Чревоугодница

Больше всех напастей тётка Настасья боялась Великого поста. Мысль о том, что ради спасения благочестивые люди  живут семь недель без мяса, молока и яиц, вызывала в ней  непреходящую  тоску.
Когда минула первая строгая  седмица, Настасья всё еще собиралась с духом – после разгульной Масленицы в закромах оставались блинцы, пироги и ветчина разных сортов. Подъев все праздничные припасы, Настасья обнаружила, что в церкви уже поминают Григория Паламу, и твердо решила говеть, чтобы достойно вкусить святого причастия. Но, как назло, из города приехала родня, и Настасье вновь пришлось мотаться с кошелкой по магазинам, а после варить, жарить и печь недозволенные постом кушанья, чтобы не огорчить детей и внуков. Дочери знали, что в сельских магазинах ассортимент невелик, поэтому приехали к матери не с пустыми руками, и до середины Крестопоклонной недели Настасья, мысленно прося прощения у высших сил, вкушала мясные нарезки, копчёные колбасы и пирожные со сливками.
Отговев субботу – не от высокого благочестия, а по причине несварения желудка  - Настасья наконец появилась на исповеди, надеясь на снисхождение молодого священника.
Отец Рустик – долговязый детина с жиденькой латунной бородёнкой, отпущенной для солидности, - уже закончил службу и требы, когда на пороге церкви появилась Настасья.
- Что, матушка, опоздала? – участливо спросил он.
- Грешна, родимец, - повинилась Настасья с порога. – Не исповедуешь ли дуру старую? Сегодня-завтра, может, помру, а как помирать без причастия?
Начало разговора пришлось отцу Рустику по душе. Прихожанка сознательно пришла на исповедь и не отрицала того, что грешна. И хотя у батюшки к полудню не было во рту маковой росинки, он  решил исповедовать и причастить Настасью.
- Ну, мать, с чем пришла? В чём каешься?
- Чревоугодница я, - охотно сообщила та. – Давеча вот только и удалось попоститься. 
- Как – один только день? Маловато, мать. Силы воли в тебе нет говеть Христа ради?
- Нет, милок, совсем силы во мне на божескую жизнь, и одни соблазны кругом. Ты посуди  - разве откажешься от блинчиков с деревенской сметанкой? У Никифоровых сметану беру, знаешь, небось, каково у ихней коровы молочко! Ложку в сметану поставь – стоять будет! А сливки! Как с такими сливками чай не попить? А я, грешница, в пост еще пирогов с курятиной напекла…
- Пироги можно было и с грибками, и с картошкой испечь, - назидательно вздохнул отец Рустик, у которого от воспоминаний о деревенской сметане подвело живот. Ему частенько случалось бывать в гостях у Никифоровых и кушать  блинчики со сметаной, посыпанной сахаром. Однажды отведав сего незамысловатого кушанья, он сильно прикипел душой к хлебосольным хозяевам и часто поминал их в домашней молитве.
- Это ты верно заметил, хорошо бы с грибками. Да только зять у меня  больше с мясом пирожки уважает. Нечасто  родня навещает, как не порадовать пирогами? Да вот ещё каюсь в том, что после их отъезда всю неделю скоромное подъедала. Ведь это грех – мясо на помойку нести! Можно было, конечно, соседке отдать, она не верующая, да  слабость какая-то во мне образовалась. Ты уж не обессудь  - так заманчиво нарезочка копчёная пахла! А ветчина – тонкая, розовая, прожилки что ниточки…
Отец Рустик живо вообразил и блюда с деревенскими пирогами,  и ароматную ветчину, и колбаску, но вовремя спохватился.
- О других грехах говори, мать, - попросил он, стараясь изгнать из памяти воспоминания и копчёной нарезке.
- Есть и другие грехи, - повинилась Настасья. – Зашла ко мне давеча Маринка – та, что на клиросе у тебя поёт. Так я, дура старая, и  ее принудила пост нарушить.
- Ну? – удивился батюшка. – А мне Марина ничего  не говорила.
