачи. Добиваться результата. Что ещё? Маму порадовать своим здоровьем и весёлым видом?
-Вот видите, юноша, вы в затруднении. А я вам уверенно скажу, что вполне можно и без ловли бабочек на лугу. Можно и без прогулок при луне, можно и без поцелуев, смеха, слёз. Это всё лишнее. Это никому не надо, как неизбежное. А поэтому и цветы на лугу –лишнее. Не рациональное занятие площади земного покрова. Мы это исключили. Мы приняли концепцию о только крайней необходимости существования особи. И постепенно пришли к выводу, который вас несколько может удивить, что и размножение особей не имеет необходимости. Чем больше особей, тем больше нужно жизненного пространства, питания, всевозможного обеспечения жизнедеятельности. У нас стабилизировалось количество особей. Постепенно потерялся пол.
Мы перестали питаться обычным, по тем временам, способом. Приняли программу пресечения перемещений в пространстве, как не имеющего смысла. И главной задачей существования индивидуума стало  –размышление.
Вот такой образ жизни нас вполне устраивает. Нет забот ни о чём. Размышляй, делись с товарищами, обсуждайте существо размышления и совершенствуйся в нём! Всё отвлекающее и обременяющее заботами мы изжили. И счастливы.
-А что такое, по вашему, счастье?- испросил Вадим Андреевич. Уж больно не было похоже счастье лежания каменной глыбой в травке на наше земное понятие счастья.
-Я вас понимаю, молодой человек. А вам понять трудно, если даже возможно, в чём я сомневаюсь.
-Там где вы живёте идёт постоянная борьба за выживание. Везде. По всему вашему большому дому. Только не умереть с голоду. Вот главная мысль и смысл вашей деятельности. И, при этом, наверное, не всё честно. Кто то имеет излишки, кто то умирает от недостатка. Ваша система страдает пороками неравенства. Самостийности, силового завоевания. Вы живёте в вечном страхе и ничего не сможете сделать. Ибо изначально вы пошли по ложному пути. У вас больше «думают» дубиной, а не головой. Вы не можете преодолеть разногласий разных групп особей. У вас нет единой цели. Нет организующего умственного центра. Вы безнадёжны!
Но не всё так печально. Всё, что сотворено, имеет и контроль от Творца. Вы тоже, со временем, найдёте решение и воплотите его в жизнь. А пока, посидите на травке. Она общая. И от неё идёт питание ко всем. Щедро и без ограничений. Отдыхайте. Поразмышляйте. Может и придёт в вашу, не сомневаюсь, умную голову что приемлемое.
 Вадим Андреевич на мгновение представил Землю без гор, цветов, рек, морей. Аж страшно стало.
Каменный голос тут же отреагировал: примитив. Это эмоции и не более. Рациональность равна нулю. Вас ещё не прижало по настоящему, поэтому и тешитесь. То за бабочками бегаете, то, простите, по бабам. Каменная глыба шевельнулась, чуть повернулась, устраиваясь поудобнее и затихла.
 На тёплой и питательной травке придремнулось. И Вадим Андреевич как бы лежит среди цветущего щебреца, вдыхает горьковатый запах полыни. Над ним звенит жаворонок в небесной синеве. И ему так хорошо и покойно, что другого и не надо ничего.
 Тут что то треснуло, звоном разнеслось по окрестностям. Вадим Андреевич получил весьма ощутимый удар по ноге и проснулся.  Лежащая рядом каменная глыба,  всхлипывала и недовольно ворчала.  Что, мол де, посторонние мысли всё же сформировались в концепцию, которая не давала возможности иметь строгое единое убеждение. И теперь эта концепция, наконец, покинула тело и отвалилась в свою материальную субстанцию, иначе в отдельный кусок скалы. Но претензий к ней нет. Ибо она вписывается в общую концепцию сосуществования разных взглядов и понятий. Т.е. то, что принято на этой планете.  Таким образом, основной монолит, как бы освободился от возникших в нём мыслей, не совпадающих с его основной точкой зрения.
 Странная система, удивился Вадим Андреевич, но, с другой стороны, и очень удобная. То, бывает, засядет какая мыслишка и терзает годами. А тут всё просто: откололась в свою каменюку и сама  по себе живёт отдельно. Не напрягая и не удручая основное тело. Да. Удобно. Но если учесть, что всяких мыслей за день столь много перебывает в голове, то, по их здешним правилам, можно моментом и в пыль превратиться.
-Это у вас отсутствует дисциплина ума. Вы ему позволяете плясать, как он хочет.
 Так хоть позволяй, хоть не позволяй –попробуй его удержать на чём одном. И вообще он сам по себе действует.
Т.е. как это сам по себе? А вы зачем тогда есть?
Мы, смутился Вадим Андреевич, мы для многого. Не только же чтобы умничать.
 А что может быть достойного в бытии, как только умничать?
Всё остальное шлак, пыль, мусор.
Вадим Андреевич призадумался. Вот ведь какая жизнь у этих существ. Ибо называть камень камнем, в нашем понимании, он уже не мог. Вадим Андреевич пытался связать: почему именно здесь, у этих философов,  он оказался и что полезное надо извлечь из этого контакта.
Явно просматривалось, что надо иметь дисциплину ума. Но не настолько, что оставить только ум, с сугубой философской концепцией, а остальное убрать. В том виде, как живёт человек, уму отводится не так уж много места, хотя всё, как бы проходит процесс мышления, обдумывания, принятия решения. А без ума, сие, невозможно. Т.е. ум работает беспрерывно. Но его возможности настолько огромны, что мы не загружаем его полностью и он самостоятельно витает, где хочет. А может, прорабатывает различные варианты какой идеи. Да и сама идея, если о ней говорить –не продукт ли ума?
Никогда не задумывался об этом инженер Вадим Андреевич. У святых есть рекомендации о том, как дисциплинировать ум. Как его погрузить в сердце. Даже какую позу принять. Но там конкретная цель. Конкретная Духовная задача. А в повседневной жизни?
 В повседневной жизни некогда следить за действиями ума. Не стоит такая задача. И нужно ли?
 Вот подчинили ум, связали его дисциплинарными рамками, приняли решение и исполнили и …простите, окаменели. В полном смысле слова.
-Это наше добровольное, общее решение, прозвучало в пространстве. И не вам рассуждать на эти темы. Тем более, что сейчас ваш странствующий ум оценивает это так, а через время, набравшись опыта (ума) примет другую оценку.
Скажите, а что вся ваша система, все планеты приняли такую форму жизни?
О нет! На каждом небесном теле своё. Но мы не касаемся их жизни. Не вмешиваемся в их дела. Мы живём по своим законам.
Простите. По законам? А кто контролирует исполнение? Кто подводит итоги? Кто организует вашу жизнь? Например, сколько пространства вам каждому можно занять? Сколько питательных веществ употребить? Ибо даже простой разговор требует затрат энергии, сил..или чего там у вас ещё? Ведь само собой и ниоткуда ничего не берётся.
-Вы знаете, молодой человек, на заре нашего существования, далеко-далеко раньше, когда мы только начинали формировать свою жизненную позицию, нечто подобное обговаривалось. Это знают наши долгожители, если говорить вашими понятиями. Вот давайте дадим им слово. Испросим сказать.
А что, у вас не всяк может говорить свободно?
Всяк! И все разговоры слышат все. И всякое изменение знают все. Но! Пока не испросят чьего мнения или совета, никто не вправе вмешиваться.
Мудро! Т.е. знать знают все, а встревать –не моги.
Именно так!
 Так что, други, мы можем ответить нашему юному гостю?
 -Позвольте сказать. На заре, когда наши солнца создали температурные условия для зарождения жизни, кто то Творил. Собственно, как я уверен, и солнца наши и планеты сотворены по большому плану всеобщего творения. Вот здесь, для нас было сотворено то, что мы имеем. Конечно, были даны основополагающие системы взаимодействия элементов творения. За рамки которых они просто не могли выйти. А внутри, сообразуйся, как хочешь. Вот мы создали философскую концепцию. Нам важно только мышление. Процесс. Нам не надо внедрения результатов мышления в нечто материальное. Ибо это лишние хлопоты, заботы, очарования и разочарования. Ибо, в финале, все труды –даром. А мы свободно мыслим. И наша форма жизни для нас, её избравших, наиболее подходящая. Так сказать, по характеру. По складу ума.
Вот раздался ещё треск. Вот ещё.
-А почто трещит ваша концепция?
Так это и нормально. Мысль формируется другая. Она отделяется от монолита. Существует самостоятельно. Но она мала. И веса не имеет. Не может изменить существующий порядок. Это брожение ума приводит к дроблению, всё больше и больше и превращается в песок, а потом просто в питательный грунт. На котором растёт трава и идёт общее питание.
-Простите, получается, что вы, по факту,   питаетесь другими мыслями?
 Мы питаемся тем, что нам изначально дано в качестве питания. А из чего оно, каким образом создаётся, нас не интересует.
Простите, а о чём вы размышляете. Какова главная ваша мысль. Как бы так просить: о чём вы думаете и какова цель этих дум?
 Цели нет. Ибо все цели достигнуты. Нам интересен сам процесс мышления. Сама работа ума!
Но о чём? Надо же о чём то думать? Просто так ум не трудится. Это же не мотор, что работает и работает, пока топливо есть. Но это железка, подвластна воле человека. Даёшь ему работу, например, машину катить –он и катит, а не даёшь, так вхолостую и палит горючее. Потом и заглохнет. А как вы ум то проворачиваете бесцельно?
Я так думаю, -проскрипел старожил, -что ваш ум ещё не созрел до понимания наших высот. Поэтому весь разговор смысла не имеет. И думать – не о чем! Прощайте.
Вадим Андреевич откланялся, поднялся на «Остров», улёгся на дощаной топчан и задремал. Сны ему не снились, но скрипучий голос «ветерана» иногда воспроизводился и несколько возбуждал. От чего приходилось проворачиваться с боку на бок и, как бы стряхивать набегающие мысли.
 Вне всякого сомнения, что общество, среда, не только откладывает отпечаток на каждом человеке, но и формирует его мировоззрение. Окружение, как бы станок, например, токарный, на котором изготовляется деталь. И всегда эта деталь будет телом вращения. Ибо сам токарный станок в патроне зажимает деталь, придаёт ей вращение, а резцом снимает стружку. Чем и составляет свою работу, убирая с заготовки лишнее. И как ни крутись вокруг станка, всё одно –изготовленные  детали будут телом вращения. Вот так и общество воздействует на человека. В каком круге лиц он вращается, те взгляды, интересы, сущность и воспринимает и формируется.
 Вадим Андреевич как бы просеивал себя через мелкое сито и отмечал моменты своего формирования. Когда был простым рабочим, ходил по сменам. Стоял за станком. Его желания не поднимались выше выполнения плана. Получения зарплаты, аванса. После смены, в «Голубом Дунае», выпить с собратьями рюмочку и кружку пива. Дома засесть во дворе с такими же в «козла». И не надо больше ничего. Так по проторенной и каждый день. Не без того, что принести домой или по чьей просьбе пару свёрл, метчиков, лерок. И душа ни сколь от этого не колыхалась и не скорбела.
А когда сам стал у руля мастерского участка, потом цеха, всё изменилось коренным образом. И круг интересов, круг общения, круг задач. Теперь сам ворчал на пропажу инструмента, хотя точно знал, что это воровство. Сам выдумывал разные способы сократить эту «братскую помощь». И прежний круг отошёл. И «козёл» перестал привлекать своей  отвлечённостью от реалий жизни. И, даже, разговоры в семье приобрели другие темы. Конечно, не изменяя проблем детей, зарплаты, родни.
 Та простота жизни исчезла. Теперь голова в работе круглые сутки. Ответственность за каждого рабочего, за план, за инструмент, за красоту цеха, за….вымпел, который так приятно смотрится на Доске почёта. Появились элементы явного тщеславия. В том числе и комбинации с проходом деталей через цех. Хотя строгость технологических карт это, в принципе, не допускает.
 На конструкторском поприще, на научной работе –свой круг. Свои законы и понятия.
Так что, как не крути, а человек -продукт общества, продукт круга, в котором живёт и работает человек. Это привычно.
Но как здесь такое появилось. Ведь не все были единодушны. Велась работа, борьба мнений. Если говорить земным языком - собрания, пленумы, заседания. И выбрали вот такую концепцию. Значит…остальных выжили, похоронили. Выгнали со своей планеты. А со временем и ходить-бродить перестали. Замкнулись в круге своих понятий. Окаменели. Лежат и…странно сказать…мыслят. Хотя и отпочковываются инакомыслящие, может быть и создастся группировка в противовес существующей. И, как знать, перемещаться начнут. Появятся органы движения. Концепция сформирует новый внешний вид.
 Хорошо думается Вадиму Андреевичу на кусочке своей родной земли. И он смотрит на соседние планеты, представляет тамошний быт. Но его, земное, не очень изощряется в вариантах.  Опять же всё в рамках сформированных Землёй.
 Дрёма отводит на отдых приуставший мозг. Вадим Андреевич явно засыпает, под негромкий хруст камней и  недовольное ворчание «концепторов».
 

Жизнь наша земная.
Часть 2.

  «Поговорив с философами, и сделав некоторые заключения, Вадим Андреевич отошёл ко сну.
 «Что тебе снится, Крейсер Аврора…»- крутилось ему во сне. Вот он бежит по дорожке парка навстречу отцу. Белая рубашка, чёрные шортики. На груди Октябрятский значок. Он так счастлив. Его приняли в Октябрята. Он теперь знает наизусть речёвки. Он теперь в составе организации. Всесоюзной. Которой руководит - сама Партия. На груди значок. Это сам вождь. Сам Ленин. Маленький и такой кудрявый и симпатичный. Такой же, как и все дети. И это сближает. Ставит в один ряд. Все равны! Кто то очень разумно придумал такое. Маленький гражданин и маленький вождь. Что ещё нужно для полного счастья ребёнку? –Ничего. Они все вместе! Они дружны! У них одни лозунги и одни направления в жизни.
Только бы вырасти скорее. Так в пионеры хочется. Там костры, походы. Сбор металлолома, макулатуры. Всё дружное, общее. Такое заманчивое. Сами проводят собрания. Сами выбирают председателей Советов отрядов. Это уже совсем, как у взрослых! И песни! И радость на лицах. «…что единица? Единица – ноль…» А вместе, дружно, под звуки горна и барабана…нет преград!
 «Нам нет преград, на море и на суше…».
Да! Дружно, вместе, в единомыслии коллектива, что может быть не по силам? Так и живём, так и трудимся.
Гремит «Марш энтузиастов» и Вадим Андреевич открывает глаза. Проснулся.
  Нет зелёной травы. Нет каменных философов. «Остров» стоит в центре поля, размером с пару футбольных, и окружённого высоченной стеной. На этом поле строения, типа бараков. Дорожки радиальные, к центру, и дуговые, вразброс. Никого. Тишина.
 Не будем торопиться. Понаблюдаем, решает Вадим Андреевич и устраивается удобнее в своём кресле.
 Это кресло –кровать. Так изощрялась мебельная промышленность в годы строительства «хрущовок». Когда в маленьких комнатках надо было разместиться всей семье с максимально возможным комфортом.
Много было споров, возмущений по этому поводу. Но что могла дать страна в те, послевоенные, годы. Вот и давала, что было по силам. И получали квартиры (крышу над головой!) рабочие и инженеры, и директора, и учёные. И рады были несказанно. Шутка сказать: не снимать у частника, не гнуться по углам. Это надо пережить, чтобы понять.
Вадику моментом припомнились его первые съёмные жилплощади. Первая совсем недалеко от завода. На высоком фундаменте большой дом. Два отдельных входа. Один хозяйский, старик со старухой, которой никогда не было видно. Их ступени уходили в огород, садик и виноградник. Второй, для квартирантов. Прямо рядом с калиткой и дорожкой в туалет. Дорожка бетонирована, туалет из грубых досок. Но просторный и со строгой  инструкцией по пользованю.: «-на пол ны сат». Сначала не было понять. Потом дошло. Дед был прижимистый и противный мужик. Всё придирался: то дитя виноградину сорвало, то инструкция не исполняется полностью. Оно и не без того, что дитя брызнет на пол. Тут шум, гам. Дело кончилось сооружением своего отдельного туалета, под который с горяча выкопал в два метра глубиной яму. И…нашёл скифский колокольчик. Который и до сих пор цел. И напоминает те годы юности и вот таких житейских забот. Но характер у деда был присквернейший. И семья съехала. Вторым был съём у Домны Григорьевны. Сначала она сдала две комнаты. А потом так исхитрилась, что две забрала, а пришлось переселиться в одну комнатушку, где и стол не было возможности поставить. Только детская кроватка и диван.
Вот и рождалась мебель: встроенные шкафы, откидные кровати, кресло-кровати. Уже имея свою двушку в кирпичном кооперативе, Вадим Андреевич сам конструировал и делал шедевры. Во всю стену книжный шкаф, а снизу откидываются два спальных места. И стол с откидной крышкой, и в стене устроена кладовая и ниша под телевизор. И тогда в комнатах просторно весь день. А ночь?. - Ночью спать надо!
На одном из таких образцов и возлежал Вадим Андреевич, получив оное на городской свалке, и отделав его до произведения искусства. Можно было бы уточнить, как этот ширпотреб был доведён до такого состояния. Отметим только, что вместо клеёных деталей, Вадим Андреевич сделал всё из массива ореха. Пружинную часть перебрал, перетянул. Обивку сделал из старинного, прадедовского ковра, из окраинных его частей, сохранивших рисунок и целостность структуры. Если строго, то, от заводского изделия,  остался только замысел конструктора и пружины.
Здесь, думаю, уместно несколько расширить вопрос «хрущовок». В основном это были панельные дома. Т.е. из бетонных панелей складывался дом. 5 этажей. Почему 5? - Не требовалось лифтов. Что есть штука дорогая как сама по себе, так и в обслуживании. Т.е. СНИП (санитарные нормы и правила) разрешали без лифтов здания до 5 этажей. Фундамент, тоже блочный. Вот пара башенных кранов и монтировала такое строение за пару недель. Главная задержка была в бетоне. Которому нужен срок для набора прочности. Пытались вводить клей, как при строительстве большого мостового перехода в Ростове –на –Дону, но там единственный объект в стане, а может быть и в мире. Строжайший профессиональный контроль, а тут массовое производство. Чуть недоглядел –жертвы. Сам Н.С. Хрущёв был не в восторге от такого жилья, но ….это был выход из жилищного кризиса. Бурно развивалась промышленность. Рабочим надо создавать нормальные условия жизни, что тогда было главной задачей Партии и Правительства. И они, эти условия, создавали, исходя из реальных возможностей и уровня развития строительной промышленности.
Критиковали Никиту Сергеевича, анекдотов не меряно  появилось. Умничали все и всяк. Но дело шло. И какое счастье было получить квартиру. Именно получить, а не выкупить! Хотя и этот вопрос был спорный. Ибо средства сами по себе не появлялись. Это результат труда. Создания материалов, станков, изделий. За свои труды, в качестве зарплаты, работающий получал 13% от произведённого. А остальные? Остальные оставались у государства. 87%. И если месячная зарплата на руки 100рублей, то с каждого рабочего в госфонд уходило 670 рублей. За год 8000, а за 10 все 80 000, что было гораздо выше стоимости квартиры. Но кроме жилья есть Армия, есть наука, есть гонка вооружений, ядерное оружие, освоение Севера….ого сколь забот и трат.
 Потом начиняли эти квадратные метры. И что очень важно! –на самом видном месте были книжные полки (шкафы). Тогда народ был увлечённым читателем. И классика, и современные авторы. Проза, поэзия. «Прижатый властями», а тем не менее выпускаемый, этими же властями, –С.А. Есенин. В. Высоцкий. Роберт Рождественский, Н. Добронравов…… Пикуль, Шукшин….Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев….
Конечно Энциклопедии, ЖЗМ, справочники, техническая литература. Зайди в квартиру, глянь на полку и точно определишь: - кем и где работает хозяин сей жилплощади.
Плюс разные статуэтки, фигурки, талисманы…. Конечно, слоников уже не было. И ковров с лебедями или Алёнушкой не встречалось. Но разная мелочь имела быть и своё место занимала. Потом появилась мода на картины из шпона разных пород. Вот это было дело. Такие истинные шедевры появлялись на свет. Такая тончайшая гамма света и цвета. И, что важно, совсем недорого. И дети резали, и взрослые. И украшали свои метры, и создавали уют.
Вот тогда и появилась комбинированная мебель. Шкаф-кровать, кресло –кровать, складные стулья, убирающиеся столы…Много чего.
Потом квартиры стали просторнее и ….комбинированная мебель полетела на свалку. Но народ не дал пропасть целой эпохе творческого расцвета, и потащил мебелишку на дачи, доработав, как кому смоглось.
 Вот таким шедевром владел и Вадим Андреевич, потащив его с собой в дальние миры. Оно и психологически очень важно: неизвестно где, но лежать на своём привычном ложе! Это много стоит.
 Солнце, если говорить по земному, не палит. Просто греет до приятного ощущения. И бодрит. Собственно,  и не видно этого, по земному, яркого шара, но тепло и оно подразумевается, как есть. И побуждает к деятельности. Но Вадим Андреевич на эти «провокации» не поддаётся. Лежит, наблюдает. Разведка дело серьёзное.
Сверху опускается белый шар. Лег на поле и …раскололся на две половинки., потом ещё подробился и из каждой «скибки» встал человечек. Настоящий. Серебристого цвета, высотой около 1,5 метра, плотненький, но без пуза. Построились в колонну по два и зашагали к бараку. Двери растворились и публика исчезла внутри.  Потом прилетел еще шар. Всё повторилось. И …тишина. Час, второй, третий. Торопиться некуда, но надо глянуть. Тем более, что окна большие, и без стёкол. Просто проёмы. Можно перешагнуть легко.
 Ну, что? Вперёд.- Помоги, Господи – прошептал наш герой и сошёл на траву аэродрома. Прислушался. Не пищит ли трава. Не требует свободы. Нет. Тихо.
 Топает к бараку, в котором скрылась публика. Перешагнул через бордюр. Так это осторожно смотрит в окошко. Стёкол нет. Просто проёмы.
Комнатка. Ложе. О! Нельзя смотреть. Это не для широкой публики. Другое, третье окно. Сцены одинаковые.
 Вадим Андреевич присел на цоколь: не вовремя попал. Если по нашему земному, то, как воинскую часть привели на «половую разрядку». Про такие «санатории» гитлеровской армии, на захваченных территориях, Вадим Андреевич читал. А по ихнему? Что сие значит. Не всё рассмотрел. Но процесс явный и подглядывать негоже.
 Сколько времени прошло. Трудно привязать к земному, но серебристые человечки вышли на поле, построились, залезли в свои скибочки, всё сомкнулось в шар и…поднялись , скрывшись вдали. Точно так и вторая группа.
 Потом из соседнего барака появилась большая группа в зелёных костюмах. У каждого типа портфеля. Вошли в помещение.
Вадим Андреевич к окошку. А там в каждой комнатушке зелёные, ну, как на земле, берут анализы. Но не шприцами и прочим привычным, а какими то пластинками. Голову, руки, ноги, все места.
 Несколько пропорции тела другие, но явно тело женское.
 Если точнее, то с особо выделенными частями. Голова, прямо скажем, небольшая. Грудь, как у кумы ( долго искать), а вот середина, основание –это ого –го. Этакий задище. Ниже –всё средней величины. Сама комнатёнка –пенал. Ни простыней, ни одеяла, ни подушки. Пенал с голым ложем и неодетой хозяйкой.
Вот зелёные стали выходить. Кое кто из них вёл бабоньку и, пересекая поле, входили в противоположный ангар. Оттуда зелёные выходили и шли к себе. Почти половина зелёных выходили сами и топали туда, откуда пришли.
Скоро ходьба прекратилась и всё замерло.
Вадим Андреевич размыслил ситуацию на 100%.
Те что остались, к чему то не пригодны. (или наоборот). Тех кого увели, пошли на другую работу.
Когда на другой день прилетел снова шар и процессы продолжились. Последующие работы зелёных с переводом в другой корпус, то ехидный ум Андреевича выдал итог: оплодотворённых переводят в другую форму бытия.
На третий день прилёты явно закончились. Шар улетел, а группа в красном одеянии вывела оставшихся «красоток» и повела в приземистое, без окон, помещение. Оттуда красные вышли одни.
А в следующие три дня все процессы повторились с вновь привезёнными «красотками».
Неделя делов, и все разошлись по своим заведованиям.
Долго голову не ломал Вадим Андреевич, куда идти смотреть и на кого. Конечно на красных.
Тем более, что охраны нет, собак или чего подобного нет. Всё автономно за этакой высоченной загородкой. Но…! Если есть забор, то от кого то он построен. И это надо учесть.
Красные валялись на ложах, этаких голых топчанах и ровным счётом ничего не делали. Просто, молча лежали. Ни трёпа, ни домино, ни карт..  -ничего. Хорошая мысль сверкнула в голове: научить в «Козла».
Вадим Андреевич вернулся домой, на  «Остров»,  взял в домике коробочку с костяшками и понёс к красным.
 Господа, есть дело.
-Головы повернулись на звук. Интереса –ноль.
Вадим Андреевич подвинул одного чуть с топчана, высыпал доминушки и стал раскладывать цифра к цифре, создавая этакой коленчатый зиг-заг.  При этом весьма громко пристукивая. Но реакция –ноль. Публика безмятежно, скорее бездумно, смотрела и ровным счётом никак не реагировала. Они даже не спросили: а кто ты есть.
 Потом отвернулись и, уставившись в потолок, как и задремали.
Вадим Андреевич тоже посмотрел на потолок, но он был пуст. Просто потолок из какого то сероватого материала.
 Несколько попыток разговорить публику успехом не увенчались, и Вадим Андреевич вышел из помещения.
 В женский корпус идти он постеснялся и решил обследовать внутренности двора.
 Что сказать. Всё тщательно убрано. Нет мусора ни в каком виде. Зелёная свежая трава. Правда, очень жёсткая. Как бы и зелёная. И свежая, но вид …не очень. Ну, какая есть. Главное, что не пищит, не отстаивает свои права. И..не кусает. (Вот интересно: - везде есть трава. Этакий зелёный живой ковёр. И у философов, и здесь, и дома на родной земле. Неужели во всём мироздании?
 Эта зелень расчерчена дорожками, площадками. Некоторые дорожки с множеством крутых поворотов, совершенно горбатых мест. На площадках нечто вроде наших турников и брусьев.
 Сколько ни ходил, сколько ни перемещался Вадим Андреевич, но никто его не окликнул, не спросил, кто есть, не выразил неудовольствия или радости.
Тогда наш исследователь забрался на некое возвышение, откуда виден весь двор, устроился на некоем подобии кресла, и стал просто наблюдать. Что отметил Вадим Андреевич –солнце, так назовём их светило по земному, не палило. Грело приятно и светило, не вызывая напряжения глаз, как то расплываясь по всему небу. Час, другой, третий. Ничего и никого. Аж придремнул. Но тут сильный толчок сбросил нашего разведчика на пол. Некто, довольно рослый, уселся в кресло, крутнулся на все 360 градусов и издал такой звук, что заставил Вадима Андреевича вздрогнуть. С чем сравнить?  Пожалуй с паровозным гудком.
 По этому сигналу выскочили красные и построились сзади этого «гудка». Потом из женского корпуса высыпались дамы. Ровно ни в чём. Из корпуса, что рядом, чинно появились такие же женщины, но явно на 5-7 месяце.
