Блаженный Феодорит Кирский богослов и архипастырь

Сказавши все о мудрых тех учителях,
Я подле них Феодорита опишу,
Как Божьего мужа, дивного в учителях,
И как недвижную Православия скалу.
И он, случалось, колебался несколько:
Да не осудишь человека, человек!
Не по нечестию он колебался здесь,
А больше потому, что спорил горячо.
Везде Кирилла можно ль побеждать ему,
Когда в догматах тот, – в науках сведущ был?
Однако же поправился ведь он и тут.
Но пастырям иным славнейшим видя в нем
Поистине равного им мужа в прочем всем,
Я вместе с ними право опишу его.
Митрополит Иоанн Евхаитский

                Блаженный Феодорит Кирский – многогранная и одновременно цельная личность, занимающая почетное и видное место среди великого сонма отцов и учителей Вселенской Церкви, он – монах и аскет, учитель жизни и благочестия, яркий представитель и один из самых видных деятелей Антиохийской школы богословия; он –  блестящий проповедник и архипастырь Кира, живший в одну из важнейших эпох в истории Церкви – во время несторианской смуты и возникновения ереси Евтихия, и принимавший живое и деятельное участие в борьбе с монофизитством – сторонниками Евтихия и Диоскора; он – страдалец за веру во Христа Богочеловека, нареченный на Халкидонском Соборе «православным учителем». Размышляя о значении личности Феодорита Кирского, профессор H. Н. Глубоковский писал,  что «по своей обширной деятельности и по своему громадному – часто решающему – влиянию на ход всех важнейших событий первой половины V века блаженный Феодорит есть крупная величина, которую ни замолчать, ни обойти так же невозможно, как нельзя вычеркнуть из истории Церкви весь этот замечательный период».  Блаженный Феодорит Кирский был ученейшим человеком своего времени и плодотворным писателем, знатоком не только Священного Писания, но и эллинской философии – от Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля до эпикурейцев, стоиков и Плотина; он – выдающийся догматист и полемист, изобличавший ложь языческого идолопоклонничества и возвещавший об истине Евангелия, церковный историк, богослов и экзегет – толкователь Священного Писания, духовно изъяснивший Песнь Песней, истолковавший избранные Псалмы и пророческие книги Ветхого Завета, написавший комментарии на все послания апостола Павла. По замечанию  одного из крупнейших современных патрологов Й. Кастена:  «Феодорит – один из самых плодотворных писателей восточной Церкви, и его литературное наследие обладает куда большим разнообразием, чем наследие любого антиохийского богослова. Его творения простираются почти на все области священной науки». Блаженный Феодорит Кирский был одним из величайших церковных писателей и богословов своей исторической эпохи; он – стойкий пастырь Церкви и неутомимый общественный деятель, христианский мыслитель, отличавшийся необычайной глубиной и широтой мысли, энциклопедической эрудицией и изяществом литературного слога, а сердце его пылало неугасимой и пламенной любовью ко Христу Спасителю. По справедливой оценке профессора H. Н. Глубоковского: «В век склонения богословской мысли к упадку он, как дорогое наследие отцов, хранил традиции славного прошлого и твердо и мощно держал знамя науки. Он был последним из представителей золотого века церковной литературы, был носителем и прекрасным выразителем лучших ее заветов во всех областях знания. Его крепкий ум одинаково смело касался всех предметов и повсюду передал нам драгоценные памятники своих самоотверженных усилий, своего редкого таланта». Живя в бедном и маленьком городке Кире, расположенном в окрестностях Антиохии, блаженный Феодорит Кирский приобрел громкую славу на всем христианском Востоке за высокие нравственные достоинства своей личности и всестороннюю образованность, за самоотверженное пастырское служение и вдохновенные проповеди, за богословскую мудрость и сострадательное отношение к бедным, страждущим и обездоленным. Во время несторианской смуты блаженный Феодорит Кирский временно поддерживал Нестория, но на Халкидонском Соборе в его устах прозвучала анафема несторианскому лжеучению, а по определению вселенского суда Православной Церкви он прославляется в числе ее видных учителей, имя его было помещено в диптихах и сохранилось в веках со славою «мужа божественного». Митрополит Иоанн Евхаитский, «постигавший в видениях тайна святых небесных» и написавший много канонов в честь Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и святого Иоанна Предтечи – среди них канон Сладчайшему Иисусу – причислял блаженного Феодорита Кирского к великим учителя и светилам Церкви, в своих стихах о знаменитых церковных писателях возвещая: «изобразив мудрых учителей, причисляю к ним и Феодорита, мужа Божия, учителя великого, несокрушимый столп Православия. Если же он и колебался малое время по некоему случаю, – не осуди, человече: – он был человек. Его колебание не столько происходило от неблагочестия, сколько от увлечения в споре. Но он и поправился потом. Во всех же прочих отношениях видя в нем мужа, ни в чем не отставшего от великих пастырей, по праву причисляю его здесь к ним». На пятом Вселенском Соборе в Константинополе в 553 году  было решено, что личность блаженного Феодорита Кирского как православного пастыря Церкви и учителя благочестия выше всех сомнений и подозрений, большая часть его сочинений имеет учительный авторитет и признается в качестве догматического руководства, сюда относятся толкования на книги исторические  и пророческие Ветхого Завета, на Псалмы, на Песнь Песней, на Евангелие и на послания апостола Павла,  сказания о святых подвижниках сирийских, которые использовались на седьмом  Вселенском Соборе для защиты иконопочитания, но вместе с тем, Церковь отвергла те сочинения Феодорита Кирского, где она выступает против двенадцати глав святого Кирилла Александрийского и защищает Нестория и Феодора Момпсуэстийского. В историю Православной Церкви и в ее священною память Феодорит Кирский навеки вошел с наименованием «блаженного» в чине учителя, за ним сохранилась честь догматического авторитета, а имя его не кануло в бездну забвения, ибо «никогда слава славных не уничтожается со смертью».
                Блаженный Феодорит Кирский родился в 393 году в Антиохии –  крупном культурном, экономическом и политическом центре древнего мира; основанная Селевком Никатором – сподвижником Александра Македонского, Антиохия была одним из самых прекрасных и благоустроенных городов Сирии и всей Римской империи – «блестящей столицей Востока», расположенной в живописной местности на реке Оронти и славящейся своими науками и искусствами. По заверению римского оратора Цицерона в Антиохии процветали науки и словесность, это был город ученых и мастеров риторического искусства, говорящих как на греческом, так и на сирийском языке. По своему населению Антиохия отличалась как многочисленностью – насчитывала более 200 тысяч жителей, так и необычайной пестротой разноплеменного населения – здесь проживали сирийцы, греки и евреи, заключались смешанные браки и соприкасались различные культуры. В древние времена Антиохия была средоточием язычества, но со времен апостолов она стала «второй родиной христианства», здесь прозвучала проповедь учеников Иисусовых – первых миссионеров Церкви, которые стали именоваться христианами, отсюда начинал свои миссионерские странствия апостол Павел, несущий языческим народам благую весть о Христе Спасителе. На протяжении долгого времени в Антиохии сохранялось язычество – в окружении язычников и иудеев христианским проповедникам и апологетам приходилось углубленно заниматься не только изучением Слова Божиего, но и осовением «внешней мудрости» – осваивать науку и философию, чтобы отстаивать христианскую веру в напряженной богословской полемике. По замечанию профессора H. Н. Глубоковского: «Если присоединить сюда возможность скорого приобретения основательных филологических познаний из непосредственного сношения с разноязычными жителями города, близость священных мест, свежесть и относительную определенность библейских преданий, возбуждающее действие примера риторов и софистов, живописность окрестностей и богатое и яркое разнообразие восточной природы, – то будет не¬сколько понятно, почему из Антиохии выходили великие христианские ученые: точные экзегеты, победоносные апологеты, многосведущие борцы против иудейства и язычества, блестящие церковные ораторы, строгие подвижники и суровые аскеты, своею жизнью изумлявшие неверных». Антиохия стала колыбелью блаженного Феодорита Кирского, родившегося в состоятельной и христианской семье антиохийских граждан. Известно, что родители Феодорита Кирского были благочестивыми людьми, ведущими свой род из Древней Эллады, а его мать полностью отказалась от светских удовольствий и вела христианскую жизнь, являясь духовной дочерью подвижника Петра. До своего воцерковления она была светской женщиной и имела страсть к щегольству, но однажды у нее заболел глаз – никто из врачей не мог исцелить ее, и тогда она обратилась к старцу Петру, жившему в гробнице, находившейся в окрестностях Антиохии. По рассказу Феодорита Кирского его страждущая мать, даже отправляясь к живущему в уединение подвижнику, облачилась в пышные одежды из шелка, надела золотые серьги и драгоценное ожерелье, она была тщеславна и самолюбива по нраву – «была в цветущем возрасте и красовалась юностью, а совершенства в добродетели еще не стяжала». Приняв болящую женщину, старец Петр обратил внимание на ее страсть к щегольству, дал ей духовное наставление бороться с тщеславием и изменить свою жизнь, призвал ее уверовать во Христа и обратиться с молитвой к Богу: «Верьте, что Тво¬рец всяческих, Содетель и Художник нашего естества, оскорбляется тем, что вы словно обвиняете неизреченную Его мудрость в несовершенстве; иначе не покрывали бы себя красною или черною или белою краскою… Врач недугов, всегда готовый исполнить прошение верующих, есть Бог. Он и теперь исполнит твое прошение – не мне даруя благодать, но видя твою веру. Если имеешь веру искреннюю и твердую, чуждую всякого сомнения, то оставь врачей и лекарства, и прими это Богодарованное врачевство». Произнеся эти слова, старец Петр возложил на больной глаз свою руку, осенил его знамением Святого Креста и изгнал болезнь молитвой – женщина исцелилась. После возвращения от старца Петра мать Феодорита Кирского изменилась – она отказалась от роскоши и стала вести подвижническую жизнь, сообразную заповедям Евангелия,  общаться с антиохийскими аскетами и прониклась духовно-нравственным идеалом евангельской морали. В церковном Предании блаженный Феодорит Кирский по своему рождению сравнивается с Исааком, Самуилов и Иоанном Крестителем – его рождение есть плод любви и молитвы его родителей-боголюбцев. Выйдя замуж на восемнадцатом году жизни мать Феодорита Кирского на протяжении тринадцати лет супружества не имела детей, а ее супруг горько сокрушался о ее бесплодии и обращался к святым подвижникам с просьбой молиться о даровании от Бога его жене детей. В пещере вблизи Антиохии жил пустынножитель Македоний, проведший в отшельничестве сорок пять лет, он утешил скорбящих супругов и обещал, что у них родится сын. Прошло три года, а ребенок так и не родился – благочестивая супруга потеряла всякую надежду стать матерью, ее муж снова отправился к старцу Македонию, а пустынножитель велел ему призвать свою жену, и когда она пришла, то сказал ей, что у нее родиться сын, если она согласится посвятить его Богу. Когда будущая мать блаженного Феодорит Кирского согласилась, то спустя четыре года зачала, но на пятом месяце ей стала угрожать опасность преждевременных родов. В этот страшный момент дом родителей Феодорита посетил старец Македоний – «новый Елисей», который приободрил и утешил страдалицу, напомнил ей обещание посвятить своего сына на служение Богу и взмолился за нее, после чего опасность преждевременных родов миновала. По церковному Преданию рождение Феодорита едва не стоило жизни его матери, но усердные молитвы подвижника Петра уберегли ее от смерти и восставили от одра болезни. В благодарность Богу благочестивые родители назвали своего новорожденного сына «Феодоритом» – дарованным Богом, ведь его появление на свет совершилось после длительного ожидания и многих молитв двух преподобных подвижников – Македония и Петра. С благоговением и благодарностью вспоминая о двух великих подвижниках, блаженный Феодорит Кирский будет вспоминать о наставлениях старца Македония: «Часто я удостаивался благословения и наставления сего мужа. Увещевая меня, он говорил многократно: ты родился, чадо, с большими трудами. Много ночей провел я в молитве к Богу, чтобы родителям твоим получить то, о чем напоминает твое имя. Живи же достойно тех трудов. Прежде рождения обещанием ты посвящен Богу. А что посвящено Богу, то должно быть достоуважаемо для всех и неприкосновенно ни для кого. Так и тебе не надлежит следовать порочным движениям души; но делать, говорить и мыслить ты должен только то, что угодно Богу, Законодателю добродетели». С великим почтением относясь к пустынножителю Петру, блаженный Феодорит Кирский в своих трогательных воспоминаниях расскажет о том, как в детстве старец сажал его на колени и кормил виноградными ягодами, а мать, изумленная духовной мудростью Петра, каждую неделю отправляла Феодорита за благословением к этому подвижнику.
                В своей «Истории боголюбцев» блаженный Феодорит Кирский поведает, что бытием своим всецело обязан небесной милости – дару Божиему и молитве двух великих подвижников, а чудесное рождение определило всю его дальнейшую жизнь. С детских лет Феодорит Кирский воспитывался в духе христианского благочестия: «родители мои, прежде зачатия моего, обещали принести меня Богу и, согласно обету, посвятили Ему от пелен и дали мне такое вос¬питание». По справедливой оценке профессора H. Н. Глубоковского: «Долгом справедливости будет при¬числить эту великую женщину к тому списку матерей, давших христиан¬скому миру святых Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Нисского, Авгу¬стина, – матерей, о которых языческий ритор Ливаний с изумлением восклицал: «какие женщины бывают у христиан!» Неизвестная по имени родительница Феодорита не менее славна, чем Анфуса, Нонна и Моника». С юных лет блаженный Феодорит Кирский желал посвятить свою жизнь служению Богу – он был иноком по духу своему и имел самое близкое соприкосновение с монашеской средой – не только с подвижниками Петром и Македонием, но и с христианским мудрецом Афраатом, о котором он вспоминал: «я сам его видел и получил благословение от его десницы, когда, еще будучи юношею, ходил вместе с материю к этому мужу. С нею он, по своему обыкновению, разговаривал, отворив немного дверь, и наконец удостоил благословения, меня же принял внутрь келии и одарил сокровищем своей молитвы». На восьмом году своей жизни Феодорит Кирский, во исполнение священного обета, был отдан на воспитание в одну из монастырских обителей, располагавшихся в окрестностях Антиохии, где воспитывался и духовно возрастал под наставничеством духовно-опытных сирийских монахов. Протоиерей Александр Горский справедливо заметил: «Нет сомнения, что высокие образцы иноческой жизни, которыми тогда были богаты окрестности Антиохии, которым удивляться и подражать наставлял тогда святого Иоанн Златоуст, сам довольно времени живший между сими подвижниками, оставили в чувствительной душе юного Феодорита глубокое впечатление. Нельзя было не чувствовать величия духа того мужа, который своим дерзновенным предстательством остановил грозную кару на целый город Антиохию, виновный перед Императором в возмущении, но смирившийся. Сей муж был тот самый Македоний, молитвам которого обязан был своею жизнью Феодорит. Удивительно ли, если и в жизни блаженного Феодорита встретим такие порывы жертвовать всем сознаваемому им долгу, хотя это сознание и не всегда было безошибочно. Другой подвижник, с юных лет ему известный Афраат, один из ревностнейших защитников православия в Антиохии против apиан, мог быть для него образцом неустрашимой ревности о чистоте учения веры. «За чем ты, – спрашивал его Валент, – оставив уединение спешил на площадь (где собрались православные чтители Святой Троицы)?» – «Скажи мне, Государь, отвечал Афраат, – если бы я был девицей, и скрываясь в каком-нибудь потаенном тереме увидел, что огонь объял дом отца моего: что бы ты посоветовал мне делать, видя разлившееся пламя и горящий дом»? Имея пред своими глазами такие примеры, живой, впечатлительный юноша готовился и сам быть неустрашимым защитником истины». В двадцатилетнем возрасте Феодорит Кирский был посвящен в должность чтеца в одном из антиохийских храмов,  а когда его родители умерли, то он раздал все свое наследство нищим и обездоленным, отрешился от мирской суеты и с радостью вступил на монашеский путь – удалился в одну из Ницерских обителей, в христианское «училище любомудрии» –  в один из тихих монастырей, расположенных близ Апомеи. Духовная жизнь блаженного Феодорита Кирского, уединившегося в монашеской келье, – это сокровенная тайна, в которую мы можем лишь отчасти проникнуть – в монастыре он духовно окреп, преуспевал в молитве, науках и Богомыслии, боролся со страстями и изучал Священное Писание; здесь он окончательно окреп духом и характером, приобрел бесценный духовный опыт и сложился как личность – как христианский аскет, молитвенник и богослов.
