Солдатские рассказы Шуры Туманова продолжение

                1946 – 1948


     16.01.1946
                Дорогая Нюра!

     Поскольку я не писал тебе, как встретил новый 1946 год, расскажу сейчас коротко.

      Была у меня на встрече Нового года небольшая неприятность.

       Есть у нас здесь одна молодая женщина – жена военнослужащего. Очень славная женщина, хороший товарищ, с которой можно поговорить. Когда на празднике стали танцевать, я пригласил ее.

        Нужно сказать тебе, что я стал таким, что кого ни возьми из наших женщин – все чуть выше моего пояса. Шаги у них очень маленькие, поэтому танцевать с ними совсем неудобно. 

        С разрешения военнослужащего я пригласил его жену как единственную подходящую мне по росту партнершу на танец. Я и раньше с ней танцевал, ее муж доверял мне, хотя и был ревнивцем.

        Танцы закончились, все разошлись «по домам». А утром меня вызвал начальник и чуть не отправил «на губу». Тот военнослужащий употребил лишнего на вечере, устроил жене семейную сцену, а на меня подал рапорт. Еле оправдался! Ревнивец, когда протрезвел, вспомнил, что обещал не обижаться на танцы его жены со мной. Вот такой Новый год!

     О себе писать нечего, живу все так же, как монах в Пименовом монастыре. Времени свободного нет. Хочется рисовать – нет возможности.

     У нас сейчас тепло, как весной. Вчера ходил вместо прогулки в командировку. Так был доволен своим «путешествием»! Тихое утро, тепло, поют птички среди деревьев и зарослей виноградника. Лужицы с еще не растаявшим по краям льдом напомнили мне весну в начале мая на родине. Вспомнились родные места, где провел детство.

      Пока все. Выберу свободную минуту, напишу подробнее.
       Ну, будь здорова и счастлива!
       До скорой встречи! 
       Крепко целую, Шура!

14.03.1946  02.44
                Дорогая Нюра!

     Я уже четвертый год живу здесь. Однообразная жизнь выработала качества условного рефлекса. Сейчас, правда, стало значительно легче: во многом помогла теплая и сухая зима. Уже деревья распустились, урюк отцвел, совсем весна – зелено кругом. Меня потянуло к природе: сидел бы целыми днями за этюдами! Жаль, нет необходимых условий для работы и времени.

     У меня праздники, когда мой старший начальник уезжает куда-либо, вот тут-то я полный хозяин. Занимаюсь, чем заблагорассудится: организацией массовых мероприятий, из которых художественная самодеятельность и танцы. Иногда это развевает тоску, но ненадолго.

     Не знаю, когда дождусь того дня, когда почувствую, что ты в моих объятиях?
    
     Пиши обо всем, что есть на душе, о всех мелочах своего существования. Я письма все храню, как музейную ценность и как «вещественные доказательства».

     Будь здорова и счастлива!
     До скорой нашей встречи!
     Крепко, крепко и горячо целую, Шурик.

02.06.1946
                Дорогая Аня!

    Прости меня, долгое время не писал тебе. Еще 10 мая я выехал в Ашхабад для подготовки к республиканским соревнованиям по плаванию. Вчера соревнования закончились, но я по-прежнему пока остаюсь здесь. Когда вернусь в свою часть, подробно расскажу обо всем.

     Веришь, вот только получил от друга письмо с бумагой и конвертами без марок. Прости уж, дойдет доплатным.

     Пока все. Будь здорова и счастлива!
     Крепко целую, Шура.
P.S. Разве тебе не нравится, если я тебя зову Аней?

29.10.1946
                Аня!

     Хочу рассказать тебе о моих впечатлениях, об испытаниях в поездке на родину. Они отложили в моей душе очень большой отпечаток.

     Известие о смерти моей матери, ужасно длительное разрешение вопроса о поездке домой и немая тоска озлобили меня против окружающего мира. Целых полтора месяца решался мой вопрос.

