Фары осенних звезд
1
Монастырь разрушенный, разбитый,
взявший на себя грехи других,
ты теперь довольно знаменитый
посреди паломников твоих.
И тихонько подошел к воротам
с боевой гитарой за спиной
соглядатай русского народа
вместе с переписанной страной.
Широко перекрестился, шапку
сунул в недоверчивый карман -
лыжную, чтоб больше не мешала
заходить приезжему во храм.
И ступил на двор, ведь на воротах
сторож будет только по ночи,
никого не спрашивая "кто там"
у своей монашеской свечи.
Сразу не поймешь, где тут молиться,
куполов с крестами не видать:
только двор, как Страстная Седмица,
приглашает странников рыдать,
веет неуютом, и бараки
смотрят в душу окнами беды,
и невольно думаешь о браке,
оглянувшись на свои труды.
И стоит и ежится приезжий,
поправляя лямку на плече,
полагая, что он самый грешный,
потому не видно здесь врачей,
и уже уйти обратно хочет:
рядом трасса, нам не привыкать,
60 км про между прочим
можно и на крыльях пропахать.
Там сибирский город, кто-то знает
песни и фамилию слыхал,
там помогут, сохраняя знамя,
победить их маленький вокал;
тары, бары, боулинг докуки,
баловни болтающих подруг,
и приезжий морщится от скуки,
представляя свой привычный круг.
Что же это, Сашенька, случилось?
Как же ты в систему-то попал?
Нет, родимый, лучше уж на клирос:
там, по крайней мере, облакам
будешь петь! Господь тебе поможет.
Стой и жди, а хочешь покурить -
выйди и покуришь осторожно,
чтобы никого не искусить.
В самом деле: почему так тихо,
почему не видно никого,
вот мое написанное "ЛИХО",
вот мое барачное окно;
и выходит, словно из альбома,
иеромонах Ефрем в луче,
и на храме дальняя икона
ближнею становится в ручье.
Воли не давал ручьям, а всё же
в храм вошел и брата увидал,
что молитвы повторяет Божьи,
словно конюх, собранный на бал,
одинок, как царь, и неприкаян,
но иконостас ему вторИт,
и за эту помощь Николая
он уже над временем парит.
2
Есть на Руси высокий принцип:
давать, не требуя назад,
свою поэзию столицам,
надежд любимых Самиздат,
мол, пусть послушают хотя бы
в редакции, чтоб не пустить
твою мелодию в октябрь
широкой публики...
Любить
врагов своих большое дело,
но это редко в той среде,
где всё направлено на тело,
в седьмой омытое воде.
Перекрывающая ставка
таланта не дает им спать,
и перечитанная главка
поэмы заставляет встать
и нервно бегать по квартире,
не обращая на жену
внимания в подлунном мире,
и спрашивать: зачем живу?
Я видел их вблизи и в дали
их кабинетов, потолки
ходили вокруг них кругами,
как гениальные стихи,
и в их уверенности сытой,
как тут Высоцкий бы сказал,
была такая брешь пробита,
что было жалко их глаза.
Эта уверенность, Владимир
Семенович, обычный страх.
А сытость поиграет с ними,
чтобы оставить на бобах
всю эту зависть и докуку,
всю эту преданность своим
нетворческим, но всё же мукам,
согретым счётами семьи.
Да что такое эта сытость?
Да даже если есть пять раз
на дню - не много нужно жита
и масла будет в самый раз,
здесь дело в суетном престиже,
чтоб выдавать себя за тех,
кто этим миром как бы движет,
хотя бы в области утех.
Успехи? Что это такое?
Пожалуй, это хорошо,
когда достаточно покоя,
и ты при этом приглашен
на вечер или на премьеру,
где будет искренность царить
и поднимать в ионосферу
души внимательную нить.
Заставить слушать невозможно.
Это умеет только Бог.
И миллионы осторожно
листают magazine эпох,
а что они в себя вбирают
и любят в истине и ждут, -
тираж едва ли понимает,
хотя и ведает маршрут.
Бывают штучные работы
и одинокие слова,
но это не твоя забота
на перекрестках мастерства,
оттачивай свои поэмы
и чинно подноси другим,
доказывая теоремы
высокой истины любви!
Вот принцип творчества, родные.
Сотворчества с огнем небес.
Глаголы жгутся, как святые,
прозревшие нательный крест,
и автор чувствует, что это
не от него, не потому,
что он назвал себя поэтом,
но лишь задание ему.
И выполняй его всей жизнью,
как это делал человек,
дошедший до своей вершины
и оборвавшийся, как век,
и поминальный снег засыпал
его летающий альбом,
пока друзья - подобно рыбам -
с ухмылкой вышли на перрон.
А на вагоне надпись "Москоу -
Безвестность в обещаньях дня".
И некий шеф по перекресткам
с мольбою смотрит на меня:
мол, помоги, я заблуждался,
я больше так не буду, я
познал, что правда Ренессанса
и есть мелодия твоя.
Да и Его...
Аврал, ребята!
Включайте свет по блиндажам!
Я покажу вам, где опята
растут по нижним этажам!
