А солнце злым глазом взирало вниз...

А солнце злым глазом взирало вниз... И видело  слезящийся от зноя асфальт, гноящиеся глаза домов - панельных, близнеце-братных. По дворам, неловко балансируя на высоких каблуках, шла молодая женщина в офисно-планктонном удушающем наряде. Синтетическая белая блузка не давала вздохнуть полной грудью. Капроновые колготки недобрым лихорадочно-сонным песком облепили ноги. Узкая черная юбка сковывала движения.

"Зовут Наташа, с матерью не ладит, живёт с молодым человеком, которого не особенно любит, - морщилось, мгновенно заскучав, злобное летнее солнце. -  Работает в банке. Целый день оформляет карты и выдаёт денежные переводы. Мечтает о вечере с книжкой на диване. Идёт проведать больную подругу. Тоска! Ну ничего! Добавлю-ка я в её пресное существование экшена". И солнце хищно, недобро оскалилось. Зубы у него были белые, искусственные, блестящие, словно ножи.

***

Влажная жара окутала Наташу с головы до ног, стоило ей покинуть прохладное, окондиционеренное здание банка. Лето вывесило на просушку шелковое покрывало - выцветшее, уставшее жить небо. И раздражались прохожие - полные, потно-красные женщины неопределённого возраста, утомившиеся от беготни  дети, мужчины в дешёвых синих брюках и белых, вытянувшихся майках. И молчаливо страдали белоплиточные дома - несчастные, никем не любимые альбиносы.

В голове у Наташи по-пчелиному роились  кипящие, вулканно-лавные, набившие оскомину мысли. "Мы с Ильёй вместе уже год. А что толку? Он не хочет детей, даже слышать не желает о свадьбе. Каждые выходные устраивает загулы с друзьями. Раньше загулы были чисто алкогольные. Теперь прибавились и наркотики. Да, лёгкие, но всё же... Илья всё чаще срывается на меня по мелочам. По хозяйству не помогает. Это ниже его достоинства, видите ли. И что же делать? Разорвать эту гнилую нить никому не нужных отношений?  Съехать на другую съёмную квартиру? Нет, страшно. Вдруг никого не найду? И что меня ждёт? Одинокие вечера? Илья хотя бы в будни дома. И что скажет мама? В очередной раз убедится в моей женской несостоятельности? А подружки? Покрутят пальцем у виска. Скажут, что бросила хорошего человека, растоптала своё счастье. Как же болит голова! И эта жара... Дождь подступает к городу, как тошнота. И никак не может пролиться. Из-за этого влажно, как в тесной запертой ванной. Невыносимо! Ещё и Людмилу проведать надо. Принести ей лекарств. Как она умудрилась заболеть ангиной в такую жару?"

И проходили мимо белые, тяжко дышащие дома, розовато-бредовые вывески магазинов, раскалённые детские площадки. Или это Наташа проходила мимо них? Аптека порадовала пустотой и ностальгическим,  далёко-детстным запахом. Жмурился, наслаждаясь прохладой старенький фикус, дремали на полках упаковки с новомодными лекарствами...

***   

Привычный двор ощетинился злобными, сердитыми голосами, у дома стояли машины с голубеющими по-операционному мигалками. И желтела дальняя родственница солнца - полицейская лента.

- Сюда нельзя, - обратилась к Наташе старушка в жутковатом цветастом платье. Лицо её, печено-яблочное, восьмидесятилетнее, прямо-таки лучилось радостью. - Квартиру штурмом берут. Никого не пускают. За ленту нельзя. Но посмотреть можно.

- А что там? - Наташа поморщилась, соображая, каким путём быстрее дойти до панельной девятиэтажки, где жила, страдала и болела в полном одиночестве её подруга Людмила.

- Так это, наркопритон берут штурмом. На четвёртом этаже, - старушку, чья жизнь состояла из телепередач, разговоров с соседками о болезнях и походов к врачам, прямо-то распирала радость. Ещё бы! Такой экшен в реальной жизни!

Кивнув старушке или собственным мыслям, Наташа повернула назад. И опять начались блуждания по раскалённым дворам. Детские площадки и аккуратные палисаднички сменились гаражами, ржавыми, коричневыми, раскалёнными, недобрыми.

Впоследствии Наташа не могла вспомнить, откуда взялись те двое - высокий блондин... Нет, не в чёрном ботинке, а со шрамом  на щеке. И низенький коренастый брюнет в слишком тёплой для такой погоды чёрной кожаной куртке. В руке у него было нечто напоминающее ночь, безысходную, ноябрьскую, оплакивающую своих нерождённых детей. "Обрез. Помнишь, твой одноклассник Ванька Семагин хвастался такой штукой?" - малиново-знойно прозвенел... прозвенела... прозвенели.... жара, гаражи, злое хищное солнце, внутренний голос?

- Сумочку нам быстро! - замочно-ржаво проскрежетал  высокий блондин в синем пыльном кроссовке... синих пыльных кроссовках. 

Эти двое казались порождением влажной, ненавидящей весь мир жары. Возможно, она родила шрамолицего и смуглого и выпустила их в чужой враждебный мир. Выпустила и занялась своими делами. Дома осуждающе качали головами, не одобряя такое по-кукушачьи безответственное поведение. Не одобряли, но сделать ничего не могли.