     Я остался без родителей. Матери. конечно не застал. И в необходимости поездки домой очень колебался. Но решил: поеду, посмотрю в последний раз на отчий дом, родные места, где родился и провел лучше дни своей двадцатидвухлетней жизни – детство, а при следующей возможности поеду к тебе и останусь навсегда.

     С немой тоской и диким страхом в глазах смотрел я из окна пассажирского вагона на русскую, совсем неузнаваемую землю. Я думал, что ждет меня впереди, как встретит меня родное гнездо?

     Я старался пристальным взором уловить в лицах людей, в природе, в желтых убитых осенью листьях деревьев легкую тень приветливой улыбки, подаренной человеку, не бывшему в родных местах четыре с половиной года. Но ее я нигде не находил: лоно природы было хмурое, придавленное сверху осенними, налитыми свинцовой тяжестью тучами.

     С болью в сердце смотрел я на родное гнездо. Спазмы душили горло, когда я подошел к своему дому. Он стоял одиноко, совсем чужой, осевший и окруженный бурьяном посреди запущенного двора, виновато отчитывался мне: «Посмотри, запоздавший хозяин, что осталось от семьи, жившей во мне четыре с половиной года назад, от ее кипучей жизни».

     Отец погиб на фронте. Мать провела последние 9 лет своей жизни, мучаясь от болезни, которая лишила ее возможности ходить. Лежала она в холодной постели в нетопленной избе, подчас без куска хлеба и средств на жизнь. Думала только об одном: увидеть последнего своего дитя, находящегося где-то далеко-далеко, охраняющего покой миллионов людей…Она судорожно вздрагивала, когда слышала легкий стук дверей. Ей казалось, что вот он – единственный сын сейчас предстанет пред ней, как призрак. Но его не было. Убитая горем, разбитая болезнью и судьбой, она роняла поседевшую голову на мокрую от слез подушку. Она ждала меня, я должен был приехать!

     Не дождавшись меня, поздним августовским днем моя мама закончила свою жизнь.
       Еще весной этого года мои брат и две сестры уехали в Москву, не оставили матери никаких известий о своем месте обитания. Их судьба покрыта темной тенью неизвестности.

     Я не мог более оставаться на родине, слишком угнетало меня это место. Прежде времени я возвращался назад, ощущая себя Радищевым в его «Путешествии…». Всю дорогу пытался найти причины нереальности увиденного, объяснить их сном. Но не получилось.

     Прости, Аня, я не могу наговориться с тобой. Невольно вспоминается наше знакомство, наша молодая, можно сказать детская дружба. Тихие вечера… все это было давно-давно, 4,5 года назад. И не вернуть тех прожитых нами дней. Как утренний туман тает под теплыми лучами июльского солнца, так тают в моей памяти некоторые детали нашей дружбы. Эх!

     Разделяю твою радость по случаю возвращения твоего отца. Я же о демобилизации пока думать не могу.

    « …Тоска – это яд, отравляющий здесь на окраине все существование проживающих людей. Тоска – это беспрерывное всепоглощающее страдание, затмевающее в одержимом им все желания, помыслы, чувства. Только тот, кому приходилось долго прожить на окраине, знает, какое ужасное состояние приходится переживать человеку, зараженному этой болезнью. Тоска по оставленной и недосягаемой для него родине занимает не последнее место в ряду причин, содействующих роковому исходу…» (В.Жуков).

    Как я рад и благодарен тебе, что ты в предыдущем письме оставила свой адрес. Через 9 дней меня здесь не будет, а будет третье место после Артыка.

     Знаешь, пройдет много-много лет и у тебя будет сын, так я хочу, чтобы ты рассказала ему в нескольких словах о том, кто хотел быть его отцом.

     Желаю только наилучшего в твоей жизни: бодрости, сил, энергии и здоровья! Будь здорова и счастлива всю свою жизнь!

