Глава 7. Сочинение на свободную тему

Глава 7. Сочинение на свободную тему.

Миша.

Уже почти полночь и я реально устал. Откинулся на стуле. Ну, как можно вообще наизусть заучить такую муру? «Товарищ Первый секретарь Областного Комитета Коммунистической партии Советского Союза! Дорогие товарищи! Мы, дети, поколение, которое будет жить при коммунизме, торжественно клянемся родной Коммунистической Партии и Правительству Союза Советских Социалистических Республик, что будем ….», ну и и все такое. А потому, что завтра 22 апреля, день рождения самого человечного человека, 105 лет,  и я буду выступать чуть ли не заглавным докладчиком на торжественном заседании хозпартактива Области в Оперном театре.

А все спасибо Ангелу, это он сегодня вечером написал мне речь и оставил записку: «Дорогой Миша, речь на завтра я тебе написал, учи, уроки сделал. До завтра. Твой Ангел». Вообще, с Ангелом клёво! Обычно, он откуда-то берется, примерно в обед, и живет со мной до вечера. Я сразу чувствую, когда он приходит, в голове раздаётся «КЛАЦ!». А уходит тихо, вот, был, и нету, и все, спи и сопи в две дырки, до завтра. А завтра, опять жди его до обеда, но может и не прийти, дела у него, видите ли... 

И еще, мы учимся с ним между собой разговаривать ментально. Пока, получается неважно. Из-за меня. Когда, он меня, например, о чем то спрашивает, то я, отвечая, шепчу вслух или шевелю губами. Со стороны это смотрится так, что я чеканутый и разговариваю сам с собой. Картина, бр-р. Но, думаю, научусь, со временем. Пять, семь, а то и девять часов Ангел сидит во мне, чуть не каждый день, что-то делает и с кем-то разговаривает. Но, я не против. Все вижу, всё слышу, запоминаю и стараюсь ему не мешать. Как в кино!

Такой, иду, иду, типа, из школы, а тут, «КЛАЦ!», о, здрасте, Ангел пожаловал! Аж, спотыкаюсь. Но, в следующее мгновение, всё нормально, он берет тело под контроль и дальше мы идем вместе. Думаю, что возможны ситуации, когда в этот момент я шлепнусь, допустим, в лужу…, но лучше без них.

С домашними заданиями, вообще, четкач получилось. Я ему сразу пожаловался, что из-за него не успеваю их делать. Тогда он сказал, что ему некогда ждать, пока я «сопли жую с уроками» и стал их делать сам. Кстати, делает он их очень аккуратно и мощно, я теперь весь в пятерочках, родители и учителя на меня не нарадуются. Надо ему сказать, что в задачах по математике, не надо применять интегралы, мы их еще не проходили, а то,  училка млеет, а ребята, косо смотрят. Не любят у нас шибко умных. Бьют, бывает! 

Интересно, что когда Ангел уходит и я включаюсь, то, как цветное кино посмотрел, где мы с ним были, что делали и кому что говорили, и, главное, про выполненные им уроки я все помню, и даже повторить могу. Видимо, от него и моё послезнание о ребятах, но лучше бы его не было, там грустно все.

Иногда, Ангел не приходит несколько дней, потом говорит, что был занят. Вот, интересно, чем же он и где занят, если он Дух Рода. Нашего, между прочим, Рода. А уроки? Приходится самому. Когда его нет, я на самом деле, скучаю, но долго скучать не получается, потому что он дает мне кучу заданий, которые нужно выполнять в точности, иначе он сердится и обзывает «бестолочью малолетней». Я не обижаюсь, потому что с ним клево и он говорит, что сделает из меня Министра или, как минимум, Председателя Госкомитета, но шаг за шагом. Я, кстати, не против, министром, наверное, круто, хотя до этого я хотел стать козырным музыкантом и лабать в ресторане на бас-гитаре. Ну или на танцах, в саду Кирова, а зимой, в клубе Клары Цеткин, как братья Бахманы. Сейчас я играю в школьном ансамбле, но что-то не очень.

