Надпись на древней пещере Кон-и-Гут

     В 1948 году я работал главным геологом в Чорух-Дайронской геологоразведочной партии треста "Средазцветметразведка", занимаясь разведкой одноименного вольфрамового месторождения в горах Могол-Тау в 18 километрах от города Ленинабада (ныне Ходжента). В то время стране требовалось много свинца. Меня вызвал в Ташкент главный геолог треста В. Э. Поярков и дал особое задание, разыскать известное по литературе свинцово-серебряное месторождение Кон-и-Гут в северных отрогах Туркестанского хребта в нескольких десятках километрах от известного угольного месторождения Шураб в Таджикистане.

     Известный геолог А. В. Пуркин, работавший в тресте, посоветовал мне поискать в библиотечных фондах литературу, о которой он знал. В фондах я нашел отчет геолога Белова, который в 1920 году посещал и изучал древнюю пещеру Кон-и-Гут времен Х века нашей эры. Он произвел небольшую съемку этой пещеры и составил ее схематическую карту. 

     В 1934 году изучением пещеры и особенно свинцово-серебряного месторождения Кон-и-Гут занимался геолог Дюгаев. Он произвел опробование свинцово - серебряных руд, выявил промышленное содержание свинца и серебра в рудах и высказался за необходимость его поисковой разведки и оценки. На этом внимание к месторождению закончилось.

     И вот в 1948 году о нем вспомнили и поручили мне его осмотреть и оценить с точки зрения необходимости проведения разведочных работ. Была снаряжена экспедиция на машине ГАЗ - АА в количестве четырех человек (меня, шофера и двух подсобных рабочих). Проехали мы через Ленинабад, Канибадам, нефтяные промыслы Санто и Сельрохо и приехали в Исфару, где переночевали. Рано утром выехали дальше через Шураб, кишлак Самаркандек и спустились в Раватскую долину и по ней доехали до гор Майдан-Тау, в которых находилась пещера Кон-и-Гут. В подножье гор нашли маленький мазар и родничок. Дальше поехали по сухому тальвегу сая до тех пор, пока могла ехать машина.

     Остановились, перекусили, подкрепились и начали искать пещеру. Вот она должна быть где-то здесь, но никак не попадалась на глаза. Целый день я лазал по горушкам, но пещера не открывалась. Уже стало вечереть, и  я решил последний раз взобраться еще на одну сопку, а уже потом вернуться к роднику и там, переночевав, возобновить поиски на следующий день. И вот, когда, тяжело дыша, я взобрался на последнюю сопку, я вдруг с нее увидел вход в пещеру. Радостно крича "Нашел!!", я почти бегом в сумерках добрался до пещеры и остолбенел, внезапно остановившись около нее.

     Передо мной открылся огромный вход в пещеру с глубокой зияющей чернотой и нагромождением крупных камней в подножье. Пещера "дышала" холодом и страхом. Я просто оцепенел, по телу пошли мурашки. Не в силах совладать с собой, я стоял, как вкопанный, я был один. Стало быстро темнеть. Хоть я и не из робкого десятка, но тихо стал пятиться назад, боясь повернуться спиной к входу в пещеру. Наконец, как перестал быть виден вход в пещеру, я быстро спустился в сай и зашагал к машине, где уже окликали меня мои спутники.

     На следующий день мы все днем добрались до пещеры. Вход ее полностью освещался утренним солнцем, поскольку был обращен к востоку. Вход имел теперь более приветливый вид, но когда мы углубились в него метров на 20 - 30, сразу почувствовали движение холода и специфический запах подземных пещер. Осмотрев окрестность пещеры, и немного разобравшись в геологическом строении месторождения, в течение дня я составил необходимые схемы для обоснования первых разведочных работ, после чего мы возвратились домой.

     Месторождение Кон-и-Гут типично гидротермального происхождения, образовано на контакте известняков и сланцев, образующих антиклинальную и синклинальную складку. Рудные тела повторяют изгибы складки и, судя по древним выработкам, уходят на глубину до 150 м, чем и ограничиваются небольшие перспективы месторождения. Большинство рудных тел окислено и превращено в охры. Оставшаяся сульфидная часть руд имеет красивую полосчатую (бурундучную) структуру.

