О семье. Юдины, дети мои - вам сюда

1. Моя фамилия Юдин.
Мы носим фамилию Юдины. Происхождение фамилии связано с одним из христовых апостолов – Святым Иудой. Происходит от крестильного имени Юда — народной формы имени Иуда (в переводе с иврита – «восхваляющий Бога»)…
Полагаю, всем известно, что Иуд при Христе было два, и оба они были апостолами. Один - Иуда Искариот, предавший Иисуса Христа и потерявший тем самым место среди двенадцати избранных, что, собственно, и изложено в Библии. (Останавливаться на версии, что Искариот действовал строго по указаниям самого Христа и сознательно принял на себя крест проклятия во славу Иисуса, популярную в нынешние времена в некоторых узких кругах - мы не будем потому, что это уже совсем другая история). А второй Иуда – Иуда Фаддей, это Святой и великий человек, и возможно даже оставил записи в Новом Завете в виде «Послания от Иуды». В нем он осуждает порочных людей и ереси, и обращается к «верным» (людям) с напутствием любить грешника, но ненавидеть грех…  Твердой уверенности в авторстве этого послания именно Иуды Фаддея, у ученого люда нет, но все же большинство склоняется к тому, что это вполне могло так и быть. Равно как и то, что Иуда Фаддей (или Иаковлев – так как брат Иакова, а ещё его называли Леввей – считается, то есть тогда было нормой, что у людей было по нескольку имен, да ещё и кличек-прозвищ) возможно был родным братом Иисуса Христа (по отцу Иосифу – от первого его (отцова) брака).
Иуда Фаддей  прославился тем, что распространял христианство в Иудее, Галилее, Самарии, Идумее и городах Аравии, в Сирии и Месопотамии, в Ливии, в Армении, и даже в Иране, где по месту его предполагаемого захоронения и стоит монастырь - монастырь Святого Фаддея.
 О кончине Иуды описано примерно с десяток совершенно разных версий – по одним Иуда умер мирно, по другим (а их большинство) – мученически. То есть… о месте и обстоятельствах смерти апостола единства в описаниях нет. Различные, записанные в разное время варианты охватывают очень широкую географию – это Ливия, Синай, Греция, Сирия или Месопотамия , или Тель-Арад - территория нынешнего Израиля, или Армения, или Персия (Иран).
Персидская версия мученической кончины святого Иуды получила наибольшее распространение на Западе и вообще большинством (католической церковью)  принята именно она. Согласно ей Апостолы Симон Кананит (Зелот) и Иуда Фаддей, проповедуя в Персии и Вавилоне, вступили в жесткую полемику с магами и жрецами господствующего тогда в Персии Зороастризма, что привело к пленению апостолов, пыткам и смерти. При этом как-то никого не смущает, что Симон по общепринятому же мнению погиб на побережье Черного моря – там, где теперь стоит Афонский монастырь, а могила Иуды и монастырь Святого Фаддея находится в иранском Западном Азербайджане. Впрочем, в немалой степени на убийство апостола претендуют и армяне – по второй по популярности версии, апостол обратил в христианскую веру царевну Сандухт в Армении и множество других армян, после чего был убит по приказу царя Санатрука в Шаваршане (область Артаз, северо-восточнее озера Ван – на территории современной Турции). Что в общем-то близко географически к грекам с их древним городом Эдесса (на юго-востоке современной Турции), где по другим источникам также мог мирно скончаться этот ученик Христа, один из 12-ти апостолов, подвижник христианской веры Иуда Фаддей (Иаковлев) Леввей.
Святой Иуда в католической церкви считается покровителем безнадежных дел, к нему обращаются как к заступнику в самых безнадёжных, отчаянных ситуациях.
По одной из легенд, рассказываемых на проповедях служителями церкви, Симон и Иуда во время проповеднической деятельности в Иране были обвинены жрецами-зороастрийцами  перед персидским царем за свои многочисленные подвиги на ниве обращения добропорядочных и не очень персов в христианскую веру и приговорены к смерти.  Персы тогда поклонялись исключительно творцу Ахура-Мазде - всеблагому единому богу светлой силы - и первому пророку его Заратустре, то есть в некотором роде, если отбросить все остальные аспекты веры в понятия, сущности и вселенские законы, то у них было единобожие. И новая христианская вера с их таким же по сути Единым Богом и сыном его Иисусом, который во плоти ходил по Земле, видимо, не вызывала большого противоречия в душах персидских подданных, массово поначалу принимавших новое учение и вдруг возжаждавших спасения во Христе, вопреки противодействию сильных мира сего. (Впоследствии, как известно, их умы и души полностью завоевали установки ислама, практически аналогичные зороастрийским и крайне созвучные христианским - с единым Богом Аллахом и единственным пророком Аллаха – Мухамедом. Но здесь все же основной смысловой глагол будет – ЗАВОЕВАЛИ…) Массовый переход подданных в новую христианскую веру не мог не обеспокоить служителей и жрецов Зороастризма - безраздельно господствующей тогда в Персии религии, и они, конечно, как умели, старались препятствовать распространению христианства, ничем от деятелей господствующих религий в других государствах в основных методах этой борьбы не отличаясь – понятно, что самым варварским образом избавлялись от христианских проповедников и бесчеловечно охотились за обращенными. (Нужно сказать, что если с христианами у них это более-менее успешно получилось, то потом исламу жрецы Заратустры уже проиграли вчистую – но это да, это ведь уже точно была совсем-совсем другая история). 
Так вот вернемся к апостолам - во время показательной казни, назначенной Симону и нашему Иуде (в честь которого мы и носим свою фамилию), в присутствии персидского царя и свиты, жрецы сбросили на приговоренных проповедников клубок ядовитых змей, ожидая зрелище жуткой, в муках, небыстрой смерти христиан. Но к удивлению персов, змеи не стали атаковать предназначенную им жертву, а, напротив, ринулись на самих жрецов, на царя и на свиту. Однако вдруг апостолы спокойными голосами вопреки всему, вопреки здравому смыслу и вопреки пониманию персами самих принципов этой жизни как таковой, принялись утихомиривать, усмирять ядовитых гадов. Зачем вроде, да?.. И вот - неожиданно разъяренные аспиды послушались чужеземных странников – в ответ на успокаивающий мирный призыв они покорно приползли к стопам апостолов и замерли у их ног.
Слухи о случившемся чуде мгновенно распространились. Событие прогремело на всю Персию, и возымело такой эффект, что даже персидский царь, якобы, сам поспешил обратиться в христианство. Но, увы, злодеи маги-зороастрийцы не уподобились земным гадам и не остановились на сём, и не успокоились, а, наоборот, продолжили свою бессмысленную, но беспощадную борьбу с новой верой и с ее проповедниками, неся жестокость и сея смерть меж христиан и сочувствующих, невзирая на чины и заслуги…
Хотелось бы думать, что именно на основе этой легенды святой Иуда и стал почитаться как покровитель христиан в особо безнадежных случаях.  Но по общепринятому в католической церкви мнению обычай почитания Иуды Фаддея в именно этом аспекте возник гораздо позднее, в средние века, в Европе, в результате пересказа и последующей записи одного из видений некой святой католической дамы -Биргитты Шведской. То есть, как бы ни хотелось иного, а придется признать, что корни этого воззрения - чисто западные и сновидчески мифические, к реальным фактам и истории отношения практически не имеющие. Что-то там эта Биргитта в своём сне увидела, как смогла потом, проснувшись, пересказала-интерпретировала, писари её - как сумели - записали, и вот родилась соответствующая мысль и идея… Немногим, конечно, теперь известная,  потому что не слишком-то часто и пересказываемая – ну, просто видимо всё-таки из-за сомнительности происхождения… Все-таки видения апостолов – это одно, а вот видения какой-то средневековой богачки, пусть даже и канонизированной за свою благочествивость – ну, как-то совсем другое. И проповедники в церквях это вполне, видимо, понимают. Поэтому большого внимания на данном обычае не заостряют и никаких особых усилий по популяризации его не предпринимают. Хотя он и внесен в скрижали западного христианства. Православная церковь в целом не противится тому обычаю и идее, но только вообще не поддерживает. Дело ваше, как говорится - уважаемому Святому Иуде Фаддею такая слава никак не повредит, но только вот нет у нас такой «святой», и ее видения абсолютно не могут нас ни на что вообще вдохновлять по вот этой самой очевидной и простой причине – шведская заслуженная дама Биргитта, как бы не преклонялись перед ней шведы и католики, ну, совершенно никакая нам не святая...
Впрочем, мало кто сейчас оглядывается на православную церковь, празднуя, например, в России день святого Валентина или святого Патрика с элем-пивом и трилистником, или, пуще того, переодеваясь и дурачась на Хэллоуине. Западные традиции благодаря Голливуду прочно вплелись в традиции собственные наши и кое-какие стали нам даже зачастую роднее последних. Но песня в целом не о том, тем более, что Иуде Фаддею никогда не догнать ни Валентина, ни даже Патрика по популярности в нынешнем, по оси сдвинутом, мире…
 Канонизация самой Биргитты – чисто политический вопрос своего времени, связанный с ростом международного престижа средневековой Швеции. Сама же «святая» в действительности была дамой не только благочестивой, но и весьма знатной, а прославилась именно за свои видения, ну, и якобы занималась благотворительностью и помогала больным. При этом добрая часть текстов, записанных ее секретарями в режиме «он-лайн» на основе ее видений,  была наполнена политическим содержанием. И среди прочего там есть, например, поддержка военного похода на Русь под предлогом борьбы с язычеством и Православием (в 1348 шведский король Магнус предпринял «крестовый поход» на Русь, потребовав от новгородцев принять католическую веру и пытаясь насильно перекрестить местное население... – по нынешним временам у них теперь в Швеции, наверное, сотни, если не тысячи, таких «святых», которые спят и видят себя и Швецию поборовшими, наконец, язычество и варварство в ненавистной им России (вместе с русскими варварами). И не в одной Швеции, конечно.
Ну, да ладно. Бог с ними и с нами, и с нашим безусловным варварством…
В любом случае достоинства Святого Иуды перед церковью и человечеством неоспоримы. Иуда Фаддей, как и его одиннадцать соратников – апостолов Христа, обладал просто немыслимой по нынешним временам силой убеждения, интеллектом и личным мужеством. Ведь как ни крути, но именно дюжина этих людей изменила и преобразила мир, не остановившись перед невероятными и, казалось бы, непреодолимыми трудностями, и да - принеся свои жизни в жертву. Но они дали человечеству веру в добро и терпимость друг к другу… Другое дело - как потом распорядились всем этим их последователи и якобы единоверцы через сотни лет… Наивно было проповедовать нашему миру мир… Ну, это опять же совсем-совсем другая история.
Мощи Святого Иуды Фаддея развезены чуть ли по всей Европе – вообще-то Ватикан считает, что они хранятся в соборе святого Петра в Риме. Но также известно и о частицах мощей святого Иуды в Реймсе, Тулузе и Кёльне. Армяне же, как всегда, имеют на этот счет свое особое мнение и твердо уверены, что останки Святого Иуды хранятся у них в Армении в Эчмиадзинском монастыре (г.Вагаршапат, Армавирская область), а часть (предплечье) они перевезли в Чикаго, США в 1929 году. И какие-то части мощей числятся в католическом кафедральном соборе святого Юра (это так католики-юниаты-укры нашего Георгия Победоносца называют, между прочим) во Львове и среди святынь ризницы Свято-Ильинского монастыря в Одессе (Украинская Православная Церковь, Московский Патриархат), который был подворьем афонского Илии пророка скита.
Ну да, дивны дела твои, Господи!..
На этом исторический экскурс в историю фамилии можно было бы заканчивать, но стоило бы ещё упомянуть, что Юдины – очень распространенная на Руси фамилия, что под Москвой есть деревня Юдино, и что немцы при оккупации наших территорий в 41-44гг уничтожили множество наших с вами однофамильцев и родственников – просто из-за фамилии, которая созвучна для искушенного в национальных вопросах арийского уха со словом «Jude» - еврей, и особенно, если женщина говорила, что она Юдина, то созвучна со словом J;din – еврейка. Так что в Бабьем Яру лежат и Юдины, которых никто тогда не слушал, русские они или евреи.  Юдин - и этого для гансов было достаточно, чтобы поставить точку в твоей жизни. И те, кто им помогал – я имею в виду всякую бандеровскую сволочь и лесных тварей-братьев – не перечили хозяевам-немцам, а с удовольствием исполняли – убивали нас, хотя и понимали разницу. И не стоит про это забывать. Вообще никогда.
***
Про конкретно наших предков с фамилией Юдины известно очень немного. Фамилия нам досталась от моей мамы – Юдиной Антонины Михайловны. Родилась мама в Сибири, в Новосибирской области, в селе Медведск, Черепановского района. Шикарное место, прекрасные леса, красивая, чистая, хотя и обмелевшая речка Ситовка.
В этом селе я проводил почти все свои школьные каникулы, и для меня это самое родное место на Земле – чему, видимо в свое время поспособствовало осознание того, что на той земле, в том селе жили три поколения моих предков (это те, про кого доподлинно известно).
Мамин отец, Юдин Михаил Васильевич примерно 1921-22 го года рождения буквально перед войной женился на бабушке (Александре Клементьевне Федоровой). И был призван в ряды РККА (в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию). Произошло это ранней весной 1941 года, как раз перед рождением моей мамы. Мама родилась 13 мая 1941.
