Аномалия

…Вдалеке послышался долгий паровозный гудок. Похоже, где-то рядом пролегла железнодорожная ветка, а может, находилась станция. В наше время, когда по стальным магистралям давным-давно бегают современные локомотивы, непривычно было услышать почти забытый голос старого паровоза. Но, тем не менее, факт оставался фактом. Ошибиться было невозможно. В доказательство из-за леса донеслись равномерные пыхающие звуки неторопливо двигающегося по путям одного из сохранившихся в строю бывших королей железных дорог. «Наверное, перегоняют в какой-нибудь отстой или тупик, а может, и для памятника решили приспособить. Сейчас это стало модным оставлять для монументов отжившие свой век старые паровозы», невольно подумалось Геннадию Михайловичу Лапину. К тому времени он уже почти целый день бродил по лесу в резиновых сапогах, маскировочном камуфляже, с небольшим походным рюкзаком, патронташем и с двуствольным охотничьим ружьем на плече, взятым не столько для охоты, сколько «для порядку». Мало ли что может произойти в глухом таежном лесу! Тут тебе и зверь лютый, и человек недобрый могут повстречаться. С ружьем оно как-то спокойнее.
Однако раз где-то здесь проходит железная дорога, значит, он в своем походе уже миновал глубокую елово-сосновую чащу и должен был вот-вот выйти к какому-нибудь местечку, мало-мальски обласканному благами цивилизации, которыми не сильно богаты эти глухие места. Пора было бы уже возвращаться обратно, не то приятель будет волноваться. Называется, приехал в гости, пошел в лес гулять и пропал. Даже провизии с собой почти не взял, думая, что уйдет ненадолго.
Ободренный услышанным гудком, Геннадий Михайлович ускорил шаг и направился в сторону, откуда исходил звук железной дороги. Минут через пятнадцать он действительно вышел к однопутной железнодорожной ветке, поднялся на гравийную насыпь, и, оглядевшись, в полусотне метров сразу заметил полустанок, который выглядел как-то старомодно. Единственное, что говорило о современности происходящего, была бело-серая вывеска РЖД с названием станции «Меленки». Полустанок имел низкую укатанную асфальтом бетонную платформу с металлическими ограждениями, крашенными в стандартный серый цвет. Небольшая лестница с платформы спускалась вниз на дорожку, ведущую к деревянному одноэтажному зданию вокзала, окрашенному традиционно темно-коричневой краской, с пятью большими окнами в незатейливых резных наличниках. На стене здания красовалась доска с выполненным крупными буквами названием станции и неотъемлемым логотипом российских железных дорог. Метрах в тридцати слева от вокзала, Геннадий Михайлович заметил гидравлическую колонку, элемент тягового водоснабжения, и старую водонапорную башню из красного кирпича, которая, скорее всего, действовала до сих пор. Ведь не послышалось, был же паровоз…
На самой станции не было ни души, очевидно, совсем недавно здесь прошел пассажирский состав, и теперь дежурные работники ушли внутрь здания вокзала, а сошедшие с поезда пассажиры, если таковые вообще были, разошлись по домам. День близился к завершению, и Геннадий Михайлович решил зайти на вокзал, узнать, когда будет очередной пассажирский поезд, чтобы определиться, надо ли искать ночлег в этой небольшой деревушке рядом со станцией, или же у него появится возможность уехать отсюда ближе к ночи.
В надвигающихся сумерках стояла благодатная тишина, не было слышно ничего, кроме стрекотания кузнечиков да отголосков собачьего лая, в воздухе, пахнущем печным домашним дымком, не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. Геннадий Михайлович прошел по перрону, спустился по лестнице на дорожку, дошел до здания вокзала, вход в которое освещал висящий сверху одинокий фонарь, и, крепко взявшись за толстую ручку, уверенно рванул на себя дверь, которая при этом издала такой жуткий скрипучий стон, будто бы не хотела, чтобы ее вообще открывали.
Внутри здания в зале ожидания, освещенного белыми люминесцентными лампами, также было тихо. На двух из многоместных секций жестких деревянных кресел молча сидела пара пожилых людей, скорее всего, из местных. Рядом с ними на полу стояли старые потрепанные чемоданы прямоугольной формы. Старики, возможно, ожидали свой поезд. Геннадий Михайлович подошел к окошку кассы и, наконец, с сожалением узнал, что на сегодня поездов больше не будет, а на последний он опоздал всего на каких-то полчаса. Что ж, значит, все-таки придется искать ночлег. «Странно, а почему эти двое стариков сидят в зале ожидания, хотя поездов на сегодня уже не предвидится? Неужели они об этом не знают? Странные они какие-то», усмехнувшись, подумал Геннадий Михайлович, а потом его вдруг осенило, а не поинтересоваться ли у них, где здесь можно переночевать. Так он и сделал.
- Добрый вечер, уважаемые! – обратился он к старикам, подойдя ближе.
- Добрый, коль не шутишь! – взглянув на своего нового собеседника, ответил седовласый дед, лет восьмидесяти, одетый в темный, на вид очень старый, но еще добротный костюм.
- Не подскажите, где бы мне здесь можно на постой определиться, хотя бы на эту ночь, а то поездов больше не будет, как выяснилось, надо ждать до завтра, - произнес Геннадий Михайлович, в надежде с помощью этих двух людей решить свою проблему. 
- Как думаешь, Серафима, где у нас в Меленках может переночевать этот молодой человек? - обратился дед к сидящей рядом пожилой женщине в темных брюках, длинной вязаной серой шерстяной кофточке и покрывающем седые волосы белом платке.
- Можно к Пелагее пойтить, Пелагее Ильиничне, она одна живет, чай, в доме-то место есь-от, - ответила пожилая женщина.
- Как мне ее найти? – спросил Геннадий Михайлович.
- Деревня-то не велика буде, домов восемь, ейной дом-от пятой, ближе к лесу которой, туда и иди, мил человек, - ответила старушка, в говоре которой можно было уловить интонацию и выговор человека родом из северных мест, например, откуда-нибудь с Котласа или Печоры.
- Ну, значит, можно пойти и к ней, просто зайди да попросись на ночлег. Можешь сказать, что Гурьян и Серафима посоветовали.
- Спасибо за помощь, добрые люди! – вежливо поблагодарил стариков Геннадий Михайлович, - кстати, а сколько Пелагея Ильинична попросит за ночлег, не подскажите заодно?
- Да, поди, ничего и не попросит, ей самой с человеком-от веселее будёт, - ответила Серафима.
- Все понятно! Простите за нескромный вопрос, уважаемые, а вы для чего здесь на вокзале-то сидите, если поездов до завтра не будет, шли бы домой, - с праздным интересом, но участливо спросил у стариков Геннадий Михайлович.
- А мы не поезда ждем, мил человек, в скорости должон автобус прибыть, в гости мы собрались, к сыну, - ответил Гурьян, не глядя на Геннадия Михайловича.
- Это на ночь-то глядя?! – с искренним удивлением произнес он, однако не получил ответа ни от одного ни от другого, оба продолжали молча сидеть возле своих чемоданов и смотреть перед собой.
Поблагодарив еще раз за помощь, Геннадий Михайлович отправился искать этот пятый дом, который ближе к лесу. Покинув вокзал, он пошел по освещенной тусклыми фонарями дороге вдоль немногочисленных частных домов деревни Меленки, а местные сторожевые собаки, почуяв чужака, одна за другой начинали безудержно и пронзительно лаять так, что их визгливые голоса сливались в общую какофонию звонких песьих звуков. Наконец, путешественник добрался до нужного, как ему показалось, дома, и все собачьи голоса в округе вроде бы затихли. Однако на подходе к дому из-за забора не послышалось привычного собачьего лая, очевидно, хвостатого четвероногого сторожа хозяйка дома не держала. Геннадий Михайлович подошел к запертой калитке и крикнул. 
- Эй, хозяева! Пелагея Ильинична! Вы дома?
Какое-то время ничего не было слышно, но спустя пару минут в доме что-то зашуршало, послышались неспешные, но уверенные шаги, потом лязгнули запоры, дверь открылась и на пороге появилась пожилая женщина в очках. Она была в домашнем халате и тапочках на босу ногу.
- Кто там? Что надо? – спросила она громко и немного грубовато, потому что неизвестно, кто бы мог нанести к ней визит в такой поздний час.
- Добрый вечер, Пелагея Ильинична! Извините, что беспокою, мне посоветовали к вам обратиться Гурьян и Серафима, я насчет ночлега на эту ночь. Поезда уже не ходят, просто до утра надо где-то переночевать, если… - начал объяснять Геннадий Михайлович, но хозяйка его перебила, не дав ему закончить мысль.
- А-а, эти два полоумных опять сидят на вокзале… - начала она почему-то ругать стариков.
- Зачем же вы о них так? Мне они не показались…
- Да полоумные и все тут! Ну, кто же будет в этакой час сидеть на вокзале, когда у них дом-от есть, вот тута, прямо рядом с моим?!
- Я тоже их спросил об этом, но они сказали, что…
- Что, мол, автобуса ждут и к сыну в гости собираются, верно?
- Именно так! А откуда вы…
- Это они почти каждую ночь вот так вот маются… нет у них ни сына, ни других детей, вернее… был когда-то сын, да погиб, прямо здесь, путейцем работал, неосторожно под поезд попал… уже несколько лет прошло, вот с тех пор они и тронулись умом-то…
- Это что же, они каждую ночь так сидят? – спросил Геннадий Михайлович.
- Ну, не каждую, но раза по два по три в неделю налаживаются, как им в голову взбредет. Все уже привыкли к этому и не гонят эту парочку с вокзала. Вот вроде и жалко их, бедолаг, все-таки дите родное потеряли, а сами живы, но и поделать ничего нельзя, ибо умом тронулись, а это уже неизлечимо. Хотя в обычной жизни все у них как и у всех – хозяйство свое, огород и прочее. Да тута без энтого никак не возможно…
- Да, конечно, жаль стариков. Так как же все-таки касательно ночлега, Пелагея Ильинична?
- Ах, да, совсем забыла за разговорами-то! Ладно уж, заходите, коль пришли, мне не жалко, места хватает… - ответила женщина, пропуская путника в дом.
- Да вы не волнуйтесь, я только на ночь, дольше не побеспокою…
Пройдя внутрь, Геннадий Михайлович оказался в небольшой прихожей, где снял верхнюю одежду, повесил ее на крючки вешалки вместе с рюкзаком, ружьем и кожаным патронташем, до половины заполненным дробовыми охотничьими патронами. Надо полагать, ружье не вызвало очень уж большого удивления у Пелагеи Ильиничны, потому что почти все в этой деревне, как водится, были заядлыми охотниками, ну и, кроме того, разумеется, постоянно ходили в лес то за ягодами, то по грибы. Хозяйка пригласила гостя в комнату, просила располагаться, а сама отправилась на кухню, чтобы, как принято, собрать на стол «чего-нибудь к чаю». Зайдя в дом, с первого момента путник приятно почувствовал домашний печной дух и ощутил ничем непередаваемый деревенский уют.
Из прихожей Геннадий Михайлович перешел в комнату приличных размеров с тремя окнами, выходящими на улицу, присел на выбранный им большой мягкий диван и стал осматривать, как живет хозяйка. Комната была обставлена предельно скромно. Стены увешаны простыми недорогими коврами, несколькими портретными фотографиями и настенными часами с кукушкой, отсчитывающими время в этом уютном уголке. У стены стоял посудный шкаф из светло-желтого дерева, посередине прямо под подвешенным к потолку куполообразным торшером находился стол с четырьмя стульями из аналогичного материала, и это говорило о том, что эти предметы были частями единого гарнитура. На тумбе возле окна располагался старый большой еще ламповый цветной телевизор. Окна были прикрыты кружевными занавесками. Кроме дивана, на котором сидел Геннадий Михайлович, в комнате стояла еще и двуспальная железная кровать с толстыми мягкими перинами и одеялами, покрытыми тонким покрывалом с кружевными краями, на котором лежали три перьевые подушки, аккуратно уложенные друг на друга. На полу вместо паласа или ковра было расстелено несколько длинных домотканых дорожек.
В этот момент из кухни вернулась Пелагея Ильинична с горячим чайником в одной руке и с хрустальной вазочкой, полной шоколадных конфет, в другой. Она выставила все на покрытый розовой скатертью стол, потом опять скрылась на кухне, очевидно для того, чтобы принести чего-то еще.
- Пелагея Ильинична, уважаемая, вы особенно не хлопочите, я недавно обедал, - крикнул гость в сторону кухни, из вежливости немного слукавив, хотя по правде в этот день он уже полсуток ничего не ел.
- Нет, на сон грядущий надо хоть чайку попить с бутербродами. Ведь вы, чай, по лесам ходили, устали, небось, посему подкрепиться-то не помешало. Меня гости-то редко посещают, так что не стесняйтесь, присаживайтесь к столу! - степенно произнесла пожилая женщина, неся в руках тарелки с хлебом, сливочным маслом и нарезанной домашней ветчиной.
- Спасибо пребольшое, хозяюшка! – только и смог заметить нежданный вечерний гость.
- Кушайте на здоровье… ой, простите, а как вас-то звать величать, совсем забыла спросить?
- Ничего страшного, я Геннадий Михайлович!
- Очень приятно! Ну, меня вы уже знаете. Геннадий Михайлович, как же вас занесло к нам-от в этаку-то глушь? – спросила хозяйка, тоже присаживаясь за стол, закончив выставлять угощение.
- Сам-то я ярославский, да вот, приехал погостить к своему другу и однокашнику в Нею. Пока в отпуске, решил отдохнуть на свежем воздухе вдали от загрязненной экологии. У них там такая удивительная природа! А вода какая замечательная!
- Так и у нас здесь водица-то прекрасная, чистая, колодезная. И очень вкусная! – перебила гостя хозяйка и сразу замолчала, а Геннадий Михайлович продолжил свой рассказ, при этом, не забывая намазывать масло на кусочки хлеба и укладывать поверх тонкие ломтики свежей ветчины, запивая ароматным чаем.
- И что вы думаете, - продолжал беседу доктор, - вот сегодня с раннего утра пошел я побродить по лесу, ходил почти целый день, и, наконец, добрел до цивилизации, до станции и вашей деревни…
- Постойте-ка, вы, кажется, сказали, что пошли в лес из Неи? – вдруг удивленно спросила Пелагея Ильинична.
- Ну да, оттуда, из той самой Неи, что в Костромской области. Теперь надо возвращаться обратно, вот и надеюсь уехать завтрашним поездом. Только, честно говоря, мне не совсем понятно, какая железнодорожная ветка у вас тут проходит, и где мы вообще находимся? Однопутная, на крупную магистраль не похожа, может быть, это дорога из Костромы на Галич? Но тогда этого просто не может быть! Не мог я так далеко забраться всего за день, причем весьма неторопливо бродя по лесному массиву? От Неи до Галича добрая сотня километров будет. Что-то здесь не так. Пелагея Ильинична, может, вы мне сможете пояснить?
- Да я сама ничего не понимаю, у нас, конечно, не магистраль, дорога не основная, но причем тут Нея и вообще Костромская область?
- Помилуйте, что значит, «при чем»? – удивленно спросил я, положив на тарелку недоеденный бутерброд с ветчиной и поставив на стол недопитую чашку с чаем.
- Но я-то уж точно знаю, что наша станция Меленки находится на дороге, по которой мы до Микуня ездим. Наша ветка пока тупиковая, ее очень давно собираются соединить через Карпогоры с дорогой на Архангельск, да все никак не выходит, а то бы тут, знамо дело, движение было бы поживее.
- Получается, сейчас я нахожусь на территории Республики Коми, так что ли? – немало удивленный спросил Геннадий Михайлович, а хозяйка молча кивнула головой в знак согласия, – но этого же просто быть не может в принципе! Как я мог попасть так далеко за такую короткую прогулку по лесу? Просто немыслимо!
