Тайная парадигма времени

Вместо предисловия

Эта история случилась в очень далёком будущем. Согласитесь, автор никак не мог её выдумать или пересказать с чужих слов, ведь все события, о которых она повествует, произошли много позже его земной жизни! И ещё. Если читатель обнаружит в тексте какое-либо суждение, находящееся в противоречии со здравым смыслом, не следует удивляться. Разговор о будущем всегда гипотетичен.
                * * *
– Слабо; лютым зимним вечером, накинув наскоро на плечи телогрейку, выйти в тапках на босу ногу из натопленной горницы на мёрзлое крыльцо и, кутая голову в засаленный ватник, слушать подлунную песнь волка? Да-да, именно так! И по-другому вы не узнаете, как воет замерзающий волк.
– Понимаю вас…
– Тогда пишите! Тот, кто слышал прощальную песнь волка, никогда не вернётся в сытую протопленную избу. Он расправит руки, шепнёт кому-то через плечо: «Прощай, дружище!» и помчится сквозь звёздную рябушку чёрного неба в мир макровеличин и высоких смыслов. И будет мчаться до тех пор, пока космический ветер не выветрит из его сознания досужие домыслы, а Полярная звезда не насытит его мозг глубиной и мудростью Креолового магистра!
                * * *
Нечто подобное случилось в хранимой Богом Калужской губернии. Вы спро;сите: «Причём тут Креоловый магистр?» Хороший вопрос! Ради бога, не подумайте, что автор вооружился микроскопом и с помощью оптических диоптрий выдаёт житейские крохотки за макровеличины. Нет! Он предлагает читателю самому убедиться в том, что диалектика жизни, тысячелетиями удаляя порчу и суммируя добродетели калужцев, рязанцев, калькутцев и прочих древлян, произвела на свет качественно новый вид разумной материи – загадочное сословие макросов.
И последнее. То, что в студёный февральский вечер под свист околоточной вьюшки автор как прилежный стенограф положил на бумагу вой замерзающего волка, не должно никого смущать или вызывать иронию. Будем просты и доверчивы – чтобы прочитать эту необычную стенограмму, доверительного читательского интереса к изложенным в ней событиям вполне достаточно!



Часть 1. Собеседники

Будущее. За приборным модулем расположились два высокоорганизованных композита: старик по имени Сетур и юный двухсоттысячелетний Ао. Они с азартом первооткрывателей всматриваются в экран галактического активатора. Картинка на мониторе непрерывно масштабируется по шкале времени и шаг за шагом погружает исследователей в микромир Вселенной. При каждом новом значении масштаба изображение наплывает на экран и распадается на фрагменты, которые в свою очередь растут, дробятся на составляющие и… 
Стоп! Автор обращается к читателям:
– Друзья, поднимите руки те, кто знает, что такое «энтропия»?. Смелее! Только двое... Так много? Если честно, я тоже в физике ни бум-бум, но знаю (мне не раз приходилось стенографировать будущее): чтобы запись выглядела правдивой, её надо расцветить экзотическими фразеологизмами. Жизненная правда сама по себе не убедительна.
                * * *
…Картинка на экране приборного модуля шаг за шагом погружала исследователей в микромир Вселенной. Дополнительные «порции» энтропии, возникавшие в процессе оптической дифференциации, компенсировались обратным движением времени, что в свою очередь, воскрешало к жизни забытые страницы некогда прожитых лет. Сетур оторвал взгляд от экрана и негромко булькнул (сказал), обращаясь к Ао:
– Сейчас ты видишь отдельные корпускулы универсального строительного вещества. Из таких крох состоит наша вселенская Акра. Обрати внимание на сноску: «Увеличение – три с половиной миллиона раз». Идём дальше?
– Ещё дальше?.. – бровные сочленения Ао поползли вверх.
Довольный произведённым эффектом, Сетур булькнул повторно:
– Смотри. Мы входим в ядро Акры.