И вот дальше пошла у него такая жизнь, что дочь свою он так никогда и не увидел. Может, мельком и увидел потом однажды в ее малолетстве, но тоже врядли… 
Конечно, во всем виноват не он, а проклятые немцы, так не вовремя напавшие на СССР, так что наш Михаил Юдин – молодой, развитый, статный, и весь из себя парень вдруг оказался за тысячи километров от родного дома и был вовлечен в целую гряду несомненно грозных и неотвратимых событий. И те все так на него повлияли, что он счел возможным про свою семью – молодую жену и дочь – попросту забыть. По моему разумению, никто его мнения, конечно, не спрашивал – был он ещё сопляком, а не мужем, самостоятельно принимать решения не умел, и жизнь его так сложилась, что он и не мог их принять. Все решилось само собой, и все решили за него. Его это, конечно, не извиняет, но…
Попав сразу в начале войны в самую мясорубку, в одно из самых неблагополучных для нашей обороны мест (хотя где тогда было благополучно?) – остался в окружении где-то под Житомиром (где конкретно – не скажу, это не известно. Но война прошлась там по всем местечкам без исключения). Сам Житомир немцы взяли буквально за считанные недели – вдумайтесь: 22 июня началась война, и Житомир, в числе других ближайших к границе крупных городов  бомбят с первого же дня, а уже 9 июля немцы город взяли. Но это не значит, что наши советские войска не воевали, а просто сдавали города – нет. Воевали, и ещё как…
Прежде всего, нужно вспомнить тяжелейшее недельное танковое сражение под Ровно-Дубной-Луцком – 200 км от Житомира, где сошлись более 4 тысяч танков с обеих сторон. Это планировалось как мощное контрнаступление советской армии, которое в целом не удалось и вошло во все учебники как хорошая попытка советских войск навязать противнику свою инициативу. Были достигнуты временные успехи, но на фоне бездарного командования с целым рядом просчетов, слабо налаженного взаимодействия между соединениями можно оценить проведение операции, как откровенное вредительство. Танки шли в бой прямо с 200-300 километрового марша, отдельными подразделениями – так как часто подождать другие соединения и сформировать крупный ударный кулак не получалось. Равно как и организовать обеспечение горючим и боеприпасами -  не хватило или таланта, или предусмотрительности, а скорее всего и одного, и второго, и третьего, да ещё и времени, чтобы спокойно потупить - буквально через несколько дней этого пункта (обеспечение мехкорпусов ГСМ и боеприпасами) в повестке дня уже не было как факта. Я понимаю, что Жуков с его опытом разгрома японцев на Халкин-Голе, где именно танковая атака с марша и даже без поддержки пехоты решила дело, намеривался сбить с темпа и таким же примерно образом остановить безудержно наступающих немцев. Но если японцы в 1939г. упустили инициативу, были остановлены и разбиты,  то немцы, обладая большим опытом и ресурсами, пусть и с трудом, но устояли и продолжили свое наступление, перемолов советские контратаки…
Тем не менее, немцы неделю бегали от наших танков как зайцы, пока у советских танкистов не кончилась горючка и снаряды. И это при абсолютном превосходстве немцев в воздухе. Часть наших войск потом вышла из окружения, но большая часть – нет. Солдаты дрались геройски, но… Сражения уже тогда выигрывала логистика, а не мужество бойцов. Отцы старшие командиры во главе с самим Георгием Жуковым ни хрена тогда ещё не умели – ещё только учились, и ценой их учебы была огромная кровь и человеческая беда.  Я, в принципе, с уважением отношусь к маршалу Жукову, но этот эпизод его карьеры, преподносимый раньше как кратковременный, но успех среди всеобщего провала – я считаю постыдной страницей его биографии. Жукова теперь уже часто за события под Ровно приравнивают к Мехлесу с ролью того в севастопольской катастрофе.  И, на мой взгляд – так оно и есть. Другое дело, что если бы и он застрелился как его коллега по данной операции - Член Военного совета Юго-Западного фронта Вашугин – тоже весьма одиозная личность (не менее чем сам Жуков был большой любитель грозить расстрелом по любому поводу… совесть там его потом замучила или ещё что – застрелился он сам, и хрен с ним) -  то кто бы вообще потом дело до конца довел?
Некоторые историки обеляют Жукова, все сваливают на тупых его, непослушных  подчиненных и на самого ЧВС Вашугина, путавшего полководцу карты. Некоторые - в точности до-наоборот – утверждают, что Вашугин не руководил и не планировал операцию, но как честный офицер не мог потом снести позора, а ответственность за провал вообще-то - вся на Жукове…
Многие же теперь прямо заявляют - со слов командиров корпусов и дивизий – весь бардак тогда вносили постоянно меняющихся приказы сверху – то есть и Жуков, и ЧВС Вашугин были бестолковыми оба два. Требовали невозможного, истощили войска рокировками, не обеспечили их горючим и боепитанием, и в итоге просрали компанию. Один застрелился, а второй умчался в Москву, бросив войска…
Но ведь были и исключения, и далеко не единичные – возьмем даже примеры из эпизодов именно этого сражения под Ровно-Дубной-Луцком – командиры корпусов, командиры дивизий и сводных отрядов –  даже немцы вынужденно отмечали, как толково иной раз действовал их противник, а они же сами безбожно наоборот тупили, намереваясь с ходу пробить оборону русских, как делали и уже даже привыкли это делать в Европе… Но тут в голожопой РСФСРии им вдруг в ответ конкретно прилетело в лоб, чего они откровенно не ждали.
Так вот, может, застрелись вдруг все бездари - маршалы с ЧВС-ами вместе, то настоящие бы знатоки дела  и довели бы нас все едино до Берлина – и быстрее, и с меньшими потерями? Как думаете?
Одним из мехкорпусов командовал тогда будущий маршал Рокоссовский, только год как освободившийся из тюрьмы. И сразу, практически в первом же сражении (в уже третьей в его карьере войне, после Германской и Гражданской) показал себя настоящим полководцем – не тупил, как некоторые, а брал на себя инициативу и ответственность. Его корпус мертво вцепился в дорогу Луцк-Дубно, куда немцы поперли в лоб, и башку об его мехкорпус расшибли… 
Берем следующих - командир 34й танковой дивизии полковник Васильев с комиссаром Попелем… Номинально командиром был назначен Попель (его кстати вышеупомянутый ЧВС Вашугин грозился расстрелять в случае неудачи – если бы отряду не удалось отбить Дубно), а фактически командовал Васильев – возглавили сводный отряд и до 2 июля удерживали Дубно, хотя и остались в окружении, но потом из него вышли в отчаянном прорыве на последних литрах горючего и с кончающимися патронами и снарядами -  прошли сотни километров по тылам немцев, и громили их по дороге..
Потом есть ещё примеры – полковники Цибин, и всем известный Катуков. Это вот их можно с полной ответственностью назвать настоящими полководцами… 
Да, они и Ровно, и Дубно, и Житомир не удержали, хотя и бились отчаянно, но был ведь ещё потом и Коростенский укрепрайон, более месяца сдерживавший наступление немцев на Киев – с 5 июля по 7 августа…
Есть такая добрая книжка – автор Сергей Былинин «ТАНКОВОЕ СРАЖЕНИЕ ПОД БРОДАМИ — РОВНО 1941». С фотографиями и картинками – будет желание, найдите-почитайте. Меня лично этот эпизод войны не слишком волновал, пока я не осознал, что именно там воевал мой дед Юдин. И наверняка же или в укрепрайонах, или в одном из мехкорпусов. Что доподлинно известно - он не вошел в число счастливчиков, вышедших из окружения. Но и в плен, к счастью, не попал. С пленными немцы поступали жестоко, под Житомиром, например, ими был сразу же организован лагерь для военнопленных (Богуния), в котором содержалось с лета 1941 года 100 тысяч человек, и по современным оценкам 79 тысяч человек из них погибли от голода и ежедневных расстрелов, а оставшиеся пленники были в 1943-м перевезены в Германию.
Боец Михаил Юдин вышел тогда в одиночестве куда-то к людям,  и на его счастье нашлась какая-то молодая женщина, которая спрятала его от немцев у себя в доме. Ну, только вот именно из-за этой женщины, однажды спасшей его, дед мой Михаил Юдин к своей семье в Сибирь и не вернулся…
Катя ее звали, молдаванка она была. Симпатичная…
Что она делала там под Житомиром? Как ей удалось спрятать красноармейца на территории чуть ли не самой наводненной немцами области – это неизвестно. Известно только, что Катя числилась и работала в подполье, на партизан, которых под Житомиром числилось очень немало.
Другое дело, что карательная политика немцев привела почти к полному угнетению населения и подавлению всякого сопротивления, а из некоторых районов под Житомиром немцы вообще полностью физически выселили всех местных жителей, чтобы освободить место для немецких переселенцев – фольксдойче, которые должны были создать первые чисто немецкие колонии на территории Украины.
Про партизан под Житомиром написано много, и полагаю, что-то действительно ими делалось путевого – например, сам Николай Кузнецов и группа «Победители» в 43-м передислоцировались в житомирскую область, где они продолжили свою довольно успешную диверсионную деятельность, в том числе и по устранению немецких генералов (Николай Кузнецов лично положил их семь – и это о чем-то да говорит).
Было дело… Но только не в первый год оккупации. И вроде же был максимальный настрой и возможности, но в реальности до лета 1942 года в житомирской области не было ни одного действующего партизанского отряда. Потом партизанское движение действительно появилось, и не только на бумаге, а к концу года оно расширялось и достигло максимума в 43-м. Освобождение области советскими войсками произошло в ноябре-декабре (Житомир освобождали дважды – в ноябре 1943-го неудачно, а потом в декабре - окончательно). И вот только тогда немцам стало не до осуществления своей мечты о германских колониях и экспериментальных немецких поселениях. А до этого – Житомирская область для немцев была глубоким тылом. Властвовали они там целиком и полностью, и до лета 43-го не слишком-то и обращали внимание на партизан, которым носу было не высунуть из леса в этой наводненной немцами области. Подполье номинально что-то делало, но что там могло быть путного, если местное население, кого не убили, или просто планомерно вывозилось на Днепропетровщину без вещей, как есть, или же - угонялось в Германию. Повсеместно действовали украинские националисты-полицаи. За малейший намек на недружественное отношение к оккупационным силам применялись массовые расстрелы – так в самом начале оккупации за случившийся пожар в Житомире, от которого никто и не пострадал, было расстреляно 100 жителей города. Просто так. Чтобы дружбу поддержать…
В 41-м, в первые же дни войны, из групп НКВД, партийных работников и местных добровольцев на житомирщине были сформированы двадцать истребительных батальонов - примерно 4000 бойцов (номинально чтобы бить немецких десантников и диверсантов).  И они должны были остаться в тылу врага после отхода наших войск - создавать подпольную партизанскую сеть…  Но пять из них, как только немцы взяли Житомир, сразу же ушли вслед за нашими войсками за линию фронта, а оставшиеся пятнадцать никак себя вообще не проявили. Частью разбежались по хатам, а большей частью были истреблены. Практически всех сдали немцам свои же сослуживцы, а некоторых - даже командиры,  местные партийные руководители, часто стоявшие во главе этих небольших, по двадцать человек, отрядов… Смекнули, что немцы, кажется, уже одолели Красную Армию и обосновались тут всерьез и надолго, и побежали к победителям сдавать своих товарищей, все базы с оружием и припасами, все явки и пароли… Хорошо бы, чтобы это было неправдой, но по факту именно этим оружием из советских тайников немцы в 41-м вооружили почти всю свою полицейскую свору в области…
Это уже потом, в конце 42го и в 43м наши партизаны начали наводить шороху по житомирской области, которая почти вся покрыта лесами и считалась очень удобной для выполнения партизанских задач. Командование ГРУ и штаба партизанского движения неустанно забрасывали в область как целые диверсионные группы из десятков человек, так и отдельных агентов – для поддержания и создания… И хотя многие из них погибали в первые же дни после заброса, кому-то все-таки удавалось выжить и организовать не фиктивное, на бумаге, а всамделишное жестокое сопротивление в житомирской области, где уже к концу 42-го года жители в подавляющем своем большинстве люто ненавидели немцев и готовы были взяться за оружие при первой же возможности – об этом свидетельствовали  и наши, и немцы...
Но вернемся к моему деду Юдину Михаилу - после освобождения области он попал снова в строевую часть и честно отвоевал до конца войны. Подробностей, к сожалению, нет. Единственно – можем сделать вывод, что он действительно партизанил и коллаборационистом не был, потому как к бывшим окруженцам наши органы относились крайне подозрительно - все проходили проверку и при малейшем намеке на нелояльность или трусость отправлялись в штрафбаты, где шансы выжить хоть и не были нулевыми, но я тут посчитал – не превышали 4-х процентов. Чтобы было понятней – четыре человека из сотни выживают, а девяносто шесть погибают. В подтверждение цитирую вычитанные мной показания некого офицера-окруженца И. Коржика, который партизанил в отряде им. Чапаева на Киевшине, а после освобождения был отправлен в Рязань на проверку вместе с несколькими десятками других офицеров отряда – после проверки они все были направлены в штрафбат (не буду комментировать – не знаю, почему с ними так люто со всеми обошлись): «В батальоне было 1200 офицеров, в том числе 25 полковников, которых на старости лет сделали рядовыми… [За два месяца боев] к середине марта из 1200 бывших офицеров нас осталось в батальоне сорок восемь бойцов…» По дальнейшему тексту понятно, что 1152 человек не освободились и не перевелись в другие части, а все погибли или же были тяжело ранены…
А про полицаев и прочая – даже если они вдруг становились хорошими и помогали партизанам или сами потом ушли в партизаны – партизанская война на нашей стороне им грехи не отпускала. Все бывшие коллаборационисты, даже награжденные Звездами Героя Советского Союза, после войны лишались званий и подвергались всем положенным по тому времени репрессиям. Как минимум - сажали, на заслуги не взирая… А не имеющих заслуг – расстреливали, что по сути было очень правильно, и нам грех было бы возражать…
Михаил Васильевич Юдин нормально отслужил и после войны не сидел. Дальнейшая история, связанная с ним коротка. Постараюсь воздержаться от оценок, ее рассказывая…
В начале 1946-го года Михаил Юдин, официально мой родной дед, приехал на родину – в село Медведск, Черепановского района, Новосибирской области. Приехал с новой женой, и только для того, чтобы повидаться со своей мамой, моей прабабушкой – Марией Кирилловной.