     Горячий и последний привет тем, кто еще не успел забыть меня!

     Прощай пока, дорогая! Может быть, встретимся!

05.02.1947    
                Здравствуйте, Аня!

     Пишу Вам только правду. Несколько дней назад лично виделся с Александром, правда, совсем недолго. Он приезжал в часть за кое-какими принадлежностями по рисовальной части (я в этом мало разумею).
   
     Оказывается, он почти закончил лечение, но его задерживают как специалиста по рисовальному делу для оформления Агитпунктов госпиталя. Сейчас же выборная кампания. Так что отставить все тревоги и волнения!

     Вот Вам голая истина. Надеюсь, теперь я принес Вам добрую весть. Ну, а как все случилось, что он оказался в госпитале, предоставим слово ему. Говорю Вам на ухо: он стесняется писать с обратным адресом госпиталя. Думает, лучше не тревожить Вас.

     С приветом, Гаврик!

25.05.1947
                Дорогая Аня!

     Ты знаешь, что я нахожусь «на камчатке», что означает тоску, муки  и страдания души.

     Свободную минуту стараюсь убить на этюды, которые хочу оставить себе на память для своего альбома «Там, где я жил, учился и работал».

    Сегодня мне выпала возможность приехать в Артык. Сделал несколько «начертаний». Думаю сделать еще, ибо в этих местах, где прослужил почти 4 года, видимо, нахожусь в последний раз. Мысленно прощаюсь с давно знакомыми местами. А как тяжело расставаться!

     «Сердце живет надеждой на будущее, настоящее умерло, а прошлое вспоминается – и даже плохое – приятным далеким хорошим». Тронут своей встречей со старыми местами.

     Будь здорова и счастлива, моя «Крошка»!

     Крепко целую, Шура.

03.07.1947
                Милая Аня!

     Сейчас я нахожусь на новом месте, пробыть должен здесь примерно с месяц.
Имею возможность изредка смотреть кинокартины.

     Вчера смотрел «Девушка моей мечты». Глубокого впечатления она на меня не произвела, я ожидал много лучшего. Оказывается, немцы в кинематографии далеко от нас не ушли. Правда, хороша она тем, что такая легкая, безыдейная, и хорошо ее посмотреть после нашей «стрельбы».

     Игра артистов совсем слабой оказалась, и цвет. Картина выглядит «хромкой» (одноцветной). Из всей картины мне понравилась одна люстра в театре, а остальное – так себе.

     Когда смотришь картину «Кино-концерт», замечаешь, что балет заметно заимствован у немцев. У нас он поставлен немного лучше, скромнее и как-то более живо, интереснее, особенно групповой балет.

     Я от многих слышал хорошие отзывы о картине «Девушка моей мечты», но я лично хорошего нашел в ней очень мало.

     Из своей жизни писать тебе нечего. Есть одна большая неприятность для меня – мне запретили заочную учебу. Я отложил все в долгий ящик. Делаю большой перерыв до «деморализации». Как хочется вырваться из этих цепких лап.
      
     Крепко целую, Шура.

14.07.1947
                Милая Анюша!

     Вчера смотрел кинокартину «Брат героя». С удовольствием посмотрел на своего друга, который исполнял роль Геши Черемыша. Невольно вспомнилась наша жизнь с ним, наша дружба: беседы, рассуждения о нравственности и пр. Жаль, что его сейчас нет со мной. Хороший парень. Что-то долго не пишет, уехал в отпуск в Москву, скоро должен вернуться.

     Наша смена так долго заставляет себя ждать. По всей вероятности придется поднимать бокал за встречу Нового года. Какая неприятность!

     Будь здорова и счастлива!
     Крепко целую, Шура

Август 1947
                Дорогая Аня!

     Ты жалуешься, что мало пишу о себе – ты права. Сегодня мне есть что написать.