 И началась обычная гимнастика. Изредка «горлохват» поворачивался к красным, издавал некий звук и красный мчался к рядам женщин и…усердно охаживал по спине плетью. Дамочка извивалась, как бы и пищала, но упражнения не прерывала. Вероятно это как наказание за нечёткость исполнения или нечто таковое. Получалось, что все красные бывали в разгоне, тогда всё приостанавливалось.  Красные занимали свои места и всё продолжалось. После гимнастики –бег. Явно по своим маршрутам для каждой группы. Эти зиги-заги, горки, ямки. Темп достаточно высокий. Опять же по нашим понятиям. Красные подправляют некоторых, по указанию тренера. Потом вся публика валится на траву и выполняют кренделя из положения лёжа. Всё молча. Ни музыки, ни барабана. Но в чётком ритме, все одновременно. Затем вытягиваются в одну шеренгу и идут к синему корпусу. Стенка поднимается, и народишко погружается в жидкость.
Ибо тела явно,  как в воду заходят. Вот они совсем скрылись под водой. Сколько то времени, но, как показалось Вадиму Андреевичу, очень долго, прошло и фигуры начали появляться из этой воды. Вышли полностью, перестроились в колонну по одному и потопали по своим корпусам.
Этот горлопан встал, отдал негромкую команду красным и ушёл в здание, где были красные, только с другого торца.
 Интересно, подумал Вадим Андреевич. Интересно. Такая мощная физическая подготовка. Хотя и правильно. Лежать вредно, особенно в таком деле.
Он начинал догадываться, что это типа роддома. Или нечто воспроизводящее население планеты или государства. Только доведённое до почти промышленной технологии. Опять же с земного понимания. Но как таинственно без звуков, кроме рыка тренера. И опять же! На него ноль внимания.
Из кресла вышибли. Значит его видели, а вот высказать хоть что –не сказали. Ни взглядом, ни словом.
Будем наблюдать дальше.
  Сверху, но с небольшой высоты, только перебраться через ограду, перевалил шар. Так, скажем, с грузовичок-фургон размером. Потом второй. Один к первому женскому, другой ко второму. А по всему двору разлился запах чего то вкусного.
-О! Как у нас. И Вадим Андреевич захотел есть. Да так, что засосало.
Он спустился вниз, подошёл к фургону. Элементарно, Вадсон! Там обычные баки, почти как у нас в больницах. Открыл крышку. Взял миску и наполнил её чем то похожим на кашу. Поискал ложку, но не нашёл, достал свой перочинный нож, и стал есть с ножа.
Вкус? Приятный. Нечто похожее на пшённую кашу с бананом. И тщательно перетёртую. Работники на него ноль внимания. Делают своё дело, которое и было в доставке пищи в комнаты.
Поев, Вадим заглянул в одну из комнат через оконный проём. Дамочка сидела на полу по татарски, в одной руке чашка, другой выбирала кашу плоской штучкой и просто ела. Как у нас дома.  Оставила пустую посуду и улеглась на своё ложе. Вадима Андреевича опять несколько смутило, что голое тело, на голое ложе. Ни простынки, ни чего ещё такого.
 Сутки прошли. Что увидел Вадим Андреевич? Чёткий ритм жизни этого заведования. Три раза гимнастика. Три купания, если так можно определить эту процедуру. Три приёма пищи. И треть всего времени –сон. Т.е. время, когда никто ни чем не занимается.
 И всё молча. И никто ни с кем не заговаривает. Но что есть уши и голос –сомнений нет. И понятие есть, ибо команды идут и исполняются.
 Торопиться некуда. Вадим Андреевич наблюдает. И пришла ему этакая мысль, раз его никто не трогает, как бы его нет, зайти в одну из комнат. Ну, скажем, познакомится с дамой. С хозяйкой квартиры.
 Задумано –сделано. Он решил не рисковать, идти через двери, а проникнуть через оконный проём.
- Секунда дела и он в помещении. Время отхода ко сну. Та третья часть суток, когда полное бездействие.
Дамочка лежит на спине. Руки вдоль тела. Вот и вся картина. Опять же ни одеяла, ни подушки. Голое тело на голом ложе.
Вадим Андреевич потрогал ложе. Бархатистая поверхность. Совершенно приятная на ощщуп. Само ложе не каменно твёрдое, а явно прогинается под выпуклостями тела. Ого!. Он нажал рукой и поверхность приняла нагрузку и промялась.
Дамочка, как и не обращает внимания. Тогда исследователь прощупал всё. Пол, стены, двери, которые были прикрыты, но свободно открывались. Всё мягкое. Приятное для касания. Без запаха. И цвета светло-серого. может чуть с зеленцой.
 Тогда Вадим Андреевич окликнул тихонько дамочку. Типа: здравствуйте, уважаемая.
Ноль внимания.
 Тогда Вадим Андреевич тщательно обследовал комнату на предмет кнопок вызова, сигнальных устройств. Но ничего не обнаружив, снова заговорил с хозяйкой.
-Вы простите, мадам, мне очень интересно с вами познакомится. Я с другой системы. Мы люди. Вы очень похожи на нас внешне, да и по образу жизни, как бы тоже. Вы спите, кушаете, делаете упражнения. Вот и то, что наблюдал в первый день, когда шар привозил мужиков. Откликнитесь, пожалуйста.
 Дамочка, как лежала, так и лежит. Тогда Вадим Андреевич решил просто внимательно оную рассмотреть.
 Конечно начал сверху. Голова.  Привычного размера. Но круглее. Волосы густые. Слегка кучерявые. Тёмные, но не чёрные. Занимают привычную часть головы. Явно не укорочены, а в естественном размере. Широкий лоб. Густые брови, нормальные глаза. Жаль закрыты. Не видно цвета. Нос приплюснутый, но симпатичный. Длинная шея. Узкие плечи. Средней величины груди. Две. Как дома. Удлинённый, так скажем, живот. Талия. И мощное основание. С точки зрения Вадима Андреевича, излишне мощные ягодицы, толстоватые бёдра, крепкие ноги. Если сверху до талии, то просто прелесть. Ниже –громоздко и мощно.
 Ну, что. Обычная женщина. При всём, что надо.
 Вадим Андреевич прикоснулся к руке.
-Ноль эмоций.
 Прогладил руку. Так и сяк.
-Ноль.
 Прогладил грудь. Живот. Ноги.
-Ноль. Ни звука, ни вздоха. Ровное дыхание. Как выключена.
-Интересно, подумал Вадим Андреевич.
Или так отключена от всего, или есть механизмы включения.  И он стал легонько нажимать: чуть попримял мочки ушей, потом сосочки. Потом ниже и ниже. Земная женщина уже либо по физиономии съездила, либо  атаковала. А тут –ноль эмоций. Вадим Андреевич сел на пол, прислонился спиной к ложу и затих в размышлениях. А что прикажите делать. Надо осмыслить.
 Вот сидит, осмысливает и замечает, что и сам на нулях. Эмоций полный ноль.  Это ведь хоть какой мужик будь, а при такой ситуации ну хоть бы маленько кровь заиграла.
Может фон такой? Может какое воздействие на окружающую среду, что такое блаженное спокойное состояние?
А не пройтись ли по кабинетам, подумал Вадим Андреевич. Раз охраны нет, опасности нет, то почему бы и не посмотреть.
Одна, вторая, третья комнаты. Всё повторяется. Лежат. Дышат. На заигрывания не реагируют. Собственно никак не реагируют.
Решил Вадим Андреевич ущипнуть дамочку. Попробовал сначала на себе. Потом перенёс усилие на руку возлежащей. О! Шевельнулась. Глаза открыла.
- Мне больно. Это вы мне такое сделали?
-Да. Это я. Но я это несколько нарочно, специально, ибо вы, мадам, не на что другое реакции не проявляете. Вот проглаживаю вас по всем местам, а вы как и не чувствуете.
-Нет. Я чувствую. Но что я должна делать? Сказать? Или что?
-Ну, может, не сказать, так хоть шевельнуться. Или ещё как показать, что вы ощущаете моё прикосновение.
-А вы зачем это делаете?
-Вадим Андреевич машинально почесал макушку.
Так вот исследую.
-Что такое исследую?
 Простите, мадам, я не с вашей системы. Я очень издалека. Но у нас, такие же женщины. Правда, всегда одетые. Т.е. не голые, как вы и ваши подруги. Может бы и они ходили голяком, если бы не было вокруг людей, а вот так как у вас располагались отдельно. Да. И у нас есть этакие секты или объединения , нудисты называются. Они на своих пляжах так щеголяют. А при людях, конечно, в одежде.
-А скажите, чем вы тут занимаетесь? Вот из того, что я видел, вы как бы место производства детей.
-Вы правы. Мы только чем и занимаемся, как рожаем детей. Нас в нужное время оплодотворяют, затем создаются все условия для вынашивания. Покой, физические и специальные нагрузки, питание. Всё по строгому плану и по полной форме.
-А скажите, потом что.
-Когда потом.
-Ну, вы родили. Что потом? Кормите детей. Выращиваете. До какого возраста?
Нет. Мы только рожаем. Наша задача только в этом и состоит. Детей убирают и мы половину срока отдыхаем. Занимаемся подготовкой к следующему периоду вынашивания.
А что , кроме вас нет женщин в вашем обществе?
Почему нет. Есть. Но они не способны рожать гарантированно здоровых детей. Поэтому созданы вот такие центры, в которых и воспроизводится население. При том, ровно столько, сколько нужно. И какого.
Что значит какого.
-Сколько мужчин, сколько женщин. И каких. Для физического труда, для умственного.
-А как это проектируется?
 Это, с одной стороны, по наследственным признакам, с другой, по срокам. Тут зависит от степени подготовленности женского организма к принятию зачатия.
 В начале периода –дети будут физически крепкие, но не очень творческие, в середине –примерно поровну способности и сила, в конце-слабоваты физически, но весьма способные к творчеству.
-Простите, а вы и ваша бригада?
Мы отобраны по наследственным признакам творческих людей.
-Да. Но вас, простите, осеменяли в один, два дня. Что у всех одинаково работает организм, по этому вопросу?
Примерно да. Но по рождению, по дальнейшему росту, дети распределяются по назначению.
 Вадим Андреевич почесал потылицу, похмыкал, конечно, про себя, и, не найдя ничего лучше, пробормотал, -одна-а-ко-о-о. Ему показалось, что разговаривает не с живым человеком, а машиной, которая всё знает и даёт сугубо однозначные ответы, как в ЭВМ –единичка или нулик и все комбинации из этого набора: Да – Нет. Лучше пока сам понаблюдаю, посмотрю на жизнь, которая здесь течёт, поразмыслю, а там видно будет. Раз уж в такие дали прибыл, то и осмотреть надо всё тщательно. На том и порешил.
 Спасибо, весьма благодарен, не смею более утруждать.
 Дамочка даже не удостоила взглядом или кивком, как лежала, так и продолжала.
С чего начать? Дай ка я отсижу в этом пенале сутки. Не уходя, не отвлекаясь, даже на еду. Не помру, не впервой. И Вадим Андреевич уселся в уголок, так, чтобы видеть всё. И ложе, и дверь, и двор.
Ночь прошла тихо и без движений. Дамочка лежала на спине, не крутилась, не выходила, не издавала звуков. Абсолютное отключение от внешнего мира, только что дышала. Вот дыхание, как отметил Вадим Андреевич, не женское грудное, а мужское –животом. Вот и всё отличие от земных.
 Посветлело. Утро. Тело пошевелилось. Поёрзало. Середина ложа пошла вниз. И всё стало наполняться жидкостью. Тело покрылось мелкими пузырьками, где гуще, где только чуть. Дамочка вытянулась, руки над головой. Жидкость ушла, а поверхность ложа стала гнуться, перекручиваться, становиться горбом и лежащее тело также изгибалось и прокручивалось Порой казалось, что переломится или не вернётся в исходное. Но нет. Видно, дело абсолютно привычное и такие цирковые фортели –норма. Затем снова провалилось дно, заполнилось водою, пожурчали пузырьки. Всё успокоилось. На Вадима Андреевича ноль внимания. Лежит и не шевелится. Ложе сухое и чистое и сама дамочка, конечно тоже.
 Ловко.
Через окошко Вадиму Андреевичу видно, как прилетел шар, вывалилась публика с контейнерами и пошла кормить основной состав заведования. Дамочка встала, приняла пайку, другого слова у Вадима Андреевича не возникло в голове, не торопясь умяла, поставила посуду на пол и улеглась. Кормилец забрал всё, сунул в контейнер, забрался в шарик и укатил в своё заведование.
 Через час дамочка поднялась и шустро потопала на гимнастику. Это Вадим Андреевич уже видел и на второй сеанс не пошёл, а решил сам прилечь на ложе. Особого страху не было, но…вдруг. Только то и успокаивало, что не сгинет здесь, ибо смысла доставлять его сюда для погибели не было никакого.
 Вадим Андреевич снял свои джинсы, положил в уголок, где сидел, потом хотел снять и трусишки, но что то его остановило. Так и улёгся. Тело как повисло в пространстве. Нет ощущения опоры. Совсем, скажем, не так как на тапчане или даже на перине. Тут равное давление на все части касания. Ему подумалось, что в больницу такие надо ложа, не дадут пролежней.
Лежит –ничего. Решил поёрзать. Поёрзал. С боку на бок. Вытянулся. Потом ещё сладко потянулся, распрямился. И пошёл вниз, потекла жидкость, как ниоткуда, как сквозь материал. Запузырилось отчаянно! Как в кипени. Аж покусывает. Щекотно! Мало –помалу стало успокаиваться, только на правой ноге, на большом пальце, где у Вадима Андреевича завёлся банный грибок, и который он много лет никак не смог вывести, всё сильно кипело, но и там стихло. Ложе чуть приподнялось, жидкость сошла и ложе стало изгибаться. Вадим Андреевич хотел позорно бежать, ибо такие кренделя вертеть не мог, но ему никто ничего не выкручивал, не изгибал. Ровно на что был способен. Может чуть с запасом.
Успокоилось. Так хорошо. Ощущение как после бани с парилкой, массажем и ещё чем то  приятным. Так и хотелось поваляться дольше. Но надо и честь знать. Дамочка может вернуться.
 Вадим Андреевич встал. О! А где мои трусишки? На нём явно ничего не было. Всё спузырилось. Всё лишнее. И грязь, и пот, и ткань одёжки. И…пропал ноготь на большом пальце правой ноги вместе с грибком. Только чистое ногтевое ложе. Розовое и нежное. Расти, товарищ новый ноготь. Болячки нет.
Жаль, конечно, что трусики того, пропали, но надо было предполагать, что это случится, ибо не предусмотрено здесь ничего прикрывающее тело. Значит, жидкость уберёт. Вот бы бутылочку домой. Да сделать там, на земле такую. Но как возьмёшь, она и посуду земную растворит.
Штанишки заняли своё место, но от них стало нестерпимо больно. Тело жгло, просто как с содранной кожей. Спасу нет. Долой штанишки. Тело облегчённо вздохнуло, успокоилось. Вот фокус – мокус. Как же быть? Не щеголять же голяком. А дамочка что подумает?
Вадим Андреевич присел в своём уголке. Ничего. Ни пол, ни стенки не вызывают жжения. Устроился по татарски и штанишками прикрыл срам. Но они как раскалённые жгли, где касались, да и рук, хоть они и грубее, тоже подпаливало.
Во, обчистили, ободрали всю защиту. Не кожа, а голая ткань и Вадим Андреевич устроился в уголок подремать.
 Пришла дамочка. Улеглась. Отдыхает. На спине тёмные полоски. Ого! –мелькнуло у Вадима Андреевича в голове, -бабонька получила от ретивых экзекуторов. Уж не моя ли вина. Не за то ли, что со мной говорила. Вот ведь как девку подвёл. И…задремал.
Проснулся. Запах как на кухне, когда жарят котлеты. Девонька уплетает свою пайку, а рядом с Вадимом Андреевичем стоит явно, вне всякого сомнения, и его порция.
 Вкусно. А что есть такое, не понять. Конечно, не котлеты с картофельным пюре и солёным огурцом, не рагу и не шашлык, но приятно на вкус и жевать не надо. Наслаждайся вкусом и глотай. И, вот что интересно, совсем не хочется больше ничего. Ни чаю, ни кофе, ни, просто, воды. Ровно вдоволь.
Тихий час. Как в санатории или пионерском лагере, только что нет пионервожатой, что командует на всю палату: всем лечь на правый бок, закрыли рот, закрыли глаза, спать!
Тут глаза закрылись сами и Вадим Андреевич опять уснул.
 Завечерело. Смеркается. Ужин проспал, это без сомнения. Дамочка в обычной позе, на спине, раскинулась блаженно. Ей то чо, она своё дело знает, она здешняя, всё по плану. Кукла резиновая, прости, Господи, -буркнул Вадим Андреевич. Собственно, и не буркнул даже, а так, внутри себя, обозвал. А сам призадумался, что делать. Топать домой, на «Остров», или переспать в уголочке. Ещё раз посмотрел на дамочку. Лежит «и в ус не дует». Кукла запрограммированная, -ещё добавил Вадим Андреевич. Конечно без злобы или чего такого. Чисто по земному, по дворовому.
 Поёрзал по полу голым задом, усмехнулся и закрыл глаза. Утро вечера мудреннее. Но чувствует, что на него кто то смотрит. О! Дамочка не лежит, сидит, повернув к нему свою кудрявую головку.
 -Скажите, дорогой, а что есть такое - кукла резиновая? Вы меня сравнили, но приятности от этого не возникло, а некий укор. Поясните.
-Простите, я этого не говорил. Это я внутренне подумал, если честно, но произнести вслух … не было такого.
 Вслух и не надо, я ваши мысли свободно читаю. Мы, здесь, редко применяем звуки, больше говорим мыслями, образами, так полнее выражаем сущность того, что хотим передать.
Вадим Андреевич густо покраснел. Он, конечно, не думал о дамочке ничего особенного, но мыслишки проскакивали всякие.
Ну, мадам, это в Японии, может и ещё где, не знаю, там для простоты исполнения контактов с женщиной, делают из упругого материала нечто подобное телу женщины. Самые дешёвые, это просто фигурка с необходимым набором элементов, если дороже, то с программой и приводом. Сунул в розетку, она надулась и заработала. Только кнопки нажимай.
-Нет. Я не поняла. Для чего это всё?
 -Как вам сказать? Это надо представить образ жизни на земле, взаимоотношение полов.  Вы кое что сами применяете. Оплодотворяетесь. Сам процесс такой на земле происходит, в большинстве случаев, без задачи оплодотворения, скорее наоборот, оное не желательно. Это есть такая тяга друг другу.
Мысли Вадима Андреевича прыгают с одного на другое. Связной речи не получается. То возникают сцены из классики, то всплывает «Баня» Алексея Толстова, то прогулка по лесу с дочкой английского лесничего. Вот лезет, вне очереди, перебивая остальное, его падение в лесу, когда переплывал Белую, как бы спасая женщину. Как мчался за ней, а она размахивала красной тряпицей остатков купальника. Прошли сценки в ханских шатрах, гаремах, И ни как не мог усмирить свой ум, который самостоятельно перескакивал с места на место, правда, не меняя темы. Ну как это всё   объяснить. Как сформулировать точную мысль и дать дамочке для прочтения. Вот и Стенька Разин забавляется с девкой-царицей. Потом бросает в Волгу. Мужики дерутся то на шпагах, то на пистолетах. Княгини-графини жеманятся при народе, а потом развратничают по полной. Благочестивая мамаша ночью бежит на конюшню и ныряет к конюху под одеяло.
 Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного, -отчаянно жмёт на тормоза Вадим Андреевич. Мысли успокаиваются. Вадим Андреевич ещё и ещё шепчет молитву. Хорошо.
Дамочка сидит притихшая. Ей не понять всего, но кое что, вероятно, доходит. Хотя чувств явно не испытывает.
Помолчали. Вадим Андреевич улёгся в своём уголке, успокоился и задремал. Снов не было. Ночь прошла.
Минуло 3-4 дня. Ничего нового. Одно и тоже каждый день. И Вадим Андреевич вышел во двор. Ступил на траву, но она оказалась очень жёсткой. Тогда на дорожку. Приятно «гладит» подошвы. Вот для чего всё же сделаны тропы. И всё тот же материал.
 Двинулся к большему корпусу. Вошёл через дверной проём, ибо дверей нет. Такие же пеналы-комнаты, только чуть по более, Лежаки. В головах прозрачные трубки. И более ни каких отличий. Только сами женщины уже на вот-вот. Так же ноль внимания. Но Вадим Андреевич держит ум на привязи. Иисусова молитва не сходит с губ. Занимает ум и не позволяет ему скакать.
Женщины в таком же, примерно, режиме, только упражнения несколько другие, с учётом состояния, но очень и очень сложные.    Этакие растяжки. Не всякая балерина земная сделает.  Эти дамочки больше бегают. Движения плавные, как на древних картинках про олимпийцев.
-Простите, с вами можно разговаривать?
-Да.
-Вам скоро рожать?
-Да.
-Вы рожать будете здесь или в другом месте?
-Здесь.
-А кто принимать роды будет?
-Никто.
-Сами?
-Да.
-Это всегда так?
-Да.
-А сколько вы уже рожали?
-Девять.
-А через сколько дней вам рожать?
-Через три дня.
 Вадим Андреевич не горел желанием увидеть это, но познания ради, решил посмотреть.
-Скажите, а мне можно посмотреть, как это будет происходить?
-Можно.
 И не слова больше. Ни вопроса, ни женского любопытства. Кукла резиновая, опять промелькнуло в голове, но тут же осёкся, извинился и затормозил наглухо.
Вадим Андреевич запомнил место пенала и пошёл по корпусам. Ровным счётом ничего интересного. Работники возлежат на своих тапчанах. Трижды в день принимают пищу, трижды гимнастика. Что то перетаскивают, складывают-раскладывают. Чистота идеальная. Два раза в день все помещения орошаются той же универсальной жидкостью. Она пенится, пузырится, стекает по лоткам и уходит в резервуары. Один раз в день из этих, как обозвал Вадим Андреевич, отстойников, извлекаются контейнеры. Рабочие их относят в прилетевший шар. Ещё копошатся в оборудовании. Но по времени это не более 3-4 часов в день. Остальное время –еда, гимнастика, отдых. Если по нашему, по земному, то зря зарплату получают.
Вот и третий день. Вадим Андреевич пристроился с уголочке, он уже привык без одежды. Штанишки его лежат в будке на «Острове», рядом с рубашкой. Постираны, просушены, готовы к возвращению домой. Ему подумалось, а ведь правы эти, что тут живут. Никаких тряпок. Это сколько труда, материалов, мусора, мастеров всяких и разных. А главное, никто ни перед кем нарядами не форсит, украшениями, отличиями и различиями. Вот женщины в обычных телесных окрасах, рабочие в розовом тоне, экзекуторы –красные. Сначала, казалось, что одежонка такая. Нет. Это окрас поверхности кожи. А у пилота – голубая. Оно, хоть небо здесь и не голубое, а серое, но цвет пилота, по земному-правильный.
Мадамочка лежит с утра. Харчей не давали, на гимнастику не водили, руки ноги не разминали. Лежит спокойно, дремлет. Вадим Андреевич, в своём уголке, тоже придрёмывает в пол глаза. Не упустить бы момент. При такой специализации всё может быть.
 Но, вот дамочка стала опускаться. Это Вадиму Андреевичу уже знакомо. Пошла жидкось. Только голова сверху да коленки. Потом бурно запенилось-запузырилось. Заколыхалось. Минута, две, три. Жидкость утихла, успокоилась. А их уже двое. Дамочка и рядом плавает дитя. Потягивается, распрямляется. Вот перевернулось мордочкой вверх. Высунулось ротиком над водой. Поизвивалось. Открыло ротик и задышало спокойно. Ни крику, ни воплей. Ни дитя, ни маманя.
Вадиму Андреевичу припомнились наши роддома. Куча медиков. Палаты, где стоит трёп. Там готовятся рожать, там на сохранении, там ещё куча всего. Потом сами роды. Кто быстро, кто мается часами. Крики, визг, вопли. Потом кого латают, кого в чувство приводят, а кого и увозят, ушедшего в мир иной. А тут и не заметил самого момента. Шипит, бурлит, пузырится. Может и вибраторы какие.
Ему припомнился Саша Елизаров, доктор-травматолог. Он соорудил этакой бассейн 3х2х0,7м. Заливал туда 4т. физраствора и помещал туда роженицу, когда всё у неё начиналось. Включал вибраторы и дитё покидало мамочку куда как легче, чем всухую. Но Сашку крыли свои же коллеги, «совали палки в колёса» и сжили.
Его с радостью забрали в Новороссийск главврачом морской больницы. А бассейн выбросили. Долго он стоял у сарая всегда набитый мусором. А когда новороссийцы его попросили отдать, не отдали. Жаба задушила.
Вот такие пироги, прости, Господи.
 Часик, два спустя появился розовый. Вытащил из контейнера чашку с едой и поставил на пол у ложа, вытащил вторую и поставил к Вадиму Андреевичу. Потом открыл коробку, вложил туда дитё и ушёл.
Дамочка поднялась, уселась, как японка на свои пятки и заработала ложкой. И Вадим Андреевич, хоть и не заработал пайку, но не отказался благородно, а умял всё. Потом снова заглянул розовый, забрал посуду, положил на тапчан две трубки и откланялся.
-Простите, с вами можно говорить?
-Да.
-Как вы себя чувствуете? Вам не больно?
-Хорошо чувствую, легко, приятно. И не больно. А почему должно быть больно?
У Вадима Андреевича слов не нашлось, но он вновь представил этот процесс по земному и смутился.
Дамочка всё считала с мыслей. Нет у нас такого нет. Надо всё время тренировать тело. Делать специальные упражнения. Тогда всё будет эластично, податливо и без повреждений.
 Да подумалось Вадиму Андреевичу, нашим женщинам такой образ жизни и во сне не приснится. Уж если и здесь им достаётся плетей, то наши бы только и лежали под плетьми. А остальное время делали по своему, да пахали на работе.
Дамочка дремлет. Её сегодня никто не тревожит. Только еда, да сон.
-Скажите, а почему и куда вашего ребёнка забрали?
-А их всегда забирают. А куда? Туда, где выкармливают, потом определяют для дальнейшей жизни. Не знаю. Мы своих детей больше не видим. Это занимаются другие службы.
А вы и кормить не будете?
Буду. Но не своего, а всех. Вот, когда молоко пойдёт, то каждый час эти трубочки от меня и погонят молоко на кормёжку.
Ясно. Спасибо. Вадим Андреевич откланялся и пошёл искать этот детприёмник. Он посидел у выхода из корпуса и увязался следом за розовым, который нёс коробку с дитём.
Кое что из организации жизни этих людей Вадим Андреевич понял.
1. Они не строят дорог, а летают. Шары –это транспорт.
2.Грузоподъёмных средств нет. Ручные контейнеры. Привезли, вручную загрузили-разгрузили, перенесли и вся недолга.
3.Харч у всех одинаковый.
4.Работа-отдых-гимнастика-водные процедуры строго регламентированы и обязательны. Т.е. люди в хорошей физической форме. 5.Разговаривают и словами и образами, читаемыми прямо из мыслительного аппарата. 6.Бытовые устройства выполнены из одного многофункционального материала, всегда чистого и приятного телу.
7.Отходов деятельности нет. Грязь или выделения тела, остатки пищи, всё ненужное растворяется и уносится особой жидкостью, которая поступает в резервуары, очищается до сухого остатка, насыщается своими особыми свойствами и обеспечивает эту чистоту. Предельно рационально. Что ещё можно отметить?
8.Нет деревьев и кустарников. Только серо-зелёная трава. Жёсткая.
9.Все постройки предельно просты, на вид лёгкие. Абсолютно не загромождённые. Только контейнеры ровными рядами. Каждый на своём месте.
10.Процесс жизни отлажен. Никто не мечется, не бегает. Не орёт.
Пока вот так.
