Степногорский медсанотдел. 70-е годы

      
                ВОСПОМИНАНИЯ ВРАЧА-ИНТЕРНА СЕМИДЕСЯТЫХ...

      Недавно, обсуждая по случаю проблему «устойчивого развития» - направления все более актуального для глобального бизнеса, вспомнился Степногорск. Впечатления пятидесятилетней давности от первой встречи с этим чудо-городом не только не померкли, но даже стали ярче, освободившись за прошедшие годы от оказавшихся лишними, ничего не определяющими, мелочей.
      Надо сказать, что я родился и вырос недалеко от Степногорска, вернее, от того места, на котором внезапно появился этот город. И задолго до его основания – как минимум, лет за десять. И вот узнаю, что степногорцы готовятся к шестидесятилетию своего города! То-то чаще стали попадаться в «Одноклассниках» фото Степногорска, того и сегодняшнего, в комментариях нет-нет да и промелькнет знакомая фамилия…
      Мой краткий период причастности к Степногорску оставил не так уж много впечатлений, да и то, что сохранилось в памяти, уже доверено интернету.  Но сейчас вдруг понял, что Степногорск в моей жизни, и в профессиональной и даже в личной – это главное! Именно оттуда, из этого готовящегося к юбилею городка, я вступил во вторую, самостоятельную часть своей жизни, и путь этот, далеко не прямой и не легкий, довел меня до дня сегодняшнего…

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
      Помню последний, шестой курс института. Благодаря студенческому кружку я планировал продолжить учебу в клинической ординатуре, которая в те годы была далеко не всегда возможной. Но однажды деканат собрал человек пятьдесят выпускников и предложил побеседовать с неким представителем некоего 3-го главка союзного (!) минздрава! Это была не первая в тот год встреча на предмет трудоустройства – то с прокурором, то с представителем местного облздрава, то с кем-то из соседних областей, из различных ведомств. Поэтому о предстоящей встрече еще с одним из нанимателей, правда, из Москвы, особо не задумывались.
      Работница деканата ввела в светлую солнечную аудиторию среднего роста улыбчивого человека, с рыжеватой волнистой челкой, в обычной белой сорочке с короткими рукавами. Короткий рукав в деловом дресс-коде остается для меня вопросом до настоящих дней. Очевидно, из-за так и не накаченных рук. У Ивана Ивановича, а это был именно Пестриков И.И. – начальник медсанотдела из Степногорска, фигура была самая нормальная, и руки не тонкие, а вот рубашка эта вспоминалась при последующих встречах с ним очень часто. Но в жаркую казахстанскую погоду, был май, даже в комфортабельной «Волге» сорочка-безрукавка в самый раз! Путь был не короткий, около четырех часов. Представитель минздрава был уставшим, но отвечал на наши многочисленные и сумбурные вопросы терпеливо, хотя и сдержанно. Эта сдержанность и едва улавливаемая недосказанность настораживала, но не отторгала. Даже увеличивала интерес. Я долго допытывался, кого придется там обслуживать, каковы жилищные условия.   
      В общем, я согласился с его предложением и получил анкету и обещания интересной работы, быстрого профессионального роста, нормальных жилищных и прочих условий. Кстати, о том, что зарплата врача-интерна в Степногорске будет 178 рублей, а не 100 или 110, как в прочих доступных местах, узнал гораздо позднее, уже там. Только потом, работая не один год в этой не напрасно созданной системе, понял, что могли и не взять – об анкете, которую кто-то где-то будет рассматривать, просто не думал.
      Уже после госэкзаменов, узнав, что взяли, съездил, вернее, слетал в Степногорск. Авиасообщение было развито, чего не ожидал, вернее, не знал. Из Целинограда в Степногорск было не меньше четырех рейсов в день, летали Ан-24, со стюардессой, все «по-взрослому».
      Уютное управление медсанотдела было пустым – период отпусков. Обратил внимание на дверь напротив входа, с надписью «Телетайп». Дверь была опечатана. Внутренне собрался – не в простое место попал. С телетайпом встречался только однажды, в пору студенчества. Каким-то ветром в одну из новогодних ночей занесло в квартиру настоящего специального корреспондента «Правды» - самой главной советской газеты. Там, в соседней с гостиной комнате, кабинете Олега Николаевича, что-то вдруг начинало стрекотать. Это и был телетайп – коммуникационное чудо, чуть более совершенное, чем телеграфы времен гражданской войны. С его помощью спецкор обменивался информацией с редакцией, а медсанотделы – с тем самым 3-м главком.  В медсанотделе телетайпом занималась, как узнал позже, Роза Блиновских. Решала она и другие режимные вопросы, поэтому с ней контактировали часто. Связаны были еще и по партийной линии.
      В приемной встретила секретарь Пестрикова, по-моему - Валентина, отчества которой сейчас уже не помню. На месте была главный бухгалтер Мария Ефимовна Петухова, запомнившаяся наспех сооруженной куделькой на голове, и одновременно – спокойной правильной речью, быстротой выводов и решений, уважением, в чем убеждался неоднократно, со стороны работников. Немножко поворчала работница кадровой службы Фаина… (отчество которой, как и фамилию, увы, не сохранил в памяти) из-за того, что приехал без предупреждения, да еще и с женой, да еще прошу помочь поселить в гостинице, где требовалась предварительная договоренность.   Но все решили.
      В общем, разочарования не наступило, на душе и сердце от принятого правильного решения стало еще легче!

НАЧАЛО
       В последних числах августа (это был 1974 год!) уже прибыл в Степногорск «насовсем» (так думал). Несколько человек приехали раньше меня. Вместе с нами-интернами были и выпускники медпрофа, которые приступали к работе без интернатуры. Но пока мы все были вместе – выпускники, молодые специалисты. С одним из санитарных врачей, эпидемиологом Анатолием Берендеевым,  я даже некоторое время жил в одной комнате в общежитии.
      Первым делом все, естественно, направлялись в медсанотдел. Набралось нас человек пятнадцать. Наибольшей была целиноградская группа, потом – карагандинцы, представленные педиатрами и санитарными врачами. Супруги Федоровы были из Иваново. Виктор – терапевт, его супруга – гинеколог. Света Скрипниченко, которую сразу стали величать Светланой Вульфовной, училась в Саратове и приехала к мужу – Владиславу, уже работавшему патологоанатомом и судмедэкспертом в неведомом мне Красногорске, где-то под Есилем. Там располагалась медсанчасть №4, относящаяся к медсанотделу-104, т.е. к Степногорску. Там же, с Владиком, подрастала ее дочка Юля. Семейными, с ребенком, были еще Федоровы, да я. Так на практике начал знакомиться с организационной структурой неведомой ранее системы здравоохранения.