- Может быть, вы просто заплутали, шли, поди, без компаса…
- Именно, так заблудился, что за день прошагал запросто почти тысячу километров?
- Вот это как-то и впрямь диковинно!
- Конечно, все это очень странно и даже немыслимо, но может быть, все-таки кто-то из нас что-то путает, вам так не кажется, хозяюшка? Может быть, где-то рядом проходит большая магистраль, по которой можно добраться до Неи?
- Да я почти всю свою жизнь тута живу! Самая крупная в этих краях магистраль – это дорога на север, на Печору, Сосногорск и далее до самой-от Воркуты, которая проходит как раз через станцию Микунь. Вот наша здешняя ветка туда и идет. Это точно! Я по ней много раз-от ездила, не могу же я перепутать, я хоть и старенькая, но склерозу-то ищо нету, - явно обиженно проговорила Пелагея Ильинична.
- Тогда это какой-то нонсенс, ерунда! Небылица какая-то! – с нотками крайнего удивления и одновременно обреченности произнес Геннадий Михайлович.
- Да-а, дела-а! Такого здесь и сроду не бывало, чтобы человек пошел в лес и так крепко заблудился, что вышел за тыщщу километров от дома… - проговорила Пелагея Ильинична.
- Знаете ли, сам в шоке, как теперь и засну, а ведь отдохнуть-то все равно требуется, с утра на ногах, - произнес Геннадий Михайлович.
- Ну, хорошо, давайте сначала успокойтесь, кушайте, пейте чай, а потом и на боковую. Надо отдохнуть. Я вам на диване постелю, он у меня мягкий, удобный, белье все свежее… - засуетилась Пелагея Ильинична, а гость принялся доедать ужин безо всякого аппетита, ибо его настроение безнадежно ухудшилось. 
Конечно, у него с собой были деньги – немного наличности в портмоне, и достаточно средств на банковской карте, ему бы хватило на то, чтобы позволить себе доехать сначала до Микуня, потом до Вологды, а уж после этого через Буй как-то добраться до Неи. Однако это займет уйму времени, но вернуться ему надо именно туда, где его ждет приятель. Но больше всего его беспокоило другое – как все-таки могло получиться, что он оказался так далеко от Неи, хотя целый день всего лишь неспешно прогуливался по лесу. Называется, всего-навсего вышел прогуляться, а получилось… Надо было во всем разобраться и разъяснить эту поистине парадоксальную ситуацию, должно же быть логическое объяснение. Его, наверное, там уже давно спохватились и начали искать, когда он не вернулся к вечеру. Стоп! Мобильный телефон! Ну конечно, у него же есть с собой сотовый! Как же он мог о нем забыть?!
Геннадий Михайлович буквально вскочил из-за стола, бросился в коридор, где висела его куртка, и стал судорожно шарить по карманам в поисках заветного мобильника. Наконец, тот был найден, правда заряда почти не оставалось, но надо было хотя бы успеть сообщить о себе и своем неправдоподобном, но истинном местонахождении. Горе-путешественник с волнением набрал номер своего приятеля, однако тот ответил не сразу, только через несколько гудков.
- Алло, слушаю, кто это? – донесся явно сонный голос приятеля.
- Привет, Толя, это я, Гена! Ты что там спишь что ли? – радостно проговорил Геннадий Михайлович.
- Какой Гена? – неожиданно спросил собеседник голосом его друга.
- Что значит «какой»? Я же у тебя в гостях в Нее, сегодня пошел в лес и до сих пор не вернулся. Вы что там меня даже не ищите? Забыли обо мне совсем? – полный удивления и негодования проговорил Геннадий Михайлович.
- Нет, никого мы не ищем, а что, разве должны? – недоуменно ответил Анатолий.
- Ну как же так? Я же приехал к вам с женой в гости, сегодня пошел в лес, а теперь оказался очень далеко от Неи и звоню сообщить, что жив и здоров.
- Я рад за вас, уважаемый, только я все же не понимаю, мужчина, вы что, меня разыгрываете? Посмотрите который час? И кто вы вообще такой?
- Я Гена Лапин, твой приятель, сокурсник по медицинскому институту, да ты забыл что ли? Мы же учились вместе в Ярославле!
- Знаете, к сожалению, не могу припомнить такого. Да, я Анатолий, действительно живу в Нее, учился в Ярике, но только в сельхозакадемии, а не в медицинском, вот оно как. Вы, наверное, основательно обознались, гражданин!
- Откуда же тогда у меня твой телефон? Сам-то подумай?
- Вот уж этого я не могу сказать, может случайно набрали, кто знает? И, вообще, извините, дайте поспать, уже поздно, а мне завтра рано вставать на работу! – устало произнес не узнавший своего гостя Анатолий и тут же отключился.
После всего услышанного Геннадий Михайлович совсем расстроился, в это время еще и сел мобильник, а зарядное устройство он как раз оставил в доме у приятеля, который, судя по последним полученным данным, совершенно не узнал своего друга и коллегу. Доктор Лапин пребывал в отчаянии. Друг его не знает, значит, сейчас проделать такой долгий путь, чтобы добраться до Неи, не имело никакого смысла. И вообще ситуация складывалась очень и очень странно, если не сказать абсолютно нелепо. Как такое вообще возможно?
- Ну как, поговорили? – учтиво спросила Пелагея Ильинична.
- Поговорили, а что толку? Он меня даже не признал! Понимаете? Не признал!!! Так что теперь я уже сомневаюсь, стоит ли возвращаться в эту Нею или…
- Я тут случайно услышала, что вы вроде как лекарь!
- Да, имею отношение…
- Прекрасная профессия! Я всегда уважала врачей. Но может, все-таки ляжете спать, дохтур, а завтра на свежую голову обо всем и подумаем, хорошо? Как говорится, «утро вечера мудренее», – добродушно произнесла хозяйка дома, и Геннадий Михайлович решил прислушаться к ее совету и хоть на время забыться сном.
…Утром он проснулся очень рано, едва занялась заря. Но надо было разбираться со сложившейся ситуацией и как-то решать, что делать дальше. Отойдя ото сна, Геннадий Михайлович просто лежал на мягком удобном диване, глядя в потолок. Минувшей ночью ему удалось поспать всего несколько часов, однако он чувствовал себя изрядно отдохнувшим и бодрым. Что и говорить, деревенский воздух творит чудеса…
- Доброе утро, Геннадий Михайлович, как спалось? – спросила вошедшая в комнату Пелагея Ильинична.
- Спасибо, хорошо! Теперь надо как-то все разъяснять и решать мою проблему.
- Но сначала завтрак. И не возражайте, на голодный желудок я вас не отпущу…
Во время утренней трапезы, состоящей из тех же бутербродов с маслом и ветчиной, и непременно ароматного вкусного чая, хозяйка дома посоветовала доктору Лапину обратиться для начала к тем самым старикам, которых он видел вечером на вокзале.
- Вы же сами сказали, что они не в себе! – с удивлением констатировал Геннадий Михайлович.
- Говорила, на том и останусь, но в обычной-то жизни они нормальные, как все, поэтому чего бы и не спросить у них о своей проблеме? Возможно, они что-то знают, мне так кажется.
- Хорошо, спрошу, все равно другого выхода не вижу, а где их искать? Неужели все еще на вокзале сидят?
- Может быть, и сидят, кто их знает? Да и что говорить, в одной деревне живем, друг друга знаем и терпим все наши странности. Кстати, их зовут Гурьян Лукич и Серафима Прохоровна, не забудьте…
Закончив завтрак в гостеприимном доме Пелагеи Ильиничны, наш путник поблагодарил хозяйку за все, что она для него сделала, и поспешил на вокзал, в надежде застать там этих двух стариков. К удивлению, они еще сидели на тех же самых местах рядом со своими старомодными чемоданами, хотя, если верить вокзальным часам, местное время было половина восьмого утра.
- Доброе утро Гурьян Лукич, Серафима Прохоровна! Хорошо, что я вас застал, пока вы не уехали в гости, - сказал я, чтобы начать разговор и сразу же присел рядом с дедом на жесткое кресло.
- Доброе, мил человек! Ну что, отыскал Пелагею-то? – оживленно спросил Гурьян Лукич, глядя не на меня, а прямо перед собой, как слепой, а старушка вовсе не ответила, потому что пока еще дремала сидя, наклонив голову на бок.
- Отыскал, спасибо за ваш совет, очень хорошо отдохнул! Вы даже помните, что посоветовали мне ее дом для ночлега?
- Помню, а чего ж не помнить, память пока крепкая, не поводит… - спокойно ответил старик, не меняя позы.
- Но, видите ли, у меня к вам, как к местным жителям, как это сказать, необычный вопрос, на который Пелагея Ильинична ответить не смогла, но подсказала обратиться за этим именно к вам!
- Интересно, ну рассказывай, сынок, чем смогу помогу, - живо ответил дед, едва заметно улыбнувшись.
- Вы мне могли бы объяснить, как я здесь очутился? То есть, здесь, в ваших краях?
- Откедова я-то знаю, как ты здесь оказался, мил человек? Я ж с тобой рядом не путешествовал, - ухмыльнувшись, произнес старик.
- Ну, это понятно, но как же можно объяснить тот факт, что я вышел погулять по лесу из города Нея Костромской области. Шел я пешком, но в течение только лишь одного дня вдруг оказался здесь, у вас в Меленках, что находятся в Республике Коми, аж за целую тысячу километров от места моего отправления? Как вам такое, уважаемый? Ничего не удивляет?
- Значит, говоришь, по лесу шел, не торопясь, а к концу дня вышел уже у нас в Меленках, - начал рассуждать дед.
- Именно так, дорогой мой Гурьян Лукич!
- Что могу сказать, у нас тут такое время от времени случается, блудят и грибники, и охотники, а порой и туристы. Однажды даже геолог заплутал, все бегал по деревне, спрашивал у всех, как ему обратно к своей партии в Тюменскую область вернуться.
- Даже так?! – не на шутку удивился Геннадий Михайлович, - что же такое у вас здесь творится? Вы в полицию сообщали?
- Какая полиция, ну, во-первых, до нее далеко, в Меленках даже участкового нет, а во-вторых, она тут вообще не поможет! Аномальное место тута у нас, вот чего я тебе скажу, мил человек! 
- Природная аномалия какая-то?
- Бог ее знает, природная она или людями сотворена, а может и ищо кем…
- Кстати, а как же те другие заблудившиеся отсюда возвращались домой? Может быть, и я бы смог также? – с надеждой спросил путник.
- Да как возвращались? Очень просто. Садились в поезд и уезжали…
- Не совсем с вами соглашусь, уважаемый Гурьян Лукич!
- Что так? Я сам видел, как тот геолог сел в вечерний поезд и только его и видели…
- Мне вот в этой ситуации не понятно еще и совсем другое. Я вчера по сотовому позвонил своему другу в Нею, хотел предупредить, что жив и где нахожусь. И что б вы думали? Он меня и слушать не стал, сказал, что вообще не знает кто я такой, хотя мы с ним вместе в институте шесть лет проучились, я приехал к нему в гости из Ярославля, мы пару дней отдыхали, общались, а потом я сам изъявил желание пойти погулять в этот чертов лес. И теперь я узнаю, что меня не только не ищут, но даже и не помнят, что я там был! Но хуже то, что мой приятель меня не признает! Это еще более странно! По такой логике выходит, что если даже я сейчас потрачу уйму времени на возвращение в Нею, меня там никто не вспомнит, включая моего приятеля? Как вам такой поворот дела?
- Да, это конечно, необъяснимо и печально, но я же говорю, что у нас тута аномальная область! Всякое может быть-от, мы вот с Серафимой Прохоровной ничему такому уже не удивляемся, да…
- Так что же, эта область у вас на тысячу километров распространяется?
- Кто ж ее знает, проклятую, может и так… - невозмутимо ответил дед.
- И что же мне в таком случае делать прикажете? – с отчаянием спросил Геннадий Михайлович.
- Ну, ежели пойтить логичным путем, то значит, можно вернуться обратно в лес и двигаться в точности той же самой дорогой, какой шел сюды, если, конечно, запомнил, то есть снова пройти через это аномальное место, тогда возможно, получится вернуться обратно в твою Нею. Это ежели по известной логике. Но может и не сработает. Кто ж знает, как ента таинственная аномалия действует? Вдруг назад нельзя вернуться по прежней дороге? Это может быть и ловушкой, в нашей-то аномальной области. Раз попал, то никуды ужо и не денисся.
- А если попытаться сделать самое простое – на поезде? Вы говорили, что некоторым горе-путешественникам удавалось уехать отсюда таким образом?
- Ну, удавалось или нет, никто точно не знает, нет, ну уезжать-то они уезжали, а вот добрались ли до дому, и что с ними стало потом, того не ведаю, и никто тебе, мил человек, не скажет… Поэтому можно, конечно, и так попробовать, но тогда это уж как повезет… - проговорил дед, в это время его жена проснулась и, с открытыми глазами, не шевелясь, продолжила сидеть на месте, как и ее старый муж.
- Хорошо, попробую поездом, а если не выйдет, то вернусь и попытаюсь пройти обратной дорогой через границу аномальной точки и вернуть все на круги своя. Хотя было бы лучше предельно точно знать, как мне поступить, чтобы без экспериментов, а то времени очень жалко, отпуск пропадает, - озабоченно пробормотал доктор Лапин, говоря как бы сам с собой.
- Точно тебе, сынок, здесь никто ничего не скажет, все это ведь человеческой мысли-от не подвластно, здесь чувствовать надо, - вдруг произнес старик что-то новое во всем разговоре.
- Чувствовать? Как это понять?
- Не знаю как, но в этом деле надо все самому чувствовать…
- Пока не уразумел, Гурьян Лукич, как и что именно чувствовать. Кстати, а какой у нас сейчас месяц, не июнь случайно? – вдруг спросил Геннадий Михайлович, решив в этой нестандартной ситуации проверить и это свое подозрение, так, на всякий случай.
- Какой же июнь, сынок, осень на дворе, нешто не замечаешь?
Ошарашенный доктор Лапин подошел к окну зала ожидания и посмотрел наружу. Как же он вчера вечером не приметил, что весь окружающий пейзаж, в самом деле, говорил о том, что на дворе сейчас ранняя осень, примерно середина сентября. Вот тебе еще для полного счастья, даже время года в одночасье изменилось, прямо сразу за сутки, а вполне может быть и всего за одну ночь... Нет, позвольте, Геннадий Михайлович прекрасно помнил, что вчера окружающий пейзаж был именно летний, было достаточно тепло, сумерки наступили не рано, как и должно быть в июне, потому что к дому Пелагеи он шел еще засветло, вокруг была сплошная зелень, а сейчас появились явно желтые опадающие листья и пожухлая трава…
- Вот теперь еще и это! Ну и что же вы прикажете чувствовать, уважаемый? Не весело как-то у меня все получается – в течение одного дня мне каким-то образом удалось прошагать целую тысячу километров, мой давний приятель обо мне и слыхать не слыхивал, и в довершение всего сейчас не лето, а осень! Я не хочу верить своим глазам! Как вообще такое может быть?! Кто мне объяснит? Но лучше бы посоветовали, как мне из всего этого выпутаться. Что скажете, уважаемый Гурьян Лукич?
- Что же мы с Серафимой Прохоровной можем тебе сказать? Все, что знал, я рассказал, а дальше у кого другого спроси, сынок, - только и мог ответить доктору дед.
- Ты, мил человек, не обижайся на нас, стариков, мы давно здесь живем, всю свою жизнь, но нам никогда за все годы не удавалось узнать-от о причинах ентой аномалии, - вдруг как бы очнувшись ото сна, включилась в разговор супруга деда, хотя, до этого казалось, что она нас и не слушает.
