Житие святителя Иннокентия Вениаминова

От Господа пути человеку исправляются

Иди на великое дело, указанное тебе Богом, но смотри, не охладевай сердцем в делании нивы Христовой. Умирай на ней и не озирайся вспять до тех пор, пока не исполнишь возложенной на тебя обязанности.         Святитель Иннокентий Московский


26 августа 1797 года в глухом сибирском селе Ангинском, что в Иркутской губернии, у пономаря церкви святого Ильи Пророка Евсевия родился сын Иван, будущий митрополит Московский и Коломенский Иннокентий.
Мальчик оказался на редкость смышленым. Когда ему было всего восемь, лет, он начал читать на Рождественской литургии и первыми его словами были: «Прокимен, глас осьмый: Вся земля да поклонится Тебе, и поет Тебе, да поет же имени Твоему, Вышний».
В девять лет Иван был привезен в Иркутск и определен в тамошнюю духовную семинарию. Вспоминая свое детство, он писал: «Учился я хорошо, но чистого, без мякины, хлеба до выхода из семинарии не пробовал».
В свободное время Иван часто навещал своего дядю Давида, тот любил заниматься механикой; племянник присматривался, помогал и, наконец, сам пристрастился к этому делу. Так в одной из комнат семинарии он устроил водяные часы с боем. Колеса сделаны были из дерева при помощи простого ножа и шила, циферблат — из писчей бумаги, стрелки — из лучинок.
В 1817 году Иван Вениаминов вступил в брак по любви и вскоре был посвящен во диакона, а в 1821 году и во священника к Благовещенской церкви Иркутска.
В начале 1823 года епископ Иркутский Михаил получил предписание Святейшего Синода послать священника на Алеутские острова (остров Уналашку), входившие тогда в состав русской Империи. Когда иркутское духовенство получило предложение Владыки, отец Иоанн, как и другие священники, и не думал его принимать. Об Уналашке он слышал от одного выходца из тех мест, некоего Ивана Крюкова. Тот много рассказывал ему о тамошней жизни.
Из рассказа самого о.Иоанна: «Этот же выходец, Иван Крюков, при прощании своем с преосвященным (у которого и мне случилось быть в то время), стал рассказывать об усердии алеутов к молитве и слушанию слова Божия: «Ах, Ваше Преосвященство, говорил он, Вы не поверите, как алеуты усердны к вере. Несмотря ни на что — ни на мороз, ни на снег, они идут к заутрене в часовню. А часовня эта построена из досок и не имеет печки. И стоят, иногда босые, не переступят с ноги на ногу во все время пока читают заутреню».
Эти самые слова, как стрелой уязвили мое сердце, — вспоминал после о. Иоанн, — и я загорелся желанием ехать к этим людям… Пусть мой пример будет новым доказательством той истины, что от Господа исправляются человеку пути его. Ему угодно было назначить мне поприще служения в Америке, — и это исполнилось, несмотря даже на противление моей воли.
7 мая 1823 года отец Иоанн выехал из Иркутска со своим семейством, которое состояло тогда из старушки-матери, жены, годовалого сына и 19-летнего брата Стефана. На нелегкое путешествие ушел почти год и 29 июля 1824 г. о.Иоанн с семейством прибыл на о.Уналашка.
Приход молодого священника состоял из 60 небольших островков, расположенных на границе Берингова моря и Тихого океана, самым большим из которых был остров Уналашка. На этом острове было 10 селений и в них не более 400 человек; церкви не было, стояла лишь часовня, к тому времени полуистлевшая.
Лисьи острова гористы и почти безлесны. При подошвах гор и на равнинных местах растут низкий тальник, ольховник. Местами можно встретить ягоды и грибы. Верхняя часть гор совершенно обнажена или покрыта мхом и ползучими растениями. Конические вершины почти всегда скрыты непроницаемым мраком, так как это потухшие или же дремлющие вулканы, а потому землетрясения — нередкое явление на островах. Солнечных дней здесь почти не бывает. Это царство холода, ветров и туманов.
На островах Прибывалова, островах святого Павла и святого Георгия не так холодно, как на Лисьих, где зимой иногда на лету замерзают птицы. Здесь зимой всего 5–6 градусов ниже нуля. Но постоянные ветры всегда несут дожди или снежные бури. Летом здесь немного теплее, но небо по-прежнему скрыто за пеленою тумана и холода. Ради промысла котиков и сивучей здесь были устроены поселения: два-три добротных дома для конторы и казармы для рабочих. Основным промыслом местных жителей была охота на лисиц, бобров, морских котиков и сивучей. Паства о. Иоанна была слабо укреплена в христианстве, да и русских совсем мало. Добросердечные жители островов искренне приняли евангельскую истину, когда в 1795г.  их крестил иеромонах духовной миссии Макарий. С тех пор они оставались без пастырского попечения. Бывавшие здесь изредка батюшки не имели походных церквей и не могли приобщить новообращенных Святых Таин, как и сам креститель алеутов отец Макарий. За краткостью времени и отсутствием хороших толмачей он смог передать алеутам только самые общие понятия о Боге, Его всемогуществе, благости, любви к роду человеческому. Алеуты веровали и молились Богу, как были научены, но ко времени прибытия отца Иоанна это была, можно сказать, вера и молитва неведомому Богу.