                Принадлежа к высшему сословию Антиохии, блаженный Феодорит Кирский получил блестящее и всестороннее образование – христианское и эллинское, он провел в учении много лет – изучал науки и искусства, великолепно знал греческий и сирийский языки, став выдающимся лингвистом своего времени, превосходным стилистом и блестящим оратором, порой возвышающимся до вдохновенного и изящного красноречия самого Иоанна Златоуста. Если по красноречию блаженного Феодорита Кирского можно сравнить со святителем Иоанном Златоустом, то по учености он сравним со святителем Григорием Богословым и святителем Василием Великим – «нет ни одной области знания, которая осталась бы неведомой Феодориту Кирскому», он изучил философию и историю, астрономию, медицину и геометрию, ознакомился со всей эллинской литературой – с произведениями поэтов, ораторов, историков и философов, став энциклопедически образованным человеком своего времени и вызывая изумление современников. Если мы раскроем богословские сочинения блаженного Феодорита Кирского или его письма, то увидим, что перед нами – ученейший и высококультурный человек и глубокий христианский мыслитель, блестящий церковный оратор и талантливый писатель, чьи произведения отличаются чистотой языка и все достоинствами аттической речи. На страницах своих произведений Феодорит Кирский не только обильно и благоговейно цитирует Священное Писание, но и древних эллинских мудрецов и поэтов – Пифагора, Платона и Аристотеля, Гомера, Эсхила и Софокла, Демосфена и Фукидида. Обладая высоким умом и талантом, в усердных трудах стяжав всеобъемлющую ученость своего века, Феодорит Кирский до конца своих дней углублялся в изучение Библии и церковного Предания, наук, философии и искусства, он – перфекционист по натуре, во всем желающий дойти до совершенства – в духовном опыте, в силе веры, в учености и красоте слога. С дней юности в душе блаженного Феодорита Кирского была жажда знания и любовь к мудрости – он достиг высот в изучении «внешней мудрости» и стал знатоком не только Слова Божиего, но и философии – изъяснял не только Псалтырь и Песнь Песней, но и рассуждения Платона и Аристотеля, строки Гомера и античных трагиков, был знаком с курсом, читаемым в академиях, на что намекает в своем письме софисту Аэрию: «вот время, когда ваша академия должна показать пользу слов. Я слышу, что у тебя бывает блестящее общество и что это собрание состоит из мужей, знатных родовою славой и владеющих прекрасною речью; у вас происходят беседы о добродетели, бессмертии души и о всем другом, о чем им заблагорассудится». Во времена жизни блаженного Феодорита Кирского великие церковные учителя получали великолепное образование и совмещали светскую образованность с христианской верой – многие из них учились в знаменитых школах и академиях – например в школе известного антиохийского ритора Ливания, где учились святитель Василий Великий и святитель Иоанн Златоуст. Нам неизвестно, где учился блаженный Феодорит Кирский и совмещал ли он лекции в риторских школах с христианской жизнью, но нам известно, что, во-первых, он был прекрасно образован и учен, во-вторых, три крупнейших богослова Антиохийской школы – Диодор Тарсский, святитель Иоанн Златоуст и Феодор Мопсуестийский – скорее всего не были его непосредственными наставниками, а в-третьих, отличаясь усердием, талантом и умом, живя в Антиохии, достигшей апогея своего влияния и славы, он многое освоил путем самостоятельного изучения – как Библии и творений святых отцов Церкви, так и эллинских сочинений – поэтических, исторических и философских. Надо отметить, что огромное влияние на богословские воззрения блаженного Феодорита Кирского, его нравственный облик и литературный стиль оказали творения Иоанна Златоуста, которого он порой цитирует в своих экзегетических трудах. В своих вдохновенных похвальных словах в честь святителя Иоанна Златоуста, Феодорит Кирский называет его мужественным борцом за веру Христову и мучеником за Божественную Истину, «великим светилом Церкви» и «учителем» «вселенной», «громогласным проповедником Истины». В области богословских наук блаженный Феодорит Кирский был одним из ученейших и многообъемлющих богословов – он написал догматические, полемические, апологетические, исторические, аскетические и ораторские сочинений, а в разгар богословской полемике с Феодоритом, даже его оппонент святой Кирилл Александрийский признавался, «этот муж упражнялся в красноречии и, может быть, приобрел непосредственное знание Священ¬ного Писания», а затем назвал его «упражнявшимся в Бого-духновенном Писании». Если бы блаженный Феодорит Кирский родился до пришествия Иисуса Христа в античном мире, то он бы снискал себе славу превосходнейшего философа, равного Сократу, Платону и Аристотелю, а может и превосходящего их, но он был прежде всего христианином – православным философом и богословом, восхищавшимся нравственным идеалом Евангелия, с детских лет взращенным на пророческих писаниях Ветхого Завета, на Псалтыре и Евангелие – «воспитанным на писаниях рыбарей, ставших апостолами». Высоко оценивая античную культуру от Гомера и Платона до ораторов своего века, блаженный Феодорит Кирский полагал, что вся эллинская мудрость есть лишь бледная и смутная тень Божественной Истины, ибо пророки Библии выше поэтов Эллады, а апостолы – выше всех мудрецов мира сего: «И мудрейший Платон, который очень много говорил о бессмертии души, даже слушателя своего Аристотеля не убедил разделять с ним это мнение, а наши рыбари, мытари и скинотворцы не только греков, но и римлян и египтян и вообще все народы убедили, что душа человеческая бессмертна, почтена разумом и способна управлять страстями, что она по своей неосмотрительности, а не по принуждению преступает божественные законы и потом снова обращается к лучшему, отстает от прежнего заблуждения. Вместе с этим и то сказать надобно, что наши догматы содержат не только учителя Церкви, но и сапожники, кузнецы, шерстопряды и другие ремесленники и даже женщины, не только знающие грамоту, но и питающиеся трудами рук своих, и самые рабыни. И не только горожане, но и земледельцы имеют сведение об этих предметах, и можно найти много огородников, пастухов и садовников, которые не хуже других рассуждают о Божественной Троице и творении всех вещей и, может быть, гораздо лучше знают человеческую природу, чем Платон и Аристотель. Заботясь о добродетели и уклонясь от порока, страшась угрожающих наказаний и наступления праведного Суда Божия, любомудрствуя о бессмертной и вечной жизни, они все старание свое употребляют для приобретения Царствия Божия». Для блаженного Феодорита Кирского неоспоримой и вековечной истиной было то, что Божественное Откровение выше всей человеческой философии, он особенно акцентировал внимание на том, что между философами нет согласия, а все пророки предрекали пришествие Мессии и все апостолы благовествуют о Христа Спасителе, учение Церкви основано на незыблемых истинах веры, а вера есть первоначальное основание и опора знания: «Веру и вашим философам угодно было называть добровольным согласием души, а знание – твердым разумным навыком. Поэтому весьма несообразно было бы, усвояя наставникам во всех прочих науках знание, а учащимся веру, в учении о вещах Божественных извращать этот порядок, и знание поставлять прежде веры; ибо для созерцания тех вещей, коих мы не можем видеть плотскими очами, в очах веры мы имеем тем большую нужду…. Итак, вера есть предводительница, а знание последует за нею. Ибо верующим от чистого и искреннего сердца Бог, в которого они веруют, дарует ведение; ведение же в соединении с верою составляет познание истины, которого кто достигает, тот должен считать себя не счастливым только, но и счастливейшим». Как проницательнейший мыслитель Феодорит Кирский в своей полемике с языческими философами обращался к самой истории и заметил, что учение величайших мудрецов античного мира или предается забвению со временем, или их последователи исчезают, а слова пророков и апостолов не исчезнут до скончания времен, ведь они – провозвестники Истины и «громогласные вестники Ветхого и Нового Заветов»: «самые проповедники истины – пророки и апостолы, хотя и неискусные в эллинском красноречии, но, как обладавшие истинною мудростью, всем – и греческим и варварским народам – принесли божественное учение и всю землю и моря наполнили писаниями о добродетели и благочестии, так что ныне все смертные, оставив бредни философов, от рыбарей и мытарей поучаются истине и уважают писания скинотворца, а имен италийской, ионийской и элеатской сект даже и не знают, потому что память о них истребило время, тогда как имена пророков, которые более чем за тысячу с половиной лет жили прежде этих философов, носят на устах своих». Размышляя о том, как христианину относится к языческой культуре, Феодорит Кирский рассудительно призывал всех верующих во Христа уподобиться пчелам, которые собирают все сладкое и полезное с цветов, оставляя все горькое, или искусным врачам, которые из смертоносного змеиного яда делают лекарство: «Садясь не только на сладкие, но и на горькие цветы, пчелы сладость высасывают, а горечь оставляют, и из различных веществ, горьких, кислых и других тому подобных, приготовляют для людей сладчайший мед. Подражая сим пчелам, и мы с горьких ваших лугов собираем для вас сладкий мед. И как врачи телесные из ядовитых животных приготовляют целительные лекарства, даже распластывая самых змей, одно из них выбрасывают, а другое, оставшия, употребляют как средство к прогнанию различных болезней, так точно и мы, имея под руками творения ваших поэтов, историков и философов, иное из них оставляем, а другое, соединив с нашим учением, приготовляем вам чрез то спасительное врачевство, так что те самые, коих вы почитаете нашими противниками, становятся защитниками наших слов и учителями веры».
                За свое красноречие блаженный Феодорит Кирский снискал себе славу одного из величайших ораторов Антиохии – он был блестящим церковным проповедником и ученейшим философом, но сердце его желало наивысшего – покинуть круг мирских забот и волнений, удалиться от прекрасной, но шумной Антиохии в тихую монастырскую обитель. Занятие науками и философией не отвлекали Феодорита Кирского от иноческой жизни – он был убежден, что христианские подвижники есть истинные философы во Христе – философы Святого Духа, наследники веры пророков Ветхого Завета и апостолов Нового Завета, продолжатели их славного и высокого дела – служения Богу. Размышляя о монашеской жизни, блаженный Феодорит Кирский особенно акцентирует внимание на то, что монахов именуют любомудрами, подвижниками и боголюбцами, ибо как философы Святого Духа они отдают жизнь свою посту и молитве, чтению Слова Божиего и Богомыслию, как подвижники они укрепляют волю свою и очищают душу аскетическими подвигами, а как боголюбцы они пламенно любят Бога и не могут жить без Него, их ум, воля и сердце обращены к Всевышнему и горнему миру. По мудрому изречению блаженного Феодорита Кирского человек, «принявший божественную любовь пренебрегает всем в совокупности земным, попирает все плотские удовольствия, презирает богатство, и славу, и честь от людей, думает, что и багряница ничем не отличается от паутины, драгоценные камни уподобляет рассыпанным на берегу кремням, телесное здравие не почитает блаженнейшим состоянием, бедность не именует несчастием, благополучие не измеряет богатством и роскошью; но справедливо думает, что все это подобно всегда речным струям, которые протекают мимо насажденных на берегax дерев и ни при одном из них не останавливаются. Ибо бедность и богатство, здоровье и болезнь, честь и бесчестие, и все иное, чем сопровождается естество человеческое, как усматриваем, подобно речным струям, не всегда пребывают у одних и тех же, но меняют обладателей и непрестанно переходят от одних к другим. Многие после обилия впадают в крайнюю бедность, а многие из нищих входят в число богатых. Да и болезнь и здоровье ходят, так сказать, по всяким телам, томятся ли они голодом или роскошествуют. Добродетель же и любомудрие – единственное постоянное благо. Любомудрия не одолевает и рука грабителя, и язык клеветника, и туча вражеских стрел и копий. Не бывает оно добычею горячки, игрушкою волн и не терпит урона от кораблекрушения. Время не умаляет, но увеличивает его силу. А пища для него – любовь к Богу. Ибо невозможно преуспевать в любомудрии, не сделавшись пламенным любителем Бога – лучше же сказать, это-то самое и называется любомудрием, потому что Бог есть Премудрость и премудростью именуется. О Боге всяческих говорит блаженный Павел: «Нетленному, невидимому, единому премудрому Богу» (1Тим.;1:17) – и о Единородном говорит: «Христос Божия сила и Божия премудрость» (1Кор.;1:24), и еще: «Дадеся нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление» (1Кор.;1:30). Поэтому в действительности любомудрый справедливо может быть назван и боголюбивым. А боголюбивый пренебрегает всем иным и, взирая только на Возлюбленного, угождение Ему предпочитает всему в совокупности: то одно говорит, и делает, и помышляет, что угодно и благоприятно Возлюбленному; отвращается же от всего того, что запрещает Он». Если человек всем сердцем возлюбил истинного Бога – Святую Троицу, то он не страшится умереть за имя Христово, он знает, что все печали и скорби земные – временны, а душа бессмертна, что все царства мира сего и их мимолетная слава – зыбки, а Царство Небесное вечно, что всех отрекающихся от Христа Богочеловека ожидает нестерпимое мучение в бездне геенны огненной, а всех верных Христу – вечное блаженство в горнем Иерусалиме, что ничто не в силах разлучить нас с любовью Божией, открывшейся миру во Христе Искупителе – ничто кроме нас самих и нашей греховности и нераскаянности. Драгоценнейшей нравственной чертой личности Феодорита Кирского была стойкость его веры и неугасимость пламенной любви к Богу – в крепости веры он был равен древнецерковным исповедникам и мученикам, с радостью умирающим за имя Христово: «Если кто за любовь ко Христу причинит мне и скорби, они будут для меня вожделенны и крайне любезны. И ради любви для меня голод приятнее всякого наслаждения, гонение сладостнее мира, нагота привлекательнее багряницы и златотканых одежд, беда усладительнее всякой безопасности, насильственная смерть предпочтительнее всякой жизни, потому что сама причина страданий делается для меня отрадою, так как невзгоды эти принимаю за Возлюбившего и вместе Возлюбленного». Пламенная любовь к Богу была тайной сердца блаженного Феодорита Кирского, она вдохновила его написать толкование на Песнь Песней – самую таинственную книгу Ветхого Завета, драгоценную поэтическую жемчужину, вышедшую из-под пера древнего царя и мудреца Соломона. Во дни своего иноческого жития Феодорит Кирский не только пребывал в трудах и молитвах, уединяясь в келье, но и общался с многоопытными подвижниками, беседуя с ними о Евангелии и духовной жизни, а в своей поучительной «Истории боголюбцев» он описал строгую аскетическую жизнь монахов и пустынножителей, их скудную трапезу и непрестанную молитву, то, как днем они трудились и читали Слово Божие, а ночью – предавались Богомыслию, и как в речах своих они призывали всех беседующих с ними быть христианами не на словах, а на деле – мыслить, жить и поступать в согласии с Евангелием: «Господь каждый день глаголет нам в делах Своего творения, беседует и через божественное Писание; внушает, что нам должно делать, показывает полезное, устрашает угрозами, ободряет увещаниями, – и мы не извлекаем из этого никакой для себя пользы».
                Жизнь блаженного Феодорита Кирского до его архиерейского служения во многом окутана тайной, но нам известно, что за его всестороннею образованность и ученость, за ораторское искусство, глубокое знание Священного Писания и за ревность в вере на него обратили внимание в Церкви, а после смерти Исидора, в возрасте тридцати лет блаженный Феодорит был возведен на Кирскую кафедру – стал епископом Кира. По замечанию протоиерея Александра Горского: «строгая иноческая жизнь Феодорита, его обширная образованность и пламенная ревность о благе Церкви вскоре приготовили его к высшему служению». Вся иноческая жизнь Феодорита Кирского была приуготовлением к его архипастырскому служению – в 423 году он с горечью в сердце покидает уединенную и созерцательную жизнь монаха, становясь епископом Церкви, хотя и не считает себя достойным архиерейского звания. Сам блаженный Феодрит Кирский признавался, что никогда не хотел быть архиереем и желал бы навсегда остаться монахом и жить в тишине и уединении: «До епископства я проводил время в монастыре и против воли принял епископскую хиротонию». Ностальгия по иноческому житию отчетливо звучит в письмах блаженного Феодорита – например в его письме к полководцу Ареовинду: «Было время, когда я всему предпочитал спокойствие и безмолвие, проводя монастырскую жизнь согласно правилу той жизни. Однако же Ппоелику Бог повелел мне, недостойному, быть пастырем душ, то я невольно даже вынуждаюсь заботиться о делах, попечение о которых для меня тягостно, но требуется законом и полезно для пользующихся им». Кир был маленьким и бедным, почти пустынным городком с малочисленным населением, находящимся вдали от главных дорог, в двух днях пути от Антиохии, но блаженный Феодорит любил его за тишину и а также потому, что в окрестностях Кира было много подвижников, прославившихся святостью своей жизни и чудотворения, и называл Кир «лучшим всякого другого славного города». По историческому пояснению С.А. Терновского место архиерейского служения блаженного Феодорита Кирского: «Удаленный от главных путей сообщения, город этот был немноголюден и беден; жители его, не имея чем уплачивать подати, переселялись в другие места. Благоденствие города возвысилось несколько только во времена блаженного Феодорита, епископa Кирского, благодаря неусыпным заботам этого епископа. Бескорыстный и нестяжательный пастырь довольствовался для себя только необходимым имуществом, не домогался ни от кого ни денег, ни одежды. Служащие при нем не пользовались от других ничем: единого хлеба или яйца никто не взял себе от посторонних, говорит сам Феодорит. Мало того, на церковное иждивение и на свои личные средства Феодорит оказал много благодеяний городу. Он построил в Кире, на счет церковных доходов, два больших моста, крылатые галереи, возобновил общественные бани, в безводные кварталы города проложил водопроводы, от наводнений обезопасил его каналами, вызвал в него из разных стран врачей (например, из Александрии пригласил священника, знающего врачебное искусство), художников, ремесленников, ходатайствовал пред императором, императрицею Пульхериею и многими знатными сановниками о даровании городу различных прав и привилегий. Из храмов в Кире замечателен был храм Косьмы и Дамиана, описанный Феодоритом. Был еще в Кире храм в честь святого Дионисия, построенный подвижником Юлианом. Благодаря заботам блаженного Феодорита было в Кире много святых мощей: то были мощи патриархов, пророков, апостолов, выпрошенные святителем из разных мест Палестины, Финикии, Сирии и с честью положенные во вновь устроенной им церкви. Епархия Кирская богата была церквами: в ней было до 800 приходов. Она имела и своих мучеников: во времена императора Юлиана пострадал здесь преподобный Дометий с двумя своими учениками». В лице блаженного Феодорита жители Кира обрели одного из самых самоотверженных пастырей Церкви, он проявил себя как рассудительный церковный и общественный деятель, заботился о благоустройстве города и нуждах граждан, об устройстве портиков, мостов, бань и водопровода, он привлекал художников и опекал бедняков, вдов и сирот, изобличал гностические лжеучения от Валентина до Маркиона, неутомимо проповедовал Слово Божие и крестил более десяти тысяч маркионитов, обратил в православную веру многих еретиков – ариан и евномиан. О блестящих результатах своей миссионерской деятельности блаженный Феодорит Кирский писал в 448 году консулу Ному: «восемь Маркионитских селений и другие, близь лежащие, местности я убедил настолько, что они добровольно обратились к истине; одно селение, наполненное Евномианами, и другое – Арианское – я привел к свету Богопознания, и по божественной благости у нас не осталось ни одного ерети¬ческого плевела». Когда блаженный Феодорит стал епископом Кирским, то он занялся духовным просвещением своей паствы и борьбой с различными ересями, но борьба эта велась с беспримерной терпимостью – исключительно проповедью, без всякого содействия светской власти  и без принуждения, с кристально ясностью выразив свой взгляд на методы борьбы с лжеучениями в своем толковании на Песнь Песней: «тем, которые получили звание и долг учительства, Бог повелевает преследовать этих развратителей доводами истины, чтобы чрез то сохранить целым созревающий виноград и неповрежденным их ересью».  Борьба с еретиками, которую блаженный Феодорит вел силой вдохновенного слова и убеждения, стояла многих сил – он ездил по Востоку с огласительным и проповедническим словом, прославившись как проповедник и миссионер, учитель веры и благочестия, но много пришлось ему претерпеть и выстрадать за время своего миссионерства: «часто проливалась моя кровь, многократно поражаем был я камнями и казалось, что преждевременно ввергался в самые двери Ада».  Как проповедник Евангелия блаженный Феодорит Кирский был убежден, что «ложь неизбежно уступит перед сиянием Истины», он был против принуждения в делах веры, но твердо веровал, что апостольская проповедь Церкви рано или поздно рассеет тьму лжеучений: «За единородного Сына, мы постоянно сражались и против язычников, и против Иудеев, и против страдающих нечестием Ария и Евномия, и против зараженных гнилью Маркиона, – убеждая язычников, что Он есть Творец всего, совечный Сын всегда сущего Отца; – иудеев, что об Нем прорицали пророки; – последователей Ария и Евномия, что Он единосущен, равночестен и равномощен Отцу; – принявших же бешенство Маркиона, что он не только благ, но и правосуден, Спаситель не чужих, как они баснословят, но своих творений». С активной общественной деятельностью и просвещением блаженный Феодоррит Кирский сочетал близость к инокам и подвижникам, которые открывали перед ним свои затворенные кельи и всегда были рады беседовать с ним о духовных вещах.
