Глубина резкости - 40

     Утром в сопровождении доктора в палату вошли двое крепких парней. Врач ещё раз осмотрел пациента, дал несколько рекомендаций по дальнейшему лечению и покинул палату.
     - Собирайтесь, - сказал один из посетителей. – Мы поможем вам одеться.
     - Кто вы? – спросил Артём.
     Парни по виду были русские, говорили без акцента, поэтому на их счёт возникло сомнение. Но они сказали, что работают охранниками Николоза Кахетидзе и его семьи. Артём поднялся и попытался одеться сам, но у него это не получилось.
     Пришлось всё же прибегнуть к посторонней помощи.
     Спустя пять минут кофейного цвета джип с тонированными стёклами ехал к дому, в котором до недавнего времени жил Окунев. По дороге он познакомился со своими спасителями. Одного из ребят звали Виктор, другого Алексей. Когда остановились во дворе, Артём передал им ключи от квартиры. Парни принесли сумку и чемоданы и загрузили всё это в багажник джипа. По их совету Артём выключил телефон и извлёк из него сим-карты. После этого они разделились. Виктор погнал Окуневский «Лансер» туда, где Артёму теперь предстояло поселиться. Алексей и Артём выехали следом за ним, но по пути задержались у здания, в котором располагалась фотостудия Меллера. Через дежурного охранника Алексей передал ключи от квартиры.

     Въехав во двор усадьбы, он подвёз пассажира к крыльцу дома, предоставленного Артёму для проживания хозяином имения. «Лансер» с разбитым задним бампером стоял сбоку возле стены. Алексей занёс в дом вещи, а потом помог войти их владельцу. В доме было тепло. С помощью всё того же Алексея Артём переоделся в чистое. После ухода помощника он забрался в постель.
Очень скоро его навестил мужчина примерно пятидесяти лет. Он сказал, что является семейным врачом Кахетидзе, и что его зовут Зураб. Осмотрев больного, Зураб на ближайшие два дня запретил ему любые физические, умственные и эмоциональные нагрузки. Затем принёс таз с водой и влажной тряпкой протёр тело больного.
     Вскоре после его ухода горничная Арина принесла обед. Предварительно постучав, она заглянула в спальню.
     - Вам помочь пройти на кухню? – спросила, не глядя на Артёма.
     Он усмехнулся.
     - Что же ты глаза отводишь? Не очень приятно смотреть на такую физиономию?
     Теперь она открыто посмотрела на него.
     - Нет, почему же? Сегодня вы мне больше нравитесь, чем позавчера.
     - Да? – удивился он. – Странный у тебя вкус.
     - Какой есть. Так помочь или нет?
     - Спасибо, не нужно, - пробурчал Артём. – Как-нибудь сам.
     Она повернулась и ушла. А он продолжал лежать на кровати, размышляя обо всех перекосах и накладках в собственной жизни. От неприязни, прозвучавшей в голосе молодой горничной, испортилось настроение. Странным было то, что для подобной неприязни Артём не видел никаких оснований. Однако очень скоро он почувствовал, что голод способен одерживать верх над настроением. Соблюдая осторожность в движениях, больной проковылял на кухню и принялся за еду.
     Остаток дня прошёл в тоскливом одиночестве. Дурнота понемногу отступала, но избитое тело продолжало доставлять неприятные ощущения. Да ещё к физическим ранам добавились душевные. Неопределённое, подвешенное состояние угнетало Артёма. Его будущее просматривалось лишь на ближайшее время, а дальнейшая перспектива тонула во мраке.
     Вечером горничная вновь навестила Окунева. На этот раз она принесла продукты и стала готовить ужин. Несмотря на то, что дневная беседа не задалась, присутствие молодой женщины, занятой будничными хлопотами, создавало обстановку домашнего уюта и покоя. Артём сидел в спальне на кровати и слушал, как на кухне льётся из крана вода, звякает посуда, постукивает нож о разделочную доску. Сидеть в одиночестве стало невмоготу. Артём прошёл на кухню.
     - Добрый вечер, Арина! – сказал он приветливо.
     Женщина кивнула в ответ.
     - Хочу спросить, - продолжал он. – Почему еду готовишь ты, а не повар. Наверняка он здесь имеется.
     - Мне поручили о вас заботиться, - ответила она, не поворачивая головы.
