Тревожная ночь

Вечер наступил быстро. Смена перешла за экватор и приближалась к полуночи, а там оставалась только ночь и ожидание утра.  Ветер сипло завывала на улице, разгоняя снежные бураны, которые неожиданно завихряясь от порыва ветра, с неумолимой силой проносились по вечернему городу. Кое-где ещё виднелись редкие огни в окнах многоэтажек, и одиноко горящие фонари на улицах мерцали далекими маяками в снежной метели.
- Давай, Санек, сгоняй по заявке, - сказал мне вслух Толик, дежуривший в тот день оперативным дежурным вместе со мною. – Девчонка первоклассница не вернулась домой из школы, родители всё обыскали, но так её и не нашли, - вновь произнес он. – Дуй вместе с Зайцем, - так мы называли одного гаишника, Серёгу Зайцева, по его фамилии. – Он тебя уже ждет на машине ДПС, возле ворот отдела, может быть удастся отыскать её, родители девочки будут ждать вас возле своего дома.
При этом он назвал дом и улицу одного из прилегающих к нашему городу посёлков, и я вышел с папкой в руках к воротам нашего отдела милиции.
Был уже поздний вечер, и холодный ветер больно пробирал до костей, а снежная позёмка нещадно хлестала по лицу и стучала в железную дверь отдела, как будто запоздавший человек. В такое время не очень хотелось выезжать куда-либо из тёплого помещения дежурки. Где можно в свободное время, немного и поспать, посмотреть телевизор, или просто поболтать о том, о сём, коротая своё время дежурства. Да, к тому же на электрической плите кипела вода с картошкой. А рядом с нею на столе лежал белоснежный кусок сала, который принёс Толик, и полбуханки ржаного хлеба с парой больших луковиц. Мы обычно с ним так ужинали по вечерам. А теперь приходилось с этим на время попрощаться. Сев в прогретую, пахнущую бензином Волгу, мы с Серёгой вдвоём помчались по заснеженной автотрассе в сторону того адреса, который указал нам Толик. Мимо проносились навстречу редкие автомашины, кое-где попадались одиночные фигуры прохожих, спешащих в этот поздний час к себе в тёплый дом. Снег уже местами прирастал приличными сугробами вдоль обочины дороги, и заднеприводную нашу Волгу порой заносило при пробуксовке колёс, словно опьяневшую барышню.
- Опять за ночь наметёт, - зло выругался вслух Серёга. – А коммунальщиков, как обычно, хрен дождёшься, добавил снова он. – Опять к утру будут колотиться, лишь бы без телесных увечий, - завершил он свою мысль и ещё увереннее поддал газу.  Как и все на свете гаишники, Серёга мыслил по-особому. Нет ничего хуже, чем ДТП с телесными повреждениями, да ещё если оно не одно, а несколько. Тогда не до общих правонарушений на дороге. А их нужно всё равно выявлять, иначе командир взвода не похвалит, и придется выходить на службу в свободное время. Каждому заступающему на дежурство сотруднику ГИБДД, было необходимо выявить не менее десяти нарушений на каждого брата. А их в наряде обычно было по двое. А ведь помимо основной своей работы, экипажи иногда дергали и на семейные заявки, и по иным каким-либо причинам задействовали их. Поэтому наряды, обычно старались побыстрее, пока заступали на дежурство, выявить как можно больше нарушений, чтобы позже чувствовать себя более раскрепощённым. Это обычно происходило на любимых ими перекрестках и на оживлённых местах. Там, где и жезл длиньше, и рубль побогаче… Серёга в эту ночь был один без напарника. Поэтому и пахал за двоих.
 
Мы уже промчались большую часть пути. Вокруг трассы расстилались снежные поля, мимо мелькали лесные перелески и рощи. Метель всё неистовее кружила позёмку и снежные сугробы в полях перекатывались как песчаные барханы в пустыне.
- Вот если сломаешься дорогой в такую погоду, не позавидуешь тому, - вслух произнёс я.