     Руда отрабатывалась в конце Х века при Саманидском правителе Нух-Мансуре, правившем краем в конце девятисотых годов, что было выяснено известным археологом и исследователем Массоном, определившим эти даты по найденным мною при раскопках бронзовым монетам. Рудник Кон-и-Гут с арабского означает "Рудник погибели" - "Рудник исчезновения". На руднике, видимо, работали рабы, которые там же и погибали. При разведке, помимо костей животных, в основном овец, были найдены также и человеческие кости. Руда отрабатывалась древними рудокопами в виде небольших камер, соединенных между собой небольшими ходами. На поверхность руда выносилась в кожаных мешках.

     За тысячелетие, прошедшее со времени существования рудника, произошло много землетрясений, благодаря которым большинство ячеек обрушилось, образовав как небольшие, так  и очень крупные подземные камеры, достигающие высоты 50 м и по площади до 400 кв. м.  В результате, образовалась современная пещера большой протяженности с множеством камер и ходов.

     Поскольку бурение разведочных скважин, проведенное нами, не дало желаемых результатов в изучении геологии месторождения, а проходка горных выработок в условиях древних работ по технике безопасности была невозможна, было принято решение: заснять и задокументировать древние выработки. Благодаря этому можно было выявить и понять структуру и перспективы месторождения. Этот было выполнено мною лично совместно с маркшейдером А. Бульонковым, коллектором М. Нарожной, К. Охроменко и пробщиком Насировым. Эта бригада в составе пяти человек полтора года занималась изучением пещеры Кон-и-Гут, о чем и хочу я рассказать, так как эта героическая работа сопровождалась трагическими и комическими происшествиями и была очень познавательна.

     Вначале о составе бригады. Алексей Бульонков был молодой специалист - маркшейдер. Леша был веселым, жизнерадостным, неунывающим человеком возрастом около 27 лет. Он был энтузиастом и хорошим рассказчиком, девушки его очень любили. Он практически выполнил маркшейдерскую съемку всей пещеры, хотя и был близоруким и всегда носил очки.

     В те времена подсобных работников в геологии не хватало и я по объявлению: "Требуются для работы коллекторы", часто набирал молодых людей (большей частью приходили девушки). Их обучал и оставлял на работе наиболее способных. Так пришли ко мне две девушки, не нашедшие себя в другой жизни - это артистка Марина Нарожная и педагог Клавдия Охроменко. Что их заставило уйти от прежней работы и поступить на работу в полевую геологическую партию - я не знаю. Были они в возрасте, также как и Леша, 25 - 27 лет. Марина Нарожная была среднего роста, худощавая, довольно замкнутая, но трудолюбивая и исполнительная. Клавдия Охроменко была пухленькой, низкорослой, жизнерадостной и вечно улыбающейся девушкой, смелой и отчаянной.

     Пробщик Насиров был совсем молодым таджикским мальчиком, крепкий здоровьем, невысокого роста, ему было не более 18 - 20 лет. Он был малограмотным, но хорошо знал русский язык. Я всегда был уверен в его исполнительности и надежности.

     Без меня в пещеру обычно не ходили. Дисциплина у нас была на высоте. За полтора года работы в пещере с нами не произошло ни одного несчастного случая или падения с ушибами, хотя опасности нас подстерегали ежеминутно. Видимо с нами был ангел — хранитель.

     Вначале мы осторожно и постепенно осваивали приустьевую часть пещеры, привыкали ходить, лазать и ползать по камням, стенам и карнизам пещеры. Учились лазать по канатам и лестницам, сделанным специально из стальных тросов и перекладин. Постепенно мы осваивали все более дальние и глубокие части пещеры. После каждого похода мы обычно день или два отдыхали, настолько было большое напряжение в ногах, в руках, да и во всем теле.

     Первое время на спуск в пещеру и подъем уходило около одного - полутора часа, и работа по документации пещеры занимала около шести часов. Для изучения глубоких частей пещеры спуск занимал уже около полутора-двух часов и подъем из пещеры примерно столько же, поэтому на изучение пещеры времени оставалось все меньше и меньше. Были дни, когда мы утром спускались в пещеру, а возвращались на поверхность в полночь, отдыхая у устья и наблюдая звездное небо, усталые и довольные.

     Освещением для каждого из нас были примитивные карбитки, совершенно не приспособленные для нашей работы, которые часто тухли и причиняли нам массу неприятностей: коптили в нос, поджигали руки и одежду, когда приходилось лазать с ними по лестницам.

     В общей сложности мы засняли (задокументировали) три с половиной километра протяженности всех ходов и  73 маленьких и больших камер.

