Охота на людоеда, картина 5-я

(Продолжение, начало см. «Охота на людоеда», части 1-4)

                Картина пятая

                Явление первое

                Раннее утро следующего дня. За окном темнота переходит в серый рассвет. Большая и чистая комната, примыкающей к покоям хозяев. В ней положено быть охране и слугам, чей черед дежурить, но там собираются все. Мебели немного: обеденный стол, еще один столик поменьше, несколько стульев и лавок, шкафы с посудой и полдюжины светильников, из которых сейчас горят только два. Есть также зеркало в простой раме, так как слуги обязаны следить за своей внешностью.  Проход к господским покоям завешан портьерами, его охраняют двое часовых. Другая большая дверь, более чем наполовину открытая, ведет на кухню. Там видны отблески огня и Филиппыча, колдующего над плитой. Он время от времени покрикивает на поваренка  К у з ь к у. Третья дверь ведет к комнатам слуг и затем – к выходу из замка. Хотя господа спят и еще нескоро проснутся, в комнате уже собралось общество. Все ждут, когда приготовят заказанные хозяевами крендели.  Смазливая горничная   Л и з к а  накрывает на стол. Ванька, чтобы не терять зря времени, в ожидании завтрака сидит в углу и чистит хозяйский сюртук и сапоги, То, что крендели предназначены для господ, никого не смущает: еды с барского стола всегда хватает на всех.

     К у з ь к а (высовываясь из кухни с подносом, на котором лежат крендели). Завтрак готов.
         
                Кузька, мальчик лет двенадцати,  только что взят из деревни. Он потрясающе наивен, что служит поводом для многочисленных шуток со стороны слуг. Однако их шутки по большей части безобидны, так как все хорошо помнят, как они начинали сами.

     В а н ь к а.  Кузьма! А ведь ты неправильно говоришь. Разве порядочные повара так объявляют?
     К у з ь к а. А как надо? Ты, Ваня, только покажи, я научусь...
     В а н ь к а. А вот как (берет в руки поднос). Кушать подано! Даже вот так: Ку-уша-ать по-о-дано!

                Кланяется каким-то никогда никем не виданным поклоном и возвращает поднос Кузьке, не забыв взять пару кренделей себе.

Вот как надо! (жует крендель).
     Л и з к а. А вот и не так! Хи-хи! Смотри!

               Забирает поднос у Кузьки, который смотрит разинув рот.

Кушать подано!

               С подносом  в руках делает книксен, оттопыривая свой зад несколько больше, чем позволительно приличной горничной. Возвращает поднос Кузьке, взяв себе три штуки.

     В а н ь к а. У тебя, Лизка, вторая ж... вырастет!
     Л и з к а (презрительно поворачивается к Ваньке). Харя деревенская! Без году неделя, а уж учить нас вздумал! Вот скажу госпоже, что ты ко мне пристаешь  – тебя на конюшне выпорят!

                Ванька благоразумно замолкает.

     П е р в ы й   ч а с о в о й.  А ну-ка, барышня, повтори еще раз! запомнить хорошие манеры хочется!

                Дождавшись, когда Лизка начнет делать свой книксен, звучно шлепает ее по заду. Лизка кокетливо взвизгивает.

Может, у вас, штатских, так и положено к столу звать, а у нас в армии проще!

                Забирает поднос у Кузьки в одну руку.  Другой рукой начинает осторожно трясти стул, получается очень похоже, будто бы он будит человека.

Ваше благородие! Проснитесь! Завтрак принесли!

               Забирает себе несколько кренделей и возвращает поднос Кузьке. Там уже осталось совсем немного.

      В т о р о й   ч а с о в о й. А мне матушка так говаривала: Сынок! Сыночек! Вставай, я тебе оладий напекла! (вздыхает и берет два кренделя себе).


                Явление второе

                Дверь одной из комнат, предназначенной для слуг, открывается, и оттуда, зевая во весь рот, выходит  Пахомыч.


     П а х о м ы ч.  Эге! Да у вас тут, во дворце, похоже, такой обычай: кто первый встал, того и сапоги!

               Берет пару кренделей.

(говорит громче, чтобы было слышно в кухне). Филиппыч! Давай неси сюда кофе и маленькую! Что-то голова после вчерашнего болит...
     В а н ь к а (ехидно). Еще бы. Вчера господин ефрейтор с немцем столько браги изволили вылакать, что нам и не снилось...
     П а х о м ы ч.  Засохни. Тебя государственные дела не касаются... О! Немца-то забыли выпустить! А его тоже накормить-напоить надо.