      В общежитии прожил недолго, недели две-три. Неожиданно скоро получил обещанную квартиру – однокомнатную, на первом этаже девятиэтажки в 4-м микрорайоне, напротив 20-го магазина - гастронома. Это была моя первая в жизни квартира, а я впервые стал квартиросъемщиком. Если не запамятовал, новый адрес по-степногорски выглядел как IV-76-3, т.е. 4-й микрорайон, дом 76, квартира 3. До нас в ней жила сотрудница медсанотдела, дочь начальника ЖКУ. Поэтому, наверное, был сделан отличный, даже по степногорским меркам, ремонт. Красивые свежие обои. Работала вся сантехника. Квартира была действительно очень хорошая, довольно просторная, с обширной кладовой – «тещиной комнатой», с открытой лоджией. Теще в ней пожить не довелось, а моя мама, приехав помочь с годовалой дочкой, пару месяцев там спала.
      Первый рабочий день приходился на четверг – 1 августа. Утром все потянулись в медсанотдел. Хорошо помню тот день, то утро. Была чудесная погода. Еще даже березки не желтели. Солнце, ни облачка. Я не мастер, да и времени не хочу тратить, чтобы описывать погоду, природу и прочие элементы окружающей среды. Отмечу только, что уличный асфальт еще не просох после проехавшей поливалки, придавая утреннему воздуху еще большую свежесть. Нет, это никакая не специфика загадочного городка, это просто для борьбы с казахстанской пылью, прилетавшей из степи и окружающих город полей. Чистота была идеальная. Ухоженные газоны, деревья, на несанкционированных тропках – аккуратная плитка. Позднее, когда приехал в Есиль, вернее, в поселок Красногорский, такой же ведомственный поселок-городок, но поменьше, трудно было привыкнуть к более низкому уровню благоустройства. Но, кстати, когда об этом неосторожно сказал в «Одноклассниках», в каком-то отзыве на ностальгические воспоминания красногорцев о Красногорском и Калачах (соседствующем совхозе), то получил непонимание и даже небольшое порицание. Мол, наговариваешь.
      Не помню, была ли общая встреча всех интернов, был ли Пестриков? Или Лобанов – его заместитель по мед. части, первый заместитель. Наверное, какая-то встреча была. Потому что нас нужно было просветить по многим организационным и режимным вопросам. В том числе, куда мы попали, какова организационная структура медсанотдела, кто есть кто и т.д. Было интересно, что мы находились в медсанчасти № 5, но в то же время – в медсанотделе № 104. И он, с первого раза стало понятно – главнее! Разобрались, в конце концов.

ТЕРАПИЯ
      Для нас, интернов-терапевтов, главным человеком была Людмила Кузьминична Баландина, заведующая терапевтическим отделением медсанчасти №5. Высокого роста, стремительная, но ни в коем случае не суетливая, всегда в свежем халате и чепчике, неравнодушный взгляд сквозь золотистые очки, все это заставляло собраться в ее присутствии, а она часто задерживалась в ординаторской, где каждому из нас выделили столы. Конечно, на всех бы столов не хватило, но уже через пару дней все были распределены, в том числе и в поликлинику, на скорую помощь, во 2-ю медсанчасть, находящуюся в Заводском, километрах в 15 – 20 от Степногорска, и еще уже не помню куда.
      Даже работая в других отделениях, в поликлинике или на «скорой», мы в свободную минутку забегали в быстро ставшую родной терапию. Там была очень приятная, хотя и вполне деловито-учебная обстановка. Отделение было на четвертом, верхнем этаже, имело выход в подчердачное пространство, облюбованное нами с Виктором Федоровым в качестве курилки. Среди девочек никто не курил!
      В ординаторской всегда была дружелюбная обстановка, располагавшая поделиться и радостями, и горестями, посоветоваться по любым вопросам. Вместе с нашим, интерновским заездом, в медсанотдел вернулись доктора после ординатуры. Тогда ординатура отличалась от сегодняшней, направлялись в нее далеко не все. А в нашей системе она отличалась еще и тем, что базами ее прохождения были, в основном, московские клиники. Поэтому перед выпускниками ординатуры мы испытывали серьезный пиетет. Работали они после ординатуры, как правило, в стационарах, быстро становились заведующими.
      В тот год в Степногорск возвратились из ординатуры, по-моему, два доктора-терапевта – Луковская Галина Ивановна и Зенина Нелли Ивановна. Галина Ивановна стала штатным врачом терапевтического отделения, правой рукой заведующей отделением. Для нас она сразу стала  консультантом и советчиком, так как Людмилу Кузьминичну не всегда удобно было беспокоить. А Людмила Кузьминична высоко оценивала новую сотрудницу. Я не запомнил, на какой базе проходила ординатуру Галина Ивановна, хотя Людмила Кузьминична неоднократно подчеркивала, как повезло Галине Ивановне с базой. И не зря, так как и мы ощущали ее недосягаемый, как тогда казалось, уровень приобретенных в Москве знаний и навыков. В то же время запомнилось, что о МОНИКИ (Московском областном клиническом институте), в котором обучалась Нелли Ивановна Зенина, Баландина отзывалась скептически. Нелли Ивановна по возвращению в Степногорск заняла место заведующей поликлиническим терапевтическим отделением. Нормальный поликлинический доктор, с организаторскими способностями. Чуть шумноватая, но в поликлинике была на своем месте, что вскоре подтвердилось во время вспышки гриппа. И грипп победили, и дизентерию, о чем еще скажу. Много чего было.
      В стационаре в порядке чередования работали и поликлинические терапевты – по четыре месяца. В это время они, как правило, продолжали работать и на участке, кто-то обслуживал вызовы, кто-то вел прием. Но в стационаре этот поликлинический терапевт был почти полный рабочий день, во всяком случае, под его присмотром было постоянно 20 – 25 больных.
      В поликлинике действовал цехово-территориальный принцип обслуживания, т.е. в ведении участковых врачей были еще и какие-то учреждения, организации. Конечно, не основное производство. В те дни в терапии был черед Толстюк Ларисы Петровны, участкового терапевта, обслуживающей ОРС! ОРС или отдел рабочего снабжения – это еще одна особенность системы, в которую мы попали. И тоже зачем-то очередная двусмысленность. Не отдел, а целая торговая организация. И обслуживались там не только и не столько рабочие…
      У наших девчонок сразу появилось много вопросов к коллеге – близилась осень, зима, была неплохая зарплата, нужны были, как всегда, сапоги и прочие вещи, не очень доступные в студенчестве. В Степногорске в то время со всем этим было получше, хотя и не в той степени, как мы предполагали. И Лариса Петровна не была всемогущей.
