Подруга

Я проснул­ся от мер­но­го по­сту­ки­ва­ния в окно. Моя по­дру­га про­го­ло­да­лась, или про­сто ис­тос­ко­ва­лась по моей ком­па­нии, и те­перь сту­чит сво­им клю­вом по стек­лу, зная, что я дома. А вот и она сама. Она не в меру лю­бо­пыт­ная: всё хо­чет знать, как я живу, что я де­лаю, и на­ко­нец, са­мое важ­ное, где я пря­чу вет­чи­ну.

Вы­ле­зать из под оде­я­ла мне очень не хо­чет­ся, но я пе­ре­си­ли­ваю себя, не смот­ря на хо­лод. Мой по­двиг при­вет­ству­ет­ся гром­ким «карр!», что в пе­ре­во­де озна­ча­ет: «ну вот, на­ко­нец; да­вай уже, я за­жда­лась!» Пока я на­ре­заю вет­чи­ну, по­дру­га хо­дит взад впе­рёд за стек­лом, цо­кая ког­тя­ми по ме­тал­ли­че­ской обив­ке и ре­гу­ляр­но по­гля­ды­вая на то, как про­дви­га­ет­ся ра­бо­та.

Ко­гда я от­крыл окно, во­ро­на от­прыг­ну­ла в сто­ро­ну. Друж­ба друж­бой, но она так и не на­учи­лась до­ве­рять мне, хотя без­опас­ное рас­сто­я­ние сни­зи­лось со вре­ме­нем с трёх мет­ров до дли­ны вы­тя­ну­той руки. Ви­ди­мо утрен­ний вид небри­то­го, за­спан­но­го муж­чи­ны, не вну­шал ей до­ве­рие. Она тер­пе­ли­во си­де­ла на кар­ни­зе, по­вер­нув го­ло­ву в сто­ро­ну, рас­смат­ри­вая меня сво­им ум­ным, чер­ным гла­зом. «На се­год­ня, ма­дам, пред­ла­гаю вам по­за­вче­раш­нюю вет­чи­ну из Franprix [Сеть су­пер­мар­ке­тов, не са­мых пре­стиж­ных], а та­к­же, sp;cialit; du chef [Фир­мен­ное блю­до (франц.)], остат­ки вче­раш­ней со­сис­ки.» — про­воз­гла­сил я. «Ка­аар­р» — одоб­ри­ла во­ро­на, и по­че­са­ла клю­вом под мыш­кой — в выс­шем об­ще­стве, каж­дая ува­жа­ю­щая себя во­ро­на так де­ла­ет пе­ред едой. Я стал ки­дать ей вкус­няш­ки. Каж­дый ку­сок она лов­ко ло­ви­ла и сра­зу за­гла­ты­ва­ла. Ко­гда еда за­кон­чи­лась, моя по­дру­га, рас­то­пы­рив кры­лья, сде­ла­ла что-то по­хо­жее на ре­ве­ранс, по­бла­го­да­ри­ла меня за еду вы­ра­зи­тель­ным кар­ка­ньем, по­пры­га­ла несколь­ко раз по кры­ше и бес­страш­но сва­ли­лась в про­пасть вниз го­ло­вой. Че­рез несколь­ко се­кунд, я уви­дел её ле­тя­щей вдоль ули­цы. На пе­ре­крест­ке, она рез­ко ушла впра­во и про­па­ла за до­ма­ми.

По­зна­ко­мил­ся я с моим пер­на­тым дру­гом в се­ре­дине ок­тяб­ря. Я при­ме­тил её си­дев­шей, на­хох­лив­шись, на тру­бе со­сед­не­го дома. Вид у нее был несчаст­ный и бо­лез­нен­ный. Не знаю по­че­му, но в тот мо­мент мне ста­ло её безум­но жал­ко. Вспом­ни­лось по­че­му-то как год на­зад я сам си­дел на­хох­лив­шись, под до­ждем, в скве­ре Paul Langevin, в пя­том окру­ге, по­сле того, как меня бро­си­ла Ми­ри­ям, и пы­тал­ся по­нять, как мне вер­нуть­ся к жиз­ни. Ду­мая, как я могу по­мочь во­роне, я ре­шил по­про­бо­вать при­кор­мить её. Я стал ки­дать лом­ти­ки су­шё­но­го мяса на кры­шу пе­ред ок­ном, но пти­ца толь­ко смот­ре­ла на меня, не дви­га­ясь. Не зная, что я могу для нее сде­лать, я за­крыл окно и сел за­ни­мать­ся.

