Творческий самоанализ...

    Видно, что-то не ладится у него в сочинительстве, если потянуло его сделать творческий самоанализ. Узнать, где именно в сочинительстве что-то не получается, и что делать дальше, чтобы получалось. Хотя бы не везде, и хотя бы что-то. Если не выходит, чтобы получалось везде.

     Тяжёлыми, то есть мучительными исследованиями, он установил, что видов сочинительства не так уж много. Не больше семи: бесстыдство или похабность, "захваченность" читателя действием, привлекательность героя или героини, слезливость, сплетни, "трататушки-тра-та-та" и "умственность".

    С чего нужно начинать творческий самоанализ? С оценки своих способностей в каком виде сочинительства? В одном из семи, конечно. Если по алфавиту, то начинать надо с такого вида сочинительства, как бесстыдство или похабность. Но ему захотелось начать творческий самооанализ или самооценку с "трататушки -тра -та-та".

     Лично ему трататушки-тра-та-та нравятся больше других видов сочинительства. Но именно в этом виде сочинительства он и не был силён так, как ему бы хотелось быть сильным. Здесь. В тратушках-тра-та-та. В них, как в виде сочинительства, нужно или сразу иметь чувство смешного или, хотя бы, улыбающего, улыбчивого, или постоянно упражняться в создании всё новых и новых трататушек-тра-та-та. Он посмотрел на результаты своих упражнений в трататушках-тра-та-та. И понял, что многочисленные упражнения, в трататушках-тра-та-та,  ему на пользу не идут. Наоборот, каждая последующая трататушка-тра-та-та получается хуже предыдущей. Скорее всего, его чувство смешного, или улыбающего, не становится у него, от упражнений, крепче, а, наоборот, выдыхается.

     Кроме трататушек-тра-та-та,  многим читателям нравятся  ещё бесстыдство или похабность, захваченность действием и сплетни. Именно сочинять сплетни ему было особенно неприятно, а вот захваченность читателей действием его самого привлекала, да и только, а этого крайне мало! Да, чтобы сочинитель создавал качественную захваченность действием, для этого недостаточно, чтобы только самого сочинителя привлекали бы боевые или драчливые действия, действия расследовательские или интриги.

      Интрига - это то, что раскручивается в действии, описываемом сочинителем. И он чувствовал, что существует много читателей и, особенно, читательниц, которым нравится наблюдать за тем, как в тексте сочинителя раскручивается какая-то одна или сразу несколько интриг. Романисты и "повестушники" способны писать большие тексты, в которых раскручивается не одна только, а или множество, или сразу несколько интриг. Лично он не знает, сколько именно интриг нужно раскрутить, чтобы сочинить роман, а сколько, - чтобы написать повесть?

     Он бы смог растянуть раскрутку одной только интриги до размеров, если не романа, то хотя бы повести. Но он не мог придумать ни одной мало-мальски интересной интриги. Интриги у него получается непривлекательные, скучные, боевые или драчливые действия он описывать совсем не умеет, а до описания детективно-расследовательских действий его сочинительский профессионализм так и не дорос.

     Чтобы сочинять захваченность читательниц и читателей расследовательским действием, мало быть сведущим в преступлениях, надо ещё иметь какое-то чутьё на выбор методов расследования. У него этого чутья нет. Он это понял и посмотрел в сторону "ужастиков". Ужастики - это тоже действие, захваченность которым читалей тем больше, чем больше напряжённых ожиданий, или саспенсов, в одном только тексте сочинителя.

     Бабайка промелькнула в тексте зловещей тенью и залезла в шкаф с пиджаками и брюками. Главный персонаж заходит в комнату со шкафом, снимает с себя рубашку, вешает её на спинку стула, подходит к комоду, берет из него чистую рубашку, галстук к которой висит в шкафу. Главный персонаж, наконец, открывает шкаф, в котором затаилась бабайка. Ну какая тут напряжённость ожидания? Напряжённость ожидания должна быть такой, чтобы читатель мог и обкакаться, дожидаясь очередной развязки!