Про первую свою жену Александру и дочь Тоню, мою маму, про которую он, конечно, знал, но никогда не видел - так как она родилась, когда он уже был в армии - Михаил как будто вообще забыл. Даже не представляю, как бабушка, любимая моя баба Шура, тогда все это пережила - ещё до его приезда она уже знала, что Миша едет с новой женой, которая, де, спасла ему когда-то жизнь на войне… Мама-то моя была ещё совсем маленькая, и у нее ничего не осталось в памяти о том приезде своего родного отца.
Новая жена Катя не отходила от Миши ни на шаг. Не позволяла никуда без нее ходить, вмешивалась и жестко корректировала все разговоры, вопросы и ответы на вопросы. Поэтому даже родная мать не могла потом толком ничего про сына своего Михаила рассказать…
А мать его - прабабушка моя - Мария Кирилловна, в девичестве Епишева, была очень ровным, благожелательным, душевным человеком и никогда ни о чем никого сама не спрашивала. При этом обладала невероятной харизмой – к ней тянулась вся деревня. Люди к ней до её самых последних дней постоянно приходили -  чтобы поведать о своих делах, получить совет или просто сочувствие, проведать-повидаться.
А вот Михаил – хоть, вроде как, и приехал специально тоже повидаться после войны к маме, что вот он, мол, живой, пришёл с войны, герой, принимайте как есть… но вот толком с мамой и не поговорил ни разу. Может быть именно потому, что мать этот его закидон с новой женой восприняла довольно негативно. Но всегда ровная, никого не осуждающая, Мария Кирилловна про своего сына всегда говорила только хорошее, и как могла, оправдывала его. Ещё нужно учесть, что когда Миша Юдин ещё гостевал в Медведске - при всех разговорах присутствовала Катя, новая мишина жена, и не желавшая скандалить прабабушка Маша просто ни о чем толком с ними и не говорила. Поэтому так - в двух словах -что-то о его военной судьбе почерпнула и пересказала, как могла, впоследствии моей маме, своей внучке…
По-прошествии пары лет, моя малолетняя мама, хоть и имела строгий запрет от своей мамы – моей бабушки – никогда к Юдиным не ходить, все равно все время у Юдиных, у своей бабушки, обитала. Так как очень любила своих бабушек, то она либо у одной, либо у другой (их обеих звали Мариями Кирилловнами), и была любима обеими. Тоня подросла и уже что-то понимала – про папу ей было интересно, но толком ничего узнать не пришлось – баба Маша Юдина очень мало давала полезной информации, а мать (т.е. моя бабушка- баба Шура)  только поносила своего бывшего мужа, как только о нем заходила речь, наговаривая на него совершенно уж несусветные вещи…
Второй раз дед Михаил приехал в Медведск в 1960-м, когда его дочь, моя мама, уже жила в Усть-Каменогорске, была замужем, работала и училась. Дед очень хотел встретиться со своей дочерью, выспросил у родственников ее адрес, действительно намереваясь приехать… но когда он в Медведске поговорил с двоюродной маминой сестрой – моей тетей Зиной, та прямо, в очень свойственной ей манере, сказала ему, что, уж очень вы, мол, запоздали, папа… Дочь ваша Тоня не в парнике выросла, и в большой степени благодаря вам, и нрав у нее весьма крутой, на приятную встречу отца с дочерью не рассчитывайте… Тетя Зина тоже была крутая, я вам скажу, тетка, как я её помню, царствие ей небесное! Настоящая сибирячка…
И дед не решился. Уехал обратно в свой Кишинев, так и не увидев ни разу свою дочь… Хотя мама мне потом говорила, что хотела бы тогда увидеть своего отца, хоть раз в жизни на него посмотреть, ей всегда было интересно, что там за отец  – и ничего бы такого она ему не устроила. Но ей было бы неудобно принимать его в своем доме, в Усть-Каменогорске, так как жила тогда фактически в нищете, тогда как отец ее, по слухам, в своем Кишиневе жил достаточно зажиточно… Ничего хорошего показать ему – например, чего дочь добилась в жизни – было нельзя, нечего. И маме было бы попросту стыдно пригласить отца в свой дом…
Да ей и было-то девятнадцать лет… Вот приехал бы он к нам потом - в конце семидесятых, начале восьмидесятых – вот тогда бы удивился, чего может добиться девочка из деревни, брошенная им во младенчестве безо всякой на то причины… Но… вышло то, что вышло…
Как мама мне рассказывала – у деда есть ещё двое детей. Живут все в Кишиневе. И это все, что мы о них знаем. Более контактов с Михаилом Юдиным, моим дедом по матери, у нас не было.
Так вот -  только благодаря маминой бабушке Марии Кирилловне Юдиной, благодаря медведской юдинской родне мама с удовольствием и вроде даже как с гордостью носит свою фамилию. Антонина Юдина. Тогда как мой дед Юдин Михаил Васильевич, непосредственно нам эту фамилию давший – совершенно тут не причем…
Прадед мой Василий Юдин, то есть деда моего отец, умер ещё до войны. И вообще ничего о нем не знаю. Прабабушка Мария Кирилловна вышла за него замуж уже будучи вдовой, и с двумя детьми. Первый её муж вообще рано умер. Вышла второй раз замуж, а двое ее детей фактически были отданы на воспитание к своей бабушке, а в новой семье они не жили, и потом так и носили фамилию своего родного отца. А фамилия у первого ее мужа была – Херин. Вот поэтому Херины нам родня…
С родным дядей моей мамы Павлом Хериным связана интересная история… 
В войну, в Великую Отечественную, на него пришла похоронка - ужасное, но обычное дело для того тяжелого времени - очень не многие мужики с войны домой вернулись. Оплакали и Павла Херина. Потом, после войны, его имя в числе других было высечено на памятнике-обелиске, где были записаны все погибшие и пропавшие без вести на Великой войне воины-односельчане – я сам его читал. Но вот как-то на Троицу… Троица – это вообще особый день был раньше, особенно в деревне. Куда там первомаю… Мне лет десять было – и вот мы с бабушкой на кладбище, у могилок, где лежали наши, встретили незнакомого мужика - прилично такого одетого, в костюме. Бабушка спросила, кто, мол, вы? Кем приходитесь? там же вообще незнакомых и чужих не бывает, что совершенно понятно - деревня. Тем более, если человек у могилок твоих отцов-предков стоит, значит свой, не иначе. И вот тут-то он и назвался – Павел, мол, Херин. Бабушка ему обрадовалась, рассказала, кто мы, и они долго потом разговаривали... Только вот помню я мало.. Так в общих чертах… Оказывается, выжил он тогда после ранения, когда его похоронили все и везде. Прошёл потом всю войну, после войны оказался в Ленинграде, да так там и остался жить. И вот только на старости лет приехал в Сибирь, на Троицу, поклониться родным могилам. Обрадовался тоже, что кто-то его ещё и помнит, и что не чужой он в родимой деревне… Приятный такой дядька, лет шестьдесят, но выглядел крепко - статно. Странный, конечно – всю жизнь не нужна была родная деревня, строки даже никому не написал, что, мол, живой... А на старости лет поехал грустить на малую родину…
Но сибиряки они все малость… с особенностями… Я и сам, в принципе, такой – не далее от них ушел… ну, да ладно…
Расскажу вам дальше про бабушку… И про ещё одного моего дедушку…
Бабушка моя Александра (баба Шура) ввиду подлого предательства своего малолетнего – и вот уж действительно инфантильного – мужа, оставила себе свою девичью фамилию… так до конца жизни и осталась Федоровой. Хотя сразу после отъезда из Медведска бывшего «мужа» поддалась на ухаживания Михаила Андреевича Козлова, который тоже совсем недавно вернулся с войны, и вышла за него замуж. Но фамилию не меняла. Видно не доверяла. Оно и понятно после такого-то…
В том же году у них родился мой родной дядя Володя (точная дата мне неизвестна), а в 1949 году 7 марта родился другой мой дядя - Валерий. Фамилия у них Козловы. Так что и Козловы нам родня. А дед Козлов, хоть и не родной формально дед, но реально самый настоящий мой дедушка. Он умер, когда мне было года четыре, но я хорошо его помню, помню дом в Ургуне, в Новосибирской области, где они с бабушкой тогда жили. Помню, когда уже в последние дни своей жизни он лежал в больнице с раком желудка, мы пришли его проведать -  он довольно бодро выглядел, нормально по-доброму разговаривал. Запомнились только его слова, когда он говорит маме – главное, Тоня, береги, мол, Валерку. Меня, то есть. Не знаю, почему, но в тот день он именно про меня говорил. Хотя с ним в одном доме несколько лет жил мой старший брат, на восемь лет старше меня, отданный бабушке с дедушкой на попечение, пока мама училась в институте и нянькалась со мной… Но вот я точно помню, что дед говорил не про Серегу и Валерку, а только про меня… наверное, были какие-то причины. Ну, у нас многие обладали зачатками дара предвидения, и деду было понятно, что от старшего внука толку уж точно никакого не будет. А может, он просто переживал, что я часто болею – я ведь действительно серьезно болел и по детству из больниц не вылезал с хроническим бронхитом…
Не знаю, но в нашей семье, когда говорили «дед» или «отец» – всегда подразумевали моего деда Мишу Козлова - отчима моей мамы. О его судьбе нужно сказать отдельно, потому что человек он героический, в нашей семье легендарный – ну, наверное, по нашим, крестьянским масштабам, конечно...
У нас же как…  Александр Покрышкин - из Новосибирска (тогда в 1913-м этот город звали ещё Новониколаевском). И мы, можно сказать, из Новосибирска. И, конечно, все немного покрышкинцы. Александр Романов - из Медведска – так он нам точно, хоть и отдаленная, но родня… даже лично мне (не могу сейчас рассказать как именно, но бабушка мне всю схему рассказывала – седьмая вода на киселе, но мы родня точно).

Двадцать шесть лет ему всего было, когда он погиб в Испании. По инету ходит рисунок с его изображением, на рисунке Александр Романов изображен со Звездой и Орденом Ленина – а такого быть не могло, так как в то время Звезду не давали, а получившие звание Героя Советского Союза носили только орден Ленина. Но даже и тут нужно сказать, что Героя Александр Романов получил посмертно. Погиб он в июне, а получил звание в ноябре 1938-го.
В биографии Романова (в самой полной её версии, какую удалось найти) среди прочего сказано, что он вырос в семье кузнеца и батрачил у кулаков, что сразу надо отмести как явную ложь – в Медведске батраков отродясь не было, а кулаков просто назначали. Были там некоторые деятели Советской власти, которые мало того, что путали личное с государственным, так и ещё и ставили это дело на поток, раскулачивая неугодных, наживая свой мелкий служебный капиталец на страданиях и смертях ближних. Но об этом как-нибудь потом…
Замечу, что во многих вариантах биографии Александра Романова, найденных мной в сети, исключая только некоторые сибирские источники, которые, понятно, лучше разбираются в тонкостях географии родных мест, наш Медведск называют «село Медведское». Но при этом некоторые указывают в конце текста например такое: «На его родине в селе Медведск, у школы, где он учился, установлен бюст». Медведское или Медведск – это где-то в Сибири, короче, и люди особо голову себе деталями не забивают. Какой-то там медвежий угол… А про бюст-  это святая правда - был установлен 1 сентября 1987г. у Медведской школы. Потом в 2009 году в память о летчиках-сибиряках около школы ещё и посадили четыре дерева – четыре дуба  (если встать лицом к школе, то слева направо: дуб в честь Романова А.Г., дуб в честь Дудина В.И., дуб в честь Покрышкина  А.И. и дуб в честь Сорокина З. А).  Летчиков в Сибири уважают.
Саша Романов после школы, где действительно хорошо учился (говорят, что он, например, два класса за год осилил, экспромтом сдал 6-7 классы), был сначала трактористом, и ещё говорят - лихо играл на гармони. Так вот, если не врут, то он чуть не с детства мечтал стать летчиком, что, конечно, для того времени типично, но для сибирского паренька очень трудно, почти невозможно. Однако однажды Саша получает шанс осуществить свою мечту,  и в 1931 году через райком комсомола попадает в Новосибирскую школу пилотов Осоавиахима. А оттуда его переводят в Новосибирск, в 1-ю Западно-Сибирскую школу гражданских пилотов. После её окончания, в августе 1933 года Романов поступает в Сталинградское военное авиационное училище…
К слову сказать, наш с вами дед – Алексеев Арсений Фёдорович, про которого я обязательно расскажу позднее, при таких же примерно раскладах, и тоже через комсомол, попал в Осоавиахим, но оттуда был направлен не в летное, а в морское училище.  И  там, уже было начав учёбу на учебном судне «Океан» -  и быть бы ему в последствии морским офицером -  но вдруг предложили продолжить обучение в разведшколе, и в результате оказывается в военной разведке. И так в разведке Арсений Фёдорович прослужил до пенсии, будучи под конец карьеры полковником ГРУ.