И вы сумеете набрать их
в корзины или вёдра для
трапЕзы с правдой благодати,
как вся музЫка Букваря!
3
А монастырь на гору вышел -
на Иоаннову... она
находится намного выше,
чем эти наши времена,
и Крестный ход идет по трассе,
и у поэта в голове
слагается Баллада власти,
предпосвященная Москве.
Сибирь, улан-удэнский поезд,
Байкал остался позади,
и провожает взглядом Троицк
колонну Божью на пути,
автомобили дико смотрят
на проходящих, но клаксон
молчит, как непослушный отрок,
признавший истинный резон.
Дорога дальняя, и солнце
кладет поклоны той горе.
Там Иоанн Предтеча Слову
готовит путь по сей поре,
гора, наверное, качнется
и двинется встречать Того,
Кто, словно Царствие, начнется
и не закончится зело!
Вот и деревня, а какая -
отсюда, право, не видать.
Там Крестный ход и отдыхает
и входит в Божью благодать,
опять отец Ефрем выходит
уже из церкви на миру,
как будто он в своей свободе
сюда - на крыльях - поутру.
Он эконом, а настоятель
там Алексий, что завсегда
поет великие объятья
молитв главнейших без труда,
и братия ему послушна,
и церковь по пути стоит -
невестою неравнодушной
к поэзии его молитв.
А вот и отворот к подножью
той Иоанновой горы.
Надежда лишь на силу Божью,
что мы поднимемся, что мы
не потеряемся на склонах
и не сорвемся с высоты,
и дальний отсвет от Сиона
предвосхищает путь звезды.
И есть минута на вершине,
когда ты знаешь: Иоанн
Предтеча делает большими
сердца паломников во храм!
Гора становится приходом,
и мы готовимся к тому,
чтоб стать возлюбленным народом
и уготовить путь Ему!
...Обратный путь куда короче
подвозит нас к монастырю,
и трапеза святого отче
похожа на обед в Раю:
столы накрыты, как на свадьбу,
и двор при этом не узнать,
он стал похож на ту усадьбу,
где можно Господа застать!
Как будто матушка Сусанна
своим именьем, как тогда,
здесь служит Богу православно,
чтоб Он остался навсегда!
Да Он бы, может, и остался
у матушки Сусанны... ведь
теперь Ему весь мир достался
и незачем идти на смерть,
Писанье выполнено Жизнью
в Пути и Истине Любви,
и этого хватает, жено,
на свадьбу неба и земли...
...И духовенство мирно, чинно
благословляет пир горой,
и мы увидели: врачи нам
желают праздника, герой,
не как Шукшин в "Калине красной"
желал его своей душе,
но в духе истинно прекрасных
и неподкупнейших блаженств!
...Автобус покоряет город,
а монастырь остался там,
и наша маленькая гордость
взывает к небу: Иоанн!
Мы все же были на вершине!
И путь прошли, далекий путь!
Простите, если мы грешили
и помогите как-нибудь...
4
Любовь моя! Москва большая!
Бурятия еще крупней!
И на земном воздушном шаре
мы часто думаем о ней!
А как там скульптор наш Геннадий
Васильев, как его друзья -
олени в Божьей благодати
восстановления себя!
Они тонки, они воздушней
земного шара на лету
и никогда не равнодушны
к создателю в его ладу
с гармонией живой природы,
они ушли на водопой
и стали символом заботы,
и обрели высокий строй!
Любовь моя! У нас бывает
в гостях голубка на стихах.
И никогда не унывает
надежда в ближних облаках.
И наполняет Символ веры
нас неизбывной красотой
на Литургии самой первой
под этой ласковой звездой!
ВОТ БАШЛАЧЕВ В ЕГО ОСНОВАХ.
Как он рожден, как он хотел
в начальных классах и остовах
сибирских покаянных тем.
Череповец стального неба
и Петербург любимых глаз
тоже закончили б нелепо,
когда б ни Божий Ренессанс!
И первоклассник мальчик Саша
стоит с цветами во дворе
и думает: а как там наша
поэма в нежном янтаре.
Да что ей сделается, милый.
Лежит себе возле икон -
на букварях небесной силы
да к Богу ходит на поклон.
Ты не волнуйся, не обидят
ее в таинственных путях,
и приближают в лучшем виде -
на длинных женственных ногтях -
к любому городу и миру,
и сердце верно говорит,
что обойдется без кумиру
наш милый доктор Айболит!
...А монастырь пускает ветви,
а монастырь не позабыл,
как Николай Второй Заветный
простым паломником здесь был,
и подвизался Иннокентий -
Иркутский, дав после себя
великий свод святых усердий
на кротких листьях сентября.
Здесь принял постриг Преподобный
Святой Чикойский Варлаам,
смиренный чудотворец добрый,
что непрестанно помогал -
даже таким, как я, унылым
и маловерным и больным,
и помогает ныне пылом
любви - просящим и иным.
Она горит и не остынет,
как тот плутоний или жар
великой в Господе Твердыни,
где солнце черпает нектар,
и монастырь вздымает руки
к святым угодникам любви,
и ночь натягивает луки
терпения Всея Земли!!!
2010, 29 июня - 2 июля
Свидетельство о публикации №223042700872