- Да я, собственно…
- Много тута людей-от побывало, все вот так тоже пытались сыскать способ, как вернуться в свои-от края. Но кто-то из них не выдерживал, кончал самоубийством, да, и такое бывало, а кто-то все-таки пробовал покинуть наши места, но правду мой дед сказал, никто не ведает, получилось у них что-то, аль нет, - проговорила Серафима Прохоровна, продолжая глядеть перед собой.
- Ну а может быть, вы, как умудренные опытом люди, все-таки что-то посоветуете мне в этой нестандартной ситуации? – с неугасающей надеждой спросил Геннадий Михайлович.
- Что тут скажешь? Я ить и не знаю больше свово мужа-то…
Доктор Лапин еще раз поблагодарил стариков за разговор и сочувствие, если это можно было так воспринимать, и на этот раз решил обратиться к сотрудникам железной дороги. Мимо как раз проходил дежурный по станции, который направлялся к перрону, чтобы, очевидно, встретить очередной пассажирский состав.
- Добрый день, товарищ железнодорожник! – обратился доктор к человеку лет сорока в серой железнодорожной форме с фуражкой на голове.
- Добрый, слушаю вас! – сразу же ответил дежурный, а потом неожиданно для Лапина добавил.
- Вы, как я понимаю, очередной заблудившийся?
- Получается, что так, я еще вчера вечером здесь оказался, переночевал у Пелагеи Ильиничны в доме по совету как раз вон той пожилой пары. Сейчас снова говорил с ними, потому что надеялся получить ответы на мои вопросы, а теперь вот к вам хочу обратиться.
- Ну, старики эти, знамо дело, немного того, - произнес дежурный по станции, покрутив при этом пальцем у виска, - у них можно было даже и не спрашивать.
- Но хозяйка дома мне посоветовала обратиться именно к ним, и потом, мне показалось, что они кое-что знают о том, что здесь у вас происходит!
- Да ничего они толком не знают, старые люди, выжившие из ума, у них же сын прямо здесь погиб, вот они и тронулись.
- Да, об этом я уже слышал, но кто же сможет все мне обстоятельно разъяснить про эту вашу аномальную область? – спросил я у дежурного, который уже намеревался выйти на перрон.
- Какую область?
- Ну, аномальную. Старик рассказывал об этом, и я склонен ему верить. Я же как-то оказался здесь, хотя изначально находился очень далеко от этого места…
- Извините, мне надо идти, поезд прибывает, - бросил он, повернулся и зашагал в нужном направлении, прошел через скрипучую входную дверь, а я, в свою очередь, последовал за ним, но прежде машинально взглянул в то место, где сидели старики, но там уже не было ни их самих, ни их старомодных чемоданов. Наверное, они отсидели свое на вокзале и, наконец, вернулись домой.
- Вот я насчет поезда и хочу спросить, как вы думаете, можно ли выбраться отсюда по железной дороге? – говорил я дежурному, пока мы с ним по дорожке и лестнице не спеша выходили на перрон.
- На поезде, уважаемый, всегда можно уехать куда пожелаете, покупайте билет и счастливого пути! Поезд – это великое изобретение человечества!
- А вот этот, который сейчас прибывает, куда идет?
- Это наш местный, в Воркуту направляется, - сказал дежурный, остановившись на платформе в ожидании, и где-то вдалеке доктор Лапин услышал точно такой же паровозный гудок, как и вчера в лесу.
- Гляжу, у вас тут и старые паровозы водятся?
- Не без этого, знаете ли! – нехотя отвечал мой невольный собеседник, поглядывая в сторону, откуда должен появиться состав.
- Насколько я знаю, он идет через Микунь?
- Ну почему же сразу через Микунь, есть много других станций, - невозмутимо произнес дежурный.
- Понятно, что есть, мне просто говорили, что эта ваша дорога выходит как раз через станцию Микунь на главную магистраль, идущую на север, поэтому там я бы мог пересесть на нужный мне поезд до Вологды, а дальше через Буй вернуться в Нею. Долго, конечно, но просто по-другому мне туда никак не добраться. Понимаете, я был в этом городке на отдыхе, а вчера, именно вчера, самостоятельно пошел в лес погулять и почему-то, в конце концов, оказался здесь, в ваших краях.
- В Нее, говорите, были?
- Ну да, собственно…
- Никак не могу поверить! Это же очень далеко! Просто безумно далеко, и вы утверждаете, что прошли такое расстояние пешком, да еще всего за один день?! – произнес дежурный таким тоном, будто это сам Лапин был во всем этом виноват.
- Выходит, что так! Вернее, это свершившийся факт! Более того, я осведомлен, что здесь у вас время от времени неизвестно откуда появляются такие вот путешественники, которые каким-то чудесным образом сбились с дороги.
- Это вам старики рассказали?
- Ну да, а кто же еще? Да и вы сами, кстати, увидев меня, тоже отметили, что я «очередной заблудившийся», помните?
- Возможно, я и говорил, но точно не помню, мало ли что за день скажешь! А старикам этим верить на все сто не советую! Впрочем, нечто подобное вполне возможно в наших краях. Человек просто заблудился, например, в лесу, и оказался здесь, а нам с ним что делать?
- Помочь вернуться домой, конечно! – с радостью воскликнул доктор Лапин, при этом улыбаясь.
- Вот этого-то как раз мы и не можем себе позволить, это вообще не входит в наши общие обязанности, поэтому и приходится ждать, пока они сами не найдут отсюда выход, - проговорил дежурный, а в это время поезд на паровозной тяге на всех парах приближался к станции.
Собеседники прервали разговор, дежурный поднял руку со своим красно-белым кругом, а Геннадий Михайлович стал наблюдать за подходом состава. Через две-три минуты настоящий старинный паровоз с красной звездой на фронтонном листе с прицепленным к нему тендером с углем, издав долгий гудок, возвещающий о приближении на станцию, пыхтя и мерно выстреливая во все стороны мощные клубы белого пара, минуя стрелку, зашел на первый путь, проехал мимо нас вперед, таща за собой пять пассажирских вагонов старого советского образца, окрашенных в традиционную расцветку РЖД. Через минуту состав окончательно остановился, а вагонные тормоза привычно зашипели, на время стоянки, намертво прижав тормозные колодки к стальным колесам.
После этого привычно ждешь, что из вагонов сначала начинают выходить проводники, а потом и пассажиры, но ничего подобного не произошло, перрон так и остался пустым, если не считать продолжающих на нем стоять дежурного по станции и Геннадия Михайловича. Где-то впереди паровоз пыхтел всеми своими парами, готовый вот-вот отправиться дальше.
- Товарищ дежурный, а почему проводники не вышли из вагонов, не подняли площадки и не выдвинули лестницы? Потом, никого из пассажиров не видно? – спросил доктор Лапин возмущенным тоном.
- Странный вопрос, уважаемый, проводники, очевидно, решили остаться внутри вагонов, а что касается пассажиров, то значит, просто нет желающих, ходить туда-сюда. Кстати, вот вы, например, могли бы совершенно спокойно уехать на этом поезде, вы же обуревались жаждой покинуть наши края, чтобы вернуться домой, правильно я понял?
- Хотел, конечно, да, но мне надо понять, куда этот состав меня привезет?
- Ну, я же вам говорил, поезд следует до Воркуты со всеми остановками, если хотите, можете сесть на него прямо сейчас, потому что следующий будет только поздно вечером, причем он уже пойдет в обратную сторону, вон туда, - произнес дежурный и машинально показал рукой в сторону водонапорной башни.
- Значит, через Меленки ходит только один единственный состав и то один раз в день? – изумился доктор Лапин.
- Вот именно так, наконец-то до вас дошло, поэтому советую вам зайти в любой вагон и езжайте с богом, а билет купите уже у проводника.
- Черт возьми, что же мне делать?! В этой случившейся со мной истории столько странного и непонятного, да и поезд этот ваш неизвестно куда меня завезет, до Воркуты-то мне вообще не надо, можно, конечно, выйти раньше, но время-то идет, пора уже что-то предпринять, надо решаться… - метался в раздумьях доктор Лапин.
- Советую вам сделать это как можно быстрее, потому что вот-вот отправление! Поезд уже вас заждался. Дорогой мой, вы же должны постоянно чувствовать, как поступить…
- Чувствовать, опять чувствовать! Оказались бы вы в подобной ситуации, вот я бы на вас посмотрел! Ладно, хорошо, уговорили, так и сделаю! Была-не-была! – махнув рукой, сказал Геннадий Михайлович дежурному по станции, потом подошел к ближайшему вагону, схватился за поручни и, открыв входную дверь, через опущенную тамбурную площадку уверенно забрался внутрь, но пока остался стоять в тамбуре у самой двери.
В тот же самый момент послышался долгий гудок паровоза, возвещающий об отправлении, и состав медленно тронулся с места, покидая станцию Меленки, возможно, навсегда. У Геннадия Михайловича на мгновение даже появилось ощущение, что перед отправлением поезд специально только и ждал того момента, когда он зайдет в вагон. Ну да, именно, дежурный даже сказал, что, мол, «поезд уже вас заждался». Но, отбросив эту невероятную мысль, доктор еще какое-то время постоял в тамбуре и через открытую дверь под стук колес набирающего ход поезда смотрел на улицу. Он увидел дежурного, который почти сразу же направился с перрона в сторону вокзала, наблюдал за проплывающими мимо деревенскими домиками и окружающим их осенним лесом, да, именно осенним! Теперь Лапин это четко видел. Вскоре поезд окончательно удалился от станции Меленки, продолжая увозить путешественника в неизвестном направлении…
Геннадий Михайлович из тамбура перешел в вагон, который оказался плацкартным и, по всей видимости, очень-очень старым, примерно годов этак семидесятых прошлого века. Значит, пока еще не списали дорожного ветерана. В купе проводников дверь была открыта, но внутри никого не было, тогда он стал продвигаться вдоль коридора и искать хозяйку вагона. На обитых коричневым кожзаменителем полках не лежало никакого белья, ни матраса, ни подушки, хотя в плацкарте все это, как правило, должно присутствовать. Более того, пройдя весь вагон, доктор не встретил ни одного пассажира. Впрочем, в глухих местах такое возможно, не каждый день жители куда-то едут, и такие «местные» составы часто гоняют полупустыми. Поэтому и белье не выложили, наверное. Но тогда где же проводники? Они-то уж должны находиться в вагонах. Кроме них не у кого купить билет.
- Проводник! Есть тут кто живой? – крикнул Лапин в пустующий вагон, но ответа не последовало. 
Доктор вернулся к пустому купе отдыха проводников, потрогал титан, который был абсолютно холодным, будто его никогда не топили. «Вот это уже непорядок. Кипяток должен быть постоянно», подумал Геннадий Михайлович. В поисках проводника он решил направиться в другой вагон, надеясь, что местная хозяйка сидит и чаевничает со своими коллегами, потому что пассажиров в ее вагоне не было.
Доктор Лапин через рабочий тамбур и герметичный межвагонный переход прошел в выбранный наугад соседний вагон в сторону головы состава. Этот вагон, как и предыдущий, был плацкартным и также не отличался оживленностью. Пройдя весь коридор, Лапин и в этом случае не заметил ни одного пассажира, однако, по мере приближения к купе проводников, услышал веселый женский смех. «Ну, наконец-то, нашлись, голубушки!», подумал он.
- Здравствуйте, девушки! – обратился Геннадий Михайлович к сидящим в купе и пьющим чай проводницам, женщинам лет тридцати, тридцати пяти.
- Здравствуйте! Вы заблудившийся пассажир? – радостно улыбаясь, спросила одна из них, что моложе.
- Похоже, что так! Вот, зашел в Меленках, хожу, ищу вас, надо бы мне билет приобрести, а то на вокзале не успел купить.
- Это не проблема! Занимайте любое место, народу все равно нет, а я сейчас принесу билет. Может, и чаю хотите?
- Не помешает, спасибо! – ответил Геннадий Михайлович, обратив внимание на то, что в этом вагоне титан был горячим, как ему и положено.
Отойдя от купе проводников, Лапин прошелся вдоль пустовавшего вагона и присел на случайно выбранное место в середине, чтобы не сильно укачивало, снял с плеча свое ружье, патронташ и рюкзак. В ожидании билета и чая, доктор уставился в окно, подложив ладонь под подбородок. Там не было ничего необычного, только лес, один сплошной осенний лес. Лапин заметил, что поезд уже достаточно набрал ход и шел даже чересчур быстро. Может просто нагонял опоздание…
Через несколько минут проводница, которая моложе, с улыбкой принесла доктору Лапину чай и железнодорожный билет. Геннадий Михайлович машинально поблагодарил хозяйку вагона и спросил, сколько он должен за проезд. Но проводница убедительно заверила, что, мол, платить ничего не надо, это ему подарок от РЖД. И даже не спросила у него паспорта. Все это показалось немного странным, впрочем, странности начали преследовать доктора Лапина, начиная со вчерашнего дня, поэтому не стоило удивляться и этой очередной. Кстати, билет, принесенный проводницей, при ближайшем рассмотрении оказался не современным, а похожим на те, какие выдавали пассажирам в давние советские времена, с надписью МПС, нарисованным локомотивом, с вырезанными ножницами краями, указывающими стоимость, где вручную авторучкой вписывались данные пассажиров и специальными штампиками проставлялись названия станций отправления и назначения.
«Вот это тоже интересно, я что, попал в советские времена? Хотя нет, здесь повсюду имеется символика РЖД, а билет старого образца, наверное, проводница нашла где-нибудь в допотопном шкафчике и просто решила пошутить. Вагонам-то, слава богу, сколько годов-то!», размышлял Геннадий Михайлович, отхлебывая настоящий железнодорожный чай с сахаром, на этикетке которого значились давно забытые буквы «МПС СССР». Неужели и сахар с тех времен еще остался? Вот уж, что называется, удивительное рядом!
В этот момент к доктору Лапину подошел человек лет пятидесяти в современной железнодорожной форме и с кожаной сумкой через плечо.
- Добрый день, уважаемый пассажир! – произнес он, улыбаясь.
- Добрый, добрый! – приветливо ответил Геннадий Михайлович, искренне радуясь новому лицу.
- Начальник поезда и одновременно ревизор Синицын Андрей Павлович. Попрошу ваш билетик!
- Пожалуйста, только, знаете, товарищ Синицын, он у меня какой-то странный, ну, не современный. Вот сами посмотрите! Сейчас таких уж точно не встретишь! Мне проводница его принесла, честное слово, можете у нее спросить! – поспешил оправдаться Геннадий Михайлович.
Начальник поезда взял в руки билет, посмотрел на него внешне, потом на просвет, сверил дату выезда и… вернул его доктору обратно.
- Все в порядке, можете не волноваться, гражданин! – произнес начальник  поезда, - куда следуете?
- Ну как куда? Я еду в… Да вы же видели, вот на билете все указано, - сказал Лапин, беря в руки квиток, и наконец прочитав указанные пункты назначения «Меленки» - «Воркута». Так значилось в билете. Причем, название станции «Меленки» было написано от руки красивым почти каллиграфическим почерком, а слово «станция Воркута-Гл.» проставлено штампиком.
- Интересно, почему станция назначения именно «Воркута», я же собирался только до Микуня доехать, а там пересесть…
- Знаем, знаем, куда вы хотели доехать! – вдруг сказал улыбающийся начальник поезда Синицын.
- Интересно, и откуда же вы знаете?
- Знаем и все тут! Мне даже известно, что вас зовут Геннадий Михайлович Лапин. Не удивляйтесь, вы не первый в нашем поезде путешествуете! – ответил Андрей Павлович и сразу же присел на полку напротив доктора.
