Демонстрация в г. Сталино

12.11.2015 года.               

Демонстрация в г. Сталино.               

  Прошедшая 7 ноября демонстрация трудящихся во главе с Зюгановым навеяла воспоминания о моих впечатлениях от первомайского праздника в далеком, стыдно сказать, послевоенном 19.. году. Колоны восторженных и слегка навеселе советских людей с транспарантами и портретами вечно живых и пока еще живых руководителей двигались по главной улице г. Сталино – по Первой линии, хотя она давно уже носила приживавшееся с трудом название «им. Артема». Таких линий в городе Юзовка было 17 (или больше), и каждая из них была особенной. Например, 12 –я линия славилась еврейско-цыганской, как сейчас бы сказали, мафией, но нарекли ее потом не именами Шалом Алейхем + Николай Сличенко. А линии №6 достался Щорс – красный командир, но на современном украинском языке – зраднык та злыдень. Может, стоит вернуться к первоисточнику и нумеровать улицы, вот тогда не будет бушующего сейчас войковского ажиотажа? В Японии же обходятся без увековечивания, делая их уличными, своих героев, которые со временем могут стать антигероями, и японские обыватели прекрасно находят адресатов без названий улиц. Жил я в поселке на улице Степной, переименованной сдуру в Косиора, еще большего, как выяснилось, зрадныка и злыдня. Хорошо, что жители до сих пор называют улицу Степной, а рядом расположенные – Парковской, Радужной и другими безидейными названиями.               

  Но вернемся к демонстрантам, пока они не разбежались. Для предотвращения такого конфуза все прилегающие к Первой линии проспекты и переулки перекрывались грузовиками вперемежку с милиционерами. Возведенный частокол препятствовал пацанам поглазеть на волеизъявление трудящихся, и мы рыскали по подворотням в поисках достойной точки обзора народного шествия. Я пробрался во двор дома железнодорожников в самом центре города. Там уже кучковались четверо взрослых (по моему представлению) парней лет 16-17-ти при моих-то 11-12-ти. Они решили оккупировать крышу 5-ти этажного дома и двое уже полезли по пожарной лестнице вверх. Вдруг один из оставшихся на земле юношей подхватил меня и водрузил на нижнюю ступеньку лестницы. Я, имевший уже опыт езды в городе снаружи трамвая, бодро полез вверх вслед за первопроходцами. Одолев пару этажей (сталинских, не хрущевских), я глянул вниз, узрел на лестнице еще двух последователей и, о боже!, землю под ними. Руки-ноги вдруг непроизвольно задрожали, я вцепился в железяки не в силах двигаться. Главное – не разжать руки! Жгла одна мысль – если я сорвусь, то собью двоих внизу. Странно слышать сейчас, в век индивидуализма, такое, но тогда меня воспитывали родители не ремнем, а вопросом: «А что скажут люди?». Коллективизм не был рожден коммунистической идеологией, он вытекает из сущности человека, как стадно-стайного животного, способного выжить только в среде соплеменников, стада, стаи, о которых положено заботиться. Однако, представитель стада уже пыхтел и приближался снизу и я, сосредоточив всю свою волю, преодолев мертвую хватку, командуя последовательно каждым движением дрожащих конечностей, полез вверх, упираясь взглядом прямо в кирпичную стенку дома перед собой. Наконец-то выбрался на верхнюю  горизонтальную  площадку и уселся, прислонившись к отдушникам, унимая дрожь во всем теле. Состадники ничего не заметили, они разместились на парапете со стороны 1-й линии, я к ним примкнул минут через 10. Внизу течет людская река, расцвеченная красными знаменами, слышны здравицы в честь пролетариата всех мастей, а также ума, чести и совести той самой партии, как положено. А у меня в голове одна мысль: «Как спускаться вниз?». Твердо решил, что полезу первым, чтоб никого не сбить с лестницы в случае, если не сдержу дрожь. Шествие внизу завершилось, флаги свернуты, и я обреченно направился к той самой горизонтальной стартовой площадке. Но где мои подельники? А! Они, грохоча по металлической кровле, разбрелись в поиске альтернативного пути на землю. Видать, и у них тоже ножки дрожали по пути на крышу. Заглядывают в слуховые окна, одно из них открыто. Примыкаю к старшим товарищам, пробрались мы на чердак, нашли люк с лестницей вниз на верхний этаж лестничной клетки, отряхнулись от пыли и паутины, спустились по лестничным пролетам и вышли на люди, как порядочные.               