– В ядро Акры… мы… входим… – прошелестел верхней аудиочакрой изумлённый Ао.
Счётчик увеличения покатился вперёд, сглатывая десятки и сотни тысяч новых увеличений. Его бегущая строка походила на жадного Намира, поедающего поросли чаго в тщетной надежде насытить актом уничтожения мучительное и ветхое по своей природе желание уничтожать. Высветилось увеличение «десять миллионов двести тысяч». Мутное облако ядра распалось на фрагменты, различающиеся по величине и форме.
– Ух ты! – воскликнул Ао. – Дальше! Хочу дальше!
Сетур ощутил, как по его многосоставному органику (телу) растекается тепло, активированное азартом наставника-первооткрывателя. Он расправил складки кожи между двумя торцевыми чакрами (улыбнулся) и продолжил раскручивать маховик погружения.
Нет-нет, Сетур не горячился. Да и станет ли он горячиться перед этим молокососом! Наставить малыша – дело другое. Он понуждал себя к ответственности перед Ао, понимая это как осознанную личную жертву. И хотя жертвенное начало не было регламентировано правилами Содружества Независимых Композитов (СоНеКом), старик смотрел на вселенский регламент с долей иронии на правах старшего по возрасту. 
Увеличение в пятнадцать миллионов четыреста тысяч раз «заставило» отделившиеся друг от друга фрагменты распасться на отдельные множества, состоящие из ярких светящихся точек.
– То, что ты видишь – ло;рисы.
Сетур перевёл взгляд на верхнюю параметрическую зольду Ао.
– Их бесчисленное множество. В совокупности они и есть то, что мы называем энергией жизни. Ло;рисы – это сгустки огневидной массы, участвующие в непрерывном термодинамическом процессе. Если бы их не было или по какой-то причине термические реакции с выделением тепловой энергии прекратились, мир мгновенно обратился бы в мёрзлый кристалл и наша рассудительность прервалась.
– Неужели наша высокогенная рассудительность зависит от этих крох? – удивился Ао. – Разве столь малое способно стать основой макробытия?..
                * * *
И вновь автор считает необходимым объясниться. Наша история пополнилась новыми понятиями и представлениями: Акра, ло;рисы, макробытие… Следовать авторской мысли, не понимая значения доброй половины сказанного, нет никакого смысла. Как быть? Сделать постраничные сноски и нарушить главное – ритм чтения? Или поступить, как в случае с энтропией? Думаю, ответ очевиден. Рассматривая слишком пристально настоящее, мы рискуем потерять из вида будущее!
                * * *
Возбуждённый Сетур булькал громко и звучно. Настало время растолковать этому несмышлёнышу очевидные вещи: все макросы едины в своём внутреннем строении. Противоречие – это особенность и непременная принадлежность микромира. Только там есть плюсы и минусы, способные аннигилировать друг друга.
Сетур говорил складно, используя речевые паузы и эффектные семантические обороты. При этом из верхней чакры его головного отсека то и дело поднимался вертикально вверх шоколадно-фиолетовый дымок. Его колечки, как хлопуши, распадались на отдельные звуки, фонемы и слова, подкрашивая эфир дивным хрусталевидным многоголосием. Ао зачарованно глядел на Сетура, сверкающего в сиянии речевых блёсток.
– Я хочу быть таким же рассудительным, как ты, Сетур! Но нас разделяют два миллиона лет – это не шутка. Это серьёзно!
«Н-да, поживи с моё…» – Сетур задумался. Вдруг неожиданная мысль изменила поток его рассуждений. Он оторвал взгляд от экрана и поманил Ао, чтобы тот подсел поближе.