     А он не знал, сколько раз читатель, или зритель, должен быть готов обкакаться перед окончательной развязкой напряжённости! Хичкок, например, знал счастливое число раз, сколько кинозритель должен быть готовым налить или наложить в сменное бельё, перед тем, как фильм закончится. А у него не получается не то, что целая цепочка напряжённо ожидаемых развязок, а даже одна какая-то не совсем уж хилая промежуточная развязка. Беда! Не получаются у него эти самые саспенсы!

     А сплетни - это такие штуки, которых некоторые читатели и читательницы ждут не меньше, чем напряжённостей развязок!  Но для того, чтобы какая-то сплетня стала интересной читателям, нужно долго и часто, - довольно скучно описывать жизнь того персонажа, доброму имени  и положению в обществе которого угрожает распространение какой-то сплетни. А ему скучно быть быто- или скандалоописателем! 

     Остаётся ещё ему оценить свои способности создавать  бесстыдство или похабность, привлекательность героя или героини, слезливость и умственность.

     Писать бесстыдное или похабное ему, как оказалось, стыдно.  И не только стыдно! Эротизм у него получается некрасивым, а даже безобразно-уродливым, а его порнография совсем не профессиональная. Нет у него профессионализма, как в осуществлении самого порнографического поведения, так и в описании такого поведения! Заниматься порнографическим поведением самому, ему поздно, а расспрашивать других о деталях такого поведения, - стыдно. И стыдно воровать, "плагиатить"  чужую  порнографию из уже изданных книг и уже показанных  фильмов!

     Есть, правда, читатели, которые путают бесстыдство с исповедальностью. Сам-то он считает, что исповедальность - это качество умственного вида сочинительства. Он встречал сочинителей, которые пришли к умственному сочинительству через слезливость. 

     Слезливость на его взгляд вырастает из такого меткого народного выражения, как: "Я страдала-страданула, с мОста  в речку сиганула". Таким образом, слезливое сочинение получается из тщательного описания мучений-страданий, бурной реки, в которую придётся сигануть, с мОста, герою или, что чаще, - героине, такой, например, как бедная Лиза эНэМ, кажется, Карамзина. Но карамзинская Лиза утонула, кажется в пруду, а не в реке? Он и не помнит, а перечитывать некогда! Он занимается творческим самоанализом!

    Можно, конечно, для бОльшей слезливости описать шаткость и долгую "неремонтированность" мОста, с которого должен герой или должна сигануть героиня, столько раз страданувшая в своей жизни, но он окончательно понял, что слезливость  - это не его путь, не его стезя.

     Скорее всего, если у него совсем не получаются бесстыдство, крайне плохо получаются слезливость, сплетни, трататушки-тра-та-та, захваченность действием, в том числе и ужасным, устрашающим, то ему остаются привлекательность героя и умственность.

      Вообще-то, он не Гончаров, у которого получилось даже И. Обломова сделать привлекательным героем, и вообще, - сейчас привлекательные герои встречаются и содержатся, в основном, в  комиксах. А создание привлекательного героя комикса - это удел не столько сочинителя, сколько художника.

    И что же получается? А выходит, что ему из  семи видов сочинительства остаётся одна только умственность. Вот только  надо проанализировать, творчески, естественно, какими именно кусками-фрагментами нужно разбавлять ему свою умственность? Бесстыдство или похабность, слезливость и сплетни ему не подходят, чтобы разбавлять ими свою умственность.

    Его творческий самоанализ, так выходит и получается, закончился выводом: ему нужно разбавлять свою умственность фрагментами напряжённого ожидания развязок, описаниями привлекательных черт его умственных героев и героинь, а также трататушками-тра-та-та.

    Это всего лишь фрагменты, то есть кусочки, которыми он хотел бы, в определённой последовательности, разбавлять свою умственность.

     И так как это всего-лишь кусочки, то он надеется, что  его сочинительского таланта хватит на сочинение и "слепливание" их, отдельных кусочков,  с помощью умственных, естественно,  связок,  в свои умственные тексты!

     Его творческий самоанализ закончен, на сегодняшний день, окончательно...