Несказка или Оловянные солдатики. фрагмент 1

Глава 4.
                "Как часто нас спасала слепота,
                Где дальновидность только подводила".
                Шекспир "Гамлет"               

Магнус позвонил жене: на этот раз требовалось присутствие матери для разговора с Шарлоттой. Готовая к подобному повороту житейской истории Фрея не тратила времени на пустые расспросы по телефону. Посмотреть на избранника дочери воочию, посмотреть на свою дочь - и всё станет ясно. Если любят друг друга - зачем слова...А в достойном происхождении молодого человека, если он дружит с её сыном, Фрея не сомневалась.
Магнуса тревожило, как он скажет жене, что их дочь уедет в Латвию. Господи, или кто там над нами, ты услышал меня! Ведь я хотел, как королевскую династию, по всему миру семью свою...
Всю неделю после знакомства Освальд встречался с Шарлоттой с разрешения Магнуса Бертсена и этим покорил отца, в семейных традициях, не в пример деловым, следовавшего патриархальному укладу. Девушка слушала рассказы о семейном хуторе в Латгалии, о праздновании Янова дня и Лиго (5), а видела дедушкин-бабушкин хутор, и День  летнего солнцестояния был с языческих времён праздником для всех скандинавов... И уже не пугала, а манила чужая страна - ведь это рядом, на другом берегу Балтийского моря. Помощница по хозяйству Анна, замечая в последний год то задумчивое, то подростково - возбуждённое состояние девушки , приговаривала  :
- Замуж тебе надо .
- Как понять, что это тот, за которого "надо" выходить?
- Возьмёт тебя за руку и ты не захочешь, чтобы он тебя отпускал.
Мама не досаждала дочерям рассказами о выгодных партиях в округе. Их брак с отцом был по обоюднoму чувству, началось с мимолётного знакомства на пристани, а прожили... дай Бог нашим детям! Если дочери спрашивали , кратко отвечала, глядя куда-то в своё, ушедшее, но не забытое:
- С настоящим твоим почувствуешь себя защищённой от всего . А ещё увидится , как сидите за семейным столом.
И Шарлотта не хотела, чтобы Освальд отпускал её руку, и было так спокойно, и так явно виделась их с Освальдом кухня с дровяной плитой, их завтрак, высокий синий керамический кофейник (бабушкин подарок) и запах булочек с корицей...
Курт стал непривычно настойчив в желании свозить Шарлотту в Кронборг, замок принца Гамлета; пользуясь приятельством с Конрадом, рассказывал о Кунстхалле в Гамбурге(6) и мастере Бертраме(7), приглашая обоих в гости. Всё, что было связано с историей, Шарлотта выслушивала с неподдельным интересом.  Цветы были приняты, а  завёрнутый в подарочную бумагу свёрток девушка отстранила и так глянула на дарителя... На Освальда она смотрела по-другому, неприязненно уже отметил незадачливый кавалер. Он не был влюблён, не задумывался о женитьбе именно из чувства вечного протеста советам отца, который считал, что только женитьба остепенит шалопая и очевидные деловые задатки наконец найдут применение в  бизнесе.
Внимание к не похожей на знакомых фройляйн девушке переросло в упрямое самолюбивое желание удивить родителей самостоятельным выбором "порядочной девушки из порядочной семьи". Эту фразу даже про себя Конрад произносил ехидно. Навязла уже проповедь домашних! К тому же, из разговоров с Конрадом о делах его отца Курт исподволь составил объёмную картину благосостояния семьи Бертсон - приданое значительно прибавляло весу, а значит (тут Курт поднимал в свою честь пивной бокал), давало право голоса в решении дел.
Все отцы одинаковы...Исходя из этого, Курт решил просить руки Шарлоты у её отца. Магнус слушал внимательно, в глазах иногда вспыхивали иронично - понимающие огоньки, но увлечённый своей заготовленной речью молодой человек видел только понимание и ...молчаливое согласие. Веселье Магнуса относилось к узнаванию самого себя тридцать пять лет назад, когда сватался к Фрее. Так же горячился, уверяя родителей избранницы, а заодно и себя, что он в начале своего пути и их дочь будет любима и обеспечена.
Но вот потенциальный зять перешёл от своей особы и описания семейного бизнеса к личности соперника. Такую ли жизнь представляете для Шарлотты, созданной для театров, музеев большого города, а господин Лиелвардс с его любовью к пасторальному образу жизни завезёт её в глушь. Погасли огоньки в глазах Магнуса, он слушал, уже с досадой постукивая трубкой по столу и, наконец, встал, однозначно давая понять об окончании встречи. Курт в замешательстве смотрел на этого, вовсе не старого, модно одетого, с такими же то серьёзными, то насмешливыми глазами, как у дочери. Магнус положил ему руку на плечо и с расстановкой подвёл итог:
 - Вы же коммерсант, господин Бауер. Чтобы продать повыгоднее свой товар, мало очернить своих конкурентов, необходимы более весомые аргументы. И Вы ни словом не обмолвились о Ваших чувствах к моей дочери.
В этот вечер выходу негодованию молодого немца не было предела, в ход шли самые крепкие напитки и самые крепкие выражения.

Глава 5. Латвия, Рига, 1933 год
                Грусти тогдa мы с тобою не знали,
                Ведь мы любили, и для нас весна цвела...
                (Оскар Строк, танго "О эти чёрные глаза")

Mолодая чета Лиелвардов жила в Риге, в своей квартире в квартале домов в югендстиле на улице Алберта.