               Гремит ключами, открывая чулан.

Джек! Вылезай!

               Дверь чулана открывается, и оттуда, зевая и потягиваясь, вылезает оруженосец сэра Томаса  Д ж е к, он же  Г а н с.  Это – мужчина средних лет, жилистый, длинный, тощий, как палка, с сабельным шрамом на худом обветренном лице. Глаза у него светло-серые.  Он был когда-то блондином, а, может быть, рыжим, но сейчас его волосы выгорели, поредели и поседели, и наверняка можно сказать только то, что брюнетом он не был никогда. Его манера вести себя выдает старого солдата, лет двадцать, по меньшей мере, не вылезавшего из войн.

     Д ж е к - Г а н с (забирает поднос у Кузьки). А я бы так сказаль: Матка! Яйки! Млеко! Сало! Герр лейтенант кушат желайт! Шнель!

              Смеется,  забирает два последних кренделя, и возвращает пустой поднос Кузьке.

Малшик! Ты потшему нитшего не кушаль? О, кляйне киндер! Все крендель забрали, ты один нитшего не брал. Ты есть болен, да?

     К у з ь к а. А разве кренделя можно брать было?

              Дружный смех всех присутствующих. Кузька, поняв, что он остался в дураках и без завтрака, начинает шмыгать носом и уже готов расплакаться, но сердобольная Лизка делится с ним одним кренделем из своих трех.

     Л и з к а. Вот тебе. Ешь и не плачь. И впредь не будь таким дураком.
 
              Слезы на глазах у Кузьки мгновенно высыхают. Он счастливо улыбается и с хрустом вгрызается в крендель.

     В а н ь к а. И правильно. Мадемуазель горничной надо диету соблюдать...
     Л и з к а. Заткнись.


                Явление третье

                В комнату входит Филиппыч со вторым подносом кренделей.

      Ф и л и п п ы ч. Так и знал, что все съедят. Правильно-то надо говорить по-другому: садитесь жрать! Все втрое приходится готовить...  Кузька!

                Кидает взгляд на Кузьку, который не в силах оторвать глаз от кренделей.

Возьми себе еще один!

                Кузька, совершенно счастливый, берет с подноса второй крендель.


Да дуй живо на кухню. Принеси кофе, а нам с Пахомычем –  маленькую!

                Вопросительно смотрит на немца.

     Д ж е к - Г а н с.  Я бы тоже выпиль, герр старший повар...
     Ф и л и п п ы ч. Кузя! Не надо маленькой! Неси кофе и средненькую!
     К у з ь к а. Я мигом, герр старший повар!

                Под общий смех Кузька убегает в кухню и тут же возвращается с большим кофейником и со «средненькой» бутылкой, выглядящей очень внушительно. Часовые наливают себе кофе, берут еще по кренделю, и начинают завтракать, не отходя от дверей. Слуги садятся за обеденный стол, Филиппыч с Пахомычем и немцем – за столик поменьше. Поначалу можно разобрать только разговор между ними, хотя все прочие тоже о чем-то беседуют.

     Ф и л и п п ы ч. Опаньки! То-то мне вчера казалось, что я тебя где-то видел... вот когда встретились!
     П а х о м ы ч. Точно виделись!  И тебя тогда звали Ганс! (пауза). Мало мы вам накостыляли... опять, значит, герр лейтенант проголодался?

                Несколько секунд Пахомыч, Филиппыч и Джек-Ганс смотрят друг на друга.

     Д ж е к - Г а н с.  У вас отшень хороший память, геррен зольдатен. И у меня хороший память. Я помню, как вы вдвоем меня браль плен. А господин лейтенант давно нет. Тридцать лет прошель... у меня теперь новый хозяйн...
     Ф и л и п п ы ч. Все никак не успокоишься? Ведь не мальчик уже! Тебе тогда сколько было? Чуть за двадцать? Значит, сейчас...
     Д ж е к - Г а н с.   А что я умейт делать? Я всю жизнь был зольдат! Вот...

              Встает и показывает многочисленные шрамы на теле.

... и еще вот!

              Выворачивает содержимое своего кошелька. С жалким звоном на стол падает несколько серебряных монет.

Все на все! Драй кружка пива! Цвайн зосиська...
     Л и з к а. Гансик! Бедненький!
     Д ж е к - Г а н с (на всю комнату). И еще айн кабацкий девка!