Вадим Андреевич идёт следом за розовым. Тот заносит коробку в корпус, перекладывает дитя в прозрачный горизонтальный пенальчик. Закрыл крышку и ушёл. Что в пенале? Да и не видно ничего. Таких штучек уже целый ряд, больше сотни. Время от времени дитя орошается всё той же жидкостью, которая сперва пузырится, смывая не нужное, потом успокаивается и прекращает течь. И ни тебе пелёнок, памперсов и тому подобного, что опять нарастает мусором, отходами, требует труда, оборудования и материалов. Вот в соседнем пенале дитя заворочалось, перевернулось на живот, поискало ротиком и присосалось к некому бугорку, как к материнскому соску. Перебирало ножками, ручками. Насосалось и отвалилось. Спит.
 Вадим Андреевич остановил розового: -а что сосут дети?
-Молоко
-А откуда оно?
-От матерей, у кого уже пошло. Поступает в магистраль и каждому ребёнку. Сколько и когда хочет, столько и сосёт.
Пойду посмотрю, решил Вадим Андреевич.
Вот он в женском корпусе. Одна камера, вторая, третья –лежат.
В какой то нашёл, а там мамочка, попой кверху, лежит на своём лежаке, грудями упёрлась в нечто похожее на чашечки, которые, слегка приминая грудь, явно сосут молоко.
Вопрос ясен. Вот так это всё просто делается. Далее чистая техника –в накопитель, может что и добавляется необходимое, потом к каждой коробке. Правда, от такой рациональности Вадима Андреевича несколько покоробило, но здесь конвейер, не до эмоций. Производство детей. Не более.
Потопал Андреевич к старой знакомой в первый , как он назвал для себя, цех. Отсчитал третье окно, заглянул. Лежит.
-Здравствуйте, мадам. И мысленно расшифровал, что означает такое приветствие.
-Здравствуйте.
-А, простите, как к вам обращаться. Ведь вы не все в куче, как бы так сказать, каждая индивидуально. Поэтому должно быть отличие какое. Вот у нас Петя, Маша, Коля, Зина и Фамилия к Имени и Отчество. Например: Козлов Василий Иванович. И дети у него Козловы, и жена принимает такую фамилию. Не без того, что в стране может быть и повторение, но это большого значения не имеет. Всяк живёт в своём месте и такого обозначения вполне достаточно. А вот как к вам обращаться?
 -У нас принята буквенно- цифровая индексация. И упрощённых вариантов нет. Да мы, собственно, и не разговариваем друг с другом. Каждый знает своё дело, выполняет поставленную задачу. Говорить не о чём. А если нужно, что донести дополнительно, то выдают полный комплект информации, закладывая его в мозг. Но такое очень редко. Ибо каждого готовят для конкретной работы и это на всё время.
-Вы всю жизнь молчаком?
-А о чём говорить?
-Простите, вы не всё время взрослая. Были же и ребёнком и девочкой, и девушкой. Как это у вас происходит. Что вы помните? И Вадим Андреевич припомнил своё детство, как он на папиной шее проходил мимо трибуны на Первомайской демонстрации, потом катался на качелях, ел сладкую пенку с варенья, которое варила бабушка. Катался на санках с горы, что рядом со школой, хныкал, выпрашивая мороженое. Потом гордо носил пионерский галстук и ходил строем под барабан. Целовался с Валькой на берегу пруда и задыхался в жаркой истоме, но! –не моги дальше. Не время. Нельзя! Сидел в институтских аудиториях и слушал великих профессоров. Счастливая пора.
 Дамочка считывала воспоминания, представляла это всё в лицах, но, как видно, понять, прочувствовать полностью не могла. Она как бы и вздохнула, но моментом успокоилась и затихла.
-Была и я в малом возрасте. Но у нас отделены мальчики от девочек. Нас учили работать над своим телом, гибкости, выносливости. Затем изучали разные науки и всё время разделяли и переводили в новые группы, определяя наследственные признаки. Потом мы работали в проектном учреждении, разрабатывали системы управления процессами и когда достигли нужной квалификации, скажем умственной подготовки, достаточной для передачи детям  своих наследуемых признаков, нас перевели в роженицы. Теперь мы рожаем детей с задатками проектировщиков, точнее работников умственного труда. Это и обозначено в индексации. У меня:-м237107431, что означает группа матерей 23 роддома 71 наследственности, семь детей, 431 порядковый номер этого заведения. Вот и всё.
-А почему вы ничем больше не занимаетесь. У вас нет книг, игр, развлечений. Музыки, наконец. Вы просто лежите и всё. Может вы умственно, мысленно общаетесь?
-Да, у нас этого нет. Это всё мешает основному делу. Впустую тратится энергия. Это не рационально и накладно для общества.
-Да, уж! – подумал Вадим Андреевич. Хотя кое что и явно в этом обществе полезно. Например нет дорог. Сладко подумать, что так бы у нас. Летают себе шарики бесшумно и возят, что надо. Нет тяжёлых грузов. Всё в рамках ручной клади. Никто не бегает по профессиям. Дали одну и трудись. Но что то сразу восстало внутри, вздыбилось: а если шеф ни какой, это его терпеть всю жизнь? И сколько на таких нервах протянешь?
Не сказать, что Вадим Андреевич расстроился, но захотелось ему на « Остров», подышать родным воздухом, полежать на берегу речки, побросать камешки в воду. Поразмышлять в знакомой привычной обстановке. Он перешагнул через подоконник, и побрёл напрямую по траве. Хоть она и присмаливала подошвы, но не так уж сильно. Вполне терпимо. Вот и родное гнездо. Сел на травку. Перебирает камешки, бросает. Буль, буль. Вот рыбёшка блеснула, крабик нырнул под камень, Синичка рядом присела. Смотрит, вертит головкой. –Что, брат, утомился от такой жизни?
-Нет, пичуга, не утомился, а давит рациональность избыточная. И нет деревьев, кустов, гор. Таких пичужек, как ты, малява. Ни воробушка, ни соринки. И люди смахивают на автоматы. И тётка эта, как и гордится своим положением. И в голове больше ничего нет. Робот живой. Может это и хорошо, но не привычно весьма.
То так, то так, простучал дятел. То так!
Рано утром Вадим Андреевич поднялся, поворошил барахлишко, что было в будке, и сочинил себе роскошный наряд. Как бы коротенькая юбочка из лоскутков на ремешке с резинкой. Движений не ограничивает, тела особенно не касается, но срам прикрывает. Во всяком случае, когда тело в вертикали. Таким и отправился по делам службы. Проведал дамочку в первом цехе. Жива – здорова. Лежит. Может и спит ещё. Потом заглянул во второй цех. Там, простите, дойка идёт. Торчит попочкой до горы и встроила груди в чашечки. А те трудятся. Разминают и скачивают. Мадам только крепче налегает, изогнувшись в талии. Зашёл к розовым. Те вповалку дрыхнут. На пищеблоке пусто. В детской комнате кто как. Один сосёт – насыщается, другой распластался и спит, третий пузом кверху шевелит ножками – ручками. Какой как. Но никто не орёт, ни жалуется. Видно дисциплина, или как это обозначить, в крови.
 Вадим Андреевич снова в трапезную. Присел. Вот бы и похарчиться. Дадут ли. Есть ли дежурный по кухне? Во, кто то появился. Ни тебе здравствуйте, Вадим Андреевич, ни головой кивнуть. Только показал на угол комнаты, где стандартное ложе. Мол вы не мыты-не купаны, а посему не дам.
Эт мы могём, это не трудно, -и Вадим Андреевич, предварительно сняв юбчонку, прилёг. Тут же запенилось, заершилось. Давай приводить тело в соответствие санитарным нормам и правилам. Точно, как у бабушки: -« куда за стол с не мытыми руками. Марш в ванную.»
Вода сошла. Андреич присел, а тут и харчишки принесли мигом. Оно и хорошо, только всё молчаком. Ну, да ладно. Поел. Благодарствуем. И чем теперь заняться? Всё здесь ясно. А детишки будут, предположительно, здесь, пока кормиться молоком матерей.
-Вот прилетел шар. Выгружают контейнеры, загружают. Вадим Андреевич рассматривает нутро. Просто платформа. От краёв борта создающие шаровую поверхность. Материал похожий на всё, что и здесь: ложа, посуда, контейнеры. В торце парень голубого цвета. Что не девка, это точно, а что парень?-нет отличительного элемента. Да, ладно. Сидит ждёт.
Розовые относили и ушли, пилот коснулся панели, створки сошлись, шар поднялся и с ленцой порулил. Всё видно. Скорость около сотни, высота сотни три. Это Вадим Андреевич, как опытный парашютист определил сразу. Вокруг пусто. Ни деревца, ни дорожки. И солнца нет. Прямо летит или поворачивается куда, не понять. Только травка перемещается.
 Так, а куда пилот жал? Этот пульт просто раскрашенная пластина. Синий, красный, фиолетовый. Касался он левого верхнего угла. Значит мы летим на синий объект.
Показались строения. Синие. Перелёт с розового на синий завершён. Шар раскрылся, синие работяги занялись переноской упаковок, а Вадим Андреевич, поправив юбчонку, сошёл с корабля. Точно, как на первой площадке. Ангары-корпуса, несколько дорожек, по которым перемещаются синие. Так же голо и тоскливо.
А что внутри? А внутри, посередине, прямоугольное сооружение со многими кранами, раздатка. Рабочий подставляет контейнер и его заполняет кормовая масса. Кухня и выдача. Элементарно просто. Что в другом, третьем? Одно и тоже, только запах чуть отличается. Если по земному, то чуть мясом с чесночной подливой, либо котлетами с хреном, либо явные голубцы.
Контейнеры в шаре и он улетает. Следом другой шар, потом третий….Непрерывно валятся с неба с небольшим промежутком. Чётко отлажено или диспетчер руководит. Каждый шар имеет оттенок цветовой. Вот сел большой, прямо огромный коричневый. Упаковок море. Рабочие таскают, заменяют пустые полными. Вадим Андреевич заглядывает внутрь. Одинаково. Только размер и отличается. Пилот в голубом цвете. Скамейки, если так можно сказать, вдоль борта. Вадим Андреевич примостился с краю. Пилот молчит, хотя и видит. Шарик закрылся и порулил.  Снизу скорбная пустота.
Через часик показалась огромная яма, Ближе, ближе. Карьер. Открытый карьер. Ступенями вниз и вниз. Но ни машин, ни транспортёров. Только фигурки ковыряются на горизонталях, где обычно гудят экскаваторы и грузовики. Это ж сколько народищу. Грунт коричневатый и сами рудокопы такие же. Шевелятся, руками выбирают камешки –в один контейнер, породу –в другой, над ними описывают круги маленькие шарики, куда эти контейнеры и помещают.
Вот раздали упаковки, что привезли с Вадимом Андреевичем.  Если точнее, то с которыми он прилетел. С одного, скажем, ведёрка человечек облился. Так же попенилось и испарилось. В другом, харч. Присел на грунт, употребил и разлёгся, положив упаковки в пролетающий шарик.
 Вадим Андреевич пристроился на откосе и наблюдает.
 Всё замерло. Час, второй. Потом разом зашевелились. Сами. Ибо ни надсмотрщиков, ни погонял не видно. И гудков-звонков не было. Тоже в мыслях, наверное, считывают управление и команды.
Процесс уныло однообразен. Камешки-грунт-шарик-камешек-….отдых. Подсел к ближайшему: с вами можно говорить?
-Да.
-Это вы каждый день здесь работаете?
-Да.
-А сколько дней вы работаете, сколько отдыхаете?
-Мы отдыхаем через каждый час работы.
-А отпуск, выходные у вас бывают? Больничные?
-Это я не знаю что такое.
-Вы всю жизнь, каждый день здесь?
-Да.
-И вас никуда не переводят?
-Нет.
-Это ваша профессия такая выбирать камни и грунт? Вас на это учили и готовили.
-Да.
-А если травма, ударились, обвалились…
-Такого не бывает. Нас научили работать так, чтобы не было травм, обрушений..
-А кто вами управляет, командует, расставляет по рабочим местам?
-Никто. Мы своё дело знаем.
-Ну кто то вас сюда привёл, поставил на это место. Или вы сами пришли и стали?
-Нет. Из центра подготовки прилетели, вышли на террасу и заняли свободные места. Собственно малый шар развёз. Вот и работаем.
-А ночь где проводите?
-Здесь.
-Прямо на рабочем месте?
-Да.
 Вадим Андреевич поёжился. Всю жизнь, без отпуска и выходных, с утра до ночи копаться в грунте и кроме этих камней ничего в жизни не видеть. Кошмар, какой то.  Ну хоть бы в спальню какую на ночь. Хоть не в общую, а на каждом ярусе. Хоть как, но не грунте же спать.
А рабочий, между тем встал, потянулся и…к полному обалдению Вадима Андреевича принялся крутить тазом, руками, ногами… Такие кренделя выписывать , что только хорошей гимнастке под силу. И это делает весь карьер. И чуть ли не с улыбкой. Хотя улыбок пока нигде Вадим Андреевич не видел и печальных лиц, тоже. Без эмоционально. И это при такой пахоте и жуткому режиму. И целый час! Мама, родная!
-Рабочий уселся, облился из ведёрка, пошипело-побулькало, и улёгся, растянувшись во всю длину своего тела. И глаза прикрыл.
-Да, уж. В который раз пробормотал Вадим Андреевич. Да, уж!.
-Снова работа, снова контейнеры, снуют шарики. Всё в одном ритме, где никто никого не ждёт. Всё как ниточкой связано в одну цепь. Все эти тысячи и тысячи людей.
Конечно, такую массу если перевозить туда-сюда, не напасёшься транспорта, и спальные корпуса агромадные. Нечего возразить. Рационально. Тем более ночи такие же тёплые, как день. Но вот так всю жизнь, на одном месте…. Жуть!
-Простите, а сколько лет вас готовили или в каком возрасте вас определили сюда. Или вы ещё где трудились?-спросил Вадим Андреевич во время перерыва в работе.
-Для такой работы определили в 13 лет. Ещё пять лет общей подготовки с выбранным уклоном. Потом пять лет  готовили для карьерных разработок такого типа и материалов. Три года теоретической учёбы, два года стажировки под руководством наставников на подобном карьере. Двадцать лет здесь. Ещё осталось 12 лет. Потом наставником 5 лет.
-А потом?
- Потом не знаю.
-Спасибо, задумчиво протянул Вадим Андреевич. А куда эти камни отправляете?
-Это неизвестно. Наше дело их добывать.
-Скажите, а почему голыми руками. Без инструмента, перчаток?
-Лишние затраты. Легче увеличить количество рабочих здесь, чем строить заводы по выпуску инструмента, перчаток и прочего. Тем боле, что и материал нужен и отходов много. Так рациональнее.
-Да. Мужик подкован крепко.
-Ещё деликатный вопрос: туалеты у вас есть?
-Нет. Они не нужны. В пище есть всё, что требует организм, и она усваивается полностью. А кое какие выделения происходят через кожу, которая очищается омовениями.
-Ну и самый деликатный вопрос. Я видел ваших женщин. Они при всём при женском. Вот вы мужчины, а где ваше чисто мужское хозяйство. Ну, пусть не нужно для слива лишней воды, но оно же должно быть. Ведь вы с женщинами как то общаетесь?
-Нет. Не общаемся. Мы делаем своё дело. А они рожают детей. А что касается этого мужского элемента, то он есть у каждого, правда не так, как у вас на виду, а скрыт внутри. И у оплодотворителей в нужный момент выдвигается.
-Как у морских животин, подумал Вадим Андреевич. А что, вполне рационально. Но у меня явно не получится. Вот юбочкой прикроюсь.
-Позвольте поинтересоваться, а вас этому тоже учили или из опыта общения.
-Что касается опыта общения, то его очень мало, если не сказать –нет. Нас многому учили. Ведь с пяти лет непрерывный курс обучения. За 18 лет много что можно постичь. Тем более, если обучение интенсивное, без каникул и пропусков.
-А если болезни. Травмы. Мало ли что случается.
 -Такого не бывает. Все здоровы. Не болеют. Процесс обучения не позволяет травмироваться.
Больных просто нет.
 Но ведь не может такого быть. Все вы разные. Кто толще, кто тоньше. Кто крепче, кто слабее.
 Это да. Но все здоровы.
-Благодарствую!
Вадим Андреевич откланялся и пошёл к большому шару, в который перегружали контейнеры с камнями. Так же голубой пилот, цветной пульт, узкая скамья, где Вадим Андреевич пристроился, с краешку, и с молчаливого согласия пилота. Камешков, по прикидке было тонн на пятьдесят-сто, но шарик легко отделился и потянул на сто метровой высоте в сторону фиолетового объекта, как и задал ему пилот, коснувшись пульта.
Летели долго. Пару часов. Но внизу ровным счётом ничего. Голая серо-зелёная степь.
 Хоть бы всадник какой или стадо сайгаков. Мёртвое пространство. Хотя в это особенно и не верилось. При такой во всём рациональности и такие пустыри. Ну, не будем спешить с выводами. Поживём – увидим. Шарик опустился. Фиолетовые трудяги  меняют контейнеры. Как то моментом, словно муравьи, управились. Вадим Андреевич, по привычке, кивнул головой пилоту, мол, пока! До встречи. Тот как бы и ответил. чем весьма удивил и порадовал Вадима Андреевича. Первый, кто проявил ответную реакцию. Не всё потеряно. –пробормотал Андреевич. –не всё. Есть и нормальные. Или не нормальные. Как смотреть.
Агромадная территория! Кое где дорожки. Пусто и тихо. Ни дыму и копоти, Ни грохота. Но что это завод, сомнений нет, Вадим Андреевич это нутром чует. Рабочие выкладывают камни на мягкий жёлоб, без стука-грома. Как нежные яички. Камешки исчезают в проёме. Дверей, окон, нет. Просто громадный корпус. Обошёл кругом. Ничего. Голые стены. Такого не бывает. Если только завод-автомат. А почему бы и нет. И у нас, на Земле, есть такое. В Новотроицке цементный завод. Никого. Доменный шлак сливают, готовый цемент грузится в специальные вагоны. , Вот и всё, что видно со стороны. Правда там шуму-гаму, пыли. Вони с избытком. Но де-факто! Почему и тут не быть. Вот полосатый шар прибыл. Рабочие его разгружают, как обычно – ручная кладь. А!-вот и дырочка открылась. Гружёные продуктом, обычные универсальные упаковки выплывают прямо из стенки. Хватай –неси – грузи.
Шар поднялся и ушёл в рейс. А Вадим Андреевич подтянул потуже поясок пошёл на поиски харчевни. Раз есть рабочие, значит, их кормить должны. Рабочих. Но поиски ничего не дали. Нет харчевни. Обойдя всю площадку, голодный, уставший, наш исследователь прислонился спиной к ограде и задремал. Проснулся от прикосновения. Перед ним стоял пилот. Весь голубой. как небо на Земле. В руке миска. Подаёт. Ешь.
Спасибо, брат. Вот уж чего не ожидал. Спасибо. но я не обмыт.
 Ешь.
 Поел. Спасибо. Как ты узнал, что я голоден?
-Тихо. Не шуми. Я с коричневого шара. И я не местный, хотя здесь с трёх лет. Во мне нет этого уродства и вседовольности. Работаю как все, но остаюсь тем, кем мама родила.
-Мама, да, а папа есть?
-Мама говорит. что есть. Но очень далеко.
-А мама где сейчас?
-В специальном поселении. Там много не таких, как все. С разных мест. Их там изучают, всякие пробы берут. Но все живы. Хотя без права свободного перемещения. Мой номер « Ю 333-654.» Назови и я выйду на связь. Ты ведь тоже лётчик?
-Любитель. Летаю для своего удовольствия. И  прыгаю с парашютом.
-Вот я чувствовал, что ты наш. Небесный. Ну, брат, пока. Догружают аппарат. Я челноком между рудником и этим заводом. Как надумаешь, обратно приходи. На ту сторону завода.
-Вот так! Вот и друзья пилоты. И Вадим Андреевич запел: « Потому, по тому, что мы пилоты. Неба наш, небо наш родимый дом! Первым делом, первым делом –самолёты. Ну, а девушки, а девушки –потом».
Никто не аплодировал певцу. Но он допел до конца, повеселел и пристроился на, уходящий далее с продуктом, шар.
А что , жить можно. Да и в такой дали уже есть свои люди. Господи, слава Тебе.
  Шарик катил по своему пути, а Вадим Андреевич переосмысливал беседу с коричневым. –Рос, как все, потом учили. Вероятно, одинаково, а потом распределяли по проявившимся способностям. Хорошо это или плохо?  Конечно, хорошо. И всё время, вне всякого сомнения, воспитывали. Без этого ни как. Потом профессиональное образование. Вероятно, горное дело, материалы, что из чего получают. Выбор конкретной профессии и занятия. И, вишь, до какой степени усердие и знания в работе, что нет бригадиров, мастеров, начальников участков, администрации рудника. Это сколь экономии. А работают за харч. Это и при рабовладельческом строе такого не было. Да. Но там раб есть невольник, а здесь сугубо добровольно. Ну, может, не сугубо и добровольно, а результат воспитания, но, тем не менее. Работу знает, умеет, грамотно исполняет и недовольства не проявляет. Ответственность перед обществом? Отнюдь. В нашем понимании такая ответственность- всё же- насилие. Хоть и над собой, но… насилие. Принуждение действовать именно так, а не как хочется самому. А здесь…здесь самому хочется. Опять же, понятие хочу-не хочу, у них начисто отсутствует.
 За бортом обычная картина. Пусто. Шарик спускается на какой то промышленный объект. Цвет блёкло-жёлтый.  Такие же глухие корпуса, мелкие, похожие на наших вьетнамцев, человечки.
Вадим Андреевич как то даже дружил с такими товарищами. Их нагнали без числа в наши края в 70-е годы, когда шла там, в Индокитае, война. Апшеронск, Мостовская, Псебай. Почти весь Северный Кавказ заполонили. Маленькие, худенькие, желтоватые. Всегда кучами. Общежития забиты плотно. Неприхотливые, всем довольные. Съедающие всё подряд. В том числе кузнечиков, птичек, муравьёв. Всякий корешок и травку. Их, конечно, нормально кормили. В столовых, по норме. Но они этакий приварок имели от окружающего пространства. Работали хорошо. Даже примерно. Но что то было в них такое, что жалость пробирала. Не осознанная, не анализированная, но жалость. Они жили своей общиной. На наших девчат не дерзали покушаться. А наши девки, даже самого вольного поведения, не пытались попробовать такой экзотики. А ну дитяти такое обрести. Это хуже негра. Хотя и такой чернявый вариант полон стыда и позора. Правда к неграм за 10-15 лет привыкли. Уже не вылупляют глаза, столкнувшись на улице. Некоторые служащие институтов и замуж повыходили. Но одобрения белого общества такому делу, не было. При создании такой пары все вспоминали песенку Владимира Высоцкого о том, как гадюка на жирафе женилась или как то в таком смысле, что надо выбирать из своего круга. Стада.
Вот и тут, вьетнамчики, муравьями таскают упаковки, грузят, разгружают. Потом душ, отдых. Харч, гимнастика, отдых….. И как заведённый. Прости, Господи. Ну колёсики, только что –живые. Аж, неудобно смотреть.
Вадиму Андреевичу припомнилось, как он со студентами однокурсниками ходил на товарную контору ЖД подрабатывать на разгрузке вагонов. Это был, так сказать, стандартный вариант подработки. Ведь за одну стипендию прожить невозможно. То мешки таскали, то мебель выгружали и перевозили в склад. Бывало ящики с водкой, вином. И там хоть как представитель ЖД следи, а несколько бутылок исчезнут. На бой спишут. Были тяжёлые работы по разгрузке угля. Каторжная работа. Потом часами отмывали –отскрёбывали въедливую черноту. Шедевром всего была зимняя разгрузка песка. Хорошая шабашка привалила. 10 платформ. Высокая зимняя цена! И конкурентов нет, хотя в городе два десятка институтов. ЖД-эшник говорит:-возмётесь?
-Конечно.  Цена?
-Вот такая.
-О1 Конечно. Собрали бригаду, ломики, кирки. Ибо зима. Мороз под 20. Начали, а оно сплошным комом. Видно, мокрый был песок после промывки, когда грузили. Бьём, крушим. Пар валит, а результат-щепотка. Горячей воды нет, пара то же. Отбойных молотков и не найти, а время подпирает. Штрафы бешенные за простой выше нормы. Думайте, мужи отечества.
-Рвать надо! Нет вариантов.
-Чем?
-Порох, динамит. Только где взять.
-Петя Татарин предлагает к воякам. У него батя генерал, здесь его дивизия.
Петя, жми к батьке.
 Через час, Петя, с майором и отделением подрывников, прибывает на спецмашине к нашим платформам. Майор осмотрел, пощупал. Просчитал, что надо. А это глубокая ночь, к тому же. Солдатики поковырялись, протянули провода и…бахнуло. Песок глыбами развалило на стороны, кое где и с бортами отлетело. Но все 10 чистые, как подметено. Тепловозик укатил тару. Мы получили обещанное, но больше нас на ЖД не подпускали. Приклеили кличку «минёр» всему институту.
-Но здесь, конечно, плана нет, простои штрафовать некому и не предусмотрено ничего подобного.
-Слушай, жёлтенький, а где ваше начальство?
-Такого нет.
-Ну, братец, кто то же руководит всем этим?
-Не знаю. Мы делаем, что нам положено.
-Скажи, а вас на это учили или по какому набору вы здесь?
-Как все. Конечно, учили. С пяти лет.
-А что вы изучали и как?
-Сначала говорить, потом читать, писать. Материаловедение, общественная жизнь, разные производства, окружающая среда, другие миры…много чего.
-И что, это всё сошлось на переноске контейнеров? Надо было стать таким эрудированным для такой работы?
-Конечно. Всяк должен знать работу общества и занять в этой работе своё место. И работать так, чтобы не быть во вред. Знания обязательно нужны. Как без них понять свой вклад в общий труд. Это невозможно.
Ого. Вот как, -подумалось Вадиму Андреевичу. Это не песок мёрзлый с платформы сгружать. Здесь бы такого и быть не могло. Однако!
-А скажите, почему нет деревьев, кустов, озёр, рек? Голая пустыня с сероватой травой.
-Это не трава, это развитая поверхность преобразования элементов воздушной среды в энергию, которая нужна для работы производств. Деревья и кусты не нужны, они не эффективны. Реки протекают под покрытием и сверху не видны ибо разбалансируют воздушную среду. Озёр просто нет и они не нужны.
-А что за такая энергия? Электричество, тепло, пар…?
-Нет. Это такая субстанция, которая либо приводит в действие оборудование, либо осуществляет процессы преобразования одних материалов или комплекса материалов, в какой продукт или сырьё. Она не требует проводов, труб, а притекает на нужное место по самому покрытию и используется по надобности.
-Вот те и вьетнамец, почесал затылок Вадим Андреевич. Вот так по носу и получил. Тут такая высшая математика, что нам и не видно перспектив пока.
-Скажите, а где выпускается оборудование для вашего завода? И что ваш завод выпускает.
Мы делаем универсальный материал для бытовых нужд. Вот сами ангары из него, ограждения, шары, спальные ложа, посуда, само оборудование.
-Как так? Ложе мягкое, ангар жёсткий.
-Так при изготовлении добавляют необходимый катализатор и получай хоть что. Всё просто и рационально.
-А заборы вам зачем? У вас, как я понимаю, не воруют. Секретов нет.
- То так. Но это не забор. Это концентратор энергии. Сумматор. Он охватывает площадь и снимает с этой поверхности достаточную энергию.