 Шарлотта выставила свой синий кофейник, поджарила ломтики сала с яичницей, масло и сыр от родителей Освальда. На её первый завтрак "Солнце над Гудьемом" в первое утро в их доме Освальд по-детски рассмеялся и сырой желток просто выпил. Днём приходила помощница по дому, но готовить завтрак в их семье было ролью жены. "Как же мне спокойно и тепло с ним!" - эта вечная женская мысль, не всегда будучи реальностью, сопровождала Шарлотту и в прогулках по Риге, и в гостях его друзей, и когда муж терпеливо правил первые латышские слова.
По молчаливому соглашению была приглашена госпожа Фрейман, учительница гимназии, их соседка. После нескольких уроков строгая учительница попросила называть её Юдите , а у Шарлотты появилась преданная подруга. На десять лет старше Шарлотты, мать двух рыжеволосых девочек, Юдите с азартом знакомила усердную и  любознательную  ученицу  с чисто житейскими сторонами жизни в Риге.
Камерная и немного кукольная элегантность Риги 30-х после Bеликой депрессии предполагала не показную роскошь, а весёлую и непафосную жизнь для души. Парижане того времени прожигали жизнь в ресторанах, а рижане - в кафе, где можно и потанцевать, и выпить чашку кофе с чёрным бальзамом, и для этого не требовались ни смокинг, ни дорогой вечерний туалет. Люди танцевали танго Оскара Строка или до упаду под оркестр Верманского парка. Как все женщины, Шарлотта листала модные журналы, но, не приученная часто менять свой гардероб и просто жалевшая время на поиски и примерки, выбирала устоявшиеся в моде модели. Муж, наслаждаясь своей новой ролью и чувствуя ответственность за счастье жены, просил жён своих сослуживцев познакомить скромную датчанку с модными магазинами. Природный житейский ум скоро подсказал Шарлотте, что её несколько... добротная  одежда понравилась бы и Фрее, и свекрови, но положение супруги чиновника министерства обязывало соответствовать. 
Обещание, данное родителям жены, также было немаловажной мотивацией браться за дела, которые до женитьбы казались этому неамбициозному и скромному парню из Латгалии не по силам. Доклад Лиелварда после первой командировки в Данию был толковым, нашёл отклик в "Союзе латвийских фермеров" от консервативной партии и Освальду предложили подумать о политической работе. Уже прошла акция президента  Карлиса  Ульманиса "Пьём молоко - поднимаем сельское хозяйство", когда в  городах открывали рестораны с молочными блюдами, сыром, а в рижских трамваях кондуктор наливал каждому входящему стакан молока. Латвия активно занималась международной торговлей с западными и восточными странами, и именно прочная аграрная основа экономики позволила пережить Великую депрессию с наименьшими потерями. Освальду Лиелварду было доверено направление сельхозторговли с Данией, в чём свою роль сыграл и брак с дочерью известного предпринимателя  Магнуса Бертсена.
Освальд хотел быть только с этой женщиной, был счастлив просыпаться рядом с ней и, не склонный к сeнтиментам, не анализировал пульсирующие чувства...Но какая радость возвращаться вечером домой , где тебя уважают и любят!
Первое Рождество в ИХ доме!
С детства любимый праздник Рождества, когда настроение волшебства начинается с первой свечи на хвойном венке, с хюгге вечерами с родными после шумных и вкусно пахнущих рождественских базарчиков, с таинственных переглядываний родителей и прислуги и с потайных мест с детскими подарками для взрослых. Шарлотта вместе с братом и сестрой готовили домашний концерт, девочки вязали варежки и шарфы для всех, а братик мастерил фигурки богов или троллей. Когда же продажей этих изделий на тех же базарчиках дети стали зарабатывать, то покупали на всех глиняные вещицы.
И сейчас  в Риге Шарлотта с нежностью выставила на праздничный стол такую керамическую вазу и подсвечник в тон. Будто братик здесь... Hеминуемую грусть прогнала мысль о сестре: варежек от неё хватит надолго ( с одним и тем же узором с оленями - рассмеялась про себя Шарлотта).  Метели нет, значит, Снежная Королева не прилетит и не заморозит наши сердца. Снова посмеявшись над детскими страхами, молодая хозяйка поспешила на кухню, где под руководством Юдите с утра готовились традиционные латышские блюда: тушёная свинина с квашеной капустой, кровяная колбаса, пирожки со шпеком и , конечно, серый горох. Юдите со смехом наказала не варить его много, ведь по традиции всё до горошины нужно съесть, иначе каждая несъеденная горошина будет символизировать печали и слёзы. Традиционное латышское печенье с мёдом и перцем пипаркукас Шарлотта напекла к началу декабря, хранила его в глиняном горшке и чувствовала себя "взрослой" хозяйкой дома, когда подавала его мужу или подруге к кофе.
Только одно блюдо Шарлотта приготовила в память о Дании - десерт рисаламанде.   C вишневым соусом,  из подслащенной и охлажденной рисовой каши, смешанной со взбитыми сливками, ванилью и измельченным миндалем. Популярная и традиционная игра - положить целый очищенный миндаль в общую миску с пудингом. Таким пудингом Шарлотта отблагодарила свою подругу за помощь и пожелала ей самой вытащить миндаль, ведь это символ счастья. Правда, тут рассмеялась Шарлотта, у них это называется "подложить свинью", ведь счастливчик получает приз - марципановую свинью, принятый символ благополучия.
Всё в их с Освальдом жизни происходило впервые, и этот рождественский вечер тоже. К родителям на хутор они поедут завтра, побудем вдвоём. Только в воскресенье молодожены могли вдосталь погулять по Юрмале, посидеть в Старой Риге за чашкой кофе с бальзамом. Поддерживая лютеранскую традицию, вечером сходили к мессе, но по-детски не дождались конца, так хотелось домой к ёлке. Так же с нетерпением разворачивались подарки: янтарный гарнитур для Шарлотты и кожаные перчатки на меху для Освальда. И столько невысказанной любви было у обоих, и столько счастья впереди! Оба боялись лишним словом спугнуть этот главный подарок свыше...
