Тигра полосатый

;Тигра ты мой полосатый, одно ты у миня учишение на склони лет, ; приговаривала Старушка, почесывая за ушком любимого кота.
; Одна ведь осталась на весь белый свет.
Мысли текли размеренно и однотонно, неспешно, да и куда на пенсии спешить, вся «жись» проходила перед глазами: девчонка с белыми бантами, городская, как мама, папа были против, а подалась за романтикой на лесопромышленный. В геологоразведке, в партии встретила парня, он к тому времени уже окончил тот же институт и работал на добыче золота. Все как у людей – свадьба, диплом, распределение в рабочий поселок Мухен. Тогда в семидесятые в этих краях кипела жизнь – леспромхозы, лесные промыслы, прииски. Богатый поселок, даже аэродром был свой. Взяли детей, сели в АН-2 и полетели в Хабаровск теперь уже к бабушке с дедушкой. И в город назад было не заманить. Ни зарплат таких в городе нет, жилье даже молодым не так скоро дают, да и выйти в городе некуда - одни тиятры, кино, магазины... Привольно текла жизнь в Мухенском поселке. Работа в конторе, дети кто в школе, кто в садике, муж, как начальник тоже все больше тут же в конторе, руководил геологоразведкой и дальними приисками. Мотался, конечно по командировкам, хорошо, когда вертолетом, а бывало и по тайге пешком и на лыжах. Уходил на недели, которые из-за сердечной тоски превращались в столетья. Да только все это в прошлом. Ушел давно муж, отдавший Родине здоровье, намывший сотни килограммов бесценного металла, разъехались дети. Все что осталось – дом на окраине , картофельное поле...
- Когда с мужем брали участок, думали, через пару лет будем жить в центре города, по хорошему волновала постройка большого кирпичного дома - так стремительно развивался поселок, но пришла перестройка и канула в лету перспективная стройка и вся мухенская жизнь.
; Мурзик, одно ты у меня учишение, ; проговорила бабуля вслух, невольно залюбовавшись питомцем. Кот и впрямь был красавец: крупный, лобастый, с длинными, браво разведенными усами, с гладкой лоснящейся шерсткой и полосами тигриного раскраса.
; Не даром в тайге пропадашь ночами, видно за свого тигры примают, ; нежно проговорила бабуля и заставила себя расстаться с любимым котом, который весь день продремав вполглаза то на печи, то на теплом от солнца окошке, подался за дверь и был, как в той сказке, таков.
Светало в это время рано, весна заявляла о себе: по ночам стояли морозы, но днем пригревало, хотя и без оттепели. Наст стоял крепкий, и охотники расходились по промыслам. В сенях послышалось что-то вроде ворчания, шорохи.
; От, разбойник, поди мышам не дает порезвиться, и правильно. Там в сенях годовые припасы – последний кабан ; боле нет сил ходить за скотиной, крупными ломтями сала лежал в толстых мешках по дубовым кадкам, варенья, соленья, все, что насушено, принесено из тайги, собрано на огороде. Дверь в дом не запиралась, свои все в поселке, да и чего крась у старухи. Давно она от одиночества привыкла с собой разговаривать и уже не знала сама, что вслух произносит, что в мыслях, прошлый язык образованной жизни мешался с простым деревенским.
Отворив дверь, не разобралась сначала. Утреннее солнце скупое на свет. Мурзик разлегся на грязном полу, чего прежде никогда не делал.
; Рябчиков ты объелси или рысь повстречал?
Долго ворчать на кота старуха не умела – на такие глазищи, усищи, крупные крепкие лапы с острыми, как иглы когтями, которые кот хозяйке никогда не показывал, а этот тигриный окрас через спину... Да только кадка с салом перевернута и пуста, лишь ошметки мешка по углам и Мурзик чевойт на все сени. Только теперь хозяйка разглядела Хозяина.
; Тигра полосатый – подумала она и не на шутку испугалась, что может Мурзик вернуться, а чужих котов он от дома отваживал. Тигра, как видно, оголодал в тайге за зиму, кругом лес тянут, копытных бьют, где ему бедному разгуляться. Наелся сала и уснул, точно как муж с охоты или от прииска – придет, поест и спать из-за стола валится, с сонного с него валенки стягивала. Эх, тигра, со вздохом проговорила она, - не прокормить мне вас с Мурзиком. Потихоньку закрыла дверь.
; Можить сам уйдет, а можить, зверь же, кто знат чево у ево на уме.; Мысли текли как обычно, спокойно, размеренно, только бы Мурзик не возвратилси. А самой та чево ж, надо как-то на улицу. Двойные рамы на зиму залеплены замазкой и лентой бумажной на клей, - время возьмет разбирать и шумно. Чуткий небось, хоть и Хозяин. Да куда ж деваться, бери старуха нож – распечатавай. По-хорошему и чтоб чисто, нужно тряпку мокрую приложить – клей отмякнет, бумага отстанет, да сейчас не до етого.
Потиху, стараясь не шуметь бабуля отняла ленту, поотколупывала холодную неподатливую замазку, поддела раму ножом. Поначалу оглядывалась, не пожаловал ли друг ситный, а потом и вовсе забыла про тигра, привычно воруша в памяти былое свое бабье житье.