Ми­нут че­рез де­сять, меня от­влек стран­ный звук. Вы­гля­нув из окна, я уви­дел как во­ро­на про­бо­ва­ла най­ти по­след­ние ку­соч­ки мяса, пе­ре­во­ра­чи­вая за­су­шен­ные ли­стья и дру­гой му­сор, на­ко­пив­шей­ся в во­до­сточ­ном же­ло­бе. Я стал от­кры­вать окно, но шум на­пу­гал её. Не видя её и не зная, вер­нёт­ся ли она, я ак­ку­рат­но по­ло­жил несколь­ко ку­соч­ков мяса и лом­ти­ков сыра пе­ред ок­ном. Я стал ре­гу­ляр­но под­хо­дить к стек­лу и про­ве­рять, вер­ну­лась ли пти­ца. Еда так дол­го ле­жа­ла нетро­ну­той, что я уже от­ча­ял­ся уви­деть во­ро­ну сно­ва, но в ка­кой-то мо­мент я с ра­до­стью уви­дел тень, плав­но спла­ни­ро­вав­шую пе­ред ок­ном. В два сче­та хищ­ник рас­пра­вил­ся с мя­сом, не за­быв по­ла­ко­мить­ся и эммен­та­лем.

В по­сле­ду­ю­щие неде­ли, два раза в день я остав­лял под­но­ше­ния пе­ред ок­ном, и два раза в день они про­па­да­ли. Да­вая раз­но­об­раз­ную еду, я на­учил­ся по­ни­мать ку­ли­нар­ные пред­по­чте­ния моей но­вой зна­ко­мой. Боль­ше все­го она лю­би­ла мяс­ные и рыб­ные из­де­лия, не осо­бо за­бо­тясь об их све­же­сти. Ров­но че­рез ме­сяц по­сле на­ше­го зна­ком­ства, воз­вра­ща­ясь до­мой, я уви­дел неда­ле­ко труп кры­сы: судя по её виду, её сби­ла ма­ши­на. Пе­ре­си­ли­вая от­вра­ще­ние, я спу­стил­ся с па­ке­том и по­до­брал кры­су, к боль­шо­му удив­ле­нию про­хо­жих, а уже че­рез пол­ча­са я мог с ин­те­ре­сом на­блю­дать, как лов­ко, ору­дуя ост­рым клю­вом и по­мо­гая себе ког­ти­стой ла­пой, моя по­дру­га рас­пра­ви­лась за несколь­ко ми­нут с де­ли­ка­те­сом, оста­вив мне за­бо­ту о сбо­ре тща­тель­но вы­чи­щен­ных ко­стей. Это был мой ей по­да­рок, и он ей по­нра­вил­ся. А вот фер­мер­ская ку­роч­ка ей по­нра­ви­лась на­мно­го мень­ше — ин­те­рес­но, из ка­кой хи­мии её де­ла­ют? Та­к­же, она была не в вос­тор­ге от оре­хов и фрук­тов, зато по­про­бо­вав пе­че­нье карк­ну­ла от удо­воль­ствия на всю ули­цу. Но сла­до­сти я ей да­вал неча­сто: мало ли, мо­жет ей, жен­щине, хо­чет­ся сле­дить за сво­ей та­ли­ей.

 * * *

По­ли­на очень лю­би­ла, ко­гда я рас­ска­зы­вал ей о во­роне. «Как по­жи­ва­ет твоя по­дру­га?» — при­вет­ство­ва­ла она меня ве­че­ром в кафе. Не знаю, как так по­лу­чи­лось, но мои раз­го­во­ры с По­ли­ной, в про­шлом та­кие раз­но­сто­рон­ние, сузи­лись со вре­ме­нем до об­суж­де­ния во­ро­ны, как буд­то боль­ше ни­ка­ких тем не су­ще­ство­ва­ло.

