Москва. Большая Лубянка. ВЧК

Предисловие

Люди, рожденные в двадцатом веке хорошо знакомы с названием такой организации, как ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия). Сформированная правительством советов для борьбы с контрреволюцией, спекуляцией, комиссия взяла на себя роль не только избавительницы от чуждых элементов, но и  карающего меча революции, безжалостного, жестокого и всеобъемлющего.
В СССР в технической литературе, книгах, фильмах много освещалось о нелегкой работе данной спецслужбы, о подвигах чекистов, о секретных заданиях, которые они мужественно выполняли. Все это мы впитали в себя «с молоком матери». А было ли что-то противостоящее этой организации? Оказывается, было, начиная от белой контрразведки и заканчивая антисоветским центром за рубежом.
История работы некоторых разведчиков, сражающихся против чекистов и Разведупра Красной армии, подробно отражена в первой и второй книгах «Мятеж». За основу взяты события, связанные с историческими реалиями, например: Колыванским восстанием летом 1920 года и первые ростки белой контрразведки в антисоветском зарубежном центре.
За несколько лет до знаменитых чекистских операций «Трест» и «Синдикат», белая контрразведчица Дана Потапова (она же: Соколовская, Анастасия Игнатьева, Анна Фрейзон), в 1920 году была внедрена в Ново-Николаевскую чека и прошла нелегкий путь, оказав Особому отделу ВЧК достойное сопротивление. Ей пришлось упражняться в умственных способностях с такими видными деятелями ВЧК, как Менжинский и Артузов, которые через несколько лет после этих событий обошли своим умением и хитростью генералов: Врангеля, Кутепова и Миллера, руководителей знаменитого РОВСа (Российский общевойсковой союз).
Судьба Даны Соколовской до сих пор неизвестна, в начале двадцатых годов она была вынуждена скрываться от ГПУ (Государственное политическое управление), покинув Париж, она уехала с маленькой дочкой в столицу Болгарии, Софию.


Мятеж.

Книга 2

глава 1

Москва. Большая Лубянка. ВЧК


Дана Соколовская, побывав в Чаусе, а так же в освобожденной от повстанцев Колывани, вернулась в Ново-Николаевск на место службы в здание чека на Болдыревской улице. Начальству уже доложили, что Малышев пропал, его не обнаружили ни на озере, ни в лесу, ни в полях. Дане при опросе пришлось сослаться на командира Новикова и на то, что она ранее указала ему место, где рассталась с начальником следственного отдела Малышевым.
Председатель уездной чека Прецикс сидел за столом в кабинете начальника секретно-оперативного отдела и, прищурившись, внимательно наблюдал за реагированием Соколовской на каждый заданный вопрос. Он специально не разрешал ей сесть на стул, чтобы чувствовала неудобство перед своим начальником. На столе лежал официальный документ, в котором располагалась объективная информация: «В течение двух дней откомандировать сотрудницу чека Анастасию Игнатьеву в распоряжение председателя Омской ВЧК Павлуновского. Отъезд Игнатьевой хранить в строжайшем секрете. Подпись: начальник Особого отдела ВЧК, В.Р. Менжинский».
Прецикс искоса взглянул на своего заместителя и, слегка прищурив правый глаз, дал понять, чтобы тот начал опрашивать сотрудницу.
– Игнатьева, а ну-ка объясни нам недалеким, куда подевался Малышев? – подковырнув, спросил Гранов.
– Не имею представления, Василий Андреевич.
– Анастасия Александровна, давай рассказывай и в подробностях, – попросил Прецикс.
– Новиков направил наш незначительный отряд для розыска бандитов, орудовавших в районе Чауса. В четырех километрах от села, в небольшом лесу мы подверглись нападению мятежников и в завязавшейся перестрелке два чекиста, и сельский активист были убиты. Видимо услышав выстрелы, к нам на помощь подоспел отряд разведчиков, но в перестрелке с мятежниками основная часть красноармейцев погибла. Малышева ранили в руку. Без всяких возражений с моей стороны, он приказал мне возвращаться в Чаус, а сам остался в лесу ожидать помощь.
– Это полное безрассудство, почему он не отправился с тобой? – спросил Гранов.
– Откуда мне знать и как я могла ослушаться приказа начальника.
– Вернее своего любовничка, – съязвил Гранов.
– Прекрати! – одернул Прецикс Гранова и кивнул Соколовской, – продолжай.
– Я пошла, но через какое-то время за спиной слышала выстрелы. Была мысль вернуться, но приказ… Что случилось с Малышевым, не могу знать. Было бы замечательно, если б он остался жив, – печально произнесла Дана, но в душе продолжала верить в чудо, что Василий помог Матвею и Михаилу выбраться из оцепления красных войск и попасть к повстанцам во Вьюны.
– Трое, оставшихся в живых бойцов разведчиков утверждают, что именно Малышев и какие-то неизвестные люди стреляли в командира красного разведотряда и убили его. Какое-то время ты была вместе с ним, так кто же помогал Малышеву?
– Когда началась стрельба, мы с Малышевым находились в лесу, он приказал мне укрыться за деревьями, а сам поспешил на выстрелы. Я совершенно ничего не понимала, что там произошло, в общем полная неразбериха. Скорее всего, за лесом в тылу и с обоих флангов наступали мятежники, красноармейцы, как раз отбивались. Я притаилась, а когда стрельба утихла, вышла из леса. В поле лежали трупы красноармейцев. Я позвала Малышева, но он не отозвался. Я опасалась, что бандиты вернутся, больше ждать не стала и направилась в Чаус.
– Если все обстоит именно так, как говорит Игнатьева, мятежники могли взять Малышева в плен, ведь его ранили в руку, – предположил Гранов, – нужно срочно объявить его в розыск, вопросы к нему накопились. Игнатьева, а теперь разъясни еще одну ситуацию: ты была рядом с Малышевым в тоннеле, когда убили нашего агента. Что скажешь по существу?