 Всe рождественские праздники слились для Шарлотты в радостную суматошную смену торжественных обедов в большом кругу семьи и помощников по хозяйству (так же было принято и в Дании), и спокойных вечеров у горящего камина уже только с домашними. Короткими днями Отиллия, свекровь, проворно обходила свою ферму, отдавала распоряжения работникам  и руки её то несли дрова, то крынки из погреба, то уже в муке для пирожков и варят бульон.
Уже в первый приезд невестки Отиллия приняла её незаинтересованность в сельской жизни, но оценила искренность в желании научиться латышским традициям и полное отсутствие фальши. Что ж, рассудила Отиллия, сыновей мы рожаем для чужих женщин. И с отъездом Освальда в Ригу было ясно, что судьба уже увела его от хутора. Тот интерес, с каким Шарлотта расспрашивала свекровь о детстве своего мужа, о его привычках, был для матери главным мерилом счастья сына. Соседки не могли удержаться, чтобы не посочувствовать Отиллии, ведь помощницы в разрастающемся хояйстве так и не было, но суровая в оценках хозяйка прекратила всякие пересуды кратким : "Сыну жить." И так глянула на "сочувствующих"!
Если в первый приезд все говорили с Шарлоттой по-немецки, то теперь она смело подхватывала разговор на латышском, не стесняясь ошибок. Звонко выводила со всеми рождественскую "Тихую ночь". Только Освальд, сидевший на подлокотнике кресла Шарлотты, чувствовал её напряжение: в звонком пении вот-вот прорвутся слёзы. Молодые Лиелварды взглядом передали друг другу : как же мне не хватает родных, Дании; я понимаю, любимая, здесь твоя семья, все тебя приняли...Освальд обнял жену, и ей удалось своё острое отчаяние ностальгии заглушить. Она не старалась намеренно понравиться Лиелвардам, но в семье очень нуждалась, ведь до девятнадцати своих лет никогда надолго не разлучалась с родными. Свекровь была сдержанной и суровой в выражении чувств, невестку приняла приветливо, но не по-матерински нежно. Свёкор Альфред стеснялся чужестранки и не мог привыкнуть, что эта модно, по-городскому одетая девушка, теперь не гостья здесь. Она со знанием дела рассказывала о новом оборудовании для сыродельни, гордости Альфреда. Oказалось, что не зря Магнус ей каталоги своих планов торговли показывал. Брат мужа Антон явно скрывал своё смущение от появления в семье не обычной для них женщины: ни пошутить попросту, ни расспросить о...да, о чём же с этой датчанкой говорить? Совсем потерялся, когда Шарлотта увидела в его комнате макеты старых судов, которые он с детства строил. И заслушался детальным описанием кораблей викингов, останки которых Шарлотта  видела в краеведческих музеях у них в Нюборге и в Копенгагене, даже стал задавать вопросы и получил исчерпывающие ответы, словно Шарлотта сама их строила. Прочитанное выручило!
Да, жена их Освальда вызывала уважение и ответную приветливость, но насколько было бы всем понятнее, что ли, будь это латышка.

                Глава 6.
                Рига, 2001 год

В коридорах горуправы вдоль стен сидели и пожилые люди, и помоложе, сидели напряжённо, как перед экзаменом. Беседовали в этой очереди мало, боясь рассказать лишнее. Непростые у всех истории, объединённые одним не новым, но ставшим актуальным, понятием "политически репрессированные". Напряжение это объяснялось природой самого понятия: одни пострадали от фашистской Германии, которая после распада СССР благородно взялась выплачивать денежную компенсацию всем оставшимся в живых или их прямым наследникам, при наличии архивных доказательств.  Каким образом оценивалась в денежном эквиваленте страшная история (кто-то был угнан в Европу на рабские работы, другие попали в концлагеря) - эту нравственную банковскую операцию немцы сумели разрешить через "Фонд памяти, ответственности и будущего". Обнищавшему после многих денежных реформ населению Латвии  небольшие суммы казались невиданным подарком.
Очередь других репрессированных была многолюднее: в  ней материальной компенсации добивались от новой Латвии политически пострадавшие в 1940-1949 годах от первых лет советского режима. Отдать должное учёту этой всевидящей и всеслышащей в бескомпьютерное время организации: все архивные данные по арестованным, расстрелянным, сосланным в Сибирь новое латвийское правительство издало одной неподъёмной книгой. Это и было непосредственным доказательством  принятых страданий для самих репрессированных либо уже их детей, если первые к концу двадцатого века покинули эту землю.
Мара пришла на работу в горуправу из школы, где преподавала латышский язык , а это было важным критерием в этом новом деле - работе с политрепрессированными, тщательность проверки документов. Пригодилась вторая обязательная специальность университета времён Советского Союза, для работы в национальной школе.
В их русско-латышской семье (отец  - русский, мать - латышка) говорили на двух языках, как родных, пели русские и латышские народные песни в  хорах и за столом. Мама, правда, настояла на поступлении дочери в русский вуз: "Может, в Москву уедешь". Она говорила это так...несбыточно горько и мечтательно, что Мара всем сердцем решила реализовать несбывшееся матери. К случаю покупки новой одежды, книг ли мама спокойно, без трагичности, вспоминала о босоногом в прямом смысле детстве пятидесятый годов; и на старой её школьной фотокарточке некоторые девочки стояли босиком...О том, как хотелось и умелось вышивать , а денег более чем на два цвета ниток не было. Всегда убеждена была, что будь жив её отец Освальд... но он погиб в конце войны.