     После 6-летней разлуки с мячом имел случай постукать его. Вначале играли в волейбол, надоело – перешли к футболу. Игроки, конечно, все «аховские». Мы играли вдвоем с пареньком против шестерых, и в обоих случаях вышли победителями. Интересно было наблюдать нашу игру: все босые без штанов и рубах, бегали разъяренные, как собаки, высунув языки, но сияющие. Не обошлось и без ругани и толчеи. Против нас играл начальник. Ему было обидно оставаться побежденным – ведь я его так здорово обводил! С кем они взялись играть?! Прошлая моя кличка по футболу – «турецкая защита».

      Но попало и мне. С правой ноги стесал об камень всю кожу, а теперь вот хожу как подбитая ворона, хромающая на одну ногу. Да еще болтаю головой, как загнанная лошадь во время жары, обеспокоенная назойливыми мухами. Жаль ноги, но доволен игрой. Ведь 6 лет назад я был одним из заядлых игроков. Теперь только с завистью смотрю на игру.

     Пиши побольше о своей жизни. Будь здорова и счастлива!
     Крепко, крепко целую, Шура.

07.11.1947
                Милая Аня!

     Праздничное утро 7 ноября. Все выглядит особенно торжественно и весело. Повсюду слышатся звуки маршей.

     Две минуты назад заходил один большой «голова», много говорил, а в заключении сказал, что возраст, к которому принадлежу я, поедет домой осенью 1948-го. На это есть такая установка.

     Праздник был отмечен выданными каждому 100 граммами «Зубровки».

      Еще был свидетелем одной свадебной церемонии, проходившей по улицам городка. Даже страшно стало: как будто перенесся в 18-е столетие.

      Вечером были кино и танцы. Здешние барышни с нами не танцуют, а мы от этого в обмороке! Странный непонятный народ: если приглашаешь ее танцевать, то с брезгливой гримаской и гонором отвернется, ответит отказом. А потом между собой девушки обсуждают нас и обижаются, что «зеленые» не смотрят на них. 

     В суматохе жизни и работы время летит значительно скорее. «Архивы» свои приготовил, осталось только высылать, когда станет известно о сроке выезда. Сейчас, порой они бывают нужны.

     Всего доброго!
     Крепко целую, Шура.

20.12.1947
                Милая Аня!

     Какое хорошее твое письмо. Но я немного поспешил в назначении срока встречи. По имеющимся данным можно предположить, что до 1 мая. Так что встречай Новый года без меня.

     Погода у нас стоит теплая, дни солнечные, ночью до -4 градусов. Как хорошо, что сухо.

     Вчера смотрел кинокартину «Рим – открытый город». Картина хорошая, но тяжелая.

     До нового года осталось чуть больше недели. Встретить, вероятно, придется буднично. Хоть бы в отпуск отпустили. Появляется скептицизм.

      Всего доброго, моя дорогая!
      Крепко целую, твой Шура.

Февраль 1948
                Милая Анечка!

      Шут знает, что происходи со мной! За 6 лет я очень привык к тебе, я разделяю с тобой все, что есть у меня на душе – не тая ничего. Не знаю, почему, но, как вспомню про тебя, то неведомые силы раздирают мою душу.

     А сегодня ночью видел тебя. Мы встретились с тобой, и ты почему-то была маленькой и худенькой. Я долго смотрел тебе в глаза и спрашивал: «Где и когда мы встретимся с тобой?», словно мы только познакомились. Жадными глазами ты смотрела на меня, а я теснее прижимал тебя к своей груди. Свет и покой подобные неясному детскому воспоминанию исходили от тебя, точно я расставался с тобой и никогда не встречусь более. Мои руки теснее обнимали твой стан, я чувствовал твое доверчивое дыхание. На твоем лице не было слез, а пухлые губы выражали детский каприз. Я хотел поцеловать тебя, но посмотрел сначала на тебя, затем вокруг и оставил свое желание. Потом все пропало, будто туман рассеялся. Я оказался один и долго шел по полотну железной дороги к станции, где я был уверен, находилась ты. Я нашел тебя на станции, но как ни старался, подойти к тебе не смог: ты как призрак скрылась в вечерних сумерках летней ночи.