Конечно, Вадиму Андреевичу, как инженеру это было интересно. Но это работа. А жизнь? По строго заведённому циклу. И только для общества. Только! А личная жизнь?  И что такое личная жизнь? У них тоже личная жизнь. Но вот таким макаром. И что лучше? В нашей личной жизни какова суть? Каковы задачи и действия. Сколь себя помнит каждый-это борьба за выживание. Вечный дефицит. То хлеба нет, то одеться проблема. Денег нет. Купить не за что. Мотайся, подрабатывай. Всю жизнь за кусок хлеба и тряпку прикрыть тело. А есть и такие, что всегда голодают. И умирают от голода. Да и цифры страшные, сколь на Земле мрёт народа от бескормицы. Не без того, есть олигархи, богатеи. Денег много. Могут позволить себе любую роскошь. Но и они что? Счастливы? Никак. Всё в страхе за свои капиталы, в беспокойстве. Жуткие дела творят. И в разврате живут. Войны, грабежи. Тюрьмы переполнены. Вот такая личная жизнь. Чем гордиться перед этими людьми. По факту и нечем. А если приложить нашу заботу о природе? Тут от стыда умереть. Сплошные свалки. Мусор. Дым, грохот. Лесные пожары. Радиоактивные отходы. Забитая выхлопами атмосфера. Исчезающие виды растений и животных. И ….без конца. Одни дыры. Хоть озоновые, хоть моральные. Не очень привлекательная личная жизнь и свобода личности.
-Скажи, брат, а как мне ваше руководство найти. Очень мне интересно побеседовать о том, как вы такое общество построили.
-Вам надо  сделать несколько пересадок: вернуться на завод пищевых продуктов, там сесть в малиновый шар и он доставит к управленцам.
-Спасибо.
-А что? Проезд бесплатный. Только ориентируйся и соображай.
-Нет, того что ожидал увидеть Вадим Андреевич, не было. Фонтанов, цветников, особняков, пальм и бананов. Тот же сероватый забор. Достаточно низкие строения. Оконные проёмы и двери на входе. (Подумалось, -зачем проёмы, раз стёкол нет. Надо спросить.)
 Вошёл. Комнаты-кабинеты. Во всю стену подобие экрана. Схема пульсирующая разными цветами. На полу, на некоем возвышении, сидит малиновый человечек и смотрит на схему. Ни пультов, ни столов с телефонами. Нет секретарши. Никого. Так во всех помещениях.
-Здравствуйте.
-Вам тоже здравствовать.
-Вы управленец?
-Да.
-А чем вы управляете?
-Производством одного из компонентов пищи.
Вы мне можете рассказать, как вы это делаете?
-Да. Вот это схема производства. Если цвет зелёный, то все операции выполняются согласованно и по технологии, если возникает краснота, то процесс замедлен, если чернота, то превышает нормальное течение процесса. Вот смотрите. Слева линия меняет окраску. Примешивается краснота. Эта линия-переноса материала из шара в приёмник. Я даю команду снизить скорость переноски, вот снова нормальный цвет. Это нужно для сохранения жизненного ритма. Работы, отдыха, тренировок.
Как вы даёте эти команды?
-Все работники включены в единую систему информации, каждый её воспринимает. Поэтому и выполняют моментально. Нам не надо делать что то быстрее, а потом ничего не делать. Ритм отработан. Его нельзя нарушать. Тогда всё разрушится.
-Это у вас отдельный завод или всё производство на планете?
-Конечно на всю планету. Эти схемы управления текущие. От разных производств. Но высвечивается только та, где появляется сбой.
-И вы один?
Нет. Трое. Двое постоянно работают, третий в резерве.
- А резерв для чего? Вы можете заболеть или что?-ухватился Вадим Андреевич.
-Нет. Не заболеть. Просто могут быть ситуации одновременного сбоя более чем на двух предприятиях. И тот третий, резервный, выравнивает процессы.  И в определённом режиме у нас происходит замена.
-У вас заводы – автоматы.
-Да.
А кто их проектирует и изготавливает?
-Специалисты. Проектировщики. Заводы.
-Вот справа по проходу находятся проектировщики. Пройдите. Посмотрите.
-Спасибо.   
-Вадим Андреевич проходит вдоль комнат. Сейчас время гимнастики. Все машут руками, изгибаются, приседают. Что то было и у нас ранее, припоминает Вадим Андреевич. В какой то час вся страна так же занималась физкультурой. Физ-культ-пауза, называлось. Из репродукторов гремела музыка, служащие отходили от своих столов и по единой команде гнулись, перегибались, поднимали ноги. Вся страна в одном дыхании. На телеэкранах парень с девкой всё это проделывали в идеальном варианте, на местах – кто как. И. конечно, не все. Однако дело такое было. Потом требования смягчились.
И идея погибла. Без вздохов и аплодисментов.
А вот тут номер не пройдёт. Тут забито в мозги намертво. И публика, правда, молчака. выполняет сложнейший комплекс. Как обычно следует обливание. Пузырьки счищают выделения, как теперь знает Вадим Андреевич, отдыхают и продолжают работать. Вот так. Вся планета. Только заводы-автоматы продолжают своё дело непрерывно, но подконтрольно.
-Здравствуйте.
- И вам здравствовать.
-Что вы сейчас проектируете?
-Установку по переработке внешней энергии в параметры внутренней.
-Как я представляю, вы улавливаете разные энергии космоса, собираете и вводите её в параметры ваших потребителей.
-Абсолютно верно. У вас это уже делается? Расскажите Как?
-Нет. У нас такого ещё нет.
-Жаль. Мы бы ваш опыт учли. А пока мыслим, строим варианты. Просчитываем. Вот у нас установка, смотрите.
- Посреди комнаты нечто туманное. Как большой прозрачный кубик дыма. Нижняя часть светится голубым. Вероятно это обозначение местной энергии. А вот сверху тянутся десятки цветных нитей, которые, ближе к середине светлеют и пропадают.
-Правильно вы поняли, -сказал малиновый, -вот задача довести эти разноцветные потоки энергий до голубого дна. Все идеи здесь воплощаются в реальность. А цветные линии, это те, которые мы уже изучили и знаем их параметры. Вот теперь разными превращениями надо их «оголубить».
-И как вы их «оголубляете»?
-Мысленно. Из всего того, что я знаю, формулирую идею, предположение и оно исполняется в этой объёмной схеме. А далее, при удачном решении, воплотится в устройство.
-Во как, -восхитился Вадим Андреевич, вспоминая машзавод. Не влезающий редуктор. Не желающий подниматься кузов подборщика осмола. Кучи стружки, гудящие станки, брызги расплавленного металла. Хорошо парни работают. Это уровень высшего пилотажа.
-Вадим Андреевич всматривался в установку, но что он мог сделать, не зная ни параметров космических энергий, ни параметров местной. Просто красивая объёмная картина и явно видимая работа мысли конструктора, который как бы тянет цветную нить к уровню дна, но она то засвечивается ярче, набухает, вспыхивает и рвётся, то закручивается спиралью, меняет цвет и исчезает или сливается с другой одноцветной по природе. Порой даже установка вздрагивает, настолько мощная происходит вспышка. А конструктор сидит, смотрит на всю эту картину и мыслит, мыслит, мыслит, сразу наблюдая результат.
-Вот конструктор встал, прошёл в уголок и улёгся. Образовалось корытце, заполнилось знакомой жидкостью, запузырилось, слилось. Встал. Показал Вадиму Андреевичу, мол, давай, обмывайся, время принятия пищи. Вадим Андреевич убрал свой масхалат. Принял ванну. И присоединился к трапезе. В его чашке было явно больше, чем в чашке хозяина.
-Почему?
-Вы много сегодня работали, вот вам для компенсации затрат.
-Разумно.
-Рационально.
-А кто мои затраты просчитал?
-Мы все в контролируемом пространстве. Отслеживается любой вздох и шаг. Вот ваши и просчитали, вот и компенсируют.
-А если я имею нечто против вашей системы. С чем то не согласен?
-Это значения не имеет. До тех пор пока вы не представляете реальной опасности для работающей системы, вы пользуетесь всем, что положено на нашей планете.
-А что значит опасность для системы.
-Ну, скажем примитивно, начнёте ломать что то.
-Так у вас и ломать нечего. Ни столов, ни стульев. Посуду бить? Так она не разобьётся. Морду кому начистить? Так рука не поднимется.
-Самая большая опасность для системы, это активное инакомыслие. Когда Вы станете, например, уговаривать меня на слом существующей системы и замену её другой.
-Революционеры,-подумал Вадим Андреевич, -мы это проходили. Тюрьмы, лагеря, расстрелы, этапы, промывание мозгов.
-Именно так. Вы совершенно правы. Всяка система борется за своё существование. Но у нас есть некое преимущество: -если предлагаемая система общественного устройства лучше, рациональней, полезней каждому члену общества, то такие действия не пресекаются. Наоборот, такой человек приглашается в центральный пост управления, там выслушивают, изучают, вот на такой, примерно, установке, просматривают результативность и вполне могут принять и внедрить. Ведь мы именно таким путём пришли к существующей ныне системе, пережив множество предшествующих. У вас есть предложения?
-Нет. Я ещё мало видел, мало размышлял.
-Вам кажется, что наши люди много чего лишены личного? Семьи, свободного времени, личных забав и развлечений?
-Да, как то так смотрится.
-Мы это пережили. Семья обособляет ячейку общества. И она, семья, не всегда благополучна. В ней сталкиваются мировоззрения, ссорятся, противодействуют, перетаскивают детей на свою сторону, подрывают здоровье, болеют. Полный беспорядок. Невозможно направить людей на согласованные действия. Каждый по себе. И не тронь никого. Хоть государство, хоть местная власть. И сама власть управлять таким обществом не в состоянии, ибо имеет такие же взгляды и понятия. А личные пристрастия усугубляют различия. Создают кланы, группировки, которые , отнюдь, не укрепляют систему, а расшатывают. Потом возникает сопротивление, забастовки, революции. А с ними голод, кровь, бедствия. Разве не так? И не может любой гражданин быть гарантированно защищён. Накормлен. А это, согласитесь, важно. Быть голодным или сытым-существенная разница.
-Это так.
-И согласитесь, что любая система должна иметь управление. А управление это вожжи, узда, плеть. Это насилие. Неизбежное. Если самотёком, то вымрут все. Переколошматят друг друга. Из собственного опыта мы это знаем. И в других мирах и на других планетах то же самое.
Вы летаете в Космос?
-Раньше немного летали. Потом поняли не рациональность этого, прекратили. Пустая трата энергии. К нам на планету довольно часто прилетают с других миров. Все примерно одинаковы. Может чуть –чуть разнятся. Но не более чем народы самой планеты. Абсолютно идентичное устройство. Явно по одному замыслу. По одному образу и подобию. Некоторые терпели аварии и оставались здесь. Кто то сам прилетал и пока остался. Кого то явно присылали в разведку и для последующего порабощения нас. Но те устройства против агрессии, которые мы создали, не позволят с такой целью пробить защитные оболочки планеты.
-А если кто умнее вас. Пошёл дальше в техническом плане?
-Тогда конечно. Тут ничего не скажешь. Всё может быть. Агрессор есть агрессор. Сколь сможем, столь и будем защищаться.
-Простите, эти невольные пленники где у вас живут? В каких условиях? Резервациях, тюрьмах, поселениях? Или могут свободно перемещаться по планете?
-Собственно, ограничений нет. Но мы создаём им несколько другие условия, несколько похожие на домашние. Не разлучаем. У каждой планеты свой корпус. Питаем.  Изучаем их параметры, считываем несомую информацию. В каждом живом существе можно наблюдать все эволюционные изменения. И это мы применяем, используем для нашего блага.
-Я могу к ним пройти?
 Конечно.
-И они все высокого уровня развития.
-Конечно. С низкого уровня в космос не выскочишь. Не получится каменным топором и в звериной шкуре прыгать по планетам, галактикам, туманностям. Вот нравственный уровень разнится. Более половины с явной агрессией завоевания и подчинения. Сходите. Посмотрите, побеседуйте. Я сейчас устрою.
-К корпусу причалил маленький шарик перламутрового оттенка, раскрылся.
-Счастливого пути. Жмите на решётку пульта, он сам дорогу знает. Когда соберётесь обратно, мысленно вызывайте двойку, многократно и карету подадут. Соблюдайте осторожность, но за жизнь не опасайтесь. Злые намерения там блокированы.
 Вадим Андреевич попрощался, поблагодарил и нажал –коснулся решётки на пульте.
Ю333-654, Ю333-654 выйди на связь.
-На связи.
-Лечу в поселение пришельцев. Как найти твою маму?
Третий корпус. Серый в белую горошину. Их там пятеро. Вся моя родня. Маму зовут Зина.
-У нас есть такое имя на Земле. Кума у меня Зинка. Баламошная бабёнка, всё с Юркой, мужем, лается. Да детишек хворостиной хлещет. Те ревут, бегут к отцу плакаться, а та, коль войдёт в штопор, и ему поддаст. Юрка терпит, терпит, потом свернёт её в бараний рог и отхлещет уже по настоящему.
-Не, у нас мамочка спокойная. Плачет только от тоски по дому. Но корыто наше разбилось, корабль в смысле, а обратную дорогу не знаем. Ничего не осталось из маршрутных документов. И своих как вызвать. Вот 15 лет тут и обретаемся. Давай жми, я ей сейчас сообщу. Встретит на приёмной площадке.
-Спасибо.
Обширная территория окружена забором и разделена внутренними перегородками. Шарик опустился, завис на паре метров. Виден и серый корпус в белую горошку. А как подрулить туда? Где пульт? Точно, есть и такое. Шарик подтянулся к нужному строению, сел и раскрылся. Не успел Вадим Андреевич спуститься на грунт, как его крепко обхватили женские руки, затискали, зацеловали. Ого!-только что и пристукнуло в голове. Такого и дома никогда не было. Однако и стоило прилететь в такую даль для таких горячих объятий. Ого-го. Бабоньки, я жить хочу. Не мните сильно.
 -Но бабоньки на просьбы не внимали, тискали со всем своим темпераментом. Потом чуть отошли, рассмотрели, попрыскали в кулачки. Видно очень понравилась юбчонка, хотя сами уже были без ничего. Взяли гостя под руки и повели в дом.
-Да, это дом. Есть двери, которые открываются и закрываются, Окна со стёклами. Столы, стулья. Вот диванов и кроватей нет. Обычное ложе местного типа. Расселись вокруг стола. Можно и рассмотреть этих хохотушек. По возрасту и не разобрать, кто есть кто. Мама , дочки. На вид, если по Земному, 20-35 лет.  Без следов жизненных переживаний. Почти двойняшки. Как и все не русские, для русских - на одно лицо. Только цвет волос немного разный.
 Вадим Андреевич привстал: -дас ист Вадим Андреевич. То есть моё имя и я сам обозначаюсь таким звуком. Как вас зовут?
-Это мама Зина, мы Тоня, Саша, Мила,  Валя. Это так, по вашему, по земному будет. Мы здесь уже 15 лет. Упали на эту планету. Пожалуй, нас сбили, хотя как мы уже видим, не жители этой планеты это сработали. Сюда было падать ближе. Нас поселили в этот корпус. Вот и живём. Обеспечивают необходимой энергией, а мы из неё делаем, что нам надо. Питание, мебель, окна, двери. Постепенно мы перестали носить одежду, ибо температурный режим приятен для тела, а местная водичка всё, что не живое, растворяет и уносит. Прилёг, а она тут же запенится. Лёг в костюме, встаёшь голяком. Вот так и обвыкли. И есть преимущества. Ибо надо следить за своим телом. Не прикрывать и маскировать его. Идея хорошая.
А вы,  Вадим, здесь недавно, что носите нечто интересное на середине тела?
Недавно, однако, почти привык. А тут дело деликатное. Вы женщины не местные, нравы привычки другие. Как воспримете? Вот и прибарахлился. А при местных, которые на всё ноль внимания, я уже и ни в чём хожу. Это, знаете, как в парилке, в бане. Там все обнажены, ибо как мыть и парить тело в одежде. Вот там если бы кто появился в костюме, то его точно спросили: -ты парень что? –болен? Так ты ошибся, это напротив, через дорогу. Там кожный диспансер. Но, хотя в принципе, можно и в шубе сидеть в парной. Дело вкуса. Только так не бывает. Вся и прелесть в открытом теле. Пропариться, веником нахлестаться. Потом под холодный душ или в прорубь. Вот, как то так. И Вадим Андреевич всё это себе мысленно представил, чем вызвал некую удивлённость , а потом и неудержимый хохот.
Но очень интересно вы, девочки, сказали. Вам дают энергию, а вы готовите еду и прочее.
Да. Мы у себя достигли такого. В первую очередь научились преобразовывать энергию светила в еду. Это был большой шаг в достижение мира и покоя, когда каждое существо не может быть голодным.
А что за существа у вас живут. И как ваша планета выглядит? Где находится. Есть ли птички небесные, звери дубравные, рыбы, реки, моря, кусты, деревья.
 Вы, знаете, судя по тому, что мы считываем с вашей памяти, есть. Но несколько не такое, какое вы сами в себе представляете. Кроме людей у нас живут другие существа. Но и им введено умение получать корм, преобразованный из энергии Космоса. В принципе, что хочет, то и имеет перед собой.
Вадим Андреевич пригрустнул. Выходит земляне на самой последней ступеньке прогресса. Наши учёные об этом ещё только помышлять изредка могут. А тут запросто ишачок, сайгак или ещё кто, не совершая переходы, не выбивая из под снега, получает корма.
-А люди что едят.
-Мы отстаём от местных. Они выработали идеальный продукт. Один на всех. Мы по привычке, кому что надо.
Это как?
 -Всё просто. Представьте, что вы хотите съесть. Постарайтесь до мельчайшего оттенка. Ибо нам надо это понять.
Вадим Андреевич давно мечтал о картошке, пожаренной с луком  на сале. С петрушкой и солёным огурцом. Он представил это и по форме, и по составляющим, и по вкусу. Что по себе оказалось и не так то просто. Но вот он уже прямо чувствует на языке этот крахмальный вкус, эти поджаренные кусочки сала. Пряный солёный огурец. Пару грибочков. Малюсеньких опяток. Привкус лаврового листа. И запах! Такой лёгкий парок. Может рюмочку? Нет. Рюмочку здесь ни к чему. Лишнее. А квашеной капусты добавить надо. Чуть- чуть.
Девоньки внимают. Вид у них задумчивый, как у конструктора, когда идея витает и он её ловит.
 Вадим Андреевич спохватился и добавил сковородку, вилку. Не удержался, и молотого чёрного перца. На котлетку, которая тут же приплелась следом, он уже не отважился, но вкус её ощутил. Тот далёкий вкус бабушкиной котлеты.
-Фокуса:-раз-два и получите, не произошло. Но постепенно на столе появилась посуда. Большое блюдо с рисунком по краю. Потом стала вырастать гора румяной картошки, по периметру блюда разложились котлеты и огурцы, сверху легли явные малюсенькие опята. Рядом знакомая с детства перечница.  Горчица. И горшочек с пряным томатным соусом. Явно дедушкин кабуль.
Мелкие тарелки, вилки. Большая лопаточка воткнулась в блюдо.
Пожалуйста, вот так мы поняли.
Обалдел- не обалдел, но восхищён был. Это надо же так!
Простите, это всё на самом деле или виртуально? Это можно есть? И почему так много?
Это не много. Это мы и для себя решили попробовать, ибо вашу долю мы определили сразу.
Пожалуйста, приступайте.
Но мамочка встала и сама разложила по тарелкам.
Да. Это бабушкины котлеты, дедушкин кабуль, мамочкина картошка. Всё так вкусно, горячо, как с плиты.
 Что разговаривать то. Надо есть, пока не остыло. Одним махом и поели.
Как вам наша еда? -спросил Вадим Андреевич. На ваш вкус?
Немного не на наш. Мы предпочитаем сладкое и в жидком виде. Выпил и всё. Без пережёвывания, инструментов, многих компонентов. А полезность определяется автоматически от потребности каждого организма. И еда каждому отдельно, а не на общий стол с разделением по тарелкам. У нас проще:-захотел, представил, получил.
А посуда?
Это кто как. Можно и в ладошку.
А мыть?
-Хоть как. В ручеёк, в реку, фонтан. Всё образуется моментом по чёткому представлению. Вот вы представили всё, мы приняли и получили.
А мог бы я этому научиться?
-Не знаю. Это формируется постепенно, с развитием техники, общего промышленного развития. И не в отдельном районе, а на всей планете. Когда все находятся в общем правовом пространстве. Когда нет понятия моё-твоё, когда всё есть общее.
Вы знаете, мне это наиболее интересно. Как можно прийти к единому пространству. У всех людей разный характер, вкусы, оценки, взгляды. Как это возможно нивелировать?
Ничего не нужно нивелировать. Пусть у каждого своё. Вот Тоня предпочитает терпкую еду, красные одежды, кататься верхом, если, по вашему, на лошадях. А Валюша предпочитает смотреть картинки - ролики нашей истории. Восторгается красотой старинного слога, поёт древние песни. И так всякий. Но у нас есть одно общее качество, которое превыше всего: -не желать и не делать плохо другому. Можно быть даже нейтральным, это как исключение, но можно. Бывают такие. Но подавляющая часть населения желают и делают только добро. Это в крови, в психике заложено намертво. Вот при таком нравственном раскладе, нет пределов развития любого направления. Ибо все, опять же, если по Земному, тянут или толкают в одну сторону.
Конечно, у Вадима Андреевича тут же промелькнула картинка, как рак, лебедь и щука прилагают все силы, а воз не сдвигается с места. И поныне –там.
 Вот-вот, именно так, сказала мама Зина. Значит вы на правильном пути. Раз вы осознали причину, то дальше легче. Как по маслу пойдёт.
Что то не идёт дело по этому маслу у нас, -подумал Вадим Андреевич, всё больше через пень-колоду. То война, то мор какой, то понос, то золотуха.
-Мама, и у нас так долго было, -вмешалась Тонечка. И войны, и болезни. Наверно всякому обществу это надо пройти, осмыслить, отсеять пагубное. Научиться через боль утрат беречь друг друга, уважать. Выработать и сделать главным принципом добро.
Конечно, дитя моё. Конечно. Это долгий путь. Но  зато прекрасная жизнь в таком обществе.
Вы сказали, что носили одежды у себя дома?
Да. Кому какая нравится. У нас половина года тёплая, хоть не носи ничего, а вторая холодная. Да. Именно так, как вы представляете и у вас тоже. Зима.  Одежда с подогревом. На любой вкус.
-Нет, снега нет. Не катаемся на саночках.
-А что вы делаете. Чем занимаетесь? В каком режиме?
-Работают все. По специальностям. Обязательные четыре часа. Специальности планируются.  Нет лишка или недостатка. В свободное время – по желанию. Кто чем. Вот Манюня наша, всё вышивает. Рисует. Тонечка историей занимается. Кто чем.
А семья есть?
Конечно. Это главное звено. Здесь детей рожаем, воспитываем. И стараемся жить вместе.
А сколь лет срок жизни? Болеют ли люди, умирают?
Всяк по разному. Мы сочли не нужным вмешиваться в генетику. Сколько кто проживёт, столько и проживёт. Что касается болезней, то есть только одна-старость. Полное расходование заложенных природой сил. Всё остальное преодолели. Человек до кончины бодр, работоспособен без ограничений.
Вы хороните, сжигаете или как поступаете с телом усопшего?
У нас помещают тело в преобразователь, где оно распадается на элементы, то есть исчезает в атмосфере.
-Оригинально. То есть распадается на атомы. Азот, калий, кальций.
-Получается, что каждый доволен жизнью. Отрабатывает нужное время на общество, а остальное, на себя.
-Да. Пока вот такая жизнь.
-А как вы смотрите на местных?
-Ни как. Это их жизнь. Они её выбрали, обустроили. Довольны. Как критиковать? Это не наше дело.
-Вы, конечно, мечтаете вернуться домой?
-О, да! Только домой. Там наша семья. Мой муж, по вашему, Аркадий. Мы решили посмотреть миры, а он остался дома. Возился с цветником во дворе. Не хотел бросать на пол дороге. И вот такое случилось.
-Вы много повидали, как я представляю, что вас особенно удивило где?
Особенно то, что везде, где только побывали, очень похожие друг на друга люди. Те же части тела, те же пропорции. Так же говорят и мыслят. Едят, пьют, простите, в туалет ходят. Кое где, вот как здесь, применяют еду, которая усваивается полностью и отходов, практически, нет. А все выделения уносятся этой универсальной жидкостью. Впечатление, что весь мир един, только его части на разной ступени развития. Но, вероятно в итоге придут к идеальной.
-Как бы вы представляли в идеале?
-Не задумывалась об этом. Но, вероятно, все одинаково любят друг друга. Питаются напрямую энергией Космоса. Вероятно, не носят одежды. Полное отсутствие всяких производств. Всю жизнь в радости.
-В раю?
-Если это у вас так называется, то пусть в раю.
-Это у нас на Земле такая духовная часть жизни. Вера. В наших духовных документах записано, что человека сотворил Бог. Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух. Три в одном. И сотворил по Образу и Подобию своему. И когда человечество станет жить по Божески, по Его Святым Заповедям, настанет райская жизнь.  Это я сильно упрощённо, конечно. Но там так и предусмотрено: радость. И нет ни каких забот о еде, одежде и прочем материальном. А у вас есть такие духовные составляющие жизни?
-Не могу сказать. Может поначалу и были. Но когда жизнь стала повсеместно мирной и радостной, как естественное состояние человека, то необходимость в учении отпала. Всё реализовано.
 Уже завечерело. Пора и честь знать. Но как это исполнить. Дома бы распрощался и ушёл, а тут как?
-Вы не затрудняйтесь, оставайтесь у нас. Не стесните ни сколько. Может, поужинаем?
-О, спасибо. Так наелся, что надолго хватит.
-Тонечка, проводи Вадима в комнату. Покажи наши все заведования. Объясни.
 Оно и понятно без объяснений. Нечто вроде городской обычной квартиры. Только без кухни. И вместо воды, эта универсальная жидкость.
 Вадим Андреевич улёгся, растянулся. И запузырило, запенило. Да так активно, как никогда ранее. Видно припылился изрядно. Уже и задремал. Уже и сон сладкий, радующий, хотя о чём и не понять. Потом он бегает маленьким по поляне и сачком пытается поймать мотылька, вот идёт в школу, с портфелем и букетом цветов. Вот с соседкой по парте сидят в кино и руки вместе, и замирает сердечко. Последний звонок. Прощай школа. Институт. Вот в парке сидят и….нещадно целуются. С кем это, Вадик? Это не Танька, это …это с параллельного курса староста группы и уже не на скамейке, а в студотряде на целине.
Нет! Надо быстрее просыпаться, ибо и на грех потянуло. Но сон продолжается. Вот и Татьяна Яковлевна появилась, как на экране. ЗАГС. Пришли домой. Никого. Одни. Первые страхи и….ой, сейчас умру от счастья!
Ночь прошла. Вадим Андреевич просыпается. Кто то рядом. Заливает ложе вода и шумит, и пенится.
Ты кто? –вопрошает Вадим Андреевич, ничего умнее не придумав, -почто рядом? Маманя сейчас такой разгон даст. Да и мне тоже. Пришёл в гости и такой конфуз. С дочкой спишь. Тикай быстро.
-Да нет ничего в этом плохого. Я же не для вреда. Я же для пользы. И ты сам этого хотел. Мы же это считывали. Твои мысли и желания.
 Мало ли что мне захочется. Не всё же дозволительно. Есть предел, порядочность.
-Не переживай. Тебе хорошо было?
-Да спал я ведь.
-Конечно спал. Кто ж против. Выспался?
-Как никогда. И так хорошо везде. И на душе и в теле.
Вот и хорошо. И мне хорошо. Значит, всё правильно.
-О! Вадик, ты опять в грехах, как в шелках. Да где? На просторах мироздания. Хоть бы дома. В деревне. А то…и сам не знаешь где, и такие кренделя. Сон называется. А если дитё? Во, дела. Хоть домой не вертайся. И как маме Зине на глаза теперь явится? Такие котлеты на завтрак подаст, что румянец выступит.