- И откуда вообще взялся такой необычный билет? Проводница принесла мне его вместе с чаем через несколько минут после того, как я оказался на этом месте. Насколько я помню, такие билеты должны выдавать только в вокзальных кассах. Кстати, проводнице я даже не сообщил о том, куда направлюсь… - говорил доктор Лапин, вертя в руках билет «советского образца».
- Ну, это совершенно не важно, билет это сущий пустяк!
- Тогда что же важно, позвольте узнать? – спросил Геннадий Михайлович, отхлебнув сладкого чая из граненого стакана, стоящего в подстаканнике.
- Важно только то, что вы чувствуете! – ответил начальник поезда, дружелюбно глядя Лапину в лицо.
- Мне с утра постоянно говорят о том, что я в данных обстоятельствах должен что-то чувствовать, а что именно никто не объясняет, а сам я не могу во всем этом разобраться. Может быть, вы мне все толком, наконец, разъясните… - немного возбужденно проговорил Геннадий Михайлович, а потом, уже спокойнее, коротко поведал Андрею Павловичу свою историю.
Начальник поезда и он же ревизор внимательно, не перебивая, выслушал доктора, а потом произнес.
- Мне все ясно, нечто похожее я часто слышу от подобных вам путешественников, поэтому даже нисколько не удивлен. Вы хоть что-нибудь слышали о таких понятиях, как провалы во времени, искривления пространства?
- Ну, во-первых я врач, а потом, конечно, в общем и целом, имею представление, читал фантастические книжки, - как-то неуверенно ответил Геннадий Михайлович.
- Очень хорошо, что вы врач, благородная профессия. Так вот, дорогой доктор, сейчас вы находитесь как раз именно в таком вот провале, - спокойно сообщил начальник поезда.
- Вот оно как? То есть, вы хотите сказать, что я не сплю, а, значит, вся эта чертовщина происходит на самом деле?
- Именно так, только почему же сразу чертовщина?
- А как же еще можно все это окрестить? И все те странности, которые я здесь повсюду наблюдаю, это тоже часть пребывания в этом провале?
- Все верно, доктор. Но в данном случае вы попали одновременно и в неглубокий провал во времени, и в искривление пространства, - пояснил мой осведомленный собеседник.
- Так вот, значит, про какую аномалию мне говорили старики на вокзале!
- Аномалия? Ах, да, так они это называют. Дело в том, что все они сами живут в ней, но им никогда не удастся из нее выбраться.
- Печально, мне их жаль, а я, например, смогу? Мне очень не терпится покинуть эти места и возвратиться к моему другу в Нею, то есть, вернуться в реальность. В конце концов, я пришел извне и не являюсь частью этого аномального мира!
- Вы, полагаю, сможете, в вас есть потенциал, я это чувствую. Впрочем, и у многих других заблудившихся это получилось, правда, справедливости ради скажу, что не все они вернулись домой, кто-то из них так и застрял в дебрях пространственно-временной аномалии, а подобной судьбы и врагу не пожелаешь…
- Андрей Павлович, а скажите, ведь вы здесь не начальник поезда, верно? – сказал доктор Лапин после небольшой паузы.
- Как же это не начальник? – изумленно произнес Синицын, показывая на свою форму, - могу и удостоверение показать.
- Нет, не надо! Я не о том, полагаю, что вы здесь не только начальник этого поезда, но и являетесь кем-то вроде посредника или присматривающего за этим аномальным местом, я угадал?
- Можно сказать и так, вижу, вы умный человек, дорогой доктор. Если быть точным, я здешний куратор. В мои обязанности входит наблюдение за тем, что здесь происходит, оказание посильной помощи тем, кто попал в эту так называемую аномалию, будем ее так называть для удобства.
- Отлично, вот я и жду от вас помощи, дорогой мой Андрей Павлович!
- Не все сразу, Геннадий Михайлович, сначала вы должны попытаться помочь самому себе. Надо по-настоящему научиться чувствовать.
- Что именно чувствовать, поясните мне, пожалуйста!
- Все, что вы ощущаете и чувствуете, это напрямую оказывает влияние на состояние все этой окружающей нас аномалии, на то, как она к вам будет относиться, либо она станет вам благоволить и в конечном итоге отпустит, либо навсегда поглотит вас, и тогда это станет для вас настоящим адом, причем, вечным адом.
- Что же мне делать-то надо? – спросил окончательно обалдевший Геннадий Михайлович.
- В этой аномальной области надо и действовать нестандартно. Забудьте обычную логику, отбросьте привычные устои и правила обычной реальности, научитесь прислушиваться к своему подсознанию, абстрагироваться от окружающей действительности. Вы должны, если так можно выразиться, полюбить эту аномалию, всем телом и душой впитать ее в себя. В конечном итоге ваше подсознание проникнет, растворится в энергетике аномальной области, тогда решения к вам придут сами. Вам-то уж должно быть проще это понять, коль скоро вы врач…
- Легко сказать, «проще»… Но, разумеется, я попробую, у меня другого выхода нет…
- Начинайте прямо с этого момента…
- Андрей Павлович, а как сами-то вы оказались в этой аномалии, вернее, на этой работе?
- Служил начальником поезда, а потом мне открылось просветление или, скажем, приказ свыше, чтобы я стал куратором в пределах данной конкретной аномалии.
- От кого пришел приказ?
- Ну, этого никто точно не знает. Очевидно, я достиг некого высокого уровня слияния с энергетикой аномальной области, и она меня призвала… Но если смотреть на это шире, то, возможно, приказ исходил от тех, кто эту аномалию здесь установил, но кто это был, никто не знает, и думаю, никогда не узнает.
- Тогда цель создания всего этого? Испугать людей? Или все это ради чего-то более глубокого?
- Возможно, это своего рода испытание на прочность представителей человечества, но для какой цели, неизвестно, пока это самая большая тайна в этих краях, - рассуждал начальник поезда Синицын.
- Интересно, если даже вам, куратору, неизвестно истинное назначение всей этой системы, а уж о простых смертных, попавших в эту ловушку, я и не говорю!
- Как вы могли заметить, внешне все это похоже на обычную жизнь, но есть некоторые особенности, например, немного странное поведение людей, смена времен года за одну ночь, удивительные перемещения на огромные расстояния и множество разных мелочей, на которые даже и обращать внимания не стоит, - продолжал пояснять Андрей Павлович.
- И давно это все существует?
- Думаю, не малое время, потому что все это было еще до моего призыва стать куратором, а я на этой должности, почитай, уже лет пятнадцать…
- Да, впечатляет! – искренне удивился Геннадий Михайлович.
- Хорошо, вам могу честно рассказать. Когда-то я оказался в такой же ситуации, как вы и подобные вам люди. Однажды много лет назад я собрался за грибами, тогда я жил в Вологде, на самом деле работал на железной дороге. И вот сел я на электричку, вышел с корзинкой на какой-то платформе в смешанной лесополосе и принялся искать грибочки, даже набрал полную корзину, а в итоге к вечеру оказался в этих самых Меленках. Поначалу также переживал, все маялся, пытался искать выход, спрашивал у всех, что мне делать, а через некоторое время, благодаря моей природной способности чувствовать, я стал вести себя по-иному.
- И как же именно? – спросил я, продолжая внимательно слушать Андрея Павловича.
- Какое-то время со мной происходили разные очень необычные вещи, о которых я не имею права рассказывать, потому что, согласно установленным местным правилам, каждый «потеряшка» должен пройти свой путь самостоятельно. И вот позднее я очень отчетливо почувствовал, что мне уже не хочется возвращаться в реальность, но я обязан остаться здесь и стать начальником поезда, а по сути, куратором этой аномалии. Так мне было указано откуда-то свыше, я именно это почувствовал…
- Значит, никто мне не может помочь, кроме меня самого, так получается? – спросил Геннадий Михайлович.
- Вы все правильно поняли, поэтому я вас сейчас оставляю, а дальше сами, прислушивайтесь к подсознанию, учитесь чувствовать. Искренне желаю удачи! – произнес куратор, поднялся с полки, и еще раз улыбнувшись мне на прощанье, исчез где-то в коридоре вагона, а доктор остался наедине с самим собой и стал пробовать прислушиваться и чувствовать…
Поезд в это время продолжал нестись с огромной скоростью, практически не останавливаясь на станциях, привычно не тормозя на закрытых светофорах, поэтому создавалось ощущение, что в кабине машиниста никого нет. Это было первое, что удалось реально почувствовать Геннадию Михайловичу, так сказать, для оценки его способностей. Доктор принял свое ощущение на веру, и ничего проверять не стал. Да и как он вообще сможет добраться до паровоза, через крышу, да еще на таком большом ходу? Он же все-таки врач, а не каскадер. Оставалось надеяться, что на такой бешеной скорости поезд не сойдет с рельсов и не опрокинется в придорожный кювет. Но это были мысли человека, все еще живущего той, «настоящей» реальностью, а надо было как-то вписаться в эту, другую, окружающую его со всех сторон…
  Геннадий Михайлович прекрасно понимал, что сможет отсюда выбраться, если целиком и полностью последует советам куратора, ставшего в свое время неотъемлемым элементом этих аномальных мест. Лапин вдруг увидел лежащие на боковой полке матрац с простыней и подушку, заключенную в свежей наволочке, хотя раньше их там не было, но больше не стал ничему удивляться, а принимать все, как должное. Не задумываясь, он взял матрац, положил на свою полку, кинул на край подушку, а потом растянулся на подготовленной постели, расслабился и стал делать то, что говорил Андрей Павлович.
Какое-то время он лежал, пытаясь расслабиться, отвлечься от всех мыслей и посторонних явлений, тяготивших его растревоженный последними событиями мозг, добиться чистой релаксации. Сначала было трудно, он просто лежал с закрытыми глазами, не засыпая, но ничего не происходило. Немного погодя, доктору Лапину показалось, что он уже лежит не на полке в вагоне, а сидит на куче угля в тендере паровоза, который их везет. Оглядевшись, он обнаружил, что все это так и было, и все выглядело и ощущалось предельно реально, так же, как и вокзал в Меленках, и лес, и дом Пелагеи Ильиничны, где он с простым деревенским комфортом провел ночь. Правда рядом не было ружья и рюкзака, но о таких мелочах думать не стоило, раз уж он решил довериться своему подсознанию.
Геннадий Михайлович спустился с кучи угля в кабину паровоза, и там, в самом деле, никого не было, как он и почувствовал, поезд шел сам, очень быстро и никто там не стоял у руля. Доктор даже отдаленно не умел управлять локомотивами, а тем более старинными паровозами, и в данном случае, решил отпустить ситуацию. Потом подсознание перенесло Лапина снова в вагон, где он опять лежал на выбранной им койке. Но теперь он почему-то был не в своем камуфляжном костюме, а в тренировочных брюках и легкой куртке. Ни ружья, ни патронташа рядом не было. Не успел он этому удивиться, как в этот момент к нему буквально подбежала проводница, та самая, которая принесла ему «советский» билет.
- Доктор, проснитесь, пожалуйста! – громко сказала она, пытаясь, при этом, расталкивать Лапина за плечо.
- Да я не сплю, что случилось-то?
- Пойдемте со мной, в соседнем вагоне человеку плохо!
- А что с ним?
- Пойдемте, сами увидите! Это просто ужас!
Геннадий Михайлович мгновенно поднялся с койки и незамедлительно последовал за проводницей. В считанные минуты они оказались в соседнем вагоне, но на этот раз он не был пустым, а до отказа заполнен пассажирами и при этом создалось впечатление, что они едут там уже какое-то время. На доктора навалилась знакомая атмосфера переполненного плацкартного вагона.
- Идите скорее, вот он здесь лежит! – почти кричала проводница.
- Успокойтесь, все успокойтесь, дайте пройти! – уверенным голосом произнес Лапин, проходя по коридору под любопытными взглядами непонятно откуда взявшихся обитателей вагона.
Проводница подвела его к одному из пассажирских открытых купе. На нижней полке лежал хрипящий человек, пытающийся своей рукой безуспешно закрыть рану на шее, из которой струей пульсировала алая артериальная кровь. Это явно было ранение в шею с повреждением аорты, наверняка острым предметом. Самое неприятное было в том, что у доктора Лапина с собой не было никаких инструментов и перевязочных материалов.
- Пожалуйста, успокойтесь! Бинты есть? Аптечка есть? – резко спросил Лапин у всхлипывающей проводницы.
- А? Что? Аптечка? Есть, там, да, сейчас несу… - сумбурно ответила проводница и убежала в свое купе, а через полминуты вручила доктору кожаную закрывающуюся на молнию светло-коричневую коробочку с красным крестом на белом круге.
- Спасибо! – сказал Геннадий Михайлович и мгновенно открыл аптечку в поисках бинтов или ваты. Обнаружив бинт, он разорвал упаковку, развернул его, скомкал и сделал что-то вроде широкого бинтового тампона. Лапин попросил пациента убрать руку от шеи, а когда тот сделал это, мгновенно придавил место кровотечения. Это единственное, что он мог применить в данной ситуации. Около лежащего на полке раненого все было в крови, значит, кровопотеря уже была изрядная, и в этом случае, без проведения экстренных мер, спасти его вряд ли бы удалось.
- Доктор, помогите! – прохрипел раненый.
- Потерпи, все будет в порядке, скоро станция, приедет скорая, и сразу в госпиталь повезем, - продолжая придавливать рану, спокойно проговорил Лапин, прекрасно понимая, что это была чистая ложь, но умирающему надо было что-то сказать, хотя бы перед смертью немного обнадежить.
- Доктор, я умираю, и это будет на твоей совести, ты не можешь мне помочь, я это знаю… но я могу помочь тебе…
- Каким же образом? – спросил Лапин, глядя прямо в глаза мужчины, залитого собственной кровью.
- За это ты должен выполнить мою просьбу.
- Слушаю, говорите! Все, что смогу…
- Я Осип. У меня в Меленках родители живут, они думают, что я погиб под колесами поезда…
- Да ведь я их знаю! Гурьян Лукич и Серафима Прохоровна, верно? Они на вокзале сидят почти каждый день, ждут автобуса, чтобы поехать к тебе в гости… их из-за этого даже считают сумасшедшими…
- Отправляйся к ним и скажи, что я умер по-другому, не под колесами, а меня убили в этом вагоне, и сделал это ты, доктор…
- Почему же это я? Я только что подошел, меня проводница пригласила…
- Теперь не имеет значения… Прямо так и скажи им! Это моя воля!
- Хорошо, я обязательно встречусь с ними и все расскажу, но чем вы мне можете помочь?
- Выполни просьбу и потом сам все поймешь… - произнес Осип и тут же испустил дух…
Лапин медленным известным движением ладони закрыл все еще открытые в момент смерти глаза Осипа, а потом накрыл его остывающий труп белой простыней.
- Все, к сожалению, он скончался… но тут, сами понимаете, безнадежный случай, такое сильное кровотечение, помочь было невозможно, - стал объяснять Геннадий Михайлович проводнице и наблюдавшим за происходящим пассажирам, которые столпились рядом с открытым купе вагона, где человек только что отошел в мир иной…
Следуя совету куратора, доктор Лапин тут же поспешил отвлечься от всего, что сейчас произошло в вагоне, закрыл глаза, и раскрыл свое подсознание для проникновения туда энергетического эфира аномалии. На этот раз у него это получилось гораздо быстрее, потому что в следующее мгновение, когда он открыл глаза и огляделся вокруг, он понял, что аномалия из вагона «забросила» его в салон какого-то воздушного лайнера. Он ощущал, что сидит в кресле рядом с другими многочисленными пассажирами, одетый в приличный серый костюм с галстуком.