 Мама же освобождала Мару от огороднего лета, только на обязательную колхозную прополку уходящих за горизонт борозд брала шести-семилетнюю дочь: всё же сколько-то прополет. А в городе уже : читай, дочка. И Мара с чистым сердцем от обычного детского эгоизма читала о другой жизни, потому что её семья, хоть и жила, "как все", но так...неинтересно. Мара  не доросла ещё до осознанной критики пьяных застолий, глупыx анекдотов, ограниченности интересов жителей городка, не оценивала их по-чеховски "обыватели и мещане", но уверена была абсолютно, что у неё-то будет другая жизнь , как в книгах.
Русская бабушка Евдокия, несмотя на наличие трёх дочерей, жила при невестке, жалела Вилфриду за несчастливое  бытие с её сыном Виктором, трудолюбывым и рукастым, но буйным и одержимым во хмелю, как все мужики рода. Вилфрида была, что называется, кроткого нрава, интеллигентной по природе своей, и что её свело с простым во всём своём кругозоре Виктором, удивляло даже маленькую Мару. Когда осмелилась спросить об этом мать , та объяснила по-житейски:
- Он же чисто русский, и все говорили, что весёлый и работящий. С русской фамилией да с мужской сноровкой в доме легче прожить.
Мара мало что поняла, разве что про значимость русской фамилии...
Латышская бабушка Шарлотта не скрывала своей неприязни к русскому зятю, сколько себя помнила Мара. Умерла она тоже на руках Вилфриды несколько лет назад, сменив в доме свою русскую сватью.   
И вот теперь Маре предстоял разговор с мамой. Какие бандиты? Отиллия - это прабабушка...Кого они укрывали? Никогда ни намёка  не слышала, впрочем, нe много Мара и расспрашивала о прошлом своих бабушек.
 На все каникулы  её отправляли на хутор к бабушке Шарлотте, где она работала дояркой на колхозной ферме. Бабушка со старшим сыном Дзинтарсом жили в стоявшем рядом большом каменном доме, но в пристройке, старой, какой-то сиротской, кухня с дровяной плитой и одна комната, где и спали, и гостей принимали. Летом Мара качалась на качелях, повешенных на дубах, своими кронами перекрывающими и баню, и хозпостройки. За домом разросся яблоневый сад, молоденькие яблоньки выросли по воле природы, никто за деревьями не ухаживал, разве подпорки под тяжёлые ветки с пахучими плодами ставили. Вкус и аромат этих яблок Мара помнила всю жизнь, как и нудную переработку их для сушки. Но зимними вечерами забывались почерневшие руки, затёкшая спина, когда из холщёвого мешочка доставались кисленькие дольки...Бабушка Шарлотта не читала нотаций, выдавала бидончик для ягод внучке, показывала, как сноровистей собирать смородину или малину - и либо вставала с корзинкой рядом, либо работала в огороде, на сенокосе. Мара проявляла всю детскую смекалку, как быстрей наполнить бидончик с положенной на дно травой, но хватило одной порки. М-да, сурова была бабуля, но жизнь её была молчаливым примером работы и только работы.
Ах, как хотелось маленькой Маре почаще бывать на "хозяйской половине", как называла почему-то остальной каменный дом бабуля Лотта и куда их изредка приглашала Зента, вдова первого председателя колхоза. У десятилетней Мары хозяйка дома, ходившая с помощью ходунков, без семьи и без улыбки, вызывала не то что страх, но неуютное чувство чужеродности. Там стояла мебель, "как в кино", огромная кухня с дровяной же плитой и овальный стол с резными стульями, через комнаты хотелось пробежаться. Ах, какие невиданно прекрасные и нежные стояли за стеклом чашки-блюдца! Мара даже  руки за спиной сцепляла, хотя ей не предлагали до этого великолепия дотронуться, а их с бабушкой поили компотом или чаем из привычных керамических кружек. Бабуля не обсуждала "хозяйку", кивала иногда в сторону её двери: "Отнеси малосольных огурчиков". Названия съедобных подношений менялись, но не менялось поведение хозяйки заповедных владений: кивала, поставь на стол, иногда выдавала шоколадную конфету. Мара пятилась к двери, ожидая какой-либо просьбы помочь по дому.
Хозяйка Зента иногда просила её за металлический рубль (почему-то у детей этот тяжёлый кругляшок ценился выше бумажной купюры) вытрясти домотканые дорожки и пыль протереть. К работе Мара была приучена, но мебель здесь была такой сказочной, железные изголовья у кроватей в спальне так затейливо узорились, а вышитые наволочки и покрывала даже для девочки были не такими, как у мамы и бабули. К этому крахмальному великолепию даже прикоснуться боязно... Нет, детка, их вытряхивать не нужно... Дольше всего  со стучащим предательски сердцем Мара стояла перед книжным шкафом, и Зента , заметив интерес девочки, выдала ей детские книжки: "Сказки о цветах" Анны Саксе и совсем старую , ещё с готическим шрифтом в заглавиях и в заглавных буквах,  Ганс - Христиан Андерсен "Сказки".
Когда эту книгу вечером увидела бабушка, она, словно переодев обычно напряжённое лицо в помолодевшую маску, с нежностью погладила картинки, задержалась на Русалочке, глядя мимо внучки, и погладила её по голове:
 - Почитай вслух . 
Мара старалась читать выразительно и не видела слёз на глазах бабули.
Слов нет, как жалко было возвращать эти книги!.. Бабуля не попросила для неё, а Мара не приучена была выпрашивать. Привезённые с собой библиотечные книги прочитывались быстро, в доме своих книг не было.