Просто тогда было такое время, что пожелания человека (уже не просто человека, а курсанта  Осоавиахима – комсомольца, в первую очередь!..) несколько, наверное, учитывались, но… «если партия сказала надо, то комсомол ответил - есть!» - где ты нужнее, туда и пошлют. А там – хочешь, не хочешь, ты должен проявить всё лучшее, на что ты, молодец, способен. Так как на тебя мать-Родина смотрит, и надо быть достойным её - оправдать доверие и проявленное к тебе от государства и общества внимание.
Так что Александру Романову с его мечтой и её осуществлением просто несказанно повезло.
Про его службу не так много можно найти информации, но кое-что известно. Приведу несколько выдержек из найденных мной в сети материалов (без ссылок) - просто чтобы было понятно, какую яркую жизнь он прожил, и жаль, что такую короткую. Ну, и от себя добавлю - мало того, что на таких вот людей нужно ровняться, и их судьбами восхищаться – но ещё и советую не уставать удивляться тому времени,  и тому общественному строю, когда подобные взлеты были не просто возможны, а являлись, в общем-то, рядовым явлением. Нам-то теперь такие социальные лифты могут только присниться…

** 
После окончания училища лейтенант Романов служил сначала рядовым лётчиком. Однако его лётное мастерство быстро заметили, и вскоре он стал уже инспектором по технике пилотирования 35-й истребительной авиационной эскадрильи 56-й истребительной авиационной бригады Киевского военного округа.
Когда в Испании началась война, Александр Романов подал рапорт о зачислении его добровольцем для защиты Испанской Республики, и в марте 1938 года вместе с сотнями других добровольцев уехал сражаться в рядах интернациональных бригад, оставив дома жену и маленького сына.
В Испанию Романов прибыл 26 марта 1938 года. Был пилотом, командиром эскадрильи истребителей И-16. Вместе с товарищами собирал присланные из Советского Союза самолёты, доставляемые затем на прифронтовой аэродром Реус, южнее Барселоны.
Авиагруппа, в которой воевал Романов, часто вступала в бой с авиацией франкистов. За 3 месяца боёв в небе Валенсии лётчики этой авиагруппы сбили 30 вражеских самолётов. Лейтенант Романов сам лично сбил 3 самолёта, а также участвовал в штурмовках – ударах по живой силе и наземной технике противника.

п/п Дата
победы Сбитый
самолёт Район боя
( падения ) Примечание
1 ??.04.1938 1 Fiat-32 - Все лично
2 ??.05.1938 1 Ju-52 Барселона
3 07.06.1938 1 Ме-109 Торребланка
Особо отличился 7 июня 1938 года. В тот день группы из 21 И-15 и 32 И-16 прикрывали войска в районе Альбокасер. При возвращении советская эскадрилья И-16 провела бой с 7 Ме-109. В результате 1 "Мессер" был сбит, упал в районе Торребланка. Победу одержал Александр Романов.
На фронте он был не только лётчиком-истребителем, но и лётчиком-испытателем. После ремонта самолёты требовалось проверять в воздухе. Романов занимался их испытаниями как наиболее опытный пилот. Вечером 21 июня 1938 года, во время опробования мотора в испытательном полёте над аэродромом Кампорроблес, из-за неисправности он не смог вывести И-16 из пикирования, самолёт ударился о каменистый грунт аэродрома и сгорел...
 ( Из книги Г. К. Семёнова - "От Барселоны до Прохоровки". )
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 ноября 1938 года за образцовое выполнение специальных заданий Правительства и за проявленное геройство лейтенанту Романову Александру Георгиевичу было присвоено звание Героя Советского Союза. Награждённым тогда вручался орден Ленина, а "Золотая Звезда" ещё не была введена...
Но переходим от героев, даже если они нам дальние родственники, непосредственно опять к нашей собственной семье.
И как-то тут нужно сказать, что геройствовать наши деды хоть и не старались, но в силу необходимости – понятно, приходилось… Но у нас есть немногое, что про них рассказать. 
Да, есть некоторые свои собственные семейные истории, про которые потомкам, наверное, лучше бы все-таки знать, чем не знать… Но в подробностях ничего не сохранилось. Наши славные предки давно покинули нас, не оставив деталей биографии  – а у меня есть только смутные воспоминания о рассказах бабушки, мамы, отца. Мама, например, уже и сама ничего вообще не помнит.
Короче попробую что-то поведать… хотя что я могу-то?..
Ну, хотя бы то что осталось.
Прежде всего -  военных историй у нас в семье не просто мало, а практически и нет. Деды не любили говорить о войне. Полновесная история с более-менее подробным описанием боевого эпизода – только одна, рассказанная дедом Мишей Козловым… Как он немцу в схватке горло перегрыз. Взяв эту историю за основу, я написал когда-то рассказ, немного изменив в нем деда – главным образом изменения касались его  возраста. В рассказе он – молодой парень, попавший на войну едва ли не в юношестве. Тогда как на самом деле он был примерно 1913 года рождения – точную дату уже никто не помнит, к сожалению… и к описываем событиям был уже весьма зрелым человеком - по меркам того времени, конечно. А уж по военным – так уж вообще ближе к старикам…  На войну он пошел примерно в 29 лет.  Ну, и в моем рассказе косвенно сквозь повествование проступает осень 41-го года, тогда как дата реальных событий неизвестна – предположительно 42-43-й годы…
Козлов Михаил Андреевич – мой дед - в  РККА (Рабоче-Крестьянскую Красную Армию) был мобилизован в 42-м году. У Виктора Астафьева есть хорошая книжка «Прокляты и убиты», где описывается их призыв и их учебка – показано всё очень живо и, на мой взгляд, правдиво. Тот, кто сам отслужил срочную и прошёл хоть какую-то армейскую или флотскую  учебку ,найдет там немало того, что за годы не поменялось. Понятно - что-то было сильно жёстче, тем более учитывая исторический момент, что-то, напротив, помягче, но в целом – учебка она и есть учебка, общий фон показан очень натурально – постоянно хочется жрать, спать, постоянно какие-то бесконечные работы, наряды эти… Народ поневоле сбивается в мародерские кучки, пробивающийся общим промыслом - если  удалось кому-нибудь что-нибудь спереть пожрать, так тогда и живем,  а если нет – ходим голодные. Коллектив на этой почве то конфликтует, то мирится – а в целом сплачивается, конечно. Ну, и какое-никакое обучение – раз-так за раз, и ещё раз – и вот ты уже полноценный по всем статьям боец… Только вот мы в части армейские и флотские перебирались, а наши деды – сразу на войну попали…
В книге есть упоминание о том, что призывников в учебке через какое-то время разделили на танкистов и пехотинцев.  Вот так примерно и получилось, что Астафьев Виктор поехал в Сталинград пехотинцем, а наш дед Миша – туда же – но танкистом, потому как имел техническое образование и умел водить трактор.
В результате дед навоевался на танках по самую маковку – от Сталинграда доехал до Германии. Был и во встречных танковых боях, и в окружении, когда танк без топлива пришлось бросить в болоте и уносить ноги… Где именно – не известно. Осталось только как факт, что дед про это рассказывал.  По обстоятельствам и примерном описываемом им времени похоже на разгром армии Рыбалко под Житомиром в ноябре 1943г. Хотя это только мои  догадки. Я не знаю, в какой армии и части служил дед Миша. Информации в сети никакой нет.
В общем-то, ничего подробно про его службу мы не знаем, просто по причине того, что – ну, не говорили наши ветераны о войне почти. Почти ничего и не говорили. Это не только наши деды – это вообще так было. Спрашиваешь их, а они начнут - как ехали на войну, как с войны приехали, а посередине – провал. Не хотели рассказывать. Вот Астафьева почитаешь, да на собственный опыт положишь – да какой там опыт, конечно, по сравнению с ними, но всё же… оно и понято становится, что не хотелось им ничего рассказывать.
Виктора Астафьева сильно упрекают, что на старости лет стал он сильно дуть на либеральную мельницу, с говном мешая советскую власть – и в чем-то справедливо, конечно, упрекают. Но что касается его «Прокляты и убиты» - я никогда не соглашусь, что это вранье, и что Астафьев гонит чернуху и уже все берега попутал. Нет, не попутал он ничего. Просто у господ офицеров всегда своя правда, да и просто у господ, а у солдат, также как и у крестьян, и у рабочих - она совсем другая. И вот тут как раз тот случай, когда человек - писатель, выбившийся в люди из крестьян, из солдат - достойно показал пусть не всю, но хоть какую-то часть солдатской правды. Среди нашего брата рядового как-то нет обычно никого, кто озадачился бы описанием наших бед-побед на фоне сколь-нибудь значимых событий.  Всякую бытовую дрянь про рядовой состав в современной литературе ещё пишут худо-бедно, и бывшие солдаты в том числе… Но, чтобы показать какое-то историческое событие с точки зрения рядового бойца, чтобы по-честному, а не придумано - из пальца высосано…  вот никого кроме Виктора Астафьева не знаю. Да, конечно, можно вспомнить Владимира Карпова, который 20-летним пацаном в 42-м на войну пришел – рядовым, чуть ли не штрафником, как он сам про себя написал в книге «Судьба разведчика»… Да и не только его одного можно вспомнить, наверное… Вот только Карпов дослужился до больших звезд, и когда написал, наконец, про свою солдатскую службу – взгляд его уже был сильно поверх голов… нет не в вину ему это сказано, но это действительно так. Взгляд офицера и взгляд солдата – на разных уровнях. И поднявши однажды этот уровень, уже трудно воспринимать всерьез какие-то несерьезные реплики снизу… Даже если это собственные реплики, из недавнего, но такого далекого прошлого, от недалекого себя… недалекого. Во всех смыслах.
 Офицер и простой солдат видят одну и ту же житейскую картину, а тем более войну, более чем по-разному. Тут прослеживается просто четкое расслоение, прямо-таки классовое. И лично мне ближе точка зрения простого солдата.  Просто потому, что я служил сам простым матросом и окончил службу в звании старшины первой статьи. При моём всемерном уважении к офицерам-подводникам, с кем пришлось провести не самые легкие 3 года моей жизни на Северном флоте, и к офицерам вообще – я не мог не видеть их чаще всего слегка пренебрежительного к нам отношения. И это в мирное время. Мы с офицерами можем быть добрыми товарищами, но друзьями нам не стать никогда. По крайней мере, в условиях прохождения совместной службы. Их дело приказывать, а наше - от приказов уклоняться.  Ибо, как показывает жизнь и опыт, бездумное выполнение приказа сразу после его получения зачастую бессмысленно и очень опасно для здоровья. Гораздо лучше и матросу, и офицеру, чтобы исполнение приказа было своевременным – то есть выполненным настолько срочно, как того требуют обстоятельства, то есть даже не строго по обстоятельствам, а с солдатско-матроской смекалкой, так сказать, которая никогда лишней не будет. Офицер – он хоть и грамотней тебя, и поопытней, но всё же человек. А людям естественным образом свойственно ошибаться. Не надо на него реагировать как на глас божий и бросаться по первому его кличу грудью на амбразуру. Через пять минут вполне может статься так, что наши подтащат поближе артиллерию, и бросаться никуда уже будет не нужно.
Ладно, вернемся к деду Мише Козлову. Дед был веселым остроумным человеком, любил и умел побалагурить, чем серьезно отличался от среднего мужика того времени. Это не сильно, судя по обстоятельствам, помогало ему в жизни, но дед до конца оставался крепким, цепким до жизни человеком, с хорошим чувством юмора, хотя в то время смеяться можно было, конечно, чаще только сквозь слезы. Бабушка говорила, что мой отчим Валерий Арсеньевич Алексеев был очень во многом на него похож – иногда просто один в один. Те же подколки, схожие реакции. Поэтому, когда я представляю себе деда Мишу, то вынуждено наделяю его чертами своего отчима. Которого, чтобы вы знали, я любил и звал папой, и которого считаю настоящим своим отцом. В народе ведь как говорят – кто воспитал, тот и отец.
Такое вот совпадение – у мамы был отчим, которого она считала своим отцом, и у меня – та же история. Причем и дед Миша, её отчим, и её муж очень друг на друга похожи - если не внешне, то своим поведением точно...
Теперь хотя бы понимаю, почему бабушка видела в этом что-то предосудительное и недолюбливала зятя. В детстве я этого понять не мог, если человек так похож на другого, когда-то горячо любимого тобой человека, то что заставляет тебя на него сердится и вообще вести себя так, будто ты едва его терпишь?  В чем он провинился? 
Но совсем уж замешивать историю во фрейдовский клубок не будем, так как больше сказать просто нечего. Бабушка моего отчима терпела, как могла, а я в нём души не чаял. Вот, собственно, и всё. Если дед Миша был похож на отца, на отчима, то есть, моего, то я такого человека точно полюбил бы всем сердцем… Жаль, что я почти не помню деда Мишу.
