Социальное равенство и социальная справедливость

     Социальная справедливость - это отрицание социального неравенства. На каждом шагу сталкиваешься с тем, что именно равноправие соединяет людей, а богатство одних и нищета других разъединяет их и сеет между ними зависть и ненависть. Рост преступлений и моральная деградация людей вызываются ростом богатства одних и ростом бедности других - «униженных и оскорбленных». Бедность - мать преступлений, говорили древние. Это лишний раз доказывает современная Россия, которая по разгулу преступности претендует на пальму первенства. Без движения к социальному равенству и установлению отношений социальной справедливости преступность победить невозможно.

     Первая из страстей, порождаемых собственностью, - жадность - отвратительный человеческий порок. Можно смело предположить, что в мире, развращенном собственностью, нежадных людей еще меньше, чем бескорыстных. Поэтому не быть жадным, считали благородные люди былых времен, уже есть богатство. Сегодняшняя Россия наглядно показывает, что самые большие преступления совершаются из-за дележа собственности. Приватизация полностью деморализовала страну, сделала ее страной тотальной коррупции и организованной преступности. Страна помешалась на жажде приобретения богатства любыми способами. Царит разнузданный разврат нуворишей. В общественном сознании понятие «бизнесмен» стало отождествляться с понятием «вор». Вековая мудрость утверждает: если издержки радикальных преобразований превышают их результаты и ставят общество на грань социальных потрясений, то преобразования надо прекратить ради спасения нации и найти другие, постепенные преобразования, подготовив к их принятию общественное сознание. Рано или поздно за последствия радикализма приходится тяжело расплачиваться.

     Собственность, учил Аристотель, предполагает господина и раба. В этом все дело. Безнравственный, алчный человек хочет быть господином и иметь рабов. Собственность, особенно крупная, порождает людей с низкой душой, всегда вызывавших отвращение у людей с возвышенной душой. Мораль современных российских крупных собственников, пожалуй, лучше всего выражена в словах Гете: «Я граблю, чтобы стать богаче. Все остальное - пустяки».

     Французский моралист Жан де Лабрюйер, обнаружив тип людей, порожденных развивавшейся буржуазностью в его время, не поскупился на описание впечатления, которое они на него производили: «Бывают низкие души, вылепленные из грязи и нечистот, любящие корысть и наживу так же сильно, как души высокие любят славу и добродетель. Их единственная отрада - все приобретать и ничего не терять: им интересно и важно только одно - поместить деньги из десяти годовых: они … всегда погружены в контракты, векселя и прочие документы. Их не назовешь ни отцами, ни гражданами, ни друзьями, ни христианами. Они, пожалуй, даже не люди. Зато у них есть деньги». Вот именно. Перед властью денег все склоняется.

     Поэтому интересы наживы гораздо энергичнее проповедей гуманистов и их намерений. В 90-х годах совесть была признана врагом предпринимательства. Было объявлено, что пришло время господства сильных, умеющих делать деньги любыми способами без угрызений совести. Отныне, как выразился некий публицист в газете «Известия», одним будут бублики, а другим дырки от бубликов. Сильные, то есть безнравственные, так и устроили жизнь. Неудивительно, что новую систему народ не признал справедливой, а значит и жизнеспособной. Отношение народа к новой системе - ее ахиллесова пята. Эта система не выдерживает этической критики.

     Русский мыслитель Николай Бердяев, изучая психологию простых русских людей, пришел к заключению, что они социалисты по инстинкту. Мне кажется, он не ошибался. Человек умный, писатель Бенджамин Констан, наученный жестокостями французской революции, наставлял власть имущих в начале XIX века: «Будьте справедливы, всегда говорил я людям, обладающим могуществом. Будьте справедливы, что бы ни случилось, ибо, если вы не можете править по справедливости, вы долго не продержитесь».

     В течение веков мыслители развивали такого рода мысли. С наибольшей силой они были сформулированы в полисах Древней Греции, погибших от нравственного разложения общества социальным неравенством. «Только тогда государство может считать свое положение прочным, если его политика основывается на справедливости», - убеждал, но тщетно своих разлагавшихся сограждан Демосфен. В противном случае оно погибнет от корыстолюбия, говорил он. Так и произошло.