По­ли­на фо­то­граф. А ещё По­ли­на очень лю­бит жи­вот­ных. При­чем всех без ис­клю­че­ния. Осе­нью, она спе­ци­аль­но ез­ди­ла в один за­по­вед­ник на юге, и несколь­ко дней ша­та­лись по бо­ло­ту, фо­то­гра­фи­руя ка­ких-то осо­бых жаб для ста­тьи про то, как эти жабы вы­ми­ра­ют из за кли­ма­ти­че­ских из­ме­не­ний. Ста­тью я так и не стал чи­тать, но фото гля­нул. С об­лож­ки на меня гля­де­ло ко­рич­не­вое чу­ди­ще, по­кры­тое пры­ща­ми и бо­ро­дав­ка­ми. Вид у чу­ди­ща был дей­стви­тель­но несчаст­ный: его гла­за были пол­ны упре­ка. Они го­во­ри­ли при­мер­но сле­ду­ю­щее: «вы, люди, ис­пор­ти­ли кли­мат, а у меня от по­теп­ле­ния пры­щи по­вы­ла­зи­ли, и их за это­го меня боль­ше де­вуш­ки не лю­бят.» Вспом­нил­ся по­след­ний год шко­лы. Да, со­чув­ствую зве­рю­ге.

Я дав­но обе­щал По­лине по­зна­ко­мить её с моей пер­на­той по­дру­гой. Вот толь­ко каж­дый раз от­кла­ды­вал. Я опа­сал­ся ис­пу­гать во­ро­ну. Вдруг она, узнав что я зна­ком с дру­ги­ми осо­ба­ми жен­ско­го пола, нач­нет рев­но­вать, и боль­ше не бу­дет при­ле­тать? Но по­на­де­ясь на луч­шее, я до­го­во­рил­ся, что По­ли­на зай­дет ко мне на сле­ду­ю­щее утро, ко вре­ме­ни, ко­гда моя по­дру­га и я зав­тра­ка­ем.

Ве­чер мы про­ве­ли, об­суж­дая, на­сколь­ко пра­виль­но под­карм­ли­вать во­ро­ну. По­ли­на утвер­жда­ла, что это от­уча­ет жи­вот­ное ис­кать еду са­мо­сто­я­тель­но. Я же объ­яс­нял, что она не пте­нец, и пре­крас­но зна­ет, как на­хо­дить еду. К тому же я даю ей мало, и сле­до­ва­тель­но она сама где-то на­хо­дит до­пол­ни­тель­ное про­пи­та­ние. Не знаю, убе­дил ли кто-то кого-то, но пре­жде чем рас­стать­ся, По­ли­на пе­ре­ска­зы­ва­ла в оче­ред­ной раз свою из­люб­лен­ную ис­то­рию про группу то ли ма­да­га­скар­ских ма­как, то ли ка­ких-то дру­гих зве­рей — я их по­сто­ян­но пу­таю — ко­то­рые пе­ре­дох­ли от го­ло­да, по­сле того как вла­сти за­кры­ли свал­ку, на ко­то­рой эти зве­ри жили. Не знаю, что это долж­но было до­ка­зать, но ис­то­рия ин­те­рес­ная.

Вер­нув­шись за пол­ночь, я вспом­нил, что по­кор­мил мою по­дру­гу се­год­ня толь­ко один раз — утром. Уве­рен, что в мое от­сут­ствие, она несколь­ко раз при­ле­та­ла, воз­мож­но даже сту­ча­ла клю­вом по стек­лу.