Немного освоившись в обстановке, Лапин выглянул в иллюминатор и понял, что самолет в воздухе, и уже давно, потому что надпись «Пристегните ремни» уже не горела. Земли было не видно, только одни сплошные облака. Рядом прошла симпатичная молодая стюардесса, и Геннадий Михайлович сразу же спросил ее, куда же мы летим. Девушка была предельно вежлива и учтива, как подобает людям ее профессии, и, несмотря на совершеннейшую несуразность вопроса, сообщила доктору, что этот самолет направляется из Москвы в Норильск. Произойди подобное раньше, Лапин не знал бы, что и предпринять, и скорее всего бы сильно расстроился, непрерывно бы нервничал. Но теперь… 
Он вежливо и с улыбкой сказал стюардессе большое спасибо за информацию, отпустил ей банальный, но приятный каждой девушке комплимент и, поднявшись с кресла, пошел прогуляться по салону, который был примерно наполовину заполнен пассажирами. Как обычно, все вокруг выглядело в полной мере реалистичным. Дойдя до туалета (даже в условиях аномалии, удовлетворение естественных надобностей никто не отменял), Лапин увидел странный для самолета предмет, прикрепленный к стене возле входной двери. Привычка ничему не удивляться сработала и в этом случае, но все-таки то, что он увидел, было удивительным даже для странностей в условиях аномалии. Рядом с входной дверью в туалет висел настоящий стоп-кран, такой же, как и в поездах с опломбированным рычагом, только не с красной, а с синей точкой на корпусе. Это напоминало ситуацию как в старом анекдоте, но теперь Геннадий Михайлович принял это как должное, решив, что если этот нелепый для самолета предмет здесь имеется, значит, он для чего-то нужен.
Выйдя из туалета, Геннадий Михайлович продолжил прогулку по салону и наблюдение за происходящим, пытаясь почувствовать, что ему уготовлено на этот раз. Все вокруг казалось обычным, самолет выполнял свой рейс, в салоне царила привычная атмосфера полета, все было спокойно. Лапин почти дошел до кабины пилотов, но дальше его, разумеется, не пустили. И вдруг все услышали громкий хлопок за бортом, а самолет сразу начало болтать из стороны в сторону, ощущалась сильная вибрация корпуса. В салоне послышались пронзительные женские крики. Доктор поспешил выглянуть в иллюминатор и сразу же заметил, что начался пожар в левом двигателе, потом в салоне погас свет. Справа двигатель пока работал. Через полминуты нос самолета начал постепенно опускаться вниз, вибрация продолжалась. Пожар в левом двигателе был устранен, но он больше не функционировал, полет продолжался на одном двигателе. Однако самолет не только был наклонен носом вниз, но и стал медленно крениться на левый бок. Стюардессы бегали по салону, пытаясь успокоить людей, но безуспешно. Геннадий Михайлович понял, что самолет падает, его подсознание мгновенно выдало решение – бежать в кабину пилотов. Он так и сделал. Дверь в кабину не была заблокирована, никто ему не препятствовал, стюардессам было не до этого, поэтому доктор без проблем ее открыл.
Внутри он увидел весьма типичную картину, когда летчики делали все возможное, чтобы попытаться избежать катастрофы. Однако штурвал уже не слушался, попытки переговоров с диспетчером не приносили результата. На приборных панелях пищали и звенели аварийные сигналы, стрелки приборов бешено крутились, и уже невозможно было понять, какая высота, оценить параметры работы систем самолета, голосовой помощник настойчиво выдавал по-английски предупреждения о сваливании, требовал выровнять машину. Лапин стоял и беспомощно наблюдал за происходящим, он ничего не мог сделать для помощи ни экипажу, ни пассажирам. Все шло к тому, что самолет со скоростью пули вот-вот коснется поверхности земли и от взрыва разлетится вдребезги, унеся жизни экипажа и всех пассажиров, и одной авиакатастрофой станет больше.
Доктор понимал, что и сам становится невольным заложником катастрофы и уже начал задумываться о смерти, при этом, не переставая ждать нужных ощущений от аномалии. В этот момент командир корабля резко повернул голову в сторону Лапина и в порыве истерической агонии от предчувствия неминуемой катастрофы, крикнул:
- Мужик, беги в хвост к дальнему туалету, сорви стопкран! Разрешаю! Стопкран!!! Иначе будет поздно…
- Это нам поможет?
- Беги!!! – почти проревел пилот.
Геннадий Михайлович бросился изо всех сил бежать по проходу между рядами, пробираясь между вскочившими в панике со своих кресел рыдающими, орущими и мечущимися в истерике пассажирами и стюардессами, не оставляющими попытки успокоить людей, до последнего выполняющими свой долг. Добежав до туалета, доктор, поколебавшись еще две-три секунды, наконец, взялся за рычаг стопкрана, закрыл глаза и со всей силы рванул его вниз, срывая свинцовую пломбу. Потом вдруг сразу наступила тишина…
Лапин долго не решался открыть глаза, но понимал, что когда-то надо это сделать. И вдруг он ощутил кожей лица дуновение легкого морского бриза. Подняв веки, доктор догадался, что теперь его подсознание, синхронизированное с энергетической субстанцией аномалии, перенесло его на какой-то крупных размеров корабль, плывущий по безбрежному морю. Геннадий Михайлович убедился, что теперь умеет по-настоящему чувствовать, ему, наконец, как-то удалось встроить свое подсознание в тонкую и, несомненно, интеллектуальную структуру этой необыкновенной аномалии, и теперь он способен просто и главное спокойно принимать все, что с ним происходит, как данность.
На этот раз одетый в джинсы, майку и легкий вязаный свитер, доктор Лапин как обычно осмотрелся вокруг, а потом сделал то единственное, что можно было в этой ситуации – отправился гулять по палубам и лестничным переходам. Только сейчас он невольно ожидал каких-то неприятностей, если судить по предыдущему подобному опыту. Но пока все было тихо и спокойно. Погода отличная, волны шумели у борта, чайки кричали, витая в небе и сопровождая корабль, а он двигался вперед в неведомом направлении и в неизвестном море. Но в этих обстоятельствах такие подробности больше не интересовали Геннадия Михайловича. Прогулка показала, что это был паром, подобный тем, которые регулярно курсируют из порта в порт в разных морях, перевозя обычных пассажиров и туристов с их автомобилями и автобусами.
Корабль был полон людей, говорящих на разных языках, которые гуляли по открытым палубам, сидели в корабельных ресторанах и барах, плескались в бассейнах, в общем и целом отдыхали, что называется, по полной. «Интересно, знают ли все эти люди, что попали во власть аномальной области и, возможно, их всех или почти всех очень скоро ждет смерть?», подумалось Геннадию Михайловичу, пока он в хаотичном порядке неспешно обходил помещения парома и наблюдал за происходящим в этом отрезанном от мира сосуде веселья и удовольствий.
Во время прогулки Лапину, конечно, встречались матросы и гражданские морские офицеры. При проходе по одной из корабельных палуб, один из них, напоминающий итальянца, отделился от компании своих коллег, неожиданно подошел к доктору и завел с ним разговор, но почему-то на чистом русском языке.
- Доктор, не забудьте зайти к капитану на мостик, он не против поговорить с вами.
- Хорошо, а где он находится?
- Поднимайтесь по трапам на самую верхнюю палубу, пройдите в сторону носа корабля, там и будет капитанский мостик, далее по лестнице и прямо в дверь, - сообщил моряк, затем мгновенно отошел от Лапина и побежал догонять своих коллег...
 Геннадий Михайлович зашел в помещение капитанского мостика, где уже находился человек в форме морского офицера гражданского флота.
- Добрый день, уважаемый капитан! Вы хотели меня видеть? – спросил доктор, обращаясь к стоящему перед приборной панелью человеку.
- Здравствуйте, Геннадий Михайлович! – ответил капитан и повернулся к Лапину, улыбаясь. – Не узнали?
- Боже мой, конечно, вы же начальник… то есть куратор! Андрей Павлович, безмерно рад вас видеть!
- Что ж, я тоже рад, а в особенности потому, что мы с вами встретились здесь, в этой точке действия аномалии. А это значит, что вы уже научились чувствовать!
- Полагаю, да, у меня стало получаться, ну может быть не совсем еще в совершенстве, но я оказался на этом корабле по приказу аномалии, если так можно выразиться.
- Что ж, я в курсе того, где вы уже побывали, продолжайте в том же духе! Думаю, мы еще встретимся!
- А скажите, что сейчас должно произойти на этом корабле? Я уже ожидаю неприятностей…
- Э, нет, дорогой доктор! Вы, наверное, забыли? Каждый проходит свой путь самостоятельно! – улыбнувшись, напомнил куратор Андрей Павлович Синицын, а потом, сказав «До встречи, уважаемый Геннадий Михайлович!», через другую дверь покинул помещение мостика.
Из чистого человеческого любопытства Геннадий Михайлович остался на пустом мостике. Но там почему-то не было ни одного члена команды, который должен был управлять этим судном. Ведь кто-то всегда должен нести вахту. Получается, что в данный момент за судоводителя оставался доктор Лапин? Но это же нонсенс! Где же все моряки? Он попытался открыть дверь и выйти наружу, чтобы позвать кого-нибудь, но дверь почему-то оказалась наглухо заперта, тогда он бросился к другому выходу, через который прежде вышел куратор, но и та дверь не поддавалась. Что же делать? Может привычно довериться подсознанию и просто пока остаться на мостике, а там видно будет? Так он и сделал. 
В полном спокойствии доктор, не торопясь, подошел к приборной панели, чтобы посмотреть на горящие и мигающие разноцветные огоньки, смысл и назначение которых ему были совершенно неизвестны. Потом он поднял голову и взглянул через большое панорамное окно в том направлении, куда шло судно, и стал с наслаждением взирать на простирающиеся перед ним морские просторы. Это удивительное, просто завораживающее зрелище! Но буквально через минуту, непонятно откуда метрах в двухстах по курсу корабля возникла каменная скала, целый небольшой остров, внезапно выросший в морских водах. 
Считанные секунды понадобились доктору, чтобы понять, что неуправляемый корабль двигался прямо на скалу и что столкновение неизбежно, если срочно не принять необходимые меры. Геннадий Михайлович не имел возможности покинуть мостик, не знал, как отсюда связаться с машинным отделением или хотя бы просто с кем-нибудь из команды. На панели управления он начал судорожно нажимать разные кнопки без разбора, но никаких изменений в движении судна не происходило. В привычном понимании штурвала, который можно было бы крутануть, как показывают в кино, на мостике не было, в современных кораблях все работает посредством электронных систем, и Лапин, разумеется, не имел представления, что именно надо сделать для изменения курса и предотвращения аварии. В конце концов, он перестал суетиться и снова отпустил ситуацию. Корабль на большой скорости неминуемо шел на скалу, и когда до нее оставались считанные метры, доктор машинально крепко ухватился за какую-то железяку, закрыл глаза и приготовился к удару.
   Столкновение было настолько сильным и жестким, что корпус огромного корабля изрядно тряхнуло, и он весь неестественно задрожал. Лапин услышал ужасающий скрип гнущихся переборок и омерзительный скрежет искореженного метала, смешанный со звоном разбитого стекла. Потом все резко затихло. Доктор открыл глаза и увидел, что переднее панорамное стекло треснуло, и местами от него откололись разного размера куски. Корабль не двигался, налетев на скалу своей носовой частью. Из рулевой рубки сверху было видно, что через полностью разрушенный от удара визор в трюм явно поступала вода. Корпус парома накренился на левый борт градусов на пять или десять. Корабль без сомнения начал тонуть. Геннадий Михайлович решил снова подойти к выходу с мостика и обнаружил, что при аварии дверь оказалась деформирована. Теперь он легко выбил ее ногой и выбрался наружу. По верхней палубе бегали толпы пассажиров и что-то кричали на разных языках. Один из членов команды – морской офицер, выбежал к толпе и стал громко по-английски объяснять, чтобы все организовано без паники подходили к спасательным шлюпкам, потому что паром медленно тонет.
Лапин не стал поддаваться панике, помня о том, что все происходит в пределах аномальной области. Он спустился с мостика на палубу и неторопливо пошел по ней, чтобы перейти на два уровня ниже, к спасательным шлюпкам, хотя на уровне подсознания он прекрасно чувствовал, что ему они не потребуются. Мимо доктора в разные стороны в панике и страхе бегали кричащие пассажиры, но он отлично понимал, что ничем не может им помочь. Через несколько минут корпус парома со скрежетом наклонился на левый борт еще больше, что говорило о продолжении заполнения водой внутренних трюмных помещений парома. 
Проходить по наклоненным палубам стало немного труднее, но пока было возможно, и Геннадий Михайлович продолжал двигаться по променад-декам и квартердекам, спускаться по трапам, придерживаясь то за фальшборт, то за перила. Вдруг его голову посетила ясная и четкая мысль о том, что он непременно должен добраться до личной каюты первого помощника капитана, которая точно располагалась на третьей палубе. Доктор незамедлительно ускорил шаг, чтобы поскорей добраться до нужного места. Дверь в жилой отсек членов команды была закрыта, потому что в эти помещения пассажиры допуска не имели, об этом говорила и висящая рядом надпись на английском языке. Чтобы открыть, нужна была карточка с чипом, а ее у него, естественно, не было. Либо немного подождать, пока кто-нибудь из персонала зайдет внутрь или выйдет оттуда. Впрочем, вряд ли кто-то из команды мог в такой ситуации оставаться в своих каютах, все сейчас наверняка заняты спасением пассажиров.
Однако время шло, корабль с каждой минутой все глубже погружался в морскую пучину, а Лапину, во что бы то ни стало, надо было попасть в каюту первого помощника. Он пока не знал, почему именно туда, но так приказало его подсознание, встроенное в энергетическую структуру аномалии, и он обязан был беспрекословно подчиниться. Начинающий переживать Геннадий Михайлович продолжал стоять около запертой двери, не зная, что ему предпринять. За все время мимо не пробежало ни одного человека. Он даже пытался надавить на дверь, сильно потрясти ее, чтобы одолеть замок, но все безуспешно.
Вдруг его осенило. Пожарный щит, там же всегда есть топор! Конечно! Доктор стал осматривать ближайшие коридоры в поисках красного ящика. Наконец, он обнаружил его и, разбив стекло резким ударом локтя, мгновенно снял с крюка пожарный топор. Вернувшись к входной двери в жилой отсек персонала, Лапин, не задумываясь, сходу начал решительными движениями врубаться в деревянную дверь, которая трещала и скрипела под ударами топора, но поддалась не сразу.
Наконец, проход был свободен и Геннадий Михайлович, не забыв прихватить с собой тот же топор, оказался в коридоре жилого отсека. Он спешно шел по наклоненному из-за погружения в воду судна коридору в поисках заветной каюты, на которой должно быть обозначено, кому она принадлежит. «Все, нашел. Вот по-английски написано «первый помощник капитана», сказал сам себе вслух доктор. Дверь, конечно, тоже была закрыта, но теперь Лапин, уже без колебаний, снова пустил в ход топор. Для этого препятствия хватило и двух метких ударов.
Попав внутрь, доктор остановился посередине каюты, придерживаясь за прикрепленный к полу стол из-за весьма существенного крена судна, закрыл глаза, расслабился и стал ждать нового ощущения, которое должно было помочь ему определить, что же дальше. Через пару минут озарение пришло. В каюте надо было отыскать ключ от двери в вентиляционную камеру, расположенную на самой верхней палубе возле трубы. Надо было все делать очень быстро, потому что корабль неумолимо продолжал тонуть. Геннадий Михайлович начал с завидной быстротой обшаривать каюту, открывать шкафы, высыпать все из коробок, копаться в белье и личных вещах первого помощника. В итоге в одном из ящиков был найден небольшой металлический ключ, и доктор, который был уверен, что это тот самый, который ему нужен, не теряя времени, покинул каюту. 