                Как духовно-опытный и милосердный пастырь Церкви, блаженный Феодорит Кирский призывал христиан не страшиться скорбей и испытаний, но хранить верность Христу и не отступать от заповедей Его, он укреплял слабых и возвращал к вере заблудших, утешал страждущих и поучал их «мужественно переносить постигшие тяжелые несчастия, ибо на войнах открываются храбрые, на состязаниях увенчиваются атлеты, морская буря являет искусного кормчего, огонь искушает золото», а во дни скорбей испытывается вера человека.  В письме к епископу Евлалию блаженный Феодорит Кирский призывает быть милосердным к падших и отзываться на вопли гонимых, простирать руку помощи ко всем людям и увещевать их: «Я прошу твое благочестие иметь особенное попечение о слабейших и не только колеблющихся поддерживать, но и упавших поднимать, ибо и пастухи не оставляют в пренебрежении болящих, а отделяют их от других и всячески стараются об излечении их. Тоже нужно делать и нам: поскользнувшихся следует снова поставлять на ноги, простирать руки, увещевать, врачевать раны и не отказываться от спасения их, предавая их в пасть дьявола... Молю вас, прострите руку поскользнувшимся, извлекайте из страшного рва и тинистого болота, ставьте на камне ноги их и влагайте в уста их новую песнь – хвалу Богу нашему, дабы пример вреда их сделался примером спасения: пусть увидят это многие и убоятся и будут уповать на Господа Бога. Пусть не запрещается им участие в священных таинствах, пусть не возбраняется им молитва оглашаемых, слушание божественных Писаний и увещание учителей. Пусть они лишаются священных таинств не до смерти, но на определенное время, – до тех пор, пока не познают свою болезнь, пока не возжелают здравия и не восскорбят достойно о том, что, оставивши истинного царя, дерзнули обратиться к тирану и, покинув благодетеля, предались врагу». В своих письмах блаженный Феодорит Кирский обращается ко всем с призывом быть милосердными и снисходительными к падшим, прощать обидчиков и молиться за всех, ибо любовь – высшая добродетель, нам надлежит осознавать свою личную греховность пред Богом, сочувственно относиться ко всем окружающим нас людям и уподобляться милосердному Бога, помня, что «если бы Бог всяческих тотчас подвергал наказанию согрешающих, Он совершенно погубил бы всех. А так как Он по своему человеколюбию щадит Своим судом, то одних наказывает, другим же представляет наказания их вместо наставлений». Блаженный Феодорит Кирский был нестяжателем и бескорыстным пастырем Церкви, за все время своего архиерейского служении он не приобрел ничего, кроме рубища, в которое был одет, защищал бедных, вдов и сирот, и писал увещевание к одному богатому и знатному человеку:  «Творец и Устроитель всего распределил между людьми богатство и бедность не в силу несправедливого решения, но в скудости бедняков подавая богачам повод явить себя полезными (чрез благотворения). Подобно сему он посылает людям бедствия не только потому, что совершает праведный суд над согрешившими, но еще для того, чтобы и богачам доставить предлог к человеколюбию. Итак, когда в предшествующем году Владыка навел на нас те бичи, значительно легчайшие согрешений наших, но достаточные для удручения земледельцев... то я прошу вас: сжальтесь над землепашцами, понесшими труд, но получившими мало плода! Да будет для вас неплодородие случаем к духовному плодоносию, и да восприимите милость Божественную за подобную милость». По воззрению Феодорита Кирского за богатство и власть человек несет нравственную ответственность перед Богом: «Когда получившие власть не наклоняют весов правосудия и язычок их держат в равновесии, в таком случае они доставляют управляемым обилие всяких благ. Если при этом они вполне рассудительны и в своих решениях руководствуются человеколюбием по отношению к нуждающимся в нем, тогда на подвластных истекают многообразные блага из правительственных учреждений». Блаженный Феодорит Кирский предостерегал всех пастырей Церкви, что они должны оставить все честолюбивые и корыстные цели, чтобы служить одному Богу и с чистой совестью иметь право сказать: «У меня цель – все говорить и делать не в угоду тому или другому, но созидать Церковь Божию и угождать ее Жениху и Господу. А что я не ради временных выгод и многозаботливой чести, которую привык называть жалкою, делаю это, – свидетельствует мне совесть».
                По яркой и точной характеристике H. Н. Глубоковского: «мужественный и бодрый, Феодорит Кирский был заброшен в глухой городок дикой части Сирии, но не был подавлен неприглядною обстановкой, а господствовал над нею. Он торжествовал победу там, где безвременно гибнет или безвестно чахнет всякая посредственность и слабохарактерность. В административном отношении он проявил мудрость и энергию превосходного гражданского деятеля с отличием начальника униженных и угнетенных; как епископ, он всегда имел пред собою возвышенный и чистый идеал пастыря. Влиянием собственного примера и решительною настойчивостью он все и всех поднимал до себя, никогда не опускаясь в сферу нравственной или умственной низменности. Его бескорыстного и теплого покровительства искал и жалкий бедняк, и несчастный страдалец за веру черпал в нем бодрость, чтобы непостыдно носить имя христианина. Его учительное слово гремело на всем Востоке, и блестящая Антиохия с нетерпением жадности стекалась вокруг кафедры, на которую всходил Феодорит. Всякое малейшее событие в жизни пасомых находило отклик в его отзывчивой душе, освещалось его умом и согревалось его любовью. Он был всем все, по выражению Апостола (1Кор.;9:22). Неутомимый до последних дней своей жизни, он тем поразительнее для нас, что подвергался нередким физическим недугам, которые благодушно переносил от руки Провидения, сокрушаясь более о Церкви, чем о себе». Глубокая мудрость и нравственное величие личности, умение вдохнуть надежду в отчаявшихся и утешить плачущих, самозабвенная защита обездоленных и гонимых, неутомимая борьба за Божественную Истину против еретиков, необычайная ученость и благочестие, высокий ум и сострадательное отношение к людям – в том числе падшим и заблудшим – это главные черты личности Феодорита Кирского как пастыря душ человеческих.
В истории Вселенской Церкви IV и V века – это эпохальное и драматичное время догматических споров, в которых поднимались наиважнейшие богословские вопросы о Богочеловечестве Иисуса Христа и мысль человеческая касалась вековечных и непостижимых тайн – на Никейском Соборе были установлены равночестность, совечность и единосущность Отца и Сына по Божеству, а затем пытливый разум обратился к исследованию тайны соединения двух естеств – Божественного и человеческого –  в единой Личности Христа Богочеловека, а святые отцы Церкви, догматически формулируя православное вероучение, избежали двух крайностей – несторианства и евтихианства. Как выдающийся богослов Антиохийской школы блаженный Феодорит Кирский горячо и ревностно участвовал в догматических спорах своего века – пастырь Церкви, проповедник и толкователь Священного Писания, он был убежден, что христология – это сердцевина христианской веры, а его учение о Богочеловечестве Иисуса Христа выдержано в тонах традиционного антиохийского богословия и неразрывно сопряжено с учением о Святой Троице, антропологией и экзегетикой, а определялось сотериологическим пафосом, ибо вопрос о Христе Искупителе – это вопрос жизни и смерти, ведь если Христос не Мессия и не Бог воплотившийся, если Он не истинный Богочеловек и Спаситель мира, то вера наша тщетна, а мы – самые несчастные из всех людей, ибо не имеем надежды на спасение. Протоиерей Георгий Флоровский особенно акцентировал внимание на том, что по заветному убеждению блаженного Феодорита Кирского вера в то, что Христос есть Сын Бога Живого, совершенный Бог и совершенный человек – это краеугольный камень всего Православия и христианской сотериологии: «если бы Спаситель не был Богом, тогда спасение не осуществилось. И если бы он не был Человеком, то Его страдания, Его «спасительная страсть» были бы для нас бесполезны. Отсюда Феодорит приходит к исповеданию Христа Богом и Человеком», при этом иногда с излишней резкостью подчеркивая «особенность и самостоятельность человечества во Христе». По разъяснению профессора Н.Н. Глубоковского: «В христологии блаженный Феодорит настаивал на человеческой стороне лица Спасителя, чему не мало способствовала неустанная борьба Антиохии с аполлинаристами, к которым Кирский пастырь чувствовал, – можно сказать, – естественное отвращение. Искупитель был человек с разумною душой: это была истина, не подлежавшая для него никакому сомнению и самая дорогая для его христианского сознания, поскольку с устранением ее теряла всякий смысл сотериология, и спасение человечества превращалось в пустую фикцию или, по меньшей мере, оказывалось неполным. Это одна сторона дела. В то же время высказывавший претензии на свое близкое родство с Антиохиею Арий не был признан на «Востоке» законным сыном и подвергся самому суровому порицанию преемников и последователей пресвитера Лукиана. Равночестность и единосущие Слова с Богом Отцом были столь же неотъемлемыми положениями Антиохийской догматики, как и признание Его совершенного человечества, – и Феодорит скорее решился бы пожертвовать жизнью, чем поступиться хотя одним из этих элементов. Не так определенно заявляли Антиохийцы свое воззрение на способ соединения естеств в Иисусе Христе, но неоспоримо, что они охотнее говорили: Бог и человек, а не: Богочеловек. Равным образом и Феодорит утверждал: «соединение сколько нераздельно, столько же и неслиянно, тогда как Александриец сказал бы наоборот, сосредоточив всю силу на моменте нерасторжимости».
                Время жизни блаженного Феодорита Кирского отмечено несторианскими спорами – после смерти Сисиния в 428 году в Константинополе решились загладить свою несправедливость по отношению к святителю Иоанну Златоусту и возвели на Константинопольскую кафедру Нестория – сирийского монаха, а затем антиохийского клирика, ставшим архиереем Константинополя и объявившим борьбы против ересей, но уклонившимся от чистоты Православия и ставшим очередным ересиархом. Личность Нестория сложна, загадочна и противоречива, она до сих пор остается камнем преткновения для многих исследователей и с их разноречивыми оценками и суждениями. Профессор А.П. Лебедев утверждал, что христологические споры «едва ли возгорелись бы, если бы на сцене церковно-исторической не появилось Нестория, человека с достоинствами, но крайне запальчивого, любившего настоять на своем, гордого; а главное, как питомец монастырский, он мало знал жизнь и ее требования, узко понимал интересы Церкви». В своих «Лекциях по истории Церкви» профессор B. В. Болотов характеризует Нестория следующим образом: «Этот Константинопольский патриарх был совсем не поверхностный ученый и талантливый проповедник... Что это не был характер низкий, за это ручается тот факт, что его бывшие приверженцы, восточные епископы, покидая его исторически погибшее дело, все же сохраняют уважение к его личности... Сама борьба, поведенная Несторием... не была бесцельна и лишена всякого основания». Исследователь Т. Лященко категорически настаивает на том, что «Несторий был человек аскетического настроения, необыкновенно твердой воли, решительный, смелый, не любивший преклоняться ни перед кем, ни перед чем, не знавший жизни вне монастыря, не умевший присматриваться к условиям жизни и соразмерять свои действия с требованиями времени и общества, человек самого горячего темперамента, крайне самонадеянный, честолюбивый, нетерпеливый к чужим мнениям и убеждениям, фанатик, не считавшийся ни с живыми, ни с мертвыми. Если к этому прибавить, что он прекрасно владел диалектикой, но не обладал глубоким умом, что он не получил солидного богословского образования, плохо знал святоотеческую письменность, то увидим, что Несторий имел все данные, чтобы стать самым ярким выразителем антиохийского направления в христологии и самым подходящим человеком для роли ересиарха». По оценке профессора Н.Н. Глубоковского Несторий отличался «притворным аскетизмом и лишенным глубокого содержания ораторским талантом. Гордый и самоуверенный, но не глубокий мысли¬тель, человек, достоинства которого Марцеллин прекрасно характеризует древним изречением Саллюстия: cloquentiae satis, sapientiae parum. Несторий не обладал счастливою натурою людей, умеющих гармонически сочетать в себе тонкость анализа с искусством синтеза. Он грубо напал на священный термин Богородица и, переведши высокий догмат в сферу самых низменных представлений, не мог понять истины человеческого рождения Бога Слова». В своей «Церковной истории» Сократ Схоластик рассказывает, что при интронизации Несторий обратился к императору со словами – «Царь! Сказал он, дай мне землю, очищенную от ересей, – и я за то дам тебе небо; помоги мне истребить еретиков, – и я помогу тебе истребить персов», а затем Сократ  Схоластик добавляет свое глубокомысленное рассуждение о натуре Нестория – «Хотя некоторые простые люди, питавшие ненависть к еретикам, приняли произнесенные им слова с удовольствием, но от людей, умевших по словам заключать о качествах души, не укрылось... ни его легкомыслие, ни вспыльчивость, ни тщеславие; ибо, не удержавшись и на минуту, он уже дошел до таких слов; не отведав еще, как говорится, и городской воды, уже объявил себя жестоким гонителем». Выдающийся русский исследователь патристики – профессор А.И. Сидоров рассудительно указал на то, что при всей сложности и противоречивости характера Несторий не обладал важнейшей добродетелью для христианина – будь он монах или мирянин, обычный прихожанин или архипастырь Церкви – смирением, а весь парадокс его служения заключается в том, что «этот фанатичный гонитель еретиков сам стал ересиархом, что, впрочем, нередко случалось и случается в истории Церкви. Но Господь не только возводит низверженных, но и смиряет возвысившихся: сосланный после своего поражения в глухие места Египта, Несторий претерпел здесь много скорбей и унижений, пока не предстал на суд Божий. Судьба его является как бы пародией на жизнь святого Иоанна Златоуста, также призванного из Антиохии на Константинопольский престол и также сосланного; но если святитель претерпел скорби и страдания за верность самой глубинной сущности религии Христовой, то Несторий – за свое упрямство и гордыню… Несторий разделял основные христологические посылки прочих антиохийских церковных писателей с их антиарианской и антиаполлинаристской направленностью. Но он сделал один шаг, который вывел его за грань, отделяющую Православие от ереси: соположил Божественную и человеческую природы на одном онтологическом уровне, встав в противоречие с апофатической традицией святых отцов, согласно которым Божественная Сущность – «вне и превыше любой онтологии и метафизики». Более того, признав равнозначность двух естеств во Христе, Несторий делает новый шаг, уже явно переступая через названную границу: указывает, что обе природы Господа должны мыслиться как конкретные и индивидуальные сущности». В исследованиях по церковной истории иногда встречается мысль о том, что Несторий был убежденным представителем антиохийской традиции, но в действительности несторианская христология стоит вне Православия – он не смог возвыситься до православного учения о едином Лице Христа Богочеловека и двух Его совершенных естествах – Божественном и человеческом. По справедливому умозаключению Т. Лященко, несмотря на гибкий и динамичный характер христологии Нестория, она «в той форме, в какой явилась... до Собора и на Соборе Ефесском в его собственных устах, а не в истолковании его сторонников, которые сначала и сами не понимали всей бездны его заблуждения, является страшной ересью, совершенно уничтожающею, как справедливо заметил святой  Кирилл, основы, сущность христианства. Ведь действительно, если во Христе страдала только человеческая личность, хотя бы и находящаяся в каком-то чрезвычайном общении с Сыном Божиим, но, сверх того, сама нуждающаяся в очистительной жертве, то какую же ценность, какое значение могли иметь страдания этой личности? А в таком случае и самое пришествие Сына Божия на землю становится излишним». Суть догматических заблуждений Нестория заключалась в том, что Матерь Божью следует именовать не Богородицей, но только Христородицей, так как Пресвятая Дева Мария, являясь творением Божьим, не могла родить Бога, существовавшего прежде всех веков и являющегося Творцом неба и земли. Как красноречиво свидетельствует Сократ Схоластик: «При Нестории был пресвитер Анастасий, приехавший вместе с ним из Антиохии. Несторий весьма уважал его и в делах пользовался его советами. Однажды, уча в церкви, этот Анастасий сказал: «пусть никто не называет Марию Богородицею; ибо Мария была человек, а от человека Богу родиться невозможно». Эти слова устрашили многих – как клириков, так и мирян; ибо все издревле научены были признавать Христа Богом и никак не отделять Его, по Домостроительству как человека, от Божества... Итак, когда в Церкви, сказал я, произошло смятение, Несторий, стараясь подтвердить слова Анастасия, – ибо ему не хотелось, чтобы человек, им уважаемый, обличен был в нечестивом учении, – стал часто проповедовать в церкви о том же предмете, нарочито предлагал о нем вопросы и всегда отвергал название Богородицы. А так как вопрос об этом различными людьми был понимаем различно, то в Церкви произошли разделения, и христиане, как бы сражаясь ночью, утверждали то одно, то другое, то соглашались с новым учением, то отвергали его». Сам Несторий «боялся, как призрака, одного названия Богородицы, и это с ним случилось от крайней необразованности. Быв от природы красноречивым, Несторий считал себя образованным, а на самом деле не имел никакой учености, да и не хотел изучать книги древних толкователей. Ослепленный своим даром слова, он не показывал внимания к древним, но предпочитал всем самого себя».  При всей своей любви к диалектике Несторий не был глубоким мыслителем и выдающимся богословом, он не смог понять, что Православная Церковь учила, что Приснодева Мария родила Иисуса Христа не по Его предвечному Божеству, а по воспринятому Им человеческому, при этом Святая Дева Мария именуется Богородицей, ибо Она родила истинного и вочеловечевшегося Бога Слова. Как писал протоиерей Александр Горский, Несторий «открыто восстал против именования Пресвятой Девы Mapии Богородицею, которое народ привык слышать из уст благочестивых пастырей и сам употреблять в молитвах церковных. Причина такого осуждения имени, соответствующего достоинству матери Богочеловека, скрывалась в неправомыслии Hecтория о лице Самого Богочеловека, занятом от антиохийских наставников. В спорах с Аполлинарием, который в человеческом естестве Иисуса Христа не допускал высшей силы души–ума, усиливаясь раскрыть, что им воспринято было человеческое естество всецело, они представляли человеческое естество самостоятельным лицом, которое отлично от Ипостасного Слова, но с Ним теснейшим образом соединено. Утверждая таким образом, что каждое естество во Христе есть вместе и лице, а не представляя их соединенными во единую Ипостась, они не усвояли и свойств одного естества другому. Отсюда они восставали против выражений: Бог страдал, Бог родился. Отсюда проистекало и несправедливое отрицание именования Пресвятой Девы Mapии Богородицею. Так мудрствовал Феодор Мопсуестский. Так учил вслед за ним и Несторий». Ересиарх Несторий мыслил Боговоплощение как союз двух ипостасей – Божественной и человеческой, в то время как Православная Церковь свято исповедует: Святая Дева Мария непорочно родила от Духа Святого Сына Божиего, Иисуса Христа – родила без нарушения девства, свято и пречисто, таинственно и чудесно не по Его Божеству, ибо Бог Слово предвечно рожден от Бога Отца, а по воспринятому Им человечеству, но рожденный Девой Марией – Христос, истинный Бог вочеловечившийся, именно поэтому мы вышенно воименуем Ее – Богородицей, честнейшею Херувимов и славнейшею без сравнения Серафимов. Христос единосущен Богу Отцу и Духу Святому по Своему предвечному Божеству, и единосущен нам по Своему человечеству, Он – истинный Бог и истинный человек, но в Нем одно Божественное Лицо – Бог Сын, предвечный Логос, Ипостасная Премудрость и Сила Божия. По словам выдающегося православного богослова Владимира Лосского: «во Христе нет личности человеческой: есть личность, но личность Его – Лицо Божественное. Христос – человек, но личность Его – с неба».