Суровый климат, разбросанность прихода по многочисленным и порой труднодоступным островам, малопонятные нравы, быт и язык чужого народа, отсутствие достаточных материальных средств — все это не обещало легкой жизни, известности… Но отец Иоанн не пал духом. С упованием на Бога и готовностью к самоотвержению принялся он за великое дело.
Главное селение острова Уналашка — место нового жительства отца Иоанна Вениаминова — официально именовалось селением Согласия, но обычно по месту расположения называлось Гаванским. Через два дня после своего прибытия, 1 августа 1824 года, отец Иоанн отслужил в деревянной часовне первую литургию и благодарственный молебен о благополучном завершении длинного и трудного пути. Дом, в котором расположилось семейство нового уналашкинского священника, был больше похож на землянку — обычное жилище островитян. Из-за безлесности здешних мест их строили из тонких жердей и обсыпали землей.
Отец Иоанн умел делать все: он был и плотник, и часовщик, и механик, а иногда и плел сети для ловли рыбы. Вечерами со своими домашними отливал восковые свечи для церкви. В свободное время любил совершать прогулки с детьми по горам и, как любитель и наблюдатель природы, передавал им свои познания.
Знакомясь с прихожанами, обдумывая, что следует предпринять в первую очередь, отец Иоанн в горячей молитве испрашивал вразумления и благословения от Господа. Через некоторое время пришло к нему твердое решение: первым его делом должно быть строительство на Уналашке храма. Второе, без чего невозможным было бы сделаться для алеутов отцом, советчиком, другом, должно стать изучение языка островитян, так мало схожего с языками Старого Света.
Для построения церкви необходимы были материалы, недостаток которых на безлесной Уналашке ощущался всегда. Лес для строительства с большими трудностями и издержками мог быть доставлен с острова Ситха. Правление Российско-американской компании обещало содействовать в этом вопросе. Гораздо сложнее было найти рабочих для строительства. Отец Иоанн заметил, что алеуты во всех отношениях очень восприимчивы. Они скоро перенимали у русских всякое рукоделие, какое имели случай видеть. Как пригодились тогда отцу Иоанну основательное знакомство с механикой и те ремесленные навыки, которые он приобрел в юности! Он сам принялся за подготовку рабочих из алеутов, обучая их столярному, плотницкому, отчасти слесарному и кузнечному делу, изготовлению кирпича и каменной кладки. В этом совместном труде как нельзя лучше можно было сблизиться и узнать своих прихожан, их характер, нравы, представление о мире, познакомиться с их языком
Через год, когда алеуты-строители были достаточно подготовлены, 1 июля 1825 года, начались работы по возведению церкви. Руководил ими сам отец Иоанн, а престол и иконостас он резал и золотил собственными руками. В трудах прошел год, и 29 июня 1826 года, на праздник славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла, построенная церковь была освящена во имя Вознесения Господня. Это был первый храм на Лисьих островах.
Узнав ближе алеутов, отец Иоанн не мог не полюбить свою паству. В свободное время он начал переводить на алеутско-лисьевский язык Священные Книги. Он перевел катехизис и Евангелие от Матфея. Затем была переведена на алеутский язык Божественная литургия.  К 1830 году он уже мог проповедовать на местном языке без толмача. За три года с 1831-1833гг. отец Иоанн написал небольшую книжечку на алеутском языке – «Указание пути в Царствие Небесное» для новообращенных алеутов с целью ознакомления их с основами христианской истины спасения. Книга стала очень известной и переведена на славянский и русский языки, выдержала 47 изданий.
«Невозможно лучше желать для сего края человека такой нравственности, таких познаний, благородного характера, с такой прилежностью к своей должности, как отец Иоанн», – отзывался о молодом священнике главный правитель Русской Америки Матвей Иванович Муравьев[1].
Отец Иоанн любил алеутов за их простосердечие и усердие к слушанию слова Божия. В письме к митрополиту Филарету (Дроздову † 1867) от 1 августа 1843 года он писал: «Чем более знакомлюсь я с дикими, тем более люблю их и тем более убеждаюсь, что мы, с нашим просвещением, далеко-далеко отклонились от пути к совершенству, почти не замечая того; ибо многие, так называемые дикие, гораздо лучше многих, так называемых просвещенных, в нравственном отношении».