Теперь его путь лежал на самую верхнюю палубу, но в условиях все нарастающего крена тонущего корабля это было весьма затруднительно. На преодоление сильно наклоненных трапов и деков ушло немало времени. И вот Лапин, больше не обращая ни малейшего внимания на то, что происходило на тонущем корабле, добрался до нужной двери, открыл ее ключом и, проникнув внутрь, захлопнул за собой, оказавшись в полной темноте и тишине…
…Неожиданно в нос Лапину ударил до боли знакомый запах хлорсодержащего дезинфицирующего средства, он открыл глаза и понял, что на этот раз оказался в стационаре какой-то клиники. Он был одет в белый халат, шапочку, темные брюки и легкие домашние кожаные тапочки. На его шее висел фонендоскоп. Геннадий Михайлович догадался, что сейчас аномалия решила предоставить ему роль дежурного врача, которая была ему ближе, профессия соответствовала. Он стоял в коридоре, с одной стороны которого была стена с большими окнами, а с другой высокие двери в больничные палаты. Однако в коридоре не было ни одного пациента, что, казалось, не совсем обычным, потому что в стационаре, особенно в дневное время, коридор всегда оживлен. Доктор Лапин небыстро пошел вдоль коридора, чтобы понять, что это за отделение и где находится ординаторская. В помещении было на редкость тихо и спокойно. Проходя мимо поста медицинской сестры, он подошел к сидящей за столом молодой девушке в белом халате и обратился к ней.
- Добрый день, скажите, пожалуйста, какое это отделение, а то я недавно в вашей клинике.
- Это вторая хирургия, - спокойно ответила медсестра.
- Спасибо, а где здесь ординаторская?
- Дверь в конце коридора.
- Благодарю вас, сестра!
- А как вас зовут, доктор?
- Геннадий Михайлович, а вас?
- Елена Викторовна, можно Лена.
- Очень приятно! – с улыбкой ответил Лапин.
После разговора с медсестрой Леной доктор направился к своим коллегам в ординаторскую, чтобы разобраться, что к чему. В комнате находился один из врачей и заполнял истории болезни пациентов.
- Здравствуйте, коллега! Я Геннадий Михайлович Лапин!
- Очень приятно, Сергей Николаевич Храмов, заведующий отделением. Вы у нас в качестве…
- Врача, разумеется, - ответил Лапин.
- Давно работаете, сколько у вас лет практики?
- Да уж лет двадцать.
- Прекрасно, опытные специалисты нам очень нужны, значит, будем работать вместе, - произнес заведующий и, встав со стула, протянул Лапину руку.
- Поработаем, - спокойно сказал Лапин, отвечая на рукопожатие, потому что точно знал, что он здесь только на время, все зависит от «планов» аномалии.
- Кстати, Геннадий Михайлович, мне сейчас надо быть на заседании коллегии в департаменте, так что располагайтесь, занимайте вон тот свободный стол, скоро другие коллеги вернутся с операций, познакомитесь. Позднее распределим палаты, хорошо?
- Хорошо, да вы не беспокойтесь…
После разговора с Лапиным Сергей Николаевич вышел из ординаторской и направился к себе в кабинет переодеться для визита в департамент. Геннадий Михайлович сел за свободный стол, немного подождал, а потом решил прогуляться по отделению. В палаты он пока заглядывать не стал. Прошел по коридору мимо процедурной и перевязочной, а потом добрался до входа в святая святых любого хирургического отделения – операционного блока. Немого постояв перед закрытыми дверями, Лапин уже было намеревался вернуться в ординаторскую, а может быть и заглянуть в какую-нибудь палату, как вдруг двери оперблока внезапно распахнулись, из них выбежала операционная медицинская сестра в полной экипировке и, увидев доктора, начала говорить.
- Ой, доктор, слава богу, вас я сразу нашла!
- Что такое, сестра?
- Как вас зовут?
- Геннадий Михайлович.
- Геннадий Михайлович, у нас операция идет, не простая, больной под наркозом, а нашему ведущему хирургу вдруг стало плохо, он у нас уже старенький, но все работает. С ним, возможно, инфаркт случился, мы его сразу же самого в реанимационную палату определили. Прошу, пойдемте срочно в операционную, надо кому-то продолжить, я все покажу, надо помыться в срочном порядке… - проговорила сестра, зашла в помещение оперблока, приглашая туда Лапина.
- Да вы знаете, я вообще-то не хирург, а терапевт…
- Доктор, мы вас ждем, больше никого нет, пойдемте срочно мыться… - не унималась сестра, не обращая внимания на слова Лапина, и ему пришлось подчиниться.
Будучи студентом, конечно, он ассистировал на операциях во время практических занятий, но самостоятельно вести операцию он не мог, да и, в сущности, не имел права. Однако в данном случае, помня об аномалии, он решил попробовать. После тщательной подготовки рук, медсестра помогла ему одеться, и, полностью экипированный, он вышел в операционный зал.
- Ну, наконец-то, мы вас дождались, - произнес врач-анестезиолог, контролирующий состояние пациента на операционном столе. Рядом методично работал аппарат ИВЛ.
- Что за операция? По какому поводу? – не очень уверенно спросил Геннадий Михайлович.
- Резекция желудка по Бильрот три, цээр четверка, биопсия подтвердила, - ответил второй хирург, оказавшийся студентом пятого курса медицинского института, который хоть и специализировался по хирургии, по понятным причинам тоже не имел права вести операцию самостоятельно.
Доктор сразу подметил, что этот его студент-ассистент даже в полном облачении хирурга в операционной, выглядел как-то странно, пожалуй, немного эксцентрично, и потом его нелепые очки, высокий, какой-то даже визгливый голос и сама манера говорить… Но люди разные бывают, не стоит сейчас на этом акцентировать свое внимание. Пациент на столе…
- Что уже успели сделать? – уверенно спросил Лапин, вернувшись к операции.
- Только разрез и доступ, - ответил студент.
Лапин встал у стола и увидел прикрытую стерильной марлей операционную рану на животе пациента.
- Что же, давайте продолжим, - с внешним спокойствием сказал Геннадий Михайлович и уверенным движением снял с раны марлю. От увиденного ему стало немного не по себе, давно он не участвовал в таких мероприятиях, но коллегам нельзя было показывать виду, и он очень быстро взял себя в руки.
- Состояние пациента? – спросил доктор.
- Стабильное, - ответил анестезиолог, наблюдающий за датчиками и мониторами.
- Возраст пациента?
- Восемьдесят шесть.
- Понятно, - ответил Лапин.
- Вот она, опухоль, на стенке желудка, - сказал студент, указывая пальцем на утолщение, - вот ее надо удалять…
Несколько мгновений Геннадий Михайлович силился вспомнить название хирургических инструментов, и пытался понять, что ему в этом случае надо сделать, но память на этот раз подводила, и тут доктора выручила медсестра, которая стала подавать нужные зажимы, ножницы и тампоны. Да и студент тоже кое-что умел. Лапин уже, было, начал подступаться к решению самой задачи оперативного вмешательства, а именно, собирался отрезать часть желудка пациента, которую «оккупировала» злокачественная опухоль. Но в этот момент внезапно оживился анестезиолог.
- Давление падает! Внезапная слабость сердечной деятельности!
- Подождем пока? – спросил Лапин.
- Да, немного, пытаюсь стабилизировать… - бросил анестезиолог и начал вводить пациенту необходимые препараты.
- Возможно, у больного внутреннее кровотечение… - предположил студент.
- На основании чего такой вывод?
- Давление падает…
- Вряд ли это верно, просто пожилой человек, слабое сердце, - ответил ему Лапин, хотя сам ни в чем не был уверен.
- Состояние пока удалось стабилизировать, продолжайте… - произнес анестезиолог через несколько минут.
Лапин и практикант продолжили. Опухоль располагалась для хирурга очень удобно, потому что ее удаление не требовало деформировать пищевод или двенадцатиперстную кишку, однако две трети желудка убрать придется. Поэтому Лапин уверенно взял в руку ножницы и начал непосредственно проводить резекцию. Когда часть желудка с опухолью была удалена, они со студентом приступили к зашиванию тела пищеварительного органа, а когда завершили и это, то начали послойно закрывать операционную рану, устраняя постоянно возникающие кровотечения из мелких сосудов. 
Вдруг анестезиолог снова сообщил об изменении в состоянии пациента. На этот раз все было гораздо серьезнее, несмотря на прилагаемые усилия, стабилизировать состояние пациента не удавалось. Неожиданно произошла остановка сердца, анестезиолог вместе с медсестрой тут же приступили к реанимационным мероприятиям. Однако успеха в этом им добиться не удалось, поэтому спустя контрольное время была зафиксирована смерть пациента на операционном столе, и Лапину со студентом пришлось зашивать рану уже на трупе…
После окончания операции, переодевшись в свой обычный халат, Лапин вышел из блока и сразу же открыл одну из створок окна в коридоре, чтобы глотнуть свежего осеннего воздуха. Он пытался не расстраиваться о том, что случилось в операционной. Доктор всегда помнил, что, несмотря на все происходящее, кажущееся абсолютно реальным, это все-таки было следствием воздействия аномалии на его подсознание…
В этот момент дверь оперблока распахнулась, и два санитара вывезли из блока каталку с накрытым белой простыней телом только что умершего пациента, и Геннадий Михайлович проводил их полным сожаления взглядом.
- Ну что ж, доктор, вам совершенно не повезло сегодня, - вдруг послышался пискливый голос студента, который ему ассистировал. Молодой человек подошел к нему и встал рядом возле открытого окна.
- Очень жаль, но что делать, бывает, пациент-то старенький был, - дежурно ответил на реплику Геннадий Михайлович.
- При чем тут пациент? Это у вас, насколько я успел заметить, нет совершенно никакой квалификации, вы его погубили, - визгливо почти крикнул студент, и в его голосе была какая-то неестественная злоба. 
- Ну, хорошо, признаюсь, я на самом деле врач, но не хирург, а простой участковый терапевт, работаю в обычной поликлинике. Но, тем не менее, резекцию-то мы провели, а то, что во время операции человек отдал богу душу, это уже не наша вина, в данном случае не наша, сказали же, слабое сердце, - пытался оправдаться перед студентом доктор Лапин.
- Что-то я смотрю, вы в последнее время постоянно оказываетесь там, где появляется смерть, - вдруг заявил студент тем же визгливым голосом.
- Вы это о чем говорите, будущий коллега, что-то я не понимаю? – произнес Геннадий Михайлович, начиная негодовать.
- Да все о том же, о ваших путешествиях то там, то сям. Да вот сами вспомните, где бы вы ни оказались, там всегда кто-то умирает…
- Ну, знаете ли, если на то пошло, я не виноват ни в одной из этих смертей! – парировал Геннадий Михайлович, наконец, догадавшись, что это аномалия через его подсознание говорит с ним устами этого «студента».
- Вам не место здесь, господин доктор Лапин, уходите отсюда, сейчас же! – почти зарычал на него «студент», но почему-то уже совсем низким голосом.
- Куда же мне прикажете уходить? – спросил доктор в надежде получить ориентир.
- А вон у него спросите, - перейдя на хриплый шепот, ответил «студент» и показал на идущего по коридору заведующего отделением Сергея Николаевича Храмова, а сам потом исчез, будто его и не было рядом.
- А-а, Сергей Николаевич, можно задать вам вопрос? – обратился Лапин к заведующему, когда тот поравнялся с ним в коридоре.
- Пожалуйста, говорите, коллега, но я вижу, что вы сегодня и так изрядно натворили, уже наслышан! Убирайтесь из моего отделения, немедленно! – озлоблено произнес Храмов, глядя на Геннадия Михайловича пристальным полным осуждения взглядом.
- Вот вы и скажите, куда мне убираться-то? – спокойно сказал Лапин.
- Идите, сделайте ФЛГ, рентгенология на первом этаже, - ответил заведующий и пошел в сторону своего кабинета.
«Значит, надо идти в рентгенологическое отделение, отлично!», понял Лапин и уверенно зашагал по направлению к первому этажу. Дверь в отделение была не заперта, доктор вошел внутрь и сделал несколько шагов вперед по коридору, а затем открыл другую дверь с надписью «Рентгеноскопия» и «Рентгенография» с указанием графика работы. Внутри никого из персонала не было. Доктор для приличия крикнул «Коллеги! Здесь есть кто-нибудь?», но ответа не последовало, поэтому он прошел дальше, в комнату, где находился сам рентгеновский аппарат. В этой комнате также не было ни единой живой души, и царил полумрак, как и полагается в таких помещениях. Вдруг дверь сама собой с громким хлопком закрылась за Геннадием Михайловичем, и он остался уже в полной темноте и оглушительной тишине…
…Доктор открыл глаза, когда почувствовал свежий воздух и услышал шум работающего лифта. Сейчас он обнаружил на себе летний плащ, брюки, туфли на приподнятом каблуке, а на голову была надета широкополая шляпа. Лапин догадался, что находится где-то на площадке в подъезде жилого дома. В тускло освещенном коридоре он увидел закрытые входные двери в квартиры, а единственный свободный путь вел на лестничную клетку для проходов между этажами. На светло-желтой стене была надпись черной краской – «20-й этаж». Геннадий Михайлович никогда не испытывал панического страха высоты, поэтому сделал несколько шагов вперед, открыл дверь и сразу очутился на переходной лоджии с завораживающим видом на город, с такой высоты казавшийся игрушечным. Доктор немного постоял на лоджии, любуясь городской панорамой, но явно не его родного Ярославля, потому что его-то он сразу бы узнал. Вдруг подсознание доктора подсказало ему выйти по лестнице на чердачный этаж. Решетчатая металлическая дверь, закрывающая вход на крышу, была без замка, поэтому он легко поднялся по ней наверх и оказался на покрытой рубероидом крыше. По периметру всего здания края крыши были ограничены невысоким кирпичным парапетом.
На противоположной от себя стороне Лапин заметил трех человек. Двое из них молодые люди – парень и девушка лет семнадцати, что-то настойчиво объясняли третьему молодому человеку, стоящему метрах в трех от них, у самого края. Создалось впечатление, что он собирался покончить с собой, а те двое его как могли, отговаривали от этого бессмысленного фатального поступка. Геннадий Михайлович, разумеется, машинально направился к этой троице, надеясь тоже чем-то помочь.
- Отстаньте от меня, я больше не хочу жить! – подойдя ближе, услышал Лапин слова стоящего у края парня.
- Боренька, миленький, сколько тебе можно объяснять, не так все страшно, как ты считаешь! – умоляла парня девушка.
- Ты, это, давай, кончай все это, друг, ничего кошмарного не случилось! – говорил парень, стоящий рядом с девушкой.
- Нет, не успокаивайте меня, мне больше незачем жить! – прокричал потенциальный самоубийца.
В этот момент Геннадий Михайлович приблизился к ним и сходу спросил.
- Ребята, что тут происходит?
- Вам-то какое дело, папаша? Идите своей дорогой! – недовольно ответила девушка.
- Я, конечно, уйду, но позвольте полюбопытствовать, что случилось-то с вашим другом? Почему он, как я понимаю, собирается прыгнуть вниз с такой чудовищной высоты?
- Да дурак он, в общем, пробитый на всю голову, - нервозно произнес парень, стоящий рядом с девушкой, который, очевидно, был его другом.
- В чем же заключается проблема? – участливо спросил доктор.
- Да любовь у него несчастная, без взаимности! – объяснил тот, что стоял рядом с девушкой.
- А-а-а, я-то думал, что-то, в самом деле, серьезное… - нарочито безразлично заявил Лапин.
- Это очень серьезно! – крикнул парень, что стоял у самого края крыши.
- Да ну, бросьте, молодой человек, это же сущие пустяки! Разве можно в таком возрасте так отчаянно переживать из-за девчонок? Сколько тебе лет?