     Наиболее крупная из них была высотой 55 метров по вертикали и 420 квадратных метров в плане нижней части. Камера образовалась в результате обрушения пород при каком-то катаклизме. Нижняя часть камеры была заполнена нагромождениями из обломков огромных скал и камней. Спуск в нее был наиболее сложный и длительный, занимавший по времени около получаса. Вначале приходилось пройти по тонкому наклонному бордюру извилистой стены камеры и добраться до небольшой площадки, где вдоль стены в расщелине была установлена нами небольшая узкая деревянная лестница высотой около 4 м, по которой надо было спуститься на следующую площадку. Затем, по небольшому извилистому колодцу, диаметром максимально до 80 сантиметров и высотой около 3 - 4 метра, спуститься на сравнительно небольшую наклонную площадку, усыпанную пометом летучих мышей. Великое множество летучих мышей кружило вокруг и сопровождало нас на протяжении всего похода по пещере, так что со временем мы к ним привыкли. Далее шел самый сложный спуск. Для этого нам пришлось заказать у механиков лестницу из стальных тонких тросов с железными перекладинами. Общая длина этой лестницы была 18 метров. Ее закрепляли на площадке и сбрасывали вниз, так что она касалась крупных глыб, лежащих на дне камеры. Вся сложность заключалась в том, что рельеф спуска был отрицательный, и лестница болталась на весу. Можно себе представить спуск по этой болтающейся лестнице с горящей карбиткой, когда за шиворот сыплется сверху мышиный помет...  Достигнув первой глыбы, нужно было еще спуститься по острым крупным камням и осыпи, чтобы оказаться на желанном дне камеры, где можно было отдышаться и успокоиться. Только спустившись вниз этой камеры, можно было по узкому лазу проникнуть в другие более глубокие части пещеры. Некоторые были настолько низкие, что приходилось ползти на животе.

     Шахтерских ламп в то время, как и электрических фонарей, не было, и спуск происходил в полной темноте. От света карбитки спускающийся видел только пространство вблизи перед собой. Может быть, это было даже и хорошо, что, спускаясь, как скалолазы, мы не видели всего пространства камеры, иначе бы страх был бы непреодолим. Все - таки мы не были альпинистами, и навыков к скалолазанию у нас не было.

     Самая дальняя и глубокая камера № 73 была ниже входа в пещеру на 150 метров. Находясь в дальних камерах, у нас невольно возникала мысль о том, что мы не сможем вернуться, если где-нибудь вдруг произойдет обвал и закроет проходное отверстие, но мысль эту всегда как-то старались отогнать разговором и шутками между собой. Все старались громко не разговаривать, тем более не окликать друг друга, так как считалось, что громкий окрик может вызвать обвал или падение отслоившегося камня в кровле. Но все обходилось благополучно.

     Все камеры отличались друг от друга размерами и формами. Некоторым камерам мы дали специальные названия. Например: "Грот с верблюдом". На дне этой камеры лежал крупный камень по своей форме напоминающий профиль верблюда: голову, шею, спину с горбами. Или "Столовый грот", на дне которого лежала глыба с горизонтальной плоскостью, напоминающей поверхность стола. В этой камере было удобно останавливаться на отдых и закусывать на импровизированном столе. Была камера, получившая название "Мышиный грот". Основание этой камеры было засыпано мышиным пометом, по которому проходили ногами, как по подушке. Очевидно, эта камера являлась спальней для летучих мышей, которые подвешивались на ночлег в кровле камеры, так как отдыхают летучие мыши, прицепившись одной лапкой за расщелину, и висят вниз головой.

     Раскапывая помет, мы установили, что толщина его превышает метр, видимо, много столетий этот грот служил пристанищем летучих мышей.

     За многие века пещеру посещали многие люди, и каждый из них старался оставить свой след о пребывании в ней. В устье пещеры трудно было найти свободное место, где бы можно было увековечить свое присутствие. Здесь были названия и фамилии на разных языках, были и древние наскальные изображения животных. Однако в 30 - 50 метрах от устья надписей  было уже мало, и дальше они появлялись все реже и реже. В одной из глубоких камер (не помню сейчас ее номер) очень узкой, но длинной и высокой, одна стенка представляла собой плоскость, образовавшуюся вдоль разлома. Когда впервые мы в нее попали, то были поражены увиденной четко и крупно написанной по-русски надписью: "Оставь надежду на возвращение". Буря чувств охватила каждого при прочтении этой надписи. Когда и кем была сделана эта надпись - осталось неизвестно. Возможно, она была сделана геологом Беловым в 1920 году, о котором я упоминал ранее.