– Знаешь, я тоже долго не мог понять: почему всё состоит из одного материала? Выходит, я, ты, любой объект жизненной силы – то же самое! Единственным отличием друг от друга является примитивная оптическая визуализация. И тогда я взглянул на этот парадокс по-другому. Бесконечная визуальная вариативность вселенной была бы невозможна, не будь в её основании единой сущностной решётки, скрепляющей её событийное многообразие! Не будь этого, мир давно бы погиб, раздираемый внутренней неслагаемостью.
– Неслагаемостью?
– Да-да, неслагаемостью! – Сетур облегчённо ухнул.
Нужны немалые силы, чтобы сотнями раз повторять молодым братьям по разуму одно и то же. Ведь Ао далеко не первый его ученик. Впрочем, не всё так просто. Посмотришь порой на какого-нибудь приоритетного миллионника: Рао Всевышний, какой кошмар! Чакральное отверстие этого топ-макроса заросло бесчувственным флюатом, и весь он превратился в онемевшее чучело. Гори Вселенная огнём – ему по барабану! Подобные мысли часто посещали старика и вводили его в анабиоз. Как тычок пальца валит замысловатый карточный домик, так любое обращение к теме бездарности сокрушало интеллект Сетура. Он на время терял сознание и возвращался к жизни лишь тогда, когда его внутренние силы, разобрав нелепый карточный завал, начинали новое строительство.
– Так вот, милый Ао, – заговорил наставник, приходя в себя, – мне стало необычайно интересно узнать, как выглядит древнейшая визуализация нашего общего строительного материала. Я раздобыл эту классную машинку, – Сетур потёрся о корпус активатора, – и вышел на глубину… миллиардного приближения.
– Этого не может быть! – смутился Ао. – Миллиард, это же за пределами Рао!..
– Нет, мой юный друг, это не за пределами Рао, это за пределами наших самых смелых представлений о пределах Рао.
– Всё равно этого не может быть! – горячился Ао. – Ничто не может быть вне сущности Рао…
– Я тоже теперь так думаю, – примирительно булькнул Сетур, – но для того, чтобы осознать величие Рао, надо хоть раз побывать там, где пределы ума рушатся не от причуд заигравшегося разума, а под напором извне. Я это испытал и хочу, чтобы это же испытал ты. Я готов открыть тебе исчисление времени, при котором миг твоего бытия равен одному тысячелетию иного бесконечно малого размера времени.
– Разве в пространстве Рао нет единого времени?
– Смотри!
С этими словами Сетур трижды повернул маховик активатора. Табло высветило параметр приближения… один миллиард двести семьдесят миллионов раз.
– Мата честне! – Ао оказался не в силах поверить тому, что считывал с приборной доски его параксиальный визуализатор.
Сетур медлил. Вдоволь насладившись оторопью Ао, он повёл юного собеседника в открывшийся на экране микрокосм.


Часть 2. Сближение

Перед тем как отправиться вслед за героями в таинственные переходы микрокосма, давайте трезво оценим шансы на возвращение. Следует помнить, что между микромиром и пространством макровеличин лежит бездонная студенистая масса энтропии. Она-то и есть тот самый минотавр из сказки о Тесее и Ариадне, готовый пожрать каждого, кто осмелится переступить его владения. Но! В Евангелии от Иоанна (3:8) сказано:

«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь,
а не знаешь, откуда приходит и куда уходит:
так бывает со всяким, рожденным от Духа».

Поэтому смельчак, который исполнился духа, вышел на крыльцо и сумел подняться в пределы макровеличин (переступил через минотавра) стал вестником микромира в далёких гармониях будущего. Кто он? Воитель народов, как легендарный Моисей, или безвестный сирийский монах? Кто знает…
Впрочем, то, что предстояло запечатлеть визуальным чакрам обоих взволнованных макросов, не очень-то походило на боговдохновенное историческое событие.
– Обрати внимание на эти движущиеся точки, – сказал старик и перевёл курсор в левый верхний сегмент экрана.
