Последний рассказ
вать, но вовремя спохватилась. Это раньше так было, позвонят,
и дверь на распашку. Кто деньги просит, кто кусок хлеба, а то,
глядишь, на пороге целая семья цыганская, и какой-нибудь шу-
стрый цыганёнок уже отбивает чечётку. То раньше, а теперь —
время другое, лучше не открывать, ни сантехнику, ни желающе-
му всучить тебе рекламу «Вторая пицца в подарок».
Вовремя я одумалась, сразу не открыла дверь, но в глазок
заглянула. Смотрю — парень, с виду такой обычный, только
на голове — бандана. А он словно почувствовал, что на него
смотрят, вскинул руку, а в руке у него моя последняя книжка.
Доверчивая я, не надо было открывать, а я открыла.
Он сразу в комнату прошёл, сел к столу, а книжку перед
собой положил. Я как-то оробела, уж больно он по-хозяйски
себя повёл. Стою и смотрю на него. Потом решилась. Робко
так спрашиваю:
— А вы кто? Откуда?
А он презрительным взглядом измерил меня с ног до го-
ловы, усмехнулся.
— А я твой новый читатель. Если непонятно, — ты пи-
шешь, а я читаю.
Я невольно подалась вперёд.
— Ну, и что? Ну, и как?
Он открыл мою книжку, небрежно так полистал её и за-
крыл. Потом поиграл пальцами по столу.
— Одно могу сказать, плохо. Ты в каком веке живёшь?
Я задумалась. Действительно, в каком же я веке живу...
Говорю:
— Наверное, в двадцать первом…
Он рассмеялся.
— Ну, а почему от твоих героев да и от тебя самой на-
фталином пахнет?
Тут я поняла, к чему он клонит.
— Видишь ли, я человек уже немолодой и мне бывает
приятно заглянуть в прошлое.
— Да ты не поняла. Твои литературные герои занимают-
ся постоянным копанием в себе, а сегодня это не в моде.
Я смотрела на него, раскрыв рот от удивления.
— А как же психология, тонкость восприятия мира?
И что с душой-то прикажете делать?
— Ты вот начиталась своего любимого Чехова, там этих
тонкостей сверх головы, а сегодняшний герой — это не реф-
лексирующий интеллигент, сегодняшний герой не рассуждает,
он совершает поступок.
Тут я подумала, может я и, действительно, чего-то недо-
понимаю, но за Чехова всё же обиделась.
— Чехова не тронь, это святое.
— Может и Льва Николаевича с Достоевским будешь за-
щищать?
Но я с таким презрением посмотрела на него, что он сра-
зу замолчал.
— Ну, ну, не будем ссориться.
— Послушай, — спросила я его, — моя книжка лучше
или хуже всех тех, которые ты читал?
Он долго весело смеялся и всё качал своей рыжеволосой
головой. Мне стало как-то не по себе.
— Понимаешь, — сказал он, наконец, перестав смеяться, —
в любой книжке должен быть захватывающий сюжет, действие
должно развёртываться стремительно да так, что до последней
страницы, до последней строчки книжку из рук не выпустишь.
А у тебя сюжетом и не пахнет, размазня какая-то, твою книжку
откроешь, страницу одну-две прочитаешь и сразу хочется забро-
сить её куда-нибудь подальше, чтобы и на глаза не попадалась.
— Да, но моя книжка, как мне кажется, написана хоро-
шим литературным языком, — сказала я, нахально глядя ему в
лицо, — и описания природы у меня, пожалуй, не хуже, чем у
Тургенева. А уж он-то этим славился.
— Что касается всяких там описаний природы, то я всю
эту муру обычно не читаю, а вот насчёт языка, литературный
он или нелитературный, это меня не колышет, главное, чтобы
всё понятно было. А у тебя какой-то средневековый язык, мо-
лодёжь тебя не поймёт. Да, кстати, чего это ты всё пишешь про
стариков и старух. Тоска зелёная…
— А кто же тогда про них напишет. Старые и должны
писать о старых, это им ближе.
— Значит, по-твоему так: старики пишут о стариках, чи-
стые о чистых, грязные о грязных.
Я тяжело горестно вздохнула.
— Знаешь, ты лучше вообще больше никогда ничего не
пиши. Это тебе мой совет…
— Совсем? И никогда?
— Ну, да…
— Ну, нет, — сказала я, — так просто я не сдамся. В этом
вся моя жизнь, моё предназначение. Так не пойдёт.
Ему это явно не понравилось, глаза у него сделались
злыми.
— Тогда я приведу к тебе героев всех твоих рассказов:
нытиков, слюнтяев и плакс. Ведь у тебя во всех твоих книж-
ках нет даже ни одного нормального человека, все с больными
страдающими душами, все терзаются сомнениями. Сплошные
идиоты с точки зрения сегодняшнего дня. И все почему-то ры-
жие. Ты что дальтоник что ли?
Тут я уже рассердилась не на шутку.
— А ну, пошёл вон.
Он смотрел на меня застывшими оловянными глазами
и не двигался. Тогда я принесла веник и веником погнала его
к двери. Когда дверь за ним захлопнулась, я в изнеможении
припала к ней спиной. И вдруг вспомнила про его обещание.
А вдруг он и в самом деле приведёт сюда ко мне героев всех
моих рассказов: все с бледными лицами, с тонкими душев-
ными переживаниями, с тоской в глазах, старики и старухи.
Их много. Они сразу начнут рыдать, плакать и зальют сле-
зами всю мою квартиру, подмочат мой новый палас, а мне
потом за ними убирать. Ну, нет. И тут я приняла истинно му-
дрое решение. Всё. Точка. Больше я писать не буду. Хватит.
И пусть это будет мой последний рассказ.
Свидетельство о публикации №223042701139