                Когда Несторий покусился на возвышенное и таинственное наименование Пречистой Девы Марии Богородицей, то он затронул глубинный нерв не только догматического вероучения Церкви, но и православного благочестия – встал в непримиримую оппозицию не только по отношению к ученым богословам, разбирающимся в догматических тонкостях веры, но по отношению к простому верующему народу, который своей религиозной интуицией ощутил страшную опасность для Православия и кощунственное посягательство на святыню. В результате хулы на Святую Деву Марию многие миряне, клирики и монахи Константинополя тайно или явно стали назвать Нестория еретиком, а он прибегал к жестоким физическим насилиям, чтобы расправиться со всеми непокорными – особенно монахами, насмерть стоявшими за почитание Пресвятой Богородицы и с печалью говорящими: «У нас есть император, но нет патриарха». Для того, чтобы пламя догматической междоусобицы не охватило всю Вселенскую Церковь, к Несторию с увещеванием не противиться наименованию Пресвятой Девы Богородицей обратились члены Антиохийского собора с  их посланием, в числе которых, по всей видимости, был и блаженный Феодорит Кирский,  одобрявший богословский термин «Богородица» и учивший о рождении предвечного Сына Божия по плоти от Святой Девы Марии: «Коли мы не будем принимать его с тем значением, какое в нем заключается, то мы неизбежно впадем во мно¬жество заблуждений, – а что всего важнее, – лишим себя спасения, достав¬ляемого неизреченным строительством единородного Сына Божия. Ибо, как скоро отвергается это слово, а следовательно и тот смысл, какой в нем заключается, то отсюда будет следователь мысль, что Тот, Кто для нашего спасения неизреченно являлся на земле, не был Бог, – что Бог Слово, истощивший Себя до принятия образа раба, не показал нам неизреченного человеколюбия; тогда как Священное Писание более всего утверждает Божие человеколюбие к нам, когда говорит, что единородный Сын Бога, вечный и всегда с Ним пребывающий, бесстрастно родился от Девы... Если ради этого рождения отцы называли Деву Богородицею, как и мы ныне называем Ее сим именем: то не знаю, для чего нам приниматься еще за совершенно ненужное исследование этою догмата?». Если бы Несторий внял увещеванию Антиохийского послания, то на корню бы пресек возникновение новой ереси, но по гордости своей он продолжал упорствовать в лжеучении. Видя, что Несторий возводит хулу и на Пресвятую Богородицу и на Ее Божественного Сына, святой Кирилл Александрийский составил двенадцать анафаметизмом – двенадцать развернутых положений, осудивших несторианское лжеучение. Святой Кирилл Александрийский выступил как главный противник Нестория, он – колоссальная личность и борец за чистоту Православия, выдающийся богослов и церковно-исторический деятель, стоящий в центре христологических споров своей эпохи, по происхождению он александриец, почти не покидавший пределов родного города до самой кончины, за исключением пятилетнего пребывания среди нитрийских и скитских монахов.  По своему темпераменту святой Кирилл Александрийский был холерик, он обладал огненной и деятельной натурой, неистощимой энергией и считал, что каждый христианин должен быть воином Христовым; он – блестящий проповедник и богослов, имевший склонность к спекулятивному мышлению и философский склад ума, в своих рассуждениях не останавливающийся на истории и букве Священного Писания, но старающийся проникнуть в смысл событий и слов.  Живя в блистательной, но беспокойной Александрии – крупном центре культуры и образованности того времени, святой Кирилл Александрийский был блестяще образован и глубоко разбирался в Священном Писании и философии, он вобрал лучшие плоды античной культуры и был горячо верующим христианином. В основе его образования и воспитания лежало изучение Священного Писания под руководством Дидима Слепца – «последнего выдающегося представителя «старой» Александрийской школы, ученого монаха и тонкого экзегета», а потому святой Кирилл Александрийский и сам стал выдающимся церковным писателем и одним из наиболее глубоких толкователей Библии, опирающимся в экзегетики и богословии на апостольское Предание и  светоотеческое учение. Как экзегет святой Кирилл Александрийский придавал высокое значение буквально-историческому смыслу Библии, стремился постичь ее таинственный и духовный смысл – он совмещал историческое, аллегорическое и типологическое толкования. Как богослов и полемист святой Кирилл Александрийский обладал глубокими знаниями Священного Писания и огромными познаниями в области философии, а в своих произведениях он цитировал не только пророков и апостолов, но и философов – Александра Афродисийского, Плотина и Порфирия, он активно использовал диалектику Платона и аристотелевскую логику, как апологет аргументировано противопоставлял языческой философии христианскую мудрость. В лице святого Кирилла Александрийского воплощено редкое сочетание впечатлительности сердца и проницательности ума, живости воображения и глубины богословской мысли, он отличался догматической чуткостью и точностью богословских формулировок, его литературный стиль отличается ясностью; он был тонким диалектиком и метафизиком, умеющим анализировать и полемизировать, чутким стражем догматов Православия и неутомимым борцом с ересями, ради истины Православия и торжества Церкви, готовым пожертвовать собственными мнениями и соображениями, но бескомпромиссным в борьбе за веру. Для святого Кирилла Александрийского Христос есть воплотившийся предвечный Бог Слово и Сын Божий, Он воспринял всю полноту человеческого естества – духовную и телесную, остался совершенным Богом и стал совершенным человеком, добровольно уничижил Себя до крестных страданий и искупительной смерти ради нашего спасения, а «тайна Боговоплощения во всей полноте своей непостижима для разума человеческого, а тем более эту тайну невозможно точно изложить человеческим языком». По разъяснению профессора проницательного профессора А.И.  Сидорова самоотверженная и бескомпромиссная богословская борьба святого Кирилла Александрийского  с Несторием была борьбой не только догматической, но и сакраментальной – борьбой за литургическую жизнь Церкви и ее святейшее таинство Евхаристии: «указывая на тесное (ипостасное) единство естеств в Господе, святой Кирилл «не признавал за природой человека особой ипостаси, а объяснял факты жизни этой природы с точки зрения истощания». Отсюда его учение о так называемом communicatio idiomatum, состоящее в том, что «свойства одного естества приписываются другому и обратно». С определенной долей условности и используя язык философии, можно описать данное противостояние христологических воззрений святого Кирилла и Нестория как антитезу метафизически-динамического и логически-статичного подхода. Но главное заключалось не в этом: богословское миросозерцание святого Кирилла глубоко евхаристично; согласно ему, во время каждой Литургии происходит действительное воплощение Бога Слова, Который отдает Свои Плоть и Кровь причащающимся, а без теснейшего ипостасного единения двух природ во Христе такое реальное причащение (как и обожение) людей невозможно. Поэтому святой Кирилл ясно осознавал, что «христологический дуализм», представленный в такой крайней форме, как у Нестория, ниспровергает и уничтожает основное христианское таинство – Евхаристию. Таким образом, борьба святого Кирилла отнюдь не была борьбой за абстрактные идеи, а за само благодатное бытие Церкви Христовой в мире сем – бытие, преображающее этот мир».
                В противостоянии двух личностей ересиарха Нестория и святого Кирилла Александрийского разразилась церковная буря, а в самом эпицентре этого шторма оказался блаженный Феодорит Кирский, который отозвался на двенадцать анафаметизмов Кирилла Александрийского резко и сурово – более резко, чем Андрей Самосатский, он сомневался, что они принадлежат Кириллу и ошибочно увидел в них «пустое и нечестивое учение Аполлинария»: «Опечалился я, прочитавши анафематства, которые ты послал к нам с приказанием опровергнуть их письменно и обнажить пред всеми еретический смысл их... Меня особенно сокрушает то, что под именем и под видом благочестия и состоя в достоинстве пастыря, он (оппонент Нестория) изрыгает еретические и хульные слова и возобновляет уничто¬женное прежде, пустое и вместе нечестивое, учение Аполлинария». Анализируя анафаметизмы святого Кирилла Александрийского, блаженный Феодорит Кирский говорил, что следуя апостольскому учению, христиане исповедуют веру в единого Христа, именуя Его Богом и человеком, он считал лишним прибавлять, что соединение двух естеств во Христе совершилось по ипостаси, и находит неясным наименование Святого Духа «собственным Сыну», предвосхищая православную критику католического с Filioque – веры в то, что, Святой Дух по Своему ипостасному бытию исходит «от Отца и Сына»: «Если сие наименование принимать в том смысле, что Дух Святой единоестествен Сыну и исходит от Отца; – то мы в этом согласны и признаем выражение благочестивым; если же в том смысле, будто Дух Святой от Сына и через Сына имеет бытие, то мы отвергаем, как хульное и нечестивое. Ибо веруем Господу глаголющему: Дух Иже от Отца исходит». Блаженный Феодорит Кирский признавал во Христе Бого¬человека, он настаивал на том, что Господь Искупитель есть Бог и человек, упрекал святого Кирилла Александрийского в том, что «он никогда не упоминает о том, что плоть (вочеловечившегося Слова) разумная, и не исповедует, что воспринятый есть человек совершенный, но, следуя учению Аполлинария, всегда называет ее просто плотью... Он не исповедует, что Слово восприняло душу, но только плоть, вместо же души для этой плоти служило само тело». Протоиерей Георгий Флоровский отметил, что резкость анафаметизм святого Кирилла Александрийского смутила блаженного Феодорита, он «не понимал святого Кирилла, пугался воображаемой опасности, и в увлечении неизбежно склонялся слишком близко к Несторию, называл его «сладкогласною свирелью», предстательствовал за него, защищал» ту часть учения Нестория, которая, по его разумению, соответствовала духу Евангелия, пытаясь убедить его отказаться от тех мыслей, противоречащих церковному Преданию. «Опасность несторианства оставалась Феодориту неясной. Все стоит перед ним призрак Аполлинария... Во всяком случае страх пред мнимым аполлинаризмом Кирилла столь же мешал торжеству Православия, как в свое время, во времена противоникейской борьбы, испуг перед мнимым савеллианством строгих Никейцев. Как в свое время призрак Савеллия заслонял реальный образ Ария, так и теперь зловещая тень Аполлинария закрывала для «восточных», и для Феодорита в их числе, весь догматический горизонт… Только к концу тридцатых годов наступает, наконец, мир на Востоке, в восстанавливается согласие с Египтом, едва снова не нарушенное из-за поднятого в Едесе и Александрии вопроса о вере Феодора и Диодора. Сдержанность святого Кирилла и Прокла Константинопольского предотвратили новый разрыв. В истории этих смут Феодориту принадлежит видное место, он был, если не главою, то душою православного, хотя и подозрительного Востока». Богословские споры все более  разгорались и вскоре был созван третий Вселенский Собор в Ефесе, на котором ересь Нестория была осуждена, сам ересиарх низложен, а святые отцы Собора догматически утвердили почитание Святой Девы Марии как Богородицы.  Первоначально блаженный Феодорит Кирский пессимистично оценивал Собор в Ефесе и осуждение Нестория, написав в письме Андрею Самосатскому: «Телу Церкви грозит опасность быть разодранным, скорее же оно получило уже разрез, если Тот мудрый Врач не восстановит отделившиеся и загнившие члены и не соединит их. Опять безумствует Египет против Бога и воюет с Моисеем и Аароном и слугами Его, и весьма большая часть Израиля соглашается с противниками; здравомыслящих же, которые добровольно подъемлют и труды за благочестие, чрезвычайно мало. Поругано достопочтенное благочестие». По замечанию профессора Н.Н. Глубоковского «Феодориту была дорога та истина, которая – хотя в извращенном виде – была в учении Нестория, – истина неслитного соединения двух естеств в Лице Спасителя... Присоединим к этому решительность полемики святого Кирилла, вытекавшей, несомненно, из чистого православного воодушевления и горячей ревности, – и мы поймем, почему епископ Кирский и Александрийский столкнулись между собою». «Анафематства прямо и исключительно были направлены против несторианства на высшей ступени его развития и потому, естественно, в противовес константинопольскому ересиарху затрагивали только моменты единства. В этом неотъемлемая и великая заслуга святого Кирилла как исторического деятеля. Но Феодорит не обратил внимания на полемическое значение глав» и видел в них лишь положительное раскрытие христианского учения о Лице Иисуса Христа. Такой неправильный прием обусловливал собою то, что относившееся единственно к Несторию Феодорит применял к православному воззрению и нападки на заблуждение принял за борьбу против истины. Посему наиболее отмеченную сторону он обратил своею критикою в крайность. Это печальный, но несомненный и неоспоримый факт». В богословской полемике, возникшей между блаженным Феодоритом Кирским и святым Кириллом Александрийским, имело значение и то, что они принадлежали к разным богословским школам – один к Александрийской, а другой – к Антиохийской, здесь сказывалось культурное недопонимание и различие богословского языка, поэтому двенадцать анафематизмов святого Кирилла Александрийского стали «яблоком раздора» между ним и сирийскими архиереями,  ведь по замечанию протоиерея А. Горского «хоть исповеданием святого Кирилла многие были довольны в Сирии, но его защита своих анафематизмов возбуждало сомнение, а требование осудить Hecтория казалось неудобоисполнимым». Но, несмотря на полемику между святым Кириллом Александрийским и блаженным Феодоритом Кирским и различия их богословского языка, в основе их богословие было созвучным – они веровали, что в единой Божественной Личности Христа Богочеловека соединились два естества – Божественное и человеческое,  для них «Христос есть единое Богочеловеческое лицо», весь их напряженный богословский спор приуготовлял вероучительные формулировки Халкидонского Собора, а десять книг против Юлиана Отступника, написанные святым Кириллом, получили повальный отзыв Феодорита Кирского, изумленного их силой и догматической точностью.