Что же касается непосредственно той военной истории – дед Миша во встречном танковом бое остался один живой из экипажа – вылез из подбитого танка. Хотя он и успел вытащить одного из своих, раненого, но… тот парень не выжил. Дед Миша остался один около сгоревшего танка, посреди поля боя. Подбитых танков на поле было много – наши и немецкие вперемешку. Высокая трава скрывала деда, но и не давала толком рассмотреть, что происходит вокруг. Дело было уже к вечеру, смеркалось, и дед решил пробираться к своим.  Шел, пригибаясь, полз по траве на четвереньках  - но тут ему навстречу из травы, нос к носу вывалился немец. Тоже танкист. Они были очень близко друг к другу, и после секундного замешательства, понимая, что другого выхода нет – бросились врукопашную. Оружия у обоих в руках не было – не знаю, в чем причина, то ли расстреляли ещё днем весь боезапас, то ли оно мешало ползти, и убрали в кобуры, и просто не успели достать. Короче, они не стрелялись, а дрались в партере. Немец сумел достать нож, которым едва не зарезал деда, но дед изловчился и схватил немца за горло зубами… Порвал его в буквальном смысле. Нож потом немецкий, вроде как, прибрал в трофей. Говорят, до дома этот ножик довез, но только дети всё равно заиграли и потеряли. У деда с возрастом начали портиться зубы, и он всегда говорил, что это из-за гнилой вражьей крови, которая отравила организм в молодости…
Александр Твардовский описал подобный бой в своём бессмертном Василии Теркине – «Поединок». Рукопашная, один на один, советую прочесть, или перечесть, если уже читали…
Так сошлись, сцепились близко,
Что уже обоймы, диски,
Автоматы — к черту, прочь!
Только б нож и мог помочь.

Дед долго воевал на танках, а под конец войны, после тяжелого ранения, вернулся в часть, но видно уже не имея большого желания, и, опять же, в возрасте, и с заслугами - с танка слез и стал в своей части поваром. И потом, уже в мирное время,  говорил, что ел сам и кормил своих ребят «чем попало». Умер он от рака желудка, не дожив до шестидесяти лет, и считал, что это всё из-за кормежки во время войны – понятно, говорил, что, мол, питались мы там чем попало и как попало, это не могло не сказаться на здоровье…
У деда Миши Козлова был брат Василий, который оказался на фронте с первых дней войны, но через год вернулся домой – самострельщик, прострелил себе руку как-то по-умному. По ранению демобилизовался… Василий вообще был очень умным и пронырливым. Потом на гражданке всегда занимал командные должности. После войны пристроил нашего деда на снабжение – хорошая, наверное, была бы должность, но дед частенько напивался, и как-то раз, будучи сильно выпивши, потерял по дороге из райцентра довольно дорогой товар – яйца куриные -  с телеги попадали, побились. Чуть не посадили. Брат опять помог. Хотя всё равно присудили непомерный штраф – 8000 руб – сумасшедшие в те времена деньги, который для семьи были неподъемными. Время для крестьян и так было непростое, голодное, а с этим штрафом семья погрузилась в беспросветную нищету. Там была какая-то темная история со стоимостью потерянного товара – была она на самом деле хоть и немалая, но сильно меньше, чем объявленная. Занималась подсчётом какая-то женщина, тоже из снабжения. Решила списать под это дело какие-то свои делишки, завысила потери. Но так как от неё в большой степени зависело решение по этому делу – тюрьма или материальная ответственность, то крутила она всеми как хотела. Поперек ей и брат Василий ничего не мог сказать. Дед долгие годы выплачивал из зарплаты этот штраф. Семья голодала. Кстати, без тюрьмы всё равно ведь не обошлось – деда поймали на попытке выноса с совхоза двух мешков комбикорма – поросят было нечем кормить… то ли два, то ли три года отсидел. Так что вот такая судьба у нашего деда – танкиста, победителя фашистов.
Отец деда Мишы Андрей погиб в Первую Мировую, империалистическую, или Германскую, как её раньше в России называли. Произошло это в 1914 году. Дети остались сиротами. А потом и дети его, получается, навоевались, хоть и всяк по-своему.
Дед Миша женился на бабушке Шуре в 1946 году. В 46-м же году родился мой дядя Володя, в 49-м 7 марта – дядя Валера. Мама всегда была больше привязана к дяде Валере – она с ним везде таскалась, пока он был маленький – сажала себе на закорки и ходила с ним, так как оставить братика было не с кем.
Дядю Володю я никогда не видел, знаю только, что у него двое детей – мальчик и девочка (мои двоюродные брат и сестра, значит). А дядю Валеру знаю хорошо, работал он каким-то электриком в научно-исследовательском институте в Академгородке под Новосибирском, там же и жил – в Академгородке. А мы часто по детству с матерью заезжали к нему в гости. Чуть ли не каждый год. Дядя Валера (Козлов Валерий Михайлович, 7 марта 1949 г.р.) – кучерявый, черноволосый, стройный, веселый и очень добрый. И на все руки мастер. Построил как-то за пару недель бабушке новую баню – такую, я вам скажу, сказочную баню, что я до сих пор не понимаю, как это вообще было возможно. Какое-то волшебство, наверное, применил. С тех пор я ни разу не встретил ни одного человека, кто бы такое смог в одиночку провернуть. Старую баню ему мужики разобрать помогли, убрали, а вот новую – он стюкал своим топором чисто сам. Если только подать-принести ему иногда кто-то помог... Жену его – тетю Нину (Нину Дмитриевну, тоже 1949 г.р.) наша бабушка не очень любила, что, впрочем, обычное дело. Бабушка считала, что такого красавца, как её сын Валера, невестка не заслуживает. Дядя Валера, точно, реально классный мужик, но бабушка несправедлива, конечно, была к тете Нине – нормальная, хорошая женщина. Мне она нравилась. Симпатичная и добрая. Дочь их Татьяна младше меня года на четыре. В детстве мы часто вместе лазали с ней по лесам-долам, хотя, конечно, я предпочитал оставить её дома, с бабушкой. Впрочем, она и не сильно настаивала. Ей везде было интересно. И такая была она болтушка в детстве – вечно что-то напевала, сама с собой разговаривала, если не с кем было поговорить. А уж если было с кем поговорить, тут уж она разворачивалась…
Потом, уже после службы, я приехал к бабушке в 91-м году. Встретились… В какую красотку Татьяна превратилась. Умная. Институт уже заканчивала. А я тогда только ещё первый курс ЛВИМУ закончил… Больше с тех пор не встречались. Адреса в 90-х поменялись у нас всех. Переписки заглохли. Хотя я честно пытался через интернет – через «Одноклассников» разных - её отыскать. Безуспешно. Разошлись пути-дороги. И у нас, и у наших родителей.
Часто вспоминаю, как мама рассказывала про своё голодное детство – тогда ведь, после войны, крестьяне платили непосильные налоги, и большая часть того, что давало скудное домашнее хозяйство уходило на их погашение – сдавали они молоко в первую очередь. То есть то молоко, что давали им их собственные коровы. Мама, как только подросла, то каждое утро, не смотря на погоду, носила свежее молоко на «молоканку». «Молоканка» - так называли местную медведскую маслобойню. В результате молока в семье оставалось совсем немного, и дети часто сидели голодные. Дядя Валера был совсем маленьким, есть просил и плакал голодный. Но дома нередко совсем ничего не было– никакой еды, ни крошки...
Потом мама рассказывала, что лет в двенадцать-тринадцать впервые попробовала сливочное масло, которое ей показалось безумно вкусным… Ни мороженого, ни пирожного никогда они не видели, кроме как на картинках в учебниках.  Вот такое вот детство.
Сталин, при всем моем к нему уважении, почему-то искренне считал, что крестьянин «нам должен». Я несколько раз встречал именно такую фразу, которую якобы произносил Сталин. И надо сказать, что слова с делом у него тут не расходились… Они и в принципе-то у него не расходились никогда, ну, а тут он давил, надо сказать, до конца. Только после его смерти, с приходом Маленкова объявили снижение налогов и отменили, по сути, крепостное положение простого сельского жителя. Люди в деревнях реально только впервые и вздохнули, что после указа Маленкова… То есть после смерти горячо всеми тогда любимого товарища Сталина. И это, как ни странно, сказано без ёрничества – Сталина действительно все любили. Полагаю, заслуженно… хотя в отношении крестьян это и трудно теперь поддается объяснению. Но это точно - когда Сталин умер, люди в деревнях все поголовно плакали…
Вот понятно, что Сталин сумел сделать невероятное – поднял Россию из неграмотной беспросветной зыби в высоты горние. Это всё так, но почему он так хреново относился к крестьянам, которые ему помогли в войну немца со всей Европой в придачу побороть?.. Ведь почти все мужики полегли на этой войне, домой вернулись единицы…
И он же это знал, не мог не знать…
Ну, впрочем, тут русскому мужику ничего нового – в 1812-м тоже было подобное дело – и только по серебряной медальке получили за Бонапарта и всё (да и то – далеко не все).  И плети лапти дальше, и рот не открывай… Ибо сказано тебе, что война Отечественная. Что же тебя ещё, поблагодарить, может, за то, что ты своё собственное отечество защитил? Неа! Это твой долг, милый…  Иди работай, кто не помер…
**
Так… ладно. Вернемся от Сталина к нашим предкам…
У бабушки ещё был родной брат Николай и сестра Мария, которую все называли баба Маня. Остальные дети в семье не выжили – умерли в раннем детстве. Прожили от года до четырех.
Семеро детей умерли. Вы задумайтесь…
А ведь это для сибирских краёв было нормой – трое из десяти. Медицина - на уровне ноль. И такие порядки вполне устраивали наших самодержцев. Оне же святые. Оне же мученики. Их именами же церкви теперь называют. А простой крестьянин – кого он интересует. Медицину ему ещё подавай…
Деяния Николая второго иначе как злодеяниями и не назвать. Однако же нынешняя буржуйская власть ему не устает дифирамбы распевать. А о том, что только с приходом и укреплением Советской власти была на порядок уменьшена детская смертность – так это, видно, как-то само всё срослось, вопреки кроваво-красному режиму.
Бабушка была самая младшая в семье. Родилась в 1922-м году. Её сестра была уже примерно 12-13-тилетней. Появление нового ребенка в семье девочке не понравилось, так как внимание родителей переключилось на новорожденную. И бабушка рассказывала, что, по словам родителей, Мария даже была застукана на попытке убийства младшей сестры, и хорошо, что кто-то вошел и предотвратил – в раздражении спеленатого младенца она положила лицом вниз на подушку с тем, видимо, чтобы ребенок задохнулся. И её мало волновало, что было бы с её родителями, увенчайся эта её выходка успехом…  Случай был единичный, но, согласитесь, довольно ужасный.
А потом, повзрослев, она и сама узнала, какого это – терять своих детей. Её сын-подросток как-то нырнул с моста в реку, напоролся в воде на арматурину и погиб. Осталась у бабы Мани только дочь – та самая тетя Зина. Моя двоюродная тетка – классная, надо сказать, тетка. Работала заправщицей на бензо-заправке, была в меру массивна, громогласна и тверда как скала - морально и физически. Муж её – дядя Лёня Карташов – мужик крепкий, но сильно уступал тёте Зине как в габаритах, так и напористости – помню, возил меня маленького на своём на Урале с коляской, был очень добрый и, как в те года в Сибири водилось, не дурак выпить.
Баба Маня, как по мне, была довольно-таки хорошей бабкой, и я не понимал, почему все её считали вредной. Почти каждый день приходила к моей бабушке поболтать. Да и не сказать, что она мне сильно нравилась, но и ничего сильно вредного я за ней не замечал. Кстати у неё, у единственной был во дворе построен детский игрушечный домик – для внучки Веры. И мы детьми, пока Верка была маленькая, а она старше меня лет на пять, постоянно туда залезали и во что-то играли, или страшилки рассказывали, или ещё какие-то игры устраивали.
Про брата бабушкиного Николая – ничего толком не знаю. Конечно, бабушка что-то рассказывала, а именно о том, что он был хорошим и добрым – но никаких деталей не помню. А ведь он до войны почти жизнь прожил, получается, был женат. Если, конечно, данные на Обобщенном банке данных «Мемориал» (obd-memorial.ru) верны -  Фёдоров Николай Климентьевич, 1905г.р., с. Медведск, полевая почта 1752, младший сержант, пропал без вести в августе 1942 года. 1 ОСБ (отдельный строевой батальон), 248 ОСБР (Отдельная Строевая Бригада), 60 армия. Эта армия 7 июля вошла в Воронежский фронт, командовал ею Иван Дмитриевич Черняховский, вела боевые действия на левом берегу реки Дон, где не дала немцам переправиться через реку. Держала оборону до конца 1942-го года. В 1943-м году, 20 января, перешла в наступление и освободила Воронеж. В Воронеже есть улица, названная в честь 60-й армии. Так вот - дед Коля был одним из тех, кто не дал немцам переправиться через Дон в Воронеже.
И мне, конечно, ещё нужно вам подробнее рассказать про их отца (то есть бабушкиного и деда Николая) моего прадедушку по материнской линии - Климентия Федорова, который вполне по праву считается у нас основателем династии. Возможно, по линии Юдиных был у нас прадед ничем не хуже, и даже наверняка был, но, увы – тут уже всё скрыто в тумане времени. Ничего не знаем, и узнать уже негде.
А вот над Климентием Федоровым я попробую эту туманную завесу слегка развеять…  (Про свою отцовскую линия я расскажу позже – история интересная и заслуживает отдельного разговора).
Когда-то весьма и весьма давно, в 19-м веке жил мой прадед Климентий в Москве, женился там же.  Жена его – моя прабабушка (мамина бабушка Маша, Мария Кирилловна) было родом из Тулы. И Климентий и Мария были не из знатных, не из дворян. Хотя кем был Климентий – вообще не понятно, а вот Мария, точно, до встречи с будущим мужем работала, как тогда говорили, «в услужении». 
