Связь

Рассказ

Снова написал тебе. Целое письмо вышло. Твёрдо решил отправить. Но теперь уже когда вернусь. Не знаю ответишь ты или нет. Каждый раз пытаюсь представить наш разговор. Потом собираюсь уснуть - и ни в какую. А заснёшь, чего только не увидишь. Вот вчера, например, во сне звоню тебе по телефону, а телефон без проводов, представляешь, трубка с пачку сигарет - как в кино… Приснится же такое… Звоню, а ты - за рулём. Выходные кончились, возвращаешься в Москву от своих из Воронежа. Где-то в машине разрывается твой, бог знает, как ещё его назвать, Фантастический Аппарат Компактной Радиосвязи, что ли, но ты не слышишь - у тебя на всю катушку включён кассетник и на единственной кассете из всех песен играет только одна - «Не отнимайте у женщин сигареты... Я вам серьёзно говорю... И сами подносите спичку, не ожидая просьбы... Им нравится любой огонь, и даже крохотный… Они любят смотреть на вас сквозь облачко дыма… Чтобы знать, достаточно ли вы серьёзны в темноте… В темноте, незаметно переходящей в рассвет…» - короче, взвоешь, а до Москвы ещё ехать и ехать… Потом вдруг раз, и мы вдвоём. Оба в спортивных костюмах, ну знаешь, какие у всех наших в городке, шерстяных тренировочных с надписью «СССР». Батареи холодные, жмёмся друг к другу, лицо твоё очень близко, и голос рядом отчётливо слышу, без всякой спецсвязи; смотришь на меня и вдруг спрашиваешь: ты когда на землю спустишься? А я обнял тебя покрепче и говорю: смотри программу «ВРЕМЯ»...

Влетев в подъезд, она сразу услышала недобрый голос Ани. Шум стоял на всю лестницу. Подошедший очень кстати лифт, вдруг зло лязгнул дверьми, и автономно отправил пустую кабину к последнему этажу. Галина побежала. Сначала, не пропуская ни одной ступеньки, потом, чуть ли не садясь в шпагат, как прыгунья в длину, стала делать широкие шаги, оставляя позади пролёт за пролётом.

В квартире уже работал телевизор. Аня сражалась за возможность увидеть хоть что-нибудь, то сводя вместе, то разводя в противоположные стороны блестящие усы домашней антенны, один из которых был привязан бумажной верёвкой к латунной ручке окна. К стеклу тянулись зелёные стебли небольшого зимнего сада, разбитого на неокрашенном деревянном подоконнике, а за окном в вечерних огнях бродила поздняя осень.

- Извини, подруга, я тебе тут весь огород переломала, но чувствую, напрасно…
- Который час? - спросила Галина, сбрасывая на ходу болоньевую куртку и ставя на пол увесистый кожаный кофр с набором фотообъективов и старенькой, но очень надёжной камерой.
- Да уже начало десятого!

Аня опустила тяжёлую ладонь на полированную крышку телеприёмника. Внутри телевизора что-то щёлкнуло и в этот момент пропал звук шипящей морской волны, а измотанный серой рябью экран стал показывать белое поле.

- Не бей его, - мягко попросила Галина и отдышавшись, добавила, - он тут не причём…

Её взгляд блуждал по неразобранным коробкам с вещами: посудой, одеждой, фотоаппаратурой, косметикой. Разбросанные по новенькому паркету на глаза попадались полки, книги и чёрно-белые фотографии огромного озера с парусом над лодкой, уходящей за горизонт. Где-то за всем этим тянулся плоский прозрачный шнур, ведущий к импортному телефону с перламутровыми кнопками вместо диска. Подарок Егора. Сразу после его первой заграничной поездки. Звонок разорвал установившуюся тишину. Чёрная лаковая трубка мгновенно оказалась в руке Галины.

- Привет… нормально… только с работы … сама хотела тебе… - Галина нетерпеливо готовила ответ, но вдруг замерла, уставаясь в бесшумный белый экран телевизора, - не может быть… такого просто не может быть… мам… вечно ты меня хочешь будто оградить от чего-то… я держу себя в руках… я не одна - здесь Аня… давай, потом… она сама расскажет, когда приедет к вам в гости… извини, я должна идти… мне надо выйти… ты меня задерживаешь… прости…

Галина аккуратно прижала пальцем белый рычажок, затем, осторожно положила трубку.

- Маман твоя очень беспокоится… Пятый раз за день звонит… - не спеша расставляла слова Аня, искренне сопереживая, и, где-то, извиняясь за то, что трижды не подошла к телефону и не поговорила. Ей ну совсем не хотелось в очередной раз на взволнованное родительское «и снова здравствуйте» пробарабанить игривое «извините, ваша дочь ещё не приехали».