 * * *

На­зав­тра меня раз­бу­дил зво­нок. Это была По­ли­на. Я и за­был, что сам её при­гла­сил. «Будь как до­ма» — про­бур­чал я, впус­кая её, и за­пер­ся в ван­ной, про­буя при­дать себе вид, по­ка­зы­ва­ю­щий, что я чем-то от­ли­ча­юсь от моих до­и­сто­ри­че­ских пред­ков. «Ага, как дома... Ска­жешь тоже. Как кто-то мо­жет чув­ство­вать себя дома в та­кой бер­ло­ге...» — на­ча­ла ру­гать­ся По­ли­на. Как фо­то­гра­фу, ей нра­вит­ся всё эс­те­ти­че­ское. Моя квар­ти­ра же была аб­со­лют­ным от­ри­ца­ни­ем эс­те­ти­ки как та­ко­вой, это был некий вы­зов ар­ти­ста, ко­то­рый пы­та­ет­ся по­ка­зать, что от­сут­ствие эс­те­ти­ки мо­жет быть если не кра­си­вым, то хотя бы ин­те­рес­ным в ин­тел­лек­ту­аль­ном плане. По об­рыв­кам слов, ко­то­рые до­но­си­лись из за две­ри, ста­но­ви­лось по­нят­но, что По­ли­на мою ар­ти­стич­ность не одоб­ря­ет, по­это­му я ре­шил не остав­лять дол­го её на­едине с моей ком­на­той. «Вот и я, чи­стый и опрят­ный» — про­воз­гла­сил я, рас­па­хи­вая дверь. По­ли­на из­да­ла звук, по­ка­зы­ва­ю­щий, что она име­ет осо­бое мне­ние про то, на­сколь­ко мои сло­ва со­от­вет­ству­ют мо­е­му виду.

Я до­стал остат­ки рыбы и от­крыл окно. Стран­но, обыч­но моя пер­на­тая по­дру­га си­де­ла по утрам непо­да­ле­ку, либо па­ри­ла над кры­ша­ми, или, если я дол­го не про­сы­пал­ся, сту­ча­ла в окно, как в преды­ду­щее утро. На этот раз, её не было. «По­до­ждем немно­го, она по­явит­ся» — за­явил я. По­след­ние дни, во­ро­на ча­сто вела себя стран­но, как если бы у нее го­ло­ва была за­ня­та чем-то со­всем дру­гим, и несколь­ко раз за­паз­ды­ва­ла, но все­гда при­ле­та­ла.

Мы сели зав­тра­кать. По­ли­на с по­до­зре­ни­ем осмот­ре­ла чаш­ку, в ко­то­рую я хо­тел на­лить ей кофе, и по­шла пе­ре­мы­вать, бор­мо­ча что-то под нос. Хле­бом она по­сту­ча­ла по сто­лу, вы­ра­зи­тель­но смот­ря на меня, и от­ло­жи­ла. К кол­ба­се не при­тро­ну­лась. Биск­ви­ты дол­го рас­смат­ри­ва­ла, спро­си­ла, в ка­ком году за­кон­чил­ся их срок год­но­сти, а ко­гда я объ­явил, что от­вет на этот во­прос тре­бу­ет опре­де­лен­ных зна­ний в ар­хео­ло­гии, сме­ла всю та­рел­ку, и даже от­ня­ла у меня те, ко­то­рые я от­ло­жил себе.

Во­ро­на не по­яв­ля­лась.

«Ес­ли бы зна­ла, взя­ла бы мак­ро объ­ек­тив» — про­из­нес­ла По­ли­на, рас­смат­ри­вая то ли па­у­ти­ну, обиль­но укра­ша­ю­щую углы моей ком­на­ты, то ли од­но­го из оби­та­те­лей па­у­ти­ны. Она вста­ла, про­шлась по ком­на­те, оста­но­ви­лась пе­ред стел­ла­жом и на­ча­ла изу­чать кни­ги. «Да­вай об­ни­мать­ся» — пред­ло­жил я, по­про­бо­вав стать по­хо­жим на груст­ную жабу с об­лож­ки, у ко­то­рой от кли­ма­та вы­рос­ли пры­щи, от пры­щей ста­лось от­сут­ствие сек­са, а от от­сут­ствия сек­са по­явил­ся риск вы­ме­реть. Ви­ди­мо сход­ство не по­лу­чи­лось, по­то­му что По­ли­на осмот­ре­ла меня несколь­ко раз с го­ло­вы до ног, и ни­че­го не от­ве­тив, по­вер­ну­лась к стел­ла­жу.