С Наташей, между тем, начало твориться что-то странное. Звук выключился, как будто нажали на кнопку "sound off". Губы грабителей, тонкие, потрескавшиеся, беззвучно шевелились. Словно в замедленной съёмке, упал в пыль пакет с лекарствами. Бело-желтый, глупо-радостный, аптечный. А потом Наташа увидела себя со стороны: смуглая длинноволосая брюнетка с исказившимся от ужаса лицом. Огромные карие глаза. Неуместный в этом нецивилизованно-гаражном мире офисный наряд - черная юбка, белая блузка, бежевые колготки. И глупый желтоглазый пакет с лекарствами под ногами...

"Вот что я тебе скажу, -  прозвенел малиновозвучный голос. - Твоя жизнь висит на волоске. А если удастся спастись, ты должна научиться ценить каждое мгновение. Не тратить время на Илью, потребительниц-подруг, ссоры с матерью. Ты должна..."

Но тут слышимый, полнозвучный мир вернулся к Наташе. И ушёл терпкий, пахнущий неизвестными цветами голос. Пара удалилась. А с ними растаяла, канула в небытие сумочка с мобильным телефоном и деньгами. Звуки привели с собой головную боль, жаркую, песочно-пустынную. Перед глазами заплясали, запрыгали зелёные круги. Словно детские тени в свете фонаря из какого-то стихотворения. Давнего, полузабытого, школьно-программного.

Медленно, словно лунатик, Наташа пошла мимо злобно ухмыляющихся гаражей. Куда? Зачем? Она вряд ли это осознавала. Солнце, у которого не хватило магических сил на создание настоящего экшена, злобно скрипело зубами. "Осталась целой и невредимой! Скучно! Скучно!" - ворчало оно и, окончательно разочаровавшись в жизни и своих магических способностях, спряталось за облаком.

***

Наташа  опомнилась в дрожащем от страха, полутемном лифте. В желтоватой мгле непристойные надписи напоминали древние загадочные письмена. Лифт в доме, где жила Людмила, смахивал на своих собратьев из далёкого Бруклина, Бронкса или Адской кухни.

- Ну чего ты так долго?  - вместо приветствия бросила ей подруга. Расслабленная, непричёсанная, в кокетливом шелковом халатике, она мало походила на тяжело больную.  - Я тут помираю, а ты... Друзья так не поступают. А где лекарства? Ты что, забыла их купить?

Чувство вины шевельнулось в душе Наташи. "Что я за растяпа и неумеха? Подруга болеет, а я где-то потеряла пакет", - мысленно напустилась она на себя.

"У Людмилы лёгкое ОРЗ. Высокой температуры или ангины нет и в помине", - вернулся, окрепнув, звеняще-малиновый голос. Наташа в двух словах рассказала о происшествии у гаражей.

- Это же надо быть такой дурой! - всплеснула руками Людмила. - Взрослый человек, а ходит мимо гаражей. Нет, я знала, что тебе ничего нельзя поручить. Но чтобы до такой степени...

- Поручай другим, - отрезала Наташа. Или та, малиновоголосая незнакомка? Не прощаясь, Наташа покинула аляповато-яркую прихожую. Павлины на обоях что-то злобно шипели ей вслед, Людмила громогласно возмущалась. Снеговик на устаревшем календаре за прошлый две тысячи двенадцатый год презрительно кривил губы.

***

- Это же надо быть такой дурой! - возмутился Илья, выслушав рассказ Наташи. - Ведь я сто раз говорил тебе, что мимо гаражей ходить нельзя. Осталась без телефона. А новый купить  я сейчас не могу, потому что...

- Потому что ты неудачник, лентяй и бездельник, склонный к алкогольным загулам и наркозависимости,  - отрезала обновлённая Наташа. Или та... малиновоголосая?


Она стоически выдержала шквал обвинений и хлопание дверцами шкафов. Спокойно, без слёз наблюдала, как Илья собирает нехитрые мужские пожитки в синюю спортивную сумку с надписью "Nike". Когда за ним захлопнулась дверь, Наташа расхохоталась. Весело, задорно. Ещё никогда ей не было так легко и радостно на душе.

***

- Как же можно быть такой дурой?  - возмутилась по телефону мать, когда Наташа поведала ей об ограблении. Вообще-то Наташе  не особенно хотелось звонить "почтенной матроне". Но нужно было проверить новенький мобильный телефон.

Наташа заявила в полицию, но там ей  дали понять, что сумочка и закатно-розовый гаджет по всей вероятности канули в лету.

- Но ведь на них не было масок. Я дала подробные описания, - возмутилась Наташа.

- Не имеет значения, - отрезал печальный, уставший от жизни полицейский с обвисшими седыми усами. - Такие дела редко раскрывают.

- Я всегда знала, что ты тронутая. И упрямая, к тому же. Ведь с детства говорено было: не ходи мимо гаражей. Но ты всегда всё делала по-своему. Помнишь, как в восьмом классе...

- Ну так надо было меня лучше воспитывать, - промалиноголосила незнакомка, и она... или же сама Наташа нажала на отбой. А после, видя новые вызовы от абонента "Матерь," выключила звук.


Летом две тысячи тринадцатого года Наташа начала жить с чистого листа. Смертельная опасность, злоба, исходившая от грабителей, направленное на неё оружие, свели её с уверенной в себе, мудрой незнакомкой. А, может быть, это была другая личность Наташи, дремавшая до поры до времени?  И опасная ситуация пробудила её из многолетней спячки. Всё может быть...


Конец


Имена и фамилии изменены.



Перед глазами заплясали, запрыгали зелёные круги. Словно детские тени в свете фонаря из какого-то стихотворения. - Имеется ввиду стихотворение Блока "Из газет".


sound off - выключение звука