 Но утро. Надо вставать.   
 Вадим Андреевич нацепил свою юбчонку и порулил на звон голосов. Публика уже сидела за столом, явно ожидая его.  Но все спокойны, веселы. Мамочка не мечет громов и молний. Как и ничего не произошло. А может и правда ничего. Может это сон такой ?
-Сегодня мы вас покормим нашей традиционной едой. Девочки, приступили. И эти развесёлые создания, каждая со своей тарелки, отвалили в тарелку Вадиму Андреевичу.
- Пробуйте, оценивайте.
 Аппетит зверский. Слопал бы всё. Но Вадим Андреевич пробует осторожно. Да, вкусы разные, но вкусно всё. Так пробуя, и умял без остатка. Потом подали совершенно, как наш пломбир. Только не холодный. Приятно прохладный. Посуда убралась. Мамочка похлопала в ладошки: девоньки, споём. Вот такого Вадим Андреевич не ощущал. Да, звук чарующий, но при этом и всё, что поётся, видится и ощущается. Нутром, каждой клеточкой тела. Потом все танцевали, приплясывали и такая радость, что и не понять от чего. Потом девчата утащили Вадима Андреевича в какой то садик или цветник и…..О! Грехи мои тяжкие. Где то в подсознании Вадим Андреевич слёзно вздыхал, бесчисленное число раз звал двойку. Но шара не было, и его печали растворялись в общей радости бытия, которая и на грех никак похожа не была.
За обедом он спросил: мама Зина, ты прости меня. Но вот так происходит помимо моей воли. Грех это у нас землян.
А та смеётся, -посмотри на дочек, как они радуются. Что ещё надо мне. матери? Они то уже взрослые. И им радости бытия хочется. Не горюй. Не убудет. А коли в радость, так кто ж против. Я – за!
А если серьёзно? Ведь так у вас дома не делают?
-Нет такого я никогда не видела. Как то и не замечала. Просто, наверное, нет такой необходимости. Не создаётся потребность, может быть. Но здесь такая потребность возникла. И наше поведение не предосудительно. И я радуюсь и готова принять участие в этой радости.
Трудно Вадиму Андреевичу вместить в своё мировоззрение случившееся. Но он понимал, что это не блуд, не развращённые нравы, а это конкретная ситуация, конкретное состояние, настрой, не имеющий ничего общего с пошлостью и распутством. И он сам как то оттаял. Совершенно успокоился от терзавших его угрызений. Всё в нём уравновесилось, и он был готов продолжать свои наблюдения на этой планете. Он научился и без слов читать мысли, понимать не только со звука, но и всю сущность мысли в объёме и сопутствующих представлениях. Как то и ум его перестал скакать с темы на тему. Стал более управляем, что ли.
-Мама Зина, расскажите о своём детстве, о вашей жизни.
-Вечером. Поужинаем и расскажу.
Вот и вечер наступил.
-Всё, девоньки, по местам. Мы поработаем. Вадим Андреевич ведь на службе. И мой рассказ ему нужен, как выполнение задания. А вы будите отвлекать. Резвиться. Всё, всё! Отдыхать.
-Мамочка прилегла на тапчанчик, пригласила Вадима Андреевича. Привычно попузырилась вода. Успокоилась. Вадим Андреевич прикрыл глаза и увидел, именно увидел и услышал всю жизнь этой женщины. Это как сон наяву. Только что всё видно ясно, слышно и можно пощупать руками.
 В принципе, всё как у нас на земле. Природа. Окружающее пространство. Горы, реки. Звёздное небо.  Такие же люди. Кто в семье, кто холостякует. Что отличает? С виду, и ничего особенного. Не видно мрачных лиц. Нет трущоб. Деревни, сёла, городки и города. Всё ухоженное, чистенькое, даже нарядное. Нет суеты, очередей. Нет транспорта. Ни автомашин, ни поездов. Ни себя, ни грузы не перевозят. Всё питается от общего источника энергии и этой энергией решаются все проблемы. Главное, что нет вопросов с продуктами. Трудно землянину это представить, но факт. Он своими глазами видит, как мама Зина простилает полотно на траву. Рассаживается вся семья и на этой скатерти – самобранке появляется еда. Всякая и разная. На тарелочках, в графинчиках, вазочках и корзинках. Кто что хочет. Да! Всё же в наших сказках не мечты бесплодные, а реальная быль показана. Было это на земле. Было. Но утеряли, развеяли. Только в сказках и осталось. И, поэтому, Вадим Андреевич не сомневается, разглядывая картинки бытия той планеты. Перед ним проплывает жизнь – рассказ. Конкретной женщины, её семьи. Всё до тонкостей видения и чувств. Она маленькая, потом ходит в школу.
А зачем вы, Зина, ходите в школу. На дому нельзя?
-Нельзя. Все должны ощутить общность. Обязательства перед другими людьми. Притираться, привыкать жить совместно. Понимать характеры, нашу общую среду и индивидуальность каждого. Вот здесь, где мы сейчас, нет общения. Каждый сам по себе. Не общаются. Молча колупаются в своём уголочке, если так можно сказать. Их принцип построен на : -получи, что надо –отдай, что требуется. Строгая регламентация на всём. У нас этого нет. Хотя есть основной, незыблемый стержень –жить для других.
 Вадим Андреевич чувствует её дыхание. Запах парного молока. Она чуть шевелит губами, вся ушедши в себя, И её мысли, воспоминания воспроизводятся совершенно отчётливо в каждой клеточке тела.
 Зина с мужем плещутся в реке. И такая прохлада чувствуется и Вадиму Андреевичу. Они катаются верхом, и Вадим Андреевич чувствует набегающий ветер, некий азарт гонки. Вот на тонкой талии Зинаиды развязался поясок и попадает между седлом и телом. Бедро чувствует боль.
- Зина, ты сейчас чувствуешь ту боль, которая была много лет назад?
Да. Это поясок. Но мне не хотелось останавливаться. Такое ощущение стремительности движения, полёта. До самой реки мчались, потом с   хода в реку. Вот там и поправила одежду. И боль быстро прошла от прохладной воды.
 Зинаида на работе. Просторная комната. Везде цветы. Но они не в горшках, как у нас, а прямо в грунте, в полу. И потолок –небо чистое, с ласковым солнцем. Она всматривается в нечто стоящее  на возвышении. Там контуры здания.
 -Что это?
-Детский сад. Это новшество в нашей жизни. Мы решили попробовать детей приучать раньше к жизни в обществе. Вот и проектирую этот садик.
-Получилось?
-Здание получилось, но идея не оправдала надежд. Не укрепившиеся детские организмы проявляли агрессивность в общении. Слёзы, ссоры. Мы это прекратили. В доме, в семье надо проводить всё время. В строгом и рациональном обучении нравственности. Тогда она приобретается и укрепляется. Только с 8 лет можно детей вводить в совместное пребывание, постепенно увеличивая это время. И даже в институте, академии обязательно жить дома, в семье. Где замечается малейшее отклонение от нормы, корректируется и укрепляется. Молодой организм, без контроля и регулировки, может дать сбой.
-Как я понимаю, всё не от рождения, а воспитания?
-Не думаю, что всё. Наследственные признаки важны. Обязательны. Но есть отклонения, что нормально. Есть возможности и припомнить организму то далёкое, что от древности. Поэтому семья всегда главное.
-Рождение дитя-всегда праздник. Конечно, в период ношения есть ограничения и тяготы. Но и есть ожидание счастья.
-Вадим Андреевич видит маму Зину в этом положении. Чувствует её тяжесть. Он чувствует и лежащее рядом тело, оно напрягается, давит его руки, затем расслабляется, … пищит дитяти. Как сам родил. Но нет крика,  стона, боли.
--У вас нет боле при родах?
-Нет. Это так приятно. Такая сразу радость на душе и лёгкость в теле.
-Ты сказала –душе? У вас есть понятие о душе?
- А что? Это что то особенное?
-Нет. Но я думал, что только на земле это знают. Что Священное писание принадлежит только нам. Вот вы летали по многим планетам, есть ли что похожее или одинаковое?
-Да. Есть у нас такое занятие-посмотреть мир. Многие летают. Но наши корабли не самое совершенное творение. Не всегда можем сесть и быть среди местных жителей. Но в тех местах, где мы бывали люди почти одинаковые. Руки, ноги, голова. Такие же дети, взрослые. Конечно за месяц, два всего не поймёшь, но что нам пришлось видеть – очень похоже.
-Как бы сотворено по одинаковым принципам. –предложил идею Вадим Андреевич.
-Да. Очень на это похоже. Только все находятся в разных периодах развития. Каждый народ идёт своим путём. И, вероятно, есть главная идея развития общества, его идеал. Только сколько трудов надо  понести, пота, слёз, крови пролить. Усмирить в себе самого себя, обрести покой. Сделать это состояние устойчивым и естественным. Это большие труды.
 Вадим Андреевич чувствовал взволнованность этой женщины. Её сердце стучало и в его груди. Они как бы составили единое целое, единое чувствование и понимание. Блаженнейшее состояние. Ничего подобного он не ощущал до этого.  Затих и замер, боясь расплескать такую радость.   
Что это? Совпадение взглядов на жизнь? Одинаковое понимание главного в этой жизни и даже деталей. Единение душ? И что это такое за единение? Нет. Здесь анализ не требуется. Здесь, здесь просто очень хорошо. И этого вполне хватит в жизни. В жизни, где можно творить только добро, дарить радость всем кругом, и самому купаться в счастье. Именно в том понимании счастья, когда ты сам с частью этой всеобщей радости. Мысли как бы отлетели от тела и тело растворилось в пространстве. Всякое чувствование прекратилось. Утонуло в радости бытия.
 Вадим Андреевич проснулся. Утро. Уже светло. Весело пузырится жидкость, то погружая его всего, с головой, то приподнимая. Дышится легко. Тело, как ничего и не весит, вот – вот приподнимется и полетит.  Но вставать не получается. Как приклеился. А тут и ложе начинает изгибаться, скручиваться…. О! Это разминка. Приловили меня местные блюстители порядка. Наизгибали до седьмого пота, накрутили. Опять попузырилось. Вставай, брат. Трудись.
 Встал. Поискал свою юбчонку.
- Ау! Люди, где мой костюм?
-Ваш костюм, Вадим Андреевич, вот висит. Извольте одеть.
-Это где висит?
У вас за спиной. На спинке стула.
 Вадим Андреевич оборачивается. Да, стул. И, правда, одежда. Всё, что надо. Абсолютно всё, до мелочей. Как бы и отвыкшими руками одевается. Рассматривает носки, Точно, как мои, что в Таллине покупал в Центре модной одежды, замечает он. И трусишки оттуда. Всё девки, эстонки- насмешницы, советовали примерить  там же в магазине и поменять, если что и где не комфортно. Маечка. Такую в Киеве брал. Воздушная. Чистый хлопок. Рубашка классическая. Небесно – голубая. И сам костюм-мечта интеллигента. Сахарно белый.
 Облачился. Прошёлся по комнате. И вовсе не жарко. Нормально. Можно выходить на люди.
О!. Это же сколько восторгов в одно утро. Весь экипаж корабля одет. Это мамочка Зина. Явно и без сомнения. Чуть строгое платье. Витой поясок с кисточками в тон. (Понятно. Это именно тот, что попал под попочку на седле.)
- Ну, да. Она согласно кивнула.
А эти цветики –дочурки. Хоть и не в детском возрасте уже, но дети. Просторные платьица, как цветник на лужайке. И мордочки светятся счастьем и лаской.
-Боже, как хорошо.
-Вадим Андреевич, вы прекрасны! Вам так идёт это всё.
-Простите. Откуда такое дело?
-Это всё дети. Они долго выискивали ваши вкусы, просеяли вашу память. Вы не возражаете? Потом всю ночь сидели и трансформировали местную энергию в готовые изделия. При том набаловались вдоволь. Всё примеряли на себя. Но благополучно закончили, не забыв и себя.
-Да и вам перепало с барского плеча, как я вижу.
-Это моё платье любимое. Я в нём много лет проходила.  Так что им не пришлось особенно трудиться. Всё в памяти живо. А вот ваш костюм им дался большими трудами, в чём и радость их большая. Да, Вадим Андреевич, ваши земляки вкус имеют отменный. Спасибо. Но прошу к столу.
 Тут Вадим Андреевич уже не удивился. Он это ожидал. И не надо голову напрягать: раз уж костюм соорудили, то и харч должен быть земной.
Девчачьи личики вытянули. Они не ожидали такой прозорливости, но это на секунду, не более. Засуетились, защебетали и торжественный завтрак открылся.  Именно открылся, т.к. начался с поздравительного тоста. Девчонки, вероятно, много «прокрутили» кадров из жизни Вадима Андреевича и, подыгрывая ему, вели завтрак почти по земному. Потом уселись полукругом и на стене пошёл фильм. Мамочка прокручивала свою жизнь. Не торопясь, по складам. Иногда перепрыгивая на десяток лет и возвращаясь. Малыш –крепыш уже устойчиво ходит. Порой потягивается вверх, явно отделяется от пола, проплывает пару-тройку метров и валится на грунт. Похоже, что и ревёт, но не столько от боли, сколь от огорчения, что полёт так быстро кончился.
-Это нашему Юрику два года. Сейчас ему восемнадцать. Он работает на шаре. Ю333-654. Вот так с детства мечтал и стремился. Почему и взяли его маленького в наш полёт. И здесь, чуть подросши, лет в восемь, он пролетал без всего, на одном стремлении и желании, десятки, потом и сотни метров.
Строится детский сад. Мамочка работает. Нечто объёмное как бы висит в воздухе, над небольшим возвышением. Конструктор представляет мысленно части здания и они изображаются в объёме. Делает разбивку комнат, кровлю. То снимет её, как шляпу, разнесёт нагрузки, которые высвечиваются в местах примыканий, то опять оденет. Крутит изображение так и этак. Со всех сторон и ракурсов. Удаляет и видно, как будет вписываться здание в общий пейзаж.
-Э,-подумал Вадим Андреевич, -так и дурак умным станет. Всё ясно и понятно. Верти картинку, выравнивай нагрузки, любуйся своим творением со всех сторон. Что проще. Хотя, конечно, надо владеть хорошим воображением, что бы всё представлять вот так. Уметь надо. И иметь надо. Спору нет.
Вот белобрысые девчонки крутят хоровод. Белые платьица, веночки на головках, босиком по травке. Явно поют. Притопывают.
-Узнаёте? Это ваши.  Из вашей памяти извлекли. А вот это у нас. И на экране-стене почти та же картина. Хоровод. Белые платьица, венки, босиком по траве. И поют. Только лица не грустные, а весёлые.
-Вот мужчина усадил на спину девчушек и катает, а женщина хворостиной его подбадривает. Тот брыкается, дети пищат от счастья. Это папочка катает вот этих дочек.
Лес. Звери. Очень даже смахивают на наших волков, медведей. Огрызаются, как и дерутся. В не в далеке люди. Такие же звери ластятся, как кошечки. Их гладят, чем то угощают.
-Это звери настоящие. Но те, что рядом с людьми, перешли границу укрощения, такую разделительную черту, где их свирепость просто исчезает. Это насильственная черта, ограждающая регион их естественного пребывания. И людям нельзя пересекать эту линию. Ибо у себя зверь есть зверь. Бывает, что человек попадает туда, не прореагировав на настоятельное предупреждение. Тогда бывают, порой, и трагедии.
  Мамочка уже строит здание в натуре. Здесь освоенная энергия Космоса превращается в нужные материалы и укладывается, силою мысли,  в фундаменты, стены, окна.
 Конечно, Вадим Андреевич вспомнил: «По щучьему велению, по моему хотению..." И вёдра в дом сами идут, не расплёскиваются, на лавку прыгают, дрова рубятся, сани сами бегут в лес и обратно. Строится мост, горбатый, красивый, возводятся хоромы. Всё в сказках есть. Может мы разучились так жить? Утеряли, похоронили умение под грузом гордыни, прихоти, тщеславия. Ведь, и в наши не давние дни, Государя на ты звали. Царь-батюшка назывался. С любым работником говорил. Любой напрямую мог к нему пройти. Пётр первый топором тесал. Правда, сам мастер не очень хвалил такую работу, но ведь мог! И на токарном станке работал, и много что мог своими руками. А потом? Потом стало: -Ваше Императорское, Ваше благородие, Ваше сиятельство, светлость, Ваше, Ваше. А все остальные и в быдло определили. Вероятно поэтому и потеряли многие способности. Ибо труд перестал быть радостью.
Комиссия принимает дом. Этот детский сад, в котором решили прививать общественное житие с более раннего возраста. Хотя и не все одобряли. Но надо испытать. И испытали. И исправили положения. И аж до самой поры замужества или женитьбы и создания своей семьи признали необходимым жить дома. С родителями. Укреплять нравственную основу жизни. Но, комиссия смотрит, делает предложения, и если их принимают, то сразу изменяется то, на что предложено.
 Но, стоп. Не в приказном порядке, но настойчиво, слышен сигнал на гимнастику. Это только для приезжих сигналят.
-Девоньки, долой тряпки. И публика слаженно, вместе со всей планетой трудится. Вадим Андреевич тоже. Ибо он уже чувствует естественную необходимость движений. Работы тела. Да и уважить надо хозяев. Мало ли что может случиться. И свой Устав в чужой монастырь не несут. Так что трудись.
Гимнастика кончилась, все со смехом валятся на один топчан. Но он свободно принимает такую кучу, углубляется и все оказываются в пузырящейся пенящейся жидкости. И, что удивительно, скрывает с головой, а дышится нормально. Отбурлило, дно поднялось и всю эту весёлую ораву вывалило на пол. И который раз удивился Вадим Андреевич:-полотенце не нужно. Нет капель, мокроты. Тело чистое и сухое.
  До вечера смотрели фильм-жизнь. А Вадим Андреевич всё убеждался в том, что единый всему Творец. Что един Образ и едино Подобие. И что Создатель всё дал своему творению для нормальной жизни. И что это творение ведёт себя крайне не разумно, и не желает принять Его Заповеди. А погрязло в жадности, тщеславии. И только кое - где есть жизнь, близкая замыслу Творца.
 Вечер. Ужин по земному. Чай с клубничным вареньем. Макароны с творогом (очень ленивые вареники). Дочки смеются. Они не привыкли к такому, но внимают вкусу и видно успевают сделать некоторые изменения в момент отправки очередной порции в улыбающийся ротик.
Привычно валится публика на топчан, вываливается наружу и отправляется спать. Отбой!
Вадим Андреевич пригрустнул. Не то что захотелось домой. Нет. Он задумался о человечестве в рамках всего мироздания. И очень даже о том, что всё дано. И не надо пуп надрывать, таская тяжести, выплавляя металл, гробить атмосферу выбросами. Ведь всё мироздание полно энергии.  И не то, что полно, а всё пространство есть энергия. Нет пустоты, нет промежутков. Именно всё, как нечто отлитое из единого материала и живущего по Единому закону Творения. Осваивай, пользуйся. Так нет! Воюем без конца, убиваем собственный труд, да и самих трудящихся.
 Рядом пристроилась Зина.
 -Что запечалился, добрый молодец? Загрустил. Хочется мира и спокойствия на своей планете? Всем хочется. Но это требует духовного труда. Нравственного. Физического. Огромного и многолетнего. Мне рассказывал товарищ мужа, а он историк - летописец, что наша планета шла к тому состоянию , в котором сейчас, более 6000лет. У нас есть музеи истории. Там такие страсти и страхи. Мы трижды сжигали всю планету. Сами! От своих разногласий. В пепле, холоде, голоде мучились. Восстанавливали численность, если так сказать официальным языком. И снова дрались. То за кусок хлеба, то за право управлять. И никого не слушали. Сам каждый по себе. Но, как видишь, образумились. Напились невзгод. Теперь и стараемся сохранить достигнутое благо. И надо сказать, что и на техническом плане стали преуспевать. Вот и немного с использованием энергии управляться и делать из неё необходимое. Ведь   в Творении нет пустоты. Это всё энергия. Абсолютно всё. И мы часть этой энергии, этого Творения. Ты меня понимаешь?
-Да. У нас есть духовные книги. В них описано сотворение мира, земли, людей. Господь сотворил человека по Образу и Подобию своему. Вдохнул жизнь. И обеспечил жизнь абсолютно всем.
-Подожди, Вадим, ты мне про сотворение мира подробнее.
«И сотворил Бог небо и землю. И тьма над бездною. И дух Божий носился над водою.»
Вот так там написано.
Это вашу землю?
Не знаю. Раз нам дано, значит, про нашу, так я думаю.
-И тьма над бездною? Если над чем то, то это чем то, в данном случае тьма, есть не пустота? Ведь над ничем летать не будешь. Значит и эта бездна, может быть, как неиссякаемый источник, например энергии, силы или ещё чего? Не так  ли?
И что такое тьма? Это же не может быть банальной темнотой, т.е. тем местом, где нет света.
-Знаешь. Дальше есть такое: и сказал Бог, да будет свет. И стал свет. И дал два светила: днём солнце, ночью –луна. Как отблеск солнца. Значит тьма, это состояние без света. Но это не состояние без ничего. Я думаю, что такого состояния вообще не бывает. Вот мы обнаружили в пространстве множайшие виды энергии. Кое что научились улавливать и использовать. Но это мизер. Хотя сегодня вполне достаточно. Мы сыты, обуты-одеты. Нам не надо гробиться в тяжёлом физическом труде. Это  в материальной сфере. В  моральной, нравственной, есть небольшие успехи, но до идеала, видно, далеко. Ибо мы всё же применяем усердие для поддержания мира, дружелюбности. А оно должно быть неизбежно-естественным. И каким?
А какой идеал в ваших Писаниях этой нравственной стороне жизни.
 -Вера. Любовь. Господь говорил своим ученикам: как узнаю, что вы мои, только если есть между вами любовь. Выше любви нет ничего. Конечно, есть много определений, что такое любовь, но скорее они не определяют всю её сущность, а как некоторые проявления, которые проявляются этим чувством.
-Это так интересно. Нам нужна эта наука. Этого нам явно не хватает. Ты вспоминай всё подряд. Не напрягайся подбором слов. Просто вспоминай и чувствуй, а я всё восприму. А когда надо, то спрошу.
Она положила свою тёплую ладошку ему на грудь, пристроилась удобнее на плечо и затихла. А Вадим Андреевич начал перебирать всё читанное, пережитое, виденное. И никак не мог отделить духовную часть от всей жизни. Ибо всё соединялось неразрывно в одну реальную жизнь. Так и задремал. Сознание ушло. Последнее что отразилось, что  его руки сомкнулись на тёплой шелковистой спине,
Утром Вадим Андреевич не мучился сомнениями, его не терзало и не грызло. Он лежал на своём необыкновенном ложе и размышлял о простых житейских вопросах. Простых, но таких сложных в исполнении. Простых, но невероятно многоразличных. И определить границы хорошо – плохо, как ? Сегодня это хорошо, здесь это хорошо, а в другом месте, в другой ситуации – это уже в ранге плохого. Непозволительного. Конечно, есть принципиально чёткие критерии. Что можно, а что нет.
 Вот у местных определено количество лет  учёбы, труда, жизни. А потом? Потом они лишают человека жизни насильственно? Это надо испросить у руководства. Но, похоже, что ради блага остальных жителей, они так и делают. И никто не противится. Живут свои, отведённые установленными правилами, годы. А затем исчезают. Что бы не обременять общество своею старостью и немощью, отвлекая силы общества на заботу, имея, в конце концов, тот же результат.  Смерть. И кто прав? Что есть хорошо? Вот на планете Зинаиды, там вопрос решили другим образом. Нет болезней. Как это? Но как то решили. Выполнили. И человек естественно, опять же вопрос, естественно ли. Если предприняты усилия и обеспечена жизнь без болезни. Какие то затраты несёт организм. И вполне может быть, что жил бы дольше, хоть и хворал, но энергию жизни сожгли в огне сплошного здоровья, жизни без болезни. Образ нашей планеты, вероятно, не самый гуманный, вероятно. Но у нас болезни обставлены и с духовной стороны, как неизбежное наказание за прегрешения. Для поднятия дисциплины жития это полезно, но! –на самом ли деле это так. Неизбежно ли наказание от Бога за нарушение принятых жизненных принципов, хотя эти принципы весьма относительны и меняются в ходе жизни общества. При том, что Бог неизменен и постоянен. Или это дифференцированное по времени явление. Но Истина одна. И понятие хорошо – плохо плавать в пространстве не должно. На земле, в каждой, отдельно взятой стране, своя мораль. Свой и свод официальных законов. При Едином Боге. При единой Истине. И что карается в одной стране, может поощряться в другой. Следовательно, напрашивается действие объединения всего человечества Земли в одну государственную систему. Но, на какой основе? Естественно напрашивается ответ, что по Божиим законам. И их едином трактовании. А кто это сделает? Кто возьмёт на себя возглавить человечество? Кто будет контролировать и осуществлять. И по какой программе. Получается, что только сам лично человек, не дожидаясь того прекрасного момента, когда все ринутся к Истине под руководством святейшего отца, может к этой Истине идти. Усвоив духовный Катехизис, методом проб и личных ошибок. И, при этом испытывая жесточайшее сопротивление общества. Его принятой морали. Его реальной жизни.
Были и, конечно, есть и сейчас святые люди. Были с явным проявлением, юродивые. Но как народ их почитал. Помнит. Строил храмы и строит в их честь и сегодня. Значит, заложена и не может быть ни кем изъята из каждого человека, тяга к святости. Есть в каждом эта сила. Этот, может, зародыш святости. Того будущего общества, которое даётся в Духовных книгах. И если мы говорим о смерти, то уже есть победа над ней. И она, смерть, явление временное, вызванное необходимостью быть в тот период жизни человечества, когда оно не совершенно. Как чистильщик.
 Вадим Андреевич, Вадим Андреевич, вставайте. Там к вам человек, -влетела запыхавшаяся, раскрасневшаяся Сашенька. Он просит вас. И он одет. И лицо несколько отличается от местных. И ботинки у него.
Всё это моментом выпалила, успев расцеловать, растормошить и одарить тёплым взглядом.
 Айн момент, мадемуазель. Небольшой туалет и буду.
Ложе поизгибалось, пошипело. Вадим Андреевич обрядился в свой роскошный костюм. Сунул в кармашек бежевый  платочек, чуть выставив краешек. Прекрасные двуцветные, кофе с молоком, туфли,  соответственно, светло бежевая рубашка и белый галстук. Эх, мою бы тросточку из самшита.
- Тонечка!
-Вот я.
-Ого! Ты прелесть! В этом платьице ты неотразима.
-Вечером проверю.
-Хорошо. Ну ка возьми меня вот так об руку, выходим к народу.
-И выход состоялся. Женская половина общества аплодировала стоя. Некто в пиджачной паре, более похожей на рабочий комплект одежды, некоего статского советника департамента внутренней охраны, взирал молча. Но ни удивления, ни восторга его лицо не изобразило.
 Мамочка предложила завтрак, но статский советник отклонил предложение и сказал, что не умрёт от голода Вадим Андреевич, ибо завтрак состоится у начальства, к которому Вадим Андреевич приглашён быть изволен.
Мужчины раскланялись, а Сашенька сунула в руку Вадима Андреевиича…тросточку.
-Санечка?
-Потом.
-Спасибо.
 Шарик цвета рубашки Вадима Андреевича, - это подхалимаж, уважение, проявление чего то, или случайное совпадение? –мелькнул сразу. На что важная персона кивнула благосклонно. Во как читают. Во, уровень. Только и мог вздохнуть Вадим Андреевич.
