На наблюдательном пункте

     Весной 1943 года полк наш с боями продвигался вперед и в мае занял оборону на восточном берегу большой реки  Северский Донец. Наша рота заняла оборону около большего и сильно разрушенного гитлеровцами селения под названием "Пески", недалеко от города Белгорода. Противник заранее построил оборону за рекой, на ее западном, высоком и холмистом берегу, сильно поросшем деревьями и кустарником. Наши бойцы окопались на восточном, низменном, сравнительно открытом, берегу. Войска стали накапливать силы для дальнейшего наступления.

     Я командовал отделением станковых пулеметов - "максимами". Бойцы отделения окопались на заданных позициях, устроили пулеметные гнезда. Перед нашими окопами лежало в развалинах село Пески, которое выходило к самому берегу реки.

     Однажды меня вызвал командир роты на командный пункт и, узнав, что я по специальности геолог, спросил, разбираюсь ли я в топографии. Я ответил утвердительно. Тогда командир роты - старший лейтенант - приказал мне стать разведчиком - наблюдателем. Он дал мне полевой бинокль и связного солдата по фамилии Тоцкий. Тоцкий был сибиряк, высокого роста, крепкий сложением, покладистый характером.

     Старший лейтенант, указав на единственный уцелевший дом в селе Пески, который находился недалеко от берега реки, сказал, что он будет моим наблюдательным пунктом. В задание мне было поставлено следующее. В связи с сильной обороной врага, которая с каждым днем укреплялась, мне необходимо постоянно днем и ночью наблюдать за огневыми точками противника (за окопами, пулеметными дотами и дзотами, артиллерийскими установками) и наносить их на карту, составив, таким образом, схему обороны их передового края.

     Незаметно перебежками и ползком на открытом месте мы с Тоцким добрались до одинокого дома. Стены дома все сохранились, дверей и оконных рам не было. В доме была две комнаты, которые выходили к реке на сторону противника и кухня со стороны  наших позиций. Вход в дом был со стороны кухни. Как только стемнело, мы приступили к оборудованию наблюдательного пункта. Окна заткнули досками, откопали ход смещения (траншею) для связи с командным пунктом. Отыскали заброшенный погреб, служивший ранее для хранения продуктов, из которого сделали блиндаж с двумя накатами бревен для укрытия от артиллерийского налета.

     Наблюдательный пункт я сделал на чердаке, так как железо с крыши было сорвано и остались только редкие стропила. Для безопасности соорудил из кирпичей невысокую стену с амбразурой, так как противник вел часто беспорядочную автоматную и пулеметную стрельбу по нашим позициям, в том числе и по нашему дому. Для того чтобы легко было забираться на чердак, ночью, в деревне, разыскали лестницу и приставили ее со стороны кухни, где устроили питательный пункт. На все устройство ушло два дня с перерывом на наблюдения, когда велась сильная стрельба.

     Затем я приступил к планомерному наблюдению за противником, регистрируя все его огневые точки. Наблюдения эти продолжались примерно 15 -20 дней. Я находился постоянно на чердаке, а связной Тоцкий внизу, занимаясь улучшением нашего наблюдательного пункта и пропитанием. Ночью и днем отдыхали попеременно. Перед домом росло высокое уцелевшее дерево. Фашисты неоднократно начинали бить по нашему дому из минометов, но после трех - четырех выстрелов переносили огонь в другое место, и я понял, что дом с деревом для противника является артиллерийским ориентиром.

     Иногда мимо нас проходили ротные минометчики, которые незаметно подбирались к берегу и забрасывали фашистские позиции минами. Неоднократно на наблюдательный пункт приходил командир роты с офицерами. Они знакомились с данными, смотрели, как у меня идут дела, какая получается карта, где огневые точки противника. Обычно это появление многих людей на чердаке дома замечал противник, так как вскоре на нас начинали лететь мины. Все расходились, мы же с Тоцким оставались.

     Однажды мина попала в дом. Что - то затлело, затем загорелось. Дело была к вечеру, и мы потихоньку, незаметно потушили пожар. Наблюдения продолжались. Мы старались себя не обнаруживать.

     Особенно четко было видно вечером, когда гитлеровцы стреляли трассирующими пулями. Мне удалась зафиксировать около десятка  дотов и дзотов, две артиллерийские установки в лощинах, где днем я различил в бинокль пушки, замаскированные в кустарниках, а также минометные установки, стоявшие среди холмов.

     Дней через 15 командир роты пришел к нам с артиллеристами, которые внимательно рассматривали мою карту, а затем забрали ее с собой, сказав, что завтра они выкатят свои орудия на бруствер канала, и прямой наводкой будут расстреливать цели противника.

     Днем я видел, как артиллеристы готовили места для пушек.

     Ночью орудия выкатили на позиции и тщательно замаскировали ветками кустарника. На следующий вечер перед закатом солнца наши артиллеристы из трех орудий начали беглый огонь по нарисованным мною целям противника. Гремела канонада: снаряды летели надо мной. Я с затаенным дыханием следил в бинокль, как снаряды разрываются и уничтожают доты, дзоты и пушки и самих фашистов. Артобстрел длился около 15 минут. Дело было сделано... Ночь была тихая и спокойная.

     На следующий день возбужденные артиллеристы пришли на наш наблюдательный пункт. Благодарили, были довольны своей работой. Попросили меня, как свидетеля, подписать акт об уничтожении вражеских огневых точек.

     Через день, как обычно, гитлеровцы стали пристреливать минометами по нашему дому. Но после трех - четырех обычных мин на нас полетел их целый град. Мне стало ясно, что на этот раз фашисты бьют по нам, по нашему наблюдательному пункту. Видимо, враг, наконец, разобрал, что из себя представляет наш дом с одиноким деревом.

     Я лежал на чердаке под зашитой сделанной мною кирпичной стены. Тоцкий был внизу в кухне. Мы с ним переговаривались. Какая по счету, не помню, мина попала в стену дома, и он закачался, затрещал, что - то свалилось. Я хотел слезть с чердака и бежать в блиндаж, но, услышав еще пронзительно воющие мины, которые летели прямо на меня, остановился. Одна из мин, пролетев над моей головой между стропилами крыши, разорвалась в кухне. Взрыв был настолько сильный, что весь дом заходил ходуном и стал разваливаться. Кирпичи обрушились и завалили меня. Лестница разлетелась в щепки. При небольшом перерыве между взрывами я спрыгнул с чердака и забежал в блиндаж. Тоцкого я нигде не видел, на мои окрики ответа не было.

     Когда прекратился минометный обстрел, я вышел из блиндажа и пошел по ходу сообщения. Через один - два поворота я увидел Тоцкого, лежавшего на дне траншеи. Шапка его лежала в стороне, а голова была вся в крови. Около бруствера зияла воронка от разорвавшейся мины, которая убила моего товарища. Похоронили его здесь же на позициях.

     Дом был разрушен, дерево срезало миной. Наблюдательный пункт прекратил свое существование. Через день - два наше подразделение перебросили на другую позицию. Я снова стал командовать отделением станковых пулеметов.

                (май 1964)