Тайна старого моря. Часть I. Университет. Глава 3

Глава 3
ОШИБКА МОЛОДОСТИ

– Да не о чем особо рассказывать, сейчас на уме пока один диплом, – кисло улыбнулась я, собирая пальцем на тарелке остатки сахарной глазури, скрошившейся с булочки.
– А я думал, Шурка! – хитро взглянул на меня Эмир.
– Что Шурка? – насторожилась я, напряженно лепя из глазури пирамидку.
– Шурка у тебя на уме!
– С чего это?! Он женат вообще-то, – довольный вид товарища вызвал у меня раздражение.
– Ладно! – решительно поднялся Алимов. – Буфет открыли! Пойдем?
Мы вышли из подвала, оставляя позади кисловато-прелые запахи диетической столовой. За годы учебы я могла спокойно передвигаться по университету с закрытыми глазами: вот столовка, вот деканат – здесь рядом много курили, вот библиотека с ее ванильно-древесными волнующими ароматами, заглушаемыми едковатым душком плесени; а вот санузлы, о которых в девяностые заботились в последнюю очередь – то ли денег на них не хватало, то ли у руководства находились более важные дела...
Мы пробежали по длинному холодному переходу: справа здесь располагался актовый зал, а слева – нескончаемый ряд окон, через которые беззаботно врывалось манящее на свободу солнце. На подоконниках нахохлившиеся, как воробьи, сидели студенты, погрузив носы в книги – этажом ниже была библиотека. Некоторые наслаждались общением и курили, кое-кто сидел, а то и вовсе лежал, подобно цыганскому табору, на полу. В университете студенты частенько выбирали для своего местообитания пол, видимо, тогда, в девяностые, это как-то ассоциировалось с духом свободы, как, впрочем, и длинные растянутые свитера на каждом втором из них.
Во мне молниеносно проснулось чувство вины перед нетронутым дипломом и так же быстро исчезло. Эмир обогнал меня на лестнице, ведущей на первый этаж, и, перепрыгивая через две ступеньки, подбежал к книжной лавке. Она находилась возле столовой, в которой как раз располагался буфет.
Книжной продукцией торговал мужчина неопределенного возраста, с лысиной и въедливым взором. Разговаривая с покупателями, он частенько вставлял приторно-услужливое слово «добре» или просто измерял недоверчивым взглядом. К торговцу в местных кругах прочно прикрепилось незамысловатое прозвище – Добре. 
Цепкие мелкие глазки лоточника настороженно метнулись в сторону подбежавшего Эмира, который выхватил первую попавшуюся книгу и начал увлеченно ее перелистывать.
– Подсказать что? – сопя, наклонился к нему продавец.
Оторвавшись от чтения, Эмир задумчиво изогнул красивые брови и поморщил лоб.
– «Москва и москвичи» Гиляровского не поступала? – вспомнил Алимов первое, что пришло в голову.
Признав в покупателе интеллектуала, Добре с готовностью кивнул и достал из-под книжной кипы издание в мягкой ламинированной обложке.
– Дополненное? – допытывался Алимов.
– А какое ж еще? – сердито проворчал Добре.
Изучив ценник и торжественно произнеся «Беру!», Эмир вытащил из нагрудного кармана купюры и протянул их торговцу.
Мужчина недоверчиво помял деньги толстыми, напоминающими старый стебель бамбука пальцами, внимательно пересчитал и удовлетворенно кивнул:
– Добре!
Буфетчик Тигран в туго подпоясанном на гибком стане фартуке виртуозно раскидывал по тарелкам пюре, с видом эстета дополняя композицию загорелыми котлетами. Голодная очередь с возбужденно гудящими студентами и вырвавшимися на перерыв преподавателями упиралась в двери. Оценив обстановку, мы обреченно присоединились к страждущим, оказавшись в коридоре.
К нам подошел профессор кафедры зарубежной литературы Анатолий Фаустович Розенман.
– Что дают? – участливо обратился он к нам.
– Да вроде котлеты с пюре сегодня, компот и чай, – обернулась я к Анатолию Фаустовичу.
– Котлеты с пюре – это наше все, – демократично сверкнул очками Розенман и, поправив на солидном профессорском брюшке старомодную жилетку, неожиданно предложил:
– Анекдот хотите?