За что её бабушку можно было арестовать?..

                Глава 7
                " Широка страна моя родная"
                Латвия, 1940 г.

"Пусть у нас вырастет дубовая роща!" - поднял бокал Альфред, когда Освальд с Шарлоттой посадили свой дубок рядом с двумя уже крепкими деревьями, посаженными в свое время в честь Антона и Освальда. А теперь дубок Дзинтарса(7), первенца, янтарика, жизнь... Приехавшие в гости родители Шарлотты уже третий день не могли поделить внука со сватами. Извечный ревнивый спор, на кого похож, прервал Магнус :" Пусть у него будет красивая и интересная жизнь, а мы  делами его будем гордиться!"
Уже обошли ферму с молокозаводом и сыроварней, поспорили о лучшем оснащении, пива попробовали и своего, и рижского, и снова поспорили о достоинствах пива "Карлсберг", которого Альфред и не пробовал никогда, и мужчины обоих поколений снова вполголоса выкладывал и каждый из своих источников, что там в Германии. Довод  "Между нами Польша" звучал неуверенно на фоне уверенных действий Гитлера... Дания свернула свои торговые отношения со странами Балтии, немецкие промышленники спешно и непривычно суетливо вывозили, что можно вывезти, из Латвии... Мужчины подбадривали друг друга и оберегали от этой темы женщин, но разумно отправляли прислугу за солью, свечами, керосином... Маленький Дзинтарс отвлекал женщин от непривычного поведения мужчин...
Фрея уже в Риге, увидев достаток в доме, личный автомобиль от министерства для зятя  и не прошедшее ещё любование дочери и зятя друг другом, успокоилась. За эти шесть лет смирилась с невозможностью видеться часто, писали подробные письма. Магнус добавлял всегда о новых направлениях своего дела, уверенный,что дочери это интересно. Ничего, подрастет Дзинтарс, приедут погостить...Что это Магнус такой пасмурный?.. Шепчутся всё время с зятем и сватом...
Шарлотта в последний день пребывания родителей поехала с ними на взморье, всё же моря ей не хватало, но жить из-за работы Освальда было практичнее в Риге. Сначала принимали радушное приглашение сослуживца Освальда Гайлиса, чьи родители жили в Асари. Окна их дома с тёмными переплётами, как дОма в Нюборге, сосны вокруг и этот морской терпкий воздух. Шарлотта посмеивалась, что в Риге его ей не стало хватать, "как воздуха". Госпожа Гайлис выращивала со знанием дела клубнику и с гордостью поведала о размахе поставок этой ягоды до первой мировой войны в Санкт - Петербург. Прошлым летом была уже возможность купить свою дачу у соседей, срочно уехавших в Германию. Теперь госпожа Гайлис учила Шарлотту разводить клубнику.
- Будет наш Дзинтариньш лакомиться сладкой ягодкой , - ворковала она над малышом, своих внуков пока не было.
Приезжали и Альфред с Отиллией недельку морским воздухом полечиться, но надолго оставаться без дела им было непривычно...
 Беседа как- то не клеилась, и в какой- то миг все трое прижались друг к другу и смотрели за горизонт, там тоже дом... Эта троица сейчас была очень похожа на ту, в Копенгагене, только без скульптуры, а родные люди молча переживали настоящее и будущее, неспокойно на сердце. Море, повидавшее всякого в своем неизмеримом  течении, безучастно вздыхало вместе с людьми.

Шарлотте управляться с сыном  помогала няня, но завтраки так же готовила только сама, и хоть час вечером хотелось побыть с мужем. И так не рассказывающий о работе, в последние   месяцы Освальд чаще говорил о грядущих переменах в жизни, об отъезде Шарлотты с сыном  если не в Данию,то в поселок непременно... На Лиго поедем и останетесь на всё лето, а я спокойно поработаю.
В этом году Лиго в Латвии не праздновали: в начале июня в Ригу вошли части Красной армии, и началась совсем другая жизнь...
Освальда пока оставили в министерстве, но экспорт и импорт прекратились и он консультировал секретаря партийной организации, раздражая того плохим русским языком и нежеланием влиться в ряды коммунистической партии, а более всего-  неоспоримым знанием своего дела и какой- то неразрывной гармонией и с кабинетом, и со всем министерством... Развешенные вместо портретов Ульманиса  лики Ленина и Сталина гармонировали только с вновь прибывшими советскими товарищами, словно родившимися с эти обращением под жизнеутверждающий Марш Энтузиастов... Но это самое малое, к чему следовало привыкать латышской интеллигенции - забыть слово "господа"...
Муж Юдите вполголоса (что-то мы часто говорим с оглядкой) рассказывал, как национализировала  советская власть акционерное общество Кузнецовых, но потомки Сидора Кузнецова, основателя отделения своей дулевской фабрики в Лифляндии(9),  оставлены на административных должностях и теперь так же на трамвае, как  все рабочие, добираются до не своей теперь фабрики, не опуская глаз, с достоинством. А многие из тех, кто всю жизнь прожил в Кенгарагсе, в рабочем поселке от той же фабрики, ох, многие, злорадствуют: хватит,похозяйничали...
 Cтрогая дисциплина  была не менее важной для Кузнецовых, договор заключался на год и на Пасху рассчитывали всех, после Пасхи не принимая зарекомендовавших себя как выпивохи и дебоширы. Эти-то обиженные и их близкие, получившие рабочие места на фабрике благодаря правильному происхождению, не могли не порадоваться социальной справедливости. Пусть в  их жизни не наступила качественно другая полоса: те же часы на теперь "нашей фабрике", огородики при домиках в рабочем поселке, после работы пропустить пару бокалов пива, дети учатся в школе, когда- то открытой супругой одного из Кузнецовых. Ho осознание, что понизился уровень жизни бывших хозяев, подтверждало пролетарский гимн " кто был никем, тот станет всем" и верилось, верилось...