      О самой учебе в интернатуре писать не буду. Интернатура нужна! Мы в ней очень окрепли. Но просто интернатуры мало, нужны старшие коллеги - учителя, нужна нормальная база, нужна наработанная система подготовки. Все это в Степногорске было, хотя, признаться, диагностика тогда повсеместно была не сегодняшней, даже в ведомственной медицине. Даже нормальный эндоскоп появился в медсанчасти уже после нашей интернатуры. Первые УЗИ-аппараты появятся лет через пять-шесть. И все равно уровень организации, да и оказания медицинской помощи пациентам здесь был выше, что объяснялось, в первую очередь, хорошей укомплектованностью и профессионализмом медиков. Надо признаться, что в таких условиях острее чувствовались недочеты в нашей практической, а порой и в теоретической подготовке в институте.
      Вспоминал об этом и позже, когда уже учился в ординатуре. Работали в клинике вместе с интернами из московских институтов. Их вузовский багаж был существенно выше, чем тот, с которым я приехал в Степногорск. Возможно, кто-то из наших выпускников не согласится с моим мнением, но оно за годы не изменилось. И некого винить, мы учились в молодом, еще не достигшем требуемого совершенства институте. Педагогический коллектив только формировался. Зато нас научили учиться! Призыв «учитесь учиться», который адресовали нам многие наши вузовские преподаватели, запомнился на всю жизнь.
      В Степногорске практически с нуля изучали цеховый принцип организации обслуживания работающих, о котором в институте ничего не рассказывали. Моим наставником в этом вопросе был Юрий Николаевич Анциферов - цеховый терапевт, обслуживающий ГМЗ.  Его участок был во всех отношениях первым. С ним сидел на приеме, но на производство так ни разу и не вышли, из-за гриппа. Практику цеховой работы постигал уже в МСЧ №4 под руководством Петра Леонтьевича Фролова, который до своего начмедства был цеховым терапевтом, а до Есиля работал в Степногорске. 
      Почти новыми были и вопросы экспертизы временной нетрудоспособности. Тут здорово помог Григорий Иванович Голод – заместитель начальника медсанотдела (т.е. Пестрикова И.И.) по ЭВН. Григорий Иванович делил кабинет с Н.И. Зениной. Поражаюсь, как умело он сочетал в себе кропотливость и въедливость, свойственную должности, с внимательностью и чуткостью к молодым специалистам, неимоверной отзывчивостью. Его невозможно было бояться, но не хотелось и огорчить… В Степногорск он приехал из Узбекистана, где тоже было много наших предприятий. Медицину постигал в Андижанском меде, где учился, между прочим, с моей первой руководительницей – Куляш Набиевной Наурузбековой, заведующей поликлиникой медсанчасти №4 в Красногорском (Есиле). Куляш Набиевна тоже хорошо знала экспертизу нетрудоспособности. Двухтомник Арбатской в своем рабочем шкафу я завел по ее примеру.
      Кстати, еще одной особенностью системы 3-го Главка было то, что медицинские учреждения (медсанотделы и медсанчасти) в полной мере занимались также экспертизой стойкой нетрудоспособности, на их базе функционировали врачебно-трудовые экспертные комиссии (ВТЭК). Председателем такой ВТЭК в Степногорске была в то время наша Людмила Кузьминична Баландина. Чем только она ни занималась!   
      Помню, однажды, зайдя в ординаторскую, обратил внимание на притихших коллег. Людмила Кузьминична кого-то отчитывала по телефону за несданные вовремя анализы, неявку на осмотр. Ну, не совсем отчитывала, но в голосе доминировали требовательные нотки занятого человека. «В общем, Сергей Артемович, - вероятно, для нас идентифицировала собеседника Баландина, завершая беседу, - жду Вас», попрощалась и положила трубку, улыбнувшись. Сергей Артемович – это же Смирнов, директор комбината, то есть всей этой махины, объединяющей Степногорск, несколько  поселков - рудоуправлений, разбросанных по северному Казахстану, со всеми заводами, рудниками и шахтами, дорогами и прочим хозяйством. Главнее человека не было! Но и ценнее, очевидно, тоже. Мне показалось, что Людмила Кузьминична воспользовалась случаем, чтобы еще раз подчеркнуть особость и значимость роли медиков, в любых условиях, с любыми пациентами. Проблема медицинского наблюдения за руководящим составом, особо ценными представителями науки и производства для ведомственной медицины всегда была одним из приоритетов.
      Скорее всего, Людмила Кузьминична тогда выполняла еще и функцию главного терапевта медсанотдела.

ГЛАВНЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ
      В медсанотделах в то время были штатные должности главных специалистов по основным направлениям, как в облздравотделах – штабах регионального здравоохранения. Главные специалисты регулярно посещали периферийные медсанчасти, все врачи хорошо знали их, особенно, по своему профилю. Как правило, это были авторитетные, высококвалифицированные специалисты.
Главным терапевтом МСО-104 был тогда тоже не так давно вернувшийся после ординатуры Егарев Иван Николаевич, главным педиатром – Прусова Мария Ивановна, главным хирургом – Васильев Михаил Петрович. Васильев жил в одном доме со мной, на втором этаже, непосредственно над нашей квартиркой. Нередко, чаще – в конце трудовой недели, можно было слышать доносящийся сверху громкий голос, не вполне сочетающийся с тщедушной конституцией главного хирурга. Главного акушера-гинеколога почему-то тогда не было.
      При упоминании степногорского акушерства-гинекологии в памяти сразу возникает Земфира Вениаминовна, ее крепкие руки, острый взгляд. Она, мне кажется, распространяла вокруг себя уверенность. И для коллег, и для пациенток.
      И еще об одном акушере-гинекологе не могу не сказать - о Леониде Михайловиче Стешенко. Мы с ним вместе никогда не работали, встретились впервые в Москве, в ординатуре. Когда я работал в Володаровке, знал, что в Степногорске появился новый акушер-гинеколог, брат Васи Стешенко, с которым мы учились в интернатуре. Слышал и хорошие отзывы о новом докторе. И вот в 1979 году заселяемся в ДМР на Новощукинской, и наши комнаты оказываются по соседству – у меня была, как сейчас помню, комната №195, а у Стешенко, значит – №197. Я, чтобы получить комнату на семью, согласился быть председателем совета ДМР, ну а семья Стешенко была представлена двумя ординаторами (и двумя детьми!), поэтому комнату получили на законных основаниях. У них была прекрасная семья, Ольго-центричная. Леонид был как-бы «над», с занятий приходил поздно, один из выходных, как минимум, посвящал библиотеке, ездил в Центральную медицинскую библиотеку у метро «Профсоюзная». Я тоже там занимался, но не так регулярно.