- Куда ты там выйти собралась?
- Я?.. В космос.
- Что стряслось?
- Ей, видите ли, сообщили из надёжных источников, что ни у кого сигнала нет! Нигде! Ни в Москве, ни в Воронеже, ни в Улан-Уде… Ань, добеги до Цымбалов, узнай - у них показывает…
- Может, сначала позвонить?
- Не получится! Им уже вторую неделю обещают установить телефон, говорят, всё не как не доедут в наши края. Сходи, пожалуйста…
- Поняла, выполняю.

Аня была хорошей подругой. Верной. Они давно дружили с Галиной, и Аня знала всё о ней и о них с Егором. Она присутствовала при их знакомстве, помогала Галине с переездом к нему в звёздный городок, потом с бесконечными «разъехались-опять-съехались» и, наконец, с окончательным, по заявлению Галины, переездом сюда, в новостройку, на другой конец Москвы, чтобы «понять, простить, забыть», словом, успокоиться и начать новую жизнь. Встречались подруги нечасто. Не так часто, как им хотелось. Галина даже говорила - давай, мол, жить вдвоём. Но Аня всегда возвращалась к себе в деревню и продолжала дружить с Галиной бывая в Москве наездами, ненадолго оставляя беспокойное хозяйство: маленькую дочку и любимых лошадей. Сейчас она бежала в соседний подъезд к друзьям родителей Галины, которые недавно переехали в Москву, получив квартиру в том же доме.

Галина иногда представляла, что это мама отправила Цымбалов жить в её новостройку, чтобы хоть как-то продолжать присматривать за ней. Разумеется, она ничего не имела против тех, с кем когда-то очень тесно общалась мама, более того, Галине нравилось дружное и шумное семейство Цымбалов. Она даже испытывала восторг, наблюдая за тем, как они легко выстраивают отношения, а затем, с той же лёгкостью, долгие годы поддерживают обретённые связи, именуя полезные знакомства - «наш основной актив». Каждый раз, когда мама вспоминала о Цымбалах, в воображении Галины возникала копилка, в которую старший энергетик самого большого театра страны и его жена складывают людей, как монеты. Но долго думать об этом она не могла, поскольку, с молчаливым, умным, харизматичным обладателем доброго сердца, а также больших и сильных рук краснодеревщика, ровно пятнадцать лет назад, в Воронеже, их с мамой познакомили как раз те самые Цымбалы. Отчима Галина обожала, называя нежно Лёвой. Когда она заставала Лёву за работой, ей казалось, что его резец, погружаясь в породистую древесину, расшифровывает тайные знаки, превращая скучный деревянный брус в покрытые тонкой художественной резьбой с тщательно подобранным рисунком, изысканные и всегда идеально вписывающиеся в пространство человеческого жилища стол, шкаф, диван, горку. Появление в доме Лёвы круто повлияло на всё и, в первую очередь, на судьбу главной женщины в жизни Галины. Хрупкая и, в тоже время, невероятно сильная, с возрастом не утратившая красоту, всегда самостоятельная и очень независимая мама заслуживала счастья, и оно к ней пришло, и, как не крути, не без помощи нынешних московских соседей.

Галина поставила ногу на следующую перекладину грубо сваренной металлической лестницы, вымазанной в цвет тёмной охры, ведущей к квадратному отверстию в потолке лестничной клетки и сняла небольшой навесной замок, просто накинутый на петли. Держась одной рукой за лестницу, другой она с силой толкнула вверх дверь чердака.

Падал снег. Он опускался на чёрный битум и тут же таял, постепенно превращая крышу девятиэтажки в большую лужу. Тонкие струйки воды катились с намокших кудрей и убегали в вороные пушистые брови. Футболка и шаровары липли к телу. Галина ругала себя за то, что делала сейчас. Зачем? Что может её потрясти? Что она узнает нового? Почему ей опять всё перестало казаться простым? Почему сложное внезапно вернулось и вновь стало важным? Почему она не думает об Ане, которая должна бросить ребёнка и целый день сидеть возле неё, или ещё веселее, прикрывать её на работе, если она завтра вдруг сляжет с температурой? Почему она не выслушала маму, оборвав её на полуслове? Почему слово «сигнал» в одно мгновение утащило её в омут, из которого она так долго выбиралась? И всё-таки что же там случилось? С чем, с кем, в конце концов, оборвана связь? С телевышкой, с космосом, с Егором? Впрочем, надо признать, здесь уже нет никакой разницы! В абсолютной темноте, нащупывая ногой хоть какой-нибудь уступ, Галина старалась встать как можно выше. Уже синеющим от холода пальцами, ей всё же удалось закрепить край огромного куска медной проволоки на трубе, выходящей из вентиляционной шахты.