Большую часть времени отец Иоанн проводил в поездках по приходу. Для этого снаряжалось несколько двух- и трехлючных байдарок, куда помещалось все необходимое для совершения богослужения, провизия и запасы воды, садились гребцы-алеуты и сам отец Иоанн. Для путешествий между островами необходимо иметь не только мужество, так как при сильном ветре легко можно было перевернуться, но и огромное терпение: в узкой байдарке сидеть приходилось с протянутыми и прижатыми, как у спелёнатого, ногами. Но выбора не было — байдарка была единственным транспортом в этом крае. Чего только не пришлось пережить путешественникам-миссионерам во время многодневных морских переходов! Не раз они, попадая в шторм, причаливали в пустынном месте и, не имея несколько дней пищи, вынуждены были ждать перемены погоды или по горам добираться до ближайшего селения, неся на себе байдарки и весь груз. Но и духовные утешения посылал Господь самоотверженному священнику. Алеуты встречали его как самого близкого и родного человека. Всем селением с малыми детьми приходили они просить его благословения. С вниманием и доверием слушали наставления и беседы отца Иоанна. Скорее уставал говорить проповедник, чем алеуты переставали слушать. Ревностно исполняли они свои христианские обязанности. Неприхотливые в пище, они прилежно держали посты. Во все время богослужения не сходили со своих мест, так что по следам, оставленным их торбасами (вид обуви), можно было после службы сосчитать, сколько человек здесь молилось. А после расставания посылали гонцов с просьбой о посещении.
Наступил Великий пост 1828 года. Отец Иоанн отправился к своим прихожанам, жившим на других островах. Путь лежал к острову Акун, находившемуся к северо-востоку от Уналашки. В первый раз посещал отец Иоанн эти места, и каково же было его удивление, когда он увидел, что местные жители стояли на берегу наряженными, как на торжественный праздник. Он вышел на берег, и островитяне бросились к нему с приветствиями и всячески старались показать свою радость по случаю его прибытия.
; Отчего вы такие наряженные? — поинтересовался отец Иоанн.
Толмач Паньков перевел его вопрос. Затем, выслушав ответ одного из старших алеутов, сказал: «Они знали, что ты выехал, и сегодня должен быть у них, вот и вышли на берег, чтобы как подобает, встретить тебя».
; Да откуда же вы узнали, что я буду у вас сегодня, и почему вы узнали, что я именно отец Иоанн? — удивившись еще больше, спросил батюшка.
; Наш шаман, старик Иван Смиренников из Речетного, сказал нам: «Ждите, к вам сегодня приедет священник. Он уже выехал. Будет учить вас молиться Богу». Он и описал твою наружность, точно так, как мы видим тебя сейчас.
; Могу ли я видеть этого старика-шамана? — спросил о. Иоанн.
; Отчего же нет, конечно, можешь, но теперь его здесь нет. Когда придет, то мы скажем ему; да он и сам без нас подойдет к тебе.
Эти слова чрезвычайно удивили отца Иоанна, но он, оставив их без внимания, занялся подготовкой акунских жителей к говению. Разъяснял своим духовным детям основные положения православной веры, значение поста, затем наставлял, как должно исповедоваться. Через некоторое время присоединился к говеющим и Иван Смиренников. Он жил в Речетном, в десяти верстах от главного селения, в котором остановился отец Иоанн. Пришел, чтобы приготовиться к Причастию и послушать наставления батюшки. Во время исповеди Смиренникова отец Иоанн не спросил, отчего называют его земляки шаманом. После Причастия, поздравив старика с принятием Святых Таин, благословил его и отпустил, не расспрашивая. Через некоторое время к отцу Иоанну явился главный тоён (старейшина) острова и сказал, что Смиренников обижен на батюшку за то, что он не спросил, почему называют его шаманом, и более всего за то, что не запретил священнической властью так называть его.
; И еще сказал, что он никакой не шаман, и прозвище это для него неприятно и оскорбительно.
Отец Иоанн припомнил, что в своих поучениях из Священной истории, за краткостью времени, он порой кое-что опускал, но старик Смиренников всегда готов был его дополнить, а порой подтверждал сказанное тоном человека, сведущего в Священном Писании. Знал отец Иоанн, что кроме отца Макария, посещавшего этот остров более тридцати лет назад и крестившего всех здешних алеутов, других миссионеров здесь не было.
; Иван, что ты знаешь о Смиренникове? — спросил отец Иоанн своего помощника Панькова.
; Я, батюшка, знаю, что все жители острова почитают его за шамана. Не знаю, шаман ли он, но человек непростой. Три года тому назад жена тоёна Федора Жарова из Артельновского селения попала в кляпцу (ловушку для лисиц). Удар всех трех острых железных зубьев пришелся прямо в коленную чашечку. От капкана ногу освободили, но рана была ужасная и боль нестерпимая. Родственники ее тайно попросили старика об исцелении, и он, подумав, сказал, что утром будет здорова. Действительно, она поутру встала и пошла, не чувствуя никакой боли, и поныне совершенно здорова.
; Зимой того же года, когда случилась история с женой Федора, — вступил в разговор молодой алеут, пришедший вместе с тоёном, — мы имели большую нужду в пище, и некоторые из наших попросили старика Смиренникова, чтоб он дал нам кита, и он обещал попросить. Спустя немного времени указал нам место, где мы найдем кита и, действительно, придя туда, нашли целого свежего кита именно там, где он сказывал.
; В прошедшую осень, — сказал главный тоён, — мы все ожидали тебя, батюшка, потому что отправили за тобой людей с Акуна. Иван же утверждал, что ты будешь не осенью, а приедешь весной.
; Действительно, ветры удержали меня. Потому я оставил намерение свое до весны, — вспомнил отец Иоанн.