                По своей натуре блаженный Феодорит Кирский был монахом и созерцателем, он восхищался подвигами отшельников и желал бы жить уединенной и тихой жизнью, ценя молитву и Богомыслие выше догматических прений, но многошумное море житейское не сулило ему покоя и отдохновения от пастырских трудов. В 444 году умер святой Кирилл Александрийский – «неутомимый труженик на ниве церковной, верный и неусыпный страж дома Божия», а после его смерти место епископа на Александрийской кафедре занял Диоскор – мастер интриг, заносчивый, деспотичный и властолюбивый человек, который под предлогом защиты памяти и веры святого Кирилла поставил вопрос о правоверии всего Востока и блаженного Феодорита, обвиняя последнего в отступлении от решений Вселенского Собора, а себя выставлял ревностным защитником Православия. Как проницательный мыслитель блаженный Феодорит Кирский разгадал в лице Диоскора скрытого врага Православия, ясно и четко отстоял свою правоверность и предрек, что надвигается страшная буря на Церковь – очередное еретическое лжеучение, каковым стало монофизитство – христологическая ересь, к лагерю которой примкнул Диоскор, по своему содержанию она противоположна несторианству. В те дни блаженный Феодорит Кирский был стражем и хранителем всего Востока – пастырем пастырей и учителем учителей, он вдохновлял робких и  поддерживал колеблющихся, увещевал всех христиан хранить чистоту Православия и исполнял миссию миро¬творца, защищая православный Восток от бессовестных наветов Диоскора – лживых обвинений в несторианстве: «думающие противно истине говорят, будто одного Господа нашего Иисуса Христа мы разделяем на двух сынов. Утверждают, что поводы к такой клевете они взяли от некоторых, у вас так мыслящих и раз¬деляющих вочеловечившегося Бога Слово на два лица». Константинопольский архимандрит Евтихий – основоположник монофизитства, не обладал никакой богословской культурой, но прославился строгим аскетизмом и подвижническими добродетелями среди монахов и мирян, он начал учить, что после соединения двух естеств во Христе человеческое естество преложилось в Божественное естество, но тем самым отрицалось Богочеловечество Иисуса Христа – Его единосущность нам по воспринятому Им через Боговоплощение человечеству, а это вело к отрицанию спасительного значения искупительной жертвы Сына Божиего на Голгофе и к примитивному теопасхизму – еретическому воззрению, согласно которому Христос страдал по предвечному и совершенному Божественному естеству Своему. В центре борьбы Вселенской Церкви с монофизитами стояла мощная фигура блаженного Феодорита Кирского – великого богослова и проповедника, на основе Библии и церковного Предания изобличившего лжеучение Евтихия – ересь монофизитства и теопасхизма: «извращая догмат о таинстве воплощения, Евтихий утверждает, что Божеское естество Единородного и человеческое соделались единым естеством, между собою смешались и слились; спасительному страданию делает он причастным самое Божество». Со всей вдохновенностью своего пастырского слова и глубиной богословской мысли блаженный Феодорит Кирский противопоставил ереси монофизитства ясное догматическое исповедание Православия: «Мы исповедуем Господа нашего Иисуса Христа истинным Богом и истинным человеком, не на два лица разделяя единого, но веруем, что неслиянно соединились два естества... Мы утверждаем, что все человеческое Господа Христа, то есть: голод, жажда, утомление, сон, боязнь, пот, молитва, неведение и подобное сему, принадлежит нашему начатку, восприняв который Бог Слово соединил его с Собою, совершая наше спасение. Но мы веруем также, что хожде¬ние хромых, воскрешение мертвых, источники хлебов, превращение воды в вино и все другие чудотворения суть дела божественной силы. Посему я утверждаю, что Сам Господь Христос и страдал и страдания уничто¬жил: – страдал по природе видимой, а разрушил страдания по неизре¬ченно обитавшему в ней Божеству. Это ясно раскрывает история священ¬ных Евангелий. Мы узнаем оттуда, что лежащий в яслях и повитый пеленами возвещается звездою, принимает поклонение от волхвов, и благочестиво рассуждаем, что рубище, пелены, недостаток ложа и великая скудость принадлежат человечеству. Пришествие же волхвов, путеводитель¬ство звезды и хор Ангелов возвещают Божество скрывавшегося... Так в одном Христе чрез страдания усматриваем Его человечество, а чрез чудотворения разумеем Его Божество… Мы не разделяем двух естеств на двух сынов, но в едином Христе мыслим два естества и призна¬ем, что Бог Слово родился от Отца, а наш начаток воспринят от семени Авраама и Давида... Посему мы говорим, что Господь наш Иисус Христос есть единородный Сын Божий и первенец: – единородный и прежде вочеловечения и по вочеловечении, первенец же после рождения от Девы, ибо, кажется, имя первенец (первородный) противоположно имени единородный, так как единородным называется единственный рожден¬ный от кого-либо, а первенец – первый из многих братьев. И боже¬ственное Писание говорит, что Бог Слово только один родился от Отца, но Единородный сделался первенцем, восприняв наше естество от Девы и удостоив верующих в Него называть Своими братьями, что тот же самый есть единородный, поскольку Он Бог, и перве-нец, поскольку человек». В богословской полемике с монофизитами раскрылась драгоценная грань личности блаженного Феодорита – он показал себя как великолепный  ученейший догматист: «Если Христос только Бог и получил начало бытия от Девы, – в таком случае пусть Дева именуется и называется только Богородицею, как родившая Бога по естеству. Если же Христос есть вместе Бог и человек, был вечен (ибо Он не начинал быть и совечен Родившему) и в конце времен произрос от человеческого естества, – то желающий признавать догматами и то и другое пусть прилагает к Деве эти наименования, показывая, какие из них приличествуют естеству и какие – соединению».  «Для боящихся Господа что может быть приятнее неповрежденности божествен¬ных догматов?.. Мы дей-ствительно одинаково отвращаемся как тех, которые дерзают говорить, что одна природа плоти и Божества, так и тех, которые одного Господа нашего Иисуса Христа разделяют на двух сынов и стараются выйти за пределы апостольского учения».
                Как один из ведущих богословских умов своего времени и авторитетный пастырь всей Сирии блаженный Феодорит Кирский не мог молчать, когда еретики посягали на Православие, он увещевал всех христиан Востока и Запада хранить чистоту апостольской веры и «не воспринимать ничего из нечестивых догматов», за что и пострадал. Пустив в ход политические и церковные интриги, Диоскор восторжествовал на «разбойничьем соборе» в Ефесе в 449 году, а Феодорит Кирский был лишен епископского звания и обвинен в том, что защищал Нестория и «осмелился мыслить и писать противное сочинениям отца нашего Кирилла». Все сочинения Феодоритовы запрещалось хранить и читать, их было велено сжигать публично. Заточенный в монастырской обители и пребывающий в нужде, блаженный Феодорит Кирский не падал духом и уповал на благость и премудрость Промысла Божиего, хранил трезвомыслие и утешался тем, что пострадал за правду Христову: «настоящее состояние не позволяет ожидать ничего доброго. Я вижу в нем начаток всеобщего отпадения. Чего доброго ожидать от того, что оплакивающие совершившееся в Ефесе, как говорят, по влиянию насилия, не раскаиваются, но остаются при том, на что отважились беззаконно, и на этом основании назидают новые дела неправды и нечестия; а другие им не советуют отречься от сделанного и не удаляются общения с коснеющими в своих беззакониях?.. И для чего лгут так явно, для чего говорят, что относительно догматов не допущено ничего нового? Разве я изгнан за какое- нибудь убийство и волхование? Разве такой-то обличен в любодеянии? Такой-то в гробокопательстве? Ясно для всякого, что и меня и других изгнали за догматы. Читал я их приговор. Меня отлучили, как начальника ереси, других изгнали по той же причине…. Итак нечего обманывать, нечего скрывать нечестие, которое утвердили языком и рукоприкладством. Если же это не так, то пусть объявят нам причину убийств; пусть письменно исповедуют различие естеств в нашем Спасителе и неслиянное соединение; пусть скажут, что и по соединении Божество и человечество пребыло целым и совершенным.... Не обманываюсь их ложными уверениями. Хвалили меня за поучения в Антиохии, когда еще были братьями, потом чтецами, когда рукоположены были на степень диакона, пресвитера, епископа; бывало, – по окончании беседы, – обнимали меня, лобызали главу, грудь, руки, касались даже колен моих, называли учение апостольским: и это учение теперь отвергли, предали проклятию; а я, которого называли светильником не только востока, но и вселенной, отлучен, и, сколько от них зависело, лишен даже хлеба. А кто был недавно низложен, о ком говорили, что он единомысленник Валентина и Аполлинария (т. е. Евтихий), того почтили как победоносного подвижника за веру, припадали к его стопам, просили у него прощения, именовали духовным отцом… Уступаем им и престолы, и достоинства, и временные блага: а сами, держась апостольских догматов, ожидаем кажущихся для других горестными заточений, почитая себе утешением суд Господень».  «Твое благочестие негодует и гневается на приговор, несправедливо и без суда произнесенный против нас; а меня это именно и утешает. Ибо если бы я был осужден справедливо, тогда я скорбел бы, как подавший судьям законные к тому поводы. Поелику же с этой стороны совесть моя чиста, то я радуюсь и ликую и за эту несправедливость надеюсь на отпущение грехов».  Но вместе с тем блаженный Феодорит скорбел оттого, что лжеучение восторжествовало, а многие защитники Истины раболепно молчали и проявили малодушие перед Диоскором – стали приспособленцами: «Какие полипы изменяют свой цвет сообразно скалам или хамелеоны свою краску сообразно листьям так, как эти переменяют свое мнение, смотря по времени». Как замечает патролог А.И. Сидоров: «Борьба блаженного Феодорита и других радетелей о Православии вскоре увенчалась успехом. Смерть Феодосия II и воцарение Маркиана – императора, придерживающегося строго православных взглядов, – способствовали этому успеху. Вскоре был созван Халкидонский Собор, на который, как ни странно, не вызвали Евтихия. Наипервейшей задачей православных на нем было низвержение Диоскора, дело которого сразу оказалось проигранным. «Целыми толпами оставляли его единомысленные прежде с ним епископы и переходили с правой стороны Собора на левую: с Диоскором осталось только несколько египетских епископов. Тщетно Диоскор стал бы искать для себя где-либо защиту и поддержку. Правительство было против него, так как имело сведения, что Диоскор в своем патриархате старался противодействовать воцарению Маркиана; римская кафедра, дотоле всегда поддерживающая александрийскую, была также против Диоскора, ибо он на Ефесском соборе пренебрежительно отнесся к папским легатам и не допустил чтения догматического послания папы Льва и даже предал папу отлучению. Этого греха не мог простить и забыть папа Лев». В подобном стремительном падении «египетского фараона», бывшего основным виновником бед и скорбей блаженного Феодорита, есть нечто трагическое и одновременно промыслительное. Оно как бы наглядно показывает, что упование «на князи и на сыны человеческия» тщетно и пагубно для всякого христианина, а тем более для архипастыря. После низвержения Диоскора отцы Собора приступили к выработке вероопределения, причем под сильным нажимом представителей государственной власти, ибо большинство епископов сопротивлялось этому, считая Никео-Цареградский символ вполне достаточным. Этот символ, наряду с двумя посланиями святого Кирилла и «Томосом» папы Льва, послужил основой для создания знаменитого Халкидонского «ороса», включившего в себя и множество других элементов.  Но все эти элементы были сплавлены в единое и нераздельное целое соборным разумом Церкви». В Халкидонском оросе Церковь дала исчерпывающий православный ответ на две еретические крайности в области христологии – несторианства и монофизитства, когда, по слову русского богослова Владимира Лосского, «с одной стороны человеческое замыкается в самом себе, а с другой – оно поглощается Божеством. Между двумя этими противоположными крайностями Халкидонский догмат определяет по отношению ко Христу – истинному Богу и истинному человеку – истину Бога и истину человека, определяет тайну их единства без разлучения или поглощения». В основе Халкидонского ороса лежало исповедание единой Божественной Личности Иисуса Христа – второй Ипостаси Святой Троицы, предвечного Бога Слова воплотившегося и истинного Богочеловека, единосущного Отцу и Святому Духу по Своему Божественному естеству, и единосущного нам по воспринятому Им человеческому естеству – «подобным нам во всем, кроме греха», Единородным Сыном Божиим и Сыном Человеческим, в Котором две природы соединились «неслитно, неизменною, нераздельно, неразлучно», причем апофатические наречения «неслитно, неизменно» – направлены против монофизитов, а «нераздельно, неразлучно» – против несториан. Блаженный Феодорит Кирский участвовал на Халкидонском Соборе не как раскаявшийся грешник, а как полноправный православный пастырь Церкви, несправедливо подозреваемый в христологических заблуждениях, святой  Лев Великий в своих посланиях поздравлял его с победой над ересью Нестория и ересью Евтихия, наконец, он был восстановлен в архиерейских правах и возвращен на кафедру. После торжественного оправдания блаженный Феодорит Кирский возвратился в свою епархию – в Кир, где посветил все время архиерейскому служению, молитве и богословским трудам, оставив солидное литературное наследие. В 457 году блаженный Феодорит Кирский тихо отошел к Господу – так окончилась земная жизнь великого труженика на ниве церковной, учителя веры и благочестия, православного архипастыря и богослова. По хвалебному слову профессора Н.Н. Глубоковского: «В мире с Церковью, в сознании своей относительной правоты пред Богом и людьми, в маститой старости отошел в вечность безупречно честный, ревностный до самопожертвования, умственно образованный до полного совершенства, – величайший иерарх, какой только встречался в древней истории. Он ярко сиял в течение всей своей жизни и всюду и всегда разливал ясный свет, ослепительный для противников истины и служивший путеводною звездой для ее друзей – от простого верующего до самого царя. Он был всем и вся, чтобы спасти всех. Его луч померк как раз в тот момент, когда он достиг своей цели: его христологические формулы были одобрены и соборно провозглашены в качестве точного выражения апостольского исповедания, а сам он стяжал имя православного учителя. Испуская дух, он мог сказать словами Апостола: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох (2Тим.;4:7)».
                Блаженный Феодорит Кирский умер «в мире с Церковью», но вокруг его имени и после смерти разгорелись споры, ведь в монофизитских кругах затаили непримиримую вражду к Феодориту. Как замечает протоиерей Георгий Флоровский: «Для монофизитов осуждение Феодорита связывалось с отрицанием Халкидонского Собора, на котором его приняли в общение и признали его Православие». Блаженный Феодорит Кирский признал вероопределение Халкидонского Собор, рассматривая его орос через призму антиохийской традиции. Но на блаженного Феодорита и после его смерти пала тень подозрения в несторианстве – в конце V века император Анастасий прямо поставил вопрос об анафематствовании Феодорита Кирского. После Халкидонского Собора скрытые сторонники Нестория, пытавшиеся  превратно толковать вероопределения Халкидонского Собора, чествовали память Феодора Мопсуестийского и Феодорита Кирского –  в Кире священник Андроник и диакон Георгий почтили память блаженного Феодорита как учителя несторианства, поставив его изображение в колесницу и торжественно, с пением псалмов, провезя по городу, а епископ Сергий, прибывший в Кир на свое архиерейское служение, сам принял участие в праздновании и назвал Нестория мучеником. Император Юстин повелел строго расследовать дело с чествованием ересиарха Нестория и наказать виновных – епископ Сергий был осужден и низложен, но выяснилось, что позиции несториан весьма сильны в Сирии, в Палестине и даже самом Константинополе. По умозаключению профессора А.И. Сидорова: «Данный эпизод в Кире показывает, что несторианствующие имели еще определенный вес в Православной Церкви, хотя центром их во второй половине V века уже становится Персия. В результате этой деятельности скрытых и явных несториан, осложненной маневрами и интригами монофизитов и «оригенистов», возник в VI веке спор о «трех главах», в котором столь тесно сплелись воедино мотивы догматического, церковнополитического (и просто политического) и личностного характера, что оценки его среди историков Церкви весьма противоречивы и неоднозначны. Император Юстиниан, который имел склонность порой авторитарно решать церковные и догматические вопросы, своим декретом 545 года, в котором осуждались «три главы», вызвал отрицательную реакцию не только на латинском Западе, но и на христианском Востоке. Если Константинопольский патриарх святой Мина, полностью подчинившийся воле императора, одобрил, созвав Поместный Собор в столице, данный эдикт, то остальные восточные патриархи (Зоил Александрийский, святой Ефрем Антиохийский и Петр Иерусалимский) воспротивились ему и уступили лишь под сильным нажимом Юстиниана (Зоил впоследствии, однако, опять встал в оппозицию к эдикту, за что и был низложен). Издавая этот официальный документ, «император-богослов» руководствовался, безусловно, в первую очередь благими намерениями – дать решительный отпор несторианству и именно в таком духе толковал Халкидонский «орос». Но также несомненно, что значительную роль сыграла и слишком эластичная религиозная политика Юстиниана в отношении к монофизитам, его готовность делать им чрезмерные уступки». При царствовании императора Юстиниана наступление монофизитов стало особенно бурным – они стремились опорочить имя покойного Феодорита Кирского и изобразить его приверженцем ереси Нестория. По высказыванию архиепископа Филарета Гумилевского: «Евтихиане продолжали ненавидеть блаженного Феодорита Кирского и довели дело до того, что, спустя сто лет после его смерти, память его была потревожена». Завершение свое вопрос о блаженном Феодорите Кирском и дело о «трех главах» получило на пятом Вселенском Соборе, на котором было решено, что личность Феодорита Кирского как вселенского учителя Церкви и правота его веры все всяких сомнений и подозрений, он – законный архипастырь Кира и выдающийся богослов, чье учение согласно с истиной Православия, но среди его произведений есть сочинения необдуманные и соблазнительные, неточные в богословских суждениях и изречениях – таковы его труды, где он защищает Нестория и Феодора Мопсуестийского, и выступает против двенадцати глав святого Кирилла Александрийского и против первого Ефесского Собора, они не принимаются Церковью, но сам блаженный Феодорит признается православным учителем веры и благочестия, а его богословие – церковным и православным. По замечанию профессора Н.Н. Глубоковского: «Православие его личности и компетентность его учения остались неоспоримыми и должны быть навсегда непреложными, ибо ограждены строгим вселенским судом».
