Уроки поражения крупнейшей армии. Часть I

Франция, май 1940 г. Немцы пересекают Арденнский лес и прорываются через Седан после восьми месяцев «Странной войны». Шесть недель спустя Франция подписывает перемирие и официально проигрывает войну Германии. Как это произошло? Как могла Франция, считавшаяся в то время одной из самых мощных военных держав мира так быстро проиграть? Более того ее поддерживали армии Великобритании, Бельгии и Нидерландов. И это при том, что численность армии и вооружения Германии была меньше чем Франции и ее союзников.


В преддверии Второй Мировой войны самой сильной сухопутной армией считалась французская. И не просто сильной, но недосягаемо сильной. Так считали и сами французы, и их союзники, и потенциальные противники.

Эти выводы базировались на следующем.
Во-первых, французская армия действительно показала себя отлично в Первой Мировой войне. Во-вторых, Франция была в межвоенные годы в числе лидеров по количеству разработок новых систем вооружения, о чём все знали, так как французское оружие широко экспортировалось по всему миру.

Французская промышленность была способна обеспечить вооруженные силы всем необходимым в избытке. И, что важно, французская военная промышленность, значительно превосходила германскую, кардинально,  ослабленную в результате  Версальских ограничений.

Около 2,5—3 млн человек Германия сконцентрировала на границах с Францией, Нидерландами и Бельгией. Примерно 3—3,5 млн составляли совокупные силы союзников: Франции, Бельгии, Нидерландов и Великобритании. Кроме того, французские танки превосходили по численности и по своим тактико-техническим характеристикам немецкие.

Всего во Франции было 2560 танков, плюс к ним около 900 бронеавтомобилей.
Всего Германия имела на тот момент 3465 танков.
Французская армия имела танков больше Германии, если учитывать устаревшие танки Renault FT.


Также  французские самолеты по своим тактико-техническим характеристикам превосходили немецкие.

Реальные цифры потерь французской авиации с 10 мая по конец июня 1940 года составили 795 самолетов, из них в воздухе было потеряно 320 машин, а в авариях – 235 и лишь 240 – от ударов с воздуха на  аэродромах. Эти данные полностью опровергают тезис об уничтожении французской авиации первым же ударом. Потери немецкой авиации достигли очень высокого уровня. Самый первый день военных действий стал рекордным по потерям немецкой авиации во всей второй мировой войне . Несмотря на преимущество в самолетах Люфтваффе потеряли за 42 дня боевых действий 2073 самолета (то есть половину от первоначального состава) и 6611 авиаторов, а 547 потерянных истребителей – свыше четверти от общего числа потерь - свидетельствовали об ожесточенных воздушных боях: эти данные приведенные исследователем из ГДР Олафом Гролером в фундаментальном труде “История воздушных войн 1910-1980 гг.“  По свидетельству командующего 2-ым воздушным флотом А. Кессельринга беспрерывные боевые действия уже через 16 дней “истрепали наших людей и боевую технику и снизили нашу боевую мощь до 30-50%”.

Битва за Францию — одно из самых драматичных поражений в современной военной истории. Тем не менее, большинство людей, кажется, действительно не знают, что вызвало это.  Главным фактором, который привел к победе Германии было ее абсолютное превосходство радиоразведки и высокоэффективное скрытное управление войсками. 

Среди стран участников Первой Мировой войны Германия больше других осознала важнейшее влияние радиоразведки на результаты военных баталий. Недаром   фельдмаршал Пауль фон Гинденбург был награжден Звездой Большого Креста за битву под Танненбергом и разгром русских войск в Пруссии. Один из главных архитекторов победы под Таннербергом, немецкий полковник Макс Хоффман, который руководил  радиоперехватом, писал: «Мы знали всё о планах русских из прослушанных их радиопереговоров". Тоже самое повторилось с французской армией в 1940 году.

После разгрома французских войск в 1940 году Герман Геринг получил  такую же награду - Звезду Большого Креста. В секретном приложении к награждению Геринга написано о его выдающейся роли в командовании подразделениями, занимавшимися перехватом и дешифрованием секретных линий связи побежденных стран, что являлось решающим фактором в молниеносном разгроме французских и английских войск.

Награждение этой высшей наградой Германии за победы, одержанные с помощью достижений технической разведки, говорит о многом. В XX веке такой военной  наградой в  Германии были удостоены только два человека: Пауль Гинденбург и Герман Геринг.

Германия начала Вторую Мировую войну с самой мощной в мире радиоразведкой. Численность которой достигала около 100.000 сотрудников. А организация FA Германа Геринга, которая осуществляла глобальный контроль за системами коммуникации Германии и других стран по численности была в два с половиной раза больше чем гестапо.

Мой анализ показывает, что французы проиграли в 1940 году главным образом по следующим причинам: чрезвычайно слабая, фактически, провальная работы французской  радиоразведки и разведки, очень неэффективная организация скрытного управления войсками, оперативная и тактическая неполноценность и плохое стратегическое руководство армией Франции.