– В тот день поздно вечером Малышеву поступил сигнал, что агент чека просит о помощи, нужно было срочно добраться до Переселенческого пункта и решить какой-то вопрос.
– От кого поступил сигнал? – спросил Прецикс.
– Как я поняла, вас не было на месте, и Малышев взял на себя ответственность помочь агенту. Мы были на дежурстве. Василий спросил, пойду ли я с ним? Конечно, я согласилась. Мы встретились с агентом на Сибирской улице, и он что-то объяснил Малышеву, после этого мы втроем направились на Владимировскую улицу. В тоннеле нас остановил патруль. Агент чека внезапно выстрелил, патрульные в ответ открыли огонь и попали в агента. После инцидента Малышев отправил меня в общежитие, а утром я вместе с ним явилась на сборный пункт в Красные казармы.
– Начальник патруля утверждает, что звук выстрела донесся с наружи тоннеля, – уточнил Гранов.
– Как вы себе это представляете? Агент находился в тоннеле, когда прозвучали первые выстрелы. Да, я подтверждаю, он успел выскочить из тоннеля, но упал от него в шагах пяти...
– Ладно, разберемся, – прервал Дану Прецикс, – Игнатьева, как ты вообще могла без моего приказа покинуть рабочее место?
– Август Васильевич, вы были в отъезде. Малышев спросил меня, хочу ли участвовать в операции по ликвидации бандитов. Я сочла нужным быть там, где находятся мои боевые товарищи, то есть на фронте и вести следствие над преступниками-бандитами…
– Вот только давай обойдемся без пафоса, – перебил Соколовскую Прецикс, – я предупреждал, что ни сегодня, завтра тебя могут отправить в Омск. А если б тебя убили. Неужели не могла на меня сослаться.
– Простите, Август Васильевич, не вижу смысла оправдываться дальше. Я виновата перед вами.
– Ты говорила Малышеву, что тебя направляют в Особый отдел ВЧК? – неожиданно спросил Гранов.
– Никак нет, я сохранила это в тайне.
– Ну, смотри Игнатьева, если Малышев отыщется и мы докажем, что он вражеский агент, ты машинально станешь его соучастницей, под трибунал пойдешь, – пригрозил Гранов.
– Хватит! – одернул Гранова Прецикс, – значит так, Игнатьева, у тебя полтора суток на сборы, немедленно передашь свои дела под роспись другому работнику. Отдохни и послезавтра полуденным поездом отправишься в Омск. Тебя встретят на вокзале.
– Я одна еду? – спросила Дана, вспомнив предупреждение Матвея, что в Москву должны еще кого-то отправить.
– Конечно одна, а тебе что, одной скучно? – с ироний спросил Прецикс.
– Нет, Август Васильевич, я просто так спросила.
Председатель чека взял со стола документы и, поднявшись, направился к выходу.
– Игнатьева, задержись-ка на минутку, – попросил Гранов. Дождавшись, когда Прецикс выйдет за дверь, предложил Дане сесть и, уставившись на нее холодными глазами, продолжил, – знаешь, Соколовская, я почему-то тебе не верю, у меня чутье на таких, как ты. Как бы ты не перекрашивалась из белого цвета в красный, но будь моя воля, я бы тебя расстрелял еще год назад.
– Вообще-то у меня сейчас фамилия Игнатьева и еще, товарищ начальник, знаете, какая среди людей бытует хорошая поговорка: бодливой корове Бог рог не дал.
– Что?! Совсем обнаглела, потаскушка белогвардейская…
– Гранов, оставьте свои оскорбления для какой-нибудь другой овечки, я не намерена отвечать на ваши глупые вспышки гнева. Расстреляли бы, да не вышло, по-вашему. Обещаю, если мы когда-нибудь с вами встретимся, я приложу все усилия, чтобы та встреча стала для вас последней. И учтите, если со мной что-то случится, и я не доеду до Омска к Павлуновскому, вся ответственность ляжет на вас. Я изложила все претензии на ваш счет в письме и в случае моей гибели оно будет немедленно доставлено в особый отдел ВЧК и заметьте, не Павлуновскому, а Менжинскому.
– Так вот, как ты все повернула! Осмелела, страха больше не боишься. Очень жаль, что некоторые наши товарищи не хотят мне верить, ты же затаившийся враг, тебе удалось изобразить из себя невинную жертву белого террора и обмануть Прецикса с Павлуновским. Я бы такого не допустил. Но ничего, я постараюсь тому же Менжинскому отправить подробный рапорт и как бы ты не выкручивалась, тебя все равно признают врагом советской власти. А теперь пошла отсюда вон!
Помня наставления Малышева на счет Гранова, Дана решила оставить за собой последнее слово.
– Смею напомнить, ваша мерзкая похоть не останется безнаказанной, как только я окажусь в центре, я тоже дам знать кому нужно, какой стервец орудует среди чекистов грязными методами.
Дана, смело взглянув Гранову в глаза, высоко подняла голову и спокойно вышла из кабинета. Закрыв за собой дверь, она зажала рот ладошкой и неожиданно для себя, вспрыснула. Ей самой понравилось, как она первый раз за все время работы с Грановым, «окатила его ледяной водой».
Придя в общежитие в свою комнату, Соколовская села на стул и, оглядевшись по сторонам, печально подумала: «Ну, вот, опять придется менять место, но теперь меня ждет большевистский рассадник. Бывало, ездила в Москву и наслаждалась, сколько хороших воспоминаний осталось. Теперь же Москва – столица совершенно другой страны. Нет прежней России и, похоже, никогда не будет. Большевики заполонили весь город, разные там делегаты соввласти съехались со всей страны. Волостные, сельские обыватели, взбудораженные революционными лозунгами, и мотивированные военным переворотом красных наводнили Петроград и Москву».