- Да уж, - тихо произнёс Серёга, внимательно всматриваясь своими глазами сквозь лобовое стекло машины вдаль трассы. – Какой там адрес? – снова громко произнёс он. Я назвал ему улицу и номер дома.  – Найдём, - уверенно вымолвил Серёга и свернул с трассы на проезжую дорогу, которая вела к железнодорожному переезду. После чего мы миновали этот переезд и платформу, на которой в столь поздний час не было ни души. Подъезжая к той улице посёлка, где нас должны были дожидаться родители пропавшей девочки, мы увидели возле одного из крайних частных домов, две одиноко стоявшие фигуры. Эти люди увидели патрульную автомашину и сразу же замахали нам. Мы с Серёгой поняли, что это именно те, кто нас так ждал с нетерпением в этот февральский поздний вечер. Подъехав к дому, я вышел из салона машины и подошёл к людям. Как оказалось, это были родители пропавшей девочки, отец и мать. На вид им обоим было не более сорока лет. Мать выглядела чуть помоложе мужа. Она была немного полновата, заплаканные её черные глаза с болью и надеждой смотрели на меня и Серёгу. В них читалась материнская боль и невыносимая скорбь случившейся в их семье общей беды.
- Мы вас давно уже ждём, - быстро проговорила женщина, кутаясь в светлый пуховик и тёплый пуховой платок, от порыва холодного ветра. Рядом с ней, переминаясь с одной лапы на другую, стояла маленькая дворняжка, и в её печальных глазах читался какой-то затаённый испуг и своя собачья скорбь, которую она смогла выразить только тихим и жалобным своим поскуливанием.   
- Как же пропала Ваша дочка? – спросил я у женщины.
- Вы знаете, у Настеньки всегда заканчивались уроки около 12.30, после чего, она вместе со своими одноклассницами отправлялась домой. Рейсовый автобус довозил их до железнодорожной станции, где они все вместе втроем шли дальше пешком. Расстояние от станции до родного дома было чуть более километра и мы не переживала за неё. Иногда я или муж, или старшая дочь встречали их у этой станции в урочное время, - быстро говорила мне женщина, при этом её речь часто обрывалась всхлипыванием и горькими материнскими слезами.
- А что же в этот раз не встретили её? – спросил я у женщины, глядя в её печальное и заплаканное лицо.
-Вы знаете, сегодня я заступила на суточное дежурство, муж тоже был днём на работе, а старшая наша дочь учится в городе. Поэтому никто из нас не смог встретить Настю. Да и она самостоятельно частенько приходила домой одна, ключ знала где лежит, мы и не беспокоились за неё, - снова произнесла женщина и ещё сильнее заплакала при этом.
- Ну, ничего, ничего, успокойтесь, пожалуйста, -произнес я, как мог мягче, стараясь вселить уверенность в эту женщину в том, что всё обойдётся благополучно. – Может быть она осталась у своих подружек или в школе? – с надеждой спросил я у матери Насти.
- Да мы уж всех обзвонили и оббежали, я сама с работы отпросилась, узнав о том, что дочка не вернулась домой, - печально произнесла она. – У Насти сегодня был кружок в школе, поэтому она задержалась на час дольше обычного. А её подружки не стали дожидаться и ушли домой раньше неё. Классный руководитель довела Настю до железнодорожной платформы и дальше дочка пошла одна, ведь до дома-то было не далеко, - снова со слезами на глазах и всхлипывая проговорила женщина.
- Пройдемте же в дом, я возьму с Вас объяснение и мне нужна будет фотография вашей дочери, - произнёс я. И мы втроём все вместе взошли в их частный дом. Серёга остался в автомашине.  Их дом представлял собою обыкновенную крестьянскую, деревянную избу, с пристроенным гаражом и кухней из кирпича. Одноэтажное строение с белыми резными наличниками снаружи. Внутри дома было уютно и тепло, сразу же заметен был порядок и чистоплотность, приложенные женской рукою, заботливой женой и матерью. Я сел на стул у столика и стал неторопливо и тщательно записывать показания матери, а чуть позже и отца. Потом я составил процессуальный протокол о без вести пропавшего человека, где указывались физические характеристики, одежда, которая была на пропавшем и ещё кое-какие подробности. Женщина мне вручила фотографию, где изображена была Настя вместе со своей старшей сестрою. Они вместе вдвоём сидели на диване в домашней обстановке и улыбались. Настя выглядела как и все девочки в её семилетнем возрасте, юркой и проворной. На меня смотрела светлое девичье личико, незапятнанное ещё ничем.  В её черных, как у мамы глазах, читался скрытый интерес и весёлая беспечность. На щеках были заметны маленькие ямочки, а радостная и безмятежная улыбка, радовала всех знающих и любящих Настю, своей детской открытостью и любовью. Настенька была очень похожа на свою маму. В прошлом году она пошла в первый класс местной школы, расположенный в соседнем посёлке, поэтому дорога у неё оказалась намного длиннее обычного. Рядом на столе, я заметил учебники и тетрадки Насти, цветные карандаши, акварельные краски, в которых некоторые банки были полустёрты кисточкой ребёнка. Рядом с ними на столе, сложенной и аккуратной стопкой, лежали детские рисунки. Мне запомнился почему-то один из них. На этом рисунке был нарисован детской рукою домик синего цвета, такой же, в котором проживала Настя. Рядом с ним были изображены четыре фигурки, мужчина с женщиной, это по видимому были её родители. И две маленькие фигурки, сама Настя и её старшая сестра, а рядом с Настей была нарисована её собачонка Жулька. Она сидела возле ног Насти, и высунув свой красный язык, с любовью смотрела на свою маленькую хозяйку.