- Семнадцать…
- Вот я и говорю, их у тебя будет еще ой-ой-ой сколько! Несчастная любовь - это совершенно не та причина, чтобы сводить счеты с жизнью в таком молодом возрасте! Ты что, хочешь, чтобы через пару минут твои друзья там внизу отскребали твои кишки и мозги от асфальта? Может быть, избавишь их от этой не очень приятной обязанности? Давай, парень, успокойся и вернись к нам, а потом пойдешь с друзьями гулять, сходите в кафе, отдохнете, поговорите спокойно, и все твои переживания сами собой исчезнут, подростковая любовь она, как правило, недолговечна, потом сам же над всем этим смеяться будешь, уж поверь мне…
- Не уговаривайте, я принял решение, без ее любви мне не жить!
- Я прошу тебя, умоляю, как твой лучший друг, давай, бросай это, иди к нам! На ней же свет клином не сошелся! – сказал его друг.
- Тебе этого не понять, Васенька! Ты никогда не любил, так как я!
- Ты уверен в этом, друг? Поверь, я тебе не рассказывал, но у меня тоже большая любовь без взаимности, но я же не собираюсь бросаться вниз с небоскреба! У меня чердак-то еще в порядке…
- Боренька, я уверена, что тебя кто-то любит, кроме этой… - включилась в разговор девушка.
- Ну и кто же, по-твоему?
- Я… я тебя люблю, дурак ты этакий! – призналась девушка и горько заплакала.
- Мне плевать на это! Мне нужна только ее любовь! – категорично ответил ей «самоубийца».
- Да как ты не понимаешь? Ты же ей совершенно безразличен! Она не достойна тебя! Забудь ее и продолжай жить! Обязательно встретишь другую, я не сомневаюсь в этом! – проговорил молодой человек.
- Твои друзья правы, Борис, ты просто обязан к ним прислушаться, пока не совершил непоправимое! Ты еще так молод! И потом, подумай о своих родителях, о маме с папой! Как они без тебя жить-то будут? Подумай!
- Я им не нужен!
- Это ты зря так, ты не прав сейчас, вот совершенно не прав! Свой родной ребенок нужен всегда и каждому родителю, они любят тебя, хотят тебе только добра. Они желают когда-нибудь увидеть внуков. А если ты сейчас так по-глупому уйдешь, то мало того, что это будет страшная трагедия для родителей, ты еще и оставишь их без будущего! Понимаешь! Без будущего! Это еще более страшно! Просто ужасно!
- Плевать мне на все, я не хочу жить без нее! На том свете обрету покой, там нет никаких любовных переживаний!
- Ты очень крепко заблуждаешься на этот счет! Вот я врач, и я отлично знаю, что там, за границей жизни и смерти, совсем ничего нет, вот умер, и тебя просто нет! И я крепко убежден, что тебе не стоит туда торопиться, пока рановато! Пожалуйста, отойди от края и вернись к нам! Прошу тебя! Мне ведь плевать, я человек совсем посторонний и даже не знаком с тобой, но и я чисто по-человечески искренне хочу, чтобы ты продолжал жить, отлично окончил школу, в дальнейшем получил профессию, женился, нарожал детей…
- Боря, остановись, милый, любимый, я не смогу без тебя жить. Мне придется прыгнуть сразу же вслед за тобой… - вдруг крикнула девушка, и эта фраза стала для юноши решающей.
- Что ж, валяй, может, встретимся на другой стороне… - произнес Борис, сделал уверенный шаг, поднявшись на кирпичный парапет и, выкрикнув «Прощайте», оттолкнулся от края и камнем улетел вниз. В этот самый момент из груди девушки вырвался душераздирающий крик «Не-е-ет!!!», и она, бессильно упав на колени, забилась в истерике, а друг самоубийцы, успокаивая, обняв девушку, только и сказал «Дурак, набитый дурак. Что наделал-то, идиот!». Через несколько секунд оба молодых человека немного оправились от шока и бросились бежать к лестнице, чтобы спуститься вниз и еще раз посмотреть на то, что осталось от их друга и близкого человека.
  Геннадий Михайлович подошел к кирпичному парапету, встал на колени и осторожно выглянул вниз. Там на асфальте лежало истерзанное падением тело подростка, а вокруг уже собиралась толпа любопытствующих, жаждущих посмотреть на случившееся. Из курса судебной медицины доктор имел представление, что обычно происходит с организмом человека при падении с такой высоты. «Если он умер от обширного инфаркта еще до касания с землей, то это было бы самым гуманным исходом. Как жаль! Опять не удалось мне посодействовать спасению человека, хоть я и пытался. Может и верно тогда заметил этот самый «студент», там, где я появляюсь, везде пахнет смертью. Это уже проверенный факт. И это случается, несмотря на то, что все происходящее заключено всего лишь где-то на уровне моего подсознания в сочетании с мощной энергией аномалии», пронеслись мысли в голове Лапина. Через минуту он встал с колен, отряхнул их от пыли и не торопясь направился к выходу с крыши.
Оказавшись в коридоре, он подошел к лифту, чтобы навсегда покинуть этот печальный дом, нажал «вызов» и обе створки дверей сразу же раздвинулись. Странно, если бы те двое ребят спустились на лифте вниз, то он не должен был оставаться наверху. Впрочем, это уже не важно, ему надо уходить отсюда. Он это чувствовал, поэтому зашел в кабину лифта и нажал кнопку первого этажа. Однако двери лифта не закрывались, он надавил на кнопку еще раз, но без результата. Значит, придется спускаться пешком. Теперь стало понятно, почему кабина лифта осталась наверху, он же просто не работает, и наверняка эти двое друзей самоубийцы побежали вниз по лестнице.
Тогда Лапин покинул бесполезный лифт и направился к лестничной клетке. Вдруг он заметил, как дверь ближайшей квартиры открылась, и оттуда вышла пожилая женщина с клюкой, появлению которой Геннадий Михайлович не уделил бы даже малейшего внимания, однако, увидев доктора, она сразу обратилась именно к нему.
- Вы опять сделали что-то не так, доктор! Сколько же можно?!
- Что вы все ко мне привязались? – с негодованием крикнул Лапин старушке, - не смог я ничего сделать для этого пацана, не удалось его отговорить! Хотя я пытался и искренне хотел помочь не допустить того, что произошло!
- Черт с тобой, Геннадий Михайлович! Сейчас заходи ко мне в квартиру, иначе просто так ты из этого дома не выйдешь, - произнесла старушка приказным тоном, и Лапин по известной причине подчинился.
Старушка провела его в свою гостиную, сказала, чтобы он прилег на диван, где уже находилась подушка, чтобы отдохнуть. Он выполнил и это, хотя вовсе не чувствовал себя уставшим. Через пару минут старушка вернулась со стаканом и попросила доктора выпить содержимое, похожее на обычную воду.
- Зачем мне это? – недоуменно спросил Геннадий Михайлович.
- Пей, доктор, пей до конца, не разговаривай! – строго ответила старушка.
Лапин взял из ее рук стакан с жидкостью и, подумав пару секунд, залпом выпил все до дна, а потом откинулся на подушку, уронив стакан на пол. Через несколько секунд он понял, что засыпает, а потом окончательно провалился в пустоту…
…Очнулся доктор Лапин под мерный стук вагонных колес. Открыв глаза, он понял, что снова находится в поезде. Теперь он уже был одет в свою собственную одежду – камуфляжную куртку и резиновые сапоги. Оказалось, что его рюкзак и ружье с патронташем были на месте, тут же рядом с ним в открытом купе плацкартного вагона. Никого из других пассажиров, как и тогда, рядом не было. Тут он услышал долгий паровозный гудок, и все встало на свои места. Это был тот же самый поезд, только сейчас он, похоже, совершал обратный рейс. За окном начинали заниматься сумерки. В этот момент к его купе подошла проводница, одна из тех же самых, которые были и в тот раз.
- Геннадий Михайлович, скоро подъезжаем, станция Меленки, сообщила она и ушла к себе.
- Здравствуйте, доктор, - услышал Лапин знакомый голос куратора, который как обычно незаметно оказался рядом.
- А-а! Приветствую вас, Андрей Павлович, присаживайтесь! – доброжелательно сказал Лапин, а куратор занял полку против него, положив перед собой руки на откидной стол.
- Ну, как, интересно было путешествовать по своему подсознанию?
- Но под контролем аномалии, разумеется.
- Само собой, дружище! Тут без ее контроля ничего не происходит.
- Как вам сказать, если честно, приятного мало!
- Это уже целиком и полностью зависит от вашего подсознания, дорогой мой Геннадий Михайлович. Но ничего, потерпите, осталось немного. Помните, о чем, умирая, вас попросил Осип?
- Осип? Да, конечно, помню!
- Тогда желаю удачи, доктор! Вы подъезжаете к Меленкам, - сказал куратор и исчез также незаметно, как и появился.
И действительно, вскоре состав начал явно замедлять ход, а спустя пару минут, за окном показались знакомые меленковские домики. Поезд доехал до станции, протянул свои видавшие виды вагоны вдоль перрона и, в конце концов, затормозил. Доктор Лапин быстро собрался, и, прихватив ружье, патронташ и рюкзак, направился к выходу из вагона. Он сам открыл площадку, спустился по лестнице вниз, держась за поручни, и едва отошел от состава, как услышал долгий паровозный гудок, и поезд сразу начал движение. Геннадий Михайлович заметил, что в Меленках снова было лето, как и в тот день, когда он сбился с пути и попал во власть аномалии.
Спустившись с перрона на дорожку, доктор Лапин направился к уже знакомому зданию вокзала со скрипучей входной дверью. Внутри сидело несколько человек с вещами, возможно, они ждали рейсового автобуса, потому что единственный поезд «непонятно куда» только что ушел. Но знакомых ему стариков там не оказалось, а ему надо было срочно найти их, чтобы поговорить об их сыне. Такова была его предсмертная воля. Лапин помнил об этом. Он искренне надеялся, что Осип перед смертью не соврал, и беседа с его родителями могла бы помочь избавиться от власти аномалии. Доктору крайне не хотелось навсегда становиться ее пленником.
Покинув здание вокзала, Геннадий Михайлович остановился и стал думать, где же ему отыскать родителей Осипа. И вдруг он вспомнил, что пустившая его тогда на ночлег Пелагея Ильинична говорила, что они живут как раз в соседнем с ней доме. Значит, надо идти туда, но прежде стоит заглянуть к старушке и все же уточнить адрес. На улице было еще достаточно светло. Быстрым шагом доктор за считанные минуты добрался до Пелагеи, но у него не было желания заходить в гости. К счастью она сидела возле своего дома на скамейке и дышала свежим вечерним воздухом.
- Пелагея Ильинична, здравствуйте, как хорошо, что я вас застал! – начал говорить Лапин, радостно улыбаясь.
- Вечер добрый, гражданин, а мы с вами разве знакомы? – неожиданно для доктора спросила хозяйка дома.
- Ну как, немного знаем друг друга, вы же недавно меня приютили на ночлег на одну единственную ночь, помните?
- Ах, да, припоминаю! Вы же вроде врач, верно? Вы тогда ищо заплутали, а вас по телефону друг-от не признал?
- Все правильно!
- Ой, тогда проходите, у меня уж и чаек готов, посидим, поговорим, что-то вас очень давно не было, поди-ка, с полгода уж как…
- Как? С полгода?! – удивленно спросил Лапин, - а мне показалось, я был у вас буквально на днях.
- Не знаю, может, вы что-то путаете? – спросила хозяйка.
- Может и путаю, бывает, знаете ли, - сказал доктор, а сам подумал, что не стоит обращать внимания на «проделки» аномалии.
- Ну, так можот будё, зайдетё в дом-от?
- Нет, спасибо большое, вы знаете, а я ведь разыскиваю ваших соседей, мужа с женой Гурьяна Лукича и Серафиму Прохоровну. Вы тогда сказали, что они живут рядом с вами, не могли бы вы точно сказать, в каком именно доме?
- Да тут они, вон в том, суседнем-от обитают. Только не знаю, дома ли они сейчас, обычно вечерами все время на вокзале просиживают, с приветом они, стало быть.
- Я в курсе, просто сейчас их там точно не было, я на поезде приехал, как раз через вокзал проходил.
- Тады, дома, поди-ка, сидят.
- Спасибо большое, Пелагея Ильинична, я тогда уж к ним пойду…
- Удачи вам, доктор!..
Геннадий Михайлович махнул хозяйке гостеприимного дома рукой и  отправился к жилищу стариков, но пока он шел, к нему в голову залетела новая мысль о том, что сейчас их там нет. Посреди дороги он остановился, закрыл глаза и прислушался к своему подсознанию…
- Вечер добрый, товарищ! – услышал Лапин голос рядом с собой и мгновенно открыл глаза.
- Добрый, - отозвался доктор и вдруг вспомнил, что это тот самый дежурный по станции, который его так настойчиво уговаривал уехать на том поезде с паровозной тягой, только на этот раз он был без железнодорожной формы.
- Вижу, снова в наших краях? Что, опять заплутали?
- Да не совсем, уважаемый, вот, знаете ли, ищу стариков, тех, что на вокзале обычно подолгу сидят. Да вы их, думаю, знаете.
- Это те, которые «с приветом»?
- Ну, можно сказать и так…
- Знаю, конечно, кто же их в Меленках не знает.
- Кстати, не подскажете, где они могут быть в настоящее время? Вроде бы как дома их нет…
- Подскажу, я их только что видел, они оба с рейсового автобуса сходили, аккурат возле вокзала, стало быть, еще до дому не успели дойти. Может быть, и снова в зале ожидания уселись, кто их разберет, они, это, сами себе на уме.
- Спасибо, пойду искать их, - ответил доктор, кивнул головой собеседнику и быстрыми шагами направился к станции…
На вокзале в зале ожидания уже никого не было. «Значит, старики на этот раз с автобуса пошли прямо домой», решил Геннадий Михайлович и уже собрался вернуться обратно к их дому, но вдруг его кто-то окликнул по имени. Он с удивлением повернулся в сторону кассового окошка и увидел человека, очень похожего на куратора, стоявшего возле служебного входа и одетого в синий тренировочный костюм и кроссовки. Да, это был он.
- Вижу, вам опять нужна моя помощь, уважаемый доктор! – с менторской интонацией произнес куратор.
- Добрый вечер, Андрей Павлович! Давно не виделись! – иронично заметил доктор, - а вы разве сейчас не в поезде? Он, пожалуй, еще и до конечной станции не доехал…
- Ничего страшного, там проводницы работают, да вы их знаете…
- Понятно! А я вот пытаюсь разыскать стариков, но пока не удается… - смущенно ответил Лапин.
- Так вы их здесь и не найдете, надо в лес идти, они как раз по грибы собрались.
- Что-то поздновато для грибов-то? Странно! А мне сказали, что они только что на автобусе откуда-то приехали.
- Может быть и так, но это же не помешает им отправиться за грибами. Ну, вы же в курсе того, что они вообще со своими тараканами в голове.
- Хорошо, и где же нам их искать сейчас?
- Пойдемте со мной, я помогу, без меня вам все одно не справиться...
Куратор, по совместительству начальник поезда, и доктор Лапин вместе вышли из здания вокзала к железнодорожным путям, прошли вдоль перрона по направлению к старой водонапорной башне, дошли прямо до нее, но после этого не свернули в сторону леса, как сначала предполагал Геннадий Михайлович, а остановились около этого старинного водопроводного сооружения. Вход в башню преграждала массивная деревянная дверь, запертая на большой висячий замок. Куратор вынул из кармана ключ с резной личинкой необычной формы, легко открыл запор, снял замок, и открывшаяся дверь пропустила их внутрь.
Куратор нащупал выключатель и зажег свет. В помещении башни не было ничего необычного, только чистый дощатый пол, да проржавевшая металлическая лестница, которая вела наверх, к емкости с водой.
- Что же дальше, уважаемый Андрей Павлович, я в полном недоумении? – спросил доктор, разглядывая сырые кирпичные стены.