Теперь Дане придется мобилизовать свой ум, чтобы «перевоплотиться» в коварного революционного демона и научиться давать отпор каждому, кто посягнет на ее свободу. Нелегко будет, но она обязана стать сметливой, сдержанной, скрытной, поэтому должна выкладываться по-полной: показатели преданности и прилежности должны зашкаливать, чтобы красные руководители поверили и доверили ей выполнять свои сокровенные замыслы. С этого дня ей предстоит отойти от «мирской» жизни и стать большевистским «аскетом» в красной обители. В первую очередь нужно тщательнее обдумывать все поручения чекистов, подпускать с осторожностью новых знакомых, анализировать разные ситуации и выискивать благоприятные выходы. Василий и Матвей не зря предупреждали Дану о предполагаемых провокациях чекистов, это будут – настоящие проверки, которые могут стоить ей жизни, если упустить что-то важное. Пока белая контрразведка не свяжется с ней и не начнет помогать информацией, она может рассчитывать только на себя, а это значит, ей необходимо реорганизоваться, внимательно следить за сотрудниками чека, больше получать о них сведений. Предупреждать аресты сослуживцев, готовить ликвидацию оперативных агентов чека и тщательно заметать следы. Если в прежнее время рядом с Даной находился друг Василий Малышев, то теперь она будет нуждаться в другом человеке, который помогал бы ей добывать разные сведения и подстраховывал. Ей нельзя доверять тем, кого чекисты обучают в центре, там не будет друзей, ее будут окружать одни враги, за исключением некоторых, имеющих тайную связь с белой контрразведкой, но и среди них могут оказаться провокаторы и предатели. Теперь многое будет зависеть от ее сообразительности, выдержки и расчета.
Дана долго не могла уснуть, думая о Матвее, Василии и Михаиле. «Что будет с Васей, если вернется в чека, как он снимет с себя тяжкие обвинения? Гибель агента в тоннеле и расстрел командира с красными бойцами под Чаусом – это прямое доказательство его участия в действиях. Хоть бы Вася и Миша остались с повстанцами. Господи, как они там, смогли ли доехать до Вьюнов или укрылись в другом месте? Матвей, милый, как хочется многое тебе сказать, побыть с тобой рядом пока не поправишься».
После стремительных событий и расставания с дорогим мужчиной, Дане не раз грезилось, как она нежно обнимает Матвея, целует и при этом признается в любви. Иногда в памяти воскресал муж Петр, которого самозабвенно любила и попыталась сравнить чувства к обоим мужчинам. Получается, что любовь бывает разной, а не той, какую хотелось бы вновь испытать. Дана отчетливо поняла, что сильное чувство, возникшее впервые не уступает другому, и оно сохранилось в памяти навечно. Но сознание подсказывало реальную вещь – Петр больше не вернется. Что будет у нее с Матвеем, встретятся ли они когда-нибудь, Дана не могла предугадать, ведь она покинет Россию, и кто знает, возвратится ли сюда вновь.
На следующий день с утра Соколовская решила сходить в Алтайскую лавку, куда заглядывала в экстренных случаях. Купив мед, передаст короткое сообщение связному лавочнику. «Кто-нибудь из наших рано или поздно появится в городе, и они будут знать, что меня отправили в Москву». Дана непроизвольно постучала в дверь и вошла внутрь. Ее встретил совершенно другой человек, а не услужливый пожилой мужчина, который состоял в белой контрразведке связным. Соколовская выбрала баночку свежего меда и спросила:
– А где Василий Сидорович, сегодня вы его замещаете?
– Сожалею, госпожа, но Василий Сидорович больше не будет здесь работать.
– А что случилось, его перевели в другое место? – удивилась Дана.
– На днях здесь похозяйничали люди из одной организации… Ну, вы догадываетесь о ком я говорю и хотели арестовать прежнего хозяина лавки. Короче говоря, в перестрелке его убили.
– Какой ужас! О боже, что за времена настали, ведь он был милейшим человеком? – искренне посочувствовала Дана.
Попрощавшись с продавцом, она вышла из лавки и по дороге в общежитие периодически смотрела по сторонам и изредка оглядывалась, проверяя, нет ли за ней слежки. Придя в комнату, стала обдумывать создавшуюся ситуацию. «Значит Василий Сидорович погиб. Чекисты шли наверняка, значит, явка провалена. Бессмысленно идти к другому связному, вдруг за мной следят, сразу же заподозрят, а вдруг и там провалилась явка. После подавления восстания многих проверяют, подозрительных арестовывают, скорее всего, кто-нибудь под пытками проговорился. Василий Сидорович опытный связной, он не мог попасться на мелочи, значит, кто-то действительно сдал его чекистам. Представляю, как бы возликовал Гранов, если бы уличил меня в контрреволюционных действиях и арестовал при встрече со связным. Ах, Василий Сидорович, вы ценой жизни спасали нас, царство вам небесное и светлое место».
После обеда к общежитию подъехала двуместная повозка, на заднем сидении сидел молодой человек в форменной одежде. Дана узнала его, это был работник транспортной чека – Лосьев. Поздоровавшись с Соколовской, он объяснил, что его послал Прецикс помочь с поклажей и проводить до вагона. Извозчик помог перенести два чемодана с вещами. Лосьев проводил Дану до перрона, где уже стоял пассажирский состав. Посадив ее в вагон, помог занести чемоданы в купе и, попрощавшись, вышел на перрон. Громко просигналил паровоз, вагоны дернулись и поезд отправился в Омск.
По подсчетам Даны поезд должен приехать в Омск глубокой ночью. Хоть ее предупредили, что встретят, но все равно тревожилась, если что-то пойдет не так, придется до утра задержаться в здании вокзала, не пойдет же она ночью разыскивать здание ВЧК.