В старой порыжелой от времени вате меж окон стояли фарфоровые и деревянные игрушки. Взяла в руки и словно скинула десятки лет. Под этим окном люлька стояла – Васятка любил эти яркие фаянцевые лица. Теперь блеск ушел, полиняли игрушки. Васятко, Васятко – 21 был годочек, только из армии, девки заглядывались, спускался с отцом к прииску на плоту в верховьях Хора... Старуха окончательно забыв про ночного визитера, села на край табуретки, поглаживая любимого Васина толстяка с неизменной улыбкой. Плот на горной реке тяжело удержать, понесло на пороги. Отца спасал. Спас отца, а самого под залом утянуло. Тщетно Миша выл изюбрем над безразличным перекатом и сам хотел туда же за сыном под этот залом. От того и умер скоро, не мог жить с людями, не мог матери в глаза смотреть.
Отерев слезы, Настасья ложкой сдернула заиндевевшие шпингалеты и растворила окно. Пахнуло предвесенней, ни с чем не сравнимой прохладой, пронизанной тонкими запахами близлежащей тайги. За небольшим огородом с покосившимся, местами упавшим от ненастий и лет деревянным забором, проходила гравейка в одну колею и начиналась бескрайняя Уссурийская тайга. Несколько рослых породистых кедров, река, шум которой по половодью, своим неистовым ревом не давал уснуть, сопки вдали. Как хорошо, растворив окна где-нибудь в мае, пока нет еще такого гнуса и комаров, любоваться свежей зеленью вечнозеленых деревьев, вдыхать аромат диких трав и цветов, слушать пение птиц, отрываясь лишь на редкие всхлипывания детей в их кроватках. Звезды в этих краях яркие, крупные...
Кое-как перевалившись через подоконник, спасибо Мише - дом строили, думали сначала хату из бревен – времянку, чтоб поскорей дело было окна посадили низко и потолки невысокие, только чтоб лампочку не цеплять, а потом, думали кирпич привезем, будем строиться... Нанесенный за зиму снег, лежал под самые окна, прежде еще отметала, а теперь, совсем старуха стала, невмоготу. А оно и лучше – все легче перебираться. Вылезла и опомнилась – мороз не шутошный на дворе, куда в одних тряпках собралась, закоченеешь, пока от этого медвежьего угла дойдешь до людей. Пришлось возвращаться. Остыла хата - повеяло нежилым. Время печку растапливать, дрова в сенях. И есть ли там та тигра? Можить показалось спросонья, а то Мурзик был – усищи, глазищи, чего не привидится...
Проверять благоразумно не стала, накинула шаль, погладив за кончики.  – Миша когда еще из Оренбуржья привез, линялый полушалок, валенки всегда были на ней – по низкому полу тянуло, и, снова перекрестившись на образа, украшенные в рамках бумажными крашеными воском цветами, подставив к окну табуретку полезла на улицу. Бережно прикрыв окно, чтоб хату не холодить, с легким хрустом, похожим скорее на свист песка под босыми ногами на отмели, побрела к дороге. Ровная пелена осевшего снега в рассветных лучах отливала розовым ровным тоном, словно  прогоревшие, подернутые легким летучим пеплом угли забытого в лесу большого костра. Даже не оглянулась, шла в своей думе в деревню. Здесь! Она остановилась - у дуба Анюту старшую дочку застала с женихом.
; Что с ими поделашь, оба уехали, нос не кажут.
Вдали, где в лучшую пору толпились водители и лесовозы, загодя заведенные, разогревали с мороза моторы, донесся тонкий визгливый звук пусковго мотора, потом частой дробью деловито залопотал основной.
; Трактор чтоля заводют, дороги от снега почистить. Да в мою сторону все равно не доедуть, кому старуха нужна одинокая.
В конторе было тепло - сторож подкидывал и в ночи, на печке деловито попыхивал паром потемневший от времени чайник, водители лесовозов, проезжая Мухен, нередко останавливались поесть и погреться за душистым из таежных трав чаем. Мужики, сняв шапки над чем-то дружно смеялись. Старуху, в последние годы изрядно потерявшую в росте, не сразу заметили. Так разве встречали ее, когда 50 с лишком лет она молодой статной красавицей поступила в поселок на должность. Да и объяснить сейчас толком не могла зачем пришла в эту пору.
; Выхожу в сени, мой Мурзик...
Все знали старуху в поселке, да и росли у нее на глазах. И тигристого кота ее знали.
; Мурзик!? Баб Нась, этой ночью тигра бычка уволок у молодой семьи. Не твой тигра-Мурзик случа;ем охотился?
И снова дружный, да, впрочем, и дружелюбный хохот. И самой уж казалось, что все это выдумки. Не слыхано такого, чтоб тигра в сенях  спал, как кот после ужина.
Кое как смекнув, что старуха не шутит, да и не из тех она, чтоб с утра парням байки рассказывать, стали готовиться. Нашелся охотовед, предложил тигра брать сонными пулями, зачем зря губить краснокнижную «Птицу». Тихонько по насту подошли к дому. След показывал, что «котик» не отлучался, накинули петлю на дверь, отошли метров на двадцать – потянули. Один по центру держал ствол с сонными пулями, двое по сторонам с боевыми, на случай, если за первые секунды тигр не обмякнет и разъяренный бросится на обидчиков. Тигр с первой пули обмяк, скорее чуть встрепенулся и не поменял положения. Ослабленный за зиму он пришел к людям. Через пару месяцев в питомнике с козлом Яшкой, о котором отдельный рассказ, тигр вернется на волю.
Когда Мурзик возвратился домой, все было по-прежнему – уютно потрескивали дрова в печи, пахло борщом и свежеиспе;ченным хлебом, только в сенях подозрительно пахло чужим наглым котом.
- Эх, жаль не застал, в каком-то инстинкте пронеслось в кошачьей голове и отразилось в глазах, на что Старуха улыбнулась и нежно промолвила: «Тигра ты мой полосатый, одно ты у миня учишение на склони лет и защита».

3 апреля 2020г