Он выделил область, где два свободных пикселя перемещались по неправильной синусоидальной траектории среди растений и «каких-то мусорных контейнеров» (так значилось в комментарии к изображению).
– Мне удалось записать фонограмму их речевого обмена. Вот, послушай!
Сетур понизил уровень шумоподавления, и тотчас левый верхний сегмент экранного поля наполнился звучанием беспокойных речевых характеристик.
– Дрозд, башляй рубель. Берём по пузырю красунчика – и в хворост!
Первый голосовой трэк был гармонически прост и предельно аппликативен.
– Хрена! – возразил фонический источник № 2, переводя тему красунчиков в форму диалога. – Я вчерась башляй, подзавчерась… Я те чё?
Ао вопросительно посмотрел на Сетура:
– Ты мог бы включить синхронный переводчик? Я не всё понимаю.
– Видишь ли, – ответил Сетур, покрываясь алой пигментацией, – они-таки взяли этого красунчика, причём не два пузыря, а три.
– А что такое «пузырь»?
– Пузырь? – Было видно, что старик не имеет ни малейшего представления о данном артефакте микромира. – Пузырь… ну, это вроде ядерного ТВЭЛа с сужающимся торцевым соплом. Короче, вот что я надыбал…
Сетур смолк. Сочетание звуков – «на-ды-бал» – он произнёс впервые, но как-то особенно легко, осмысленно что ли.
– На-ды-бал… – мечтательно повторил Ао. – Я думаю, это трезвучие связано с первородным представлением о Вселенной. И что дальше?
Малыш буквально плавился от нетерпения. Рао Всевышний, до чего же молодость любопытна!
– Дальше? Дальше случилось вот что. В плотном окружении растительности, именуемой почему-то «хворост», они совершили…
Старик опять замялся. Его встроенный ретранслятор никак не мог создать осмысленную речевую конструкцию из накопившейся визуальной информации.
– В общем, они совершили… этот, как его… обмен.
– Об-бмен?
– Ну да, они влили содержимое трёх пузырей в верхние чакры своих тел. Три пузыря в две чакры, смешно, правда?..
Сетур перестал булькать и сосредоточился на воспоминании событий прошлого вечера.
Дело в том, что по завершении количественного обмена по схеме «три в два» обе точки резко усложнили траекторию движения, перестали позиционировать себя как замкнутую би-систему и попытались установить контакт с соседним множеством чёрных точек, толпящихся на площади перед воротами городского рынка. Как только контакт, предложенный исходными пикселями, обрёл плотные резонансные характеристики, появилась некая третья сила…
Сетур с беспокойством посмотрел на Ао, успевает ли тот за сюжетной линией визуального контента. В ответ Ао напряг торцевые чакры (странно улыбнулся). Сетур понял – успевает.
– Представители третьей силы одеты были совершенно одинаково. Они эффектно локализовали членов образовавшейся контактной группы и затем по одному запихнули всех без исключения в транспортное средство с лейблом «Автозак».
По какой причине произошла эта странная локация, Сетур не понял. Он ненадолго отлучился от экрана (как говорят в таких случаях: «пошёл по-маленькому»). Когда же вернулся, все чёрные точки уже были помещены в автозак и ожидали отправку на утилизацию. А куда ещё?
Случившееся с чёрными точками взволновало старика. Чтобы успокоиться, он перевёл взгляд на небольшое, единственное в лаборатории зеркало и стал разглядывать свой потускневший ионовый отражатель.