- Сейчас, уважаемый Геннадий Михайлович, полезайте наверх по лестнице! – решительно произнес куратор.
- Это действительно так необходимо, Андрей Павлович? – спросил Лапин, поглядев наверх, с горестью оценивая, на какую высоту придется забираться.
- Да, все верно! Полезайте, не бойтесь! Я потом скажу что делать!
На плече Лапина висело охотничье ружье, на спине рюкзак, не говоря уже о патронташе на поясе. Все это и без того было весьма тяжелым грузом, но вместе с ним еще и предстояло забраться на десятиметровую высоту. В этой ситуации доктор вспомнил, что действительно боится высоты, если только находится в шатком неустойчивом положении. Одно дело стоять на двадцатом этаже на крепкой кирпичной лоджии, а другое лезть по ржавой лестнице, не зная, выдержит она тебя или в какой-то момент ты с шумом грохнешься вниз и в лучшем случае сломаешь конечность, а в худшем...
И тут он вдруг снова вспомнил, что все еще находится под властью аномалии, а значит, в сущности, ему бояться-то нечего. Хотя даже в этой ситуации никто не может знать, что его ждет впереди. Но делать нечего! Без большой охоты, но движимый исключительно желанием поскорее покинуть эти аномальные места, доктор принялся подниматься по сырым и скользким перекладинам лестницы, на которой к счастью не было перил, иначе бы они еще больше мешали подъему Лапина с его поклажей. Геннадий Михайлович поднимался не спеша, аккуратно переставляя кисти рук от одной перекладины к другой, и то же самое делая ногами.
- Не волнуйтесь, лезьте смело! – подбадривал доктора Андрей Павлович.
Через некоторое время он добрался до металлической площадки, которая венчала лестницу, и взошел на нее.
- Я добрался, что дальше? – крикнул Лапин вниз куратору.
- Там в стене железная дверь, вы ее видите, Геннадий Михайлович?
- Вроде вижу!
- Подходите к ней, открывайте и заходите внутрь.
- Но там же выход через башенную стену, я могу выпасть наружу и грохнуться на землю, - опасливо крикнул доктор.
- Все в порядке, заходите туда, не бойтесь! И удачи вам!
Перепуганный не на шутку Геннадий Михайлович все-таки подошел к этой ржавой двери, толкнул ее, и она с жутким скрипом открылась. Он сделал шаг к зияющей пустоте, потом другой, а дальше, уже закрывая глаза и превозмогая внутренний страх, шагнул прямо через дверной порог…
…Очнулся он от ощущения, что находится на окружающем его прохладном воздухе. Открыв глаза, доктор понял, что очутился в самом настоящем смешанном лесу, характерном для средней полосы России да еще в летнее время года. Вся одежда и амуниция была при нем, ничего не потерялось, даже давно разряженный и бесполезный сейчас мобильник лежал в кармане куртки. Вдруг он услышал какие-то отдаленные голоса и начал движение на слух туда, откуда они доносились. С каждым шагом голоса становились все громче, и вот Лапин уже не только слышал их, но и мог разобрать, что они говорят…
- Смотри, Сима, какой чудный боровичок, - негромко крикнул мужской голос.
- А мне белый вот попался, Гурьяша, - ответила женщина.
- Хорошо, а вот смотри-ка, матрешек целая небольшая полянка, после дождичка-то знатно разрослись, иди ко мне, - снова крикнул мужской голос.
Лапин догадался, что это те самые старики, которых он разыскивает, то есть, родители Осипа, и быстрым шагом пустился к ним навстречу. Пройдя метров десять – пятнадцать, он, наконец, впереди заметил обоих стариков с корзинами, увлеченно собирающих грибы.
- Гурьян Лукич! Серафима Прохоровна! – крикнул им доктор.
- Ай! Кто там? – испуганно вскрикнул дед.
- Это я, доктор Лапин. Помните, мы с вами на вокзале в зале ожидания разговаривали, я тогда заблудился и еще вас спрашивал о том, как мне выбраться из вашей местности? – немного запыхавшись, произнес доктор, подойдя к старикам.
- Что-то как будто не припоминаю, - ответил Гурьян Лукич, поставив на землю корзину и пристально посмотрев на Лапина.
- Вы мне тогда еще сказали, что ждете автобус, хотели поехать в гости к сыну, помните?
- Ну, может быть, и было такое, - ответил дед. – А сейчас-то что ты от нас хочешь, мил человек?
- Поймите меня правильно, уважаемые, и заранее извините, если я доставлю вам неприятность. Я в курсе того, что вы постоянно сидите на вокзале в ожидании неизвестно чего, знаю, что ваш сын погиб. Вы считаете, что это произошло на железной дороге, на путях, верно?
- Да, все правильно, на путях, у нас в Меленках… - печально произнесла Серафима Прохоровна.
- Понимаете, соглашусь, в это сложно поверить, но это не совсем так…
- Что значит, «не совсем»? – удивленно спросил Гурьян Лукич.
- Видите ли, после разговора с вами, я сел в тот единственный поезд, который курсирует через Меленки. В какой-то момент проводница пригласила меня в соседний вагон к больному пассажиру. Когда я подошел, то увидел молодого человека с проникающим ранением в шею, он был весь в крови. Я попытался ему помочь, но мне не удалось, просто было уже поздно, через несколько минут он все равно скончался. Но перед смертью он успел сказать, что может мне помочь выбраться из этого аномального места, но для этого я должен разыскать его родителей и сообщить им кое-что.
- При чем же тут мы с Серафимой? – спросил старик.
- Получается, что родители этого молодого мужчины – это вы самые и есть! – сообщил доктор.
- Но как такое може быть-от? Наш сын погиб-от три года тому, а вы говорите, что видели его совсем недавно, - сказала Серафима Прохоровна, и на ее глазах появились слезы.
- Вы что-то путаете, мил человек! – произнес Гурьян Лукич, горько усмехнувшись.
- Понимаете, в этом месте, где мы с вами находимся, может быть и не такое, да вы сами обо всем этом знаете, поэтому прошу мне верить. Того человека звали Осип, а вашего сына?
- Верно, нашего звали Осип! – подтвердила Серафима Прохоровна.
- Откуда бы мне знать его имя, если вы мне никогда до этого его не сообщали?
- В Меленках-от его всякой знает, кто-то мог и сказать тебе имя, например та же Пелагея, у которой ты ночевал. Мы же тогда сами тебе посоветовали к ней обратиться, будё помнишь?
- Конечно, уважаемые, спасибо вам за это огромное! Но как же мне еще доказать-то? Ну ладно! Не буду лукавить, Осип меня попросил разыскать вас и сообщить буквально следующее. «Найди моих родителей и скажи, что я умер по-другому, не под колесами на путях, а меня убили в этом вагоне, и сделал это ты, доктор». Вот так он попросил меня сказать, но я-то его не убивал, он умер на моих глазах, истекая кровью, но ранил его кто-то другой, еще до моего появления, понимаете?!
- Откуда же нам знать, что это не ты? – с тайным укором спросила старушка.
- Зачем мне это нужно, я – врач, я спасаю людей, а не убиваю!
- Да врачи-то, гляди-ка, разные бывают, среди них и убийцы встречаются… - язвительно заметил дед.
- Соглашусь с вами, бывают и такие! Но я не из их числа! И потом в вагоне я тогда видел его первый и последний раз в жизни. И сейчас я это все делаю только для того, чтобы помочь себе самому. Осип пообещал каким-то образом решить мою проблему, если я расскажу вам все это! Вот я рассказал, а дальше не знаю, что из этого выйдет.
- Чертовщина какая-то, в общем, ерунда получается! – высказался старик.
- Но я примерно понимаю, что тут у вас происходит, когда времена года меняются в течение суток, когда время течет не равномерно, а скачет то вперед, то назад. Или когда мне в поезде с очень старыми вагонами выдают билеты советского образца. Или вот, например, происходит такое, как с тем молодым человеком, который пару дней назад в вагоне умирает на моих глазах, просит меня рассказать об этом его родителям, то есть вам, а вы утверждаете, что похоронили его три года назад. Неужели вы до сих пор не поняли, что живете в каком-то очень странном аномальном месте, где может происходить все, что угодно?
- Насчет аномалии-то мы догадываемся, но… - начал, было, говорить старик, но жена его перебила.
- Мы живем здесь всю жизнь, и никогда не замечали ничего такого странного, - уверенно произнесла Серафима Прохоровна.
- Но это же не значит, что всего этого не происходит! Я сам это ощущаю! – немного раздраженно произнес Геннадий Михайлович. – Мне надо знать, что касается вашего сына, верите вы мне или нет? Мне кажется, он просто хотел донести до вас правду о своей смерти, и сделал это через меня, через случайного человека, узнав, что я с вами знаком.
- Но он же просил сказать, что в его смерти виноваты вы, доктор! – с укором произнес старик.
- Так-то оно так, но я не понимаю, почему он именно так сказал, клянусь вам, я не убивал вашего сына, мне не удалось ему помочь, рана была слишком тяжелая, его бы до больницы не успели довезти, даже если бы рядом вдруг оказалась машина скорой помощи.
- Ладно, мил человек, я чувствую, что вы говорите нам правду, мы вам верим и прощаем, даже если на самом деле соврал, правда, Сима? – спросил старик у жены.
- Правда, Гурьяша, все равно Осипа не вернешь, зато теперь доподлинно знаем, как он умер, - ответила старушка, и потом неожиданно добавила.
- Знаешь, дед, давай больше не будем сидеть на вокзале и ждать не нужного нам больше автобуса?
- Давай не будем, я полностью согласен, хватит, насиделись, - ответил дед, - а то и прям, нас ужо сумасшедшими считают.
- А вам, доктор, огромное человеческое спасибо за информацию, вы тады ужо идитё своей-от дорогою, а нам надо еще грибочков пособирать, - произнес в мой адрес Гурьян Лукич, и они с женой, подняв с земли свои неполные корзины, отправились дальше в лес.
- Интересно, а мне-то теперь что делать? – крикнул им вслед доктор, желая спросить ответа не то у стариков, не то у самого себя.
- Прислушайся к себе, ведь ты же теперь, поди, умеешь чувствовать… - загадочно крикнул ему Гурьян Лукич и, подхватив жену под руку, продолжил путь, а Лапин им вслед пожелал здоровья.
«Так, и что теперь? Куда идти? Задание покойного Осипа я вроде выполнил, а где обещанная от него помощь? А вот насчет «чувствовать» дед мне тогда еще что-то говорил, получается, он в курсе происходящего в этих местах, только прикидывается несведущим. Вот и пойми этих местных», думал Геннадий Михайлович. Потом он снова закрыл глаза, расслабился, отрыл свое подсознание и стал ждать решения проблемы с помощью аномалии.
- Иди вслед за стариками! – произнес в голове доктора Лапина незнакомый голос, чем-то напоминающий голос куратора.
Геннадий Михайлович открыл глаза и стал вспоминать, в каком точно направлении они ушли. Потом он наугад двинулся вперед, все дальше углубляясь в незнакомый ему лес. «Вот ведь как получается. По большому счету, все эти люди, с которыми я встретился в этих загадочных местах, самые настоящие фантомы, некие персонажи, управляемые таинственной силой аномалии, неизвестно кем в эти места помещенной. Но сам я не хочу оставаться местным призраком, как тот же самый куратор. Я отвергаю твое приглашение, аномалия! Такое существование мне вовсе не по душе. Мне уже давно пора вернуться домой», размышлял доктор Лапин, одновременно через свое подсознание как бы посылая сигнал разумному началу аномалии, при этом все дальше и дальше заходя в лесную чащу в попытке догнать пожилых грибников.
Однако в итоге он окончательно потерял их след, и, тем не менее, упорно продолжал идти по лесу все дальше и дальше. Вдруг путь доктора преградила неширокая канавка, по дну которой протекал журчащий ручеек, всего лишь маленькое препятствие, но которое почему-то заставило Лапина остановиться. Постояв на месте, он снова прислушался к своему подсознанию, но оно отвечало безмолвием. Хотя доктор интуитивно чувствовал, что сейчас находится на каком-то незримом рубеже для принятия важного решения.
«Так что вы решаете, уважаемый Геннадий Михайлович? Вы остаетесь с нами или все-таки пойдете своей дорогой?», неожиданно прозвучал внутри его головы знакомый голос куратора. «Мне казалось, что своими рассуждениями я уже дал понять, чего мне хочется!», мысленно ответил ему Лапин. «Тогда не смею больше задерживать, уважаемый доктор!», услышал он в ответ. После этого голова вдруг сделалась чистой и ясной, и он четко осознал, что может спокойно продолжать идти, не оглядываясь назад. С легкостью перепрыгнув через узкий ручеек, доктор пошагал вперед. Он даже стал легче дышать, как ему показалось.
По лесу Геннадий Михайлович брел долго, по его ощущениям, несколько часов. Он, наконец, заметил, что у него не на шутку разыгрался аппетит, хотя раньше ему совершенно не хотелось есть. Лапин все шел и шел, не разбирая дороги, но его внутренние ощущения подсказывали, что он движется в верном направлении. Наконец, таежный лес закончился, и Геннадий Михайлович вышел на знакомую дорогу, по которой он еще нынешним утром отправился на лесную прогулку. Вскоре показались окраины города Нея, знакомые дома, мост через речку с одноименным названием. Среди немногочисленных городских улиц доктор благополучно отыскал ту самую, где находился дом его друга. А возле дома, сидя на крыльце, доктора уже ждал Анатолий со свойственным ему спокойствием.
- Ну, что, бродяга, нагулялся по лесам и полям? – шутливо спросил друг.
- Нагулялся, а что? Сколько времени? – спросил Геннадий Михайлович.
- Да поздновато уже! Восемь вечера, мы уже тебя искать собирались, ты же ушел с раннего утра, и телефон-то у тебя не отвечал.
- Заряд закончился…
- Ты, наверное, ушел через речку на север, в сторону Кологрива, туда никто из местных, обычно, не заходит. Потому как в тех местах случаи были, люди попросту пропадали. Там, знаешь ли, можно крепко заплутать, что с тобой, видимо, и случилось.
- Может быть и так, Толя. Может быть…
- Но, слава богу, ты нашел обратную дорогу… Небось, проголодался на свежем-то воздухе?
- Как волк, Толя! Как волк!
- Ну, давай, друг, заходь в дом, ужинать будем…
…Прошло время, после отдыха у своего друга в Нее доктор Лапин вернулся в Ярославль, отпуск закончился, и он продолжил работу в своей поликлинике. Но эта таинственного происхождения аномалия прочно вошла в жизнь Геннадия Михайловича. Случайное посещение этой диковинной области, которое ему в буквальном смысле удалось пережить, похоже, оставило свой особенный отпечаток в его подсознании. И выражалось это в том, что он стал по-другому воспринимать мир, начал безошибочно чувствовать, что именно ему делать, как поступить в каждом конкретном случае, какое решение принять, у него даже появилась некая способность к ясновидению. Все это очень сильно помогало ему в терапевтической практике. Теперь он мог ставить диагнозы пациентам почти сразу, едва они появлялись на пороге его кабинета.
Много позднее доктор, размышляя о том, что с ним произошло, наконец, осознал, что эта загадочная аномалия своими действиями проверяла его на прочность, как человеческое существо. Пока он находился там, эта мыслящая субстанция постоянно пыталась убедить его, что он слабак и неудачник, но, тем не менее, наш герой достойно перенес все испытания, не сломался, проявил мужество, и, главное, вернулся обратно. И все же, не смотря на то, что он категорически отказался оставаться во власти аномалии, не стал ее очередным фантомом, субстанция наградила его светлым даром, который он всю оставшуюся жизнь будет использовать на благо людей. Разумеется, информацию о самом существовании аномалии Геннадий Михайлович сохранил в глубокой тайне от окружающих, он чувствовал, что надо поступить именно так…