 Шарик сел, раскрыл створки. Где мы? Это Сент-Луи? Или Индия? Эти здания колониального типа. Стриженые газоны. Переливы цветников. Фонтаны. Стены здания оплетены чем то ползуче-вьющимся с мелкими многоцветными листьями.
это ХV1 век?
 Нет, простите, это сегодня и здесь на планете …N. Системы…Z.  Малого V, удаления. Цифры вам ничего не скажут, поэтому я их опускаю. Прошу. Следуйте за мной.
 Большой зал. Два кресла. Статский советник исчез. Из дверного проёма вышел мужчина в светлом костюме.
-Рад Вас видеть здесь.  Садитесь. Немного поговорим и будем завтракать. У меня к вам пара вопросов. Не возражаете?
-Конечно. Мне, край как интересно, что вы одеты, и похоже, как у нас дома. У вас есть дом, здание, кресла. И это очень похоже на обустройство наших колонизаторов Африки, Индии, Австралии…
Но, простите. Ваши вопросы.
-Мы наблюдаем за вами с первого дня. Не вмешиваемся  ни сколько. Но нам интересны ваши сравнения и оценки. Ваша реакция на то, что вам встречается и осмысливается. Вам эта система не нравится, если сказать проще. И вот такой первый вопрос.
-Да. Простите, как к вам обращаться?
-Примем ваш домашний привычный вариант, Иван Петрович.
-Вы не КГБ, Иван Петрович?
-Нет. Я начальник Управления на этой планете.
-Как я понял, вы не местный, а из Космоса и владеете этой планетой.
-Нет. Не владею. Нам это не надо. Я управленец. Эта планета представляла определённые трудности для ближайшего соседства, даже сказать угрозу. Поэтому было принято решение эту угрозу снять. Вот мы и сняли. Но я здесь остался для наблюдения. Ибо порядок надо контролировать и, при случае, вмешаться.
- Так в чём суть вашего вопроса?
-Уточняю, с чем вы не согласны в установленном порядке жизни?
-Я со всем согласен, что они для себя избрали. Просто лично для меня такой режим не подходит. Я привык иметь собственное мнение в жизненных вопросах, привык часть времени отдавать обществу, исполняя обязанность на него трудиться, а остальное время, по моим возможностям и способностям, проводить по своему личному усмотрению.
-И каково соотношение?
-У нас в сутках 24 часа. Треть, 8 часов общественно полезный труд. -8 часов –сон, 8 часов –личное время.
-Чем вам нравится такое личное время?
-Наверное, что оно не требует этого обязательного труда. Что хочу, то и делаю. Или не делаю ничего. Просто лежу на диване и дремлю.
-Вы считаете это рациональным?
-Смотря с какой позиции. Вот здесь, на этой планете, рациональность введена в принцип. Другой альтернативы нет. Всё только рационально. Пища, труд, гимнастика, отдых, режим дня, отсутствие мусора, отсутствие одежды, как элемента мусора, рождаемость.
- Я не всё видел, конечно, но, думаю, что и срок жизни определён и закончившие этот срок не пропадают даром, а растворяются, например, и входят, таким образом, в рациональное общественное пользование. Даже смею надеяться, что это начинается с ранних стадий появления на свет. Ибо неизбежны сбои в плановости рождений. Мне не пришлось увидеть на работе женщин. Только мужчины. Очень мало видел . Только роддом, карьер и пару заводов. Да и те под колпаком. Автоматы. Видел конструктора. Вот и всё, что удалось.
-Так вы же сами против женского труда. Вы же сами всегда убеждаете собеседников, что дело женщины рожать детей, а не вкалывать на производстве, молотить, пахать, строить дороги.
-Вы правы. Но наша жизнь, наш уровень производства и концепция управления не позволяют такое воплотить. И сами женщины рвутся к вершинам управления, славы…Может, когда и будет, что женщина, в семье, будет мамочкой, нянечкой, доброй хозяйкой. Не замотанной кучей обязанностей. Мужчине без жены плохо! Женщине-ещё хуже. Семья, дети. Это необходимо. Это равновесие.
 Мне по нраву ваша оценка, особенно равновесие.
 Дело в том, что нам пришлось применить некое насилие здесь. Первое-убрать агрессию, как проявление сущности населения. Они достигли высокого технического прогресса. Бороздили Космос. Устраивали погромы. Тащили материалы, сырьё себе. Дымили, коптили. Вечно взрывали и у себя и вокруг. У планеты была управленческая верхушка с признаками шизофрении, маниакальности, не ограниченного тщеславия. При этом половина населения умирала с голоду.
 В чём мы сработали: -убрали весь управленческий аппарат. Механически. Путём собраний, воспитания, некоего принуждения навели чистоту. Передали свои механизмы кормления и климата. Вы обратили внимание, что хоть в одежде, хоть без неё, всегда температурно комфортно. Любое управление –насилие. И народ, хоть где, сам  ничего не может сделать. Народ разрознен. Ему нужен лидер. Сам по себе он организоваться не может. Дай людям идею. Поставь громкого глашатая. Вот тогда и пойдут. Кто молча, кто с восторгом. Так и сделали.  И первый вопрос –еда! Хотите есть? Вот так надо работать. Хотите тепла? –Вот это надо сделать, это претерпеть. Хотите чистоты? –Так и этак. Вот за 500 лет и стало то, что вы имели смотреть.
Но меня интересует вопрос о Духе. То, что вы рассказывали у потерпевших крушение.
-Вы их знаете?
-Да. Мы знаем всё, что здесь происходит.
-И вы им не можете помочь вернуться домой?
-Нет. Мы не знаем откуда они. Пусть живут. Тепла и хлеба хватает.
- Но вернёмся к вопросу.
-О Духе говорится в Учении о Боге. Это Учение говорит о том, что всё в Мироздании сотворено Богом, Творцом, создателем. И всё живёт Его Святой Волей. Так как Он этого хочет. И ничто не может этой Воле противостоять.
- Как Он её проявляет? И кто является инструментом исполнения?
 В Писаниях есть и такое, что сказал:-Да будет свет, и стал Свет. Да произрастит земля травы, деревья… и произрастили. Но всё это во благо и только во благо.
-И как вы преуспели, имея такое учение.
-Пока барахтаемся в пелёнках, мочимся, пачкаем под себя. Младенческий возраст общества.
-Это ваша личная оценка или  оценка общества?
-Не думаю, что моя личная оценка отличается от фактического состояния.
А какой финал предусматривает ваше духовное учение?
 Я начну не с финала. С самого начала. Когда Бог, сотворив жизненную базу, сотворил человека, Он поселил его рядом с собой. В Раю. Там тепло и не требуется одежды. И одет человек светом, яко ризою. Там нет необходимости заботиться о пропитании. Всё есть в достатке. Там определено и то, что надо трудиться. И введены некоторые ограничения, нарушение которых приведёт к смерти. Было идеальное решение всех проблем и вопросов бытия. И сказано было: плодитесь, размножайтесь, и заселяйте землю.
 Но человек нарушил запрет. И что очень важно: не осмыслил и не повинился. Возгордился. Остался при своём мнении. И был изгнан из рая. И определено ему было всю жизнь бороться за кусок хлеба. В болях детей рожать, болеть, мучиться, оскорблять и быть в скорбях и…умирать. Но, что очень и особенно важно! –иметь надежду на прощение. Что придёт Утешитель от Бога. Утрёт слёзы, освободит от плена и приведёт в Рай.
К тому финалу, которым вы интересуетесь.
-И что? Пришёл?
-Да. Пришёл от Бога. Пришёл Сын Божий. И Пришёл Дух Божий. И тьма рассеялась. Теперь виден путь, по которому вернуться домой. В Рай
И люди идут.
-Все?
-О! ,Если бы все. Нет. Но есть подвижники духовные, которые служат видимым примером, примером подражания. Примером даров Божиих. И для которых нет ничего невозможного. Сказал, помыслил и всё произошло.
-А какой силой? Что за вид энергии? Какова форма исполнения.
Верою. Силой Божией. Силой Творца, Создателя всего и вся, что существует. Истинного хозяина мироздания. Надо сказать, что это сложная наука. Не всем открывается. И даётся Божией Благодатью.
Что есть Благодать.
Это то благо, которое даёт Сам Господь.
-Как Он Это делает?
-Никто не знает из людей.
-А когда это происходит? Какие примеры?
-Один из примеров, когда происходит таинство крещения, тогда Благодать нисходит на крещаемого.
-А вы можете крестить?
Я не священник. Нет священнического сана. Но на Руси младенцев крестили и простые люди, когда никого не было в доступности из священства. Потом, при возможности, исполняли по чину. В писаниях есть случаи, когда крестили и взрослых. Но там испрошали о вере в Отца, Сыны и Святого Духа. И полным троекратным погружением в воду крестили. Собственно, крестил Сам Господь. Ибо только Он давал свою Благодать.
 -У меня к вам просьба. Крестите нас.
Кого?
-Мою семью. Жену, детей. Я давно чувствовал, что есть, что то самое высокое. То, что есть настоящий хозяин мира. Но оно не формировалось ясно. В такие точные определения и формулы. И хоть мы значительно преуспели в технике, социальной жизни, но главного не было. Мы искали его, но не давалось И, вот теперь, вы здесь. И это должно было состояться, хотя и так далеко от вашего родного дома. Вы согласны?
-Помоги, Господи.
-Что для этого надо?
-Вода в сосуде, где поместится человек. Или озеро, или река.
Здесь нет такого. Но сейчас сделаем купель. Нарисуйте в уме. Представьте мысленно.
-Представил. Вадим Андреевич ясно увидел ту купель, в которой крестили великого князя Владимира. Этот момент начала крещения Руси.
 -Такая?
-Да.
 Посреди зала стоит мраморная купель. В ней играет и плещется вода. Живая. Радостная.
-О, Господи. Дивны дела Твоя.
 -Что далее?
--Приглашайте своих.
 Входит дама. Княжна. Вне сомнения. Как на старинных русских картинах. Только без соболей. Но вид! Госпожа!
 Двое мальчиков, девочка, лет семи.
Вадим Андреевич несколько смущён. Как даму крестить? Голяком или в рубахе крестильной. И девочка уже подросток. И при всех или отдельно?
-У вас затруднения? –спрашивает князь – отец.
-Как вас окунать? В принципе положено голяком. Но можно и в одежде, ибо этот вопрос канонически строго не обозначен. Удобно ли будет даме здесь обнажиться?
-Удобно. Это обычное наше здесь состояние. Сегодня одеты по случаю официальной церемонии приёма инопланетного гостя. Вас, Вадим
Андреевич.
-Одёжку всю долой!- как хороший сержант даёт команду отец.
 Вадим Андреевич отошёл к окошку. Смотрит на цветник, фонтаны. Красиво живут.
-Готово.
-Народ стоит у купели. Прекрасно сложенная княгиня. Ох и хороша. Она вовсе не смущается своей наготы. И красива, нет слов. Может и есть на донышке души у неё лёгкое тщеславие. Хвастануть красотою перед новым мужчиной. Чужим. Мол, знай наших.
-Иван Петрович, прошу в купель.
 Отец семейства легко забрался в бассейн.
Вадим Андреевич, с трепетом, кладёт ему на голову правую ладонь.
 Крещается раб Божий Иван. Во имя Отца. Аминь. И Раб Божий Иван скрывается под водой. И Сына. Аминь. И снова с головой. И Святаго Духа. Аминь. Вода смыкается над головой. Потом он медленно встаёт. Распрямляется.
-Как хорошо, Маша. Как мне хорошо. Это то, что мы так долго искали. Господи. Ты пришёл.
 Иван Петрович покидает купель. Заматывается в простынь и усаживается в своё кресло.
-Вы Мария?- обращается Вадим Андреевич к даме.
-Да, если, по вашему, земному. Мария.
Прошу в купель. Легко соскользнула. Стоит по грудь. Вся трепещет. Ах, как хороша.
-Страшно?
О, да. Очень. Никогда такого не испытывала. Как огонь внутри. Везде. Во всём теле.
-Начнём?
-Да.
-Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь.
Ну, как. Горит?
-Уже нет. И мне так хорошо, и спокойно.  Все тревоги ушли.
-Капельки воды поблёскивают на её груди. Она ладошками их снимает и проглаживает. Идёт к мужу.
- Ваня, Ванечка. Вот состоялось. Помнишь, был такой сон. Я тебе рассказывала. И такой же белый костюм у товарища, а ты посмеивался, что кто сейчас мусор на себе носит, все одинаково голышом. Не рационально. Помнишь?
-Помню, помню. Давай детишек.
- Птичкой-синичкой вспорхнула Анна, потом Николай, Игнат… Вся семья. Слава Богу.
Оделись.
-Вот теперь прошу на завтрак. Садитесь, пожалуйста. Остальные дела потом.  Надо нам от вас получить максимум, что вы знаете из Писаний.
 Завтрак прошёл чинно, благородно. Были служащие, которые относили-приносили. Смена блюд. Почти как дома в хорошем ресторане, но без казённых стен, а по домашнему Или из тех описаний старинных дворянских обедов. В домах, где благочестие и древний уклад.
Снова кабинет.
-Я вам хочу предложить посмотреть все наши основные службы. И, конечно, без ограничения, что вы пожелаете сами. Вот схема планетного обустройства. Название службы и её цвет. Дам вам персональный шар. Его скорость очень высока и вы в любую точку добежите не более чем за час.
Опасностей для вас нет. Работайте. А мы, с вашего позволения, скачаем из вашей памяти всё о Священном Писании. Согласны?
 Конечно.
-Вадим Андреевич, в сопровождении статского советника вышел из здания. На поляне стоял золотистый шар. Створки раскрыты. Пожалте с добром.
 Этакая просторная посудина. Полукресла по периметру. Пульт как глобус, может прокручиваться. Здорово, места мало занимает, а весь фронт работы в нём. Так поищем серенький дом в белый горошек. Искать нечего, он первый на картинке. Легонько коснулся. Створки сошлись. Блеснуло что то снаружи, слегка качнуло и…створки открылись. О! Так быстро? Сюда добрый час пробирались. А обратно мигом. Что ж, правительственная карета. И кони боевые.
 Вадим Андреевич сошёл на поляну. Эх, тросточку забыл у Ивана да Марьи. Ладно. Пусть. Может с неё скачают то, что эта палочка видела и слышала. Технологии у них высокие. Осилят.
Это в детстве Вадим Андреевич, начитавшись о путешествиях и приключениях, мечтал сам побывать в местах неизвестных. Там обнаружить нечто древнее. Захоронения воинов или царей. И по серёжкам или мечам услышать и увидеть всё, что видели эти серёжки, или слышали эти мечи.
Грохот боя, крики наступающих, свист стрел. Вопли раненых. Нет воплей не надо. Без них. Это всё так интересно. И вот сбылось. Теперь пусть Иван Петрович считывает с тросточки. И как она росла в Гуамском ущелье свои тысячи лет. Как попала в город. Три года подсыхала на антресолях в кухне. О, сколько она там наслушалась. Такие откровенные разговоры. Ибо именно на советских кухнях открывают новые миры, осваивают планеты, создают новые машины, целуют чужих жён, перемывают кости всему ЦК КПСС и Верховному совету СССР и его Президиуму, заодно. Пытаются получить потомство от Валентины Терешковой и летавшего с ней космонавта. Что бы делала страна без кухни. Скучное прозябание. Сколько политических баталий по устройству государства, о вождях. Все сплетни мира. Порой и с достаточной агрессивностью. Особенно, когда нет в магазинах колбасы или перебои с сахаром. Иностранцу или инопланетянину не понять кухонных разговоров. Это вне сомнения. Ну, пусть Петрович поломает голову. И песни наши послушает. Такие милые и душевные русские песни. Ведь сколько застолий было. 1 мая. После демонстрации. До позднего вечера. Дни рождения. А их четыре. 7 ноября. Святое дело. День Октябрьской революции. Кому только не мыли костей. В.И. Ленину в первую очередь. Ему и запломбированный вагон припоминали. Немецкие деньги. Хитрый шаг февраля 17 года. Как он обошёл или обдурил все думские фракции и взял власть в стране. Лёве Троцкому таких комплиментов сыпалось. И его мечта о потоках русской крови. Самое ласковое: морда жидовская. Ибо в народе есть строгое различение еврея и жида. Может в верхах пасли как то евреев, но простой народ не отличал никого по национальному признаку. Все одинаково трудились на производстве. Одинаково страдали от чиновников. Так же гонялись за продуктами и одеждою. Гребли на субботниках лопатами и граблями. В храмы особенно не ходили и не видели еврейских синагог. Нам что Сеня Нискин или Володя Монисов, а они, как оказывается, были евреи, что Жора Варжабедян или Миша Петроян, армяне, или Казбек Джамирзе все одинаковы. Со всеми вместе строили социальное государство и мечтали о коммунизме, когда работать по способностям, а получать, по потребностям, но как оказалось, что в дороге, по этому пути, кормить и не обещали. Так шутили, потому что с продуктами сложности были.
На площадку высыпало всё семейство. Некоторая напряжённость момента. Что? Как?
Нормально. Побеседовали с самым главным на планете. Дано добро на пребывание. Даже, вот, личную карету дал.
Все уселись за стол. Рассказывай.
Вспоминает Вадим Андреевич встречу. Где словами, где и без слов считывают мысли, образы. Легко так беседовать. Тем более чувствуешь ответную теплоту. Вот дошли до момента крещения. Прокрутили несколько раз.
 -А нам так можно? Мы тоже хотим. Мы тоже признаём всю духовную науку, как руководство к жизни. И нам этого тоже явно не хватало.
-Вадим Андреевич, родненький, крести.
Не просто решиться на такой шаг и для них, и для Вадима Андреевича. Но надо. Тем более что не звучит тот голос. Не остерегает и не останавливает.
 Готовьте купель.
Что значит уровень развития. Что значит технологии. Об этом как то и не задумывались. Весь мир топает то в лаптях, то сапоги примеряет. А тут преобразование энергий. Такое универсальное сырьё. Лепи куличи, только представляй точно, что тебе хочется. А то вместо стула можно курью ножку получить. Вадим Андреевич подумывает об этом. Надо как то испросить девчат или мамочку, как это в натуре делается. Но пока все хлопочут, создавая купель. Смеются, что то убирают, другое лепят. Привыкли. Им это обыденно. А у Вадима Андреевича мурашки по телу. Руки чешутся. Самому бы так.
-Готово.
 Среди комнаты этакая ладья. В цветах, лентах. Девчонки вкруг. В длинных до пола белых рубахах с вышивкой по нижней кромке. Смотри, -удивляется Вадим Андреевич,- и этот момент усекли. Деталь как бы и не заметная, а смысл глубокий.
 Вода плещется, играет.
Благослови, Господи.
-Вадим Андреевич, во всём своём парадном мундире, забирается в купель. Прислоняется к борту: -давай, народ, залезай.
 Чинно переваливаются через борт, плюхаются в воду, устанавливаются.
-Вадим Андреевич читает Отче наш, Богородице Дева радуйся, Да воскреснет Бог. Крестится трижды. Сам исполняется не сказанного вдохновения.
-Крещается раба Божия……и всех по очереди трижды окунает с головой. Как положено, как написано в Уставе.
-А крестики? Девоньки. Про крестики и забыли.
-Нет не забыли. Вот они. И на тарелочке подают настоящие, золотые крестики. На шнурочке.
Вадим Андреевич одевает, завязывает узелок, целует в макушечку. –Поздравляю.
Такой момент. Так торжественно, радостно. Думал ли, что возможно такое. И не представлял. Жаль только, что не в сане и нет требника. Но, как есть, как Господь управил.
 Слава Богу.
Их учить, по сути и не чему. Ибо всё, что знает Вадим Андреевич, они впитали. Вероятно и духовное состояние тоже.
Но жизнь продолжается. Костюм Вадима Андреевича расстелен для просушки и восстановления вида. Звучит сигнал на гимнастику. Оная начинается. Потом все валятся в купель. Там уже обычная шипучка, которая пузырится и пенится.  Народ ныряет, плещется и усаживаются за стол. Ибо есть действительно хочется и жареная с луком картошка, кусочки баранины с подливкой, моментам сметаются с тарелок.
Отдых. Тихий час. Все рядышком. Успокоились. Только ровное дыхание. И необыкновенное чувство теплоты.
О! Господи. Чудны дела твоя.

 Утром, после всех официальных мероприятий, Вадим Андреевич отправляется в путь. Он наметил себе план посмотреть жизнь людей с самого появления на свет и до…..
-Девочки, счастливо оставаться.
-И мы хотим. Нам тоже интересно посмотреть , как здесь живут. Чем занимаются. Поучиться чему.
Но мамочка быстро всех ставит на место:
-Вадим Андреевич по службе, а не на прогулке. Не на экскурсии или нечто подобном. Пожелаем ему доброго пути и возвращения. С Богом!
Роддом. Вадим Андреевич, конечно, выбрал 23. Тот, с которого и начинал. Он весь в белом.
Знакомое окно. Дамочка в обычной позе.
-Я вас приветствую, мадам.
Дамочка повернула голову. Задержала взгляд на фигуре, потом на лице. Внимательно осмотрела все детали одежды.
-Никак это вы, Вадим Андреевич? И с чего в таком одеянии? Вы как из высшего командного состава?
-Вы меня узнали, дорогая? Неужели помните?
-Конечно, друг мой. Помню. Ибо то, что вы появились, совершенно необыкновенное явление есть.
-Как ваше самочувствие, мадам? Как растёт дитя?
-Как обычно. Ведь это уже восьмое. Дело привычное. А вот где вас, пользуясь вашими оборотами речи, носило? И откуда такой наряд.
Вадим Андреевич рассказал обо всём, что произошло. И о встрече с Главой и потерпевшей аварию семье. И при всём этом рассказе, у него стоял вопрос: -а с чего это дамочке, которую он, по земному, назвал Эмма, стало что то интересно.
Дамочка этот его молчаливый вопрос считала и….дивны дела Твои….улыбнулась.
-Эмма, вы можете улыбаться? А рационально ли это?
-Вы знаете, Вадим Андреевич, с момента вашего появления, что то во  мне изнутри как бы проснулось. Всё это постоянное отупение и безразличие продырявилось живой мыслью. На фоне этих 10 лет, что я здесь, вы совершенно новое нечто, которое не предусмотрено в этой жизни. Которое неизбежно выделено и остаётся в памяти. Я много прочла находящееся в вашей голове. И оно, не то что тревожит, но оно расшевелило и мои мысли.  Я представляю вашу планету, вашу жизнь, ваши дела. Всё непривычно и непонятно.
Совершенно немыслимо представить стояние в очередях за продуктами, оплата за них какими то бумажками. Столько вещей в ваших жилищах. То, что вы называете книгами. Это же сплошной мусор. Вы только что и делаете, что этот мусор производите и боретесь с ним. На это, как мне видится, уходит вся ваша жизнь.
-Это как посмотреть. Если с точки зрения вашего рационализма, то, пожалуй, да. Но мы не находимся на таком высоком уровне технического развития, как у вас. Мы всё вынуждены делать из сырья, а не, как у вас, из энергии. У нас нет единой погоды по всей планете. Но у нас есть и такое, чего нет у вас. У нас каждый человек – личность. Со своими вкусами, понятиями, желаниями, эмоциями. Мы едим только то, что хотим, конечно, исходя из возможностей. Да. Может и не рационально иметь такое обилие блюд, но мы не пришли ещё к такому пониманию рациональности. Использования каждого человека строго по необходимости. И жизни человека до рационального предела. Есть у нас и хворые, и прикованные к больничному ложу, инвалиды и много чего такого. Но..пока есть. Мы к этому привыкли и живём, как живём, стараясь преодолеть эти трудности.
-Я вот представляю это, и мне не то что страшно, но…не очень понятно. Особенно больные, калеки, безнадёжные с детства.
-Знаете, Эмма, здесь не только материальная сторона дела. Здесь и душа и Дух. И всё, что мы претерпеваем, формирует нас как человека, как носителя Образа и Подобия Божия. Формирует как личность состоящую из добра, любви, счастья. Это всё очень далеко от механизма рациональности. Но это не в упрёк вам и вашей системе. Вы сами за себя решаете. Вы это выбрали добровольно. Вам так нравится. А я вижу вашу жизнь. и мне это не подходит. И когда я вернусь домой, расскажу, что нам нужно принять, а что избежать. Конечно, если кто послушает.
Дамочка притихла. Вроде и вздохнула. Оживает, что ли? Это может быть и опасно.
-Нет, Вадим Андреевич. Не опасно. Не волнуйтесь. Я не выхожу за рамки дозволенного.
-Скажите, дорогая, а где можно посмотреть на рождённых детей? Я наблюдал, как их определяли в этакие пеналы с соской, потом видел, как сдаивается молоко. А дальше и не знаю. Это можно посмотреть? Вы мне можете показать и быть как бы экскурсоводом. Ибо одно дело догадываться, а другое слушать знающего человека.
-Конечно. Сейчас время гимнастики подходит, отработаем и, пожалуйста, сходим.
 Уже знакомая картина. Всё как механизм. Только и отличие, что в разной степени трудятся экзекуторы.
Дамочка возвращается. Сегодня ей досталось.
-За что это вам, мадам, сегодня перепало?
-За вялость. Не в должной мере напрягала тело. Вот его и взбадривали, исправляли настрой.
-Больно?
-Конечно.
-И у вас нет чувства протеста?
-Чувство есть , но протеста нет. Всё правильно. Моё тело должно быть в необходимой физической форме. Рационально.
-Долбаное ваше направление, -пробурчал Вадим Андреевич.
-Нет, друг мой, это правильно. Если мы отойдём от этого принципа, вся система рухнет. И тогда крах всему. Мы просто вымрем.
- И то так, -подумал Вадим Андреевич. И ему представился серый волк, которого выгнали из зоопарка, где он родился и прожил в клетке всю жизнь, и теперь шатается по улицам города и додыхает от страха, голода и огорчений.
-Вот дети этого года. Со второго корпуса. Здесь оставлены не имеющие видимого изъяна и научившиеся брать корм.
-Простите, как я понимаю, это не все, которых родили?
-Конечно. За эти три месяца произошёл отбор. Кто то сам отошёл, у кого то проявились отрицательные признаки. Здесь оставлены только здоровые.
-А остальные, что с отклонениями?
-Они переведены в раствор, который, как энергия, направляется на разные нужды. Как и молоко, которое сдаивается и остаётся лишним.
-Скажите, а все роды в этом корпусе прошли благополучно?
-Я не знаю. Но не должно быть осложнений, потому что отбор на  материнство очень строгий и физическая форма, как вы видите, поддерживается неукоснительно.
-Ну, всё же? Вот раз, и сбой. Не смогла, не разродилась. Пришлось доктора вызывать.
-Нет у нас докторов. Просто переводят такую в раствор, а на её место приводят из резерва. Представьте себе, это надо целую систему вводить. Обучение, лекарства, оборудование. А для этого новые заводы, специалисты. Это целая отрасль, которая абсолютно не рентабельна. И работа спецов от случая к случаю, а остальное время только потребление. Не рационально.
Да, Эмма, но это же люди! Живые люди.
-Да. Живые люди. Но: еда бесплатно, климат бесплатно, обучение и обеспечение работой бесплатно, появление на свет и уход бесплатно. Вся жизнь полностью обеспечена во всех составляющих. И всегда здоровы. И нет болезней, мучений, сомнений. Живи и радуйся. Не так ли?
-Оно то так, но слишком, уж, рационально. Непривычно для меня.
-Ну, кто что выбрал. Мы вот так. Конечно, бывают смутные желания. Наверное, проявление естества, которое имеет свою генетическую или какую память или ещё что.  Вот мне, опять же, с вашей подачи, от ваших мыслеформ и представлений, смутно захотелось лечь с вами рядом. Интересно, что я могу почувствовать такое, что вас, землян, тянет друг к другу. Ложитесь рядом. Снимайте ваши, простите, тряпки.
-Эмма. У нас так не принято. Это как то не естественно.