Теперь к Юдите ходил учить латышский язык партсекретарь Пономаренко с этого предриятия, не доверявший никому в своей идеологической работе, а бумаг старых накопилось в отделе кадров на латышском, не помешает самому разобраться. Зорким профессиональным взглядом оценив в первый же визит масштабы и квартиры, сравнив ее с комнатой в коммуналке в Москве в такой же вот некогда квартире, и мебель не разномастную, а черт его знает какого-то темного полированного дерева, и непростую посуду в комоде. Уже освоившись с "посудным" направлением своей новой работы, научился oтличать фарфор от фаянса и кузнецовское изделие партсекретарь уже понимал.   Bопросительно указав пальцем на сервиз , Пономаренко молча вытащил чашку.
- А что без клейма?- удивился он.
- На рижской фабрике от имени хозяина лучшим сотрудникам дарили посуду, не ставя заводского клейма, дабы не искушать сотрудников немедленно ее продать,- пояснила Юдите, аккуратно, но настойчиво забирая дорогую память из рук любопытного ученика. И этот жест запомнил партийный работник, и какие пластинки стопкой сложены на этажерке, но в новых советских республиках  не рекомендуется  с  ходу "именем советской власти" убирать хозяев понравившейся квартиры... Подождём.

Акционерное   общество Альфреда Лиелвардс тоже национализировала советская власть, не оставляя тому выбора:  "В доме можете жить, а ферма и остальное теперь народу принадлежит, который и батрачил на тебя." Прибывший новый председатель волости был из Риги, из рабочих, искренне встретивших приход такой же рабоче- крестьянской власти, подхвативший поветрие митинговать и проводить собрания. Когда Альфред прервал одно из таких заседаний о светлом будущем замечанием, что коровы ждать того будущего не могут, их доить вовремя нужно, и молоко отправлять на переработку надо вовремя, председатель вскинулся:
- Саботируете, товарищ Лиелвардс? - Он с усмешкой посмотрел на созванных срочно работников, ожидая их поддержки, но женщины  потянулись к выходу: "И правда, дойка не ждёт". И упрекать Альфреда в том, что они батрачили, совесть не позволяла. Да, он был их хозяином, давал работу и платил за неё исправно, а сколько прибилось к ферме русских из Псковской области, беднее некуда! Семья Семёновых, с пятью детьми, пришедшая хоть за какой-нибудь работой,теперь уже с шестью, только и выжила благодаря семье Лиелвардов и помощи поселковых. Альфред работал наравне со всеми, как и жена его Отиллия. Председатель выделил статного и громкого скотника Семёнова  и назначил его заведующим фермой, но тот наотрез отказался: не в должности  дело. А толковее заведующего, чем Лиелвардс, вам не найти. И собрание поддержало единогласно.
Председатель, городской житель, осознающий свою оторванность от аграрной жизни и неуёмное желание доверенную ему волость довести до показательной, вынужден был согласиться. Но через месяц заполыхал сельсовет, расположенный в доме некогда правления акционерного общества, то же происходило в соседних волостях, и поехали на устрашение по хуторам грузовики с красноармейцами в подмогу милиции. Искали прежде всего бывших хозяев - землевладельцев, корчмарей и других зажиточных латышей, которые по определению представляли собой опасность. Лиелвардс был выселен в однокомнатную  пристройку для прислуги, а дом занял новый сельсовет и отделение милиции. Отиллия бродила по комнатам: всё куплено или сшито, вышито руками ее семьи, взяла скатерть, посуду только из кухни успела, а в гостиной уже хозяйничал застращенный происходящим председатель, решил тут же поселиться.
Невозможно было поверить в происходящее, но ни слез, ни причитаний не было, к чему?... Антон уже месяц как скрывался в лесу. С такими же молодыми хозяевами, лишёнными земли, семейного дела, они молодыми волками рыскали по ночам в лесу. Не может быть, чтобы Латвия изменилась навсегда!

                Глава 8
                Латвия, май - июль 1940 г.

Как-то в мае Освальд вернулся домой раньше обычного, не на служебной машине. Шарлотта, награждённая природой женским чутьём богаче, чем словоизлияниями, с Дзинтарсом на руках молча наблюдала за растерянным мужем. Приготовила чай, зная, что разговор состоится. Эти керамические кружки, о которые так хорошо греть руки в холодные вечера, помогают и в таких судьбоносных ситуациях. Повертев кружку в руках, словно не понимая, что ему с содержимым делать, Освальд выдохнул:
- Меня уволили из министерства. Приходили из НКВД, спрашивали про Антона. Я, по их определению, не лоялен по отношению к советской власти, да и должность моя давно их раздражает. Гайлиса и всю его команду, работавшую с Германией, Англией, Скандинавией, выбросили. А могли арестовать, как иностранных агентов, есть такая у них формулировка.
Шарлотта только обхватила  руки мужа, молчали. Происшедшее не было неожиданностью: сначала его знания были нужны новой власти, затем мешали, теперь опасны в свете происходящего в Европе. Не послушалась Шарлотта, не уехала в Данию, пока были открыты границы. Впервые Освальд почувствовал, что значит быть главой семьи в тяжкое время неопределённости. Стыдно признаться себе самому, но сейчас с облегчением Освальд признал правоту своей матери, не переехавшей к ним после фактического выселения из дома (как выразился председатель волости - "уплотнение"). Отец, даже лишённый прав на свою ферму, держался за такую понятную ему работу, а мать, хоть и рвалась помочь невестке с внуком, не могла оставить мужа. Да и Антон где-то рядом, пару раз еды, бельё отнесла в рощу, выгоняя на пастбище коров, за муравейником приткнула, чтобы с тропинки не видно было. На другой день пусто...Материнское сердце не обманешь. Освальд понял по недомолвкам матери, что Антон жив.