Эти повествования убедили отца Иоанна встретиться со стариком Смиренниковым, и он послал за ним. Однако тот и сам уже шел навстречу гонцам.
; Я знаю, что меня зовет отец Иоанн, и иду к нему. Батюшка стал расспрашивать Смиренникова, отчего он обиделся на него, как живет, спросил о близких и семье. Старый алеут искренне и без лукавства отвечал на все вопросы.
; Знаешь ли ты грамоту? — спросил батюшка.
; Нет, совсем не знаю, — ответил старик.
Это было удивительно, потому что во время беседы Иван Смиренников показал, что хорошо знает и главные молитвы, и Евангелие.
; Скажи, откуда ты узнал о дне моего приезда, и даже описал собратьям мою наружность? Я слышал также, что ты излечиваешь от болезней и умеешь предсказывать будущие события.
Иван Смиренников простосердечно начал свое удивительное повествование:
; О твоем приезде сказали мне два моих товарища.
; Кто же это? — прервал его отец Иоанн.
; Белые люди. Вскоре, как крестил нас отец Макарий, пришел ко мне один из них, а потом и другой. Они были белы лицом, в белых одеждах. Сказали, что посланы от Бога, чтобы учить меня вере и охранять. И вот уже почти тридцать лет я вижу их почти ежедневно, приходят днем или к вечеру. Ночью не являются. Вот они и рассказывали мне о том, что я услышал от тебя. Помогали часто, а иногда по моей просьбе и другим. Когда я просил помощи для ближних, они отвечали: «Мы спросим у Бога и, если Он благоволит, исполним». Иногда они сказывали о происходящем в других местах.
; Скажи, Иван, а как они учат молиться: себе или Богу? — снова задал вопрос отец Иоанн.
; Каждый раз они говорили, что все возможно силой Бога Всемогущего. А молиться они учили Творцу духом и сердцем, иногда подолгу молились вместе со мной. Они показывали мне, как правильно изображать крест на теле. Наказывали не начинать никакого дела, не благословясь. Велели не есть рано поутру, не есть вскоре убитой рыбы и зверя еще теплого, некоторых птиц и морских существ совсем не употреблять в пищу. Говорили, что Богу противны убийство, воровство, всякий обман и корысть. Особенно велели соблюдать чистоту до супружества и в супружестве.
; Являлись ли тебе твои товарищи после исповеди и Причастия? Велели ли слушать меня? — поинтересовался отец Иоанн.
; Да, я виделся с ними. Они говорили, чтобы я никому не сказывал исповеданных грехов своих и чтобы после Причастия вскоре не ел жирного. Про тебя же сказали, чтобы слушался твоего учения, а других русских, промышленных, которые поступают не так, как ты учишь, не слушал.  Я и сегодня видел их. Сообщили, что желаешь видеть меня, должен пойти и все рассказать тебе и ничего не бояться.
; Послушай, когда они являются тебе, что чувствуешь ты — радость или печаль?
; Если сделаю что худое, то при виде их душа моя чувствует стыд и угрызения, а в другое время не чувствую никакого страха. Но очень мне обидно, что многие считают меня шаманом. Я даже однажды просил их, чтобы больше не приходили, потому что не хочу быть шаманом. Но они сказали, что им не велено оставлять меня. А когда спросил, почему они не являются другим, ответили также, что не велено. И еще кое-что говорили о тебе: в недалеком будущем ты, отправив свою семью берегом, сам поедешь водным путем к великому человеку и будешь говорить с ним.
Отец Иоанн был в замешательстве от услышанного. Трудно было заподозрить Смиренникова в обмане. Подумав, батюшка решил попросить о встрече с необыкновенными товарищами старика:
; Скажи, могу ли я видеть их и говорить с ними?
; Не знаю, спрошу, — был ответ.
Они распрощались, старик ушел, а отец Иоанн отправился на ближайшие острова. Вернувшись из непродолжительной поездки, батюшка встретил Смиренникова, по виду которого можно было догадаться, что у него есть ответ.
; Что же, спрашивал ты своих белых людей, желают ли они принять меня? — спросил отец Иоанн, благословляя Смиренникова.
; Спрашивал. Они сказали, что ты можешь видеться с ними, если желаешь. И еще они сказали: «Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим? Неужели он все еще почитает нас за диаволов?» Однако пойдем, я тебя приведу к ним.
Эти слова поразили отца Иоанна, благоговейный страх охватил его.
; Что, ежели и в самом деле, — подумал он, — я увижу их, этих ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? И как я пойду к ним? Ведь я же грешный человек и недостойный говорить с ангелами. Это гордость и самонадеянность, да и удержусь ли, чтобы не возмечтать много о себе. Да и какая нужда говорить с ними, если учение их ; учение христианское. Не коварное ли любопытство заставляет искать этой встречи? Как пойти на такое без благословения старшего? И он решил отказаться от встречи с необыкновенными товарищами Ивана Смиренникова.