     «Государственным благом, - учил Аристотель, - является справедливость, то есть то, что служит общей пользе». Мыслители древности доказывали, что проведение в жизнь принципа справедливости должно иметь приоритет перед любыми политическими, экономическими, социальными соображениями и решениями. Им можно доверять больше, чем кому-либо другому. Они все-таки обобщали тысячелетний социально-нравственный опыт человечества и, как представители его детства, были искреннее современных претендентов на мысль.

     Плутарх констатировал, что «нет ни одного нравственного качества, чья слава и влияние рождали бы больше зависти, нежели справедливость, ибо ей обычно сопутствует … огромное доверие у народа». Не для восстановления ли утраченного доверия народа современные власть имущие, утратившие доверие народа, создали партию «Справедливая Россия», именующую себя почти социалистической? Улавливать стали власть имущие умонастроения в народе. Но какая справедливость может быть в стране, где власть в руках олигархии и сросшейся с ней бюрократической элиты.

     Даже наш легковерный народ уже не может доверять ни партиям, ни государству. На так называемые выборы подавляющее большинство избирателей ходить не желает. Раз утратив доверие, его уже не восстановишь. Простой народ может еще доверять лишь отдельным харизматичным демагогам, на то он и простой. Социальная справедливость в ее истинном смысле — это отрицание привилегий, порождаемых богатством и властью. Русский народ, если отвлечься от его худших представителей, не признаёт прав богатства и власти на социальную несправедливость и всегда оценивает отношения в обществе с нравственной точки зрения в противоположность власть имущим.

     Когда благодаря своим миллиардам люди приобретают могущество, они, как известно, теряют стыд. Прекрасный современный чешский писатель, хорошо знающий психологию сильных мира сего, Милан Кундера написал: «Стыд неведом этим господам, как нет у них ни малейшего следа закомплексованности. Как вам известно, это свойство людей, обладающих властью». Великий русский философ Владимир Соловьев доказывал, что чувство стыда - качество, отличающее человека от животного, и те люди, у которых нет стыда, хуже животных.

     В наше время, кажется, стыд вообще исчез и торжествует бесстыдство. Мало кто задумывается над тем, что такое быть человеком с точки зрения человечности. А вот писатель, перед мужеством и благородством которого можно преклоняться, Антуан де Сент-Экзюпери очень хорошо знал, что такое быть человеком. Для него «быть человеком - это и значит чувствовать, что ты за все в ответе. Сгораешь от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине».

     Кто из власть имущих в России сгорает от стыда за нищету народа? Я бы очень хотел, чтобы мне такого показали. Уж не Борис ли Ельцин или Егор Гайдар, которые позволили людям без стыда ограбит народ и больше всего - стариков? Банкир Петр Авен, например, нагло заявляет, что его лично нищета людей не волнует, так как его дело - не сочувствие им, а увеличение прибыли.

     Мысливших людей всех времен и народов всегда занимало качество человеческой природы. Добр или зол человек, велик или ничтожен - на эти вопросы давались разные ответы в зависимости от времени и идеологической ориентации мыслителей. Возобладала точка зрения, что человек и добр и зол, ничтожен и велик, и его плохие и хорошие качества проявляются в зависимости от условий социального существования и воспитания.

     Для наших дней характерно глубокое разочарование в человеке, поставившем мир на край гибели своей алчностью и жаждой господства. Широко распространено мнение, что при капитализме человек идет по пути все большего духовно-нравственного вырождения. На земле царит культ наживы и ненависть между народами. Насилие и убийства стали обычным и привычным явлением. Развращенный вековыми отношениями рабства, человек оказывается неспособным победить зло на земле. Хваленый прогресс, в который верили еще в XIX веке, стал фикцией.

     По этому поводу Альберт Эйнштейн с горечью писал в 1946 году: «Вряд ли могут проницательные люди с острой восприимчивостью избежать чувства подавленности и одиночества, сталкиваясь с ужасными событиями нашего времени. Уверенность в неуклонном движении человечества на пути к прогрессу, вдохновлявшая людей в XIX веке, уступила место всеобщему разочарованию. Разумеется, никто не может отрицать успехов, достигнутых в области науки и технических новшеств, но на своем собственном опыте мы знаем, что все эти достижения не могут ни облегчить сколько-нибудь существенно те трудности, которые выпадают на долю человека, ни облагородить его поступки».