В то время активно росло число переселенцев в Сибирь. Тогда действовал ещё указ, изданный  20 апреля 1843 года - об организации переселения в связи с освоением Сибири, но государство, начиная с 1861-го года, после отмены крепостного права, уже не особо поощряло эту миграцию. Причина была чисто экономическая - уезжающие в Сибирь крестьяне переставали платить выкупные платежи за общинную землю, на которые очень рассчитывали владельцы земли - государство и помещики. А согласно указа - крестьянам мало того, что прощались все недоимки, так ещё и гарантировались ссуды, обеспечение орудиями труда и прочие преференции…  Так что - в конце 19-го века наоборот были введены серьёзные ограничения на перемещения сельских жителей в Сибирь. Но с другой стороны – освоение Сибири было государству выгодно, его никто не собирался останавливать, и там крепко нужны были  рабочие руки. А  к концу века началось строительство Сибирской железной дороги… и миграция стихийно и массово продолжилась. Несмотря на помещичье, да и государственное противодействие, поток переселенцев Сибирь во второй половине 19-го века с каждым годом только неизменно возрастал. Ну, а в результате последовавших Столыпинских  реформ, начавшихся 1906 году, уже миллионы - не менее трех миллионов человек в целом -  переселились в Сибирь.
Сибирь всегда, от завоевания, считалась русской вольницей. Никогда не знала крепостничества и помещиков, и, конечно, влекла простого русского человека, невзирая на суровость климата и прочие опасности.
В Сибирь переезжали люди со всей европейской России - и из черноземных районов, из Украины,  Поволжья… Ну и что, что земля и погода в их родных местах хорошая – зато вся эта земля, в основном, принадлежала помещикам, а крестьяне владели очень скудными наделами и бедствовали.
Одним же из самых главных мотивов реформ Столыпина в начале 20-го века  была возможность хоть как-то выпустить пар из кипящего как котел государства после потрясений революции 1905 года…  Ну, да, выпустить этот пар целиком ему, как нам всем известно, не удалось – в 1914 году началась война и в 1917-м всё покатилось под откос, но определенного прогресса реформы, конечно, добились – бесправные, вечно полуголодные люди вместо того, чтобы громить помещичьи усадьбы и расшатывать и без того уже шаткое российское устройство, занялись строительством домов, дорог, школ, сел, а то и целых городов в далекой от столицы Сибири. И тогда же Сибирь начала поставлять в промышленных масштабах сельхозпродукцию, что за несколько лет после начала реформ превратило ее во вполне себе прибыльный район, к тому же со всё возрастающими перспективами. И кто знает, если бы не война, то может быть благодаря Сибири, русское царское государство и могло бы просуществовать если не вечно, то ещё очень не малый срок…
 Но так как законы развития империализма не предполагают отставить в покое отдельно взятую страну, к тому же  - слаборазвитую страну, то  у России просто не было, по сути,  варианта постоять в сторонке от развернувшейся в 1914-м империалистической бойни и не подвергнуться последующему революционному переоборудованию.  Собственно, именно революционный коллапс только её и спас, болезную (коллапс это был или наоборот перерождение – это ещё как посмотреть). Сохранил ей суверенитет и право на дальнейшую жизнь. Не было бы большевиков – мы до сих пор были бы неграмотны и плели бы лапти, как наши предки их плели сотни лет при свете лучины или свечи в лучшем случае… но об этом как-нибудь потом.
Прадед мой – Климентий Михайлович Фёдоров – родился примерно во второй половине девятнадцатого века и потом вместе с тремя родными братьями, вместе с женой уехал в Сибирь за новой жизнью в конце этого же века. Говорят, что этому предшествовала какая-то темная и кровавая история, в которой прадед выступил подлинным бунтарем и переезд в Сибирь был вынужденным, фактически побегом от властей. Что только так можно было избежать как минимум отправки в ту же Сибирь, но под конвоем на каторгу. И самое главное, что прадеду и его братьям пришлось сменить фамилию – то есть назваться Фёдоровыми. Почему они выбрали именно эту фамилию – неизвестно. Может, дед их был Фёдор или ещё почему. До этого они носили фамилию, как они считали – слишком заметную. И чтобы хоть и в Сибири, но их не смогли бы идентифицировать – стали Фёдоровыми. Какая фамилия была раньше? Мне всё это рассказывала бабушка и баба Маня, когда я был ещё в нежном возрасте, но уже тогда они путались в показаниях. Какая-то производная от Старов – но не Старов, и не Старовойтов и не Старцев. Так что выбирайте на выбор – всё одинаково вероятно – Стариков, Старков, и даже Старицкий, хотя это уже выглядит чистой фантастикой, ибо фамилия Старицкий восходит ко временам Рюрика. А с нашими предками хоть и не всё понятно, и грамотными они были, что крайне редкое явление для России 19-го века, но всё же -  подозревать их в дворянском происхождении – ну, крайне сложно. Уж больно крепко, по-мужицки, они обосновались сразу в Сибири, на новой своей малой родине.
У бабушки хранилась фотография начала 20-го века, где все четыре брата восседают на резных стульях, одетые в красивые костюмы-тройки, с цепочками часов из карманов, причесанные, аккуратно подстриженные и добродушно важные – и крепкие с виду, надо сказать. Я вот разные фотографии крестьян на своём веку повидал, но подобные этой, сделанной на твердом картоне, где крестьяне похожи, как минимум, на обеспеченных горожан – такое было возможно только в Сибири, где у людей была своя земля, и где собственным своим трудом можно было обеспечить достойную жизнь своей семье. Причем под трудом «своим» многие теперь понимают работу уже на американский манер – то есть включая работу рабов и наёмных работников – но я лично вкладываю в это слово строго понятие о труде своих собственных рук.
Братьям было легче, чем другим – они помогали друг другу. Фактически большая семья, в которой было четыре здоровых мужика – вот в этом и был залог успеха и выживания. Мой прадед Климентий был лидером в семье, отличался умением просчитывать и прогнозировать события, это он уговорил братьев вместе уехать из Москвы в Сибирь. Братья уже в Москве были самостоятельными, со своей собственной жизнью, но вот не бросили его, а вместе поехали в неведомый сибирский край разведывать новые возможности. Потом, конечно, хозяйство было у каждого своё, как и своя собственная семья. И хотя Климентий и оставался уважаемым и авторитетным, но с годами братья уже не бросались выполнять его советы сразу, по первому же запросу. А будь всё так – это уберегло бы их от случившейся потом трагедии.
Надо сказать, что Климентий Михайлович был авторитетом  не только в семье, но и всё село к нему относилось с уважением. Прадеда выделяли ум, редкая рассудительность и отзывчивость – мудрость, одним словом. Люди часто ходили к нему за советом, а он умел выслушать и помочь…
Потом началась Германская война – те, кто волею судьбы ушел на фронт, хоть и было их немного, но уже не вернулись. Например, как я уже рассказывал, отец деда Мишы Козлова – Андрей – погиб в 1914-м году.  А через три года произошла революция, которую в глухом селе в 300 километрах от Новониколаевска (Новосибирска) никто поначалу толком и не заметил. В Гражданскую войну через село прошли колчаковцы – точнее остановились, собрались дать бой наступающим красным, но по факту без боя ушли дальше на Восток. Напоминанием об этом служит так и не заросшая до конца траншея на горе Синюхе, над центральной частью села. Нельзя сказать, что колчаковцы так уж мирно вошли и вышли – нет в целом никого не грабили, баб не насиловали, а вот троих мужиков в селе, не знамо за какие грехи на собственных же воротах повесили. В связи с их прибытием и отбытием из деревни в нашей семье отмечено два события. Первое — это когда они входили и размещались на постой, вся деревня замерла в ужасе. Потому как не везде всё было гладко, и ужасов, не редко имевших реальную основу, рассказывали про белых немало. Баба Маня тогда была совсем ещё девчонкой, увидела, что к дому приближаются белые – рванула в горницу и залезла под кровать. Причем голову спрятала, а ноги остались торчать снаружи – со страху даже спрятаться как следует не сумела. Дом прадеда был хороший, и, как потом выяснилось, именно в этом доме решил остановиться командир этого колчаковского подразделения – толи полковник, толи генерал. Он сам-то первым и вошел в дом, но первое, что он увидел – это торчавшие из-под кровати ноги девочки. Рассмеялся колчаковский командир. И посоветовал не бояться и вылезти дурехе - мол, ничего с тобой не случиться. Понятно, что поселился в доме и выгнал хозяев в чулан. Благо не зима была. Но в целом довольно спокойно обращались колчаковцы с медведскими жителями. Убили только троих, как я уже сказал. Потом генерал куда-то уехал, а незадолгим после пошёл слух, что не будут колчаковцы оборонять Медведск, а уходят.
Когда генерал уехал, ушли из дома и сопровождавшие его адъютанты и даже солдаты. Семья прадеда вернулась из чулана в дом.
И тут произошло второе событие – в дом крадучись пришёл солдат-колчаковец, и попросил спрятать его в погребе, пока белые не уйдут. А отпереть только тогда, когда придут красные. Перебежчик, словом. Перебежчику, понятное дело, пошли навстречу – если человек с ружьем о чем-то просит, не сильно напряжном – лучше ему в этом пустяке не отказывать. Тем более, вроде как свой, не сильно голубых кровей и вежливый. Спрятали его, пришли красные – сначала немного, разведчики, и тоже кто-то из них зашел в дом, спросили, мол, белые-то где? Красным, видно, разведка ещё раньше донесла, что в селе чуть ли не полк стоит, и траншей вокруг села накопали, оборону готовят. Красные командиры ждали, что с боем брать село придется, а пришли – село вроде как и пустое. Куда ушли белые – непонятно. Так вот красным разведчикам сразу сказали, что белые, мол, вчера снялись, пошли в ту сторону, в тут у нас в подвале перебежчик сидит, вас, красных, дожидается. Человек с виду – хороший… Красные рассмеялись – ну, давайте, показывайте этого вашего хорошего человека. Открыли погреб, парень тот вылез, но тут же красные и посерьезнели – после недолгого разговора с перебежчиком дали ему в глаз, обматерили и потащили к командиру. Но, насколько могли судить потом сельчане – не расстреляли точно. Красные вошли в село мирно, тихо, будто как к соседям в гости пришли. Такие же люди - сельчанам понятные, со вполне ясными для простого человека целями. Стояли они в селе недолго, почти сразу и пошли на Восток, добивать колчаковскую банду. Не, ну давайте будем смотреть на вещи трезво – банда, это конечно, какое там войско? Какой там император Сибири? Набрал кредитов у Антанты и пошел воевать Россию для своих заморских хозяев. Даже не хочется представлять, что было бы с нами, если бы ему действительно удалось бы свергнуть Советскую власть и установить свои порядки. Какие? Где было бы наше с вами место в таком мире, где полуодетая нищая Россия ещё и оказалась бы под пятой империалистических держав, которым только дай откуда качать кровь всяких там туземцев. Думаю, что большинство из нас не имели бы тогда никаких шансов – просто даже шансов - на рождение. Не родились бы мы с вами. Вот что я вам скажу.
Колчаку нынче памятники ставят, кино жалостливое про него снимают – так это же нонсенс. Кого они превозносят и обеляют? И как его обелить? Это же предатель в квадрате – семью собственную предал, друга предал, царя предал, присоединившись к февралистам, а потом ещё и стал наёмником Антанты, чего даже не стеснялся. Подонок высокого ранга – вот кто такой ваш адмирал Колчак. Люди, жившие тогда, в одно время с ним, не сильно-то его любили или уважали. В тылу колчаковской армии с самого начала - развал, из армии при первой же возможности дезертируют насильно туда согнанные солдаты, и бесконечные восстания - понятно, что всё это происходило не от большого уважения к командующему.
Так что никаких слёз по белым в Сибири не лили. Слёзы лили по судьбе своей горькой, что не сбежать никуда от беды, хоть даже в самый угол забейся. Россия большая, а отступать некуда.
Пришла Советская власть – для крестьян в Сибири ничего поначалу не поменялось – землю давали, так она и так уже была у крестьян, свободу какую-то объявили, так никто себя сильно несвободным уже давно и не считал. До Урала, на западе, понятно, что всё это имело смысл, а в Сибири – как раз наоборот - вольных людей стали неволить. Никаких свобод от новой власти сибиряки не получили. Понятно, что обратно под помещика людям не хотелось, потому и поддержали борьбу против Колчака. А вот потом – как-то всё пошло не так. Объявленная первая коммуна была сильно не продумана, людей фактически филой заставили сдать в коммуну лошадей, скот и даже кур. Эксперимент продлился недолго, так как почти вся скотина тут же и перемёрла без привычного индивидуального ухода, с бескормицы – надо было сначала логистику продумать коммунарам, а не голой жопой на ежа садится. Понятий о ведении крупного хозяйства ни у кого не было – а энтузиазма было хоть отбавляй. Причем заметьте – всё новое начальство, все так называемые коммунары – сплошь приезжие горожане, ничего в сельской жизни не понимающие, активисты, люди действия, но без малейшего намёка на интеллект и просто на здравый смысл. 
И это же не только в Сибири – везде. По всей стране. Мысль-то по добровольно-насильственному объединению и укрупнению  хозяйств, возможно, была и верная, но исполнение-то нельзя было доверять дибилам. Но вот… получилось именно так. А на гребне волны любой революции вместе с отраженным в её водах лучом свободы и справедливости непременно всплывает на поверхность и всякая мразь, и муть, и идиоты. Так было раньше и так есть всегда. Надеюсь, когда-нибудь общество достигнет какого-то спокойного справедливого максимума в своём развитии, и революции ему больше не понадобятся. А пока только так – через кровь, мразь и дибилов к светлому будущему. Ну, никак пока по-другому.