     - Я предлагаю перейти на «ты».
     Арина коротко взглянула на него.
     - Вы уже перешли на «ты», хотя я вам этого не предлагала.
     - Понял. Приношу извинения, - Артём красноречиво развёл руками. – Похоже, не получится у нас наладить контакт. Всё же я никак не возьму в толк, на чём основана ваша неприязнь ко мне. Можете объяснить?
     Она на несколько секунд замерла, глядя перед собой, и также, не поворачивая головы сердито процедила сквозь зубы:
     - Шли бы вы… в спальню!
     А он смотрел на неё и тоже начинал злиться. Словно в отместку, заявил таким же тоном:
     - А знаете: я останусь здесь. За каким лешим мне переться в спальню? Вы скоро закончите, и я буду вынужден возвращаться. Знаете, как это называется? Я подскажу. Это издевательство над больным человеком. Мне тяжело даются переходы.
     - Не пытайтесь меня разжалобить, - Арина насмешливо фыркнула.
     - Даже не надеюсь. Когда человек злобствует и не считает нужным обосновать причину своей злобы, то это говорит о явной патологии.
     Арина тем временам резала картофель на кубики. Услышав последнюю фразу, она прервала работу и стиснула ручку ножа так, что побелели костяшки пальцев. Артём подумал, что сейчас этот нож воткнётся в него.
     - Объяснения хочешь? – спросила женщина, прерывисто дыша. – Ну так слушай. Я терпеть не могу таких павлинов, как ты. Распушите хвосты и упиваетесь собственной неотразимостью. Ты ведь даже мысли не допускал, что тебя могут отшить. Как же: такой красавчик! А мне противно до тошноты смотреть на твоё самолюбование. У тебя даже в интонациях голоса звучит полная уверенность в том, что любая женщина готова упасть к твоим ногам.
     - Неужели из-за такой ерунды столько ненависти? – удивился Артём. – А вот ты сама допускала мысль, что мой павлиний хвост тебе мог просто пригрезиться? Сама-то понимаешь, что бесишься по ничтожному поводу?
     - Ну да, по ничтожному поводу, - проговорила она, внезапно сникнув. – Был у меня такой же, как ты – смазливый да сладкоречивый. Всю душу вытоптал. Чуть, было, руки на себя не наложила. Не знала, куда деваться от собственных мыслей. Потом подвернулась работа здесь, у Николоза. Ну, думаю, спрячусь от всего мира, обрету душевный покой. А тут хозяйский сынок проходу не даёт. Пятнадцать лет гадёнышу, а совести уже нет ни грамма.
     Арина села на табурет, глядя в одну точку. Потом взглянула на Артёма.
     - Ну что, доволен объяснением?
     - Доволен, - ответил он. – Наконец-то мы перешли на «ты».
     Она усмехнулась, качая головой.
     - Чёрт тебя знает. Может быть, ты и вправду совсем не такой, и я зря на тебя напустилась? Очень уж ты похож на того подлеца. Когда в первый раз тебя увидела, мне показалось, что это он сидит на диване в холле.
     Арина поднялась и вновь приступила к готовке ужина.
     - Ты говорила хозяину про его сынка? – спросил Артём.
     - Говорила, - неохотно отозвалась она. – Ладно, забудь. Это мои проблемы.
     Закончив готовку, она ушла. Артём поужинал и вернулся в спальню. Лёжа на кровати, он заново пересматривал свои взгляды на жизнь. Ведь если быть честным перед собой, то горничная Арина была права: он такой же павлин, как и тот, кто вытоптал её душу. Разве он не сделал то же самое со своей женой Ритой? Разве Карина пострадала не по его вине, хотя и косвенной? Красивой женщине порезали лицо. Переживал ли он, Артём Окунев, по этому поводу? Нет, это серьёзное и страшное событие для него промелькнуло коротким фрагментом. Впрочем, как и для Паши Меллера, на которого Карина работала и чьи задания выполняла. И вот теперь её никому не жаль – ни Артёму, ни Паше. Как и Лёлю, чья судьба осталась неизвестной. «Шлюшка» – так назвал её Меллер. Да, эти женщины не являлись образцами добродетели и поступали не лучшим образом. Но кто знает – может быть, им тоже вытоптали души?