Для меня и моих однокурсников анекдоты из серии Розенмана были уже привычным явлением, так как профессор частенько рассказывал их на своих лекциях по зарубежной литературе, а вот у незнакомых с ним людей это всегда вызывало интерес к персоне чудаковатого преподавателя.
– Давайте! – оживился успевший заскучать в очереди Эмир.
– Еврейская семья. Все пьют чай, – начал словоохотливый Розенман. – Жена говорит мужу: «Абрам, не пей много чаю, иначе у тебя лопнет мочевой пузырь и ты обожжешь себе ноги!»
Розенман обвел собеседников внимательным лекторским взглядом, довольно улыбнулся и поправил на блестящей жирной переносице тяжелые очки.
– Хах! – одобрительно просиял Эмир. – Я как раз сегодня с утра жажду чаю. Из дома выбежал, не попив!
– Все суета сует и погоня за ветром, как говорила бабушка Астрид Линдгрен. Умерла в девяносто четыре года, – продолжил светскую беседу Розенман.
– Это которая про Карлсона написала? – обрадованно вспомнил Эмир.
– Да, про Карлсона, такого же большого и толстого, как я, – довольно произнес профессор, поглаживая жилетку.
– Щто вам? – нетерпеливо выкатил рачьи глаза Тигранчик, когда незаметно подошла наша очередь.
– Чайник чаю! Нет, лучше два! – заторопился Эмир и, взглянув на меня, добавил: – И пирожное, четыре штуки. Заварное!
Провожаемый ироничным взглядом Розенмана, Алимов с трудом расставил на подносе пузатые чайники и направился к самому дальнему столику у окна.
– Ну вот хоть посидим по-человечески, – довольно развалился на мягком стуле Алимов, степенно расставляя кружки.
Выпив горячего чаю и съев свою часть пирожного, Эмир расслабился, его взгляд потеплел, а на смуглых скулах заиграл румянец.
– В Казалинск уезжаю. С Зарой давно не виделся, соскучился по ней и сыну, – разоткровенничался Алимов, расстегивая ворот рубашки и высвобождая шею.
Зара была первой и последней любовью Эмира. Познакомились они еще в школе, Эмир даже хотел жениться, только ничего не получилось – родители девушки терпеть не могли бедняка-полукровку, отец его был русский, а мать казашка. Жили небогато, но денег на все необходимое хватало.
Зара с Эмиром даже сбегать пытались из города, но все напрасно – были настигнуты и возвращены в родительский дом. Потом Зару выдали замуж, женихом оказался обеспеченный казах, чуть ли не в два раза старше нее. Вскоре Зара родила сына. А Эмир постоянно утверждал, что это его ребенок. «Посмотрите, как на меня похож!» - говорил он, показывая нам с Шуркой фотографии.
Отец Эмира Захар Алимов происходил из казалинских уральцев, сосланных в Казахстан в девятнадцатом веке за неподчинение воинской повинности. Захар женился на казашке Гуле, и у них родились двое сыновей – Эмир и Данил. Но отца все время тянуло на Урал, обратно, к корням. А когда Советский Союз развалился, все-таки Алимовы наконец уехали. Эмир поступил в Уральский университет, но любовь к Заре так и не оставляла его. Юношеские чувства оказались самыми сильными, несмотря на то, что Эмир всячески пытался их забыть – даже чуть не женился на однокурснице Кате.
– К Заре опять?.. – переспросила я. – А Катя?
– Катя нормально, – нахмурился Эмир.
– Когда едешь?
– На следующей неделе.
– А как же диплом?
– А что диплом? Успею! – карие глаза Эмира блеснули мечтательным огнем.
Я невольно залюбовалась Алимовым. Родители его роман называли «ошибкой молодости», никто, даже друзья, не верили в перспективность отношений с Зарой. А девушки, очарованные дерзким красавцем Эмиром, продолжали надеяться на взаимность… Мы еще долго сидели в буфете, и Алимов рассказывал про Казахстан и о том, какой вырос у него сын.
Продолжение следует.
P.S. Романа целиком пока на сайте нет. Буду выкладывать главы одну за другой. Каждая из них представляет собой отдельный завершенный рассказ или зарисовку.