; Они правы, — сказал он старику, — мне незачем видеть их. Ясно, что являющиеся тебе духи ; не диаволы, потому что хотя диавол и может иногда преображаться в ангела света, но никогда для наставления и назидания и спасения, а всегда для погибели человека. А потому слушай их учения и наставления, если только оно не будет противно тому, чему я учил вас в общем собрании. Но другим, спрашивающим тебя о будущем и просящим помощи твоей, сказывай, чтоб они сами просили Бога, как общего всех Отца. Лечить тебе не возбраняю, но только с тем условием: кого намерен излечить, сказывай, что не своей ты силой лечишь, но Божией, и советуй прилежнее молиться и благодарить Единого Бога; не запрещаю также и учить, но только детей. О будущем же никому, даже мне самому не говори ни слова! А всем акунцам я непременно скажу и велю передавать другим, чтобы никто не называл тебя шаманом.
Сделав такое наставление, отец Иоанн тепло распрощался с Иваном Смиренниковым. Дела, по которым он прибыл на Акун, были исполнены. Настала пора возвращаться на Уналашку. На обратном пути, вовсе не замечая неудобств плавания, отец Иоанн вспоминал услышанное и задавал себе вопрос: «Верно ли он поступил». В ответ на эти сомнения снова приходила ему на ум мысль, которая была решающей, когда он рассуждал на острове о возможности встречи: самовольство в таком, как и во всяком деле, непохвально. Надобно спросить благословения и наставления архиерея. И, приехав домой, он стал писать письмо к Иркутскому архиепископу Михаилу с подробным изложением происшествия на Акуне, в котором спрашивал: «Справедливо ли я поступил в сем случае, могу я и нужно ли, если только жив будет сей старик, видеть мне и говорить с духами, ему являющимися и, если можно, то с какою предосторожностью?»
Через десять лет, когда священник с Алеутских островов окажется в столичном Петербурге и сбудется предсказание Ивана Смиренникова о встрече с «великим человеком» (с ним будет беседовать Государь Николай I), отец Иоанн будет рассказывать своему новому знакомому, путешественнику и писателю, Андрею Николаевичу Муравьеву эту удивительную историю.
 ; И вам не удалось более видеть старца и беседовать с его посетителями? — спросит его Муравьев.
; Нет, — ответит с христианским смирением отец Иоанн, — потому что ответ моего архиерея пришел ко мне только на третий год. В письме Владыка писал, что он желал бы, чтобы я решился видеть и говорить с духами. Предмет же нашего разговора, по его мнению, должен быть не иной, как судьба новообращенных алеутов, о пользе которых и следует просить у Бога. Также Владыка наставлял, чтобы во время возможного свидания помнить молитву Господню, которую и повторить вместе с духами. Но ко времени получения письма старец скончался блаженной кончиной, предсказав день и час своей смерти. Он собрал все свое семейство, зажег свечу перед иконой, молился, простился со всеми и на одре смертном, повернувшись к стене, тихо испустил дух.
Предсказание Ивана Смиренникова сбылось в скором времени. Получив разрешение на поездку в Санкт-Петербург, отец Иоанн отправил матушку с четырьмя детьми в Иркутск, где двое старших его сыновей, Иннокентий и Гавриил, были воспитанниками семинарии, а сам в ноябре 1838 года вместе с семилетней дочерью Феклой отправился в кругосветное путешествие. Плавание продолжалось 8 месяцев. 25 июля 1839 года они прибыли в столицу Российской империи.
Священный Синод имел летние вакации. Отец Иоанн отправился в Москву и встретился с преосвященным Филаретом, митрополитом Московским. Святитель с первого взгляда полюбил трудолюбивого проповедника: «В этом человеке, есть что-то апостольское», ; сказал он.
В столице тем временем было принято  решение Святейшего Синода об увеличении штата священно- и церковнослужителей в американских владениях России.
Но не только радостные вести ждали отца Иоанна в Петербурге. Ранней весной 1840 года получил печальное известие: 25 ноября 1839 года в Иркутске скончалась его супруга Екатерина Ивановна. Отец Иоанн тяжело переживал эту потерю и как бы «замер от удара судьбы». Ближайший друг и помощник в его трудном деле был отнят Промыслом Божиим для того, чтобы поставить его на более высокий путь церковного служения.
Видя в этом указание Божие, о. Иоанн подал прошение о пострижении в монашество. Постриг был совершен 19 ноября 1840 года с наречением имени Иннокентий в честь святителя Иркутского, и получил сан архимандрита.
Между тем в Святейшем Синоде состоялось решение об образовании новой епархии, к которой были отнесены и Алеутские острова. Возник вопрос о назначении архиерея на новое место. Императору Николаю Павловичу был представлен список из трех избранников, в числе которых был и архимандрит Иннокентий. Государь пожелал его видеть. Принял тепло, внимательно выслушал и на прощание сказал: «Передайте митрополиту, что я желаю, чтобы вы были назначены архиереем новой епархии».
Посвящение архимандрита Иннокентия во епископа Камчатского, Курильского и Алеутского последовало 15 декабря 1840 года в Казанском соборе.
«Я твердо уповаю и верую, — говорил во время своего наречения во епископа Иннокентий, — что Господь, так давно путеводящий меня и дающий мне ныне новый жребий служения благодатию Своею, дарует мне и новые силы к совершению служения. Молю вас, Богоизбранные отцы и предстоятели сущей на земле Церкви! Примите меня в молитвы ваши и молите Господа, да будет со мною благодать и милость Его всегда».