     Эйнштейн и его единомышленники из числа ученых-гуманистов считали одной из главных причин такого положения дел прекращение связи науки с этикой после того, как она перешла на службу увеличения могущества капитала и государств. Слова Эйнштейна об утрате человеком благородства в век научно-технического прогресса приобрели характер предупреждения об опасности вырождения и гибели человечества по мере того, как накопляется все больше свидетельств развития процесса его духовно-нравственного одичания. Как будто оправдывается пророчество Ницше, что наши потомки станут дикарями.

     Стоит только посмотреть на одно из проявлений возвращения в дикость - на толпы спортивных фанатов, - чтобы убедится, что Ницше в своём прогнозе не так уж был далек от истины. Ни один из веков человеческой истории не давал оснований для оптимистических заключений относительно ее способности улучшить человеческую породу превращением нравственных начал жизни в нормы отношений между людьми и народами.

     Немецкий мыслитель Вернер Зомбарт в первой трети ХХ века сокрушался по поводу того, что ни в какое другое время на земле не ненавидели так много и не любили так мало, как в наши дни. Великий Вольтер, так много сделавший для освобождения сознания своего времени от мерзостей и человеческих пороков, не питал особых иллюзий по поводу того, что просветительская деятельность может сделать мир добропорядочней, а человека лучше. «Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его», - написал он перед уходом из этого мира.

     Прошедшее время, кажется, дает основания считать, что каждое новое столетие оставляет мир хуже, чем он был в предыдущем веке
Люди в своей массе - материалисты, а не идеалисты. Они, находясь еще на варварской ступени развития в духовном отношении, не научились подчинять голый материальный интерес нравственным принципам. Из материальных благ они строят себе тюрьму, в которой они закрываются от идеальных потребностей и устремлений. В тюрьму их загоняют «жадные интересы». Но лучшие из них всегда тосковали о «высшем понимании», о жизни по совести вопреки жадному интересу.

     Наиболее резко о массах людей, пожалуй, высказался в свое время философ «мировой скорби» Артур Шопенгауэр. Он осмелился заявить, что по степени нравственного и интеллектуального развития 90% людей на земле - ничтожества. Это была смелая гипотеза мыслителя. Шопенгауэр сделал столь нелестное для большинства людей заключение, наблюдая своих современников и обозревая деяния людей прошлого. Опыт кровавого ХХ века должен был бы научить, что теории трансформации общественных отношений мало чего стоят, если их создателей не занимает проблема качества человека или же, если они доказывают, что это качество автоматически будет улучшаться по мере роста научно-технического прогресса и материального благосостояния.

    Пожалуй, лучше всего такое отношение к теориям выразил человек редкого мужества и талантливейший писатель Антуан де Сент-Экзюпери. «Что толку в политических учениях, которые сулят расцвет человека, если мы не знаем заранее, какого же человека они вырастят? Кого породит их торжество? Мы ведь не скот, которого надо откармливать, и когда появляется один бедняк Паскаль, это несравненно важнее, чем рождение десятка благополучных ничтожеств», - писал он в своем прекрасном произведении, пронизанном болью за судьбу человечества, «Планета людей».

     А задолго до него по этому поводу древнегреческий философ Гераклит говорил так: «Один стоит десяти тысяч, если он наилучший». Двигатели человеческого прогресса - не массы, не коллективная посредственность. У масс с головой - плохо. Они только реализаторы идей своих вождей и исполнители их воли. Двигатели человеческого прогресса - немногие. Они, как доказал мыслитель Джон Стюарт Милль, «соль земли, без них жизнь человеческая обратилась бы в стоячую лужу».

     Можно только постоянно убеждаться, что человечеству ничего не светит, если не будет появляться все больше и больше паскалей и все меньше и меньше благополучных ничтожеств. Пока же в течение всей своей истории человечество занималось уничтожением наилучших и увеличением ничтожеств. Освобождаясь от людей-гигантов, человечество теряет в качестве. Россия в этом отношении претендует на то, чтобы быть «впереди планеты всей».

     Прожив уже довольно долго и усвоив много прозаических истин, я пришел к заключению, что основным показателем истинного прогресса может быть только одно –  духовно-нравственный рост личности, способный обеспечить улучшение качества человеческой породы. Благородный человек, по учению Конфуция, - это человек, образованный нравственно. С этой точки зрения прожитое мною время давало основания считать, что оно было временем регресса, утраты многих лучших человеческих качеств у моих современников, конечно, не у всех, но, пожалуй, у большинства, если судить по моему личному опыту. Необходима маленькая поправка: из опыта нельзя вывести заключение, которое имело бы характер всеобщности.

