Маленькая фелюга

       Попробуйте представить себе такую картину: крупными мазками опишу её, если позволите.
       Поздний вечер на евпаторийском причале. Красный диск солнца медленно опускается, и вот он уже коснулся мутного, туманного окоёма моря. Перед тем, как совсем скрыться за горизонтом, светило меняет цвет от ярко-оранжевого до багрового. Вот оно совсем уже темнеет, становится гуще, ещё гуще, чуть ли не коричневым. Впрочем, нет, коричневого цвета солнечный круг не достигает, а приобретает вид перезревшего томата, сплющенного и тяжело придавленного к горизонту постепенно чернеющим небом.
       Вслед за никнущим солнцем меняются очертания теней. Медленно тянутся к востоку, постепенно удлиняясь, серые отпечатки всех земных предметов. Их зыбкие копии ползут всё дальше и дальше в противоположную от солнца сторону, понемногу тускнея, всё меньше и меньше привлекая к себе внимание.
       Прогуливаясь по евпаторийскому причалу, можно стать свидетелем одного очень интересного явления. Вы понаблюдаете за ним, если остановитесь возле небольшой яхты, одиноко болтающейся возле разбитой волнами пристани. При ближайшем рассмотрении предмет вашего внимания окажется вовсе не яхтой, а тщедушной, не очень ухоженной фелюгой. Над ней высится хлипкая мачта с рваными снастями. Неровные, с облупившейся краской борта фелюги говорят о безнадёжной нищете её хозяина. На дощатой палубе лежит свёрнутый парус, вёсла, багры и другая, такая же нехитрая укладка рыбака. Привязана фелюга к железной скобе причала верёвкой, затянутой незамысловатым узлом.
       Однако, спустя крошечное мгновение убогая ладья евпаторийского рыбака предстанет в совершенно другом виде и несказанно удивит внимательного наблюдателя. При условии, если наблюдатель этот не лишён фантазии и смотрит на мир взором, не замутнённым обыденностью бытия.
       Для полного понимания того, что сейчас произойдёт на наших глазах, следует перенестись на некоторое время назад.
       Совсем недавно, ещё и часа не прошло с того времени, как евпаторийский порт посетила международная яхтенная регата. Столь редкое для провинциального города событие позволило его жителям наблюдать картину, наполненную необыкновенными, волнующими воображение красками.
       Возле бетонного края берега столпились яхты невиданной красоты. От мельтешения иностранных флагов рябило в глазах. Притихшие от восхищения чайки осторожно парили над смешением белоснежного пластика и никелированного металла. Крепкие борта и добротные снасти яхт позволяли представить, какое сказочное убранство таится в богато меблированных каютах. На палисандровых палубах, в шезлонгах вальяжно отдыхали долларовые миллионеры. Они лениво тянули баночное пиво и даже не смотрели на неухоженную пристань. Для них неухоженной евпаторийской пристани словно и не существовало. Над миллионерами высились мачты их роскошных ковчегов, а медь их иллюминаторов рассыпала солнечные блики по портовым улицам, смущая местных рыбаков.
       Сию же минуту, лишь только по Евпатории разнеслась весть о визите иностранцев, в порт устремились толпы обывателей. Корреспонденты местных газет, фотографы, пенсионеры, школьники и просто любопытствующие — всем хотелось посмотреть на плавучие владения заморских богачей.
       Подробного описания общения любопытных зевак с иностранцами не получится. Забавные разговоры евпаторийцев, слабо изъяснявшихся на английском языке, трудно поддаются описанию. Впрочем, владельцы яхт вели себя вполне по-джентльменски. Они добродушно улыбались, с готовностью сходили на берег и охотно позволяли фотографироваться рядом с ними. Один иностранец даже устроил небольшой праздник на пристани. Возле своей яхты он поставил столик с закуской и принялся угощать всех вином. Как выяснилось, иностранец путешествует вместе с женой, и сегодня у них очередная годовщина свадьбы.
       Но вскоре ладьи под чужеземными флагами покинули порт, и людские страсти понемногу улеглись. Корреспонденты разошлись по своим редакциям. Пенсионеры вернулись к парковым скамейкам, развернули газеты и углубились в чтение. Уличные зеваки тоже неведомо куда исчезли.
       И опять стало тихо на евпаторийском причале. Только слабый ветер катал пробки от винных бутылок, валявшихся на сером бетоне.
       Но вернёмся к утлой фелюге, что одна осталась возле опустевшей пристани. После ухода иностранцев на неё, как и прежде, никто не обращал никакого внимания. Словно её и не существовало вовсе. Совершенно одинокая, неприкаянная, закрытая высоким краем причала, она тихо покачивалась на волнах вечернего бриза.
       А теперь о необычном явлении, которое я анонсировал в начале своего рассказа.
       День, подчиняясь распорядку, приписанному ему природой, приблизился к закату. И вот мы видим, как тень от мачты фелюги медленно поползла по земле, всё более и более удаляясь от берега. С удивлением следя за бегом призрачного очертания мачты, мы убеждаемся, что её тень достигла приморской улицы, уверенно взобралась на стену туристского отеля, и вот она уже — посмотрите! — вот она уже на крыше. Затем, по странной, ничем не объяснимой причине, тень фелюги перескочила на фронтон здания городской управы, — а ведь оно стоит на большом удалении от моря! Продолжая наблюдать за путешествием тени, мы видим, что она отметилась на часах железнодорожного вокзала, и — о чудо! — её уже нет в Евпатории. Теперь тень фелюги, словно призрак огромного, величественного корабля, продолжает нестись по неохватным крымским полям и степным трактам. Вот она совсем уже далеко от приморского города; вот она скользнула по ковыльным волнам близ Симферополя, по скалистым предгорьям и в завершении призрачного своего вояжа утвердилась на вершине Чатырдага! С этой горы далёкую Евпаторию и не разглядеть даже.
       Однако день угас. Солнечные лучи совсем увяли, и тень фелюги, тщедушной фелюги неведомого евпаторийского рыбака, растаяла. Разве что в памяти нашей сохранился её таинственный бег, её сказочное путешествие по Крыму.