Эксперимент коммуны в Медведске в 20-х годах полностью провалился. Оставшихся в живых коровок и коз с овечками люди разобрали обратно по своим дворам. И задача по укрупнению хозяйств на селе стала простому крестьянину ещё менее понятной и намного менее привлекательной. Спасибо дибилам. Коммуна в Медведске была организована по такому виду и способу, что обобществлялись всё, что можно было посчитать как средства производства - постройки, мелкий инвентарь, скот и землепользование. У прадеда дом был уже старый и начал заметно проседать, нужно было ставить новый. Был закуплен стройматериал – лес, тёс,  всё лежало во дворе. Так вот, как объявили коммуну, прадед Климентий всё - даже стройматериалы эти - сдал в коммуну. Потом, через пару лет, начала проседать и крыша, дом ветшал прямо на глазах, зато семью уже нельзя было обвинить в кулачестве. Дед долго уговаривал своих братьев, чтобы и они поступили подобным же образом, потому как видел потенциал происходящего. Он понимал, что дело добром не кончится. Много общался с приезжими активистами и в самом Медведске, и в соседнем Черепаново, с 1921 года ставшем уездным центром. Понял, что новая власть пришла если не навсегда, то надолго, и слишком долго с классовыми врагами церемониться не будет. А в классовые враги сейчас попадут все без исключения единоличники – то есть вообще все, кто решит оставить себе хотя бы какую-нибудь часть собственного, единоличного, хозяйства. Братья прадеда не послушали. Во всяком случае, не побежали в коммуну сдавать последнее. А сдавать-то было бы что, особенно если учесть, что у одного из братьев была собственная мельница. Потому что разговоры-то разговорами, предчувствия предчувствиями, а ничего ведь не предвещало беды. Прадеда братья хоть и уважали, но каждый жил уже своим умом. Если он у него был. Один из братьев, например, отличался богатырской силой, но весьма слабым соображаем. К тому же любил выпить. То есть безумной силы и дурак, к тому же пьяный. Если прадеда все на селе уважали, то брата его не без основания побаивались. Даже пробабка моя, бабушкина мама – Мария Кирилловна ладить с ним не умела и откровенно его боялась. Однажды зимой, уже в 30-е годы, этот упырь спьяну пришёл к прадеду. А того не было дома – уехал в райцентр. А брату вот приспичило о чём-то его таком эдаком критично срочном спросить. Мария Кирилловна его в дом не пустила. Дверь в сени не запирали, а в горницу она его и не пустила. Разговаривала с ним через дверь. Так братец не поверил, что Климентия нет дома, орал, что его вопрос слишком важный, что ему нужно срочно увидеть Климентия. И вырвал, снял с петель дверь. Мария Кирилловна с дочерьми спряталась за печкой. Буйный братец осмотрел светлицу, ну, или горницу, как ее ещё называют, извинился за беспокойство, аккуратно приставил выломанную дверь в проём – понятно, что назад её поставить уже не получилось, так как всё повыломано. И ушёл. А бедная моя прабабушка с дочерьми – в будущем моей бабой Шурой и бабой Маней – остались в доме, с выломанной дверью. А на дворе тридцать градусов мороза. Благо дверь в сенях осталась целой. Ну, потом, на другой день прадед приехал, и вместе с братом двери починил. Брат сильно извинялся. Но с тех пор его стали боятся и дети, заодно с взрослыми.
Я вот видел эти деревенские двери – с тех времен технология постройки деревенских домов изменилась мало – так ведь это уму не представимо, как можно такие двери на себя вытащить, если они на засов изнутри закрыты? Это ж не каждому медведю под силу. Вот только аналогия с медведем в голову и приходит – против него тоже надо двери ставить так, чтобы они открывались внутрь. Тогда медведю труднее их открыть – медведь, когда ломится в двери, то рвет дверь на себя - цепляет когтями и тянет.  И если засов не выдержит, то дверь распахнется. Пинать-толкать дверь внутрь он в отличие от человека толком не умеет – не обучен таким хитростям.
Так вот про коммуну -  братья не стали ничего сдавать туда, а наоборот воспользовались своим, объявленным советской властью, правом вести своё собственное единоличное хозяйство. За что и поплатились. И помочь им было невозможно. Ибо по прошествии лет записаны они были в кулаки. Всё, что добром не отдали, было у них отобрано, сами они вместе семьями куда-то высланы, где и сгинули. Умерли все. Никто, кроме дочери одного из братьев обратно не вернулся. Двоюродная сестра моей бабушки – она вернулась.  А когда вернулась, перед войной уже - было ей лет двадцать, но выглядела на сорок и умом тронулась. Родители её, братья, сестры – все умерли.  Произошло это, как она сказала, под Нарымом…
Как Владимир Высоцкий сказывал: «Повезли из Сибири в Сибирь»…
Нарым - село в Парабельском районе Томской области, в прошлом острог, куда при царе ссылали политзаключенных. Существует местная поговорка — «Бог создал Крым, а чёрт Нарым» (другой вариант — «Бог создал рай, а чёрт — Нарымский край».
Практически с самого своего основания Нарым был местом политической ссылки. Сюда прибывали на поселение декабристы, участники польских восстаний, народники, революционеры. Нарым – с местного, сельку;пского языка (при царе это был остяко-самоедский язык) переводится как «болото». Так вот в это болото в 1917-м прекратили было ссылать людей, но с 30-х годов опять начали.  Вот только условия для проживания в Нарыме для новых политпереселенцев стали не просто хуже, а настолько хуже, что выжить там было почти невозможно.
Если судить по братьям нашего прадеда – то это три семьи, по 5-7 человек в каждой, и выжил только один из них из всех... И ведь это не петербуржцы какие-нибудь, не ростовчане и не грузины – это сибиряки, жившие в пятистах километрах южнее, недалеко от той же реки Оби. Их отцы, братья моего прадеда, имели положительный опыт такого переселения – казалось бы  - могли бы и повторить. Но если человека бросить в Сибири без всего - без еды, инструментов и теплой одежды, то каким бы он не был выживальщиком – тут на таких условиях старта не выжить. А тем более, если обременен семьей с малолетними детьми.
А между тем в Нарыме при царе ссыльными побывали вот такие, например, люди – Иосиф Сталин, Валериан Куйбышев, Вениамин Свердлов…
Так почему, когда эти люди со товарищи сами встали у руля государства, в этом же Нарыме выживание стало для новых ссыльных почти невозможным? Ну, добро бы в эти ссылки в 30-х и далее отправлялись бы какие-нибудь дворяне-кровопийцы, так нет – из Сибири в Сибирь везут крестьян, благодаря которым эти товарищи-революционеры и кормились всегда вообще-то.
Или же они прокламации свои с экспроприациями ели? Нет, хлеб они ели, который крестьяне им и выращивали. Вот при всём моём уважении к Сталину – почему он считал, что мужик ему или им всем что-то должен? А точно не наоборот?..
В этом вопросе Сталину прощения нет… Смягчающие обстоятельства в расчёт принимаются, но вердикт – виновен.
Кстати, мельницы с тех пор в Медведске больше не было. Старую, принадлежавшую брату моего прадеда забросили, она развалилась, место заросло лесом - пришла индустриализация и надобность в подобном мелко-ремесленническом оборудовании отпала.
Ещё нужно рассказать про церковь…. В Медведске в начале века жители построили деревянную церковь. И это была самая красивая церковь вообще во всей округе, до Новониколаевска (Новосибирска) со своим знаменитым собором Александра Невского, построенного в 1899 году.
В 20-х поповский дом отдали под школу, церковь сначала тоже хотели под школу, потом устроили в ней склад, а потом она сгорела. И не стало церкви в селе.
Прадеда Климентия Михайловича советская власть не трогала – так как он всё отдал в коммуну и стал, по сути, нищим. Собственный дом постепенно разваливался. Но зато все, вся его семья, остались живы.
Вообще про прадеда поговаривали, что он умеет заглядывать в будущее. Предсказывать, значит. Только не все верили в его предсказания. А он, видимо, особо и не навязывался. Меру знал. Ведь до конца жизни все к нему относились с уважением. А если бы он трещал про свои предсказания без умолку, то прослыл бы если не юродивым, местной знаменитостью, то уж чудаком, точно. Но прадед Климентий как раз таки считался очень по житейски мудрым человеком, мужики к нему со всего района за советом ходили. И события с Коммуной, видимо, только подтвердили его авторитет. Но он уже старый был. Умер задолго до войны. Прабабушка Мария Кирилловна намного его пережила.
Отдельного упоминания стоит ещё такой момент – как уже говорилось, с любой революцией на поверхность выплывает всякая муть и мразь. Так же случилось и в Медведске. Жили-были там два персонажа, пользующихся всемирной нелюбовью – один какой-то там  чиновник-коммунар, председатель сельсовета, и некая барышня, составлявшая списки кулаков. Надо ли говорить, что любовью и уважением они у сельчан не пользовались. А вот страху наводили. Как звать было ту барышню – я не помню, хотя в детстве я её видал и знал – старую, конечно, уже – маленькую, тихую старушку. С ней никто не здоровался. А это в сибирском селе многое значит – там со всеми здороваются при встрече – даже если человек только приехал, с автобуса вышел, чужак, которого впервые видят. Принято так – со всеми встречными здороваться. А вот с этой бабкой не здоровались… И не разговаривали. Разве только продавщицы в магазине, когда её что-то продавали. Говорили, что очень многих людей она по молодости своими доносами на смерть отправила. Однажды в детстве я участвовал в разбойном нападении на её огород – клубнику ей собирались вынести, но неуспешно. «Виктория», вроде бы, назывался тот сорт клубники… На утро ограбленная бабка бегала по центру Медведска и голосила, что ночью какие-то негодяи всю её «викторию» вытоптали. Что она этого просто так не оставит. Люди, кто её слышал, переходили на другую сторону дороги или просто отворачивались. А многие как-бы про себя бормотали в её адрес нелицеприятное или что-то типа - жаль, что весь огород они тебе не вытоптали, ведьма. Я всё видел своими глазами – шёл в то утро в магазин мимо её дома, потом возвращался – она дико на меня орала, что знает про меня всё, что я тоже там был и викторию её съел всю.
А я-то там был. Это правда. И слушать её крики мне было очень не по себе.
И вот ведь факт, что виктории я её не попробовал – где там её виктория-то хоть была? Кто там в темноте хоть ягодку нашёл?
А налёт на её огород это был хоть и единственный в моей практике, но вполне себе разбойничий – это тоже факт. И орала она на меня вполне заслуженно, по делу. И может и была там у неё виктория… Мы вроде за ней туда и лезли.
А может и не было… Субъективно – не видел.
Я ведь только помню, что через забор перелез, наткнулся в темноте на кого-то из приятелей, братьев-разбойников, и пока разобрались, куда тут идти, уже кто-то свистнул, что, мол, «атас, бабка проснулась, смываемся…» Ну секунд 30-40 длился тот наш налет на её викторию. Как атака истребителя – не удалась с первого захода – так и уходи, пока самому не присыпали…
Больше я ни разу в чужие огороды в Медведске не лазил. И других отговаривал. Какой смысл? Что там в этих огородах кроме огурцов брать? И что тебе, балбес, на собственном огороде огурцов мало? Или что там ещё капуста, кабачки, помидоры зеленые – а помидоры там могут быть в огороде исключительно зеленые, так как не успевают выспевать за лето. А потому помидоры в августе собирают, до заморозков и по валенкам в сенях зеленые рассовывают, чтобы дозревали…
Но речь не о том. Просто хочется заметить, что некая память народная в начале восьмидесятых не угасла, что отлично выделяла «героев» коллективизации 30-х годов. Специально никто не гадил им, жили они себе и жили, но не любили их.
Потом про второго «героя» - в Медведске, в районе, который всегда назывался Хохлы, почти на краю села - теперь это улица Романова, что через всё село проходит – есть могила, раньше был там обелиск со звездой, и надпись, что мол Шатохон В.И., председатель сельсовета, герой-пертизан, убитый кулаками, тут лежит. И в детстве и вообще всегда я очень почтительно относился к таким местам. Понятно, что герои гражданской войны заслуживают такого же уважения, как и герои Войны Отечественной. Но тогда же я узнал, что люди в Медведске все поголовно знают, что убили данного председателя из ревности и, по сути, заслуженно. Жила в то время какая-то там красавица в Хохлах, встречалась с парнем, всё у них было хорошо. Но председатель на неё тоже глаз положил, парня её и всю семью его стращал отправкой в Нарым, как кулаков. Девицу и её семью стращал тем же, если она ему не покорится, не отдастся. Короче, маньяк, насильник и подлец. Но подлец при власти. Убили его во время акта насилия как раз – пришёл парень к своей суженой, а там такое творится, что пришлось отбивать девку – ну, и придушили насильника-председателя. Однако новая власть показала, что нельзя её представителей безнаказанно душить – всех родственников объявили соучастниками, нашли признаки сговора, показательно наказали – а девицу и её парня вообще расстреляли. Причем несмотря на то, что два брата того парня были партийными – рука закона без жалости вырвала подкулацкую заразу. Всех объявили перевёртышами, бандитами, предателями, до кучи навесили на них ещё три убийства партийцев в районе. А Шатохина похоронили с пафосом - не на кладбище, а у дороги на холме - хоть и на краю села. Чтобы, наверное, «пройдут пионеры – привет…», так сказать. И за могилой «героя» заставляли ухаживать, цветочки к праздникам класть, вплоть до начала девяностых. Но и тогда люди все ещё помнили, что председатель никакого почёта ни при жизни, ни после смерти не заслуживал.