Направляясь к месту своего епископского служения, владыка Иннокентий прибыл в Иркутск. Здесь он посетил могилу почившей своей супруги, похороненной рядом с кладбищенской церковью в честь Входа Господня в Иерусалим, и отслужил панихиду. Посетил Владыка и церковь Благовещения, где начинал служить в священном сане, совершил там Божественную литургию с благодарственным молебном. Покидая Иркутск, он побывал на своей родине, в селе Ангинском, заходил в избу, в которой родился и вырос.
Владыке предстояло самое тяжелое расставание ; расставание со своими детьми. Андрей Николаевич Муравьев вспоминал: «Велика была, однако, отеческая жертва, которую он приносил Богу; на другой день утром я посетил его в доме Американской компании. Иннокентий в большом волнении ходил по комнате и старался побороть себя. Увидев меня, не мог он удержать слез.
“Ах, детки мои, детки мои! – сказал он прерывающимся голосом, – как мне вас жаль! Сей час только я с ними простился; ах, как они плакали! Особенно меньшая: ведь я еще никогда с нею не расставался; она при мне росла, со мною плыла вокруг света и меня всегда утешала. Я еще должен остаться здесь один день, но я не знаю, ехать ли мне опять к детям? Очень хочется еще однажды, в последний раз, их поцеловать и благословить; но они будут плакать и опять меня расстроят; нет, лучше не поеду; ведь я их уже отдал Богу и добрым людям”, – и опять полились слезы из глаз нежного отца»[2].
Первой заботой при столь обширной епархии была забота  об увеличении числа миссионеров и священнослужителей. Помимо проповеди и наставлений в Законе Божием епископ Иннокентий предписывал миссионерам учить детей и всех желающих грамоте как на местном, так и на русском языке, что население делало очень охотно, и вскоре грамотность туземного населения стала даже выше, чем грамотность населения коренной России.
Во время поездок для обозрения епархии святитель лично поучал инородцев слову Божию и устраивал, где было возможно, училища для детей.
Владыка сам преподавал Закон Божий в новоотстроенной архиерейской резиденции: девочкам ; по вторникам, мальчикам ; по средам. Владыка был замечательный проповедник. Никогда не упускал возможности проповедовать или просто вести беседу с людьми. «Горе призванному и поставленному проповедовать слово Божие и не творящему этого! Разъясняя учение веры, надо говорить обдуманно, ясно, четко и как можно более сжато. Иначе проповедь наша произведет мало впечатления. Пояснять, что все учения Иисуса Христа зовут нас покаяться, уверовать в Него и иметь несебялюбивую чистую любовь к Нему и ко всем людям. Дабы произвести впечатление на сердце, надо и говорить от сердца, ибо от избытка сердца глаголят уста. Только тот, кто преисполнен веры и любви, может обладать красноречием и премудростью, которым не смогут противиться сердца слушателей», – писал Владыка в наставлении священнику Иакову Нецветову, который позднее стал замечательным миссионером и причислен к лику святых Американской Православной Церковью.
Автору «Фрегата «Паллада» И. А. Гончарову запомнились события, близкие ему как писателю, ; перевод Евангелия на языки сибирских народов. «Я случайно был в комитете, который собирается в тишине архипастырской кельи, занимаясь переводом Евангелия. Все духовные лица здесь знают якутский язык. Перевод уже  вчерне окончен. Когда я был в комитете, там занимались окончательным пересмотром Евангелия от Матфея. Сличались греческий, славянский и русский тексты с переводом на якутский язык. Каждое слово и выражение строго взвешивалось и проверялось всеми членами»[3].
Писатель рисует поистине апостольский портрет святителя: «мощная фигура, в синевато-серебристых сединах, с нависшими бровями и светящимися из-под них умными ласковыми глазами и доброю улыбкой»[4].
Несмотря на свои уже преклонные лета, архиепископ почти постоянно предпринимал путешествия по своей еще более расширившейся епархии, часто подвергая себя разного рода лишениям и опасностям. В одно из таких путешествий, находясь в Аянском порту, он едва не был взят в плен англичанами, которые в связи с Крымской войной напали на российские дальневосточные владения.
В аянскую церковь во время совершения молебна с коленопреклонением о даровании победы над неприятелем ворвались с шумом и криком английские офицеры. Невозмутимое спокойствие Владыки и его благоговейное выражение лица поразили англичан и заставили их смолкнуть и смиренно выждать окончания службы. Владыка Иннокентий вспоминал: «Если бы знали англичане, о чем я молился тогда, то, наверное, тут же растерзали бы меня». После молебна англичане подошли к Владыке и объявили ему, что по долгу службы должны будут взять его в плен. Владыка, засмеявшись, ответил, что он им ни на что не нужен, что он человек не военный, следовательно, пользы от него им никакой не будет, а напротив, причинят себе только убыток. Владыка пригласил их к себе в дом, угостил чаем, долго беседовал с ними через переводчика и убедил их, не только его  оставить в покое, но и освободить из плена привезенного ими священника Махова. На другой день, после вечерни, они опять пришли к Владыке и с радостью передали ему, что генерал их освобождает пленников.

