Стать Геной-лодочником

Стать Геной-лодочником

Настоящая, смачная июльская жара. Я тружусь на своей тарусской даче. В замазанной краской  футболке, любимых  рваных шортах и шлёпанцах на босу ногу. Благодатный зной обостряет ощущение покоя и волюшки. Но не тщи себя ... На участок влетает соседка:
– У тебя машина на ходу? Умоляю, довези прям щас до станции, опаздываю на автобус, муж звонил, домой вызывает, что-то там…
Через пять минут на тарусской автостанции я усаживаю её в автобус. Она благодарит  и c улыбкой суёт мне из своих сумок бутылку ледяного пива: передохни, в жару это тебе будет как раз! Смущённо (мы знакомы много лет и всегда помогаем друг другу) принимаю, препираться некогда, автобус трогается.
Тарусская автостанция – уютное, весьма живописное место,  транспортный  узел, где пересекаются пути дачников, съёмщиков, туристов, жителей окрестных местечек, таксистов и леваков. ЖД в Тарусе нет. Скамьи вокруг станции заполнены всем этим проезжим людом. Я нахожу свободное местечко и со смаком впиваюсь в холодное пиво. От радости возврата покоя закрываю глаза, подставляю лицо солнышку… Но снова не тут-то было:
– Поделись пивком, земляк!
Передо мною типичный алкаш моего возраста. Сразу видна в нём сочная смесь мудрости и невежества, –  так, например,  несовместим облик ангела с душком перегара. Быстро соображаю: да ведь я для него в своей рабочей одежде – свой! Даже, пожалуй, покруче: он всё-таки в  майке-тельняшке-безрукавке и камуфляжных штанах! Лицо у меня, как говаривали друзья, вполне народное. К тому же я уже третью неделю отпускаю бороду. Протягиваю ему наполовину пустую бутылку, чуя, как  зарождается в голове бедовая каверза. Меня  осеняет:  мне вдруг выпал шанс стать вольным артистом, сыграть  себя, но совсем другого! И ещё я предвкушаю: этот бывалый «земляк» скажет мне что-то важное, резонное. Моё сердце радостно замирает. Всё это захватывающе интересно, и я решаюсь: киваю на его призыв начать сбор пустых бутылок и банок среди отдыхающих на скамьях ожидания. Он вручает мне большую сумку из дырявой мешковины, ведёт за собой. И вот уже два бомжа-старика  бредут и собирают пустую тару у бурлящей, разодетой, солнечной публики.  Мы деловиты и, как подобает настоящим нищим, смирны и снисходительно-чопорны.  Клиентура разная: при виде двух подозрительных хануриков одни наскоро допивают и протягивают бутылку, другие брезгливо отстраняются, некоторые ворчат и  грубят. Молодые, напротив,  даже добавляют денежку. Старушки крестят. Наша сумка  быстро заполняется, и он по-свойски шныряет в один из ларьков с заднего хода. Возвращается с четвёркой водочки и булкой.
– Я – Гена-лодочник, меня вся Таруса знает. Ремонтирую лодки  рыбакам. Живу вот в этом доме, – он указывает на дом старой постройки прямо напротив станции, – в старые времена построен, стены кирпичные, толщиной в метр, сам мерил! Сейчас там прохладно, а зимой тепло, во как строили! 
Я с упоением играю свою роль, я пронизан  почтением к новому знакомому. Делаем новый заход по сбору милостыни, и он, ловко завершив второй обмен, продолжает:
– Эту чекушку порешим, и баста! Круто оттянулись! Я сразу смекнул, что ты с дач. Небось, бывший начальник? Ничего, земляк,  я тоже был столяром высшего класса, но зависть людей заела, вот и стал просто Геной-лодочником. И скажу тебе так: у нас сверху донизу одно и то же – кем бы ты ни был, если ты честно лучший – тебя сжуют, заглотят и выблюют.  Так ты на машине?  Не ссы, – допивай и рули,  мильтонов не бзди, они все  в Тарусе  у меня  в корешах.
Как он стоически прав, мой дорогой земляк Гена-лодочник, думаю я, работая на даче тогда и вспоминая его сейчас, много лет спустя!