                Блаженный Феодорит Кирский – знаменитейший пастырь Церкви и ее вселенский учитель, любитель безмолвия и аскет, неутомимый общественный деятель и сладкоречивый проповедник; он – защитник страждущих и бедных, один из величайших богословов своего времени и яркий представитель золотого века церковной письменности, оставивший разнообразное литературное наследие – труды экзегетические, догматические, апологетические и полемические, отличающиеся высокими художественными достоинствами – ясным и образным языком и стилем. Литературное наследие этого антиохийского богослова простирается почти на все области священной науки богословия, а его творения сделали имя блаженного Феодорита известным на всем Востоке, а затем – и во всем христианском мире. Прежде всего блаженный Феодорит Кирский знаток Слова Божиего и великолепный экзегет – экзегетические сочинения составляют значительную часть его творений, он истолковал книги всех пророков Ветхого Завета, написал толкование на Песнь Песней, избранные Псалмы и на все послания апостола Павла, а кроме того разъяснял исторические книги Ветхого Завета. В своих толкованиях Феодорит Кирский предстает как антиохийский богослов – он опирается на историко-грамматический анализ текста, изъясняет буквальный смысл Священного Писания, избегает крайностей аллегорического толковании – «басен неразумных» и «вымыслов суесловов», но вместе с тем, стремится «проникнуть в тайны Всесвятого Духа», а для этого нужна церковная жизнь и озарение свыше от Бога – здесь нет места игре рассудка и воображения, здесь – неизреченная глубина Божественной Мудрости, таящейся под покровом букв. Для блаженного Феодорита Кирского было драгоценным каждое слово Библии, но он никогда не был рабом мертвой буквы, всегда доискиваясь «смысла Писания углублением в его содержание», он признавал, что многое в Священном Писании сказано метафорически – здесь уместно аллегорическое и типологическое толкования. «Не все в Библии можно и должно понимать буквально, и это по той простой причине, что образно-тропическая речь столь же свойственна священно-библейской поэзии, как и всякой другой. Это во-первых. Затем, при буквалистическом разумении не все в Священном Писании будет восприемлемо для разума и, во всяком случае, многое останется загадочным. Уже в этом заключается несколько опасная мысль, поскольку мы будем вынуждены встать в противоречие с идеею о Боге как Абсолютном Разуме, ведущем людей к истине по ясному пути. Наконец, буквализм несовместим с христианством, религиею духа, составляющею раскрытие и завершение ветхозаветного Домостроительства. Посему, держась одной буквы, мы допускаем страшный анахронизм плотяности в век духовности». По справедливой и точной характеристике профессора Н.Н. Глубоковского: «наследник славного прошлого... совмещал в себе все блестящие результаты экзегетических работ в самых разнообразных направлениях, которые не сталкивались у него враждебно, но художественно сочетались в один разумный метод. По отношению к Антиохийской школе он был завершителем ее усилий, носителем ее традиций, оригинальным выразителем ее научных начал. По отношению к александрийцам он был первым ценителем их талантов, будучи сам несколько сроден им по одушевленной выспренности. Таким образом, он постиг важность обоих методов и гармонически слил их в целостный и научный способ познания слова Божия. Наконец, он нашел пункт единения боровшихся ранее сил в сознательном подчинении церковному авторитету. Поэтому противоположность, разрешившаяся в тесное соприкосновение, перешла у него в органическое соединение серьезного буквализма с разумным мистицизмом. Он был последнею блестящею звездой на горизонте Востока и Александрии и заключил в себе всю силу света, сиявшую ранее раздельно в Египте и Антиохии». В своем толковании на Песнь Песней блаженный Феодорит Кирский замечает, что в Ветхом Завете много надо толковать не только буквально и исторически, но и иносказательно, дабы вникнуть в смысл написанного и раскрыть тайну слова. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского: «кроме иносказательного и нравственного смысла Феодорит находит во многих ветхозаветных текстах скрытые намеки на христианские истины веры. Так множественное число в рассказе о творении человека он признает за прообраз Троической Тайны а в Купине Неопалимой видит образ девственно зачатия». Исповедуя два Завета боховдохновенными писаниями и провозглашая живую связь между всеми книгами Библии, блаженный Феодорит Кирский учил, что Ветхий Завет есть прообраз и тень Нового Завета. На страницах Ветхого Завета пророчествуется о Мессии, а в Новом Завете рассказывается о Его пришествии, жизни и смерти, Воскресении и Вознесении, поэтому Ветхий Завет приуготовлял Израиль к пришествию Иисуса Христа. Ветхозаветные пророки издали видели то, что осуществилось во времена жизни Иисуса Христа и в Новозаветной Церкви, но в их речах лишь предвосхищение и предзнаменование, а в апостольское проповеди – ясное и вдохновенное благовестие о Христе Спасителе. Блаженный Феодорит Кирский замечает, что не все пророчества имеют мессианский характер, ведь существуют пророчества эсхатологические, но Ветхий Завет полон прообразов того, что исполнится в Новом Завете. В руководстве к правильному толкованию Священного Писания служит, во-первых, сама Библия – все ее книги взаимно дополняют и поясняют друг друга, Ветхий завет нельзя полностью понять без Нового Завета, а, во-вторых, Священное Предание, хранимое Церковью. По замечанию профессора А.И. Сидорова: «Активно используя труды предшествующих церковных толкователей, он отнюдь не был простым компилятором и никогда слепо не следовал их объяснениям, подвергая все тщательному испытанию и рассуждению. Признавая, как и прочие отцы и учители Церкви, богодухновенность Священного Писания, блаженный Феодорит строго придерживался принципа «симфонии», то есть внутреннего созвучия и согласия между Ветхим и Новым Заветом, соответствия между отдельными книгами Библии и гармонии между различными частями и разделами одной и той же книги. Наконец, его подход к священному тексту определялся благоговейным уважением к письменам Писания, смирением перед богодухновенными авторами его и искренним желанием обнаружить и раскрыть истину, что, естественно, не исключало критики текста и разъяснения причин наличия в нем темных мест. Эти сущностные черты Феодорита-экзегета поставляют его в число наипервейших и лучших толкователей древней Церкви».
                Первым экзегетическим произведением блаженного Феодорита Кирского считается его великолепное толкование на Песнь Песней, где он превзошел Оригена и ясно изложил духовные смыслы этой ветхозаветной поэмы – дал ее христологическое и екклесиологическое понимание, ставшее образцом для всей последующей святоотеческой экзегетики. По характеристике протоиерея A. Горского, здесь «Феодорит не увлекся ложными понятиями об этой книге, распространенными в толкованиях Феодора Мопсуестского, но, согласно с суждением ближайших к апостольским временам отцев и учителей Церкви и следовавших за ними святого  Киприана Карфагенского, Оригена, Евсевия Памфила, Василия Великого, обоих Григориев, Диодора Тарсийского и Иоанна Златоустого, признав ее Богодухновенное достоинство, отверг мнение Феодора как нечестивое, хотя и не указал прямо на его имя. Он не скрывает, что пользовался трудами предшествовавших толкователей, то сокращая, то дополняя их. Невеста, прославляемая в Песни Песней, по толкованию Феодорита, есть Церковь, Жених – Христос; в других лицах, беседующих то с Женихом, то с Невестою, он видит Ангелов». Блестящим произведением Феодорита Кирского является его «Толкование на видения пророка Даниила», носящее ярко выраженный антииудейский характер, здесь обличается «безумие и бесстыдство иудеев», и ставится целью «раскрыть и привести в ясность предречения Данииловы; потому что иудеи дошли до такого безумия, что Даниила исключают из сонма пророков и даже лишают его и самого наименования пророком. И сие ухищрение их, сверх бесстыдства их, имеет особую цель. Поелику Даниил гораздо яснее прочих пророков предвозвестил пришествие Бога и Спасителя Иисуса Христа, не только предсказав, что совершит Он, но и предрекши и время, означив даже число лет до Его пришествия и ясно изобразив все скорби, какие постигнут их самих за неверие; то, как богоненавистные и враги истины, не без причины осмеливаются они бесстыдно утверждать, что предсказавший сие и многое другое не пророк, такой приговор свой почитая достаточным к подтверждению лжи. И нимало не удивительно, если, с неистовством восстав против Единородного, клевещут на усердных слуг Владыки; последнее сообразно с первым». Патриарх константинопольский Фотий, прочитав толкование Феодорита на книгу пророка Даниила, дал хвалебный отзыв о толкователе: «раскрытием и объяснением пророческих речений сей блаженный муж далеко превосходит не только Ипполита, но и многих других». И потом, сказав о достоинстве его языка, продолжает: «вообще он возвысился до высших достоинств в толкователе, и не легко найти другого, кто бы лучше его объяснял. Можно и у других найти чистоту языка и углубление в смысл созерцаний. Но чтобы вместе с тем и речь была ясна, и, в кратком изложении, ничего не было опущено необходимого, и не было в толковании уклонений, или учености напоказ, или других, хотя не бесполезных, но не относящихся к предмету замечаний, – об этом если заботился кто другой, то и добрый Феодорит: и притом не в одном этом сочинении, но почти во всех своих истолковательных трудах на Священное Писание, – а их много». Мастерски используя типологический метод толкования, блаженный Феодорит Кирский  написал «Толкование на пророчество божественного Иезекииля» и «Толкование на двенадцать Пророков», где дал четкие критерии различия христианского и иудейского подхода к пророческим книгам Ветхого Завета – чтобы понимать слова и смыслы Библии нужно духовное око веры, но иудеи отвергли истинного Мессию – Иисуса Христа из Назарета, они духовно ослепли в национальной гордыни своей, не понимая, что пророчества о Мессии исполнились. В своих толкованиях блаженный Феодорит замечает, что «двенадцать пророков имеют одну книгу не потому, что они современники и жили вместе», но потому, что «предречения свои изложили они в немногих словах и пророчеств каждого по краткости недостаточно было к составлению отдельной книги»; поэтому «заботившиеся издревле о хранении Божественных словес, не без причины совокупив воедино предречения пророков, составили из них одну книгу». В разъяснении на слова пророка Михея о явлении в последние времена горы Господней, к которой стекаются все народы и о новом законе, идущем от Сиона, блаженный Феодорит Кирский видит Церковь и Новый Завет –  «это есть закон евангельский и слово апостольское; начавшись от Иерусалима, как бы из некоторого источника, оно протекло по всей вселенной, напаяя приступающих с верою. И можно видеть дома Божии среди городов и селений и полей, в самых отдаленных странах; они отличаются таким величием и красотою, что сделались известнее и славнее самых высоких гор. Но иудеи этого разуметь не хотят; они говорят, что это предречение относится к возвращению из плена вавилонского. И неудивительно, что они столько неразумны, чтобы понимать так. Но, мне кажется, нельзя перенести равнодушно, нельзя простить того, что и некоторые из учителей благочестия внесли такое толкование в свои книги. Какие народы, ближние и отдаленные, стекались в храм Иудейский по возвращении иудеев из плена, – какие народы приняли их закон и возлюбили слово, исшедшее от них?». В толковании на Псалтырь блаженный Феодорит Кирский указывает на высокое значение Псалтыря среди всех прочих книг Священного Писания, «потому что питомцы благочестия, и в городах и в селах, все преимущественно со вниманием изучают оное, особенно же возлюбившие подвижническую жизнь день и ночь имеют его во устах, песнословя Бога всяческих и усмиряя телесные страсти. Ибо Божественная благодать, срастворив пользу с приятностью сладкопения, предложила людям сие превожделенное и достолюбезное учение. И нетрудно приметить, что большая часть людей о других Божественных Писаниях или никогда не упоминают, или упоминают, но редко, а, напротив того, многие и многократно, и в домах, и на стогнах, и на дорогах, приводят себе на память духовные песнопения богодухновенного Давида, сами себя пленяя песенной стройностью, и в этом наслаждении находят для себя пользу».  Как представитель антиохийского богословия блаженный Феодорит Кирский хотел раскрыть глубинный смысл Псалтыря, бережно и благоговейно относясь к его букве – не впадая в крайний аллегоризм и находя в стихах Псалмов мессианские пророчества о Христе Спасителе: «Прочитав разные толкования и нашедши, что одни с великою неумеренностью вдавались в иносказание, а другие прилагали пророчества к каким-либо прежним событиям, почему толкование их выгодно более для иудеев, нежели для питомцев веры, полезным признал я избежать крайностей тех и других и что приличествует древним событиям, то и ныне к ним применять, проречения же о Владыке Христе, о Церкви из язычников, о евангельском житии, о проповеди апостольской не прилагать к каким-либо другим событиям, как угодно делать сие иудеям, которые пребывают в своей злобе и соплетают оправдания своему неверию». Одним из самых лучших произведений блаженного Феодорита Кирского является его «Толкование на книгу пророка Исаии», здесь со всей силой проявляется его дарование как экзегета и ученого богослова, блестящего аналитика литературного стиля и грамматики, знатока в области филологии и истории – оп приводит экскурсы в древнюю историю Ассирии, Персии и Израиля, демонстрирует знакомство с трудами Иосифа Флавия и произведениями античных историков, блестящее знание Священного Писания и полемику с язычниками и иудеями, искусное и гармоничное сочетание буквально-исторического, нравственного, типологического и изысканно-аллегорического толкования, глубокое проникновение в таинственный смысл Писания и защита исторического реализма Библии. В лаконичных толкованиях на книгу пророка Варуха, на пророчество Иеремии и его плач блаженный Феодорит Кирский стремился в кратких словах раскрыть смысл этих пророческих Писаний, а в «Изъяснении трудных мест Божественного Писания, по выбору», он истолковывает законоположительные и исторические книги Ветхого Завета в жанре «вопросов и ответов». В центре внимания Феодорита Кирского как экзегета стояли не только книги Ветхого Завета, но и новозаветные тексты – он написал обширное «Толкование на четырнадцать Посланий святого Апостола Павла», где с особой силой раскрылось его смиренномудрие и верность святоотеческому Преданию, а в боговдохновенных посланиях апостола Павла он находит точное изложение догматов Православия. Блаженного Феодорита Кирского можно по праву считать одним из лучших толкователей Библии, умеющим ясно изъяснять самые трудные места в Священного Писания.
                Среди апологетических произведений Феодорита Кирского самым лучшим является его обширное сочинении под названием «Врачевание эллинских недугов, или познание евангельской истины из эллинской философии», оно написано до Ефесского Собора и возможно даже до епископской хиротонии, и принадлежит к числу самых лучших апологетических сочинений древней Церкви, где со всей своей колоссальной ученостью блаженный Феодорит обрушивается на критиков христианства со стороны язычества, искусно отражает все их насмешки и нападки на Иисуса Христа и Его святую Церковь, опираясь на Библию и эллинскую философию, он опровергает возражения своих идейных противников и защищает истины веры. Архимандрит Борис Плотников обращал внимание на то, что по своей учености Феодорит Кирский превзошел Климента Александрийского и Оригена, он использовал труды предшествующих ему христианских апологетов, но все заимствования «поставлены в его труде в тесную внутреннюю связь с его собственными мыслями, в которых соображения предшествовавших апологетов получили для себя новое подтверждение и дальнейшее развитие. Притом же блаженный Феодорит брал у прежних апологетов большею частью те доводы, которые сделались уже общим достоянием христианской науки, переходя от одного поколения к другому и повторяясь в сочинениях целого ряда христианских писателей. Заимствования эти были не только уместны, но и необходимы, так как по своей задаче апология блаженного  Феодорита должна была дать отповедь на все главные возражения язычников против христианства, неоднократно повторявшиеся с давних пор, и представить свод аргументов в пользу всех главных истин и учреждений христианской религии. По богатству идей, обстоятельности и ясности изложения рассматриваемое творение занимает первое место между апологетическими трудами восточных учителей Церкви в V веке». В богословской полемике с язычниками блаженный Феодорит Кирский стремится почерпнуть «познание евангельской истины из языческой философии», сравнивает христианское вероучение с миросозерцанием многочисленных греческих философов, писателей и поэтов, указывает на кардинальное отличие евангельского жития от жизни языческих мыслителей, и возвещает о христианских подвижниках: «Они удаляются от всякого городского шума, занимают вершины гор и места пустынные, где бы могли беспрепятственно предаваться созерцанию Божественного и вести добродетельную жизнь, не смущаемые попечениями о семействе и внешних благах, возносясь, как лучшие живописцы, к самым первообразам добродетели... Если достоинство религии может определяться жизнью ее последователей, то христианство имеет неизмеримое превосходство над язычеством, ибо нравственная жизнь христиан неизмеримо выше и чище, чем нравственность последователей язычества».  По справедливой оценке протоиерея Георгия Флоровского: «В целях борьбы Феодорит начинает с положительного раскрытия евангельской истины, в особенности в трудных для языческого сознания вопросах, чтобы устранить вражду от незнания. В противопоставлении христианству язычество ярко обличается в своей пустоте и немощи, Феодорит подчеркивает его беспомощные противоречия, бесплодность и неустойчивость языческой мысли». Как писал протоиерей Александр Горский: «Просвещенный пастырь Кирский признавал, что большая часть нападений на христианство зависит как от недостаточного познания его истин, так и от ложного предубеждения в пользу язычества. Большая часть, говорит он о современных противниках христианства, большая часть их не знает даже, что такое «гнев Ахиллесов» – первые слова Илиады, с которых дети начинают учиться свободным наукам; а другие, немного познакомившись с поэтами, немного с ораторами, а философов не зная даже по имени, кроме двух-трех, самых известных, называют божественное Писание варварским и считают за стыд учиться из него истине. Поэтому, Феодорит предпринял изобразить в сжатых, но обстоятельных очерках, что было известно язычникам из их религиозных учений, из их философов, ораторов и поэтов, и что раскрывает нам Священное Писание о главнейших предметах знания человеческого; – как учение Писания о первом начале всего, о духах сотворенных, о веществе и мире, о природе человеческой, о промысле, о конце мира, о добродетели и о других предметах, превосходит своею возвышенностью, чистотой и ясностью все, что могли сказать древние мудрецы и вероучители. Обладая обширными сведениями в языческой литературе, он в яснейшем свете представляет шаткость, сбивчивость их мнений, непрестанные разноречия друг с другом, смешение истины с заблуждениями в самых высоких умствователях, унижение всего божественного грубою чувственностью, противоречие между жизнью и учением. При этом он опровергает и все частные упреки, делаемые христианству непонимающими его силы и духа; раскрывает достоинство веры, признаваемое и самыми языческими мудрецами; обличает несправедливость гордого самомнения образованных еллинов; доказывает, что истина, доступная для всех, не имеет нужды в пустых украшениях; представляет в светлом виде заслуги защитников веры, положивших свою жизнь за ее исповедание; доказывает торжество веры в самом признании ее божественности царями, которые из гонителей сделались ее покровителями и указывает на пример Церкви персидской, где еще не кончилась борьба христианства с язычеством и ничего не могут сделать против него самые усиленные преследования; обличает близорукость суждения, ограничивающегося одними житейскими выгодами; внушает не унижать достоинства учения божественного из-за немощей человеческих и не распространять пороки немногих на всех. Подобный апологетический характер имеют и десять слов Феодорита «о Промысле», в которых усматриваются ясные следы приготовления их для церковной кафедры. Согласно с этим назначением, проповедник не обращается здесь ни к каким посторонним свидетелям, но к живому, наглядному опыту каждого, и раскрывает в прекрасных картинах следы премудрости и благости Творца и Промыслителя в устроении мира и человека. По живости и теплоте благоговейного чувства, по искусству ораторскому, это одно из превосходных творений, оставленных нам древностью». Для блаженного Феодорита Кирского очевидно, что существует премудрое промышление Творца о вселенной: «Смотрите, как Божий Промысл из каждой части творения сам приникает на вас, дает себя видеть, вещает и едва не вопиет самою действительностью, и заграждает дерзкие уста ваши, и обуздывает необузданный язык ваш. Смотрите, он виден в небе и в небесных светилах, то есть в солнце, луне и звездах; виден в воздухе, в облаках, и на суше, и на море, во всем, что на земле; виден в животных словесных и бессловесных, ходящих, летающих и плавающих, пресмыкающихся, водоземных, кротких и свирепых, ручных и неукротимых». По заветной мысли Феодорита Кирского существуют пути естественного Богопознания – каждый человек – будь он эллин, скиф или иудей – может восходить к познанию Творца неба и земли, увидеть перст Божий в природе и в истории мира, а через веру во Христа Богочеловека открывается высшее Богопознание: «Так Владыка Христос, сокрушив смерть и устроив наше спасение, восшел на небеса и питомцам благочестия оставил надежду сего восхождения. Ибо говорит: И когда Я вознесен буду, всех привлеку к Себе (Ин.;12:32). Такова попечительность о людях Бога всяческих. Такова заботливость Первообраза о собственном Его образе. Создал человека в начале, почтил его подобием, но он соделался неблагопризнательным пред Сотворившим и, растлив Божий образ, принял в себя черты звериные и из богоподобного соделался звероподобным. Но Создатель не презрел его и облеченного в звериные образы, но обновил, привел в прежнее благолепие, дал ему первобытное благообразие и недостойных быть рабами соделал сынами». По восторженной оценке профессора Н. Н. Глубоковского десять слов блаженного Феодорита Кирскоого о Промысле Божием – это шедевр древнецерковной письменности и блестящий образец христианской апологетики, «по своему содержанию они отличаются всесторонностию, глубиною и основательностию сведений, неотразимою убедительностию аргументации и научною твердостию выводов, так что и ныне читаются с большим интересом, а многими – и с немалою пользой. С формальной стороны они могут быть названы лучшим выражением художественного ораторства того века и показывают в авторе тонкий вкус и проницательное чутье в сфере изящного слова. За одни эти речи о Провидении Феодорит заслуживает почетное место в ряду славных витий христианской древности, а это только часть обширного целого, погибшего во мраке времен. Ученик Златоустого антиохийца, он был достойным его преемником на поприще церковного учительства в пятом столетии».
