Пил, три дня пил

С каждым километром, уже грунтовой пыльной дороги шумный город на Амурских разливах, со всеми тревогами и заботами уходил в туманную дымку. Гремящие навстречу лесовозы с лиственницей и запрещенным кедром, проходя навстречу – в сторону Поднебесной приносили клубы пыли и, как ни странно, запах тайги.

Уссурийская тайга с ее зелеными сопками, покрытыми стланником и кедрачом, для меня завсегдатая была родной и желанной. Стремительные речные перекаты с переливающимися на солнце хариусами и пятнистыми под леопарда ленками, трубный рев изюбрей по ночам и, конечно, неотъемлемые и неизбежные в тайге мошка; и комары.

Дневной улов предвещал ароматную наваристую уху. Дым костра и сломанная ветка отгоняли комаров. Три дня пролетели незаметно и счастливо. Мой спутник священник Вячеслав, до мозга костей городской человек, не видевший леса за пределами ухоженных парков и скверов, хранил молчание. Мне казалось, что эта поездка ему очень понравилась.

С каждым километром, уже асфальтовой дороги приближался шумный Хабаровск с его нескончаемыми тревогами и заботами. Уже у самого дома, провожая батюшку, я взглянул на его лицо и невольно разулыбался. Искусанное мошко;й и комарами, с размазанной сажей, оно было синим и в буквальном смысле опухшим. Невольно подумалось – «Настоящий алкаш», хотя спиртного мы с собою не брали.

Прихватив рюкзак и поклажу, подняшись на какой-то не первый  этаж высотного дома, отец Вячеслав позвонил в железную дверь. Щелкнули замки и на пороге предстала такая же городская с бледным лицом, хрупкая и и изящная  Дюймовочка – Матушка. Я стоял в стороне и был неприметен, лишь слышал, как после многозначительной минуты молчания, тонким, немного надтреснутым страдальческим голосом она произнесла: «Пил, три дня пил».

В ответ, не ожидавший такого приветствия батюшка присел, почти привстал на колени и голосом полным покаянного ужаса пролепетал: «Нет, нет, Матусь, не пил, даже ни капельки». На что она снова обреченно промолвила: «Пил, три дня пил». Мне хватило благоразумия не показываться ей на глаза, ведь она наверняка в душе своей думала: «Ну вот, отпустила отца с Дорофеем...»

Приставив к дверному косяку удочку, которой, очевидно, предстояли долгие годы забвения, я поспешил во свояси и еще долго перед глазами, стояло несчастное, как я теперь понимаю, синее в крапинку от укусов, опухшее чумазое, обрамленное рыжей склокоченной бородой, лицо отца Вячеслава и голос Дюймовочки-Матушки: «Пил, три дня пил».

6 октября 2020 г (В день, когда меня самого сильно искусали пчелы)