Освальд покачал головой, встряхивая себя: Шарлотта ждала его решения.
 - Поедем на взморье. Деньки уже тёплые. Здесь мне делать нечего. - И добавил горько.- Пока домик не национализировали. Видела бы ты, с какой скоростью заняли наши кабинеты!- так же горько рассмеялся.
 - Правильно, дорогой. Пойду собираться, завтра с утра и поедем. Надо няне позвонить, чтобы не приезжала.
Только вышла из детской, перекрестив уснувшего сынишку, в дверь коротко позвонили... Отметила про себя, что они с Освальдом до недавнего времени так не замирали от звонков в дверь.
Освальд впустил Юдите. Никогда соседи не видели её такой потерянной, курчавые волосы встрёпаны, начав говорить, расплакалась. Шарлотта снова заварила чай, подруга обхватила кружку, как спасение, удержала слёзы.
- Леона уволили сегодня. В последнее время указывали на несоответствие новым требованиям, хотя он знает русский язык. - Юдите оправдывала мужа или пыталась понять причину случившегося . - Но самое страшное: наша квартира приглянулась товарищу Пономаренко. Наши жилищные условия не соответствуют нашему социальному статусу, - она язвительно скопировала последнюю фразу по-русски.
Тут даже сдержанная Шарлотта не выдержала:
 - Вас выселяют? С детьми?
Юдите снова усмехнулась, копируя кого-то:
 - Уплотняют.
Освальд понятливо кивнул: так называется ущемление в правах на жильё. Сколько красивых слов в обмен на отобранное имущество: экспроприация, национализация, вот уплотнение...
Для Шарлотты перевела и обречённо пояснила:
 - Оставляют одну комнату , а  две полагаются (не выдержала, снова язвительно и, сдерживая рыдания, по-русски повторила это "полагается") партийному руководству с супругой.
Освальд только махнул рукой.
- Крепко взялись за нас. - Пересказал Юдите свои новости.
- А я-то на вас надеялась... думала: в министерстве что-то есть для Леона.- Женщина потерянно смотрела в свою кружку.
Шарлотта обняла подругу и, глядя на мужа, предложила:
 - Мы в Асари(10) уезжаем. Возьмём твоих девочек, пока вы с новыми соседями русский язык учить будете. Притрётесь друг к другу, может, женщины легче договорятся, а дети пусть пока на морском воздухе радуются. Будут у Дзинтарса две няни.
Последнее было правдой : юные соседки охотно играли с малышом, и это помогло Юдите согласиться с предложением. Освальд велел передать Леону зайти к нему, поговорить и попрощаться. Последнее слово оказалось пророческим.
Дочери  Юдите и Леона уже были с родителями в гостях у тети Шарлотты, а сейчас их отправили помочь управляться с этим неповоротливым малышом, поучить песенкам и играм, так велела мама. Лия и Аида, сами с любопытством глядя из окна автомобиля, не забывали о роли наставниц, и малыш, измученный их вниманием, уснул. Взрослые мало говорили в дороге. И хорошо, что хлопоты с размещением детей, уже ужин готовить, помогайте, девочки! Освальд играл с сыном, вот и приятные моменты в череде темных перемен: время появилось с сыном побыть.
Лия и Аида перед сном поговорили с родителями по телефону, но удивились чужому голосу, прервавшему папин, и ещё больше удивились растерянности их уверенного отца. Девочки знали русский язык, чужой дядя требовал не занимать телефон. Шарлотта успокоила их, мало ли кто зашёл в гости... Девочки пока не знали об "уплотнении".
Вечерами на веранде было ещё холодно, но оба оделись и, прижавшись друг к другу, сели не за столом, а на деревянные ступени. Соловьи уже радовались новой весне, море за сосняком говорило само с собой, воздух будто обновленный для весенних дачников, но эти двое сидели с тяжестью на душе. Решено было не появляться пока в Риге, бесполезно искать сразу работу, будем говорить по-русски и огородничать. Шарлотта невесело рассмеялась: "Я с латышским освоилась, обрадовалась, но видно, суждено стать полиглотом". Освальд с детства говорил в посёлке по-русски, и последний год на службе практически все документы шли на русском.
 Мадам Гайлис (никакого другого обращения эта семидесятилетняя дама не признавала) приносила клубничное варенье для детей, взялась погулять с Дзинтарсом, если молодые захотят повеселиться. Летние эстрады уже начали открываться, только репертуар... Мадам Гайлис замолчала. На девочек глянула пристально, велела называть бабушкой Вией, а когда девочки представились по именам, спросила и фамилию. Фрейман, ну-ну... Неодобрительно и многозначительно посмотрела на соседей...
- Бывший хозяин дачи был бы очень недоволен, узнай он, кого вы приютили.
И впредь, не обижая девочек, искреннюю любовь выказывала только к Дзинтарсу.
Шарлотта только теперь, через шесть лет знакомства с Юдите и Леоном, обратила внимание на их национальность. Конечно, Юдифь и Леон Фрейманы! Лия и Аида, и черные вьщиеся волосы Леона, а рыжие у Юдите и дочерей. И ведь плакала подруга по родственникам в Польше, когда читали последние  газеты. Шарлотта не была наивной, но воспитанная в природной толерантности ко всем нациям, только с любознательностью впитывала новые знания, случись общаться с представителями других народов. 