     Самым интересным было то, что в углу этой камеры стояла, прислоненная к плоскости стенки, обыкновенная лестница, сделанная из брусьев, высотой около 4-х метров. Кто ее сюда принес и каким образом четырехметровые деревянные брусья кто-то смог сюда, на глубину 150 м от поверхности, пронести - также осталось загадкой. Единственно, что можно было утверждать, так это то, что существует или ранее существовал другой, неизвестный нам проход. Стало быть, не всю пещеру мы обследовали, остались еще неизведанные нами проходы и камеры.

     За время работы в пещере у нас было несколько курьезных случаев, о некоторых я расскажу. Нас посещали различные экскурсанты, желающие посмотреть пещеру на глубине. Однажды приехали к нам три топографа и стали с нами спускаться в пещеру. Один из них по имени Сергей Сергеевич дошел с нами только до большого спуска и наотрез отказался спускаться по висячей лестнице. Ничего не оставалось, как оставить его на карнизе, а остальным двинуться дальше, чтобы на обратном пути его захватить с собой. Он остался один с карбиткой. Через час, путешествуя по камерам, мы почувствовали запах гари, заподозрили неладное, и спешно стали возвращаться. Когда мы вылезли из узкого прохода на дно камеры, где находился Сергей Сергеевич, то камера была полна дыма, а злополучного путешественника нигде не было. Не видно было и света карбитки. На наши крики отзыва так же не было. Быстро поднявшись по лестнице, обнаружили забившегося в расщелину нашего путника, дрожащего и не вменяемого. Что же произошло?! Оказалось, вокруг     С. С. стали летать и кружиться летучие мыши. Он разжег карбиткой древнюю деревянную крепь, которая представляла из себя небольшую  палку, она стала тлеть, и от нее пошел дым. Размахивая палкой, отбиваясь от мышей, он ударил ею по карбитке, она скатилась вниз и потухла. Продолжая тлеющей палкой отбиваться от мышей, С. С. забился в расщелину, до смерти перепугавшись. В таком шоковом состоянии мы еле дотащили его до поверхности пещеры, где он пришел в себя и рассказал, что с ним случилось.

     В другой раз к нам приехал известный геолог П. А. Шехтман с дочерью Ингой, которой было 15 лет. Я многое им показал в пещере, но, когда стали возвращаться и дошли до этой же злополучной камеры, Инга стала подниматься по лестнице после отца, а я остался внизу придерживать лестницу, чтобы она не слишком болталась. И вот, когда она руками достигла карниза площадки, силы у нее кончились, и она не могла подняться еще на одну ступеньку. Наступил критический момент, она могла сорваться в пропасть. Каким-то чудом П. А. схватил дочь за кисть руки и вытащил ее на площадку. В этот момент кто - то сзади из наших придерживал Шехтмана, иначе бы они оба рухнули вниз.

     Комический случай произошел с главным геологом треста В. Э. Поярковым. При возвращении из пещеры он не смог подняться по извилистому узкому колодцу. Он был крупным мужчиной и никак в колодце не мог согнуть в коленях ноги, чтобы протолкнуть свое тело вверх. Пришлось его сверху вытаскивать. Брюки его при этом, видимо, в ремне расстегнулись и остались в колодце. После этого случая мы стали этот колодец называть "Трубкой Пояркова".

     В 1951 году разведка месторождения была закончена, запасы утверждены в ГКЗ. Был построен рудник и поселок из финских домов. Началась добыча свинцово-серебряных руд. Мы получили премию за изучение и разведку месторождения.

     В память о своей работе мы решили увековечить свои дела в пещере. Для этого соорудили высокие деревянные полати, и пробщик Насиров зубилом и молотком выбил, а потом еще покрасил, на портале входа в пещеру, надпись:
     1949 - 50 г.
  геолого - маркшейд.
  с’емку этого стра –
  шилища  произв. под
  руководст.  геолога
  Петрова В.Н. маркш.
Бульонков А. НаСИров А.
Охроменко К. Нарожная.

     P.S.  Лет через 20 я посетил эти места, они снова стали уже дикими. Рудник просуществовал лет 5 - 7. Руду выработали, рудник закрылся. На базе поселка устроили психбольницу, но и она долго не просуществовала. Дома финские разобрали и увезли, остались только фундаменты от них и родник. Все исчезло. Только пещера осталась, как и была, и наша надпись, напоминающая мне о былой моей молодости. Я часто с грустью смотрю на ее фотографию.
                (апрель 2000)