Боец

Москва. Вторая треть февраля 2023 года. От площади трёх вокзалов длит свой неспешный путь поезд. Где-то в середине одного из его плацкартных вагонов, мчащихся по одной из бесчисленных веточек северной железной дороги на просторах необъятной  и неоднозначной страны, невозможной быть без чудесного и неповторимого маленького голубого шарика, который кружит в своём вечном танце заботливое светило по имени Солнце, обитающее где-то в галактике Млечный Путь, встретились пять человек.
Сорокалетний мужчина с обветренным лицом, голубыми глазами и волосами цвета соломы ехал домой. Иссиня-чёрная вязаная шапочка стояла округлым цельным холмиком у него на макушке. Чёрная, неприметная снаружи, куртка его была нараспашку, виднелась устало алым, поблекшим цветом подкладка и рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Рисунок её был такой мелкий и однородный, что трудно было решить, что именно в нём увидеть: белую сетку на фоне ночи или чёрные пикселы в свете дня. Плотной ткани чёрные, как будто запылённые, джинсы были перетянуты на его худощавом теле чёрной кожей толстого ремня с крупной железной пряжкой. На ногах у него оказались потёртые и бесформенные, испещрённые серовато-оранжевой паутинкой, кроссовки.
 Он сидел, опершись локтями на свои колени и, глядя в пол или куда-то перед собой, говорил по телефону. Он говорил, что едет домой на месяц или два и спрашивал, есть ли работа. Потом из него вдруг зазвучал мат через каждое слово.
Он восемь дней как вышел из боя. Он говорит без пафоса и пыли, он кашляет и хрипит бронхитом и, извиняясь, предупреждает, что это не туберкулёз. Его списали на месяц или два - отпустили к семье. У него жена и четверо детей. Он говорит с ней по телефону и ругается: «А ты бы не нажралась, побывав там? Мы людей по частям в пакеты собирали - целый автобус, три дня своих искали, жетоны с безголовых ребят срезали и лохов по кустам гоняли. Я там такое видел… А ты!» Он глушит дробным матом свои эмоции. Ему необходимо выговориться и согреться. Спутникам его слышать мат трудно и кто -то пытается попросить его замолчать, но он не может молчать. Ему нужна человеческая помощь. Вдруг в руки ему дают пластиковый массажный шарик и говорят: "Покатай по ладоням". Мат сразу исчез, голубые глаза улыбнулись.
Он говорил - один, четверо слушали, молча. Он рассказывал как лежал часами в траншее по пояс в ледяной воде, как летали кошки, как он сам летел кубарем двадцать метров, как он приземлился навзничь на битый кирпич – спина теперь болит так, что рюкзак не носить. А ещё он рассказывал, как приходится автоматом на вытянутой руке работать по полчаса, рук уже не чувствуя; как ствол автомата согнулся в руках парня, который был с ним рядом; как некоторые ребята отшвыривают, прилетающие к ним снаряды, руками и ногами подальше. Говорит, что не все так могут, сетует на то, что в это пекло набрали так много молодых и славных парней, которых рвут теперь на части взрывы. Когда его спросили о его возрасте, он с искренне детской улыбкой удивления сказал: «В прошлом августе было 41». В его рассказе не слышно ни гнева, ни страха, в нём живёт сожаление. Из 120 его земляков, в числе которых он полгода назад ушёл воевать, выжили только 47, а целыми остались 15. И он готов снова туда ехать, когда потребуется, потому, что он уже умеет, его научили, делать то, что там требуется делать. Страшно ли ему? Вопрос не нужный.
Солдат, умеющий выжить в мясорубке войны, красивых фраз не говорил, но и не умолкал - не мог. Он катал по ладоням красный колючий шарик, смотрел на свои онемевшие от холода, почти не чувствующие уже ничего, руки; смотрел на своих слушателей, улыбался и щедро рассказывал то, что видел. Когда в вагоне погас свет и наступила, мелькающая бликами от фонарей вдоль дороги, темнота, он перешёл на шёпот. Сквозь стук колёс услышать его стало трудно, но он произнёс нечто очень важное: «… что-то будет такое -  все встанут.»
 Он ещё что-то пошептал, а потом встал, пошутил что-то по поводу перчаток и ушёл в направлении туалета. Вернулся он через несколько минут, принявшим для согреву успокоительного, забрался на верхнюю полку и затих, только слышались сквозь сон его редкие возгласы и всхрипы. Боец уставший отдыхал, ему нужно было ехать дальше, а двоим из его слушателей пришла пора выходить на свой станции. Им нужно было что-то ему передать.
 Что ему нужно? Простому человеку – простые слова. Совет, забота, благодарность, поддержка и пожелание выжить. На маленьком листочке бумаги в тёплом свете смартфонного фонарика уверенная рука вывела несколько слов:
«Боец. Носи красные носки, они теплее. Пусть красный шарик тоже согреет тебя. Спасибо! Выжить тебе желаем.» Как только эти слова были написаны, боец на верхней полке повернулся во сне и его рука с крупными, короткими ногтями и припухшими суставами пальцев, слегка покачиваясь маятником с локтя, спустилась с верхней полки и нависла над столиком и бумагой. Записку удалось подсунуть под манжету рубашки. Теперь нужно было как-то оставить ему массажный шарик. Понятно, что - не в манжету и не под подушку, а куда? И вдруг боец, лежавший до этого на животе, с хрипом перевернулся на спину, выставив колено вверх - край его кармана оттопырился и оказался готовым принять этот маленький и, наверное, очень нужный ему подарок, мысленно подкреплённый благодарностью, пожеланием выжить и сохранить здоровье, надеждой на лучшее и верой в то, что всё и всегда на нашем неповторимом и многоликом зелёно- голубом шарике, который кружится в вечном танце нашего Солнца где-то в галактике Млечный Путь, разрешается обязательно только самым оптимальным образом. Так было, так есть и так будет всегда.