– Да-а, друг мой, вот ты и начал стареть, несмотря на всю заложенную в тебе бесконечную неопределённость. Годы, блин, берут своё…»
Диковинное словечко «блин» прицепилось к нему, когда он вслушивался в разговор двух первоначальных точек и пытался произвести разбор звуковых сигналов этой забавной, как ему показалось, фонемы. Сетур заметил, что два начальных звука, дымчатое «б» и протяжное «л-л-л», образовывали новую звуковую идиому, очень похожую на то, как звучит его собственный органик. Да-да, простите за откровенность, в момент отторжения продуктов пищеварения от центрального объёма некие внутренние секреции производят точно такое же звучание, а именно: «Бл-л-л… бл-л-л…»
Сетур вспомнил детство. Как радовалась матушка Мэ, когда он, тысячелетний карапуз, после плотного завтрака с витаминной травкой xi сидел на глиняной чакре и раз в двадцать пять лет весело выбрасывал в эфир: «Бл-л-л… бл-л-л…» А матушка, присев напротив, счастливо повторяла: «Бл-л-л… xi-xi. – И опять: – Бл-л-л…». Да, было времечко!
Ао прервал паузу:
– И что случилось дальше?
– Дальше? – Сетур очнулся. – Да всё нормально, блин. Всё путём, Ао. Понял ты?
Ао опешил. Он никогда не видел Сетура в таком, мягко говоря, неадекватном состоянии и тем более не слышал от него подобной воинствующей неразберихи. Звание Креолового магистра, которое Сетур носил не первое тысячелетие, обязывало почётного члена ордена «Бубен Креола» совершенно к другой семантике речи.
Сетур высокомерно посмотрел на Ао. Ему захотелось оттянуть чакру и булькнуть прямо в силуэт своего крохотного собеседника: «Щенок!» Он уже изготовился, открыл наполовину чакральный зев, но (хвала великому Рао!) удержался. И всё бы ладно, но…
Дыхание вселенского хаоса коснулось Сетура, взломав святая святых его интеллектуальную ориентацию. Старик почувствовал молниеносное внутреннее старение. Огромное интеллектуальное богатство, унаследованное от матушки Мэ и собранное кропотливыми «побирушками» за два прожитых миллион-летия, таяло на глазах.
Ао в необычайном волнении наблюдал за магистром. Всегда спокойный и трезвомыслящий наставник не походил на самого себя. Что-то мертвящее, незнакомое затаилось в нём. Малыш со страхом произнёс:
– Что с вами, магистратос?..
Но Сетур не слышал Ао. Он терял одну за другой позиции внутреннего согласия. «Я гибну!» – мелькнула подлая мысль.
– Я гибну, Ао… – слабеющим голосом булькнул Сетур, вложив в слово «гибну» свои последние силы…


Часть 3. Пленение

Дело в том, что одновременно с погружением магистра в микромир, ему навстречу стал подниматься следок давно минувшего времени. Подобным образом происходит самопроизвольный капиллярный подъём влаги в стенах, опирающихся на фундамент с нарушенной гидроизоляцией. «Карабкаясь» вверх под действием силы поверхностного натяжения, влага разрушает массив стены, ослабляет её прочностные характеристики и выступает на поверхность с образованием солевых пятен-высолов. «Мо;рок!» – говорили в древности.
Информационный блок, встроенный в верхнюю систему чакр мастера, высветил на внутреннем дисплее нечто невероятное: «2019 год, посадская улочка в уездном городке Калязин, март, воскресенье, четыре часа дня». Сетур, ещё не ведая, что безобидная игра со временем обернулась его глубочайшим падением в прошлое, наблюдал группу подвыпивших горожан, которая обсуждала последние футбольные новости. Члены группы хлопали друг друга по плечам, обнимались. Индекс групповой коммутативности имел устойчивое положительное значение. К ним со стороны рынка подошли два сильно подвыпивших гражданина и сообщили нечто противоположное. При этом они жёстко артикулировали своё утверждение. Между представителями двух противоположных точек зрения завязалась оживлённая дискуссия. Собеседники стали похлопывать друг друга по плечам, бёдрам, шее и на двадцать сантиметров ниже пояса. Некоторые при этом падали и снижали свои пространственные характеристики до нуля по вертикальной шкале Декарта.