-Как же не естественно, когда вы каждый день ложитесь спать с женщиной.
-Это не женщина, это жена, хотя, конечно, она есть женщина.
-Но вот я читаю ваши мысли, что и не с женой ложитесь, и не только спать, а скорее наоборот, весьма бурно действовать.
-Это противоправно, противозаконно. Это в рамках морали и нравственности и наказуемо.
-Как наказуемо? Кто и как наказует?
-Вам не понять Эмма. Есть партком, профком, всякие общественные организации.
-И что? Члены этих ведомств кристально чисты?
-Увы. В этой братии, как раз, и наибольший разгул страстей.
-Страстей? Это что такое?
-Страсть, это когда разумом понимаешь, что нельзя, а сил удержаться нет. Вот и валяешь тётку чужую. Если это касается блудных страстей. О которых ведём речь.
-А вот мне хочется испытать, появится ли в моём теле такое желание или оно подвержено строгой дисциплине состояния оплодотворённости. А есть ли на земле у кого такое состояние.
Конечно. Ни одна животина, например, собачка, кошка, корова, коза, может, бегемот или слон, не знаю, не имеет желания в период беременности заниматься такими делами. Только человек. И, если, по правде, то в такой период самым усиленным образом. Ибо при случайных связях всегда боятся женщины оплодотвориться. Не рационально, если по вашему.
 Экскурсия как бы и закончилась. Они вернулись в комнату. Время обеда. Но пока не омоешься, есть не дадут. И Вадим Андреевич принялся решать вопрос:-есть или не есть. Остаться при параде или пройти процедуру пузырькования. Но что то уже изменилось в понятиях землянина. Как то попривык к образу жизни этих планетян. Он неспешно разоблачился. Чем вызвал крайний интерес дамочки к каждой вещице. Особенно её удивили носки и шнурки на туфлях. Хорошо хоть, подумал Вадим Андреевич, она не стала разглядывать имущество на своём ложе, мигом бы растворилось и вошло в запасы энергии планеты. И пока рассматривались пуговицы на рубашке, Вадим Андреевич улёгся на ложе. Запузырилось, защипало. Видно припылился изрядно.
 А вот и харч прибыл. Они уселись рядышком на полу и заскребли ложками.
-А ведь ложки и миски можно изъять, огласил Вадим Андреевич. Не рационально иметь посуду, мыть. Сделать как в детских пеналах:-сосок. Пришло время, захватил губами и соси.
Эмма заулыбалась:-нет. Нельзя. Должна быть норма. И всегда останется в трубах подачи. Как мыть? Ибо еда должна быть абсолютно свежей. Пока так.
После еды, конечно, сон. Вадим Андреевич протянулся вдоль ложа, по полу. Сунул барахлишко под голову и собрался подремать. Дамочка повертелась на своём лежаке, повздыхала и…попирая законы рациональности….и проявляя остаточные принципы женственности…прилегла рядом.
 Эмма «пролистывает» жизнь Вадима Андреевича. Но для неё это, как книга на незнакомом языке с картинками. Она не может прочувствовать ощущения, она только видит действия. Что и как делается. Вот многократно повторяется одна и та же картина домашних вечеров. Ужин, чтение книг, уложили спать детей. Ложатся рядом, поговорили и …Одно и тоже каждый раз. Зачем? Для какой цели? В чём смысл такой траты энергии? И ведь женщина не в состоянии беременности. А вот она уже оплодотворена, и продолжает  занимается тем же. Это привычка? Или так положено. Или это снимает эмоциональные нагрузки прошедшего дня? Вот есть ссылка на установление Свыше, что женщина всегда будет иметь  тягу к мужчине. Но тяга, это одно, а каждый день пустых трудов? Как это понять, а ещё и почувствовать. Может быть, это просто особый род гимнастики. Ибо не занимаются люди плановыми упражнениями в течение жизни. Только некоторые. Все остальные только ночной. Хотя, как считывается, то и днём бывает.
 Вот он, явно мужчина, лежит рядом. Что я должна, как женщина, чувствовать. Где у меня есть, по этому вопросу, эмоциональная часть. Да, собственно, эмоциональной части нет ни по какому вопросу. Когда мы говорили о выбраковке детей и рожениц, во как у него горело лицо и весь как бы бурлил внутри. А я? Для меня это нормально. Это правильно. Любое другое решение –не рационально. И если нарушить закон рациональности, то вся система истощится, рухнет. И не станет привычных удобств, слаженности работы всех систем. Просто не станет страны-планеты.
Эмма разглядывает Вадима Андреевича. Его лицо, шею, плечи, грудь. Почти одинаковое. Всё это тщательно изучалось в университете материнства. И знакомо как теоретически, так и практически. С одной лишь разницей, что мужчины Эмминой планеты не реагируют на оплодотворённое женское тело. Собственно их реакция происходит только тогда, когда это нужно женщине. Как говорил Вадим про земных животных. Но у нас нет животных, ни каких. Только мы, люди. А свойства, как  не у людей на земле. А у землян как то странно всё. У козочек, собачек…рационально, а у высших, как себя называют люди, не рационально. Так кто же высший тогда?
Тихий час закончился. День идёт строго по плану, но Эмма ловит себя на мысли, что она имеет посторонние мысли. И не то что посторонние, а мыслит. Чего с ней никогда не было. Ибо жизнь её профессии не требует размышлений. В её жизни всё решено и вписано с систему действий. И результатом должен быть здоровый ребёнок и сама здорова.
Вадим Андреевич облачается в свои светские доспехи. Эмма с улыбкой смотрит, как натягиваются носки, завязываются шнурки, повязывается галстук. Ей как бы и безразлично, но смотрит, осмысливает, примеривается. Сравнивает вид одетого и … Даже возникает какой то интерес и сама застёгивает пиджак. Вадиму Андреевичу кажется, что Эмма улыбается.
   Карета подана. Эмма ноль эмоций. Хотя Вадим Андреевич и спросил, какая ступень жизни следующая. Из её объяснений он понял, как это не звучит своеобразно для людей, это откорм и дальнейший отбор.
Длинные серые корпуса. Тысячи ячеек с детьми. Они могут вставать, перемещаться, держась за перильца. Есть и соски и, простите, кормушки. Режим строжайший по времени. Выработка условных рефлексов, как это обозначил бы Вадим Андреевич. Гудок – мытьё, свисток –еда, звонок – клетка колеблется и дитя, хошь – не хошь, занимается гимнастикой. Смотреть не на что . Но в этом откорм-питомнике множество рабочих. Они постоянно проходят вдоль станков и внимательно присматриваются к содержимому. Постоянно извлекают и перемещают живущих.
 Вадим Андреевич испрошает сотрудника: скажите, любезный, у вас есть начальство
-Да. В том зелёном корпусе.
-Ого, отметил про себя Вадим Андреевич. Здесь не только «Да» -«Нет». Здесь  общение шире. Сам продолжил мысль, прочувствовал, что за вопрос будет дальше.
Зелёный корпус стоит несколько особняком. И это не мёртвая территория, а есть цветник, некие украшения. Внутри коридор и двери.
Здравствуйте. Я могу видеть самого главного начальника?
 -Пойдёмте, я вас провожу.
-Ого! Во как здесь, -мелькнула мысль.
-Да. У нас так. Мы более высокая ступень. Мы управленцы.
-Ступень ступенью, а всё одно голяком,-опять же съязвил наш землянин. И припомнил Ираиду Аристарховну, которая каждый день в другом наряде.
-Сюда, пожалуйста. А что мы без одежды, так это такой порядок. везде. Да и одни мужики, ведь. Перед кем изощряться, то?
Начальство представилось в виде обыкновенного мужчины, лет под сорок. Розовый с перламутровым оттенком. Вот и всё отличие.
Скажите, чем занимается ваш комплекс.
-Задача проста. В процессе откорма производить отбор наиболее подвижных. И конечно, выбраковку. Из наиболее подвижных получатся потом руководители направлений. Это такой биологический закон.
 А если эти активные ребята вместе со всеми будут, не исчезнут ли их особые качества при одинаковых со всеми условиях?
Мы постоянно контролируем ситуацию. Отбираем этих шустрых, перемещаем в другие условия, в отдельные, даже, помещения. Ведь существует и какой то внешний фон, который воздействует на личность, особенно в момент начального, необдуманного роста. Эта работа проводится постоянно изо дня в день. Когда мы замечаем снижение активности индивидуума – это значит либо ему мало нагрузок и ему скучно, либо переусердствовали. Тогда и проводим корректировку. От нас зависит качество кадров. Ибо на Самом начальном этапе жизни нельзя дать перегореть или устать. Нельзя недоразвить или перегрузить.
Логично, -подумал Вадим Андреевич. Вишь куда их занёс рационализм. Он краем уха слышал, что и у нас есть некое наблюдение за детьми, кажется, в школе и институте, но такого и с ранних лет….конечно нет. Да и невозможно. Семьи разные.
  В натуре Вадим Андреевич увидел те же пеналы, соски, корытца. Постоянные омовения. Но у отделённых от общей массы, пеналы просторней, полы пеналов цветные, на стеночках различные предметы. Даже ложки разной величины.
 Техника сама отслеживает, какими предметами и какого цвета. пользуется ребёнок. Этим и определяется, в сумме с количеством активных движений, начальный уровень интеллекта.
Скажите, а как со здоровьем? Есть ли потери?
Потери есть на каждом этапе. У нас менее 1%.
-А потом?
У нас нет потом. У нас работа непрерывная, т.к. непрерывное плановое поступление.
Далее школы. По интеллектам и способностям к какой области.
 Вадим Андреевич остался ночевать в этом комплексе. Ему отвели стандартную комнату: стены, ложе. До сих пор  он не может привыкнуть к полному отсутствию мебели. Вот этакий –такой рационализм.
Утром  походил Вадим Андреевич по отсекам выпускной группы. Да! Значительно отличаются детишки-интеллектуалы от рядовых, если так можно сказать. Первые в чём то ковыряются, складывают картинки, сооружают пирамиды и некие произведения ума и рук. А серийные, молча лежат. И Вадиму Андреевичу моментом припомнилась м237107. Эмма. Которая просто лежит, хотя в ней и происходит работа её главной задачи.
 Позавтракали, если этот процесс, поглощение пищи, можно назвать земным словом. Попрощались, и красавец шар унёс Вадима Андреевича в следующую ступень подготовки. Здесь уже своя специфика. Здесь каждая из групп поступает в свою школу.
Вадим Андреевич пошёл в рядовую.
 Десять человек мальчишек. Обучение раздельное. Учитель. Предмет один. Способы передачи информации. Удивительное дело: здесь учат читать мысли. Здесь учат записывать мысли на носителе. А носитель? Таблички и острая палочка. На ум выскочили глиняные таблички древних народов, какая то богатейшая библиотека царя с клинописью, древние евреи с таким же написанием. Надо же! –такое и здесь. Но есть существенная разница. В материалах. И в самом письме, ибо здесь нет букв, а некие смысловые формулы, которые означают понятия. А сумма изображённых понятий передаёт мысль с высокой степенью точности. И ещё важная деталь, это запоминается навсегда. И учитель из своей головы передаёт ученику мыслеформы. Сложенные в сущность передаваемого. Этого и сам Вадим Андреевич постичь не смог. Его считывал учитель моментом, ученики тоже понимали без слов. А обратной связи, увы!- не было.
В группах интеллектуалов процесс тот же. Только передаваемые понятия более сложные и нарастание сложности в более высоком темпе.
С подачи учителя несколько детишек «поигрались» с земным инженером-конструктором. Вадим Андреевич представил себе трактор. Обычный ЛХТ-55. И поставил задачу: навесить стрелу для подъёма груза.
Результат? Один пацанёнок категорически отверг всю идею, как бессмысленную. Столько металла, столько технических затрат. Проще весь груз измельчить и перенести в ручных контейнерах.
Экономически целесообразнее.
Другой предложил применить примитивные подъёмные устройства, и от сложной базовой машины отказаться.
А третий вообще поставил под сомнение необходимость всех работ. Что, мол, надо исследовать вопрос практичности. Есть ли необходимость этих работ. Произвести начальный анализ.
 Не сказать, что несколько пристыдили нашу постановку задач, но в рациональности мышления ребятам не откажешь. И это 8 летки. По нашему второклассники.
 Вопрос к директору школы: а как учатся ваши девочки?
-Ни как.
  -Почему? Их разве не учат?
-Дело в том, что девочки, женщины нигде в производстве не работают. У них только одна задача-рожать. Поэтому они совершенно отделены от всех систем. У них своё ведомство, своё начальство. Своя система. Мы готовим базовые знания для всех категорий. Как бы школа. 8 лет. Потом высшая специализация по кадровому плану.
А ваши школы сосредоточены в одном месте или по всей планете равномерно разбросаны?
-Равномерно. Но принадлежат сфере начального обучения. И у нас нет выбраковки.  Конечно, есть естественная убыль от несчастных случаев, но это не более 0, 001%.
Спасибо. А где ближайшая женская школа?
-У вас, на командном табло шара, зелёные решётки. Счастливого пути.
  Шар опустился на площадку оазиса. Зелень, настоящая. Кустики, маленькие деревца. Цветники. Нечто подобие альпийских горок. Ручейки простой, настоящей воды. Вадим Андреевич набрал в ладошки. Не пенится. Умылся. Да. Настоящая вода. Как то и не привычно в этом царстве рационализма. А может быть и это есть верх рациональности. Не может же система нарушаться.
А вот и девчушки. Они особенно и не отличаются от мальчишек, которых только что наблюдал Вадим Андреевич. Ибо женское начало ещё не развилось. Но определённая жопастенькость, если так можно сказать, уже имеет место.
 Начальник школы –женщина. Нормально. Кто лучше знает всю специфику женского организма. Конечно, женщина.
Здравствуйте, товарищ директор.
Здравствуйте, Вадим Андреевич. Меня можете называть Фрося.
Это ваше такое имя?
-Да, если перевести на ваши понятия.
-А вы меня уже пролистали?
-Так вы открыты совершенно и не закрываетесь. Весь на ладошке.
-Спасибо. А это хорошоили плохо?
-Конечно хорошо. Со скрытым человеком сложно говорить. С одной стороны не всё понятно, а с другой…есть и опасение, что и зачем он скрывает.
-А вы умеете скрывать?
-По роду службы необходимо. Ибо не всё сразу нужно отдавать детям. Надо по мере взросления.
-Фрося, у вас особое ведомство. И, наверное, особое подчинение?
-Да. Мы подчиняемся только высшему Совету планеты. Точнее: -главному заму начальника планеты.
В смысле заму Ивана Петровича.
-Да. Его жене. Марии.
-А я то думал, что она просто жена.
-Она, конечно, жена. Но она же и отвечает за рождаемость на планете.
И вы в курсе всех дел вашего ведомства?
-Конечно. Мадам Мария это неукоснительно соблюдает. И чётко регулирует этот процесс.
Какие предметы изучают будущие матери. Что им необходимо знать.
Сложный процесс производства требует и рабочих, владеющих этими сложностями. Поэтому женщина должна произвести ребёнка не просто как кусочек материи, тело, а тело начинённое интеллектом. Поэтому у нас и у женщин высокая подготовка по специализациям. Вы знакомы с 23 роддомом. Это 71 профессия. Проектировщики. Этому и будущая мать готовится по всей программе этих работ, затем приобретает опыт практической работы и только тогда направляется на свою главную службу.
-Но по мере лет она утрачивает навыки профессии. Не так ли?
 Этот вопрос иногда поднимается. Но, как показала практика, заложенный профессиональный интеллект не исчезает и передаётся ребёнку. Есть случаи сбоя программы, но он корректируется в профессиональных школах. Процент очень мал и корректировки по женской линии не требует, но сам вопрос под постоянным контролем. Что бы вы хотели посмотреть? В чём ваш интерес?
-Интерес не сформирован в конкретную цель. Смотрю, вижу, осмысливаю. А цель? Что то домой довезти. Сделать какие выводы для себя. Просто интересно. Вот мне интересно, как вы лично живёте. Как планируется ваш день, ночь. Месяц, год. Почему у вас цветы, зелень. Этакие озерца. И вода настоящая.
-Пойдёмте, посмотрите.
-Этакий загончик. Куча обыкновенного песка. Корыто с водой. Девчушки копаются в песке. Лепят куличи. Нечто вроде тряпичных кукол, которых они купают. Натирают песком. Как дома, в детсаду, только что голенькие.
-Это уже самостоятельные. Они уже вне пенала. Уже приучены к графику, сигналам, сами едят. На каждую группу воспитатель-корректировщик.
-А что надо воспитывать и корректировать?
-О! Много что. Это и проявление агрессии, которое надо моментом пресечь болевым импульсом и добиться устойчивого рефлекса. Это и правильные действия при еде. Не смешивать еду с водой или песком. Это и слёзы утереть и приголубить. Не дать развиться безысходности. Это большая и серьёзная наука, Вадим Андреевич. От этого зависит вся жизнь будущей матери . Если она ещё ей и станет.
-А что? Большой процент профессиональной непригодности?
-Сейчас уже меньше. Мы разделили рождение мальчиков и рождение девочек. Когда это было в обычных домах, то отпад был до половины. Теперь у нас специальные заведения, там рожают только девочек. И выхаживают, и обращаются гораздо по другому. Как результат, потери не больше 1%.
-Эти 1% в утиль?
Нет! Мы используем их в качестве служащих при этих роддомах, в женских школах, во всех женских учебных заведениях.
-Ваши будущие матери, в какой то период обучения контактируют с мужчинами?
Да. Это неизбежно. И в процессе обучения, по направлениям, и на практической работе.
 -И как они общаются. Не бывает случаев, так сказать, не планируемого полового общения?
-Это очень сложный момент жизни. Нам приходится применять биологически сложный приём пресечения половых проявлений женского организма. Суть в том, что мужчина не прореагирует на женщину, если она не продуцирует потребность в оплодотворении. Если женщина оплодотворена, она не интересна мужчине. Вот нам и приходится создавать устойчивое положение ложной беременности. Тогда вопросов взаимодействия полов нет.
Однако время плановой гимнастики. Давайте, Вадим, приступайте вместе со всей планетой.
-Так я не знаю ни упражнений, ни ритма. Не слышу вашей внутренней музыки.
-А это мы моментом. Представьте себе, как вы дома в школе этим занимались. Вот, видите. ваш физрук даёт команды и ритм, и показывает сам правильность действий. Вот теперь ваш организм подстраивается под нашу систему. Входит в понимание и …вот вы уже и заработали. И не беда, что  тело не выполняет правильно, это придёт само собой в результате многократных повторений. Конечно, вы можете и не делать, но теперь, вы будите слышать и правильно исполнять.
Гимнастика кончилась. Фрося опускается на ложе и «шипит».
-Давайте, Вадим Андреевич, разоблачайтесь. Очищайте тело. Оно должно дышать свободно.
-Да, друг мой. Но везде девочки. Как я буду в таком виде пред глазами?
-Не переживайте. Ровным счётом ничего не произойдёт.
 -Ну, а теперь пройдём  по классам. По лабораториям.
О! Это действительно классы. Это лаборатории. Это всё можно пощупать, на вкус и запах попробовать. Тут и физика и химия, и биология, и…литература, музыка, бальные танцы. А физкультура!!! Тут все такие гимнастки, что и с Людмилой Турищевой и Ольгой Корбут вполне потягаться могут. И это с таким подъёмом и энтузиазмом. Мама родная!
 Начальная школа. Девчушки сидят на тапчанчиках, в руках нечто подобное глиняным табличкам. Учитель на стене рисует  похожее на иероглиф и втолковывает, что так изображается понятие свет. Затем изображает понятие ходить, приходить, уходить. Понятие частичности процесса и, наконец, понятие - раннее утро, только - только светает, то есть ещё не светло, но уже и не темно. Уже можно различить предметы. И скоро наступит день. Вот каждое дитя и наносит на пластину свои каракули, в сумме означающие конец ночи и наступление дня. Вадим Андреевич сам с интересом чертит на пластинке. К некоему рисунку добавляет рожки-ножки уточнений и получается то, что Фрося, внимательно рассмотрев, определила, как тусклый рассвет.
-«Утро туманное, утро седое…» -пропел Вадим Андреевич.
-Да, нечто такое.
Потом детям рассказали частичку истории страны. О том, как люди голодали, убивали друг друга. Не находили общего языка. Как было холодно или жарко. Как было опасно жить на свете. И что восстал из народа Рафаэль Тамм, объединил всех в одно государство. Установил незыблемый закон рациональности жизни. И все теперь сыты, не требуется одежды для утепления или защиты от зноя. Теперь каждый занимается своим делом по способностям, получает по потребностям. Все рады и довольны жизнью. Но это требует, как понимания, так и больших трудов каждого по предназначению.
Вот такая лекция для первоклашек. И это ежедневно, в разных интерпретациях, в зависимости от возраста и уровня подготовки, но обязательно. Так пояснила Фрося.
 Пятый, седьмой класс. Уже крепенькие девушки. Здесь как наши: химия, физика, биология. Особенно серьёзный упор на биологию, физиологию, психологию. Анатомию. Здесь буквально по косточкам, по жилкам перебирается человек. Его устройство, функции. И всё это не на картинке, а на живом. Высвечиваются кости, органы. Их непосредственная работа. Оптимальный, рациональный режим. И что происходит при отклонении от нормы, программы. Особенно функции женского организма, что вполне естественно для данного заведования.
День, второй, третий. Единый ритм. Трёх разовое питание, три гимнастики, два дневных сна. Ритм, как у всей страны. 16 часов трудового бдения, 8 часов ночного сна. И обязательная идеология. Ежедневно. Оптимальными дозами и качества. Но так, что человек как бы в этом убеждается сам. Он сам делает для себя вывод. Это его становятся личные, непоколебимые убеждения. Он сам так решил!
 Вот и совсем взросленькие. Здесь уже профессиональная подготовка.. Глубокая теория. Совершенно необходимая практика и тренировки. Казалось бы что проще. Или как у нас принято –легли, и - готово. А ещё и издёвок типа: одно неосторожное движение и ты –папа.
Нет. Здесь сбоев не предусматривается. Здесь –план. Здесь качество. Здесь рационализм доведённый до совершенства. Здесь как у Роднина-Зайцев. Тренировки, тренировки…..и Олимпийское золото.
 Вот так и здесь отрабатывается. Ибо женский организм штука очень тонкая. И кирзовыми сапогами по крахмальным скатёркам ходить не можно. Должно как у снайпера, каждый выстрел в цель.
Вадим Андреевич, вам плохо? -что то надо?
-Тебя, Фрося, надо. Мне такие уроки посещать нельзя.
-Но это программа. Без этого нельзя. А что, у вас такого нет?
-Фрося, друг мой. У нас в школе ввели уроки полового воспитания. Так там и у самих преподавателей уши краснеют. Не принято у нас об интимных делах говорить на людях.
-Но тогда могут быть грубые ошибки. Пустые труды.
-Этого у нас сколько хочешь. И пустые труды, и слёзы, и дети-инвалиды. Всё, Фрося. Закончим походы. Сил моих нет. Можешь ты это понять?
-А что сделать рационально?
-О, Фрося, что рационально? Тебя мне надо рационально.
-Это как? Скажи, покажи.
Через два дня, рано утром Вадим Андреевич улетал. Его шар стоял у клумбы. Створки раскрыты. Фрося, в голубом платье, белых туфельках, провожает. Лицо её слегка притомлённое,  глаза светятся, и ей явно не хочется расставаться, несмотря на весь рационализм и сытость  жизни.
 Вадим Андреевич отутюжен,  Вместо галстука голубой шейный платок.Фрося, а кто это в белом сарафанчике красуется на площадке? Что то личико знакомое, а припомнить не могу.
Это из центра приезжает, решает сложные вопросы, когда они возникают. Милый хороший человечек. Мы её очень все любим.
Фрося махнула рукой и белый сарафанчик мигом слетел к ним.
Если бы не в такой дали от дома, Вадим Андреевич сразу бы спросил: Сашенька, дитя моё, ты ли это?
Но здесь. Он смотрел-смотрел, и ничего кроме как: -простите, уважаемая, но вы так похожи на одну девочку на Земле. Просто одно лицо, только постарше.
И Вадим Андреевич совсем смутился. И совсем невпопад выдавил: да, и как ты здесь, и что делаешь…
 Папа Вадик, папа Вадик, ты такой большой и умный. Мир един, смерти нет, только жизнь, счастье и радость. Но всегда есть тот, кому надо вовремя утереть слезу. Поэтому я здесь и я так рада тебя видеть!
И  Сашенька обхватила шею Вадима Андреевича и зацеловала в растерянное лицо: -это тебе, это Танечке, это Яше, это бабулечке, это всем, всем, всем.
Фросенька, не стой статуей, отпусти тормоза. Грустью не провожай, проводи радостью.
Фросенька обняла их обоих, улыбнулась и обильные слёзы омыли грусть прощаания.

Путь к Ивану Петровичу.
 Просто, Вадиму Андреевичу всё ясно. Десяток лекций с упоминанием национального героя Рудольфа Тамма всё поставили на свои места. Как крайнее проявление глобализма, который и у нас на земле пытается ввести всю жизнь в жёсткие рамки понятия одного человека, под благими намерениями, которыми, как всем известно. мостится дорога в ад. Вот этот ад Вадим Андреевич и посмотрел. Предельный рационализм. Даже  человеческие выделения, обычный пот и слюна….всё собирается и извлекается энергия. И Люди, отработав свой срок здоровой жизни, не отдыхают, а утилизируются. Опять же на энергию. И нет одежды, как защиты тела и как отличия одного от другого, как посыл к выделению и тщеславию. Да. Всё рационально. Всё! До абсурда. С нашей точки зрения.
 Всё. Хватит. Домой.
 Но надо попрощаться с Юриком, Его сёстрами, Зинаидой. Может и с Эммой.
Юра, алло! Ты где?
-На разгрузке.
-Сколько у тебя времени?
-Час.
-Сейчас буду.
-Как дела, Юра?
-Надоело. Одно и тоже. Белка в колесе. Как маятник. Сначала тянуло. Лишь бы летать. А тут, какие полёты. Натура другое требует.
-Чего она требует?
-Знаешь, Вадим Андреевич, это какой то безумный мир. Еда, тепло, режим. На всём готовом. Но тебя нет. Понимаешь? Нет. Ты придаток, шуруп системы. И потребности, и способности, вроде, как и правильно, но не чувствуешь себя человеком. Жизнь, как нечто не реальное. Не знаю, как это по научному выразить, но…не по мне.
-А что остальные? Есть ли кто против такого?
-Не видел. Но иногда слышал, что приходило в голову некоторым идея другого порядка. Однако таковые моментом исчезали.
-Логично. Система охраняет себя.
-Вчера прилетали сюда шары-утилизаторы. Смотрел на это дело. Всё элементарно. Пролетает по ступеням карьера. Одного высаживает, другого забирает. Вот так за день и обновили контингент. И как копошилась публика, так и продолжает, только и того, что вместо Васи, на этом месте – Петя. Так и имена им ни к чему. Ведь ни поименного  учёта, ни зарплаты, ни премий. Всё серые будни серой массы.
-Ну и что надумал?
-А ничего.
-Ну, ладно. Крути баранку дальше. Я –домой. Может, махнём к нам? Правда, у нас нет сытости. Тепла всеобщего, всяк за себя сам. И энергии нет общей, и тряпки или что, самому добывать надо.
-Но вы как то выживаете?
-Выживаем.
-Если возьмёшь, поеду.
-Ну, и добре.
-Ещё, Вадим Андреевич, здесь рядом энергофабрика. Вчера на подлёте видел огромную вспышку. Если интересно, глянь.
-Спасибо.
-Шар завис над пепельной площадкой. Ниже, ниже. Сел. Развороченная земля. Кое где струйки дыма. С краю группа людей. Все одеты в костюмы. На голове шапочки, как каски.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Могу спросить, что случилось?