-Настенька очень любит животных,-слегка волнуясь, но уже чуть успокоившись произнесла её мама. –Постоянно таскает Жульке из дома, то пряники, то конфеты или печенья. Собачонка в ней своей души не чает,- снова произнесла женщина и глубоко вздохнула при этом.
-Сейчас поедемте вместе по той дороге где ходит обычно ваша дочь,-сказал я женщине.
- Пусть с вами едет мой муж, а я буду дома на телефоне, вдруг кто из знакомых позвонит,-произнесла с надеждой Настина мама.
-Хорошо, ответил я,-и мы вдвоём с отцом Насти вышли на улицу из дома, и сели в автомашину. –Давай Серёга!- произнёс я вслух, поедем ещё раз по этой дороге и проверим ближайшие кусты и обочины, может какие-нибудь следы найдём. Машина взревела и понеслась по заснеженной трассе. Я с Настиным отцом внимательно вглядывались по сторонам дороги из окон салона автомобиля. Было темно и кружила поземка, практически ничего невозможно было разглядеть в округе, но я напрягал зрение и старался ничего не пропустить по дороге. Возле одного из ближайших поворотов, я попросил Серёгу притормозить.
-Пойду посмотрю вон ту рощицу,-произнёс я, выходя из салона автомобиля. –А, Вы,-обратился я к отцу Насти,-поглядите с другой стороны, может что-либо и найдёте. Мы разошлись по разным сторонам автодороги. Метель, как показалось мне, немного поутихла, но всё равно изредка порывы колючего ветра больно обжигали своим дыханием лицо. Я прошёл от дороги до ближайшей рощи берёз метров двести, утопая по колено в снегу. Но никаких следов обозначающих человеческое присутствие, я не обнаружил. Вся вокруг местность была занесена снегом. И даже следы полевых зверей и лесных птиц, были плотно скрыты снежными сугробами. Ни о каком, хотя бы косвенным присутствии человека, нельзя было и думать. После бесплодных поисков Насти, я весь взмокший и вспотевший вернулся обратно к автомашине, где меня уже поджидал Настин отец и затяжно курил. Серёга стоял возле волги.
-Да, разве сейчас в такой темноте, что увидишь? -громко говорил он. –Тут нужно роту солдат с собаками, чтобы прочесать всю эту местность,-уверенно добавил гаишник. У меня с собой был служебный фонарик, но после длительных поисков, батарейка у него совсем умерла. Он еле-еле светил слабым мерцающим огоньком, всё ещё теплящей надежды найти ребёнка. На патрульной машине Сергей включил проблесковые маячки и громкую связь, что кто-нибудь откликнется в этой метели. Но всё было безнадёжно. Потом мы домчались до железнодорожного переезда, где последний раз видели Настю. Я вместе с Сергеем и отцом школьницы осмотрели место стоянки местного рейсового автобуса, который заканчивал свой маршрут на этом пятачке. Были видны запорошенные снегом глубокие колеи от автопокрышек автобуса и иных автомашин. Возле остановки валялось несколько фантиков от конфет и пустая пачка от сигарет, глубоко придавленная в снежный настил и замёрзшая в ней. Больше ничего мы не нашли.
- Надо утром искать более тщательно, сейчас не видно ни зги, - сказал я, пытаясь при свете фар автомашины что-либо разглядеть на снегу.