Потом произошло уже известное нам событие, связанное с Автозаком, о котором сокрушался Сетур по возвращении из туалета. Однако теперь магистр не был сторонним наблюдателем, он находится в самом центре событий! Но странное дело, его необычный вид совершенно не интересовал представителей третьей силы, одетых в одинаковые чёрные вок-блузы. Сетур нервничал, он не мог понять причину подобного безразличия к почётному члену ордена «Бубен Креола». В отчаянии магистр решился на отчаянный шаг: он сделал направленный бульк и, выпустив реактивную струю утробного концентрата, переместился вплотную к кузовному помещению автозака, в котором находились собеседники внезапно прерванной дискуссии.
– Гоша, глянь, козлы не допили! – сообщил партнёру один из представителей третьей силы и передал коллеге авоську в виде ромбовидной кристаллической решётки, наполненной до краёв ядерными ТВЭЛами с сужающимися горловыми соплами и единообразной маркировкой «Портвейн 777».
– Халявная контрибуция! – резюмировал коллега.
Сетур попытался установить контакт с говорящими. Он выпустил верхнее правое щупальце в надежде перехватить авоську с ТВЭЛами, детально рассмотреть маркировку и высказать своё сугубо научное мнение о применимости данного энергетического композита в современных квази-би-термоядерных установках. Однако его оппонент не счёл столь авторитетную консультацию необходимой. Он выхватил у Сетура авоську с ТВЭЛами и громко крикнул:
– Ты чё, гнида, права качать вздумал?!
Ответ оппонента поверг Сетура в эмоциональный шок: вок-блузник употребил слово «право» во множественном числе! Разве ему не известно, что во Вселенной существует одно единое право на жизнь, образование, материнский капитал и безграничную старость? «Какое невежество!» – взволнованно булькнул магистр и вновь потянулся к авоське.
На этот раз оппоненты были немногословны. Обхватив Сетура поперёк его продольной скользкой поверхности, они запихнули магистра в автозак, захлопнули наотмашь дверь кузова и что-то крикнули начальнику пилотной команды. Тот высунул из кабины руку, схватил на лету брошенный в его сторону ТВЭЛ, и автозак, ревя, как потревоженная Большая медведица, умчался в логово чёрной Калязинской ночи.
С этого момента внимание Сетура странным образом раздвоилось. Он видел тёмную безлюдную площадь. Седая декабрьская вьюжка раскачивала ржавые тарелки уличных фонарей. Дряблые блики жёлтого света мерцали на мёрзлых неровностях асфальта. Посреди площади валялось разорванное пальто и несколько вислоухих шапок.
Другая часть внимания Сетура участвовала в движении автозака. Кузов нещадно трясло. Несмотря на тряску, алкаши образовали кружок вокруг диковинного гостя и с интересом вглядывались в огромную пульсирующую массу инопланетянина.
– Это чё такое, братва? Чё за геморрой в скафандре?
– И прямь, чудеса… Сущая гадина.
– А ты тронь его, Лёх, тронь!
– Да ты чё, рехнулся, что ль? Сам тронь.
– Не-е, противно. Вдруг чё выкинет.
Завершив предварительный обмен мнениями, компания расползлась по кузову и потеряла к Сетуру всякий интерес.
Вдруг кто-то глубине кузовного отсека сокрушённо промычал:
– Братаны, блин, скока ж добра менты захавали! –
– Так ты сам, поди, и сдал, – послышался голос по соседству, – ноги надо было делать, а не варежку жевать!
Фраза про ноги и варежку крайне обеспокоила магистра. Впервые за два миллиона лет ему стало страшно. Принципиальное непонимание этого двусоставного речевого фразеологизма он ощутил как скрытую агрессию окружающей среды. Что-то незнакомое, дикое и безжалостное, как сновидение рыбы, опахнуло его серым хмельным «газком» близкой смерти. С чакр магистра спала розовая пелена просвещённого макроса. Ему открылась бестолковая междоусобная злоба, раздирающая общество чёрных точек!