      Ординатуру Леня проходил в Боткинской больнице на кафедре акушерства и гинекологии ЦИУ (Центральный институт усовершенствования врачей, ныне – Российская медицинская академия последипломного образования), которую возглавляла профессор Бакулева Л.П. Он нашел здесь все – и практику, и науку. Хотя практики у него к тому времени было уже достаточно, и это была не только практика, но и знания. Понадобилось их упорядочить, немножко пополнить. В медсанотдел Леонид возвращался с черновиком почти готовой диссертации, с солидными публикациями, с желанием большой самостоятельной работы. Все это он получил в Степногорске. Через два года защитил диссертацию.
      Снова мы встретились с ним в 1985 году, в том же ДМРе, даже комнату помню на втором этаже, напротив мусоропровода. Леонид приехал на какое-то совещание, а я был вызван в Главк в связи с предстоящим назначением начальником медсанчасти №118 в Полярных зорях. Был в этой медсанчасти и небольшой роддом.
      И вот Леонид Михайлович читал мне по вечерам микролекции по организации родовспоможения и работы родильных домов или отделений, наставлял меня, как будущего, совсем неопытного начальника медсанчасти, в части контроля за работой этого опасного подразделения. Я не записывал – запоминал эти нехитрые, на первый взгляд, советы. В Полярных зорях как-то все прошло благополучно.
      Почему-то мне не пришло в голову пригласить Леонида Михайловича для работы в Саров, куда я был переведен в 1988 году. В конце 80-х – начале 90-х уже начинался исход медиков из Казахстана. Кто-то обращался и ко мне, кого-то принимал на работу. Но от Стешенко обращения не было. Из случайных источников узнавал, что у него все нормально. А у нас шла бурная перестройка нашей системы здравоохранения: медсанотделы, как уже говорил, становились медсанчастями, был ликвидирован институт штатных главных специалистов… И прочее…
      Для меня Леонид Михайлович Стешенко так и остался связанным с МСО-104, остался очень близким человеком. Увы, несколько лет назад из «Одноклассников» узнал, что его уже нет с нами. 
      Сохранилось документальное свидетельство нашего знакомства – брошюрка от 1985 года с лекцией «Функционально-узкий таз», среди четырех авторов есть и Л.М. Стешенко. В ЦИУ издавна широко практиковалась такая форма публикаций. По тексту лекции - неоднократные ссылки на диссертацию Леонида Михайловича «Прогностическое значение ультразвукового исследования в диагностике функционально узкого таза», защищенную в 1984 году в Москве. На внутренней стороне обложки – авторское посвящение от 28.12.1987 г.

ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА ПЕСТРИКОВА      
      Как-то удачно у Ивана Ивановича Пестрикова получалось давать старты своим «питомцам». Конечно, питомцами они были только по должности, так как все они, как правило, были сверстниками.
      Талантом организатора, руководителя Иван Иванович обладал несомненным. И упоминать его в этом тексте, претендующем не столько на освещение истории 104-го медсанотдела, сколько на повествование о коллегах, с которыми приходилось встречаться и непосредственно в Казахстане, и во многих других уголках страны, буду еще не раз.
      Главных специалистов медсанотдела во время моей интернатуры возглавлял Павел Степанович Лобанов – заместитель начальника медсанотдела по лечебной работе. Интерны как «класс» тоже входили в зону курации Павла Степановича. Но вскоре его перевели куда-то в Подмосковье, по-моему, в Каширу, и встретились мы с ним лет через пять-шесть совершенно неожиданно. Он поступил в клинику на Абельмановской и находился в неврологическом отделении в связи с недавно перенесенным инсультом. Гемиплегия, невнятная речь, смущенная полуулыбка. Но узнал меня! Я вспомнил нашу последнюю встречу в Степногорске, когда нас попросили помочь загрузить контейнер отъезжающим Лобановым. Кроме мебели и всевозможных коробок и чемоданов было очень тяжелое  пианино, черного цвета, т.е. еще «того» поколения. Тогда старались увезти с собой все нажитое.
      Первым заместителем в медсанотделе был назначен Иван Николаевич Егарев, но через несколько лет и он уехал, получив назначение руководить медсанчастью в Дубне. И успешно там работал!
      С Геннадием Сергеевичем Слеповым, тоже опытным руководителем - начальником медсанчасти в Шантюбе, мы встретились позднее в Обнинске. Я тогда работал в Сарове, поехал «перенимать опыт». Геннадий Сергеевич был там начмедом. Встретились как «степногорцы».
      Со своим первым начальником Соболевым В.Н. – начальником МСЧ-4 МСО-104 совершенно неожиданно встретился в Чернобыле в 1986 году. Оказывается, я прибыл туда для смены Вадима Николаевича, так как заканчивалась его командировка. Не запомнил, где тогда он работал, но точно, не в Казахстане. В Чернобыле мы сравнялись в должностях и званиях, выполняли одну и ту же функцию начальника штаба Оперативной группы Минздрава СССР.
      После И.Н. Егарева главным терапевтом была назначена Наталья Ивановна Никонова, кандидат наук, только что закончившая аспирантуру и защитившаяся в Институте биофизики. Я к тому времени уже работал в Есиле, поэтому встречались с ней только эпизодически, на совещаниях и медсоветах. Пару раз она приезжала к нам, в том числе и в так называемую Володаровку, где я работал после МСЧ №4.
      Встречи с хорошими людьми не проходят бесследно. Мое упоминание о Наталье Ивановне при разговоре с Ангелиной Константиновной Гуськовой и Галиной Николаевной Гастевой, руководившими моей диссертационной работой, вызвало у них неожиданный интерес, проявившийся, в том числе, в мало свойственном их характерам восхищении и самой Никоновой, и результатами ее диссертации. Ангелина Константиновна помнила даже ее имя! И это при том, что исследование Натальи Ивановны было не совсем клиническим, выполнялась в лаборатории легенды нашей (отраслевой) медицины и науки Натальи Никифоровны Клемпарской.   
      А Людмила Кузьминична Баландина очень часто вспоминала другого главного терапевта  - Спирина Анатолия Ивановича, который совсем недавно, за год или за два до нашей интернатуры, уехал из Степногорска. Она всегда говорила о нем с нескрываемым пиететом. Сейчас, с учетом прожитого, я еще больше уверен, что у Людмилы Кузьминичны было не так уж много авторитетов, в том числе, в профессии, но Анатолий Иванович таковым для нее являлся!
      Возможно, я бы не запомнил этого и не вспомнил сейчас, если бы через десяток с небольшим лет не встретил Спирина в Арзамасе-16 (Сарове). Анатолий Иванович работал ординатором в кардиологическом отделении. Мне его представили во время ознакомительного обхода подразделений медсанчасти – импозантный, по-другому не скажешь, мужчина лет пятидесяти, напоминающий наркома Семашко.