Епархия обнимала многочисленные народы, жившие на американском материке, Алеутских и Курильских островах, на Камчатке и побережье Охотского моря. Владыка пользовался всеми доступными ему видами транспорта. В основном лодками-каяками, лошадьми, нартами. Так, в первую свою поездку по епархии он преодолел более пяти тысячи верст, где морем, а где и на собаках. Однажды, переправляясь через Камчатский хребет, нужно было пересечь глубокое ущелье глубиной в 50 саженей. Епископа Иннокентия завернули в оленьи кожи, перевязали оленьими ремнями и спустили на дно этой пропасти, затем спустили собак, связав по несколько животных в связку. Сами спутники Владыки скатывались просто так за ним по снежному склону.
В 1842 году, в начале поездки по епархии к острову Еловому, где был погребен преподобный Герман Аляскинский († 1837, память 27 июля, 13 декабря), корабль, на котором плыл епископ Иннокентий, попал в жестокий шторм, вызванный землетрясением. Вот как писал об этом Владыка: «Во время жестокого шторма мы 28 дней лавировали вблизи Елового. Все были в опасности, кончилась питьевая вода. Я сказал в уме своем: “Если ты, отец Герман, угодил Богу, то пусть переменится ветер”. И точно, не прошло, кажется, и четверти часа, как ветер сделался попутным и вскоре я служил литию на месте погребения старца».
«Епископ Иннокентий  призван был явить воочию образ многотрудной жизни людей, преисполненных веры, о которых апостол Павел говорил: “Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления… Скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли” (Евр. 11: 37–38)»[5].
Миссионерское рвение архиепископа Иннокентия простиралось и на более отдаленные народы, жившие у Амура и даже за границей, в Китае.
Для этого он сам совершил путешествие по Амуру и оставил подробную записку «Нечто об Амуре», в которой, на основании личных наблюдений и опросов, решает вопрос о необходимости Амура для России. «Воображая, что может быть со временем на Амуре, и в то же время, зная, что есть люди, которые явно не хотят и даже противодействуют Амурскому делу, ; пишет святитель, ; невольно приходишь к мысли – ужели эти люди превозмогут!.. Со всею вероятностью,  можно сказать, что лишь только мы оставим Амур, то или американцы, или англичане немедленно завладеют им и уже не будут так вежливы с соседями нашими …»[6].
Содействие архиепископа Иннокентия присоединению Амура к России было оценено очень высоко: в его честь был назван город Благовещенск — в память начала его священнослужения в Благовещенской церкви Иркутска.
Н.Н. Муравьев отправился в пограничный китайский город Айгун, где в ходе дипломатических переговоров был заключен исторический Айгунский договор, подтверждавший права русских на все течение Амура и Уссурийский край. Айгунский договор создал благоприятные условия для дальнейшего просвещения Приамурья. При непосредственном участии Н.Н. Муравьева и русского комиссара в Китае вице-адмирала графа Е.В. Путятина с Китаем было заключено соглашение, по которому всем христианским миссионерам предоставлялась там полная свобода евангельской проповеди.
С губернатором Н.Н. Муравьевым владыку Иннокентия связывала многолетняя дружба. В книге «Фрегат «Паллада»» И.А. Гончаров писал: «Направляясь в архиерейский дом, губернатор восторженно говорил: “А что за душа! Что за характер! – хвалил его губернатор, когда мы ехали к нему. – Вы только представьте себе, что он сотворил в наших американских колониях”. “Именно сотворил, – повторил он с ударением. – А нашу Якутскую область он, представьте, искрестил вдоль и поперек. Где только он не был!.. На Алеутских островах жил с алеутами, учил их и молиться и жить по-человечески, есть не одну рыбу да белок, а с хлебом. Теперь, как его сделали архиереем, он еще учительствует между двухсот тысяч якутов… Он верхом первый открыл вместо Охотска Аян – более удобный пункт для переезда через прежнее Семигорье”»[7].   

Состояние здоровья владыки Иннокентия стало ухудшаться. Возраст, болезни, слабеющее зрение вынуждали его подать прошение об уходе на покой. Но просьба его не была удовлетворена.
30 декабря 1866 года в письме к своему ближайшему помощнику протоиерею Димитрию Хитрову, в ответ на пожелание долгоденствия, Владыка пишет: «Только Филареты и подобные ему, то есть люди всегда мыслящие, могут жить долго, в полном сознании себя и всего. А нашему брату довольно и 75, и то дай Бог, а там будет senex bis puer (старик вдвойне дитя)»[8].
Приближающийся 1867 год вызывал у Владыки необъяснимую тревогу, о чем он неоднократно писал отцу Димитрию Хитрову: «Вы, верно, помните, что я давно уже говорил Вам, что [18]67 год для меня что-то страшен… [18]67, если переживу, то проживу, быть может, и еще несколько лет, хотя и слепым. Но куда мне ехать доживать?»[9].