Перехват незашифрованных текстовых сообщений и радиопереговоров привел к огромным успехам немецкой разведки. Немцы сосредоточились на перехвате низкоуровневых сетях тактического звена армий противника. Эта стратегия немецкой радиоразведки  « способствовала огромному  тактическому и оперативному успеху», по словам Дэвида Кана, известного своими историческими исследованиями немецкой радиоразведки. Германская радиоразведка гордилась тем, что быстро использовала  перехваченные сообщения командиров французской армии, так что это была оперативная и очень важная информация.

Низкоуровневые военные сети редко точно объясняют, что противник собирается делать в больших масштабах.

Однако, немцы преуспели в области анализа подобного трафика. Благодаря систематическому перехвату, подробному ведению записей, тщательному анализу, изучению и объединению с другими источниками разведданных прогнозы немецких аналитиков по передвижению армии противника  были верны, примерно,  в 90% случаев (немцы тщательно проверяли свои прогнозы задним числом, чтобы получить этот процент).

Большинство этих данных получались  не в каком-то центре  вдали от поля боя, а прямо на фронте. В качестве примера можно привести действие  621-ой роты радиоперехвата армии Роммеля в Северной Африке. Это небольшое подразделение точно предсказывало британское наступление и предоставляло Роммелю очень много информации о британском боевом порядке и направлении движения войск.



Еще до начала военной кампании французы оказались в невыгодном положении из-за полного провала разведки. Хотя французы сначала правильно догадались, что Германия намеревалась атаковать в основном через Бельгию, они совершенно не смогли со временем переоценить намерения Германии и в конечном итоге были обмануты противником, когда были атаковали через Арденны и Седан. Следовательно, французские силы не были адекватно развернуты, чтобы противостоять натиску немцев. Ирония этого провала французской разведки заключается в том, что он начался как провал немецкой разведки. Известно, французы изначально догадались об общем немецком плане, и их мысли подтвердил «мехеленский инцидент». 10 января 1940 года в Бельгии случайно приземлился немецкий самолет. В этом самолете находился офицер, владевший планами Третьего рейха в отношении предстоящего наступления на запад.

Если бы не этот инцидент (и плохая погода), этот план нападения Германии на Западную Европу был бы осуществлен Германией. Однако после этого события Гитлер решил, что необходим новый план. Однако, в то время как «Мехеленский инцидент» побудил немцев изменить свои планы, для французов, и особенно для генерала Мориса Гамлена, главнокомандующего, все было наоборот. Главнокомандующий французской армией увидел в этом событии подтверждение своих предположений относительно намерений Германии.

Следовательно, французов в конечном итоге обманули непреднамеренные действия своей контрразведки. Германия случайно сообщила свои планы союзникам, но адаптировала и использовала эту возможность, чтобы одурачить последних и в конечном итоге напасть в другом месте. Французы, однако, никогда не думали, что захваченные документы могут быть сочтены Германией скомпрометированными, даже если они попали в руки врага.

Французы совершили драматическую ошибку, когда дело дошло до разведки. Мало того, что они не проводили регулярной переоценки намерений Германии, они также не замечали многих фрагментов информации, указывающих на то, что планировала Германия после января 1940 г. Например, над районом Арденн летало много немецких разведывательных самолетов; пленный немецкий летчик признался, что его задачей была разведка местности вокруг Седана; в Люксембург приезжало необычайно много немецких «туристов». 

Французская разведка узнала, что одному из лучших оперативников абвера было поручено обследовать район от Седана до Амьена, который, как оказалось, должен был стать местом главного удара немецкого наступления. Хотя  перехваты информации шифрмашин«Энигмы» свидетельствовали о более высокой вероятности нападения через Арденны. Французское командование доверяло больше, традиционно, агентурной разведке чем информации, полученной радиоразведкой. И это была их главная стратегическая ошибка, которая привела почти к молниеносному разгрому армий Франции и ее союзников.

Основные проблемы помогают объяснить, почему французская разведка не смогла определить направление предстоящего наступления. Возможно, самым важным из них является то, что французские разведчики на самом деле не анализировали собранные разведданные. Они не рассматривали такую информацию в перспективе и не сопоставляли данные. Как объясняет Эрнест Р. Мэй в своей прекрасной книге «Странная победа», французская разведка никогда «не задавалась вопросами «Почему?» или «Что на самом деле происходит?» и делала свои собственные выводы.

Ни у кого не было задачи проводить детальный анализ разведывательных данных и соотносить их с оперативным планированием. Следовательно, не было офицеров французской разведки, чья работа заключалась в том, чтобы думать о том, что может происходить по ту сторону границы среди немецких силы. Этот конкретный вопрос оказался драматическим. Нападение через Арденны, фактически, рассматривалось французской разведкой, но в их глазах оно в конечном счете оставалось столь же вероятным, как и нападение через линию Мажино или Швейцарию. Французская разведка действительно собрала много признаков изменений в немецком плане, но не смогла заметить «красные флажки», которые указывали на направление главного удара.