По прибытию в Омск Соколовскую на перроне встретил молодой мужчина в военном обмундировании, он возил на служебной машине председателя ВЧК Павлуновского. Они прошли на территорию, прилегающую к вокзалу, где находился автомобиль. Чекист был молчалив и совсем не задавал вопросов, только молча, кивал и помог Дане перенести багаж в номер гостиницы.
На следующий день утром все тот же мужчина отвез Соколовскую в здание, где располагалось управление ВЧК Сибири. Дана первый раз увидела Павлуновского, при встрече с которым трепетали все уездные чекисты. Это был молодой мужчина, тридцати двух лет от рождения, от больших залысин на высоком лбе, его лицо казалось вытянутым, в глаза бросался массивный подбородок.
– Здравствуйте Анастасия Александровна! Как добрались?
– Добрый день Иван Петрович. Рада с вами познакомиться, много слышала о вас хорошего от товарища Прецикса. Доехала хорошо, устроилась в гостинице. Спасибо вам за заботу.
– Здесь вы недолго задержитесь, через три дня в Омске останавливается поезд, следующий из Владивостока в Москву. В литерном вагоне на вас отдельно забронировано купе. Надеюсь, Прецикс вам объяснил, что вами заинтересованы товарищи Дзержинский и Менжинский, вас направляют для выполнения особо важного задания. От себя добавлю, миссия чрезвычайно секретная и не подлежит огласке. Имейте в виду, разглашение секретных сведений строго караются по закону, чека всегда начеку, – закончил Павлуновский своей любимой поговоркой.
– Я понимаю, Иван Петрович. Можно один вопрос?
– Да, конечно.
– Мое прошлое или вернее сказать родственные связи могут как-то негативно отразиться на моей будущей службе?
– Все это отразилось бы на вас год назад, но, тем не менее, вам доверяют и готовы работать с вами дальше. Прецикс выдвинул вашу кандидатуру и после изучения вашего личного дела я поддержал его прошение, в центре утвердили. Я понятно выразился?
– Вполне, я удовлетворена.
– А теперь Анастасия Александровна, ответьте, что произошло между вами и Грановым?
Соколовской не было смысла утаивать что-то от Павлуновского, и она рассказала все как есть, даже не утаила об «отношениях» с Василием Малышевым.
– До меня доходили слухи о недостойном поведении Гранова в отношении женщин, я уже разговаривал на эту тему с Прециксом. Скоро наше управление должно переехать в Ново-Николаевск, как только прибуду на место, постараюсь закрыть этот вопрос с Грановым. Можете идти Игнатьева, перед отъездом мы еще раз встретимся, получите кое-какие документы и деньги на дорогу.
В целях строжайшей секретности Дану Соколовскую провожал на поезд все тот же водитель Павлуновского. Он помог молодой женщине с багажом и посадил в вагон. Поезд тронулся, увозя Дану в тревожное, неизведанное будущее. Все, теперь она окончательно уверовала – ее ждет столица. Если за время поездки никто из белой контрразведки с ней не встретится, значит, появление связного нужно ожидать в Москве.
Соколовская расположилась в купе одна. Павлуновский предупредил, что до самой Москвы к ней подсаживать никого не будут, таков приказ был дан проводнику и начальнику поезда. На непредвиденный случай Дане выдали служебный револьвер, но в сумочке у нее хранился неизменный браунинг. Иногда она прятала его за корсажем. Время неспокойное, всякое может случиться, кто-нибудь может пристать к красивой, одинокой женщине, поселившейся в купе. Павлуновский приказал снабдить ее продуктами и настоятельно рекомендовал не ходить в ресторан, чтобы не привлекать мужчин своей впечатляющей внешностью. И к тому же, вагон-ресторан находился в середине состава и, сообщение между вагонами не везде существовало, людям приходилось сидеть в ресторане от стоянки до стоянки поезда. Так что Дане пришлось привыкать к одиночеству. Но скучать было некогда, она с интересом изучала книги, полученные от посыльного из белой контрразведки накануне поездки, как разведчику вести себя в крайне трудных условиях и знакомилась со службой филеров жандармского управления бывшей России.
Поезд пересек Урал и достиг крупной станции – Казань. Вечерело. После того, как состав тронулся, кто-то тихо постучал в дверь купе. Дана насторожилась, проводник в такое время никогда не беспокоил. На всякий случай положила браунинг под подушку. Стук повторился, отозвавшись в сердце Соколовской радостным событием – это был условный сигнал, оповещавший, что прибыл связной. Она открыла дверь и, увидев молодого человека с худощавым лицом, с тонкими, загнутыми на концах усиками, спросила:
– Гражданин, что вам нужно, очевидно вы ошиблись купе?
Данная фраза слово в слово являлась паролем. Дана с замиранием ждала ответа.
– Госпожа Игнатьева, не волнуйтесь, я отниму у вас буквально семь минут. Разрешите представиться – Андрей Всеволодович.
– Заходите скорее, нас никто не должен видеть, – обрадовавшись, сказала Соколовская и, взяв гостя за рукав пиджака, увлекла в купе. В целях строжайшей конспирации к Соколовской надлежало обращаться по фамилии, присвоенной чекистами.
– Анастасия Александровна, как вам путешествие, все хорошо?
– Все превосходно, никаких злоключений. Слава богу, что вы пришли, грешным делом я уж подумала, что придется ждать связного в Москве. Андрей Всеволодович, извините за нетерпение, есть какие новые сведения о нашей Ново-Николаевской группе, об Учителе?
– К сожалению, пока тихо. В уезде неспокойно после подавления восстания, чекисты и красноармейцы лютуют, идут глобальные аресты, многие наши попали в тюрьму по чистой случайности. У кого были надежные документы, тем удалось избежать арестов.
– Я понимаю, – печально произнесла Дана, – давайте перейдем к делу.