      Мы пару раз после этого с ним вспоминали Степногорск, Людмилу Кузьминичну. К пространным разговорам он был не склонен, возможно они в тех условиях были неуместны, да и я не настаивал. Говорили, что он сильно пострадал в автокатастрофе.
 
КОЛЛЕГИ
      Настала пора перечислить нашу группу. Кстати, такой массовый заезд интернов в медсанотдел был, по-моему, впервые. Выпускников ЦГМИ здесь до нас было, точно, единицы. Ну, это из-за того, что институт был молодым, до нашего было всего два или три выпуска.
      Итак, из Целинограда прибыли Татьяна Карандеева, Нина Сазыкина, Ирина Тасиц, Люда Харькова, Люда Молоткова-Куимова. Очень боюсь ошибиться с нашей же выпускницей, но с первого потока - Ольгой (даже имя могу перепутать, хотя полностью ее представляю). Она была очень добродушной, позитивной, не выплескивая, однако, свой «позитив» особо наружу. Даже фамилию не помню. По-моему, Найда (или Чайка?). Или и то и другое (в связи с замужеством?). Татьяна Борисовна (сейчас Горбунова, а в студенчестве – Карандеева), по-моему, единственная из нас и сейчас живет в Степногорске, да еще и работает, насколько я знаю, кардиологом. Мы с ней иногда общаемся в «одноклассниках», мог бы уточнить имена, фамилии других коллег, но не хочу. Пусть будет все как есть. Забыл, так забыл. Пятьдесят лет прошло!
      Правда, кое-что все же отыскивается вот даже сейчас, при подготовке этого текста «к юбилею». Встречаются отзывы о степногорских медиках в старых газетах, воспоминания уехавших и оставшихся в городе. Узнаю, что Татьяна Карандеева работала и начмедом, и коллеги очень хорошо о ней отзывались. Ну, хорошие отзывы – это понятно, другого и быть не может. Она, несомненно, лидер. Но еще и скромность. И тут же вспомнил, как я ее увидел впервые. Это было на курсовом комсомольском собрании, в главном корпусе института по Мира, 49-а. С Татьяной, по-моему, мы учились со второго курса. Она стояла за трибуной в строгом костюме и, крепко ухватившись за бортик трибуны, с чувством говорила что-то о формализме в общественной работе. А может, о чем-то другом, но актуальном и важном.
      С Людой Молотковой мы были из одной школы. Ее папа был у нас завучем, преподавал биологию в старших классах, но вскоре Молотковы уехали, так как Федор Алексеевич был направлен директорствовать в один из шахтерских поселков недалеко от Степногорска. Однажды от Люды узнали, что отца госпитализировали с «острым животом» в хирургию медсанчасти. По-моему, была весна, приближалось окончание интернатуры. Как часто бывает с медиками или их родственниками, долго дифференцировали: аппендицит, почечная колика и т.д. Люда была постоянно с отцом. Не помню деталей. Но помню зареванную Людмилу – умер! Всей группой ездили прощаться, везли венок…
      С хирургической помощью в медсанотделе были проблемы. Запомнилась первая патологоанатомическая конференция, на которую были приглашены все врачи медсанчасти №5. Разбирался летальный случай, обусловленный недиагностированным острым аппендицитом. Была сезонная вспышка ОРВИ. Конечно, госпитализация была запоздавшей, консультация амбулаторного хирурга – поверхностной. Но все же в итоговом вердикте главные претензии адресовались госпитальному этапу, хирургической тактике, послеоперационному наблюдению. Случай был резонансным, была и жалоба в Главк, возможно, поэтому конференцию вел сам И.И. Пестриков. Запомнилась пламенная Эльвира Кожевникова – заведующая патологоанатомическим отделением. Она была неумолима.
      Хирурги были подавлены. Даже мы, еще только готовящиеся стать врачами, видели очевидные ляпы, допущенные старшими коллегами.
      Много лет спустя, уже именуясь организатором здравоохранения, часто вспоминал степногорскую хирургию, все больше убеждаясь в правоте своего еще тогда возникшего предположения. Хирурги, поднабравшись опыта и авторитета, совершенствовались, как правило в ординатуре, а по возвращении быстро становились начальниками и покидали хирургию. В пору моей интернатуры медсанчастью №5 руководили опытные хирурги Замула Юрий Константинович – начальник и Пасечник Виктор Иванович – начмед. Блестящий хирург Михаил Иванович Балясов вскоре занялся организацией новой медсанчасти в Володаровке. Впрочем, организатором он был тоже сильным. Доктор Фетисов, возвратившийся из ординатуры в те же годы, вскоре возглавил медсанчасть в Заозерном. И на этом примеры не заканчиваются. Конечно, вырасти в Хирурга (с большой буквы) сложнее, чем стать начальником. Но и хорошие руководители нужны!
      Уже после того, как я уехал из Казахстана, в медсанотдел № 104 на должность главного хирурга был приглашен преподаватель из нашего института, очень популярный в Целинограде хирург Юрий Еськов. Обновился состав хирургов. Неоднократно слышал от родственников и знакомых, читал в местных газетах, которые изредка попадали в руки, очень хорошие отзывы о детской хирургии, о руководителе детского хирургического отделения Туренко В.С. - выпускнике Целиноградского меда.    
      Но мы - об интернах того времени. Харькову Людмилу иногда встречаю в «Одноклассниках», на фото она такая же – кудряшки, улыбка открытая… Живет в Кокчетаве.  Спросил о Викторе – муже. Он был в той же интернатуре, с нами, только по хирургии или урологии. После интернатуры работали в Шантюбе. Был ошарашен известием, что Виктор умер. Внезапная смерть!
      В Шантюбе уехала после интернатуры и Нина Сазыкина. Ирина Тасиц осталась в Степногорске. Где сейчас многие «однополчане», не знаю. Хотя клялись на выпускном, который был как настоящий, в ресторане, что будем писать, звонить, общаться и пр.
      Как-то получил весточку от Владика Скрипниченко. Он с дочерью живет в Сланцах Ленинградской области. Светлана Вульфовна, с которой мы сработались и сдружились после интернатуры, работая в Красногорском, умерла. Да, все чаще приходится этим словом заканчивать фразу.
      Конечно, всего и всех не упомнишь. Но вот вспомнился такой случай. В 1988 году я был назначен начальником ЦМСЧ №50 в Арзамасе-16. Т.е. догнал по должности Ивана Ивановича Пестрикова. Правда, он к тому времени был уже в Москве, в Главке.