- Пора возвращаться обратно в отдел, - добавил Серёга. Отец Насти молчал и ничего не ответил. Чувствовалось, что в его душе ещё теплится какая-то надежда на обнаружение следов дочери, но с каждым часом эта надежда становилась всё более призрачной. Через некоторое время мы подъехали обратно к дому. Возле крыльца нас встретила собачонка Жулька. Она посмотрела на нас своими печальными и, казалось бы, живыми человеческими глазами, в которых теплилась надежда на удачу, но удача в эту ночь отвернулась от нас. Вышла мать Насти, всё так же плача и волнуясь. Ничего более нового за время нашего отсутствия не произошло. Была уже глубокая ночь и все знакомые и подружки Насти уже, по видимому, спали глубоким сном, не подозревая о случившейся трагедии. 
- Нам пора ехать, - сказал я женщине. – Утром обязательно поиски продолжатся, сейчас темно и метёт вьюга, ничего не возможно обнаружить.
- Мы понимаем, - тихо проговорила женщина и печально посмотрела в ту сторону, откуда должна была бы появиться её дорогая и любимая дочка. Но лишь ветер и снежная метель выли вокруг нас, и с той стороны казалось только материнское сердце может услышать детский голосок своего любимого дитя. «Мама, мамочка», - чуть слышно казалось женщине, доносил эти слова февральский ветер. И слёзы ещё сильнее стекали с её покрасневших от бессонницы глаз.
- Не отчаивайтесь, - сказал я, - может всё-таки Настя осталась у кого-то из подружек ночевать, такое бывало в нашей практике, - успокаивающим голосом сказал я женщине.
- Вы так думаете? – мягким голосом произнесла она, и какой-то огонёк скрытой надежды заблестел в её невысыхающих от слёз глазах.
- Будем надеяться на лучшее, - слегка улыбнувшись ответил я. После чего я сел в автомашину, где меня дожидался Серёга, который уже засыпал и зевал от усталости, при этом непроизвольно закрывал то и дело веки. Уезжая от этого дома, я мысленно думал об этой девочке. Куда она могла деться? Почему не дошла до дома? И почему то мне хотелось верить в то, что всё будет благополучно. Мать Насти обещала нам немедленно позвонить по «02», если что-либо узнает о своей дочери. Я тоже записал её домашний телефон и позже передал дежурному. Прибыв на место дислокации, мне на встречу открыл дверь Толик. Глаза его были заспанные и покрасневшие за ночь.
- Ну, что, не нашлась девчушка? – спросил он меня полусонным голосом.
- Нет, к сожалению не нашлась, объехали и обошли всё что было возможным, но ничего … - слегка хрипловатым голосом ответил я ему. После чего отдал бумаги с объяснениями отца и матери, и написал подробный раппорт о проделанной своей работе. Немного перекусил картошкой с салом, хотя, после случившегося, не очень-то и хотелось есть. Спустя некоторое время, я уснул на одном из топчанов, располагавшихся за филенчатой дверкой, отделяющей служебное помещение от комнаты отдыха суточного наряда.   Лишь ветер продолжал зло завывать и стучать в деревянные рамы наших окон. Как будто бы пытаясь что-то рассказать и поведать нам о той тайне, которая в эту ночь занимала не только наши умы, но ещё умы близких и знакомых людей той первоклашки, которая пропала минувшим днём там, одна среди снежных равнин и дубрав, так и не дойдя до своего заветного дома.

Придя на работу спустя трое суток, я как и обычно окунулся в рутину своей будней службы.
-Слышал? –спросил меня Толик,-девчушку пропавшую три дня назад нашли… -Где нашли? -оторопело спросил я его. –Под платформой, рядом с железнодорожным переездом. –Живую? -снова задал я ему вопрос. –Нет, мёртвую,-сказал Толик. –Её изнасиловал и задушил один из местных жителей, псих больной,-печально произнёс он. И тут я вспомнил ту остановку рядом с железнодорожной платформой, которая в ту ночь проглядывала зловеще сквозь тьму и поземку. Как будто какой-то злой и беспощадный Чекотило взирал на нас издалека, своим кровожадным и жестоким взглядом. Но, я не догадался в ту позднюю ночь искать Настю под этой бетонной махиной, полагая, что она где-то могла затеряться по дороге или остаться у кого-нибудь в гостях. Как позже выяснилось: Настя, после того как её проводила до переезда классный руководитель, неспешным шагом отправилась одна по знакомому пути, ничего не подозревая о худшем. А где-то её уже поджидал этот местный психопат. Он смог выследить девочку, заманить на обочину дороги, и там её задушить, а после бесчувственное маленькое тельце вместе со школьным портфелем, утащить тайком под платформу. Где он ещё больше приходя в неистовство, глумился над её невинным телом, приходя при этом в адское исступление и безумие. О чём свидетельствовала в дальнейшем судебно-медицинская экспертиза о вскрытии трупа девочки. Что могла пережить в те страшные и роковые минуты маленькая Настя, никто кроме Бога не знает. Но я уверен, что светлая и чистая её душа отныне навеки покоится в обители правды и любви, где она будет ждать своих любимых родителей.