– Никаких записей делать не нужно, запоминайте. Раз вас направили в Москву, то со временем узнаете конечную цель вашего вызова в ВЧК. Возможно, в ближайшее время с вами свяжется наш контрразведчик, запомните его инициалы – это Серокозов Алексей Дмитриевич. Пароль и отзыв между вами новый, запомните его. Вот вам небольшой саквояж, центр посылает кое-какие зашифрованные документы и деньги. Здесь для вас гостинец, положили кое-что из еды. Анастасия Александровна, будьте очень внимательны и осторожны. Если возникнет острая ситуация и понадобится наша помощь или необходимо будет передать что-то срочное, обратитесь в особый отдел ВЧК к товарищу Хазарову Владимиру Егоровичу – это наш человек, но только в вынужденном случае.
Соколовская передала зашифрованный текст, адресованный полковнику Мезенцеву и, кое-что объяснила на словах.
– Цель, с которой Павлуновский направляет меня в Москву, действительно до конца неясна. Говорит, что я должна выполнить какое-то особое задание. С его слов меня к этому делу привлекли Дзержинский и Менжинский. Как видите, одиозные личности из руководства ВЧК что-то хотят от меня, скорее всего это связано с моими родителями и заграницей. Еще один важный момент, в Москву меня направили не одну, из Ново-Николаевской чрезвычайки еще кого-то мобилизовали, об этом предупреждал Матвей Гольцов.
– Анастасия Александровна, мы постараемся узнать, кого еще направили. Рад был воочию увидеть вас и побеседовать. К сожалению, мне нужно вас покинуть, на ближайшей станции я сойду. Нельзя подвергать вас опасности. Еще раз прошу, будьте осторожны.
– Спасибо Андрей Всеволодович, и вам всего доброго. Прошу вас, когда увидите Мезенцева, передайте ему, я очень жду вестей о нашей группе.

Прибыв в Москву, Дана опять была удивлена, на перроне у вагона ее встретил мужчина среднего возраста и, представившись сотрудником ВЧК, проводил к машине. По дороге они обмолвились несколькими словами.
– Как вы узнали, что нужно встречать именно меня?
– У вас впечатляющая внешность и к тому же у меня с собой ваша фотография.
– Я так и подумала, – улыбнувшись, произнесла Дана.
Проезжая по Большой Лубянке, шофер доехал до главного управления и свернул налево в Варсонофьевский переулок, где были расположены гостиницы и общежития-коммуны для сотрудников чека.
Заселили Дану в небольшую отдельную комнату на втором этаже. Единственное окно выходило во внутренний сквер, расположенный между домами. В углу возле окна стояла небольшая железная печка – «буржуйка». В противоположном углу лежало несколько поленьев, что по тем временам являлось острой нехваткой. Проживающие сами добывали себе топливо, только по особому распоряжению ВЧК комендант общежития выдавал некоторым несколько поленьев для отопления. Посредине комнаты располагалась узкая железная кровать с сеткой. У стены находился небольшой столик, над которым подвешен шкаф для посуды. По бокам стола разместились два стула. Дана оглядела убогое жилище и тяжело вздохнула, вспомнив петроградскую благоустроенную квартиру, в которой провела счастливое детство и юность.
На следующий день Соколовская должна явиться в здание ВЧК на Большой Лубянке и, получив пропуск, пройти в кабинет Менжинского.

Для того чтобы быть уверенным в чекистской сотруднице Анастасии Игнатьевой, уже получившей в Московском центре псевдоним – Анна Владимировна Фрейзон, заведующий особым отделом ВЧК обязан проверить ее на надежность. Так было всегда, даже во времена борьбы с царской охранкой большевики проверяли своих членов экстремистских групп. Если среди них оказывался предатель, его незамедлительно казнили, и это было наглядным примером для других.
«Необходимо устроить ей обязательную проверку, перед тем, как она поступит в учебный центр на курсы разведки», – размышлял Менжинский, просматривая личное дело Игнатьевой-Соколовской. Вячеслав Рудольфович – мужчина средних лет, с удлиненным торсом, с подвижными руками, с пошатывающейся походкой из-за болезни спины. Носил пышные усы. Из-за ухудшения зрения пользовался пенсне. От непрерывного, большого объема работы он выглядел уставшим. Умный, обладающий хорошей интуицией, Менжинский с легкостью включался в любое дело, особенно если оно касалось разведки и большевистской идеологии.
Изучая личное дело и характеристики от Прецикса и Павлуновского, он наткнулся на знакомую фамилию – Соколовский. Год назад они с Артузовым разрабатывали дело о заговорщиках. Так вот, эти самые заговорщики оклеветали преподавателя высшей математики Соколовского, перед которым после следствия пришлось извиниться. «Интересно, имеет ли преподаватель Соколовский какое-либо отношение к расстрелянному мужу Даны Соколовской? Нужно проверить эту информацию».
Менжинский, вызвал к себе особо уполномоченного ОО ВЧК Артузова. Это был молодой мужчина лет тридцати, среднего роста, широколицый, с короткой стрижкой волос, зачесанных назад. Он носил усы и небольшую «профессорскую» бородку. Заходя в кабинет начальника, Артузов не переставал удивляться обстановке: кресла, диваны, обтянутые кожей и, пожалуй, главный «лежак» заведующего ОО ВЧК, на котором он «вечно» лежал. Болезнь не давала Менжинскому долго сидеть, потому он часто принимал посетителей, лежа на диване.
Менжинский объяснил Артузову суть дела.
– Артур, Павлуновский прислал в Москву для обучения на курсах разведки трех исполнительных чекистов, но хочу заметить, одна из них не пролетарского сословия, а из семьи отставного генерала Потапова. К тому же была замужем за белым офицером, фамилия ее Соколовская. В Ново-Николаевской чека она работала под фамилией Игнатьева, у нас она будет числиться Анной Фрейзон.
– Вот как, значит одна из сотрудников – женщина. Кстати, недавно мне пришлось изучить дело Потапова, бывшего начальника особого отдела Петроградского жандармского управления. Он эмигрировал с женой во Францию и теперь живет в Париже. А жаль, в России у него была бы одна дорога – к стенке.