      В августе или сентябре того же года состоялся 1-й Всесоюзный съезд врачей, организованный Чазовым Е.И. Кремлевский дворец съездов, Политбюро, не шучу, во главе с М.С. Горбачевым!
      На регистрации, в составе делегации нашего Главка, вижу Надежду Багрякову, рядом с Дмитрием Степановичем Гамалеевым, в те годы уже начальником Степногорского медсанотдела. С Гамалеевым мы были знакомы достаточно близко, на каких-то курсах, когда я работал в Полярных зорях, жили в ДМР, в одной комнате. На концерт Валерия Леонтьева в «Олимпийский» вместе ходили, в Измайловском парке гуляли. Была осень, очень красиво! И раньше в Казахстане встречались. Поздоровались тепло. А Надежда почему-то поглядывает отчужденно. Несмотря на то, что напомнил ей об интернатуре, что она мне накладывала повязку – «чепчик» на конкурсе медсестер, где интерны выступали статистами, Надежда так и не признала меня. Я был обескуражен.
      Чувствую, повествование мое все больше расплывается вширь, все менее ощущается линия, план. Правда, я не люблю планы! Но какую-то последовательность и системность нужно соблюдать.

ДИЗЕНТЕРИЯ и ПРОЧАЯ ИНФЕКЦИЯ
      Не прошло и месяца с начала интернатуры, как в Степногорске разразилась сильнейшая вспышка дизентерии. Эпицентр был в войсковых частях, но захватило и город. Во второй медсанчасти, в Заводском, на базе так называемого спецотделения (неврологические, глазные и ЛОР-койки) развернули инфекционный стационар, а для военных оборудовали то ли госпиталь, то ли лазарет в помещении клуба, здесь же, на территории медсанчасти. Кстати, как узнал позднее, медсанчасть размещалась в бараках, где в самом начале 60-х располагался госпиталь для медицинского обеспечения начинающегося строительства горно-химического комбината.
      В помощь окулистам, невропатологам, ЛОР и другим врачам медсанчасти были направлены и интерны, в основном, терапевты. Главной над всем этим вдруг возникшим военно-гражданским объединением была Анна Федоровна Фоменко – заведующая инфекционным отделением МСЧ № 5. Оставались на местах и заведующие перепрофилированными отделениями и койками: в неврологии – Маргарита Павловна Ющенко, в ЛОР – Кежаев Федор Федорович, кто был из окулистов, не помню. Из неврологии была еще доктор Козловская Татьяна, громкоголосая, стремительная. По-моему, она была Семеновной.
     Эпидобстановка здорово сдружила всех, сблизила на долгие годы, позволила лучше узнать каждого. Тем более, что даже разъехавшись по нашему огромному медсанотделу, и даже потом, когда разлетелись по всей стране, приходилось не раз встречаться и взаимодействовать. Иногда какая-то мелочь из прошлого помогала быстрее и безболезненнее разобраться в сложной ситуации.
      Помню, как-то мы принимали Федора Федоровича в Красногорском, тоже, скорее всего, во время профкомиссии. Основной ЛОР-патологией у нас были кохлеарные невриты. Немножко, что называется - перебрав, он безапеляционно заявил (почти цитирую), что «тот не отоларинголог, кто не делает перегородку»! Наша коллега – молодой ЛОР-врач, только что прошедшая первичную специализацию по ЛОР, обиделась до слез. Спорить было не о чем, Кежаев, по сути, был прав. Да и был он у нас в качестве старшего, наставника. Но о его несдержанности в словах, которые зачастую обгоняли мысли, знали те, кто давно с ним работал, и воспринимали его сентенции соответственно. Елена Павловна же приняла их как приговор, как оскорбление. Пришлось потратить некоторое время на беседы с обоими коллегами, естественно - порознь, и назавтра комиссия работала в нормальном режиме. А Елена Павловна через пару лет уехала в клиническую ординатуру и, думаю, до сих пор успешно «делает перегородки», если работает.   
      Тогда, в экстремальной ситуации, как-то очень быстро сформировался коллектив, пусть и временный, пестрый, но такой, о котором можно только мечтать. Правда, нам, новичкам в здравоохранении, казалось, что иначе и быть не может. Утром – полчаса на автобусе до Заводского, в обед – все гурьбой в буфет, вечером – кто куда, но с мыслью о завтрашнем дне… О буфете… Возможно, кто-то вспомнит, как веселил нас ценник на выпечке – «пир. с из.», что должно было означать пирожок с изюмом. А вот цена пирожка не запомнилась.
Конечно, центром была Анна Федоровна. Нужны были ее знания и опыт, ее спокойствие и уверенность. Для нас, вытаращивших глаза интернов, она была вообще в те дни незаменима. Позднее, на цикле инфекционных болезней, я с огромным удовольствием почти месяц проработал в ее отделении. Кстати, в прошлом она работала в Целинограде, была санитарным врачом, потом переспециализировалась, в инфекциониста. Тогда это было можно.
      В то время еще практически не было оптоволоконных эндоскопов. Диагноз дизентерии подтверждался ректоскопически. Особенно это относилось к военнослужащим, да и к работникам детских учреждений, торговли и другим декретированным группам. Каждое утро у кабинета ректороманоскопии очередь, нужно успеть пройти обследование до обхода, до выписки. Ректоскопы были, но процедура выполнялась только под наблюдением Анны Федоровны. Варварская процедура, но не такая уж сложная, как оказалось, да и информативная. Но мальчишки - солдатики, да еще стройбатовцы, и не только они, переживали во время исследования понятную бурю чувств.
      А у интернов появилась возможность отрапортовать в дневнике об овладении еще одним методом исследования.
      Особенности работы с инфекционной патологией в поликлинических условиях изучали с Г.В. Голубятниковой - врачом КИЗ. Она была не намного старше нас, но опекала, учила по-матерински, воспитывая. Посвящала понемногу в нюансы жизни поликлиники и медсанотдела. Кроме всего прочего, Галина Васильевна была парторгом медсанчасти, по-моему. Хотя комиссарские задатки в ней найти было нелегко. Внешне она напоминала Майю Кристалинскую, загадочную, уютную. Когда мы после второй смены шли домой, она рассказывала о звездном небе. Небо в Казахстане, в наших краях, необычайно высокое. И прозрачное. С подачи Галины Васильевны «дабл-ю» Кассиопеи я безошибочно найду и сейчас. Если только небо будет чистое.
      Итак, дизентерию успешно одолели! Равно как и грипп, о котором вскользь упоминал выше. Интернатура неминуемо приближалась к завершению. Готовились к экзамену, готовились серьезно, так как принимать его должна была курирующая нас Казантинова Г.М., заведующая кафедрой госпитальной терапии. Дама суровая! Мы особо предупреждали об этом наших коллег из других институтов. 