Я ждал с ми­ну­ты на ми­ну­ту, что услы­шу цо­ка­нье ког­тей по во­до­сто­ку, но всё было тихо. Толь­ко за сте­ной у со­се­дей буб­ни­ло ра­дио, и хо­ло­диль­ник бур­чал в углу.

По­ли­на по­ли­ста­ла кни­гу, но ви­ди­мо даже не зна­ла, что это за кни­га и о чем она. Я си­дел на кро­ва­ти, и про­бо­вал при­ду­мать, как за­нять по­се­ти­тель­ни­цу, пока моя по­дру­га про­па­да­ет непо­нят­но где. Я всё ещё счи­тал, что объ­я­тия, и всё то, что мо­жет прий­ти по­сле них, это от­лич­ный passe-temps[Вре­мя­про­вож­де­ние (франц.)], но я та­к­же по­ни­мал, что в гла­зах По­ли­ны я за­ни­маю ка­кую-то низ­шую сту­пень в раз­ви­тии, и спа­ри­ва­ние меж­ду дву­мя та­ки­ми раз­ны­ми био­ло­ги­че­ски­ми ви­да­ми ис­клю­че­но.

Вдруг я услы­шал звук кры­льев. Я ра­дост­но рас­пах­нул окно, но тут же разо­ча­ро­вал­ся: по че­ре­пи­це, в по­ис­ках окур­ков и дру­го­го му­со­ра, раз­гу­ли­вал с до­воль­ным ви­дом лос­ня­щий­ся си­зый го­лубь.

Про ис­те­че­нии часа, По­ли­на ска­за­ла, что ей пора. Мы мало го­во­ри­ли, и мне ка­за­лось, что она пред­по­ла­га­ла, что не су­ще­ству­ет ни­ка­кой во­ро­ны: что я сам всё это при­ду­мал, что­бы за­та­щить По­ли­ну к себе, на­де­ясь, что меж­ду нами что-то про­изой­дет. По­про­ща­лась она со мной хо­лод­но и как-то обид­чи­во.

В тот день я не ви­дел моей пер­на­той по­дру­ги. И на сле­ду­ю­щий день. И по­сле это­го.

Я дол­го ду­мал, что же мог­ло про­изой­ти с ней. Мо­жет с ней что-то слу­чи­лось? Мо­жет её кто-то ра­нил? Как бы я хо­тел знать где она, иметь воз­мож­ность прий­ти к ней на по­мощь. Но я оста­вал­ся в неве­де­нии. Я про­дол­жал класть ку­соч­ки су­шё­но­го мяса пе­ред ок­ном, но они оста­ва­лись нетро­ну­ты­ми, и ве­че­ром я с тос­кой со­би­рал их и ки­дал в му­сор­ное вед­ро. Со вре­ме­нем я на­чал класть мясо реже: вна­ча­ле раз в два дня, по­том два раза в неде­лю, по­том раз в неде­лю.

Од­на­ж­ды, я уви­дел, что еда про­па­ла. Я очень об­ра­до­вал­ся, и по­ло­жил ещё. Че­рез час, я об­на­ру­жил, что еда сно­ва про­па­ла. Я об­но­вил под­но­ше­ния, и че­рез несколь­ко ми­нут смог вы­сле­дить того или ту, кто пи­тал­ся за моей счёт. К со­жа­ле­нию, это была обыч­ная со­ро­ка, ко­то­рая при виде моей го­ло­вы в окне ша­рах­ну­лась на дру­гой ко­нец кры­ши, усе­лась на са­мый край, и на­ча­ла неисто­во ру­гать­ся.

Не пой­ми­те меня непра­виль­но: я люб­лю со­рок. Но кор­мить кого-то кро­ме моей по­дру­ги мне не хо­те­лось, и я пре­кра­тил остав­лять съест­ное пе­ред ок­ном.