              Все ахают.

     Л и з к а (встав, с угрозой). Ты что несешь, харя немецкая! А ну повтори!
     Д ж е к - Г а н с (поспешно). Фройляйн! Вы не поняль... я не то сказаль! Когда я говориль: кабацкий девка, я не Вас имель в виду! Просто я хотел сказать: у меня нет ни гроша!
     В а н ь к а. Ты впредь понятно говори! А то можно и в рыло...
     Л и з к а (то ли всерьез, то ли с насмешкой). Видишь! Вот и защитник есть...
         
              Все стихает. Лизка, успокоившись, снова садится за стол.

          Ф и л и п п ы ч. Лизка, конечно, с придурью, но она никак не кабацкая. Она добрая: кошек, собак любит! Шить, стирать умеет! Стряпает вкусно... я ее научил!  Клад, а не девка! Вы этого не понимаете... дураки! она мужа счастливым сделает! (пауза). Ганс! Хватит тебе шляться: все зольдат, да зольдат! Хочешь, на повара выучу? Будешь готовить обеды своему барону!
         Д ж е к - Г а н с.  Найн... не буду повар! Мой господин скуп! Это тебе  хорош: сегодня – осетр, завтра  –  форель, послезавтра  – крендель и что душа пожелайт! Браги сколько хочешь!

             Берет бутылку со «средненькой» и любовно взбалтывает.

Тебе отшень хорош, если эта бутилка – миттель! (*)

(*) Миттель (нем.) –  средненькая (примечание авт.)

Тут любой господин будет сыт, пьян и доволен. А вот как дадут тебе двадцать талеров в месяц! На провизию! Для всей семьи! Как начнут допрашивать: почему пиво прокисший? Потшему на ужин подаль кости? Где фляйш? (**) Украль? Дас ист самый проклятый должность!

(**) фляйш (нем.) – мясо (примечание авт.)
 
     В а н ь к а (в ужасе). Господи! Даже украсть ничего нельзя!
     Л и з к а (вздыхая). Бедный Гансик!
     В т о р о й   ч а с о в о й. Чем так мучиться, лучше всю жизнь в солдатах...
     П е р в ы й   ч а с о в о й. В солдатах способней. Тут, главное, ежели повезет и в бою убьют, то... то не придется голодать в старости!

                Продолжительная пауза. Каждый задумывается о своем.

     Д ж е к - Г а н с. Что мы все рассуждаль! Словно философы! Герр Филиппыч! Надо отметить наш встреча!
     П а х о м ы ч.  Давай выпьем!
               
                Разливает «средненькую» по стаканам.

Прозит!

                Все трое дружно выпивают.

     Ф и л и п п ы ч. Давайте в темпе, ребята. А то их величества скоро проснутся, а мы и выпить не успели.

                Разливает «средненькую» и пьют, уже молча.

Кузька! Принеси нам на закуску копченой колбасы!
     К у з ь к а. Сию минуту!

                Кузька убегает в кухню и мигом возвращается с колбасой. Все выпивают в третий раз и тянутся к закуске.

     П а х о м ы ч. И как же ты, дружище, снова попал на службу?
     Д ж е к - Г а н с. Три года быль без работы. Герцог в полк уже не браль: говориль, уже старый. И тут он меня вызывайт...

                Раздается звонок. Ванька вскакивает, хватает хозяйский сюртук и сапоги, убегает за портьеру и через минуту возвращается.

     В а н ь к а. Их величества проснулись. Требуют Филиппыча с завтраком и Лизку – убирать комнаты. А через полчаса чтобы пришел Пахомыч с докладом.
     Ф и л и п п ы ч. Ну, ребята, продолжайте без меня... служба!

                Филиппыч приносит из кухни третий поднос к кренделями и кофейник и вместе с Лизкой уходит. Вслед за ними уходит и Ванька, так как он должен быть постоянно при господах.

      П а х о м ы ч. Видишь, полчаса осталось. Давай еще хряпнем и рассказывай дальше...

               Выпивают еще по стакану уже в который раз. Оставшиеся у двери часовые глядят на них с явным уважением.
            
     Д ж е к - Г а н с. Мне все надоель. К шорту! Все расскажу. Слушаль меня, герр Пахомыч...

               Пахомыч с вниманием смотрит на собутыльника, но понять, пьян он, или только придуривается, невозможно.  На всякий случай он наливает еще по одному стакану – по последнему, так как бутыль со «средненькой»  уже пуста.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.