Помню, проходил экзамен в кабинете Пестрикова И.И., проходил по-настоящему. Больше ничего из того дня не помню. А через некоторое время, когда мы со Светланой Вульфовной в Есиле принимали приехавших с профкомиссией Людмилу Кузьминичну Баландину, Маргариту Павловну Ющенко, еще кого-то, Людмила Кузьминична, которая долго противилась нашему приглашению, расчувствовалась в наш адрес, да и в адрес остальных интернов того сезона, вспомнила в том числе, как после экзамена Казантинова восхищалась моим ответом о лечении лейкозов. Очевидно, изложил все схемы, в том числе по ВАМП, ЦАМП- терапии, с которыми она увлеченно знакомила нас на своих лекциях.

МЕДСАНЧАСТЬ В ЗАВОДСКОМ
      После дизентерийной эпопеи я как-то «прикипел» к медсанчасти в Заводском, с удовольствием проходил там циклы пульмонологии, фтизиатрии, брал ночные дежурства. Пульмонологическим отделением заведовала Нина Сергеевна Толубеева (?) – по годам почти сверстница, недавно приехавшая в Степногорск после ординатуры. Она была кукольной красоты и умница. И не замужем. Женская часть небольшого коллектива была озабочена, обсуждались потенциальные претенденты.
      Отделение небольшое, коек на двадцать, но патология была, как правило, серьезная. Почему-то было много экссудативных плевритов, Нина Сергеевна очень смело и умело демонстрировала нам технику парацентеза. 
      «Пульмонология», естественно, тесно сотрудничала с туберкулезным отделением, которым руководила Инна Николаевна Шувалова, настолько умело сочетавшая в себе врачебный профессионализм, организаторские и педагогические способности, женскую загадочность и искусно поддерживаемый шарм, что не оставляла равнодушными всех нас - интернов любого пола, возраста и семейного положения.
      Врачебный ансамбль, скорее – дуэт отделения гармонично дополнялся Клавдией Кондратьевной Ерохиной, красавицей совсем иного склада, напоминавшей Пистимею из «Тени исчезают в полдень», только Пистимею приятную, в отличие от киношного образа. В отделении часто бывал Николай Павлович Землянский, фтизиатр из медсанчасти № 5. Он работал в поликлинике. Это был сгусток жизнерадостности и добродушия, ответственного профессионализма. Туберкулезные больные – они особенные, знающие свою патологию почти на уровне медиков, проводящие в больницах и поликлиниках большую часть времени. Заметно было, что и для врачей стационара, и для Николая Павловича они были чуть ли не как родные, во всяком случае, близкие люди. Хотя часто это были не лучшие представители общества. О том, что Николая Павловича больше нет, узнал из тех же «Одноклассников». Написали родные.
      С докторами из других отделений, составляющих «спецотделение», познакомился еще во время дизентерийной кампании, и об этом уже говорил. Из поликлинических помню хирурга Николая Гаврилова – крупного, надежного. Были еще врачи на «скорой», одна бригада. Мы общались на дежурствах – у нас было по два дежурства в месяц, я упросил разрешить дежурить здесь, в Заводском. Правда, цикл «скорой помощи» проходил в Степногорске, под руководством доктора Куниловского, заведовавшего городской «скорой».
      В Заводском нравилась почему-то утренняя сдача дежурств. Принимали дежурства или Лилия Михайловна Замула – начмед, или начальник МСЧ Медведев. Забыл его имя. Лилию Михайловну забыть было невозможно – красавица! Она из окулистов. Возможно, этим объяснялась ее пунктуальность, желание знать вопрос или проблему как можно глубже и детальнее. К сдаче дежурства всегда нужно было готовиться.
      Больных, тем более требующих наблюдения, было не много, поэтому руководство интересовалось каждым. Было время и для других вопросов.
      Серьезное внимание уделялось там, например, питанию больных, т.е. работе пищеблока. Пробу должен был снимать дежурный врач. Пришлось вспоминать правила, которые давали на кафедре общей гигиены. Например, утром нужно было проверять закладку костей (!) для бульона. Приходилось их вместе с поваром взвешивать. Это было непросто, т.к. на пищеблоке были только складские весы, рассчитанные на большой вес, а костей было всего несколько килограммов. Точность взвешивания была поэтому очень относительной. Вот я и докладывал по дежурству однажды, что нужны новые весы, с большей разрешающей способностью. Такое «усердие» молодого дежуранта несколько удивило, как можно было понять, руководителя. Дежурство в тот раз сдавал главному врачу. По-моему, вскоре нашлись где-то обычные магазинные весы, в самый раз для костей.            
      С Лилией Михайловной виделся еще, когда приезжал в Степногорск в 80-х, работая на севере. Она была начмедом, в новой огромной больнице. А сама такая же, как тогда, во время моей интернатуры. «Одноклассники» проинформировали, что Лилия Михайловна сейчас в Минске. И на фото она такая же, ну, чуть постарше.
      Ловлю себя на том, что часто стал говорить о красоте, да еще о женской. Здесь легко попасть в неловкое положение. Когда-то в юности отец, явно экзаменуя меня, допытывался, чем, по моему мнению, женская красота отличается от «интересности». Интересность – вторая по значимости (после красоты) характеристика. Но я не разделяю эти понятия. Для меня и Мэрилин Монро, и Мерил Стрип из «Дьявол носит Prada» – в равной степени красавицы. Заокеанской шкалой воспользовался для большей беспристрастности. Они – Женщины!
      Я работал не в одном медицинском коллективе, побывал не в одном отраслевом городе или поселке. Но везде медики, особенно женская их часть, чем-то отличались от остального населения.  Интеллигентность, светскость, в особом, высоком понимании этого слова, были в каждой из них.
      В дополнение к уже названным в этом тексте вспоминаю полную достоинства и внутренней силы Викторию Александровну Ипполитову, каковой и должна быть руководительница санитарно-эпидемиологической службы, ее заместительницу Инну Николаевну Савельеву, внешнее и внутреннее благородство которой для меня поначалу никак не сочеталось с промышленной санитарией, заведующую детским отделением Александру Петровну Анохину, сразу охватывающую тебя педиатрической теплотой и искренним вниманием, изящную деловито-женственную Маргариту Дмитриевну Плужникову…   

ЕЩЕ ОБ И.И. ПЕСТРИКОВЕ
      Однажды Иван Иванович, будучи работником Главка, навестил меня на севере. Я работал тогда на атомном ледоколе, состоял в штате ЦМСЧ №120, в Мурманске-60. Иван Иванович приехал во главе большущей комиссии для проведения комплексной проверки. Наше судно находилось на базе, проводился плановый ремонт или перегрузка топлива.
