Сиреневые дни

Надя почувствовала, что "понесла", когда у колодца расцвёл куст сирени. Когда она на этом  деле вообще уже поставила крест. Когда и муж Петька три недели тому ушёл из дому из-за её неспособности "понести"... Петька, Петька, Петушок, золотой гребешок... Когда хворостинка, которую она в день своей свадьбы воткнула в землю у колодца, незаметно превратилась в большой букет-подарок... Не цвела, не цвела - всё набиралась сил: по листочку, по вершочку, росла каждый год и росла. И вот... Спасибо за радость!

Но кричать об этом Надя, конечно, не стала - просто тихо запела. Постояла у буйно цветущего куста с пустым ведром в руках, поулыбалась, разыскала в тяжёлой грозди сирени приносящий счастье цветок с пятью лепестками, съела его... и запела.

Отец с матерью, которые безрадостно завтракали в кухне, за распахнутым настежь окном, настороженно прислушались, переглянулись.

- Кто это? - негромко спросил отец, не веря своим ушам. - Что ли...

Мать тоже не поверила своим ушам.

- Кажется, Надя, - прошептала она.

- Ожила, что ли?

Лязг падающего в колодец ведра, грохот, и затем размеренное поскрипывание колодезного вОрота, наматывающего полное ведро воды из-под земли, и тоненький голосок дочери, который пел про девушку Галю с коромыслом.

Родители осторожно выглянули в окно. Да... Пела их дочка Надя. Переливала воду из ведра, извлечённого из колодца, в ведро, принесённое из  дому, и пела.

Три недели молчала, как неживая, родители уже начали побаиваться, как бы не сотворила чего с собою, брошенною...

- Господи! - перекрестилась мать, - Слава Тебе!

- Слава! - согласился отец. И начал потихоньку подпевать, как бы, припоминая что-то полузабытое, с надеждою мурлыкать, дирижируя себе неуверенными взмахами рук.

И мать, глядя на него такого, тоже запела. Вначале неуверенно, боясь вспугнуть ожившую надежду, Потом - всё громче, громче, громче...

А когда сёстры Плахотнючки проходили мимо калитки Надиного двора, то Нади там уже не было, а из распахнутого настежь окна её дома вовсю неслась громкая песня в три голоса: Надиного, её отца и её матери:

                Нэсэ Галя воду, коромысло гнэться.
                За нэю Иванко. як барвинок въеться.
                Галю ж моя Галю, дай воды напыться,
                Ты ж така хороша, дай хоч подывыться.

- Чего это они? - удивилась старшая, останавливаясь. - Поют... как до Надькиной свадьбы!

- Может, Петро вернулся? - предположила младшая, тоже останавливаясь.

- Да ну! - отмахнулась старшая. - Ему нужна такая, которая рожает. А Надька за пять лет - ни разу, ни гу-гу!

- Зато красивая какая!

- И бесплодная! Кому из мужиков такая нужна!

- А чего же тогда поют?

- Вот и я про это! Непонятно...