                К догматическим и полемическим сочинениям блаженного Феодорита Кирского относятся два трактата – «О Святой и Животворящей Троице» и «О вочеловечивании Бога», а также – «Сокращение Божественных догматов» – краткий и полный очерк христианской догматики, опирающийся на библейские тексты. По характеристике профессора Н.Н. Глубоковского, «сочинение это задумано по весьма обширному плану и обнимает все стороны христианской догматики». Поэтому автор здесь излагает «всю христианскую систему, собирая в один фокус все ее части», вследствие чего данное произведение «есть итог всего прежнего развития в догматико-научном плане, последнее слово христианской теологии в пятом веке». Перу блаженного Феодорита Кирского принадлежит произведение под названием «Эранист, или Многообразный», где изобличается новая ересь монофизитства, собирающая из различных и произвольно понимаемых строк Писания пеструю и разноцветную ткань лжеучения – «пестрого и изменчивого мудрования», которому противопоставляется неизменные и вековечные истины Православия, здесь блаженный Феодорит в диалогической форме виртуозно раскрывает всю несостоятельность ереси Евтихия, вступающей в противоречие со святоотеческим Преданием, а вместе с тем дает ясное и четкое изложение православной христологии. Богословское произведение «Эранист» – это великолепный образец гармоничного сочетания догматики и полемики в форме диалогов – здесь художественный блеск Платона сочетается с мощным богословским талантом и глубоким изъяснением стихов Библии, а тонкий анализ евтихианства сочетается с изложением православной веры во Христа Богочеловека; это произведение –  один из лучших шедевров золотого века церковной литературы, который будет сохранять свою неувядающую мудрость до скончания времен. Огромную ценность для историков и богословов представляют исторические труды блаженного Феодорита Кирского – прежде всего его «Церковная история», где он поставил себе цель быть продолжателем Евсевия, описавшего историю Церкви от апостольского века до царствования Константина Великого, и, опираясь на труды Руфина, Сократа Схоластика и Созомена, исторические сочинения Афанасия Великого, проповеди Иоанна Златоуста и творения Григория Богослова, Феодорит описал историю Церкви от «безумства Ария» до возникновения монофизитства. В изображении блаженного Феодорита Кирского история – это не только хроника событий, но и арена таинственного действия Промысла Божиего; он стремится понять провиденциальный смысл в ритме событий и с драматизмом живописует борьбу Церкви с ересями за души людей. В трудах по церковной истории Феодорит Кирский предстает не только как историк древней Церкви, но как метафизик и богослов истории – один из творцов христианской историософии. По уточнению протоиерея А. Горского: «Желание дать своему повествованию характер достоверности побудило его вносить в свою историю многие акты, относящиеся до Церкви, в подлинном виде. Ревность о православии высказалась и здесь в его резких отзывах о лжеучителях: но вместе видна снисходительность к немощам единоверных. Сравнительно с историческими повествованиями о том же времени Сократа и Созомена, история Феодорита богаче описанием событий, относящихся собственно до восточной, или сирской Церкви». К числу исторических произведений блаженного Феодорита Кирского принадлежит «Сжатое изложение еретических басен», написанное после Халкидонского Собора, здесь он, опираясь на предшествующую ересиологическую литературу – более всего на Иринея Лионского и историю Евсевия, и на свое личное знакомство как с еретическими сочинениями – произведениями гностика Вардесана, так и с самими еретиками – от ариан до маркионитов, изобличал лжеучения и защищал Православие, но делал это одновременно с всепрощающей любовью и несокрушимой убежденностью в истине Христовой веры, верный букве и духу Евангелия и бескомпромиссный в борьбе за правду Божью, но снисходительный к согрешающим и прощающий былых недругов. Блаженный Феодорит был великолепным проповедником, он всю жизнь учил вере и благочестию, беря пример со святителя Иоанна Златоуста и посвятив ему пять восторженных и похвальных слов, сказанных с церковного амвона, а кроме того, Феодориту принадлежало более 500 писем, из которых до нас дошло только 200, которые отличаются непосредственною точностью наблюдений, живостью впечатлений и ясностью изложения, они затрагивают все стороны жизни – от богословских вопросов до бытовых проблем, являясь не только прекрасным историческим источником, позволяющим нам лучше понять ту историческую эпоху,  когда жил блаженный Феодорит, но и драгоценным духовным наследием одного из самых неутомимых пастырей Церкви. Самым задушевным произведением блаженного Феодорита Кирского, в котором запечатлелись его пламенная любовь ко Христу и возвышенные идеалы иноческой жизни, стала «История боголюбцев». По суждению профессора А.И. Сидорова:  «Условно данное произведение можно было бы назвать «Древнесирийским патериком». В тридцати главах здесь изображаются жития тридцати шести подвижников и подвижниц: в первых двадцати – уже отошедших ко Господу, а в последних десяти – современных блаженному Феодориту. Хронологические рамки, в пределах которых разворачиваются повествования, – от начала IV века до середины V века, а в «географическом измерении» сочинение объемлет преимущественно Северную Сирию: Антиохию и ее окрестности, Осроену, Кирскую область, район Апамеи и т. д. Создавая такой агиографический сборник, Кирский архипастырь отнюдь не был первым творцом подобного жанра в древнецерковной письменности. Почти несомненно, что он был знаком с Житием преподобного Антония Великого, написанным святым  Афанасием Александрийским. Самого основоположника иночества он высоко ценил и в своей «Церковной истории» так говорит о нем: «Много сияло вождей этого жития, но превосходнейшим руководителем в исполнении подвижнических уставов был тот многохвальный Антоний, сделавший пустыню местом подвигов добродетели для подвижников». Много общего у «Истории боголюбцев» с известным «Лавсаиком», хотя и неизвестно, был ли знаком блаженный Феодорит с этим произведением Палладия. Прежде всего их объединяет общий настрой сочинений духовно-назидательного жанра. Ибо «Лавсаик – это нравственно-назидательное произведение, но он принадлежит к числу таких произведений этого рода, где назидает и убеждает не патетически-возбужденная речь оратора-проповедника, а только простая, спокойная повесть, убежденное слово сказателя. Здесь безмолвно, но весьма красноречиво говорят и поучают самые факты минувшего, самые имена изображенных личностей». И сам Палладий ясно дает понять, что одной из самых главных причин, побудивших его взяться за перо, была нравственная польза читателей, а поэтому «его книга, содержащая высокие образцы подвижничества, имеет в виду возбудить нравственную ревность в сердцах мужей и жен, заставить их быть подражателями великих примеров богоугодной жизни». Примерно такую же цель преследовал в «Истории боголюбцев» и блаженный Феодорит». По словам Н.Н. Глубоковского блаженный Феодорит Кирский «был глубоко благочестивый человек, с самого раннего возраста стоявший под влиянием монахов, не прерывающий с ними тесных связей в звании епископа и сам ревностно подражавший их поведению. Плод молитвы подвижников, он при самом появлении на свет был приветствуем их благословениями, воспитан всецело под их надзором и руководством и воспринял в себя их идеалы нравственной чистоты и духовной светлости вообще. Естественно, что их деяния привлекали его внимание и вызывали нужду в письменном закреплении их памяти. Для него это было моральною необходимостию, долгом любви и знаком благодарного и почтительного уважения. От тревожных волнений мирской и часто грязной суеты он прибегал к их советам; от тяжелых и удручающих впечатлений грубой действительности он старался успокоиться и освежиться воспроизведением их священных образов… По взгляду Кирского епископа, монашество было совсем неординарным явлением; оно переступало границы обычной мирской жизни и было несравнимо с нею, а потому и все действия в его среде не подлежат мерке, принятой для всего заурядного… Тут действуют лица, которые только видимо принадлежат земле, но в сущности превышают ее законы и переходят в сферу, не подлежащую их влиянию. Помимо сего, здесь выступает еще высший агент, благодать Божественная, дающая отшельникам небесную мощь и через них отчасти упраздняющая человеческую ограниченность. Понятно, что в такой среде получается круг явлений, несоизмеримый со всем, что находится вне ее. В последнем случае монашество в своем поведении оказывается чем-то чудесным, но само в себе оно так же естественно, как и все его окружающее на своем месте. Житейская суета и греховная слабость были бы в нем странны и неуместны, и оно необходимо требует того, что кажется ненатуральным, отрицающим конечное».
                Как верный наследник заветов святителя Иоанна Златоуста блаженный Феодорит Кирский считал, что высшим идеалом христианского совершенства является совмещение иноческого жития и пастырского служения – истинный иерей Церкви призван быть монахом и всецело отдавать себя служению Богу, стать ревнителем благочестия и пламенным стяжателем благодати Святого Духа, чье сердце бьется с молитвой, а ум – занят Богомыслием и Богопознанием. Высоко оценивая монашескую жизнь, Феодорит Кирский рассудительно замечал, что «Бог не постановил законов о девстве, ибо знал, что оно выше естества», монахи живут ангельской жизнь на земле, а потому не каждый человек призван быть монахом, это – особый уединенно-созерцательный образ жизни для избранных. Вобрав в себя и весь опыт предшествующего сирийского аскетического богословия, блаженный Феодорит Кирский провозглашал, что монахи – это истинный любомудры, стяжающие «философию по Христу», с которой несравнима никакая «внешняя мудрость» Пифагора и Гераклита, Платона и Аристотеля, стоиков и Плотина, они – философы Святого Духа и подвижники веры, очистившие себя от низменных страстей и освятившие усердным исполнением евангельских заповедей, они – подлинные воины Христовы и духовные «атлеты» Божии, борющиеся через пост и молитву, аскезу с князем мира сего и миродержцами тьмы – демонами, их цель – святость и неувядающий венец жизни и бессмертия в Царстве Небесном. Разъясняя слова апостола Павла о том, что все христиане ведут духовную борьбу не против крови и плоти, а против легионов духов злобы поднебесных, блаженный Феодорит Кирский замечает: «Божественный апостол подражает доблестному военачальнику, который с тем намерением, чтобы в воинстве его не было лености, описывает мужество врагов. Указует же и выгоды победы, чтобы воинов соделать более ревностными; потому что, говорит он, борьба с поднебесными, то есть небесными, чинами, и наградою за борьбу сию уготовано Царство Небесное». Вся монашеская жизнь есть искусство духовной брани. Монашество – это высшее любомудрие, христианская академия духовно-опытной философии, в основе которой лежит аскеза – духовное делание, поэтому монашеская жизнь немыслима без волевого усилия. Монах отрешается от всей житейской суеты, сердце его жаждет не преходящих благ мира сего, а вечного Богообщения, дух его рвется к неизреченной Божественной Красоте и высшей свободе во Христе, умеренность должна обуздывать плоть и душу, покаяние – смывать грехи, но высшее совершенство и бесстрастие доступно для святых лишь в жизни будущего века. Монах призван руководствоваться трудолюбием и смирением, поэтому с одной стороны, он должен понимать, что спасение невозможно без его свободной воли – Царство Небесное берется силой духа, веры и воли, с другой, помнить, что человек не в силах спасти себя сам, а победу святым доставляет «не их природа, сама смертная и преисполненная бесчисленными страстями, а их воля, привлекшая к себе благодать Божию». Монашество – это хранение девства и неувядающий цвет целомудрия, совершенный образ жизни и угождение Богу, но Церковь благословляет и священное таинство брака, ибо брак есть хранитель благочестия и союз двух любящих – мужчины и женщины – у Адама была Ева, а у Авраама – Сарра. В области нравственного богословия, опираясь на боговдохновенные послания апостола Павла, блаженный Феодорит Кирский говорит, что существуют два пути благословенные Богом и Его святой Церковью – путь девственной жизни и путь супружеской жизни – на обоих путях достигается благочестие: «у девственника душа свободна от излишних и неразумных забот, и он, сколько возможно, подражает будущей жизни, но и супружеская жизнь достойна всякого уважения, если она способствует духовному преуспеянию. Ибо когда Апостол сказал: выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше (1Кор.;7:38), то он показал, что одно хорошо, а другое прекрасно, и тем наложил узы на язык еретикам, осуждающим брак». Великолепным произведением Феодорита Кирского является его «Слово о Божественной Любви», которое входит в золотой фонд святоотеческой мудрости и Богомыслия. Для блаженного Феодорита Кирского очевидно, что евангельская любовь – это святая сущность христианской жизни, а ее наивысшая цель – стяжание благодати Святого Духа, поэтому самое главное для христианина – следовать воле Бога Вседержителя и жить по заповедям Его, изложенным в четырех Евангелиях.