Этот преступник и порождение глубин ада, проживал в посёлке недалеко от той дороге по которой и ходили в школу и обратно ученики и ученицы из соседнего посёлка. Как позже выяснилось, им оказался двадцатиоднолетний местный житель, с психическим отклонением в своём развитии. Психологический возраст у него был как у двенадцатилетнего ребёнка. Он быстро во всём сознался, и благодаря опытности местного участкового и мастерству оперативников и кинологов с местного ГУВД, удалось раскрыть это жуткое преступление в короткие сроки.
Как то зайдя во время дежурства в кабинет уголовного розыска в те зимние дни, я увидел на одном из стульев, стоявшем возле рабочего стола оперативников, детский ранец бежевого цвета с изображением Микки Мауса из знакомого мультика. На столе лежали учебники для первого класса, дневник, тетрадки, обложенные заботливыми руками матери в прозрачные обложки, детский пенал. Всё выглядело очень старательно, аккуратно и по домашнему уютно. Сразу же бросалось в глаза девичья чистоплотность и прилежность во всём. Мне стало грустно и тоскливо.
- Это вещи Насти? – спросил я у сыскорей.
- Да, - ответил один из них, - изъяли у того психа в ходе обыска, - добавил снова он.  – Как мать пришла на опознание этих вещей, то ей сделалось плохо и она упала в обморок, пришлось вызывать скорую помощь, - грустно добавил оперативник.
Спустя несколько дней, во время одного из своих дежурств, я заметил, что сотрудники уголовного розыска доставили в отдел одну женщину. Сами они одни поднялись к себе на верх, а женщину попросили остаться в фойе перед дежурной частью отдела. На вид ей было около пятидесяти лет, она была грузной и медлительной при ходьбе. Внешность её была какая-то отталкивающая, она что-то всё время бубнила своим беззубым ртом. Я сначала не придал этому особого значения, мало ли кого и по какой причине доставляют ежедневно в отдел. Но потом, я услышал её всхлипывания и причитания. Она всё больше и больше входила в кураж, произнося одну и ту же фразу:
- Сыночек мой, мой родненький, за что тебя взяли эти гады, - говорила она зло и кому-то угрожала своим кулаком. Я позже понял, что эта была мать того психически больного, который убил Настю. По видимому, она не могла смириться и поверить в произошедшее. Материнское её сердце не могло принять то, что совершил её любимый сыночек. Так она какое-то время сидела и разговаривала сама с собою, плача и причитая при этом. Потом её увели на допрос. Но мне, почему то, было её нисколько не жаль. Ведь выродив такого выродка когда-то, она как мать и опекун, должна была нести свою ответственность за него, тем более он с рождения был психически больным. Она обязана была сигнализировать в медицинское учреждение, где подобные лица состоят на учёте, о проявлении каких-либо сексуальных расстройств своего дитятки. Но она этого не сделала. Бог ей судья и вечный укор со стороны родителей и родных Насти.

Только вот собачонка Жулька всё ещё выходит часто на дорогу, по которой когда-то ходила в школу и возвращалась домой её любимица. Она подолгу смотрит в ту даль, куда в последний раз ушла её хозяйка. Жулька не обращает никакого внимания на проезжающие мимо неё автомобили и понукания прохожих и местной детворы. Она не обращает внимание ни на палящий зной, ни на холодный снег и зимнюю стужу. Пока ещё бьется в её груди верное и преданное собачье сердце, она будет ждать свою любимую Настеньку, которая уже больше никогда не вернётся к ней, навсегда уйдя в вечность …