Еще, у Ангела много дел с родителями. Они строят нам новый Дом. Получили большой участок в Нахаловке, прямо в городе, и строят. Я видел проект, Ангел, то есть я, его  нарисовал на больших листах ватмана, класс! Такого Дома, уверен, сейчас нет ни у кого. И не сказать, что на вид Дом шибко большой, и простой вроде, но за этой видимой простотой, настоящая гармония. Захочешь, так не нарисуешь. У меня там, кроме моей и только моей комнаты, будет настоящая студия для репетиций моей музыкальной группы. Это, я вам доложу, неслыханная роскошь для любого пацана... Для разбойника Жени, «он же маму спас!», тоже отдельную комнату предусмотрели. 

У нас же как сегодня в Городе, в частном секторе - халупа, халупа, халупа, хоп - дворец дорохо-бохато, и опять - халупа, халупа, халупа. Красивых частных домов практически нет. Со мной девочка учится, Оля Новикова, симпатичная такая, длинноногая, можно сказать, красавица. Так они в своем доме живут, такой прямо домик симпатичный, как теремок. А потому, что у нее мама художник в издательстве, и папа сам тот домик строил и уделывал, он строитель. И Оля с сестрой тоже будут всю жизнь работать корректорами в этом издательстве. Умрет Оля в 55. Придёт домой с работы, сядет на стул и умрет. Сердце. (Я уже даже не удивляюсь своему послезнанию, привык). 

Ангел родителей сильно переломал, у мамы Ани прямо глаза засияли, краси-и-вая такая стала, как на фотографии в юности. Во-первых, Ангел уволил обоих родителей с работы. Сказал, что «на фиг такую пенсию, обойдемся, здоровье дороже». Мама Аня, та быстро и с радостью заявление написала, будет теперь домохозяйкой, ей можно по закону. Она всегда хотела быть домохозяйкой, но из-за денег, приходилось работать.

А вот с батей Ангелу пришлось сложнее. Тот ни в какую не хотел увольняться со своего любимого металлургического Завода, с которого в 1949 году призвался на флот и на котором сейчас трудится и будет трудиться до самой пенсии бригадиром слесарей-ремонтников балочно-кранового хозяйства в прокатном цехе №4, самом шумном и дымном. Батя у нас «беспартийный коммунист» как он сам себя называет, да еще и непьющий, и ему, вот так, бросать свою бригаду ради сладкой жизни, совсем не комильфо. Но, Ангел сказал ему, что если он этого не сделает прямо сейчас, то умрет, аккурат к Олимпиаде, от рака почек, которому активно поспособствовал как раз его Завод. И рассказал, как ему отнимут сначала одну почку, и как он потом после операции пойдет в платную поликлинику, а сволочь-врач, осмотрев, напишет в истории болезни, что почки в порядке. Обе! 

- Ну как же так, Вы же за деньги?! – возмутится батя, и врач спокойно перепишет «Одной, нет». Батю больше всего возмутило, что этот врач смотрел его именно за деньги. (На самом деле батя умрет в 2004, в 74 года, я знаю, но остальное, правда). После таких разговоров батя уволился с завода очень быстро и устроился работать сторожем в садоводство, сутки через трое, благо, что Председатель был батиным закадыкой, ещё со службы, а реально работал и получал деньги председателев кум.

Как уж там Ангел договаривается с прижимистой мамой Аней, не знаю, но мне тоже начали прилетать плюшки. Просто, ездили с родителями на городскую барахолку и всё, за дорого, покупали у фарцы. Так что, я сейчас не лох педальный, а вполне себе модно прикинутый чувачок. Знаете же, в моем возрасте встречают исключительно по одежке. По ней же и провожают...               

Как я попал на заседание партхозактива Области в Оперный театр? А все началось со школьного сочинения по литературе. Наша классная, Станислава Феликсовна Романова, она же учительница русского и литературы, всех нас предупредила заранее, что сочинение будет 1 апреля,  оно контрольное, давать темы и проверять его будут в РайОНО, и чтоб хорошо готовились, по секрету сообщила нам будущие темы – Павка Корчагин, Екатерина в «Грозе» и свободная тема.

Она всегда была такая, Станислава, малость с «двойной моралью», ради первого места класса, могла и передернуть. Хотя, в девяностых, уже на пенсии, она своими силами организовала в школе музей воинов-афганцев и за одно это, думаю, ей всё простится там, где прощают. (Опять Мишино послезнание).   