– Потапов служил в разведке и не имел отношение к полицейским органам. Плохо то, что в эмиграции он изменил России и теперь преподает свои знания в Парижском военном учреждении.
– А что еще от них ждать, эти военные чиновники с легкостью переходят на сторону врага.
– Артур, об отце Анны Фрейзон мы поговорим отдельно, а пока займемся дочерью. Чтобы привлечь к борьбе с антисоветскими деятелями за границей, ее стоит проверить, какова она окажется в деле, не подведет ли, в общем, займись ею лично.

Артузов, скрупулезно изучая дело Фрейзон, старался понять, какое значение теперь имеют для нее родственные чувства к родителям и сестре, притупились ли они, пока работала в чека, ведь однажды встретившись с ними, придется сдерживать свои эмоции, или разыгрывать из себя любящую и благовоспитанную дочь. Артузова заинтересовал один документ из личного дела – акт допроса, указывающий, что Фрейзон действительно была замужем за белым офицером и, в ее памяти он сохранился прекрасным мужем и замечательным человеком – это немного настораживало.
Еще в апреле месяце сего года Дзержинский, издав приказ, внес изменения в ОО ВЧК, в нем говорилось, что после разгрома шпионских антисоветских организаций в России, нужно готовить своих разведчиков к заброске за рубеж. Именно после этого приказа Дзержинский передал Менжинскому, а тот Павлуновскому, чтобы подобрали людей, преимущественно чекистов для подготовки и заброске их на запад. Павлуновский дал задание Прециксу, чтобы подготовил к отправке в центр двух Ново-Николаевских сотрудников чека. В июле месяце Павлуновский по отдельности отправил в Москву трех чекистов, одним из кандидатов стала Анастасия Игнатьева, а вторым – Иван Щербаков. По протекции Павлуновского третьим кандидатом стал действующий сотрудник СОО ЧК города Омска – Черкасов Алексей, ранее служивший в Разведывательном управлении Красной армии. Он был истинным приверженцем делу революции и зарекомендовал себя деятельным сотрудником секретно-оперативного отдела Омской чека. Здесь в московском центре Черкасову присвоили псевдоним – Глеб Михайлович Гутерман, а Щербакову – Кудесников Владимир. Готовить разведчиков будут по специальной программе для последующих оперативных акций против белоэмигрантов.
Чтобы проверить Фрейзон, Артузов пригласил к себе в кабинет Гутермана и в завязавшемся разговоре Глеб Михайлович предложил довольно оригинальное решение данного вопроса. Речь шла о бывшем белом контрразведчике капитане Пожидаеве, расстрелянного как врага советского государства, а созданная чекистами легенда поможет проконтролировать дальнейшие действия Фрейзон.
Артузов, не откладывая, поднял дело Пожидаева, кое-что нашлось из его прежней жизни, из допросов самого капитана и знающих его ранее соратников. Артузов согласовал план проверки с Менжинским и, подключив к делу Гутермана, в деталях обговорил с ним легенду о расстрелянном Пожидаеве. Конечно не факт, но, если Фрейзон имеет отношение к белой контрразведке, то откликнется на предложение «Пожидаева» познакомиться. Тогда он должен знать пароль, который чекисты не могут иметь в принципе. Руководители ВЧК все же рискнули подослать Гутермана к Соколовской, с целью выведать насколько надежны и верны ее революционные взгляды. По выдуманной легенде Глеб Гутерман знал раньше Петра Соколовского и, войдя в контакт с Фрейзон, должен передать ей важные сведения о готовящейся операции чекистов в центре белой эмиграции в Париже. Необходимо обыграть дело так, чтобы Фрейзон передала секретные сведения своему отцу генералу Потапову, предупредив об опасности, исходящей от ВЧК. Если Анна придет к начальству и доложит о встрече с белым «контрразведчиком» и сдаст его в руки чекистов, то уровень доверия к ней значительно повысится. Если же сведения будут переправлены в центр белой эмиграции без ведома чекистов, с Фрейзон необходимо будет покончить. Хотя, как размышлял Артузов, какое-то время с ее помощью можно будет поиграть в «темную» и использовать в дальнейшем, пропуская через нее ложную информацию, но относиться к Фрейзон нужно будет как к заклятому, затаившемуся врагу и, обучать в центре по сокращенной специальной программе, чтобы она не заподозрила неладное.

В один из августовских дней Дана Соколовская до начала курсов разведки, решила побывать в особо памятном месте. Доехав до Неглинской улицы, остановилась перед зданием бывшего ресторана Эрмитаж. Тяжело вздохнула, вспоминая, как в тот памятный день познакомилась с Петром. Теперь это красивое трехэтажное здание занимала Американская миссия.
Вернулась к общежитию в Варсонофьевском переулке и направилась в центр, где в одиннадцатом доме на Большой Лубянке проводились занятия. Инструкторы занимались отдельно с каждым курсантом, все были разобщены и естественно не могли друг друга видеть.
В этот день стояла теплая, солнечная погода. Дана, как всегда, не меняя маршрут, шла по Варсонофьевскому переулку. Дул свежий ветерок, поигрывая светлыми локонами. Она услышала за спиной четкие шаги и, остановившись, увидела, как к ней приближается человек. Соколовская насторожилась, когда к ней подступил мужчина среднего роста, плотного телосложения и, остановившись, удивленно воскликнул:
– Дана Петровна! Вы же Дана Соколовская?
– Вы ошиблись, гражданин.
– Но, как же так, Дана Петровна, неужели вы меня не узнали? Вспомните, семнадцатый год, Петроград, вы приходили со своим мужем Петром на квартиру к моей матушке Серафиме Пожидаевой, у нас тогда состоялся вечер встречи друзей. Петр буквально на несколько дней приехал с фронта. Вы выглядели такой счастливой парой. Разрешите представиться, я Семен Александрович Пожидаев, мы с вашим мужем были дружны и учились вместе в Омском кадетском корпусе, а потом воевали в одном полку. Неужели вы меня не помните?
