Прошлые дела

   Друг моего старшего брата большим умом не отличался и человеколюбием тоже. Брат мой дружил, в основном, с такими, да и кого другого в нашем районе, тем более по тем временам, еще можно было найти.
Рожали их люди обделенные и голодные, усталые и злые - те, что выжили после прошедшей только что войны, так что где уж ума да человеколюбия было детям их поднабраться. Росли они без родительского присмотра и с утра до вечера слонялись по припортовым улочкам либо собирались где-нибудь на пустырях или в развалинах разрушенных войной домов. А перед тем, как разбежаться по своим квартирам на ночлег, нередко сходились на разборки - типа “двор на двор”.
   К шестнадцати годам друг моего брата вымахал в такого себе раздолбая и болтуна, но, к несказанному удивлению наших соседей, окончил кое-как среднюю школу и поступил в городское медучилище на факультет зубного протезирования: знал, что такая "непыльная" работенка обеспечит ему в будущем хороший доход.
   После окончания училища Серега, так его звали, в армию не пошел, поскольку из-за проблем с головой, что на этот раз совсем не удивило наших соседей, был признан к строевой службе непригодным. От свалившейся на него вдруг свободы, а может, даже и по любви, он почти тут же женился на простоватой и чуть старше него, но куда более привлекательной, девице, с которой уже к двадцати годам завел ребенка, и, за неимением лучшего, пристроился проживать со своим новым семейством в “двушке” собственных родителей.
   К тому времени дворовая компания пацанов по возрасту брату моему и Сереге уже не подходила, но я все еще часто видел их вместе, болтающими накоротке где-нибудь в соседнем переулке или у дома в нашей беседке. Очевидно, благодаря общему их детству, было им о чем поговорить и над чем посмеяться, тем более, что брат мой всегда как-то снисходительно и с пониманием относился ко всяким Серегиным выходкам.
Однажды при мне разговорчивый Серега рассказал, как он и его жена Лариска в очередной раз поссорились. Он по привычке надавал ей тогда тумаков, а “по неосторожности” - сломал передний зуб. В итоге, пришлось ей на тот зуб ставить коронку, и Серега, как любящий муж, предложил устроить ей “по блату” коронку из золота, что в СССР во все времена считалось признаком безусловного шика.

    - Только за коронку ты будешь платить сама. - сказал жене предусмотрительный Серега, - а то, если заплачу я, и когда-нибудь мы снова “погрыземся”, я тебе, сука, ее выбью. Пожалею, что сам же тебе такую дорогую вещь купил.

   Постепенно и брат мой, и друзья его исчезли из моего поля зрения, поскольку сам я отправился в армию, а после, когда вернулся, переехал жить в совершенно другой район и никого из старых знакомых больше не видал.
   Но вот по прошествии нескольких лет встретил я в своем цехе Серегину Лариску. К тому времени с мужем она уже развелась, перебралась с дочкой жить в отдельную, от завода, квартиру; в меру округлилась и похорошела, а когда была весела, золотая вставная фикса, как и следовало, замечательно подсвечивала ее приветливую улыбку.
   Наша встреча оказалась для обоих приятным сюрпризом, и хоть меня она едва знала, потому что в бытность ее с Серегой я был совсем еще пацаном, отнеслась ко мне вполне приветливо и даже пригласила как-нибудь вместе сходить в нашу рабочую столовую на обед.
   Заводская жизнь в советские времена была достаточно насыщенной, и помимо основной работы нам приходилось выполнять и различные общественные нагрузки. От этого наши встречи с Лариской где-нибудь на дежурстве в дружине или на заготовке то ли сена, то ли овощей стали почти регулярны.

    - А давно мы не ходили с тобой в кино. - сказала мне как-то она, когда мы случайно столкнулись у заводской проходной после работы.

Поправив слегка свой новомодный парик, она тут же подхватила меня под руку и увлекла в ближайший кинотеатр. В зале мы сидели почти одни, фильм был дурацкий, но меня он и не занимал: губы Лариски были совсем рядом…
  А после фильма… она, будто о чем-то вспомнив, сразу же "дернула" домой и к следующей нашей встрече, как ни в чем ни бывало, предстала в прежнем своем состоянии: была разговорчива, приветлива, но как-то отстранена.

   С тех пор, не прошло и года, как заметил я в Лариске некоторые неприятные перемены. Она куда меньше стала следить за собой, совсем немного, но как-то неприлично, раздалась, а всегда симпатичное личико ее вдруг припухло и поплыло. Раз-другой пропустила она работу, после воскресенья несло от нее спиртным, и было похоже, что покатилась куда-то она… покатилась…
   И скоро - совсем докатилась.