- Стыдно, должно быть. И мне стыдно, но скажу. Сосед-то мой Егор Кузьмич хряка заколол, а мне сальца дал за то, что за огородом его ходила, когда он в запое две недели в лёжку лежал. Так его скрутило, что и поросята, и куры, и все хозяйство на мне было! Вот и отвалил мне Егор Кузьмич сала и копыт на студень…
Отцу Рустику почудилось, что в церкви запахло холодцом с хреном. Он покачнулся, и лицо его приобрело жалкое выражение – его супруга третий месяц хворала в городской больнице, и некому было сварить батюшке желейный, чесночный, приправленный хреном холодец. Настасья по-своему расценила жалкую гримасу исповедника и начала оправдывать Маринку:
- Ты, батюшка, не сердись и Маринку не попрекай. Это я, я виновата - наварила сдуру в пост холодца!  Родня уехала, ну а мне одной столько не съесть, а тут Маринка… Поглядела я на нее – худая, как спичка! Я ей сальца на горбушку да студня – кушай на здоровье, дома-то разносолов нет: трое детей мал-мала-меньше…
- Да понял я! – упавшим голосом пресек ее причитания отец Рустик. – Что ты все об одном талдычишь? Других грехов разве нет?
- Как это нет? Я, батюшка, еще среды и пятницы не всегда соблюдаю, - честно ответила Настасья. –   То тушёнку выбросят по акции – как откажешься? А то, бывало, в гости позовут, а там разве будешь над пустой тарелкой скучать? Обидятся люди. Помню, пришла к Чернюгам, а у них наготовлено, будто на Маланьину свадьбу: и солянка с паштетом, и курник, и щучка под майонезом! А лучше всего  жаркое по-домашнему и свинина с чесночком да перцем – ядреная, страсть! И как уселась я за стол…
- Да будет тебе уже! Перестань!
Отец Рустик сглотнул слюну и замахал руками.
«Леший тебя на мою голову принёс!» - подумалось ему.
- Прости меня, грешную! – смиренно сказала Настасья. – Твоя правда - чревоугодница я. Вон как брюхо расхарчевала! Но и это не самый страшный грех. Вот в прошлом году пришла  на причастие, да прямо на исповеди и согрешила - утаила, что причащать меня нельзя: я ведь тогда с утреца грибочков со сметанкой да с лучком  навернула, в чем теперь и каюсь!
Отец Рустик поник головой. Он страсть как любил хрустящие соленые грузди и крепенькие сыроежки в сметане, но не подал вида, что понимает Настасью и сочувствует чревоугодливой прихожанке.
- Это хорошо, что  греха не утаила, - вкрадчиво заметил он. – А за то, что в прошлый год обманом Святых Христовых тайн причастилась, попостись-ка три денька, а опосля приходи.
- Как же так, родимец? – испугалась Настасья. – Три денька?!
- Ничего,  ничего, мать, - усмехнулся батюшка. – Люди по сорок дней недозволенной пищи не вкушают. И тебе на пользу пойдет.
- А может, на Сплошной седмице зайти? – робко спросила Настасья.
- Грешно уповать на Сплошную седмицу. А если – прости, Господи, - призовёт тебя завтра Отец небесный, с чем на суд явишься?
Настасья хотела было возразить, что не собирается помирать так скоро – она только прикупила молодых несушек и петушков, но вдруг смиренно кивнула и просветлела лицом.
«До пенсии как раз три денька. Всё одно денег на скоромное не хватит, а пирогов можно и с грибами, и с вареньем напечь, - подумала она про себя. – А еще коврижку постную, да пряники на яблочном повидле вместо масла. С голоду не помру –  гречка имеется и прочие крупы, и макароны можно с овощной подливкой, и картошку с огурчиком. А блинцы с медом куда как слаще, чем со сметаной! А для настроения можно леденчиков прикупить. Как заскучаешь по скоромному – леденчик за щёку! Можно еще яблок мочёных пожевать»…
- Буду поститься, родимец!
Отец Рустик, не ведавший Настасьиных мыслей, похвалил её за правильное решение и благословил на борьбу с демоном чревоугодия.