Возвращение

.


     И случилось мне однажды вернуться в деревню.
     Всё было на месте – дом и крыльцо, тёмно-лиловые в сумерках сени и выглаженный ногами порог, благоуханный дом и тёплая печь, черёмуха в огороде, вокруг которой кусты смородины сами собой устраивали шалаш, и заросли сирени в палисаднике, от которых начинался малинник, старый сарай с сеновалом, под которым уже никто не жил – ни коровы, ни куры, ни козы, – и убегающий далеко-далеко, до самой следующей дороги, лужок, оканчивающий огород... Только не было её. Лисицы. Белой, как в полдень вода в ключе.
     Я пошёл в лес. Прошёл возвышенный мысик с соснами, где всегда было много маслят, березняк, сквозь который петляла дорога и в котором была удивительная ягода костяника, глубины леса с разными деревьями, где было многое и разное, и наконец, сосновый бор, где шапка падала с головы, а низины были полны малинником и кипреем, солнечный сосновый бор с дробящимся в ветвях светом... Всё было прекрасно, не менее чем всегда. Но и там не было её.
     Я пошёл на реку. По берегам её всегда косили сено и стояли тут и там разные стожки, но никогда не паслись коровы, так что трава под ногами была безопасной и чистой. Я разулся и пошёл босиком, неся запылившиеся ботинки в руке. Подошёл к берегу и сел на своём месте, где однажды мне сам поймался огромный окунь, когда я уже хотел уходить и поднимал удочку. Земля была гладкой, как порожек в сенях, а кудрявая травка вокруг проплешины - короткой и упругой. Здесь было уютно сидеть, поджав коленки к подбородку или наоборот, откинувшись на руки и вытянув ноги – и так, и иначе, река и небо держали жизнь этого дня на ладони, как кощеево хрустальное яйцо. Колыхались или были недвижны водяные кусты рогоза, робкие камыши и прочие прибрежные травы, одни из которых было благоуханны, другие застенчиво-травянисты... И здесь не было её.
     Я пошёл на затон, где один из моих двоюродных братьев поймал на спиннинг щурёнка. Затон, восхитительный, хоть и небольшой, потому что и речка наша была небольшой, хоть и пруженной, он сизовато мерцал ослеплённой гладью, вдруг вспыхивал опять хрусталём... Я уже знал. И здесь не было её. Лисицы.
     Я поднялся из речной низины, и пошёл на просёлочные дороги, и ходил из села в село. Я смотрел на дома, одинаковые и разные, слушал случайные и обращённые ко мне разговоры, смотрел на играющих собак и детей и нежащихся кошек и старушек, срывал листочек подорожника и делал из него парус, всходил на пригорки и смотрел с высоты на округу... Мир был полон разнообразной жизни. Но здесь не было её, Белой лисицы, освещённой солнцем.
     Белая лисица, я ищу тебя. Где ты, скажи мне.
     Я приехал снова в деревню, я живу здесь уже много дней, я хожу и живу повсюду, а тебя всё нет. Я ищу тебя, ища и не ища, я высматриваю тебя, глядя прямо и отводя взгляд или смотря мимоходом. Я вслушиваюсь в пространство, пытаясь расслышать флейтовые твои шаги, но все ветры и шорохи опустели или задержали дыханье. Тебя нигде нет.
     Где ты, скажи мне, я ищу тебя.
     Ты молчишь. Да, ты всегда молчишь, но так по-разному. Я ищу тебя, глядя на мир сквозь слёзы, но тебя всё равно нет. Небо, упавшее на меня на холмах вокруг земляничного луга, так огромно, что его едва охватывает мой немой голос, но и там нет отклика. Где ты, где твоя белизна, белая, как поток... Я перевернулся и уткнулся в землю, приложив к её груди ухо. Мерно стучало необъятное её сердце. Голос, слова и слоги которого так необъятны, что нужно их слушать целый день и ночь, чтоб расслышать только одно слово. И они молчали, все до единого, и слоги, и слова.
     Я поднялся и пошёл домой. Завтра нужно было уезжать.
     Мы собрали чемодан с металлическими гладкими уголками, напоминавшими всплеск, бабушка наварила яиц и собрала огурцов и хлеба, кошка пришла потереться о наши ноги... Я залез на печь и уснул. Мне ничего не снилось. И даже во сне не было тебя. А было темно, как в печи, ещё тёплой, но уже пустой. Где же ты.
     Я проснулся утром и вышел умываться во двор, чтоб в последний раз ощутить продрогшую росу на траве и повсюду. Я вздрагивал от воды, вздыхал, но потом привык и позволил прохладе идти так, как она хочет. Пусть. Всё равно ведь и здесь нет её. По моей спине пробежали струйки. И вдруг время замерло. Я медленно оглянулся, боясь спугнуть. Она стояла в просвете калитки, ведущей из двора в огород. Кто-то забыл её вчера затворить, и теперь она висела в сторонке, откинувшись на крапиву. Я повернулся и опустил руки.
     И тут я услышал флейту, густую и полноводную, призрачную и тонкую, взмывающую высоко, поющую камышовым ветром и огромным дыханием высоты. Муравьи побежали собирать сахарные сухие песчинки, солнце хрустнуло на зубах и в глазах.
     Она пришла в этот самый последний день, едва начавшийся утром. Белая, как счастье, внимательная, как любовь. Прядки её лучей чуть шевелились, как воздух, колеблющийся в утреннем солнце. Дыханье моё стало незаметным. Я стоял и смотрел, и она смотрела на меня.
     Я не знаю, почему так. Почему лишь теперь. Но я был безмерно рад этому. Так, что даже не мог о том подумать. Первый день или последний, много раз или один, но я опять видел её, как и какая она есть, вся полностью, хоть и всё заключено лишь во взгляде. И времени уже не существует. Потому что она здесь.
     Белая лисица, освещённая солнцем. Чуткие уши, пушистый хвост.


     Май 2023.