-Оно и так видно. Энергоблок взорвался.
-?
-Выработка энергии превысила потребление.
-А что диспетчер?
-Так, оного нет. Автоматика. Экономят местные на всём. В том числе и на спецах. Вот и летят на воздух, время от времени.
-А что автоматика? Это же надёжней человека.
-Как сказать. Пока всё в рамках её компетенции. А как за…так и полюбуйся.
-Ну а диспетчер? Что бы он сделал?
-Не знаю. Но у него голова на плечах. Принял бы решение, на которое автомат не додумается. Живой же.
-А, простите, вы лично, как бы поступили?
-Да траванул бы лишку в атмосферу. Вот и всё.
-Но это убытки?
-А это? Прибыль?
И то так.
-А вы откуда?
-С планеты Земля.
-У вас тоже автоматика?
-Есть и автоматика, но больше живой головой.
-Вот и правильно. Хоть и не так чётко, как железяка, а всё надёжней. Но и это надо по уму. А то лох какой сядет за пульт и публика с голоду перемрёт Всему мера.
-Во! Всему мера! И, наверное, время.
-Так и что делать будете?
-Это как Петрович решит. Либо новое, либо, просто, зароем.
-Иван Петрович, говорите Он дома?
 -Нет. Втык получает у своего шефа. Завтра утром будет.
-Спасибо.
Что тут смотреть. Было что то, стала яма. И загребать нечем. Всё разнесло пылью на пространство. Но что то останавливало Вадима Андреевича. Он присел на скамеечку своего шара и наблюдал. Спецы поговорили, посоветовались. Немного как и поспорили. Потом у них, как ни откуда, но Вадим Андреевич знает, что это преобразование энергии, появился стол, стулья. Все уселись лицом к этому котловану и…. стенки оного стали сближаться. Стало совсем ровно. Потом затянулось этой седой травкой. Работа закончена. Было дыра, и нет. И это моментом. И это тоже работа энергии.
Вот нам бы так научиться, вздохнул инженер –конструктор-Изобретатель СССР Вадим Андреевич.
Мария встретила приветливо. Усадила за стол. –Чем угощать? Что будете? О чём соскучились?
-По людям, Мария. По тебе, Ивану Петровичу.
-Сейчас Ивану Петровичу прокачку делают. Ему в вину ставят этот энергоблок. Всё правильно. Раз Главный, значит за всё отвечает. Эти местные во всём сокращают расходы. Вот и получилось такое.
-Маша, а что, у местных есть правительство?
-Есть. И центральное, и по ведомствам.
-И они живут, как все?
-В какой то степени да. Потому что из управленцев выдвигается.
-Кем?
-В этом и весь фокус, что кем. Если бы. Не кем, а чем! Здесь работаем всепланетный искусственный мозг. Он за всем следит, всё контролирует и управляет с одобрения ведомственного и центрального аппарата. И кандидатуры подбирает в эти учреждения сам. По реальным результатам деятельности каждого человека всей планеты. Вот такие здесь вещи. Конечно, сами люди этого бы не смогли. Он беспристрастен. И, видно, всё правильно. Но потом люди и остаются людьми со всем тем, что им  присуще. Вот тут и проявили своё людское, когда автомат хотел сброс сделать, а они пожадничали. Решили потерпеть. Авось потребность подскочет и снимет пик. Вот и сняли, прости Господи. Там сейчас наши аварийщики работают.
А почему не местные?
Аварии на нашей ответственности.
-О! Делать –они, а разгребать вам?
Так решили сверху. Нам проще и дешевле. Наш уровень выше. Поэтому затраты –ниже.
-Ну, Вадим Андреевич, сотворим молитву и за трапезу.
Маша с детишками уселась за уроки, а Вадим Андреевич сел у экрана смотреть мировые новости. Это постоянно текущая передача с кораблей, которые сели на незнакомые планеты и что там видят, то и передают. Примерно, как наше телевидение, только шире охват. Сотни кораблей, десятки передач. Есть и путевые, где только россыпи звёзд и пейзажные мотивы. Так хорошо видна закономерность Творения. Ничто ни мертво. Всё находится в движении и рациональности форм. Но эта рациональность вселенского масштаба. Её логическое построение на разных этапах жизни. Дрёма незаметно окутывает Вадима Андреевича и он отключается. У него другое видение. Он наблюдает землю. Точно так, как показывают с наших кораблей. Проплывает Австралия.  Множество островов. Наползает Азиатское пространство. А вот и наш Союз. Ого какая территория. Мелькает Англия, Надо же, такая малява, а колоний на четверть мира нахватала. Мал клоп, да вонюч. Вадим Андреевич силится понять, что заставляло быть такими жестоким людей. Ради золота, ради дорогих камней. Ради чисто условных ценностей губить истинные: людей. Убивать, насиловать, нещадно эксплуатировать. И держать под страхом. Страхом боли. Неизбежно прикатывается эта планета. Нет страха, нет боли. Нет золота и мехов. Нет материальных приоритетов.  Как бы все равны. Все трудятся. Нет голода, холода, болезней. Но нет и улыбок. Нет радости. В чём счастье? С чем сравнить? Где абсолют? Нет абсолюта. Как счастлив был Вадим Андреевич заполучив старенький «Запорожец». Как светились глаза, и сколько было радости у дворовой ребятни, когда она набивалась в этот «Запор» битком и прокатывалась круг квартала. Что дороже? Эта мелочь или глобальное решение проблемы голода?
Какой человек счастливее? И можно ли об этом говорить?
Вадим Андреевич открывает глаза. Камеры показывают схватку каких то животных. Явно хищник, типа нашего волка, прижал нечто заячье. Тот отбивается, извивается. Остальные собратья разбегаются. Никто не хочет помочь. А тут то и совсем немного надо. Пару – тройку животин. Но они бросились наутёк спасая себя. Каким то образом зайчик изворачивается, пребольно бьёт хищника. Тот ошарашен. А мелкий –ноги в руки, и смотался. Камера следит за ним. Вот он вскочил на поваленное дерево. Прилизывает шерстку и….щиплет травку. Жизнь продолжается. Это животина. Но и она испытала страх и боль. И она сейчас довольна собой. И по своему счастлива.
Утром прибыл Иван Петрович.
-Вадим Андреевич, моё почтение. Как путешествовал, что видел, что перенял? Какие новые подвиги?
Нет подвигов. Одни грехи.
-Ну, не без того. Познание процесс трудный. И не всегда гладкий. Я когда принял должность и объезжал все заведования таких дел натворил, не приведи Господи. Особенно в женском пансионе. Без малого гарем не устроил. Вот потеха была. А они не поймут. Директриса все мои желания исполняет, свято веря в необходимость таких действий. Всё искала в них рациональное зерно. А и какое там зерно, когда одни личные желания да похоти. Вот спасибо Марии. Вытащила. И уши надрала. И той даме как то умудрилась объяснить, не порушив основ системы. И на эвакуаторе посрамился. Это где в раствор людей переводят. Каким надо быть человеком, что б такое творить. Совершенно здоровых, таких красивых. Представь! –сами идут по наклонному спуску, погружаются в воду и…растворяются. Всё! Нет человека. Рационализм? Нет! Мой ум такого не принимает.
-А как у вас? В этом плане?
-У нас тоже нет болезней. Но каждый доживает до естественной смерти. Последний шаг, вздох. Энергия тела на ноль. Всё. А живут кто где. Кто в семье, кто в пансионатах. Кому как нравится. Но до последнего на своих ногах и никому в обузу. Мы так решили у себя. Так и сделали. И этим толкуем, но они упёртые. Они своего Рафаэля почитают и исполняют его планы. Конечно, время идёт. Оснащение меняется. Надо бы и им ввести жизнь до естественного конца. Но… Да и баланс энергий у них слабоват. Вот и эта станция ахнула. Кое что в натяг пойдёт. Придётся помогать. Свою станцию поставить. Мы то прямо из Космоса скачиваем, а они своими планетными ресурсами. Крайняя экономия, предельная рациональность. И проектировщики на этом зациклены. Не растут. Не исследуют пространство. Всё по Тамму. Как зомби. Но, я думаю, дело сдвинется. Всё же ребята умные. И подбор управленцев грамотный. Оно хоть и железка творит, но, с учётом изменений, она и кадры нужные подберёт.
Так что, Вадим Андреевич, домой собрался?
-Да. Насмотрелся. Надумался. Нагрешил. Заехал проститься. Спасибо за помощь, за «Ковер-самолёт». Как его вам перегнать?
Не беспокойся. Как на своём корабле стартуешь, так он сам вернётся. Ну, с Богом. Спасибо за духовную науку. Начнём свою планету учить. Наверно время пришло и для нас.
Вадим Андреевич порулил к серому дому с крапинками.
 Вот тут радость. Настоящая. Без сомнений. Девчонки повисли и не хотят отпускать. Зацеловали-заласкали. Мамочка и не пробьётся. Но она мудрая женщина. Она знает жизнь. Хотя и самой хочется этого бурного проявления добра.
 Она смотрит и радуется. И глаза повлажнели. И так захотелось домой. Где этот дом? Никто не знает. Вселенная такая бесконечная. Где затерялась та маленькая планета? Этот уголок счастья. Там где все дружны. Любят друг друга. Именно любят. Где все равны. Хотя и не лишены индивидуальности. Все трудятся. Все! И труд в радость. И без этого, человеческого труда жизнь захиреет, прокиснет. Потеряет свой цвет. Что здесь? Что мы видим. Собственно ничего и не видим. Нам дают лимит энергии, вот и всё. Конечно, благодарны за это. Но нет самой работы. Нет самовыражения. Нет радости участия в общем труде. Вот Вадим Андреевич. Его планета ещё в борьбе народов. Войны, болезни, голод. Но они трудятся и они этим счастливы. Хотя и ворчат и злятся. Дети. Вселенские дети. Но вот в духовном они преуспели. А мы и не знали такого. Не думали. Всё своим трудам и уму приписали. Ан, нет. Истина то к ним пришла раньше. И придут они к ещё более высокой форме бытия. Без сомнения.
Так и просидели весь вечер в обнимку. Грустно и печально. Расставание всегда грустно. Вот и ночь
-Девоньки, спать. Разбегайтесь по палатам.
Вадим Андреевич улёгся в своей комнате. Ложе попенилось, пошипело. Забрало отработанное на выработку энергии и затихло.
-Вадик, я к тебе. Можно?
-Конечно. Ложись.
-Может это и грех, Вадик, но я начинаю понимать, что такое любовь.
-Ты что? Любовь грехом не может быть. Ведь и Бог, это любовь. Такая любовь, что всё покрывает, всё вдохновляет, всему даёт жизнь и радость.
-Возьми нас с собой. Я представляю всю трудность вашей жизни. Холод, добывание еды, жильё. Родственники. Работа. Но тут жить нельзя. Да ещё под страхом, что из соседних бараков вырвутся эти мужики. Они нас растерзают. И никто не сможет защитить. Все на энергию растворимся. А мы жить хотим. Возьми.
-Зина. Я не вправе решать. Я прилетел сюда не своей властью. Это от Свыше. Это Бог! Но давай молиться. Просить. Как Господь управит, так и будет.
Как бы и странная картина, если со стороны смотреть. Два человека, в прекрасном возрасте. В наготе тела. Вместо земных утех, которые вот они здесь, рядом. Бери, сколько хочешь. Отключились от мира. Витают далеко – далеко, в просторах Духа. Каждый думает про своё и про общее. И тема одна. И без слов. И сон склоняет их тела.
Утром собрались на проводы. Завтрак. Конечно, жареная картошка с луком. По рюмочке «Московской».  Поцелуи и поцелуи. Вот как сроднились. Души слились. Хоть плачь от разлуки, хоть радуйся, что так случилось. Всё.
Белый костюм, тросточка. Последний поклон. Шар уносит Вадима Андреевича на «Остров».
Он заглянул к Эмме.
 Как жива-здорова?  Что нового?
-Всё как обычно. Сегодня отхлестали с усердием на гимнастике. Не попадала в ритм.
-Почему?
-Знаешь, не выходит из головы твоя «Кукла резиновая» .
-Ты прости, Эмма. Это я не подумавши. Сгоряча. Мне тогда так захотелось тебя. Просто как молния прошла сквозь тело. А ты…прости. Вас так воспитали и ты права. И мои горения тут ни к чему. Это моё личное, земное.
-Вот я кручу в своей голове это земное. И во мне просыпается, что то моё личное. Женское. Не по Рафаэлю Тамму. Понимаешь, Вадим Андреевич, что то мы теряем, если уже не потеряли. Мы стали одинаковы. Как эти куклы резиновые, что с одной колодки-формы. Типоразмеры разные, а сущность одна. Надул, использовал, сложил в коробку, что б места в комнате не занимала.
-Эмма, это опасно. Вас за это в раствор переводят.
Я знаю. Но пока я не веду пропаганды, и это не опасно.  Это моё личное дело, хотя вот уже который раз прихожу полосатой. Больно стегает, надо умней быть. На время гимнастики мысли оставлять дома. Вот видишь, у меня новое слово и понятие: -дома. То есть в том месте, где всё только моё и никому нет права туда касаться.
Приходи сегодня ночевать. Вот так в костюме. Ты в нём такой красавец. И есть, конечно, сугубо своё, личное. Не усреднённое и размытое. Ах, как мне теперь хочется. что то одеть. Только моё. Мною придуманное.  Ко мне подходящее. Только ко мне.
Вадим Андреевич почесал макушку. Эх Вадим, Вадим. Зачем всё это? Они так живут. Это их выбор. Их жизнь. Что будет от таких перемен? Что они заложат в новое дитя? Это как дрожжи. Может всё сломаться.
Но, с другой стороны, это тоже реалии жизни. Раз так случилось, значит. есть на то Воля. Может это сигнал. Первая ласточка. При всей технической устроенности жизни – возвысить человека. Каждого. Нынешнее состояние, как ликвидация голода,  болезней, опасностей жизни, а далее проявление личности. Может это так? Может и предусмотрена такая форма бытия с последующей оснащённостью Духом?
Вадим Андреевич поднялся на «Остров». Осины трепещут листочками. Воробьи купаются на мелководье. Дятел трудится в поте лица. Мир полон жизни. Как они, местные, тут обретаются одни. Ни тебе козявки, птички, бабочки. Рационализм. Нет. Не по мне. Прости Господи, не в суд.
Всю ночь Эмма распрашивала Вадима Андреевича о земном бытии. О магазинах, очередях. Работе. Рыбалке. О борьбе с колорадским жуком и сорняками на огороде. Кладкой стен на даче, воскресниках и субботниках.
 Порой она всхлипывала. Порой прижималось всем телом и вздрагивала.
Не вмещается в меня всё, что вижу, слышу, пытаюсь понять. Особенно мне хочется понять суть вашей Веры. Не внешние проявления, а именно суть. Впитать в себя. Жить этим чувством.
Ах, как жаль, что не могу родить от тебя!
-Это невозможно, Эмма. Что будет с ребёнком? Общая судьба. Если ещё будет соответствовать требуемым параметрам. Если.
Ты прав. Рано. Но должно прийти время. Не можем же мы всегда быть в таком состоянии.
Но сколько были. Так что никто не знает сколько ещё будете.
-Вот. Сам говоришь сколько. Значить хоть когда, но пройдёт это Рафаиловское состояние.
Конечно. Должно.
Спасибо. Уже утро. Счастливого пути.
Она крепко прижала его к себе. Как бы слилась, влилась в него.
Как хорошо. Нет, Вадим, я уже не резиновая кукла. Я становлюсь человеком. Ты прости меня.
Вот и ещё грусть расставания. Но надо идти. И Вадим Андреевич, весь при параде, прощается с Эммой. А та, сняв с него галстук, повязывает ему, как пионерский, откуда только взяла? – нежно розовый треугольный лоскут.
  -«Это моя любовь. Прощай.»
«Остров» осторожно приподнялся, прошёлся над 23 роддомом, опустился у карьера
Юра, ты где?
-Здесь. Иду.
Остров прирулил к серому в крапинку бараку.
-Мама, сёстры. Скорей сюда.
-Улыбки, смех. Все забрались на берег.
-Теперь «Остров» опустился у фонтанов резиденции.
Ого, Вадим Андреевич. Да у вас корабль почище всех наших. Это же, как я понимаю частичка вашей планеты?
Да.
-А так скромничали. Нам до вас, ох, как далеко. У наших конструкторов и мысли такой не появлялось. Вот те и отсталая планета. Вот бы на всю взглянуть.
Прилетайте.
Куда?
На землю.
А где это?
Вот не знаю. Дома. В солнечной системе. У Господа спроси.
-О, Вадим Андреевич. Этих солнц в мироздании без счёта.
Именно так. Бесконечна вселенная. Божий дом.
-Прощайте Вадим Андреевич. Счастливого пути.
Прощайте.
Девчонки плещутся в реке. Юра пытается ловить рыбу. Зинаида смотрит на солнце и щурится, прикрываясь ладошкой. А Вадим Андреевич забрался в домик, улёгся на свой тапчан и …заснул. Так заснул, так сладко, как давно этого с ним не было.
Вадик, Вадик! –Проснись. Смотри.
Что? Почто всполошились.
-Вадик, это наша планета. Это мы дома, Вадик. Вот наше море. Вот река. Вот здесь, на опушке наш дом.
«Остров» опускается на поляну. Все бегут к дому, а из него выходит высокий мужчина, удивлённо смотрит на громаду острова. Он удивлён. Это видно по его чуть ссутулившейся, сразу, фигуре. Он слышит голоса. Смотрит на бегущих. И…сам срывается. Бежит навстречу. Ловит детей. Целует.
Радость. Слёзы. 15 лет неизвестности. И никакой надежды. И такое дело. Домой. Из бесконечных просторов вселенной. Где это место? На какой карте можно найти? Нет таких карт. Не может человек постичь. Но, факт. И мамочка Зина с детьми дома. И муж - отец встречает их. Вадиму Андреевичу и радостно и грустно. И он, издумавшийся весь, как дома встретят такую семейку, совершенно рад. Господи, Слава Тебе. Только Ты мог сделать такое.  Только Ты знаешь Вселенную, как свою вотчину. И всё Тебе подвластно.
 Стихли первые радостные восклицания, уверились, что всё реально, что не сон или видения. Отец разглядывает детей. Как выросли. Сын совсем взрослый. Лётчик. Командир летательного аппарата. Девчонки уже давно невесты. И жена. А что жена? – она, как и осталась в прежнем возрасте. Такая же стройная, гибкая, свежая. Все одеты в лёгкие платья. Такие милые и родные.
 А это что у вас, девоньки, на шее? Крестики с чьим то изображением. Это кто на кресте? Тот, кто вас привёз. Вон тот парень, что сидит на этом странном сооружении?
Да, Аркадий. Ты абсолютно прав, Именно тот, кто нас привёз домой. Но  не этот парень, о котором ты говоришь, это тот кто создал весь мир, всю вселенную, кто управляет ею. Тот, кто хочет добра всем, тот, кто нас всех любит. И своею любовью нас ведёт к добрым делам. Мне трудно тебе в малых словах объяснить, но я всё тебе расскажу, и ты поймёшь.  Это так важно. Но это потом. Сейчас надо вам познакомиться с Вадимом Андреевичем. Это его корабль. Это он нас доставил сюда.
 Я всё понял, Зина, но как он узнал, где мы живём. Наш планетный адрес?
Это не он адрес дал. Это Тот, кто изображён на кресте. Это потом, сейчас пойдём знакомиться.
А что знакомиться. Представились, пожали руки. Вот и всё знакомство. А женщины уже хлопочут с едой, встречают соседей и друзей. Общество лопочет, смеётся, радуется. Конечно, все в великом удивлении, ибо это впервые, когда потерпевшие крушение возвращаются домой, да на таком странном аппарате, который не более чем кусочек земли, кусочек планеты с кустами, деревьями, птицами и, даже, рекой. Это ж какой  уровень развития, когда человек перемещается в мировом пространстве в своём родном доме. Ого!
Стол накрыт. Как на родной земле, начинается трапеза. Слова, слова. И восхищения, и благодарности, и удивления……..
Потом общество, как обычно,  распадается на мелкие группы. У всех свой разговор. Но тема, конечно, одна. Этот удивительный случай. Это чудесное возвращение. Этот истинный Творец бесконечного мира. И вот Его изображение. И вот символ победы –Крест. Женщины выпытывают у мамочки и дочерей все подробности, а мужчины рассекают пространство, водят корабли, расщепляют и преобразуют энергию. За столом и главный энергетик планеты. Он как бы и авторитет. Но и его оспаривают. И его нынешнее понятие считают узким, не полным. И он соглашается, ибо он понимает, что нет полноты знаний вообще! Что познать всё, это человеку не по силам. Он только стоит на своём, что всё мировое пространство, это сплошная энергия, в котором нет пустых мест. И всё формируется по единым законам. Что всё движется. Что всё сугубо рационально.
Тут раздаётся дружных хохот девчонок, Зинаиды и Вадима Андреевича. Хохот не произвольный, но так удививший всех, что на мгновение стихли разговоры
-Вы что? – удивился Аркадий.
-Ах, папочка, -заулыбалась Тонечка, -мы так наелись этой рациональности, что теперь долго будем делать просто глупости. Это, папочка, разговоры на многие месяцы. За вечер ничего не расскажешь. Вот Вадим Андреевич всю планету облетал. Такие места видел, что и спать ночью не мог. Так что рациональность для нас слово страшное. Хотя мы совершенно благодарны той планете. Они нас, хоть и изучали, содержали в изоляции, но зла не творили. Вот наш Юрик даже работал. Видел рационализм на своём участке.
- Вадим Андреевич уже подрёмывал. Он просто утомился. И, не желая оттягивать на себя внимание, удалился. Сначала посидел на травке, потом пошёл домой, на «Остров». Забрался в домик и провалился в сон.
Он видит, как на земле постепенно отходит в прошлое сеть дорог. Железных, шоссейных, подвесных. Давно извесное изобретение Виктора Степановича Гребенникова повсюду внедряется в жизнь. Нет понятия болшегрузов, пульманов…Любой груз может сам перемещаться по заданному адресу и траектории. Только смотри за безопасностью. И летают наши корабли со скоростями без ограничений. Ибо это тоже известно, как использовать сплошное энергетическое пространство, сделать в нём некий коридор. И скорость равна бесконечности. Оказывается мы, земляне, это давно знаем и умеем. Только нужна организационная сила, чтобы претворить всё в жизнь. Хороший сон. Добрый. Без тревог и вздохов.
Долго спал. Уже совсем светло. Пошёл, умылся на речку. Покрошил воробышкам крошек. Послушал дятла. Тот крошил древесину, добывая пропитание.
-А где это я?
 Снизу наплывают совершенно знакомые очертания.
Приближается  Земля. Вадим Андреевич смотрит на голубой шар. Вот уже различаются моря, суша. Вот нарастает Австралия.
 Стоп! "Остров" останавливается в пространстве. Вадим с грустью смотрит на Тихий океан, Японию, Корею. "Просит" зависнуть над этим участком. Размышляет. Всё есть у этих народов. Всё! А не мирятся. Враждуют. Веками! Смысл? Нет. Не видно смысла. Тупое упорство. И результат? Всегдашняя наряжёнка. Усиление вооружений. Воспитание поколения в непримиримости к соседу. Абсурд! Дети с  молоком матери сосут ненависть. Как мне это ныне понятно, противно и унизительно. Как мало нас, людей на планете. Как мала сама планета. Как она нежна хрупка. И как много зла в этом малом человеческом обществе.
"Остров", принимая настроение Вадима Андреевича, медленно перемещается к Сахалину. Затем к Сибири, Уралу. Вадим смотрит на древние горы,  города. Как много земли и как мало людей. Все кучкуются в городах. Толпятся, конфликтуют. О, люди. Как вы не любите себя! Как вы не цените себя. Чёрное море, Каспий. "Остров" зависает над Эльбрусом и скользит к Кисловодску,  Мин-Водам, Краснодару. Вот Кубань. Долго морочили голову спецы, как на русский переводится её название. Сколь написано вариаций, толкований. А всё просто: «Быстрая вода». Ку или су -вода. Бань -резвая, весёлая, быстро идущая. Проще простого, если учесть древнюю историю народов, заселявших эти земли и их язык. Карасунь. Кара -чёрная. Су-вода. Вот и  Майкоп. Который так же легко  расшифровывается: Май-масло, коп-много. Ибо здесь, в долинах, бродили молочные животные и масла было в избытке.
 Вадим ведёт "Остров" вдоль Курджипса, находит место, откуда стартовал. Обширный котлован заполнен водой. Со стороны осиновой рощи сидят рыбаки -любители. Курджипс заполнил лунку  водой и образовал озерцо. Трава уже потеряла свою зелень и почти осенняя. Может и от жары августа выгорела. Сколько времени прошло, как улетели. "Остров" нависает над котлованом-озером и медленно опускается на своё родное место. Обалдевшие рыбаки удирают в рощу и со
страхом и интересом взирают, как громадный кусок земли, с деревьями, горушкой, частью реки касается воды, вытесняет её, опускается до грунта, как бы притирается  поверхностями и замирает.  Зелёная трава Острова быстро желтеет, приобретая цвет окружающей земли. Листья осинок и дубов тоже сравнивают свой цвет. Воды сливаются воедино. И вот всё таково, как и было
раньше. До отлёта.
 Вадим Андреевич сидит на верандочке своего дома. Смотрит на спокойный бег реки. Рощу. Прижухлую траву. Спускается вниз и вступает на землю, которая испокон веку здесь лежит, покоится под солнцем и не помышляет ни о каких странствиях. Родная вечная земля. Он опускается на большой камень и
тепло земли наполняет его тело.
Дома!
Нежность заполняет всё его существо. Благодатные слёзы  текут по щекам. Лёгкий ветерок шевелит отросшие волосы.
 А слёзы всё текут и текут. снимая усталость и тревоги.
Дома. Слава Тебе Господи.
Что может быть лучше!?

Простите, добавлю небольшое послесловие.
    Из дальних миров.
Далось мне то, о чём мечтал.
В иных мирах я побывал.
                -по воле Неба.
В какую б даль не занесло,
Там чувствовал всегда одно я
                -  запах хлеба.
Дух созревающих полей,
Печали клина журавлей,
                -в прозрачном небе.
И как сливается во мне,
Со всем живущим на Земле
                -и быль и небыль.
Росистым утром на лугу,
Под сталь-звенящую косу,
                -ложатся травы.
В туманных зарослях лозы,
На череде стоят возы
                -у переправы.
Девчушки, тайно, у реки,
Пускают на воды венки
                -в надежде счастья.
И стаи серые ворон,
Слетают с дальних похорон
                -_во дни ненастья.
Из той немыслимой дали,
Крупинка-звёздочка Земли
                -_такая малость.
Но это всё, что есть у нас,
На все века, на каждый час
                -как нам досталось.
Там, среди звёздной мишуры,
Живут и рушатся миры
                -ничто не вечно.
Но каждый раз крушений боль,
Сжимает судорожно кровь
                -в груди сердечно.
И если, кто то на Земле,
Со страху, дури иль во сне
                -мечтает страстно.
Спастись от войн и суеты,
В других мирах покой найти
                -напрасно.
Там всё давно поделено,
Хоть и распахнуто окно
                - всё разом.
Пустопорожние  мечты,
Вас твёрдо встретят с высоты
                -отказом.
И даже если станет рать,
Дубиной ядерной махать
                - не примут.
И корабли и люди все,
Кто не остался на земле
                -сгинут.
В добре и зле, как на весах,
Мир умирает на глазах
                - с такою болью!
Лишь об одном хочу просить-
Давайте, люди, вместе жить
                -с Любовью.
Протоиерей Игорь Бобриков
25 апреля 2023 года.