Это предчувствие сбылось самым неожиданным образом. 19 ноября 1867 года в Москве скончался митрополит Московский и Коломенский Филарет. На место почившего был назначен архиепископ Иннокентий. Эта  весть поразила его  более всех. Прочитав депешу, он изменился в лице и несколько минут был в раздумье. Затем целый день оставался один, а ночью долго и усердно молился, стоя на коленях. Дивился он собственной судьбе: сын бедного сельского пономаря, которому прежде и в пономари, на место отца, невозможно было попасть, делается преемником великого архипастыря, одним из первых иерархов Русской Церкви — митрополитом Московским!
25 мая 1868 года, вечером, огласивший всю Москву колокольный звон возвестил о прибытии в столицу ее нового архипастыря. На другой день высокопреосвященный Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, вступил в Большой Успенский собор, на ступенях которого произнес речь, исполненную истинного смирения: «Кто я, дерзающий восприять и слово, и власть моих предшественников? Ученик отдаленнейшего времени, отдаленнейшего края и в отдаленной стране проведший более половины своей жизни; не более как смиренный делатель малой нивы Христовой, учитель младенцев и младенчествующих в вере»[10].
С таким смирением вступал преосвященный Иннокентий в новое свое служение. Ему было уже более семидесяти лет, удручен болезнью, почти слеп, но все-таки был преисполнен сил и рвения к деятельности.
Неутешительное положение дел застал Владыка на новой своей кафедре: «По всем частям какой разлад; все недовольны, все жалуются; а дела не поправляются. Народ, по крайней мере, около Москвы, беднеет… Подати собираются усилием; отбирают последнюю лошадь и корову. В Москве праздного народу увеличивается день ото дня; конечно, и в Питере тоже. Нищета умножается… Что будет далее, даже чрез 5–10 лет? Никто не скажет! А доброго не будет, потому что там, где много молодых образованных и нищих людей, которым терять нечего, – там трудно соблюдать и соблюсти навсегда добрый порядок…», – пророчески писал святитель [11].
Преподаватель Московской духовной семинарии Н.П. Розанов вспоминал о Владыке Иннокентии: «Новый митрополит, сам вышедший из рядов приходского духовенства, умел понимать нужды своих подопечных, снисходя к человеческим ошибкам и слабостям. Он не требовал от духовенства абсолютного молчания, когда сам говорил, и охотно вступал с духовными лицами в разговоры, даже иногда шутил. На подворье Троицком, где он жил, также повеяло новым духом, потому что у Иннокентия постоянно пребывали его внучата со своим отцом и выбегали встречать приезжавших на подворье просителей, вызывая “дедушку” из его кабинета»[12].
С середины 1878 года митрополит Иннокентий почти непрерывно хворал и даже отменил в конце этого года поездку в Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. На Страстной неделе, почувствовав приближение кончины, попросил себя пособоровать. Последний раз приобщался в Великий Четверг. 30 марта 1879 года он потребовал к себе преосвященного Амвросия (позднее епископа Харьковского) для чтения канона на исход души. 31 марта в 2 часа ночи скончался.
«Скончался праведник, достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета, ибо угодна Господу душа его». (Прем.4:13–14).
«Дайте знать, — говорил, умирая, преосвященный, — чтобы при погребении моем речей не было, в них много похвал. А проповедь по мне скажите, она может иметь назидание, и вот текст для нее: от Господа стопы человеку исправляются (Пс. 36, 23)».

[1] История Русской Америки. 1732–1867: [в 3 т.] ; М., 1999. ; Т. 2. –  C. 383.
                [2] Муравьев А.Н. О епископе американском Иннокентии. 1842 год // РГАЛИ. Ф. 275. Лесков Н.С. Оп. 1. Ед. 375. Л. 15–15 об.
                [3] Гончаров И.А. «Фрегат «Паллада»». Л., 1986. ; Т. 2. ; С. 533.
                [4] Там же. ; С. 600.
                [5] См. Григорьев Димитрий, протоиерей. Митрополит Иннокентий – миссионер-пророк // Тысячелетие Крещения Руси. Международная церковно-историческая конференция. Киев, 21–28 июля 1986 года. Материалы. ; М., 1988.
                [6] Алексеев В. Высокопреосвященный Иннокентий, Митрополит Московский (к 70-летию со дня кончины) // Журнал Московской Патриархии 1949.; №7 ; С. 36-44.
           [7] Гончаров И.А. «Фрегат «Паллада»». Л., 1986. ; Т. 2. ; С. 600.
           [8] Письма Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского.  ; СПб., 1901. ; Т. 3. ; С. 39.
           [9] Там же. ; С. 81.
           [10] Избранные труды святителя Иннокентия, митрополита Московского, апостола Сибири и Америки. ; М., 1997. ; С. 268.
[11] Матханова Н.П. Письма святителя Иннокентия (Вениаминова) к М.С. Корсакову. 1851–1870 гг. // Общественное сознание и литература XVI–XX вв. ; Новосибирск, 2001. ; С. 270 – 271.
[12] Розанов Н.П. «Второе сословие» (Мои воспоминания о жизни московского духовенства в последнее 50-летие пред революцией). ; 1933. // РГБ. НИОР. Ф. 250. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 149.