Действительно, Дана вспомнила тот июльский вечер, когда Петр пригласил ее на встречу и, они приехали на квартиру расположенную в доме недалеко от Конюшенной площади. Но она не могла вспомнить именно этого мужчину, ведь на вечере собралось человек десять офицеров, а то и больше, тогда они бурно обсуждали военную и политическую обстановку в России.
– К сожалению, вы ошиблись, я не Соколовская, – Дана улыбнулась и зашагала по тротуару вдоль узкой улочки.
– Подождите, не уходите, я хочу рассказать вам об одном эпизоде на той самой встрече, может, вы вспомните меня. Мы тогда с Петром приехали в Петроград с фронта из Могилева после создания Союза офицеров. Вспомните хорошенько, как собравшиеся у моей матери офицеры резко обсуждали то собрание: одни приветствовали февральскую революцию, но склонялись к старому режиму и хотели продолжать войну. Другие тоже приветствовали революцию, но хотели перемен и были против продолжения войны.
– Зачем вы все это рассказываете, я ведь все равно не та женщина, вы меня просто перепутали.
Дана продолжала упрямо стоять на своем, хотя припомнила гостеприимную хозяйку и офицеров, лица которых, к сожалению не запомнила. Может, как утверждает этот мужчина он и был капитаном Пожидаевым, но она его не припоминала. Прошло три года и за это время люди изменились внешне и внутренне, те офицеры разделились по классовой принадлежности и разобщили Россию. Вопросов к тем, кого уничтожила советская власть, точно нет, но опасаться стоило тех, кто перешел на сторону красных. Она прекрасно понимала мужа Петра, искренне верившего в патриотизм офицеров, они были за продолжение войны и освобождение захваченных территорий от врага. Петр относился с предубеждением к тем, кто отказывался повиноваться командирам и сочувствовал революционным солдатским комитетам. Дана предположила, что бывший капитан Пожидаев теперь мог придерживаться любой стороны. Если он белый офицер, то вряд ли так смело мог подойти к ней, ведь террор чекистов к белогвардейцам до сих пор не ослаб. Но, если он принял сторону красных, то дальнейшее рассуждение было не к месту, он мог работать на чека и быть провокатором, то есть одним из тех, кого они с Михаилом-Охотником и Малышевым так умело ликвидировали. Ей показалось, что сегодняшняя встреча с Пожидаевым в многолюдной Москве в затерявшемся среди домов и улиц переулке, была невероятна. Как он усмотрел, а тем более вспомнил идущую женщину, одетую обыкновенно, ведь он видел ее всего один раз и то в ослепительном платье? Дана вначале разговора подумала, если Пожидаев является связным белой контрразведки, то должен сразу же произнести пароль. Мужчина из белой контрразведки, с которым она встретилась в поезде по дороге в Москву, снабдил ее новым паролем. Пожидаев ничего подобного не озвучил. Значит, Соколовская обязана помнить предостережения Малышева и Матвея, ее обязательно будут проверять, но, тем не менее, решила сыграть с ним в опасную игру.
– Ну, хорошо, хорошо, допускаю, вы и есть тот самый капитан Пожидаев. Вы можете что-нибудь сообщить о моем муже?
– Дана Петровна, дорогая, разве вы не в курсе?
– В курсе чего?
– Неужели вы не знали, что ваш Петр погиб. Какая ужасная и тяжелая утрата для всех нас.
Дана тяжело вздохнула и, угрюмо посмотрев на Пожидаева, подозрительно спросила:
– От кого вы узнали, что Петра больше нет?
– От вашего отца, Петра Николаевича, это он сказал мне, что Петра расстреляли в белой контрразведке. Случилась какая-то нелепая ошибка, стоившая жизни Петру.
Дана на секунду призадумалась и спросила:
– Вы знаете моего отца?
– Да, знаю, я встречался с ним.
– Когда вы его видели и где?
– Последний раз зимой девятнадцатого, когда был в Париже.
Дана помнила дату смерти своего мужа, это случилось двадцать девятого июня девятнадцатого года и предположила, что такая встреча действительно могла произойти. Но она знала и другое: Петра расстрелял чекист Стрельников, об этом уже знает ее отец. А вот «капитан Пожидаев», почему-то этого не знает. Такие сведения мог дать только председатель уездной чека Прецикс.
Соколовская кивнула и ничего не сказав, направилась к зданию ВЧК. Она несколько раз оглядывалась и ждала, когда переулок опустеет. Затем зашла за угол и вошла в подъезд. Дежурный попросил предъявить пропуск.
Соколовская еще дважды контактировала с капитаном и узнала от него, что в Москве он находится проездом и скоро отбудет в Монголию, чтобы встретиться с бароном Унгерном. В последнюю встречу Пожидаев обратился к Дане с необычной просьбой:
– Дана Петровна, у вас есть возможность передать своему отцу важные сведения?
– Прежде чем продолжить этот разговор, ответьте на один вопрос: почему я должна вам доверять?
– Поймите, Дана Петровна, я не могу сейчас поехать в Париж или найти другой путь для передачи сведений. Сейчас я могу довериться только вам. Нашу группу раскрыли чекисты, время будет упущено, пока я найду иной способ передать важные сведения.
– Раз вы доверяете мне, то о каких сведениях говорите?
– Генерал Врангель готовит эвакуацию белого войска в Крыму.
– Врангель готовит эвакуацию! Кто сказал вам такую чушь?
– Вы должны знать, что войска барона не в состоянии отбиваться от нескольких армий, красные стягивают к Крыму огромные войска.
– Ну, хорошо, в чем-то вы убедили меня, однако, почему вы решили, что об этом не знают за границей?