Ах, как сказочно далеко теперь времена с этим романтичным определением "чужестранцы", как невозвратно уходит понятная предсказуемая жизнь!
Теперь по вечерам сложилась новая их с Освальдом традиция - сидеть, прижавшись тесно друг к другу, и говорить о сегодняшнем.  Вспоминать было больно, а будущее...Не мечталось.
И снова катило свои древние волны море, слушая голоса людей или не слыша уже ничего от старости, глухо вздыхая об этой переменчивой жизни.

                Глава 9.
                Lettland, 1941

Шарлотта сидела на берегу с детьми, обучала Лию и Аиду плести венки из собранных в поле ромашек и васильков. Набегались от цветов к бабочкам, так что Дзинтарс на берегу в тени сразу уснул, и его няни без помех с азартом плели веночки. Скоро же праздник Лиго и Янов день, куда девочки без венков на голове! И бабушка Вия огород выпалывает - нужно до Янова дня успеть, иначе сорняки весь огород забьют. И бабушка Отиллия привезла тминного сыра и бочонок солодового пива - дед Альберт сам варит. Жаль мама с папой не приезжают, тётя Шарлотта говорит : работы много.
С начала июня на телефонные звонки Шарлотте  отвечали, что такие здесь больше не живут. Когда Освальд переспросил, ответили: "Не знаем, куда уехали". В последний раз, лишь услышав фамилию Фрейман, на том конце сразу положили трубку. Лиелварды переглядывались : что тут говорить...
- Наварила сыра скорее по привычке,- вздыхала Отиллия, угощая мадам Гайлис.- Новая власть другие праздники устанавливает. Да и дома нет, молчим с Альбертом, днями работы хватает, а ночью лежим, камень на сердце, и камнем этим в нас бросили ...За что?!.
Соседка уговаривала мадам Лиелвардс остаться: муж Янис, как и сын, всю жизнь праздник был в доме. Тут она оборвала себя: их единственный сын приехал после увольнения, ругался и плакал , вдвоём с Освальдом долго бродили подальше от всех. Утром оделся, как обычно в море ходил со знакомыми рыбаками, в вещмешок собрал еды , обнял родителей: "Не волнуйтесь за меня. Я буду рядом". С тех пор сына не видели. Не заметила, как рассказала всё чужой женщине, но Отиллия обняла такую же мать: "Может, они с нашим Антоном там." Безутешно материнское горе.
Взрослые увели детей, пусть хоть они порадуются, да и ждалось этого колдовского праздника Яновой ночи!
...Не горели костры Яновой ночи в сорок первом, горели дома, пылала земля - и не праздничным огнём. Фашистская Германия оккупировала Латвию в первые же дни войны. Чета Гайлисов встретила известие по радио с облегчением:"Слава Богу! Дождались..." Как многие из старшего поколения, жившего бок о бок с немцами, работавшие на немецких фабриках, ценившие "орднунг", а особенно обиженные  советской властью - они не ждали  плохого от, казалось, таких понятных немцев. Слово "фашизм" пока было лишь на слуху.
- Против кого я должен взять оружие? И за кого? Что с родителями? - вопросы жалили Освальда, как пчёлы, не находя сладких цветов, жалят отмахивающихся от них людей. Не отмахнёшься от судьбы, но при обьявлении мобилизации ушёл сразу.
Телефонной связи с хутором уже не было, а в квартире Фрейман никто не отвечал. По взморью потянулись понурые обозы в сторону Даугавпилса, Резекне . Прошёл июль среди слухов, страхов и рассказов беженцев из Риги. Янис Гайлис приходил домой , не прячась, в форме айзсарга(11). Шарлотта растерянно призналась, что не знает, где её муж. Янис усмехнулся:
 - С нами его нет. А насчёт приёмышей ваших еврейских поосторожнее. Все соседи в курсе, кто-то да выдаст немцам.
Чувство ответственности за троих детей заставило, наконец, молодую женщину осознать, что больше за её спиной никого нет. Дети во время войны взрослеют, и это стало за месяц уже заметно по семилетней и десятилетней девочкам. Когда Шарлотта принесла ножницы, всё ещё не решаясь остричь рыжие локоны, начала объяснять причину, старшая Аида помогла ей. Расплела свои косы и подставила голову :
  - Ладно. Вырастут ещё. Лия, летом очень жарко, так будет легче.
 - Девочки, а давайте поиграем. Если вас спросят, как ваши имена, отвечайте : Лидия и ...
Тут Аида снова помогла:
-  Анда! Мы будем Лидия и Анда Лиелвардс, правильно, тётя Шарлотта? - она говорила для своей сестрёнки, но по-взрослому смотрела на Шарлотту.  - А когда мама с папой приедут, мы снова будем Лия и Аида Фрейман.
 Шарлотта молча обняла малышек.
 Укрываясь с детьми в подполе от обстрела непонятно с чьей стороны, Шарлотта приняла решение уехать в посёлок к свёкрам. Но на девочек не было никаких документов, а Шарлотте не приходилось жить "по законам военного времени" и единственно верным считала поездку в Ригу.
Стоявший во дворе автомобиль первым делом привлекал отступавших красноармейцев, но радость тут же сменялась злобой: горючего не было. Того, что было предусмотрительно припрятано, должно было хватить до Риги. Мадам Гайлис не стала перечить этой уверенной в своих действиях женщине, не похожей на знакомую доселе Шарлотту, увела детей к себе. Ей было жаль эту истинную жену и мать, но отвечать перед новой властью за чужих детей им , пожилым латышам, уже не по силам.