 * * *

Ко­нец мар­та. Лу­чи­ки солн­ца, как леп­ре­ко­ны, бе­га­ют и ис­крят­ся по немы­той по­су­де, бес­по­ря­доч­но на­ва­лен­ной в ра­ко­вине. А я вижу сон. В нем я сын мель­ни­ка, и на мель­ни­цу долж­ны прий­ти сбор­щи­ки по­да­тей, а мой отец со­би­ра­ет­ся их при­кон­чить. Я упра­ши­ваю отца, до­ка­зы­ваю, что нуж­но об­су­дить всё с вас­са­лом, но он не хо­чет меня слу­шать. Вот к мель­ни­це подъ­е­ха­ли на­езд­ни­ки. Слы­шен храп ко­ней. Один из мы­та­рей спе­шил­ся, и ко­ло­тит в дверь мель­ни­цы. Отец, блед­ный, го­во­рит, что луч­ше убе­жать в лес, чем это тер­петь. Я ры­даю. Стук про­дол­жа­ет­ся. Тук, тук, тук.

Я вска­ки­ваю с по­сте­ли. Стук про­дол­жа­ет­ся. Он идёт от окна.

И точ­но, за ок­ном я вижу её, мою ста­рую зна­ко­мую. Не знаю как, но я узнаю её. Это не про­сто ка­кая-то во­ро­на, а имен­но та во­ро­на, с ко­то­рой я по­дру­жил­ся зи­мой. Толь­ко те­перь она немно­го рас­тол­сте­ла (ну вот, на­шла где-то сла­до­сти!), и вид у нее стал ещё бо­лее за­дор­ный.

Я рас­па­хи­ваю окно. Во­ро­на сры­ва­ет­ся с ме­ста и взле­та­ет. «Ку­да же вы, ма­дам! Не хо­ти­те ли озна­ко­мить­ся с на­шим но­вым меню?» — про­воз­гла­шаю я ей вслед. Она де­ла­ет круг над кры­ша­ми, и при­зем­ля­ет­ся непо­да­ле­ку от окна, ца­ра­пая че­ре­пи­цу. Я ки­даю ей ку­соч­ки сала. Она лов­ко хва­та­ет несколь­ко, но вдруг кар­ка­ет и взле­та­ет сно­ва. Я жду её воз­вра­ще­ния. Мое ожи­да­ние не на­прас­но. Вот она са­дит­ся со­всем ря­дом со мной, и дру­же­люб­но по­гля­ды­ва­ет на меня. Сле­дом, на кры­шу гор­до опус­ка­ет­ся ис­си­ня-чер­ный самец. Его пё­рыш­ки так и пе­ре­ли­ва­ют­ся на солн­це. На­ко­нец, ря­дом с ним шле­па­ют­ся кое-как че­ты­ре умиль­ных во­ро­нен­ка. Пе­рья у них уже дав­но за­ме­ни­ли пух, но вот при­зем­лять­ся им ещё нуж­но по­тре­ни­ро­вать­ся.

«Так вот где ты про­па­да­ла столь­ко вре­ме­ни, хит­рю­га» — ра­ду­юсь я за мою по­дру­гу.

«Ка­аар­р» — от­ве­ча­ет она мне, рас­то­пы­рив кры­лья и опу­стив го­ло­ву.

 * * *

Че­рез час, я по те­ле­фо­ну рас­ска­зы­вал По­лине про встре­чу. «Ага, знаю я, как ты оди­но­ких де­ву­шек за­ма­ни­ва­ешь к себе рас­ска­за­ми о птич­ках» — от­ре­за­ла она. На сле­ду­ю­щее утро она уле­те­ла в Ин­до­не­зию, фо­то­гра­фи­ро­вать мест­ных зве­рю­шек. А два дня спу­стя, на что-то на­ме­кая, при­сла­ла мне фото ку­ри­цы, со­всем чер­ной с ног до го­ло­вы. Я ду­мал Фо­то­шоп, но ока­за­лось есть в Ин­до­не­зии та­кая по­ро­да, Аям че­ма­ни на­зы­ва­ет­ся. И бы­ва­ет же та­кое!