     Вскоре я проснулся и ужаснулся, когда понял, что это был сон. К чему он? Так жаль, что это был только сон! Я никогда не видел тебя такой. Я никогда не читал в твоих глазах столько доброты и ласки. И мне было стыдно думать, люблю ли тебя, красива ты или нет, потому что ты была прекрасна! Я робел от нежности к тебе. Если бы ты сейчас была со мной, то я наверное сошел бы с ума. От чего? От счастья, чертушка ты моя сероглазая.

     Золотце, ты прости меня за мое длительное молчание. Я душевно подавлен. Может и не смог бы написать, если бы не сон.   

     Получила мои фотографии? Всего наилучшего в твоей жизни!
      Крепко и горячо целую, твой Шура.

12.04.1948
                Аня – сердце мое!

     Некоторые ребята получили письма от родственников, где им сообщают о возвращении домой служивших в войсках МВД и наших. Если это действительно так, то нашим ребятишкам придется в самую последнюю очередь возвращаться, ибо положение у нас самое серьезное. Сосед на три ноты нашего правительства молчанием ответил. Время не ждет, согласно договору от 1921 года мы должны ввести войска туда. Думаю, это будет неизбежным, а в таком случае трудно судить, чем все закончится. Вот «почва», на которой стою я в настоящее время. Я говорю тебе истинную правду, чтобы не затуманивать тебе глаза.

     Душа изболелась, сердце изныло. Хочется приехать к тебе, уехать с тобой куда подальше, развернуть грудь, плечи, встряхнуть ломоту костей и взяться всем своим существом за создание жизни, которая так красочно рисуется в воображении.

     Посмотрим, что будет завтра. До скорой встречи! Буду надеяться на ее осуществление.

      Крепко целую – Шура.

20.04.1948
                Милая Георгиевна!

     Нового из своей жизни сообщать нечего. Живу все так же и тем же, что тебе уже так изрядно надоело читать.

     Ты уже считаешь дни – рано, голубушка. Судьба никак не хочет, чтобы наше одиночество исчислялось днями. О своих переживаниях писать не буду – масло в огонь. Стал совсем одиноким, за исключением тебя.

     Учебой занимаюсь, но не регулярно. Не знаю, будет ли возможность продолжить это дело.

     Что нового у тебя и дома?
      Всего доброго! Желаю успехов!
      Крепко целую – Шура.   
      Горячий привет теске и твоей семье!
      Пиши, жду, дорогая!

      Это последнее письмо Шуры Туманова. Больше на письма Ани ответов не было.
      
       В декабре 1949 года из войсковой части Ане пришло письмо, в котором сообщалось, что Александр Туманов по-прежнему служит, недавно вернулся из командировки, военнослужащий он хороший, его дисциплина и поведение хорошие, в его жизни перемен нет, и что он дал слово обязательно написать ей письмо.

      Шура Туманов остался служить. Аню он отпустил…

      8 мая 1951 года Аня вышла замуж. Предчувствия Шуры сбылись: через несколько лет у Ани родился сын, которого она назвала Александром. Все ее трое детей знали историю Шуры Туманова, а муж никогда не ревновал к нему.

     Как сложилась жизнь Александра Туманова, мне пока не известно. На сайте Музейного комплекса «Дорога памяти»: https://1418museum.ru/ мной обнаружена цветная фотография Туманова Александра Ефимовича. Без сомнения – это он, Шура Туманов, красивый талантливый человек!

      Светлая память всем героям, воевавшим за наше отечество, которых война разлучила с любимыми! 
   
                ***