  На протяжении нескольких дней после знаковой демонстрации я не мог отделаться от мысли, что я когда-то в подобной ситуации уже был. Сейчас можно было бы сказать – дежавю, а тогда не было в лексиконе такого иностранца. Спустя время вспомнил я автобиографичный рассказ Билль-Белоцерковского «Монотонность». Мойщику стекол в проклятом Нью-Йорке осточертела обыденщина, и он решил рационализировать и скрасить свою работенку. Вместо перехода к следующему окну через внутреннее помещение здания он решил пройти по узкому карнизу снаружи, на 27 этаже. Ступив на карниз и оставшись без страховочных ремней, он глянул вниз на копошащихся там муравьев… Короче, остальное описано выше. Так опрометчиво поступают сегодняшние сэльфисты, которые, сорвавшись с 28-го этажа, никогда не выпустят из руки телефон, останутся всегда в кадре до последнего момента и сделают все, чтобы сохранить телефон и не замочить его в то, что от них останется.

  Случившийся на майской демонстрации конфуз не давал мне покоя на протяжении нескольких месяцев. Как побороть боязнь высоты? Летом, на каникулах пошел я на абсолютно пустую школьную спортплощадку. Там была оборудована стандартная П-образка 8м на 8м из бревен диаметром 25 см. К верхней перекладине прикреплялся толстый канат, чтобы подниматься по нему с ногами и руками, шест для подъема вверх с помощью рук. Рядом приторочен к стойке турник, а на верхнюю перекладину опирается лестница, по которой, подтягиваясь на руках, можно подняться почти доверху. Поставил себе задачу – прогуляться по перекладине на высоте 8 метров. По лестнице забрался вверх, уселся на бревно, поглядел вниз – ничего, не страшно! Стал на корточки и выпрямился. Почувствовал колебания ног, но это была не та праздничная судорожная, знакомая дрожь в коленках. Уселся опять на перекладину и в раздумье помотал ногами. Бревно подо мной вибрировало, шаталось. Опускаюсь по лестнице вниз, подхожу к стойке П-образки. Ага – она не забетонирована, а просто присыпана землей. Так отступление от ГОСТа строителями предотвратило гибель начинающего селфиста. На этом не угасла моя тяга к геройскому героическому подвигу, я должен был соответствовать нашему общему кумиру – Герою Советского Союза Зое Космодемьянской, чье имя носила наша школа. Озираюсь по сторонам и вижу четырехэтажное здание школы с пожарной лестницей. Есть место подвигу! Изловчился и, зацепившись за лестницу, полез вверх. Спокойно, даже как-то буднично забрался на крышу школы, обследовал ее и стал спускаться вниз. И тут я вошел во вкус. Между 3-м и 2-м этажом обнаружился карниз. Монотонность! Нижние два этажа имели толщину стен в 2 кирпича, а верхние – 1,5. Ступенька в 12,5 см. Билль-Белоцерковский! Я отклонился от лестницы, ухватился за оконный откос и перебрался на карниз. Форточка окна была открыта, и пробраться через нее в пустой класс не составляло труда. Совершенно без мандража я проделал обратный путь и спустился на землю. Позже я демонстрировал этот трюк неоднократно прилюдно, усложнив его перемещением по карнизу между окнами, чем вызывал завистливые взгляды одноклассников и восхищенные улыбки одноклассниц. И, главное, я себе доказал, что я смелый авантюрист. Прав был Вересаев, когда писал: «Быть трусом – позорно, но еще позорней выказывать храбрость из боязни, что тебя назовут трусом». Я уверовал, что не страдаю боязнью высоты, и это помогло мне потом, во время работы в шахте, где порой не разберешь – где высота, а где глубина.