«Я… я!.. – вскипел разум магистра. – Я не хочу так, не-хо-чу!» Вложив остаток сил в формирование импульса, достаточного для запуска программы «ОТКАЗ ОТ», Сетур распахнул шторку автозака…


Эпилог

Ао, затаив дыхание, наблюдал, как рядом с ним оживал потёртый органик магистра, исковерканный таинственными обстоятельствами исторического погружения. Розовеющий слюдянисто-пепельный покров его лицевой гримасы говорил наблюдательному юнцу, что всё самое страшное позади. Но что? Недомолвки последней фазы эксперимента необычайно возбудили юное любопытство. Он не знал, что магистр, арестованный по подозрению, чуть не загремел в полицейский участок и не оказался в участковом обезьяннике, где наверняка бы не выжил. Слава богу, в последний миг Сетур нашёл в себе силы прекратить эксперимент, стряхнуть энтропийную блокаду канувших в Лету времён и вернуться в будущее.
Ао догадался, что учитель вошёл в прямой контакт с микрокосмом и что именно этот контакт нарушил его гармоническую цельность.
– Мой милый магистратос! – прошептал Ао.
Впервые он ощутил в отношении учителя не беззаботное любопытство развивающегося интеллекта, но нежную и горячую привязанность к попавшему в беду старшему брату: «У меня такое ощущение, что я едва не потерял тебя…»
Ао переподключил поток личной энергетической компенсации на Сетура. «Мне и без этого хватит» – подумал он. Энергетический избыток молодости оживил «старую развалину». Магистр приосанился, выпустил в эфир вполне сносное «бл-л-л…» и произнёс:
– Дружище, должен сказать, моя вопиющая аналитическая слепота, как показал эксперимент, могла иметь куда более удручающие последствия. Узнав о существовании софизма про ноги и варежку, я понял, что стал объектом антиномии…
Сетур всё более оживал. Его медлительная поначалу речь обретала образность и динамичность. Ао невольно улыбнулся. Перед ним вновь блистал знаток смыслов – Креоловый магистр! Сетур говорил, едва поспевая за собственной мыслью:
– Из базового курса софионики мы знаем, что антиномия – это ситуация, в которой противоречащие друг другу высказывания об одном и том же имеют равноправные обоснования. Более того, как истинность, так и ложность обоих тезисов нельзя доказать или опровергнуть в рамках существующего порядка вещей. То есть я, макрос со всем своим интеллектуальным и историческим багажом, и они, представители исторического «подземелья», предстали друг перед другом как равноправные партнёры диалога! И что? Все мои макропреимущества оказались несущественными в рамках парадигмы микромира. Ты понимаешь, что это значит? Это значит: плотность энтропии Времени абсолютна, ничто извне не может повлиять на конкретный исторический процесс. Выходит, вся литературно-фантастическая галиматья про цивилизацию отсталых цивилизаций – полная мура. Никакое разумное начало не может даже на йоту изменить Божественный порядок времени!
Но, главное, мне открылось вот что. Если любопытство и научная одержимость хватают тебя за горло, понуждают раскопать могилу и нарушить историческую кладовую времени, – ни при каких обстоятельствах этого делать нельзя! Там, за пределами макробытия я впервые ощутил собственную беззащитность. Нельзя тревожить время и беспечно заигрывать с ним по воле кичливого и тоскующего по приключениям ума. Это элементарно опасно. В случае фатального исхода ум как ни в чём не бывало скажет: «Ошибка алгоритма». Он не возьмёт на себя вину за твою погибель. Перед собственной судьбой отвечать в итоге придётся только тебе и твоему сердцу.
Сетур умолк. Тысячелетнее молчание потребовалось магистру, чтобы сосредоточиться на главном и завершить речь словами:
– Ветка дерева не вгрызается в ствол, но прорастает в небо. Помни об этом, Ао!