Казалось, минула вечность с момента, как она поднялась на крышу. На самом деле шла двадцатая минута после начала девятичасовых новостей. Галина вбежала в квартиру. Теперь вместо белого поля телевизор показывал картинку. Это была восседающая в чёрных костюмах бригада дикторов, тех самых, проверенных, которых выпускали только если в стране происходило что-нибудь из ряда вон аномальное. Из-за спин ведущих выглядывала фотография космического корабля, карточка Егора, и надпись «экстренный выпуск». Изображение было чётким, но… без звука! С досады Галина пнула медный провод, заранее втиснутый в специальный антенный разъём телевизора, и седой мужчина в толстых чёрных очках, толь что нелепо открывавший рот, вдруг со всей силой в голосе подвёл черту, что космонавт на связь не вышел...

В тишине повис искренний и горький вздох женщины с причёской, сидевшей рядом с мужчиной в очках. Тогда тот отложил в сторону лист с текстом, а затем, как показалось Галине, даже снял очки и, закрывая сложную тему, осторожно подбирая слова, глядя прямо ей в глаза, произнёс их тепло и просто.

- Службы центра управления полётами в круглосуточном режиме следят за развитием событий. Следующий сеанс связи с кораблём состоится уже глубокой ночью. Об этом вы сможете узнать завтра из нашего утреннего выпуска. Уже из утреннего, Галина, вы слышите? - Галина неожиданно кивнула. - Ну вот и хорошо! Теперь к другим новостям...

Звук снова пропал. Будто его выключили сами дикторы. Будто они рассказали ей о самом главном на земле и теперь сделали потише, чтобы дать время собраться с мыслями. Вероятно, исходя из тех же соображений, по тому же пути пошли и работники местной подстанции: сначала за окном погасли уличные фонари, а секундой позже отрубило свет во всей новостройке.

Сразу после сообщения о Егоре двадцатилетняя старшая дочь Цымбалов Илона, незаметно стерев кинувшуюся было из глаз слезу, вдруг быстро ушла к себе, чтобы весь оставшийся вечер дрожащими руками пришивать тонкое кружево к дорогущему свадебному шёлку. Младшая же, пятиклассница Маринка, не замеченная прежде в экзальтированном поведении, заперлась в своей комнате, как ненормальная, стала орать - «он же там совсем один», затем бросилась к бабушкиному пианино и врезала Бетховена так, что сверху постучали. Аня энергично прощалась с Цимбалами, но Людмила Пална и Ричард Петрович и слышать ничего не хотели. Они извлекли из-под холодного окна утятницу, поставили её на огонь и, не переставая расспрашивать о Галине, почти уговорили Аню задержаться на рюмочку; «из солидарности», конечно, не без внутренней борьбы, привыкшая к подобным вызовам Аня отклонила-таки, зазывавшее её в долгую душную ночь предложение хлебосольных Цымбалов и заторопилась назад. Тут и электричество кончилось.

После часа отсутствия, обхватив руками, стеклянную банку, в которой горела большая белая свеча, Аня вошла в распахнутую дверь безмолвной, словно, опустевшей квартиры.

Кутаясь в плед из верблюжьей шерсти и аромат свежемолотых зёрен арабики, подобрав под себя озябшие ноги, в кресле напротив окна сидела Галина. Она прижимала то одну, то другую ладонь к горячим краям большой белой чашки, твёрдо вставшей на массивный резной подлокотник.

- Газ они выключить не посмели, - звонко проинформировала Аня и, не ставя точку, вдруг прохрипела, - это что - кофе?!

Галина уже собралась ответить, но вместо этого не громко чихнула. 

- А знаешь… поживу-ка я у тебя немного, - решительно объявила Аня и упорхнула в неосвещённую кухню, держа перед собой импровизированный фонарь, которым её одарили Цымбалы. - Малышку сюда привезу… Покатаю её на лодке, пока лёд не встанет… А за лошадками… За лошадками, я думаю, председатель присмотрит… А что?.. Он давно помощь предлагает… говорит, когда он был совсем ещё мальчиком, командовал целым табуном… вот пусть теперь радуется, а я посмотрю, какой из него зимой пастушок выйдет!..

Неунывающий нрав подруги постепенно наполнял внутренним светом лицо Галины. Где-то глубоко в сердце замерцала её улыбка.

Оставив «фонарь» на кухне, Аня, не спеша, вернулась в комнату. Осторожно поставила свой кофе на край подоконника, аккуратно подоткнула угол колючего одеяла, заботливо укрыв мрамором сверкнувшую в ночи Галинину щиколотку и, не на секунду не прерывая ход их удивительной беседы, тихо придвинула к окну второе кресло.

Галина продолжала хранить молчание и всё настойчивее вглядывалась в высокое тёмное небо, словно поспорив, что первой заметит утренний луч… Возможно, не ясный, по-осеннему хмурый, но который она ни за что не пропустит.

Москва, 31 октября, 2020 г.