Другая проблема заключалась в том, что все офицеры французской разведки были сделаны по одному шаблону, что, скорее всего, уменьшало шансы на наличие различных мнений и анализов, а гражданские эксперты не могли предоставить дополнительную информацию, особенно когда дело касалось промышленных предприятий, политических, дипломатических и экономических аспектов Германии. Более того, бюрократия французских спецслужб препятствовала распространению новой информации, которая ставила под сомнение заранее принятые догмы высшего руководства французской разведки. 

Структура французских спецслужб не была приспособлена для обеспечения правильного и достоверного потока информации к соответствующим лицам, принимающим стратегические решения по управлению армией. Например, не было объединенного разведывательного комитета, контролирующего все различные разведывательные службы, как, например, в Соединенном Королевстве. Вместо этого они находились в ведении различных министерств (иностранных дел, военного, военно-морского флота и авиации), не имея какой-либо всеобъемлющей структуры, координирующей их усилия, кроме самого правительства.

Следовательно, не было прямой связи между ключевыми лицами страны, принимающими решения и офицерами разведки. Например, один из руководителей разведывательных служб Франции, полковник Луи Риве, встречался с министром обороны Эдуардом Даладье всего пять раз за три года.

Французской разведке не удалось определить Арденны как главный пункт удара немецких войск. Отчасти потому, что она не смогла правильно оценить намерения Германии, сопоставить данные и правильно сделать выводы. Эти ошибки привели к тому, что французские войска были плохо развернуты для отражения атаки, что оказалось совершенно драматическим: лучшие французские войска попали в ловушку, оказались не в тех местах и были отрезаны, в то время как хуже подготовленные войска  противостояли лучшим немецким  войскам.



Французская доктрина сыграла огромную роль в поражении, поскольку многие проблемы во французской армии были прямо или косвенно связаны с доктриной. Она не была приспособлена для быстрых боевых действий, не поощряла  импровизацию офицеров и делал французов чрезвычайно медлительными. Доктрина, вероятно, является наиболее важным фактором, объясняющим поражение Франции.

После огромных потерь Франции в Первой мировой войне — около 40% активного мужского населения — французские военные отвергли идею импровизированных, неподготовленных наступлений, которые были обречены на неудачу. И  что единственный способ добиться успеха для нападающего — это большая концентрация огня с использованием «в три раза больше пехоты, в шесть раз больше артиллерии и в пятнадцать раз больше боеприпасов». Такая огневая мощь сделала централизованное управление гораздо более важным, чем когда-либо.   Следовательно, сложность такой операции резко снижала маневренность и требовала строгой координации.  С этого момента бой стал «методическим» или «контролируемым».

Как объясняет Роберт А. Даути, эта доктрина предусматривала «жестко контролируемый бой, в котором все подразделения и оружие тщательно выстраивались, а затем использовались в бою. Французы предпочитали пошаговое сражение, в котором подразделения послушно перемещались между линиями фронта  и придерживались строго запланированного расписания. Они предпочитали длительный, сложный процесс, в котором ценилась подготовка, а не импровизация».

Движение военного подразделения  также ограничивалось дальностью артиллерийского огня. Артиллерийский огонь действовал как защитный зонт, под которым нужно было планировать и выполнять каждое действие и за которым ничего не происходило. Контратака обычно полагалась на использование огневой мощи, а не на маневрирование. Но чтобы такие контратаки увенчались успехом, французам нужно было передвигать части перед прорывом быстрее, чем мог бы продвигаться атакующий противник.

Поскольку эта доктрина требовала большой координации, французы считали, что «место принятия решений должно оставаться на более высоком уровне». – и вся система была разработана таким образом, чтобы она осуществлялась сверху вниз. Это означало, что французский военный истеблишмент вряд ли мог гибко реагировать на непредвиденные ситуации и вряд ли мог извлечь выгоду из успехов, достигнутых подразделениями более низкого уровня.

Побочным продуктом французской доктрины была медлительность. Поскольку доктрина «методического боя» пыталась устранить как можно больше трений на поле боя, она давала очень конкретные требования и инструкции по проведению штурма, основанные на различных факторах, таких как ширина, глубина и время.

Процедуры согласования  были сложными, формальными и потребовалось много времени, чтобы ввести их в действие. Существовала своего рода «бюрократия поля боя», как называет ее Карл-Хайнц Фризер в своей превосходной книге «Легенда о блицкриге», при которой весь персонал был организован для методичного предвидения всех операций на земле. Следовательно, эта система основывалась на очень громоздких  приказах, требующих длительной подготовки, содержащих множество деталей, что неизбежно сказывалось на темпах операций.  Медлительность также оказалась  проблематичной, потому что, как указывалось ранее, для успеха французских контратак, бреши нужно будет затыкать быстрее, чем противник будет продвигаться вперед.

Продолжение следует.