На свободную тему, у нас сроду никто не писал, но, Ангел заранее накатал мне целых шесть страниц, и 1 апреля, я благополучно передрав их на листы с печатями РайОНО, которые нам раздала какая-то тетка, пошел в буфет. Потом, последний урок, и я уже было собрался домой, но до дома я не дошел…

***
КЛАЦ!
 
Сижу на стуле. Руки, сзади скованы НА-РУЧ-НИ-КА-МИ! Не шучу. Чувствую, мой Миша смертельно напуган и уже малость всплакнул от страха, и даже приписнул в левую штанину. Вот, ни фига себе, День смеха, 1 апреля!

Напротив, в непосредственной близости от меня, какая-то морда. Морда красная, с красными глазами, шипит и плюется. Понимаю, что это человек. Он в костюме с галстуком и, похоже, мне от него уже не один раз пребольно прилетела хорошая такая затрещина. В одной руке у него вижу знакомый листок с печатью РайОНО и с моим почерком, и он тычет им мне в лицо. 

- Где закладки?! Там тротил или гексоген?! Сколько?! Тип взрывателя?! Кто твой куратор?! Когда и где тебя завербовали?! Какое задание?! Отвечай, на, убью! – орет он, и я вижу, что у него в другой руке ПИ-СТО-ЛЕТ!

Над столом, портрет Дзержинского. Железный Феликс улыбается мне одними губами, мол, не ссы, Миха, не должны мои сразу тебя на глушняк завалить, не 37-й. А взгляд, такой добрый-добрый.

Это сюр, какой-то! В 1975 году, прикованного наручниками к стулу несовершеннолетнего школьника, допрашивает сотрудник КГБ, а это конечно же он, размахивая табельным пистолетом. Собираюсь с мыслями и как можно спокойнее, хотя какое тут, на фиг, спокойствие, спрашиваю его:

- Дяденька, а Вы кто?

От моего вопроса человек почему-то столбенеет, прекращает орать и подходит к столу. На столе графин с водой, телефон и какие-то бумаги. Человек наливает стакан воды, выпивает его, выдыхает, и видимо хочет что-то мне сказать. Но, тут звонит телефон. Человек берет трубку и четко произносит:

- Власов, слушаю! – слушает несколько секунд, говорит в трубку: - Есть! – и идет к двери, на ходу бросая мне: - Сиди тихо, на, я сейчас, – выходит, и я слышу, как закрывается замок снаружи. Я остаюсь один, ничего не понимая. Скованные за спиной руки болят конкретно.

***

Кабинет с большой приемной, этажом выше. На стене портрет Дзержинского, но другой, побольше, и Феликс уже не улыбается.

Власов: - Товарищ полковник, капитан Власов по Вашему приказанию…

Лазарев (а это он, перебивая): - Ты, что Власов, ё, творишь?! Ты зачем этого пионера к нам, ё, приволок, да еще, ё, и пытаешь?

Власов: - Так ведь, сигнал! Бомбы! Предотвращаю теракт.

Лазарев (стонет, но немного успокаивается): - О-о-о, долбоящер португальский! Поедешь, ё, на остров Александры Земли Франца-Иосифа, у белых медведиц роды охранять, с карабином Симонова.

Власов (уставясь в пол и чуть не плача): - За что, тащ полковник? Я же верой и правдой, столько лет.

Лазарев (рявкая): - За долбоклюйство, за что же еще! – и продолжает уже более-менее спокойно: - Ты сам то, до конца читал сочинение этого пионера?!

Власов (воспряв духом): - Нет, тащ полковник, только первый лист, где про бомбы. Там заголовок «Бомбы замедленного действия под будущими поколениями коммунистов» и первый абзац «Эти бомбы невозможно обезвредить имеющимися средствами, нужны специалисты, которых нет, и оборудование, которое тоже пока не изобрели». Полагаю, под детсады и школы заложили, на.

Лазарев: - Ясно все с тобой, Власов, и твоим агентом в РайОНО. Там ещё пять страниц, которые ты у меня потом наизусть выучишь! И все они про бомбы, только не те, про которые ты думаешь. Ладно, все потом, быстро давай ключи от своего кабинета и наручников и сгинь с глаз моих, я сам уже с пацаном разберусь. И молись, Власов, что бы его родители жалобу на нас не накатали. Его сочинение уже весь райком и пол-обкома читают.   

***

Дверь открылась и в кабинет, где я сидел и, честно говоря, грустил, вошел не его неспокойный хозяин, а высокий, худощавый и подтянутый мужчина с залысинами на голове. Я напрягся. Но, мужчина сразу же расстегнул мне наручники, широко улыбнулся и начал говорить…