                По исповеданию блаженный Феодорит Кирский глубоко православный христианин, он верует, что Бог единый в трех Лицах – Отца, Сына и Святого Духа; Бог Отец есть единое начало всего – от Него предвечно родился Бог Сын и исходит Святой Дух, Которые совечны и равночестны Отцу, а по Своему Божественному естеству Бог есть «вечный, бесконечный, неописуемый, беспредельный, несложный, бесплотный, невидимый, простой, благой, правдивый, мысленный свет, сила, никакою мерою непознаваемая, измеряемая же единым божественным изволением; потому что все то может, что изволяет». По ветхозаветным и новозаветным книгам Бог един – «ни прежде Него, ни после Него нет иного Бога, но Он есть и первый и последний», поэтому апостол восторженно воспевает – «нетленному, невидимому, единому, премудрому Богу, слава, и честь во веки веков». По естеству Своей Бог есть бесконечный и неописуемый Дух – «Сам Бог ничем не описуем, но все зависит от Его Промысла», Он вечен и вездесущ – «Бог вечный, Бог устроивый концы земли, не взалчет, ниже утрудится, ниже есть изобретение премудрости Его» (Ис.;40:28), Он обладает всеми совершенствами – всеблагостью, всемогуществом и всеведением, Он – Творец неба и земли, Ангелов и людей, Творец вселенной и веков, ибо с сотворением мира возникло и время, а когда история мира завершится, то времени уже не будет, но будет вечное Царство Божие, от сотворения мира уготованное святым. Провозглашая веру в Святую Троицу, блаженный Феодорит Кирский возвещает: «Научились же мы веровать как в единого Бога, так и в единого Сына, прежде веков рожденного. Не утверждаем, что, как баснословит Валентин, иной есть Единородный, иной – Слово, иной – Христос, и еще иной Иисус. Также Господа нашего Иисуса Христа не именуем тварию, как богохульствуют Арий и Евномий, – потому что Божественное Писание называет Его Единородным; если же Он сотворен, то не единороден, но и тварь и все части твари – собратия Ему. Если Он единороден, то не имеет ничего общего с существами тварными». В Священном Писании сказано, что Сын Единороден Отцу – единосущен Богу, Он исполнен благодати, а каждое Его слово – истина, Он – наш Господь и Всевышний Бог неба и земли, Творец веков и Властитель над жизнью и смертью, Зиждитель вселенной, Единородный –  Бог Слово и Христос Спаситель, Он – Премудрость и сияние славы Отца: «Вместе с огнем происходит сияние, и вместе с солнцем – луч; ибо как скоро солнце, так скоро и лучи, но виновник лучей – солнце, и виновник сияния – огонь; потому что не солнце от лучей, но лучи рождаются от солнца, и сияние бывает от огня. Так Единородный Сын, хотя рождается от Отца, но соприсущ Родшему, как слово уму, как сияние огню, как луч солнцу. Но слово, сияние, луч не самостоятельны сами в себе, имеют же самостоятельность в том, от чего произошли. А Бог – Слово, сияние славы, есть не какая-либо несамостоятельная сила Отца, но живая, сама по себе самостоятельная Ипостась; потому что именуется не просто Словом, но Богом-Словом, и есть не только «сияние славы», но и «образ Ипостаси». Поелику Божественного невозможно было в ясности изобразить одним подобием, то дознаем сие в некоторой мере из многих подобий». По православному исповеданию Феодорита Кирского: «Дух Святой от Бога и Отца имеет бытие; но в образе происхождения не подобен ни твари, потому что Всесвятый Дух не создан, ни Единородному Сыну, потому что никто из богоносных происхождение Божия Духа не нарек рождением. Священные словеса научают нас, что Дух Святой от Бога и божествен». В Священном Писании сказано, что «Дух Истины от Отца исходит» (Ин.15:26), ибо Отец – источник предвечного ипостасного бытия Святого Духа, единосущного Отцу и испытующего все глубины Божии – обладающего Божественным всеведением и царственным достоинством. «В конце второго послания к Коринфянам апостол Павел слагает такое благословение: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами, аминь» (2Кор.;13:13). И в первом послании поставил Духа на первом, а здесь на последнем месте, научая сим, что порядок имен не делает различия в достоинствах. И в настоящем месте Сына предпоставил Отцу, не извращая тем порядка, какой постановил Господь, но показывая равночестность Троицы». Богомудрый апостол Павел возвещал, что Святой Дух делает людей храмами Божиими, что ясно указывает, что Всесвятый Дух – Божественного естества. «Если уверовавшие называются Божиим храмом, потому что прияли благодать Духа, то Дух Святой от Бога; потому что те, в ком вселилась благодать, наименованы храмом Божиим… А если бы Сын или Всесвятый Дух имели тварное естество, то не сопричислялись бы Они к сотворившему Богу; потому что словеса Божии обвиняют послуживших твари паче Творца. Для того и Единородный вочеловечился, чтобы избавить людей от этой прелести и научить различию между Богом и тварию. Уничтожив же поклонение твари, не повелел бы Он снова поклоняться естеству тварному. Ибо всего неуместнее отвлечь людей от богов несуществующих и снова приводить их к служению тварям. Посему явно, что и Сын и Всесвятой Дух имеют не тварное естество. Посему-то и научаемся веровать в Отца и Сына и Святого Духа, и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа. Поелику первого человека сотворил не один Отец, но и Сын и Святый Дух, ибо сказал: «сотворим человека по образу нашему и по подобию» (Быт.;1:26), то и при воссоздании, при совершении нового творения, справедливо со Отцем иметь участие и Сыну и Всесвятому Духу; и призывание Троицы обновляет каждого из крещаемых».
                Критикуя гностическую космологию с ее Демиургом, эонами и мифом о падении Софии Ахамот, блаженный Феодорит Кирский проповедовал, что «все создал Бог всяческих с Единородным Словом и Всесвятым Духом; потому что «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их» (Пс.;32:6). И в другом месте, упомянув о видимой и невидимой твари и повелев песнословить Творца, Давид присовокупил: «яко Той рече, и быша: Той повеле, и создашася» (Пс.;32:9); и еще: «простираяй небо яко кожу. Покрываяй водами превыспренняя Своя» (Пс.;103:2–3); и чрез несколько слов: «основаяй землю на тверди ея» (Пс.103:5); и еще: «Сотворшему небеса разумом,... утвердившему землю на водах» (Пс.;135:5–6). И прежде Давида великий Моисей еще удостоверительнее научает нас, что сей Бог сотворил небо и землю со всеми стихиями, что Он создал естество света и украсил небо светилами, а землю лесами, лугами и жатвами; Он же произвел и роды животных, и птицам местом жительства определил воздух, плавающим отделил влажную сущность, а скотам и зверям – сушу и что после всего создал и естество человеческое». Критикуя воззрения эллинских философов – Сократа, Платона и Аристотеля, и демонстрируя превосходство Библии над всей античной мудростью, Феодорит Кирский замечает, что если эллины полагали, что материя совечна Богу и из нее Он созидает мир как скульптор, творящий статуи из мраморной глыбы, то в Священном Писании провозглашается всемогущество Бога – Он единый предвечный и Всемогущий, не имеющий  нужды в вечной материи, Он создал все сущее – небо и землю – из ничего, воззвал мир из небытия: «Итак, эллинские философы, как сказал я, утверждают, что все создано из готового вещества. Но называя оное и совечным Богу, виновником его именуют Бога; не провозглашают же вещества злым, по злочестивому учению Маркиона и Манеса; потому что почитают весьма великою хулою утверждать, будто бы творец зла есть Бог. И сии философы заслуживают, может быть, некоторое извинение как не слыхавшие пророческих глаголов, не имевшие руководителями божественных апостолов, ведение же сущего предоставившие одному рассудку… Мнение философов служит признаком немощи человеческого рассудка. Поелику у людей всякое искусство имеет нужду в готовом веществе, и гончарному нужна глина, строительному нужны камни и кирпичи, плотничному и корабельному – дерева, ткацкому – шерсти, кожевенному – кожи, живописному и лепному – краски, одним словом сказать, всякое искусство требует пригодных ему веществ, то малосмысленные сии предположили, что и Бог не может созидать без вещества, и не уразумели, сколько разности между человеком и Богом, и что невозможно образу иметь все, что имеет Первообраз, и что человек, как образ, созидает из существующего, а Бог из существующего и несуществующего… Бог без всякого затруднения созидает, что Ему угодно; и силы Творца не надлежит измерять тем, что приведено уже в бытие; для Него нетрудно произвести и во много крат большее сего».  Размышляя о тайне возникновения зла, блаженный Феодорит Кирский защищает благость Творца и обращает внимание на то, что все сотворенное Им благо по естеству своему, но разумные создания, обладающие свободой волей – Ангелы и люди – могли как хранить вечную верность Богу, так и отпасть от Творца своего – среди падших оказался дьявол и аггелы его, отринувшие свое ангельское предназначение и ставшие демонами – злодеями по свободной воле своей, именуемой в святоотеческой литературе «произволением»: «знаем, что Бог всяческих справедлив и что Он источник правды. Посему не несправедливо будет мучить Ему демонов и вождя их. И знаем, что благой Бог у всех благомыслящих именуется Создателем благих. Поэтому не создал Он такого естества, которое не в силах делать что-либо доброе, но невольно порождает из себя одну злобу. Если же Бог не создавал лукавого естества, потому что, как благой, Он – Творец благих и не станет наказывать несправедливо, потому что справедлив и Законоположник правды, наказывает же дьявола и подчиненных ему, то следует, что по произволению лукавы и дьявол и полчище его. Как человека благой Бог в начале создал добрым, по собственному же произволению одни принятое ими естество сохранили неповрежденным, а другие уклонились в худшее, растлили в себе божественные черты и из боговидных стали зверонравными, так дьявол и полчище демонов, будучи сотворены с прочими бесплотными, не поревновали их преданности к Владыке Богу, но, допустив в себе страсть кичливости и высокомерия, обратились на худшее и ниспали из первоначального своего жребия».
                В книге Бытия рассказывается, что первозданные люди – Адам и Ева – не устояли в верности Богу, впали в грех и были изгнаны из Эдема, с тех самых пор никто из людей не мог обрести спасение и войти в Царство Небесное, ибо их естество было осквернено грехом. Для спасения мира и искупления грехов рода человеческого необходимо было пришествие Христа Богочеловека – истинного Мессии, о Котором прорекали пророки Ветхого Завета, а затем – благовествовали апостолы Нового Завета. В своем христологическом исповедании блаженный Феодорит Кирский стоял на «пути евангельских догматов» и твердо держался церковного Предания, он учил, что предвечный Бог Слово вочеловечился и получил имя Иисус Христос из Назарета – Он принял на Себя все наше человеческое естество – духовное и телесное, чтобы исцелить его: «Исповедуем Господа нашего Иисуса Христа совершенным Богом и совершенным человеком, из разумной души и тела, родившимся прежде всех веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и нашего ради спасения от Марии Девы, оного и того же единосущным Отцу по Божеству и единосущным нам по человечеству: ибо совершилось соединение двух естеств». По заветной мысли Феодорита Кирского Боговоплощение и искупительная жертва Иисуса Христа есть дело Божественной любви и милосердия – Сын Божий добровольно взошел на Крест, чтобы спасти всех нас, а если бы Христос Спаситель не был Богом, то и спасение не осуществилось бы, равно как если бы Он не вочеловечился, то не мог бы пострадать, очистить и освятить наше человеческое естество, приобщить его к вечной Божественной Жизни и неизреченной Божественной Славе. Блаженный Феодорит напоми¬нает как следует мыслить о лице Иисуса Христа вопреки «затемняющим евангельскую чистоту ересям: «Вы веруете в одного Единородного, как в одного Отца ли одного Духа Свя¬того; усматриваете в воплотившемся Единородном воспринятое естество, которое, восприняв от нас, Он принес за нас, и отрицание которого делает тщетным наше спасение. Ибо если Божество Единородного бесстрастно (так как божество Троицы бесстрастно) и если мы не испове¬дуем того, что может страдать, то напрасно говорят о страдании, кото¬рого не было: когда нет страдающего, как могло быть страдание? Тогда великая тайна домостроительства явится вместо истины чем-то кажущимся и призрачным. Эту басню порождали Валентин, Вардесан, Маркион и Манес. Издревле же преданное церквам учение признает Господа нашего Иисуса Христа и по воплощении одним Сыном и одного и того же испо¬ведует предвечным Богом и человеком в конце дней, ставшим та-ковым по воспринятию плоти, а не по превращению божества. За грешные тела Он принес безгрешное тело, а за души – душу, свободную от вся¬кого пятна». В единой Божественной Личности Иисуса Христа нераздельно и неслиянно соединились два естества – Божественное и человеческое, Христос есть Бог и человек, а Пресвятая Дева Мария – истинная Богородица, родившая Сына Божиего по плоти – воспринятому Им человеческому естеству. Излагая православное вероучение и зобличая лжеучение монофизитов и несториан, блаженный Феодорит Кирский писал: «Я нахожу одинаково нечестивыми как тех, которые дерзают соединять два естества Единородного в одно, так и тех, которые стараются разделить на двух сынов Господа нашего Иисуса Христа, Сына Бога живого, воче¬ловечившегося Бога Слово». Надо сказать, что богословский язык блаженного Феодорита Кирского не всегда точен в догматических формулировках – иногда он называет Иисуса Христа «богоносным человеком», впрочем, оговариваясь, что Он «всецело обладает единым Божеством Сына», «поэтому и родившийся Богомладенец называется Эммануилом – Богом, не отделенным от человеческого естества, и человеком, не чужды Божества». Вдохновенно излагая православную веру, блаженный Феодорит Кирский писал о том, что вочеловечивание Единородного не увеличило число Ипостасей в Святой Троице, ибо Христос есть вочеловечившийся Бог Слово,  а соединение двух естеств в Нем  таково, что они насквозь проникают друг друга, но их природа не изменяется: «Мы веруем в одного Отца, одного Сына, одного Духа Святого и исповедуем одно Божество, одно господство, одну сущность, три Ипостаси, ибо вочеловечение Единородного не увеличило числа членов Троицы и не сделало Троицу четверицей. Веруя, что единородный Сын Божий вочелове¬чился, мы не отрицаем естества, которое Он принял, но исповедуем и воспринявшее и воспринятое, поскольку соединение не произвело слияния особенностей естеств. Если весь воздух, повсюду проникнутый светом, не перестает быть воздухом, но глазами мы видим свет, осязанием познаем воздух (ибо он является нашим чувствам то холодным или знойным, то влажным или сухим), то будет крайним бессмыслием на¬зывать слиянием соединение Божества и человечества… Золото, при соприкосновении с огнем, принимает цвет и действие огня, природы же своей не теряет, но остается золотом, хотя и действует подобно огню. Так и тело Господа есть тело, но (по восшествии на небо) нестрадательное, нетленное, бессмертное, владычное, божественное и прославленное Божественною Славой. Оно не отделено от Божества и не есть тело кого-либо другого, но единородного Сына Божия. Не иное лицо являет оно нам, но Самого Единородного, воспринявшего наше естество». Великая заслуга блаженного Феодорита Кирского заключается в том, что он провозглашал и защищал неоспоримую истину о бесстрастности и неизменности Христа по Его предвечному Божественному естеству – Бог выше всех страданий, но через воплощение Бог Слово добровольно уничижил Себя и принял на Себя немощь плоти человеческой, Он испытывал скорбь и страдания, претерпел смерть на Голгофе по Своему человеческому естеству. «Мы говорим, что для Бога всяческих все возможно, разумея только хорошее и благое, ибо, как мудрый и благой, Он не допускает ничего противного сему, а лишь одно сообразное Его природе. Многое невозможно для Бога, но это свидетельствует не о немощи Его, а показывает высшее Его могущество. Ведь и говорящие о душе, что она не может умереть, не обвиняют ее в слабости, но признают бес-смертие ее чем-то могущественным. Точно также, исповедуя Христа непре¬ложным, бесстрастным и бессмертным, мы не можем усвоят собственной Его природе ни преложения, ни страдания, ни смерти. Если скажут, что Бог может все, что бы ни захотел, то таким следует сказать, что Он и не хочет того, что несообразно Его природе. По природе Своей Он благ, следовательно не желает чего-нибудь злого; по природе Он спра¬ведлив, следовательно не желает чего-нибудь несправедливого; по природе Своей Он истинен, следовательно гнушается лжи; по природе Своей Он непреложен, следовательно не допускает преложения, а если не допускает преложения, то, значит, Он всегда остается одним и тем же и по су¬ществу Своему и по способу бытия. Если Он выше всякой перемены и превращения, следовательно Он не сделался смертным из бессмертного и страдательным из бесстрастного: ибо если бы Он был в состоянии сделаться таковым, Он не воспринял бы нашего естества. Но поелику Он имеет природу бессмертную, то Он и воспринял тело, могущее страдать, и вместе с телом человеческую душу. И хотя тело Единород¬ного Сына Божия называется телом воспринятым, однако страдание тела Он относит к Себе Самому». В единой Божественной Личности Христа Богочеловека соединились бесстрастность Божества и страдательность человечества – Он страдает не по Божественной природе Своей, по усвоенной человеческой плоти и душе. В Священном Писании сказано, что естество Божие неизменно в совершенстве и бесстрастно – Христос страдал на Голгофе по человеческому естеству Своему, Он принял страдание и смерть, чтобы победить смерть и дьявола, сокрушить врата Ада и открыть для человечества свободу от тления и смерти через воскресение. После воскресения из мертвых Иисуса Христа плоть Его стала бесстрастной и нетленной, а после Вознесения – человеческое естество Христа прославилось и увенчалось неизреченной и сияющей Божественной Славой. Иисус Христос есть наш Господь, Создатель и Спаситель, что Он благ и справедлив, до скончания мира Он мистически пребывает в Церкви, а в конце времен вернется в силе и славе Божества Своего – во втором пришествии Своем Он будет судить мир и все народы земли, всех живых и усопших, ибо мертвые воскреснут, а живые изменятся – преобразятся, и каждый пожнет воздаяние Божие – одни удостоятся чести и славы, войдут в Царство Небесное, а иные – нераскаянные грешники – пойдут в муку вечную и геенну огненную, уготованную дьяволу и аггелам его. Для нашего спасения необходимы искупительная жертва Иисуса Христа и благодать Святого Духа, таинственно действующего в Церкви, необходимо содействие Божественной благодати и нашей человеческой свободы, необходима вера во Христа и крещение, которое «не только дарует нам оставление прежних грехов, но и влагает в нас упование обетованных благ, соделывает причастниками Владычней смерти и воскресения, дарствует нам причастие дара Духа, делает нас сынами Божиими, и не только сынами, но и наследниками Божиими, и сонаследниками Христовыми». «Таинство крещения есть залог будущих благ, образ будущего воскресения, приобщение Владычних страданий, причастие Владычнего воскресения, одежда спасения, хитон веселия, светлая риза, лучше же сказать, самый свет».  Для того, чтобы обрести спасение и войти в Царство Небесное нужна вера, действующая любовью, стремление жить по заповедям Евангелия, борьба со страстями и покаяние, участие в таинствах Церкви и исповедание ее священных и божественных догматов.
                Блаженный Феодорит Кирский – великий архипастырь Вселенской Церкви и яркая звезда православного Востока, он вселенский учитель веры и благочестия, гроза еретических лжеучений от Ария и Аполлинария до монофизитства, он – вдохновенный проповедник, по дару красноречия сравнимый со святителем Иоанном Златоустом, ученейший богослов, по обширности познаний приближающийся к святителю Григорию Богослову, знаток Слова Божиего и философии, великолепный экзегет – толкователь Песни Песней, пророческих книг Ветхого Завета, избранных Псалмов и всех посланий апостола Павла; он – монах и аскет, оставивший сказания о сирийских подвижниках, талантливый церковный писатель, чей литературный слог отличался самобытной оригинальностью, изяществом и ясностью, чьи произведения – драгоценные памятники древнецерковной литературы и сокровищницы христианской мудрости, он – убежденный исповедник православной веры и хранитель церковного Предания, носитель и выразитель апостольских заветов, яркий представитель Антиохийской богословской школы.