      Владимир Сергеевич Зуйков – начальник ЦМСЧ №120, начинавший свою героическую трудовую биографию тоже в Казахстане, в Макинске, где для обслуживания геологов Степной экспедиции была развернута МСЧ №44, предложил мне принять посильное участие в работе с комиссией, поскольку некоторых ее членов, помимо Пестрикова, я знал по прошлой работе, по ординатуре. Кстати, Степногорск – это не от Степной!?
      Некоторую помощь, думаю, я Владимиру Сергеевичу оказал. Тем более, что в завершение члены комиссии были приглашены на ледокол, где капитаном Ламеховым А.А. был организован достойный банкет. Он умел принимать гостей, а к медикам Анатолий Алексеевич всегда испытывал настороженное уважение.
      Оценку медики-северяне получили высокую. О ЦМСЧ №120 нужно говорить отдельно. Кстати, многие годы, когда средмашевское здравоохранение еще было представлено медсанотделами (о чем я уже несколько раз упоминал), имевшими, как правило, в своем составе медико-санитарные части, только в Мурманске-60 медицинское учреждение называлось Центральной медико-санитарной частью, т.к. объединяло заводскую медсанчасть и медицинские подразделения на атомных ледоколах, так же именуемые медсанчастями. Так мне объяснял В.С. Зуйков.
      С Владимиром Сергеевичем я проработал пять лет, после этого еще два года считал его своим куратором, когда по его же настойчивой протекции был назначен начальником МСЧ №118 в Полярных Зорях. Отношу его к своим учителям. И так может сказать каждый, кто работал с Владимиром Сергеевичем. Пусть он и не совсем из Степногорска, но не сказать о нем не смог. Все же, Степногорск начинался с Макинска-2.   
      Последний раз мы встречались с Иваном Ивановичем в 1995 году. Он тогда работал в КБ № 84, на Абельмановской, главным врачом. Вот опять очередной жизненный виток: здесь я, по сути, начинал серьезный путь, обучаясь в ординатуре, сюда же понадобилось обратиться за отзывом для защиты диссертации, которая была назначена буквально на следующий день. Заключение писал Иван Сергеевич Клемашев – главный терапевт Главка, тогда работавший в этом учреждении, а подпись его должен был заверить главный врач. Иван Иванович был чем-то озабочен, торопился, но печать поставил. Успели перекинуться парой слов о прошлом, о настоящем. Вскоре он ушел из главврачей. Что с ним было дальше, так и не узнал, вскоре сам ушел из системы.
      Примерно в те же годы случайно встретился с Майей Петровной Пестриковой. Во время очередной учебы в Москве посещали медсанчасть на Коломенской, знакомились с внедрением нового хозяйственного механизма (НХМ). Увидел знакомую фамилию на двери кабинета дерматолога, не удержался, постучал. Обнялись, расчувствовались.

МАЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ
      Интернатура заканчивалась. Поразительно, как много воспоминаний и впечатлений от довольно не6ольшого периода жизни осталось. Это притом, что состоял он в основном из учебы и работы, т.е. не отличался разнообразием.  Впрочем…
      Приближался юбилейный праздник – 30-летие Победы (шел 1975 год). Готовились к празднику и в медсанотделе. Решили сделать стенд с отображением военных будней и подвигов степногорских медиков, участвовавших в войне. Таковых насчитали человек двадцать – двадцать пять.   Стенд разместили в вестибюле медсанчасти №5, который использовался преимущественно для массовых мероприятий.
9 Мая! Торжественное открытие.  Пришло очень много сотрудников. Большинство были современниками Победы. А многие из ее творцов еще жили и работали рядом с нами! Я не думал, что когда-то буду писать воспоминания, молод был, да и излишне надеялся на память. А вот сейчас с трудом вспомнил только двух человек с того стенда – заведующую поликлиникой Зинаиду Евтропьевну Демидову и старшую медицинскую сестру туберкулезного отделения Анну Борисовну с очень простой фамилией (Белова?..), которую, тем не менее, забыл. Зато на всю жизнь запомнил сколько длилась война…
      «Тысяча четыреста восемнадцать дней и ночей…», - почти левитановским голосом начиналась звуковая дорожка стенда. У фотографий фронтовиков вспыхивали поочередно электролампочки, и моим голосом синхронно с этими вспышками звучали коротенькие биографические справки. Это была фонограмма, а я стоял в задних рядах. Тем не менее, когда после каждого «юбиляра» раздавались аплодисменты и вручались цветы, я всякий раз ловил на себе взгляды посвященных, и мне было приятно, не скрою, в не меньшей степени, чем ветеранам. А предыстория всего этого такова.
      Задумав стенд, руководство подошло к реализации идеи максимально ответственно, с привлечением специалистов, использованием доступных технологий и пр. На городской радиостудии устроили почти настоящий конкурс по выбору подходящего моменту голоса для озвучивания стенда. Конечно, никакого формализма не было, нам сказали, и мы пришли: Виктор Харьков – хирург, Юра Меркулов – педиатр и я. Не успев произнести «тысяча четыреста…», я почувствовал, что исход конкурса очевиден. Шучу, конечно. Но отобрали, тем не менее, меня.
      Это происходило где-то в двадцатых числах апреля. Параллельно с Днем Победы шла подготовка к Первомаю. Я после работы бегал на радиостудию записываться для стенда. Запомнился студийный магнитофон, величиной с современную стиральную машину. Мне нравилась серьезность подхода к записи, нравилось слушать собственный голос, нравилось, что все получается неплохо…
      Видимо, это понравилось не только мне - кто-то из тамошних работников предложил поозвучивать предстоящую праздничную демонстрацию. Я согласился, хотя не в полной мере представлял процесс! Такое со мной бывало не раз.
      1 Мая! Трибуна, перед которой маршировали праздничные колонны горожан, находилась перед кинотеатром «Юность», на ул. Ленина. Мы, группа звукового и прочего оформления, расположились в фойе кинотеатра на 2-м этаже, прямо у распахнутых огромных окон, выходящих на балкончик над входом в здание. Я – у микрофона, рядом – группа поддержки. Да, мне действительно нужна была поддержка. Несмотря на вечерние репетиции в студии, подгонку текстов к предполагаемой длине колонн, выделения и подчеркивания фамилий передовиков, их правильного произношения, перечисления трудовых и прочих достижений, нужно было быть готовым к неожиданностям. Прямой эфир!
      В воздухе – Праздник! Он наполняет и наше фойе, освежает пылающее лицо. Временами слышу свой микрофонный голос, особенно, когда вместе с демонстрантами кричу «Ура-а-а!..».  Было здорово!
      А 9-го мая был «камерный сольник», который запомнился не меньше.

2023, апрель