Сейчас могилу его на карте не найти, видимо достопримечательностью она больше не является. Но улица Шатохина есть. Сказка о партизане Шатохине, однажды со товарищи чуть было не остановившего белогвардейский бронепоезд (путём поджога жд-моста около Черепаново) и его зверского убийства кулаками – есть, есть даже книжка под редакцией писателя Коптелова, где об этом трогательно написано. А правды как не было, так и нет. Правда осталась только в устных рассказах. А те рассказы никто не удосужился записать. А сейчас эта давняя история уже никого не волнует. Кроме, думаю, потомков председателя, которые стали вполне нормальными людьми. Может именно потому, что вместо папы-насильника их воспитывала советская власть и сказка превалировала над нехорошей былью.
Я был маленький, когда всё это услышал, был убежденным пионером, и по большому счёту мне до всего этого дела было мало, но я свято хотел верил, что на «героя» наговаривают. Что не станет советская власть обелять подлеца, раз написано, что герой, значит точно герой. Но с годами моя уверенность в таких вещах, понятно, угасла-испарилась.
Как говаривал Рэндалл Уоллес - сценарист хорошего, хотя и глуповатого фильма «Храброе сердце»: «Историю пишут те, что вешают героев». И с этим нельзя не согласиться.







2.  Настоящего моего отца зовут Валерий. Понятно, что я Валерий Борисович Юдин – и того, кто меня родил, звали Борис. Но вот того, кто меня воспитал – звали Валерий.
А настоящий отец, по общенародному мнению, я уже об этом упоминал - не тот, кто породил, а тот, кто воспитал. Поэтому далее я буду называть своего настоящего отца – Валерия - именно отцом, без оговорок. Ну, или батей… И, думаю, теперь всем будет ясно, кого именно я имею ввиду. Хотя и про своего отца по крови я тоже, конечно, расскажу, что знаю. Кровь, видимо, со счетов не сбросишь. «Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!» - Булгаков знал, о чем говорил. Если и не знал, то догадывался… Ну, кто об этом может что-то всерьез прямо таки знать?
Насколько я помню – из детства - отношения отца с его родителями были непростыми. Нет, они его любили, и он их уважал… Но всегда была какая-то недосказанность и напряженность, и дозирование той информации, что предназначалась для моих ушей. Я почти всё пропускал мимо, и всё детство для меня не существовало какого-то там прошлого моего отца, я видел лишь только, какой он замечательный, и какие у него замечательные родители, какой у него прекрасный брат и сестры…
Кто знает, если бы Советский Союз не развалился и не оставили бы нас всех в положении «каждый сам за себя», может быть, мы и до сих пор поддерживали бы те отношения, которые и пристало бы поддерживать родственникам.  Но, увы, свободный рынок, индивидуальный рост, переосмысление в связи с неожиданным для всех наступлением капиталистического настоящего понятий о престиже и благополучии семьи, да просто желание выжить в лихие 90е – насовсем развели отца и его семью в то состояние, когда никакое общение уже становится невозможным. Отец моего отца – а стало быть мой дед – всего этого безобразия в семье никогда бы не допустил, но он умер в начале 90-х ненадолго пережив страну, за которую сражался и которой был верен всю жизнь. И, прежде чем начать рассказ о бате, я должен рассказать о его собственном отце - единственном известном мне его предке.
Итак… Дед, Алексеев Арсений Федорович, родился примерно в 1910г в Вышнем Волочке, где и вырос. И где прожил до совершеннолетия. По путёвке комсомола попал на флот. Как я уже рассказывал, дед некоторое время, а вроде как в 1929 году -  я забыл точную дату -  проходил учёбу на учебном корабле «Океан», тогда уже переименованного в «Комсомолец».

Про этот корабль, специально спроектированный и построенный для обучения моряков, я был наслышан из книг с раннего детства и очень удивился и обрадовался, когда мой собственный дедушка - а иначе я его никогда не воспринимал ,
0
,- однажды вдруг начал рассказывать о своей молодости и упомянул о том, как бегал по трапам этого учебного корабля. Я лет с десяти бредил морями и кораблями, и помнил о флоте практически всё, что мог когда-либо прочесть или услышать. Информации было мало, тем более, если учесть, что я жил недалеко от самой удаленной от всех морей  и океанов точке на планете – раньше говорили, что это Джунгарские ворота,  и это знал любой школьник в Советском союзе, а теперь сильно умный интернет смещает эту точку вглубь Китая, называя её «Континентальный полюс недоступности», ссылаясь на какие-то исследования, проведенные в 1986-м и 2007-м году. Только однозначно эта точка почему-то теперь никак не определяется - их теперь минимум три, но все они опять же лежат в тесном треугольнике вокруг всё тех же Джунгарских ворот. Я вот думаю, что слишком много расплодилось докторов разных наук, которым для своих псевдо-докторских диссертаций просто необходимо что-нибудь уточнить и доисследовать… что-нибудь неоднократно исследованное. Ну, а чем ещё заняться географическому эксперту? При том, что практической пользы от таких доисследований чуть меньше чем ноль, а может и заметно меньше – если на эти ненужные никому изыскания тратятся реальные деньги.
Так вот, интернета раньше не было, дополнительную информацию простому пионеру было брать просто негде, если он не жил в культурных центрах – Москве или Ленинграде, где были и музеи, и выставки, и куда как более наполненные, чем в далеких провинциях, библиотеки.
Так что я от деда тогда узнал, что общество под аббревиатурой ОСОВиАХиМ озадачивалось подготовкой не только лётчиков, но и моряков. До этого я связывал ОСОВиАХиМ только с авиацией.
 ОСОВиАХиМ (Об¬ще¬ст¬во со¬дей¬ст¬вия обо¬ро¬не, авиа¬ци¬он¬но¬му и хи¬ми¬че¬ско¬му строи¬тель¬ст¬ву), мас¬со¬вая доб-ро¬воль¬ная об¬ществ. ор¬га¬ни¬за¬ция в СССР в 1927–48. Об¬ра¬зо¬ва¬на 23.1.1927 пу¬тём слия¬ния об-ва Авиа¬хим и Об-ва со¬дей¬ст¬вия обо¬ро¬не СССР.
И это общество, в конце концов, стало тем самым обществом ДОСААФ, известном любому советскому человеку, особенно если оне мужского полу…
Лично меня членство в ДОСААФ не миновало, я прыгал в 1985 году с парашютом, пройдя перед этим полугодовое обучение в спортивной секции под патронажем ДОСААФ. О чем имеется запись в Свидетельстве парашютиста, выданном мне после трех прыжков.
 Сразу хочется заметить, что не миновало меня и участие в работе общества ОСВОД. Во время учебы в КВИМУ я прошёл курс аквалангиста-спасателя.
Техника, конечно, была тогда другая, но будьте уверены, ни за какие деньги бы вам не разрешили прыгнуть с парашютом из самолета или залезть под воду с аквалангом без предварительной специальной подготовки. В СССР очень серьезно относились к безопасности своих граждан. Потом, уже в 90-х я услышал от товарища, что он за 400 рублей прыгнул с парашютом с самого что ни есть настоящего самолета на одной из бывших ДОСААФовских баз в Ленобласти, и всё обучение перед прыжком сводилось к короткому инструктажу. Причем товарищу достался парашют без вытяжной веревки для принудительного раскрытия парашюта (вообще это такой шнур с карабином на конце – для присоединения к тросу внутри самолета. Видели, наверное, в кино, как десантники прыгают один за другим из самолета, а внутри самолета остаются веревки с карабинами). И представляете, ситуацию – мой товарищ, получив десятиминутный инструктаж, включающий в себя слова о том, что главное не забыть перед прыжком пристегнуть карабин к тросу внутри самолета, обратил внимание инструктора на отсутствие на своём парашюте какого-либо карабина. А инструктор посмотрел -  а ну, ладно, ничего страшного, мол – прыгнешь, досчитаешь до трёх и дернешь за вот это кольцо…
Я этого своего товарища тогда раз пять переспросил – в своём ли он уме, и точно ли так всё и было. Товарищ пять раз повторил историю, не путаясь в показаниях – и я был в ужасе. И только тогда окончательно понял, что наш мир длинными скачками несётся в тартарары. И кстати, я до сих пор не уверен, что хоть что-нибудь в этом движении, теперь, уже может пойти не так, и мир каким-то образом одумается, упрётся и останется жив.
Вот такая вот она буржуазная действительность – человека отправили в затяжной прыжок, просто подсказав ему – дернешь за вот это кольцо и всё…
В принципе, жить захочешь, дернешь, тут всё верно. И тебя никто прыгать не заставляет, ты сам приехал за острыми ощущениями, подписал бумагу, что всё добровольно, и претензий в случае несчастного случая к устроителям шоу ты не имеешь. Причем, заметьте, парашют тебе предоставляют уже сложенный. Понятно, что укладывать парашют тебя не учат, это просто невозможно сделать экспресс-методами. В советское время, что в армии, что в ДОСААФ  - люди прыгали с парашютами, строго уложенными самими парашютистами. Укладка кем-то другим попросту исключалась – это было важнейшей частью подготовки. Твоя жизнь – твой парашют, то есть уложенный именно тобой.
Ну, а сейчас - налицо коммерциализация абсолютно всего, и у всего есть цена, в том числе и у вашей жизни. Все риски взвешены, оценены, а на вас лично и на вашу жизнь всем как-то наплевать. И самое интересное, что массово находятся придурки - любители острых ощущений, которые готовы, заплатив скромную сумму и подписав необходимые бумаги, жизнью своей в предложенных условиях таки рискнуть. Ну, а чо не прыгнуть – ты же заплатил…
Понятно, что это скорее от недостатка знания по предмету – мне бы лично такой расклад вообще бы не понравился – кто-то уложил парашют, а я с ним должен прыгать, да ещё за свои собственные деньги. По-моему, неоправданная глупость...
Ну, так вот про деда Арсения Фёдоровича – кстати, я уже говорил, что я называл его просто «дедушка», и он был единственным дедушкой, с которым я мог в более-менее вменяемом возрасте пообщаться – дедушку Мишу Козлова я помню, но что там в трехлетнем возрасте можно было ему сказать, и что в ответ услышать?.. Так что воспитанный в традициях уважения к старшим, ко всему, что говорил дедушка, я относился с полнейшим уважением. А ему, конечно, было что рассказать. Хотя ввиду ограничений, наложенных профессией, информацию он давал строго выверенную и дозированную, несмотря на возраст. Говорят, что некоторые старики любят поболтать особенно с детьми, которые их воспринимают всерьез и слушают – возможно, какая-то правда в этом есть. Вообще наши разговоры с дедом на отвлеченные темы проходили как интервью – я спрашивал, а он рассказывал, но, понятно, что только то, что мог рассказать. Опять же ему приходилось делать скидку на мой возраст. Но в целом он всегда охотно пускался в воспоминания. Чаще всего я с удовольствием его слушал, но иногда, понимая, что всё равно останусь в конце беседы разочарованным и уставшим, мне довольно скоро становилось скучно. А дед, видя, что я заскучал – отправлял меня заниматься какими-нибудь интересными делами. Благо в Москве, где он жил, и куда я приезжал к нему не чаще раза в год, а то и в три года раз, было много всего для меня, подростка, интересного.  Короче, он меня своими воспоминаниями и разговорами не утомлял и инициатором таких бесед никогда не был. А я хоть уже тогда понимал, что его рассказы нужно сразу записывать, потому что вещи, что он с полным знанием дела тогда оговаривал, для меня были попросту не вполне даже ясны. Но был уверен, что попозже ещё будет время, и я займусь тем, что как следует ещё раз расспрошу деда обо всём и , конечно, запишу всё самое важное. Все имена, все даты, все выводы… И… откладывал всё это – и ещё, и ещё раз -на потом.
Вы спросите, почему же тогда я бывал разочарован и мне бывало скучно? Отвечу… Я же знал, что дед – герой, и мне, конечно, в юности хотелось услышать от него что-то героическое, чтобы за живое брало. Чтоб хотя бы как в «Семнадцать мгновений весны», что ли. Но дед никогда, ни разу ничем таким не похвастался, лихих моментов его истории вообще не содержали, никаких тайн он мне лично по секрету не раскрывал, а вот полезной правильной информации в его рассказах было не просто много, а по сути всё, что он говорил, и являлось полезной, правильной информацией, предназначенной лично для меня, дозированной лично под мой уровень. Под моё восприятие, чтобы я полнее представлял себе картину мира. Например, он часто обрисовывал мне общую обстановку 30-х, 40-х годов, приводил частные примеры - наверное, чтобы я сам умел себе объяснить, как и почему мы докатились до жизни такой. Дед не давал своих определений, никогда не ругал или не хвалил Сталина, к примеру – даже в перестройку, когда все об этом только и судачили. Но при том говорил некоторые вещи, из которых слушатель должен был бы сделать вывод когда-нибудь сам, и которые лично мне стали, наконец, очевидны по прошествии лет.
Впервые я увидел деда Алексеева Арсения Фёдоровича, когда мне было десять лет, и дед уже был тогда достаточно старым – что говорить, почти ровесник века… ну, хорошо, на десяток лет помоложе. То есть, когда мы с ним познакомились, было ему уже почти семьдесят. Благообразный, высокий пенсионер с палочкой, не утративший бодрости духа, с приятным тембром голоса, уже с легким старческим дребезжанием, но с явно выраженной командной ноткой – даже не командной, но, как бы это выразить -  с отблеском привычной уверенности всегда быть услышанным.

(продолжение есть, но только в тетради... синяя такая, небольшая, у компа валяется).


Рецензии