– Об этом может быть, и знают, а вот о покушении на Врангеля…
– Кто ему угрожает? – перебила Дана.
– Нас известили, что в числе приближенных к барону работает агент чека и он передает сведения через женщину, она жена офицера из генеральского штаба. На Врангеля готовится покушение, где оно состоится нам пока неизвестно.
– А причем здесь мой отец, чем он поможет Врангелю?
– Дана Петровна, я не могу передать сообщение в штаб Врангеля по одной простой причине: сейчас у меня нет таких связей.
– А у меня, выходит, есть? – с иронией спросила Дана.
– Я знаю, Петр Николаевич быстрее меня решит этот вопрос.
– Семен Александрович, вы понимаете, что я рискую. Как без рекомендации я могу вам доверять?
– Хорошо, я открою карты. Вам что-нибудь известно о белогвардейском полковнике Мезенцеве?
– Кажется, где-то я слышала эту фамилию, но никогда не встречалась с ним.
– Так вот, я выполняю его задание, он командир нашей группы и полковник поручил мне доставить эти сведения, но, к сожалению, наша группа в Москве была провалена провокатором и арестована чекистами, связь прервалась.
Дана действительно слышала о Мезенцеве от Матвея, они были дружны. Она вздохнула украдкой, что-то близкое, родное всплыло в ее памяти. На сердце легла тоска от воспоминаний о последней, прощальной встрече с Матвеем, когда он получил тяжелые ранения. Но она твердо знала, что по легенде полковник Мезенцев погиб, и это обстоятельство было озвучено Малышевым. Еще один минус, чтобы не доверять Пожидаеву, возможно, он настоящий провокатор. В первую встречу Дана подумала, что капитана действительно послали подпольщики из контрразведки, но он не озвучил пароль и это было еще одним огромным минусом, чтобы не доверять Пожидаеву. Она решительно засомневалась в искренности капитана.
Вечером того же дня, Дана еще раз хорошенько обдумала все разговоры с Пожидаевым и утром решила поговорить с Артузовым. Она ничем не рисковала, составляя полный отчет о встречах с «белогвардейским» агентом.
Артузов с нетерпением ожидал дальнейших действий Фрейзон и был отчасти обескуражен таким результатом, ведь в глубине души он не до конца доверял Анне. Ознакомившись с отчетом, Артузов похвалил ее за бдительность, но пожурил, что сразу не пришла с докладом о Пожидаеве, а встречалась с ним несколько раз. Спрашивается, зачем она так поступила?
– Артур Христианович, я действовала по обстановке, не хотелось спугнуть белогвардейского агента. С самого начала у меня были кое-какие подозрения, я хотела с вами поделиться, но было бы чем.
– В чем состоит ваша неуверенность?
– За мной могли установить слежку, ведь как-то нашел меня Пожидаев. Мне пришлось несколько дней внимательно наблюдать за обстановкой: я ходила, скрывалась, присматривалась к прохожим, но ничего подозрительного не обнаружила.
– Что ж, разумно и похвально. Только вот на счет слежки вы оплошали, мы выявили мужчину, следившего за вами.
– Это был Пожидаев?
– Фрейзон, вам не кажется, вы задаете лишние вопросы. Ладно, оставим этот разговор. Вы должны взять документы у Пожидаева и срочно переправить своему отцу, но прежде, мы немного их подкорректируем. Мы продолжим знакомство с капитаном и, если понадобится, арестуем его и допросим.
Под словом «коррекция» Артузов подразумевал обработку информации и согласование с Разведывательным управлением штаба Красной армии. В Разведупре работал секретный сотрудник, который был внедрен в военный штаб генерала Врангеля и соответственно поставлял сведения только своему начальству. Особый отдел ВЧК был крайне заинтересован в дальнейших действиях барона Врангеля и, потому было необходимо «нащупать» цепочку, тянущуюся от ставки Врангеля к антисоветскому центру в Париже, если она такова была. Когда генерал Потапов отреагирует на сообщение своей дочери и информация дойдет до Врангеля, то Фрейзон окажется неоценимым передаточным звеном между штабом Русской армии и антисоветским белоэмигрантским центром.
Именно на этом тайном «фронте» шла конкурентная борьба между ОО ВЧК и Разведупром, которые в целом подчинялись СНК . Это были первые ростки совместных операций, проводимых советской страной за границей.
Второй, более основательной проверкой для Даны Соколовской был фиктивный расстрел бывшего капитана Пожидаева. Так как по настоянию чекистов он оказался белым контрразведчиком, его решили арестовать, допросить и ликвидировать. Соколовскую пригласили на Лубянку во внутреннюю тюрьму ВЧК. В подвале, в тускло освещенной камере проводился допрос Пожидаева. Кстати, допрос был настоящим и на глазах у Даны показания из него выбивали натурально. Его лицо и по пояс обнаженное тело были в синяках и кровоподтеках. Соколовская с замиранием смотрела на ужасающую экзекуцию и даже с сожалением подумала, что капитан действительно оказался белым разведчиком. После окончания страшного допроса, помощник Артузова приказал Соколовской довершить наказание Пожидаева. Ей дали наган и приказали расстрелять истерзанного белого офицера. Что оставалось Дане, когда на карту была поставлена не только жизнь капитана, но и ее тоже. Она выстрелила ему два раза в грудь. У нее тут же забрали оружие и быстро вывели из камеры. Единственное, что не учли чекисты, она могла отличить боевой выстрел от холостого и, хотя ее мигом увели, но она заметила даже при плохом освещении, что кровавых ранений Пожидаев не получил.
Соколовская выдержала две проверки и показала себя чекисткой, преданной делу революции, теперь ее будут готовить к заданию по-настоящему и в определенный момент она окажется в Париже или в Берлине в одном из антисоветских центров белой эмиграции.



Первую книгу "Мятеж" можно приобрести здесь: https://ridero.ru/books/myatezh_2/