     Общее в человеке - сильнее индивидуального. Общее - это то, что делают из человека отношения в обществе. Преступниками ведь не рождаются, хотя и бывают патологические исключения. Преступниками людей делают общественные отношения. С разложением систем власти понижается нравственный и интеллектуальный уровень и правителей, и общества в целом. Царская Россия накануне своего падения тому убедительный пример.

     Русский философ и экономист Сергей Булгаков писал в то время: «Тон жизни дает посредственность, умственное и нравственное ничтожество». В советской системе накануне ее гибели засилье ничтожеств в верхах власти было полным. Свою жизнь я проживал вместе с разложением тоталитарной системы и убеждался в том, что нравственные качества людей систему никогда не интересовали, какими бы «моральными кодексами» она лицемерно ни прикрывалась. Наоборот, она объективно была заинтересована в понижении этих качеств. Чем хуже они были, тем устойчивее она себя чувствовала. Ничтожествами править легко.

     Пренебрежение к качеству человеческого материала объективно заложил основатель советского государства В.И. Ленин. Полемизируя со своими социал-демократическими оппонентами, утверждавшими, что для перехода к социализму нужны просвещенные люди, личности с развитым классовым самосознанием, Ленин писал в своей работе «Государство и революция»: «Нет, - мы хотим социалистической революции с такими людьми, как теперь, которые без подчинения, без контроля, без «надсмотрщиков» и бухгалтеров не обойдутся». Ленин верил в то, что коммунистическое общество осуществится не в силу улучшения качества людей нравственным воспитанием, а в силу принуждения, организации, муштровки. Эта утопия подвела его. Советское общество показало, что его нельзя организовать так, чтобы плохой человеческий материал - «шариковы», подвергаясь муштровке и промыванию мозгов, приобрели качества, необходимые для создания более совершенного, чем буржуазное, общества. «Шариковы» носили весь старый мир в себе, он был их сутью, и муштровкой его вытащить из них было невозможно. Внутри них старый мир складывался тысячелетиями.

     Французскую, как и русскую революцию, за исключением идеалистов-подвижников, делали плохие люди - те, которых Герцен называл революционерами по общественному положению, а не по нравственному убеждению. Главным интересом таких революционеров было взять власть и занять место тех, кого они ниспровергали, сделаться новым правящим классом с образом жизни свергнутых. Большевики, например, заменили капиталистов на чиновников и назвали такую замену социализмом.

      Между прочим, Маркс и Энгельс осознали, правда, на склоне лет, значение качества человеческого материала в революции. В письме Энгельсу от февраля 1863 года Маркс писал, что у них исчезли наивные иллюзии и детский энтузиазм, связанные с революциями. «Теперь мы знаем, - писал Маркс, - какую роль в революциях играет глупость и как умеют ее эксплуатировать». И тут же Маркс добавляет, переходя к характеристике бывших русских революционеров: «Это не мешает тем же русским с поступлением на государственную службу делаться негодяями».

     Большевики никогда не ставили главной целью своей революции улучшение качества людей и нации в целом. Правда, они заявляли, что хотят создать нового человека. Но новым в таком человеке должно было быть лишь безоговорочная преданность делу партии, то есть делу ее вождей. Они полагали, что их социализм автоматически решит проблему создания такого покорного их власти человека. В отличие от них, французская революция цель улучшения качества человека и нации считала своей главной конечной целью. Просветители, которые готовили своими идеями революцию, были очень невысокого мнения о качестве нации на стадии разложения феодальной монархии.

     Так, например, Гельвеций, наблюдая современников, негодовал: «Этот народ уже не сумеет снова прославить имя французов. Эта опустившаяся нация есть теперь предмет презрения для всей Европы. Никакой спасительный кризис не вернёт ей свободы. Она погибнет от истощения». Прогнозы всегда рискованны, когда дело идет о нации. Французы нашли в себе силы рвануться к свободе, но только для того, чтобы приобрести новую несвободу.

     Потребительство порождает и потребительское отношение к людям. Оно разрушает нравственные связи между людьми и каждый честный человек убеждается в этом на своем личном опыте. Потребность общаться с человеком появляется тогда, когда от него хотят что-нибудь получить.